Текст книги "Огненный дождь"

10. Князь Лютень. Дорога возле Рыжих Камней. 29 день месяца Серпеня

Конечно, страшно ехать навстречу неизвестности. Базиликанцы – не торинги, не всегда слова держатся. Тем более могут его нарушить, если навстречу – вож выезжает. Варвар, которому слово дать – ничего не обещать…

Князь Лютень не боялся ни капли. За спиной, всего в полуперестреле – верный брат, надёжный воевода Радовой, и с ним пять тысяч дружинной конницы. На крыльях вражеского отряда нависают лучшие лучники Родянии – родовичи-лисы и если тут кто-то хоть почешется не так – они выбьют стрелами и его, и его соседей. Потом в дело вступит уже упомянутая конница.

Впрочем, бывало и такое, что базиликанцы слово держали. Вот сейчас, именно сейчас его конь пересечёт им самим же установленную, для прочих глаз невидимую черту. Если к этому моменту от базиликанцев никто не отделится…

Словно следуя за ходом его мыслей, передний ряд базиликанцев разомкнулся, и навстречу выехал одинокий всадник. Конь его – похоже, глассийской скаковой породы – конечно, был не столь внушителен, как жеребец Лютеня. Но шёл резво, выступал гордо. Всадник был высок, строен, но широк в плечах и вовсе не походил на базиликанца. Золочёный шлем плотно сидел на голове, оставляя открытыми только сами глаза. Чёрные глаза, которые дерзко смотрели на Лютеня, Ещё выделялся горбатый, длинный нос, нависающий над тонкой полоской губ. Молод был… И тоже – безоружен.

– Радуйся, склавин[71]71
  склавин – дословно – светлоголовый, базиликанское название родян.


[Закрыть], – первым заговорил базиликанец, при этом не прекращая пожирать его яростным, полным ненависти взглядом. По-родянски сказал, пусть с акцентом, но – правильно.

– И ты здравствуй, полуденник, – на родном языке противника ответил Лютень. – Зачем ты хотел меня видеть?

– Я хочу сказать, что мы оба попали в тяжёлую ситуацию, – медленно начал вражий вож. – Ты видишь, мои солдаты крепко встали в этом узком месте и даже твоим стрелкам не удастся сильно нам навредить…

– … Я в этом не уверен!.. – перебил его Лютень.

– … Не сможет нам сильно навредить, – упорно повторил базиликанец. – Я – арифмарх Фотий Максимилиан Тавр, говорю тебе об этом уверенно! Я долго воевал – в Номадии и против ваших разбойников. Я знаю, как удерживать позиции в узких местах.

– Да и удерживай себе, – ухмыльнулся князь. – Я, князь Лютень Холмградский, посоветовал бы тебе сдаться. Если, конечно, хочешь ещё пожить!

– Мы будем сражаться, если вы нападёте, – возразил арифмарх.

– Тогда зачем ты меня звал?

– Я именно это хотел тебе сказать, – арифмарх оглянулся. – Мои воины полны сил и желания, твоя конница, равно как и пехота, устали от долгого перехода. Я вижу – кони в мыле! Да вы даже разогнаться не сможете, – Кто сказал, что будем? – удивился Лютень. – Я думаю, нет нужды марать о вас мечи. Я думаю, достаточно будет забить вас стрелами! Мои братья согласятся со мной.

– Мы будем сражаться и много ваших воинов падёт! – огрызнулся Фотий.

– Возможно… Но разве не на войну пришли? – улыбнулся князь. – Те, кто погиб сегодня и ещё погибнет, будут пировать за столом у Перуна, в Вирии! И я смерти не боюсь. Нарушишь слово, попробуешь убить, мои братья-князья отомстят за меня!

Очень похоже было, базиликанец горел желанием ответить грубо. Но сдержался – не в той он пребывал ситуации.

– Что будет со мной и моими людьми, если сдадимся? – после тяжёлого молчания спросил он.

– Мы в вас не властны, – пожал плечами Лютень. – Передадим вас графу Радану. Пусть он решает, казнить вас, или миловать!

