Текст книги "Мисс Подземка"

Pain наш насущный даждь нам днесь[28]28
  Парафраз Мф. 6:11. Pain – хлеб (фр.); по-английски так же пишется слово “боль”.


[Закрыть]

На бегу по дороге к “Ю” Эмер замедлила шаг у “Хлеба насущного” и оглядела выпечку в витрине. Ее всегда завораживало, как хозяева этой конкретной франшизы словно бы не сознают, что впаривают прохожим ежедневную дозу кофеина, хлеба и печали – их насущную боль. Эмер уселась с горячим какао и булочкой, прекрасно понимая, что лекция Кона с минуты на минуту начнется. Да, баклуши она била отчасти из вредности, но от горячего какао ей делалось уютно. Взберется завтра на “Версаклаймбер”[29]29
  Американская марка тренажера.


[Закрыть] и все отработает.

В “Ю” она вошла, когда Кону осталось минут пять, то есть, по сути, Эмер прогуляла всю лекцию. Она все равно знала эту речь наизусть, подобрала для нее много материала, но все-таки. Считала, что ради Кона ей надо присутствовать. Маленький зал был полон примерно наполовину, половина этой половины, кажется, спала. Аплодисменты в конце получились не то чтобы оглушительными – скорее, казалось, что пятнадцать пожилых людей проверяют действенность знаменитых приспособлений “Хлоп”[30]30
  Сан-францисское изобретение (1996) – насадка на электрический тумблер, позволяет включать и выключать свет хлопком в ладоши.


[Закрыть].

Кона ей стало жалко. Даже этот вялый отклик рождался слишком долго. Кон пахал на этот опус целыми днями больше десяти лет, доходов толком никаких не приносил – ну, может, время от времени писал какую-нибудь книжную рецензию с упором на чувства, за пару баксов. И хотя Кон мечтал, что его работа “прорвется” (куда, интересно?), сколько принесет казне несколько правофланговый трактат о дохристианских божествах и фольклоре в Новом Мире (“Дж. К. Роулинг знакомится с Майклом Льюисом в лондонском пабе, они трахаются и рожают ребенка, которого воспитывает Уильям Бакли”[31]31
  Уильям Бакли (1780–1856) – английский заключенный; его выслали из Англии в Австралию, где он совершил побег и много лет прожил среди аборигенов под прозвищем Дикий белый человек.


[Закрыть])?

Ну вот правда, никак не нащупать Кону сцепления с этим раздробленным, бедным на внимательность интеллектуальным рынком. Кон даже не смог выбить интервью с еще-не-опороченным, успевшим-до-“я не боюсь сказать” Чарли Роузом, пусть и близко знал одного продюсера и применил “закос под Джозефа Кэмбла”[32]32
  Чарлз Пит “Чарли” Роуз-мл. (р. 1942) – американский телеведущий и журналист, брал интервью у нескольких мировых лидеров планеты; в 2017 году среди прочих публичных фигур оказался втянут в скандалы, связанные с сексуальными домогательствами. Джозеф Джон Кэмбл (в русскоязычной литературе Кэмпбелл, 1904–1987) – американский исследователь мифологии, наиболее известный благодаря своим трудам по сравнительной мифологии и религиоведению.


[Закрыть] как выпендрежную наживку. Филеры отправили его к “людям Джимми Фэллона” в “Сегодняшнее ночное шоу”[33]33
  Джеймз Томас Фэллон (р. 1974) – американский актер, комик, музыкант, телеведущий; “The Tonight Show Starring Jimmy Fallon” (с 2014) – ток-шоу Фэллона на телеканале Эн-би-си.


[Закрыть], но не прокатило, как не прокатило и незапланированное размахивание руками, чтобы добраться до Келли Рипы[34]34
  Келли Мария Рипа (р. 1970) – американская телеведущая, актриса, продюсер, комик.


[Закрыть] (Эмер занималась с ребенком одной женщины, которая заявляла, будто близка с этой известной утренней телеведущей.) Работе Кона, похоже, суждено было стать тем одиноким деревом, что падает в лесу; он сам говаривал: “Боюсь, мы наконец получим ответ на вопрос, что́ есть хлопок одной ладони”.

Ей было жалко своего мужчину, потому что слишком большая часть мирского успеха, казалось, сводилась к расчету времени, – в случае Кона этот расчет оказался скверным. Восхождение Трампа сделало в этих местах политику единственным так называемым интеллектуальным развлечением. А вот пять лет назад прилежный, многолетний труд Кона мог бы смотреться провидческим, предвосхищающим гибридное чудище вроде нынешнего президента, в наступившую же эпоху Трампа предупреждения Кона выглядели запоздалыми бессильными шифровками. Вином из прокисшего винограда. Вот поэтому Эмер и было его жалко – и как мыслителя, и как мужчину. Время. Все сводится к нему, что ли? Ей подумалось, что в другую эпоху, может, в дохристианскую, Кон мог быть королем – королем, даже подобным его тезке, Йейтсову Кухулину, поскольку были в Коне потенциально героические свойства ума и тела: он алкал битвы, но опоздал к достойному противнику на несколько лет – или на несколько тысяч лет.

В нынешнем мире он был никем. Лишенный врага, втиснутый в неподвижность, он всей натурой своей нуждался в драке. А без достойного противника, без отдушины для мужского героизма его царственность перла боком – в дурацких амбициях и бурлившем неудовлетворении. Эта нужда в драке вывертывала ему душу вправо куда больше, чем было ему свойственно, и Эмер это понимала. Она опасалась, что любимое ею в нем способно в конце концов, если мир это в нем не востребует, стать тем, что может извратить или даже убить его, – или, во всяком случае, утащить с их семейного ложа. Такова была судьба королей последних дней, размышляла Эмер.

Потому-то Эмер в эти годы работала упорнее – и почти незримо, – чтобы обеспечить Кону, как мужчине, подпорки: пусть ее мужчина кажется стороннему глазу преуспевающим, благоденствующим. Сама она лелеяла едва ли сознательную мечту стать писателем, но тщательно ее замалчивала, довольствовалась положением бесплатного научного референта на проекте Кона. А вдобавок к обучению первоклашек в школе Св. Маргариты в Нижнем Манхэттене Эмер, лишь бы обеспечить Кону все время, необходимое ему для работы над книгой, подкрепляла свои доходы, репетиторствуя с детьми состоятельных ньюйоркцев, – натаскивала их на экзамены АТК и АОТ[35]35
  Американский тест для колледжа (ACT, American College Test); Академический оценочный тест (SAT, Scholastic Assessment Test).


[Закрыть]. На это можно жить. Каждый год у предыдущего нервного и избалованного поколения вызревал новый урожай нервных избалованных деточек, и эти деточки готовились к прыжкам сквозь стандартизованные обручи, каких требовали “Плющи” и все, что к ним прилегало.

Двадцать-сорок дополнительных рабочих часов Эмер в неделю хватало, чтобы наскрести на сносное существование их паре в квартире с контролируемой арендной платой в Верхнем Уэст-Сайде. За свои услуги Эмер брала неприлично много, однако не так уж неприлично, если понимать, с кого она брала. Когда ее вводили в солнечные, просторные квартиры на Пятой авеню подержать за ручку какую-нибудь девочку из третьего поколения Бриэрли[36]36
  Имеется в виду частная манхэттенская школа Бриэрли для девочек из очень богатых семей.


[Закрыть], полюбоваться на Дэвидов Сэлле, Баскья и Шнэйблов[37]37
  Дэвид Сэлле (р. 1952) – американский художник и сценограф, одна из ключевых фигур американской постмодернистской живописи. Жан-Мишель Баскья (1960–1988) – американский художник гаитянского и пуэрториканского происхождения, один из выдающихся неоэкспрессионистов. Джулиан Шнэйбл (р. 1951) – американский художник и кинематографист, неоэкспрессионист.