– Торинг?

– Торинг!

– Что ж, – видно было, что на что-то базиликанец решился. – Я должен переговорить с трибунами. Без них моё решение всё равно не будет окончательным. Две вигилии дашь?

– Вигилию, – с трудом вспомнив, что так базиликанцы и торинги исчисляют два часа, недовольно ответил Лютень. – И если увидим движение солдат, да обратится ваша ложь против вас же. Мне уже трудно удерживать воев. Они желают отомстить!

– Отомстить? – искренне изумился арифмарх. – Не понимаю… война же! Я обманул вашего сотника так же, как он принудил меня идти следом. Без обид, склавин!

– Без обид, – мрачно ответил тот. – Только там мои воины были!

С тем и разъехались: базиликанец – выдерживать тяжёлый разговор с трибунами, Лютень – его ждал ещё более тяжёлый разговор с князем Буйславом. Вон ярится в тридцати шагах за строем. Только что на Радовоя, уже почерневшего от гнева, не бросается…

Так и есть, будет ссора…

– Князь Лютень, иди-ка сюда! – прорычал Буйслав, не озаботившись тем, что рядом – простые ратники.

– Я слушаю тебя, брат-князь, – мягко и добродушно улыбнулся тот. – Что хочешь мне сказать?

– Как ты посмел без моего согласия договариваться с базиликанцем о мире? Или – о сдаче, что одно и то же!

– Посмел? – удивился Лютень, высоко подняв брови. – А кто может мне запретить? Ты, князь-тур? С каких пор?

– С тех пор, как согласился что вож похода – я! – выкрикнул Буйслав. – Забыл?!

– Отчего ж, не забыл, – пожал плечами Лютень. – Тебе горы трупов и кровавая победа нужнее, или вывести из строя пять тысяч базиликанцев? Не самых, к слову, слабых!

– Ты о чём? – подозрительно взглянул князь-тур.

– Если они сдадутся, мы потеряем только тех, кто погиб в заставе. Враг – пять тысяч воинов, что пойдут в полон. К нам или торингам… Наверное – к торингам. Это те арифмы, которые могли бы прийти на выручку Сальму. А погибшие здесь родяне – те самые, что могли бы Сальм брать! Что нам выгоднее? Скажи, вож! Я с почтением и готовностью жду твоего слова!

Глубоко укрытый, но всё же видимый упрёк Лютеня задел старого князя – не без этого. Он побагровел, но гнев сдержал. И… вдруг улыбнулся. Широко и совершенно дружески, чуть ли руки не распахнув широко.

– А ведь ты прав, Лютень! А я – старый дурень, и впрямь застил очи кровью врагов, местью… Месть сладка, но такая победа – важнее. Что значит – молодой ум, хмелем не затменный! Значит, в плен их беря, двух зайчат убиваем. Своих воинов сохраняем, вражьих – под корень изничтожаем. И Сальм голыми руками берём… Молодец, молодец… Думаешь, согласятся сдаться?

– Не согласятся, так я первый на приступ пойду, – твёрдо заверил его Лютень. – Поверишь – нет, руки чешутся меч вынуть и за воев отомстить. Берсень, остальные… отличные воины! И ведь как дрались…

– Ну, ну! – недовольно пробормотал Буйслав. – По мне, так и уже бы надо. На приступ-то… А вот, наверное, ещё один сторонник нападения идёт… Сотника Ярославом зовут?

– Ярославом, – мрачно ответил Лютень. – Прости, князь!

Он пустил коня шагом к Ярославу, поэтому пошатывавшийся, всю дорогу опиравшийся на плечо Тилла сотник оказался перед ним быстро.

– Княже, как же так!..

– Ты ещё, Ярослав, – простонал, скривившись, как от зубной боли, князь. – Разве не понимаешь?

– Понимаю, не понимаю… Берсень мёртв! От моей сотни – ошмётки! Его людей по пальцам считать можно, хватит тех пальцев… И эти – уйдут безнаказанно?! Вот так вот просто – уйдут?!

– Никуда они не уйдут, – твёрдо сказал Лютень. – Сотник, шёл бы ты в обоз! Тилла тебя полечит… Не твоё это дело, уж не обижайся.

– Эх, княже, – горько вздохнул Ярослав. – Как же так…

Разговор, впрочем, на этом прекратился. И прервали его базиликанские горны, возвестившие, что задолго до конца назначенного князем срока базиликанцы готовы дать ответ…

Глава 6 «Сальм»

1. Князь Лютень и сотник Ярослав. Под стенами Сальма. 5 день месяца Вересеня[72]72
  вересень – сентябрь.


[Закрыть]

Граф Радан был счастлив и потрясён, когда ему пред ясные очи явили четыре тысячи базиликанских воинов. Правда, теперь его терзала головная боль – куда их девать. Что ж, и эту беду он смог разрешить с честью. А уже через седмицу гардарские рати, почти в полном составе, обложили Сальм. Сначала окрест него были взяты все сёла и городки, перекрыты конными разъездами все дороги. Потом настал черёд и самого города. К третьему дню месяца Вересеня войска подошли вплотную к стенам и началось то, что называлось у родян – стоянием. Иначе – осадой.

Высокие, кажущиеся несокрушимыми, стены Сальма были сложены из могучих валунов и когда-то считались неприступными. Когда-то… По слухам, последний раз их подновляли лет за десять до войны, а до нынешнего дня – и того больше прошло. Ещё говорили, в городе почти не осталось населения. Из сорока тысяч, что было до войны, до сражения под стенами, осталось то ли десять, то ли пятнадцать – старики, женщины, дети… те мужчины, что не смогли или не захотели уйти с торингским войском, оставить семьи. Раньше не ушли, теперь уже поздно было. Исход продолжался почти два месяца, только потом, почуяв неладное, базиликанцы затворили ворота и более горожан за них не выпускали. Оставаться одним в пустом городе явно не входило в их планы. Оставшимся горожанам они тоже не доверяли, и уж как помощников в обороне стен не рассматривали. Не прирежут мужчин с первой стрелой штурма – уже можно в ножки им поклониться…

Как рассказывали редкие доглядчики, сумевшие в город пробраться, там вот-вот должен был начаться голод. Уже сейчас про рыбу и мясо даже богатые – а таких осталось совсем немного, – вспоминали далеко не каждый день. Беда была с солью, до заоблачных высот взлетели цены на сахар и вино. Оставшимися в изобилии пивом и яблоками – урожай удался богатым, – всё же народ не накормишь. Человеку надо мясо, желательно – солёное. И молочка не помешает выпить… Труднота с дровами и даже питьевой водой только должна была начаться – как только родяне перекрыли дороги, базиликанцы справедливо перестали выпускать дровяные обозы за стены. Возчики бы не вернулись, а дров и так и так не прибавилось бы. В общем, граф Радан, в чьи обязанности и входило заботиться о верноподданных императора Теодора, злился и время от времени затевал вполне понятную прю с князем-туром Буйславом. Тот, внезапно упрятав куда подальше свой горячий нрав и жажду крови, настаивал именно на стоянии. И попробуй убеди его… Впрочем, ни один из трёх князей – ни Буйслав, ни Лютень, ни Рудевой не собирались рисковать своими воинами. Тем более, что те же доглядчики донесли: в городе, при стратиге Романе Гардусе находился отряд базиликанских магов. Магов… Тех самых, возможно, что обеспечили базиликанцам победу при Сальме. Вот они, огромные братские могилы, ещё травой не заросли!..

Князь Лютень славен был осторожностью. Он предпочёл бы осторожничать и дальше. Подождать, пока в городе кончится продовольствие, пока оголодавшие горожане, видя рядом подмогу, не бросятся убивать базиликанцев прямо на улицах. Так-то оно проще будет… Так нет! Граф Радан, доселе мягкий и добрый, казавшийся слабохарактерным, проявил здесь и волю, и напор истинного воина. На князей он давил непрерывно. Штурм, штурм, штурм! Словно других слов не было. Мол он, как наместник императора на этих землях, не может и не желает допустить гибели хотя бы ещё одной тысячи торингов. А при осаде, когда в дело пойдут пороки[73]73
  порок – осадное орудие.