[Закрыть], развешанных по стенам, – в кухне при этом повар, в прихожей горничная, а мамаша на пилатесе, – Эмер видела, где переплавили и отлили заново все то, что утекло при финансовом кризисе 2008 года. Сидя в домах у этого полпроцента населения, жуя мелкую морковку или вкуснейшие безглютеновые мадленки, Эмер ощущала присущую лишенцам отнюдь не отвратительную враждебность.

Она отдавала себе отчет в том, что эта ее вторая “работа” в сердцевине своей – порожняя, но думала Эмер об этом не потому, что таила могучее стремление к какой-то другой славе – к тому же некоторые детки, которых она учила, ей по-настоящему нравились, – а потому, что прививала она им, по сути, бессмысленный навык: как сдать экзамен. Это почти то же самое, что давать подсказки, как решать кроссворды, или скручивать куда надо кубик Рубика, или играть в компьютерные игры. И все же работала она именно с детьми, пусть и принимала потом кровавые деньги у их родителей, а к тому же, не имея своих отпрысков, чужих Эмер любила – многих, по крайней мере, даже вот этих, привилегированных.

Жуя мадленку и наблюдая, как ее подопечная осуществляет неведомо какую по счету попытку преодолеть АТК, Эмер вновь и вновь размышляла о бесплодных дерзаниях Кона. Он считал, что по его книге можно снимать кино. Кино, в котором старые сказки и мифы облеклись бы новыми одеждами – для беспамятного и капризного поколения, не интересующегося нравственностью плагиата и установления авторства, – и, возможно, Кон не ошибался. Они свою музыку получают задаром – может, поэтому им плевать на собственность создателя? Может, этого добился рэп? Вот о чем думала Эмер. С этим бесконечным сэмплированием наконец умер спор об оригинальном творении? Если не считать эпизодических многомиллионных судебных тяжб, кому какое дело, откуда взялся этот неоспоримый “крюк”, который погодя присвоили себе Канье, Кендрик или Джей Зи?[38]38
  Канье Омари Уэст (р. 1977) – американский исполнитель хип-хопа, рэпер, продюсер, композитор и дизайнер. Кендрик Ламар Дакворт (р. 1987) – американский исполнитель хип-хопа, первый в истории не джазовый и не классический музыкант, получивший Пулитцеровскую премию. Шон Кори “Джей Зи” Картер (р. 1969) – американский рэпер, четырнадцать его альбомов достигли верхушки хит-парада “Биллборд-200” (исторически второй рекорд после “Битлз”), многократный обладатель премии “Грэмми”.


[Закрыть] Не у черного ли человека его сперли изначально? А ну как всё принадлежит всем? Разве это не положительная, демократичная тенденция? Можно ли выписать чек человеку, изобретшему блюз?

Нет, в этом отношении она оставалась старомодной. Ей нравились и признание авторства, и подотчетность. Эмер казалось несправедливым, что такая вот штука, как “Голодные игры”, бесстыжая переработка в феминистскую телеэпоху “Лотереи” Шёрли Джексон[39]39
  Шёрли Джексон (1916–1965) – американская писательница, классик литературы США XX века; рассказ “Лотерея” (The Lottery, 1948) – одна из наиболее известных ее работ.


[Закрыть], без труда и вразвалочку проникла в народное сознание – и в кубышку миллиардеров. Или эти киношки из серии “Сумерки” – такие значимые сколько-то лет назад. Старый вампирский кунштюк, просто с красивыми насупленными изгоями-старшеклассниками. Блистательно? Да. Обескураживающе? Тоже да.

– Не хочу я быть знаменитой, у меня под это наряда нет, – отшутилась она протестующе, потакая своему мужчине в мысли, что для него подобные фантазии, возможно, досягаемы.