[Закрыть], эти потери будут. Куда без них… Вот, кстати, и он. Лёгок на помине – в сопровождении двух десятков панцирников едет по лагерю. Сюда…

– Ратша! – рявкнул князь, вовсе не желая встречаться в торингским нобилем и выслушивать его упрёки и занудные рассуждения ещё раз. – Мирон! Меч, коня мне! Кто там дежурит подле шатра – сотню в седло! Поеду, посмотрю стену поближе.

– Рискованно, княже, – осудил осторожный Мирон, – Лучников у них, понятно, нет. Но арбалетчики – сильны!

– Ты – можешь не ехать, – великодушно разрешил князь.

В лицо Мирону, и без того покрасневшему под ласковым Коло, словно кипятку плеснули. Он побагровел и что-то прошипел задушено.

– Нет, ну если ты хочешь, – протянул князь словно в раздумьи. – Ратша, кто там дежурный сотник?

– Ярослав, княже, – ответил тот, уже успев обернуться туда и обратно.

– Ярослав?… Добре, – помолчав, сказал князь. – Ярослав!!!

– Я здесь, княже! – явился тот, засовывая за пояс, в специально нашитый карманчик, бронзовое стило. – Звал?

– Звал, – кивнул тот. – Новички пообтесались? Сотня готова?

– Княже, – честно сказал сотник. – Тех, кто погиб, не заменишь всё одно. Но хлопцы добрые.

– Тогда – сотню в седло. Поедем осматривать вражью крепость, – буднично сказал Лютень. – И побыстрее!

– Сотня в седле, – так же буднично сказал Ярослав, потом глянул за спину князя и усмехнулся. – Да, у торинга кишка тонка под стены сунуться! Ведуна бы, княже… Не нравятся мне эти маги объявленные. Нет, я конечно смерти не боюсь. Но и без головы войско оставить не хочу.

Князь Лютень пристально на него посмотрел и опять вынужден был признать – голова у сотника на плечах. И соображение наличествует… Иной бы просто подчинился приказу. А этот не боится посоветовать, да ещё и настаивать на своём. Мол, ты князь, но и я – не грязь.

– Добро, – кивнул Лютень с некоторой задержкой. – Добробог ко мне ведуна приставлял?

– Улеб сегодня, княже! – встрял Ратша, как всегда ведавший всё.

– Зови. Пусть с нами едет!..

Улеб ведун немолодой и неразговорчивый, как большинство ведунов рода Медведя – крепкотелый, звероватый обликом, вышел не спеша. Кажется, даже намеренно не спешил. Коротко склонил покрытую космами волос голову перед Лютенем, взобрался в седло невысокого, тоже мохнатого и очень сильного жеребчика…

– За мной! – радуясь предстоящей прогулке, велел князь. Тем более радуясь, что видел: Радан его заметил и пытается догнать. Насколько это возможно в воинском лагере, где каждый миг что-то происходит, кто-то куда-то поспешает, движутся отряды на варту и с неё на отдых. В муравейнике – тише!

Застоявшиеся кони взяли лихим махом, и почти сразу же, совершенно беззастенчиво оттирая его назад, нарушая все законы и обычаи, вперёд выметнулось два десятка дружинников во главе с верным подручником Ярослава – Яросветом. Сам сотник скакал одесную от князя, сохраняя рожу непроницаемой и всем видом показывая, что он здесь не при чём. Притом каждому ведомо – Яросвет без слова Ярослава шага не сделает…

– Сотник, не позорь своего князя, – прошипел Лютень сквозь плотно стиснутые зубы. – Что со мной случится, если до стен – верста почти?!

– Маги и дальше бьют, – оспорил тот. – Мне хлопцы из императорских говорили! А так – на щиты попробуем принять! На обереги, опять же.

– Ух, – заскрежетал зубами Лютень. – Зол я на тебя, Яр!