Он поцеловал ее и сказал:

– Такой у меня великий замысел. Не знаю, сколько их во мне есть. Может, только этот. Я же не Томас Эдисон, не изобрести мне и лампочку, и фонограф, и кинокамеру… но моя работа, мой посыл – они круты. Я, может, Джордж Лукас правого толка, вот он, мой час “Звездных войн”, и мы его используем на всю катушку.

Иногда она позволяла себе замечания, что его взгляд на мир кажется нетерпимым, Кон отводил ее в сторону, обнимал и говорил:

– Считай это профессиональным рестлингом. Я играю некую роль. Может, я негодяй, а может, и нет, но на своем посыле мне надо настаивать. Нужно, чтобы ты могла описать меня одной фразой. Самоопределение у меня не должно быть длиннее одного “твита”. Я где-то читал, что Элис Купер, урожденный Винсент Фёрниер, говорил: дескать, он со своей группой добрался до Лос-Анджелеса в конце шестидесятых, и там у них все шло хорошо вроде как, играли на Стрипе[40]40
  Стрип – отрезок бульвара Сансет в Западном Голливуде.


[Закрыть], разогревом у “Дорз”, но не так чтоб по-крупному. Огляделся он по сторонам и заметил, что кругом сплошь тишь да благодать, хипня и никаких гаденышей, тут-то и прозрел он, что есть нетронутый рынок, и решил быть гаденышом, а остальное – история шок-роковой музыки на телеканале “Видеохиты-1”. В общем, считай нас Элисом Купером. Так лучше?

– На самом деле да, немножко. Спасибо, Элис. Но ты ж не начнешь живым летучим мышам головы откусывать, правда?

– То был Оззи, кажется.

– Ой, вот и хорошо.

Ей нравилось, когда он говорил “нас” или “мы”: к тому, как он употребляет местоимения, она была чутка, словно натасканная на наркотики собака в аэропорту, ушки на макушке, благодарна за любое множественное число первого лица. В такие минуты в ней пробуждалось единственное желание: чтобы ее замечали и говорили о ней, однако она это желание зашикивала, гладила по голове и проглатывала, как изжогу.

Кухулин Констанс Удал был хорошим человеком с именем из книжки комиксов; нет, что вообще значит “хороший”? Кон – мужчина, ее мужчина. Пусть и бывал он иногда слабоват или не уверен в себе – она сама тоже не героиня комикса. Они подходили друг дружке. Эмер желала Кону победы и хотела быть ее частью, частью его самого, чувствовала, что он – часть ее, Эмер. Но иногда ее посещала мысль: верно ли обратное? Чувствует ли он ее частью себя? Этого она не знала. Время от времени – да, возможно, а иногда – нет. Значит ли это “нет”? Она запила последнюю мадленку зеленым чаем-латте с миндальным молоком.

Ананси

Кон покинул зал, и Эмер догнала его за кулисами в “артистической”, которая на самом деле была просто чьим-то кабинетом, переименованным на то время, пока идут лекции. Эмер вошла в комнату, где толкались немногочисленные люди, с которыми она не была знакома, они пожирали мизерные тосты, расхищали непременную сырную тарелку и пили вино из пластиковых стаканчиков.

Кон разговаривал с парочкой очень загорелых свежепостриженных мужчин в темных костюмах – и с броской молодой афроамериканкой, которую Эмер видела впервые. Сырная тарелка проплыла мимо нее, словно лактозный призрак, на вытянутой руке облаченного в смокинг официанта. Сплошные убытки от подобных пирушек, подумала Эмер, чудовищный расход хорошей еды; она сделала себе зарубку прихватить щербатый кусок всеми забытого бри и сунуть его в сумочку перед уходом, чтобы им с Коном питаться этим пару дней, – так акулы подъедают тушу кита. Порывы таскать еду к себе в сумочку зародились в ней после развода родителей.

Ее мать, вечно озабоченная деньгами, финансовый параноик, как любая мать-одиночка, подносила свою обширную сумочку к краю пластиковых столов в “Макдоналдс” и сгребала туда мелкие упаковки кетчупа и майонеза. Эмер запомнила, как ей казалось, будто эти упаковочки похожи на леммингов, что валятся в черную пропасть материной сумки, и воображала, как они вопят, летя навстречу смерти среди жвачки, ключей и рассыпанной мелочи.

Многие годы спустя, возясь в родной квартире после смерти матери, Эмер влезла на верхние полки в кладовой и нашла там удивительно тяжелую открытую коробку. На Эмер вывалился груз наворованных матерью крошечных красных кетчупов, желтых горчиц, зеленых приправ и белых майонезов. Значит, все правда: с собой ничего не заберешь, даже соусы. Эмер опознала эту забытую заначку, вспомнила годы мелкого воровства и накопительства, громадную надежду и страх, которые воплощала эта расфасованная по прямоугольничкам заначка, и коленки у Эмер подогнулись, будто одно лишь это и осталось от бедной цепкой маминой души – эти хорошенькие упаковочки, рассыпавшиеся по кухонному линолеуму, словно рыбешка из сети. В конце концов всего хватает – и денег, и любви, и майонеза. Не стоило маме тревожиться – так сильно, так долго.

Работая локтями и извиваясь, Эмер пробралась к Кону.

– Привет, Элис, – сказала она, применив тайное ласковое прозвище прилюдно, как это делают, чтобы укрепить свои позиции, люди, которым вдруг становится не по себе за столом. Эмер заметила, как афроамериканка отдергивает ту руку, что была в непосредственной близости от Кона, – гораздо быстрее, чем представлялось бы необходимым, словно ее застали врасплох у банки с печеньем, а если точнее – словно ей хотелось, чтобы Эмер решила, будто застукала эту женщину, когда та трогала Кона за руку.

Кон микроскопически поморщился от “Элис” и запечатлел на устах Эмер напряженный поцелуй. Сейчас у Кона был вкус дешевого красного вина и запах застарелого, выдохшегося адреналинового страха перед публичным выступлением.

– Лучше “доктор Купер”. – Все чрезмерно рассмеялись – не потому что поняли шутку, просто знали, что тут должно быть смешно, ха-ха-ха. – Эмер, познакомься: Александр Стивенз и Стивен Александр из АТД[41]41
  “Агентство творческих деятелей” (Creative Artists Agency, с 1975).


[Закрыть]. – Он показал на мужчин в костюмах, те прилежно протянули ей мягкие ладони. Один назвался Стивеном, второй Александром, и Эмер тут же забыла, кто есть кто. Далее Кон взмахом руки показал на красивую чернокожую женщину: – А это Нанси. Простите, не уловил вашей фамилии.

Женщина, казалось, страшно оскорбилась, но затем лучезарно улыбнулась и произнесла:

– Ананси. Не Нанси. Просто Ананси. Без фамилии.

– Как Шер? – любезно предположила Эмер, а затем неуклюже добавила: – Или Опра.

– Нет, – твердо отозвалась женщина. – Как Ананси.

Встрял Кон:

– Ананси выразила желание поискать капитал в рост, на разработку фильма.

– Какого фильма? – спросила Эмер.

– Именно, – сказал Алекс или Стив.

– В рост? Как волшебные бобы, что ли? – пошутила Эмер. Шутка никого не насмешила.

– Я представляю определенные африканские интересы, заинтересованные в Голливуде и в изложении туземных, репрезентативных и подкрепляющих историй в формате сравнения с другими культурами, но неуклонно придерживающихся иудео-христианской традиции христианства.