Князь очень редко называл так сотника и обычно – в минуты высочайшего расположения. Что ни говори, а приятна проявленная забота.

Ярослав сумел сохранить лицо непроницаемым, а оглянувшийся десятник, видя, что сотника не распекают, расплылся в улыбке и, видимо выполняя всё тот же план, поставил воинов так, что вокруг князя образовалось кольцо из живых тел и булата.

Меж тем, скачка продолжалась, а стена приближалась. Высокая – в тридцать, а местами и пятьдесят локтей высотой, по слухам – толстая, в два валуна или по иному – две маховых сажени. С узкими бойницами промеж зубцов, с отблесками в тех бойницах от шлемов вражеских стратиотов… Сбавили скок до груни.

– Сильна, – выдохнул сквозь зубы Ратша. – Княже, как же её… брать?!

– Возьмём, – тихо, но твёрдо ответил Лютень, оглядываясь. Граф Радан, как он и думал, не рискнул сунуться под стрелы и копья, метался пешим на границе лагеря и поля. Ничего, подождёт…

Со стены что-то прокричали, даже метнули копьё. Оно, разумеется, вонзилось в землю, но далеко от всадников.

– Ишь ты, нахалы, – проворчал Ярослав. – Яросвет, ответьте!

– Яр, дай я, – взмолилась ехавшая неподалеку, в безопасной серёдке, Тилла. – Я попаду, клянусь!

Ярослав покосился на князя, тот ехал невозмутимый. Словно не слышал.

– Ну что ж… большего чем бабий ответ, они не стоят, – пожал он плечами, – только гляди мне. Промахнёшься – шкуру спущу. Как сотник, имею право!

– С задницы! – заржал кто-то из дружинников, и тут же заткнулся, наткнувшись на ледяной взор Тиллы. Её поединок с Руцкарём ещё не истаял из памяти.

Тилла неспешно добыла свой лук – тяжёлый богатырский, из которого даже булатный доспех пробить можно. Для того, чтобы натянуть тетиву, ей пришлось слезть с коня и всей своей мощной грудью навалиться на рога., Натянутая тетива тихо загудела, словно здоровалась с хозяйкой. Потом травница долго выбирала стрелу – чтобы ровная была, без изъяна и с добрым оперением. И наконец, когда изнемогли самые терпеливые, встав на одно колено, начала выцеливать довольные рожи, в большом количестве высунувшиеся за городню – ржали, сволочи…

Стрела запела свою песню, когда казалось уже, что выстрела не будет. Она сразу пошла круто вверх – лучница взяла так, чтобы не было позора и идущая по дуге, стрела не ткнулась в стену. На стене ржали ещё громче, на неё показывали пальцами. Силы родянских луков здесь ещё не изведали, в слухи не верили… До тех пор, пока стрела не опрокинула одного из них внутрь. Если и не убила – была всё же на излёте – напугала порядком. От испуга всего вернее сверзиться можно. От острой боли, пронзившей тело. Теперь уже кричали радостно – на всякий случай уходя за пределы выстрела – дружинники. Кто-то неприличные жесты показывал, Ратша вовсе хотел зад заголить… Постеснялся.

Князь коротко кивнул Тилле:

– Молодец… Ты – настоящая поляница, Тилла! Я не зря брал тебя в поход…

– Благодарствую, княже, – зарделась травница.

2

Разведка не затянулась, хотя и коротким визит под стены нельзя было назвать. Проехали почти поприще, прежде чем князь Лютень довольно сказал:

– Ну, можно и возвращаться!

Хорошо говорить, думая только о хорошем.

Почти сразу на стенах Сальма вновь взорвались радостными криками защитники. И застонал, схватившись за голову, Улеб.

– Что случилось? – недовольно поморщившись, спросил его князь.

– Маг на стене, княже, – простонал ведун, вцепившись в свои космы волосатыми – в рыжем волосе – руками.

– Так сделай хоть что-то! – рыкнул на него Ярослав. – Сотня, отходим!

И тут маг ударил… Родянам впервые довелось увидеть подобное: со стены, под свист и улюлюканье, добавляя ещё и собственный вой в эту музыку, сорвался большой огненный шар. Был он с хороший валун размером. Огненный валун…

– Ведун, сделай что-нибудь! – заорал Ярослав, напуганный уже всерьёз. – Улеб!!!

Дружинники Яросвета, не дожидаясь приказа, ударили по шару из луков. Как будто стрелой можно сбить магический огненный ком… Нельзя. Тонкие деревянные древки вспыхивали ещё на подлёте.

– Улеб!!! – не своим голосом заорал Ярослав, видя, что стрелы не спасут. – Защити князя!

По лицу ведуна градом текли капли пота, глаза стали безумными… С пальцев сорвался тёмный комочек, который стремительно, почти незаметно для глаз обратился в сову. Обычную сову, неуклюжую и серую. Только очень большую.

Она внешне неспешно, а на самом деле со скоростью молнии полетела навстречу огненному шару базиликанца… Сшиблись шагах в пятидесяти, сшиблись с грохотом, словно две панцирные сотни грянулись лоб в лоб.

Хоть и далеко было, жаром достало до первых рядов. Кто-то закричал, оплакивая опалённые волосы, у кого-то понёс верный и надёжный, ничего не страшащийся конь. Но никто не погиб и даже раненных не было.

– Уходим, быстро! – сквозь зубы, с трудом удержавшись в седле, прошептал Улеб. – Я переоценил тот шар, слишком много Силы в Птаху вложил. Не могу, обереги жгут!

– Уходим! – приказал Ярослав. – Не до гордыни – намётом!

Какая там гордыня – уйти бы, да князя увезти! Со стены видели, как сотня заворачивала коней. Видели, и отпускать не желали. Вот сорвался новый шар, на этот раз – зеленовато-синий, светящийся так привлекательно, что трудно было взор отвести.

– Улеб, достанут? – впервые разомкнул уста князь. – Посмотри…

Улеб, по-прежнему бледный, но быстро приходящий в себя, шептал что-то под нос и словно бы от этого шёпота наливался силой, быстро оглянулся. И тут же остановил коня, выбросил ладони вперёд. На этот раз с них сорвался челиг, роскошный соколок. Огненный соколок. Он резво начал набирать высоту – как настоящий челиг, а потом, с высоты, грянулся о шар. Вспыхнуло ярко, но, вот ведь странность, жара не было. Хоть шар был куда ближе…

– Теперь – уходим, – беззвучно, одними губами шевеля, велел ведун. Говорить он был уже не в силах. – Быстрее же, князь! По тебе бьют, твоих воев не тронут! Уходи!

Лютеню казалось позорным отступать, он упрямо придерживал коня… Но Ярослав со всего маху, уж точно подставляя свою голову под секиру ката, полоснул по снежно-белому крупу жеребца своей плетью. Тот оскорблёно завизжал и понёс так, что остановить его даже Лютень не мог. Пока не оказался посреди лагеря, где сразу несколько воинов повисли на поводьях, удержали Снега… Потом уже подскакал Мирон на взмыленном коне, поспешно придержал князю стремя. Тот спешился, как всегда помощь стремянного игнорируя. Тут и сотня подскакала. Взмыленные люди на взмыленных конях, многие – с перекошенными рожами, откровенно испуганные…

– Ну, маги, – глядя на них, медленно сказал Лютень. – Умелые, не спорю! Так и у нас – ведуны хоть куда! Один только славный Улеб сумел выдержать поединок, и не дал коснуться нас врагу. А у нас ведунов – множество. Одолеем!

– Одолеем, княже! – откликнулись ратники вокруг. Свои и чужие. Не слишком охотно и вразнобой…

– То-то, – пока и этим удовлетворённый, пробормотал князь. – Ярослав, едем в наш лагерь!

Куда там! Князь Буйслав, прослышав про бой перед лагерем его рати, примчался сам-третий, на коне без седла, в одних портах – купался в протекающей невдалеке реке.

– С магами сражались?! – весело обвинил он, спрыгивая и обнимая младшего собрата. – И как тебе, Лютень? Порты не испачкал?

– Близок был, – улыбнулся тот. – Жуткое дело, эти маги. Знаешь ведь, брат-князь, сотня Ярослава не из худших. Трусов нет – и добро ведь сражались всего седмицу назад. И то, на рожи их посмотри, – перепугались!

– Я не трус, государь князь, – с достоинством сказал Ярослав, обращаясь к Буйславу. – Но и мне страшно стало, когда этот шар узрел. Нет, тут без ведунов честного боя не получится. Мы штурмовать пойдём, а они по этим штурмующим огненными шариками! И каждый – шагов на сорок бьёт!

– На тридцать! – оспорил Улеб. – Жарко на пятьдесят, но поражает только на тридцать.

– А, очнулся, – тепло улыбнулся Лютень. – Жизнь ты мне спас, ведун! За то спасибо тебе и низкий поклон!

– Мне твоих поклонов не надо, князь, – угрюмо ответил тот. – Я тебе обязан жизнь спасать. Добробог бы с меня шкуру снял… А тебя, сотник, успокою: маги ихние вряд ли больше трёх раз свои огненные шары выпустить смогут. Ну, сильные – пять-шесть…

– … Вот и хватит! – мрачно развеселился Ярослав. – На мою сотню, да ещё и на соседнюю.

Улеб смолчал, и поспешил уехать. Не иначе, Добробогу собрался рассказывать о случившемся. Лагерь же Туров гудел, как разворошенная борть. Сотню свою Ярослав, с молчаливого согласия князя, распустил. При себе оставил два десятка – Яросвета и Добрана – ветеранов. В лагере Буйслава всё одно не страшно. Свои кругом!

– Так что делать будем? – меж тем выпытывал у Лютеня князь-тур. – Сотник твой прав! Если каждый их магов полдюжины раз такие чудища наколдует, нам всем тут – братская могила и общая крада в магическом огне. Хочешь, князь?

– Не хочу, князь, – в тон ему ответил Лютень. – Куда больше хочу знать: на что намекаешь. Ведь не просто так речь ведешь!

– Не просто, – согласился Буйслав. – Совсем не просто. Вот я до этого за осаду стоял. Стоял так же твёрдо, как и ты. А сегодня с Раданом поговорил… он, кстати, на тебя сильно обижен… прав он! В Сальме – магазины с фуражом и провиантом лет на пять. Наши кони скоро всё в округе выгребут, одна земля останется. Гонять табуны за десятки вёрст не станешь – далеко и невыгодно. Опять же, на одной зелени, без зерна, коней можем угробить. Можно в нужный момент без конницы остаться. Это уж не говоря о том, что пять десятков тысяч здоровых мужиков кормить надо. Базиликанцы из окрестных деревень и без нашей помощи всё выгребли. Ты ж видел! Торингского обоза нет, когда появится – неизвестно…

– … Значит, штурм? – оскалился Лютень. – На огненные шары базиликанских магов?

– Не штурм – приступ! – поправил его Буйслав. – Не спеша, обстоятельно… Дня два на подготовку хватит? С ведунами опять же поговорить. С твоим Добробогом. Его и мой Славень ценит и уважает. И под их прикрытием – всех их, чохом выставив, – атаковать. Быстро, решительно, с потерями, уж прости, не считаясь. В город войдём, мы из этих магов рубленную свинину сделаем! Ну же, соглашайся!

– А Рудевой? – вяло заспорил Лютень.

– А что – Рудевой? – удивился князь-тур. – Рудевой – это только десять тысяч! Как мы скажем, так и он согласится. К тому же, он всегда к тебе прислушивался!

– Рудевой нужен, – возразил князь-медведь. – У него десять тысяч, но все – лучники и охотники. Лучшие стрелки во всех Родах! Нужно его согласие… Я попытаюсь!

– Мы попытаемся! – положив ему руку на плечо, дружелюбно сказал Буйслав. – Сегодня ввечеру, у меня – пир! Приглашаю…