Эмер решила, что словесный салат Ананси вроде бы содержит информацию и речевое намерение, но на самом деле нет. Еще раз проиграв сказанное в голове, Эмер пришла к выводу, что оно лишено выраженного смысла.

У Ананси был выговор, который Эмер сочла африканским, и собралась спросить, откуда Ананси родом, но отчего-то передумала. Волосы у этой женщины были скатаны в толстые дреды, привольно обрамлявшие ее гладкое ненакрашенное лицо, – они напомнили Эмер изображения головы Медузы горгоны из школьных книг по мифологии, только у Ананси прическа смотрелась угарно. Угарная Медуза. Эмер пригляделась: все это настоящие волосы, никаких накладных. Черт. Как и Медуза, Ананси завораживала. Кон очаровался: Эмер чувствовала, как он неощутимо отстраняется от нее – подобно луне, попавшей в поле тяготения большей планеты. Не унизительно. Покамест. Кон сиял, все еще пари́л после своей лекции и внимания к себе, каким бы ни было оно невеликим, но в общем и целом все-таки парил – необязательно из-за этой обалденной молодой женщины.

– Стив и Алекс хотят свозить нас в “Нобу”[42]42
  Нобуюки “Нобу” Мацухиса (р. 1949) – японский шеф-повар и ресторатор, специалист высокой кухни (фьюжн, японские и перуанские традиции). В нескольких странах открыты рестораны, названные его именем.


[Закрыть], закинуть мячик.

– Киношный мячик? Пущай завертится, пусть киномячик катится…

Эмер удивило, что ее гнев и неловкость выливаются в иронию и внезапный ковбойский выговор вполсилы, но свежеподстриженные, кажется, не заметили. Их агентские прикиды опрысканы ингибиторами сарказма.

– Точно, – сказал Стив. Или Алекс. Кто-то из них сказал: – Левакам перло в Голливуде целую вечность.

– Я не знала, – отозвалась Эмер.

– Ну, с 1970-х, – уточнил Стив или Алекс. – Кругом навалом денег на кино, что по другую сторону улицы. Братья Кок[43]43
  Чарлз де Ганаль Кок (р. 1935), Дэвид Хэмилтон Кок (р. 1940) – американские предприниматели, активно участвующие в политике.


[Закрыть] хотят купить студию и снимать фильмы масштабов “Звездных войн”, но с глубинным христианским посылом. Клинта режиссером, может. Мел как раз посреди очередного возвращения в кино. Христианские боевики ему сейчас самое то. Нам окно открылось нараспашку. А у вашего человека есть товар. Нам кажется, что он сегодняшний Джо Кэмбл… Дж. К. Роулинг, весь этот замес с новыми олимпийцами[44]44
  Имеется в виду серия фантастических романов Рика Риордана “Перси Джексон и Олимпийцы” (2005) и снятый по мотивам этих книг американский фильм “Перси Джексон и Похититель молний” (2010).


[Закрыть] – может, даже какая-нибудь сверхъестественная битва богов между англичанами и американцами – и это у нас тут просто мозговой штурм – во времена Революции, ну вы понимаете, английские боги против доморощенных, только вякни – и вот тебе “Гамильтон”[45]45
  “Hamilton” (2015) – американский мюзикл о жизни американского государственного деятеля Александра Гамильтона (1755/1757 – 1804) на либретто, музыку и слова Лин-Мануэля Миранды; особенность этого мюзикла – использование рэпа и ритм-н-блюза наряду с привычными бродвейскими мелодиями.


[Закрыть] по полной программе, плохиш, верно, Кон? Но без избытка политики.

Дин-дон-дин-дон – “минутка Джо Кэмбла”. Дин-дон-дин-дон – “Чаепитие Гарри Поттера”. И – дзынь! – “Гамильтон”. Услышав эти ключевые слова, Эмер почувствовала себя участницей старой телевикторины Ворчуна Маркса[46]46
  Американский комик Ворчун (Граучо) Маркс (1890–1977) много лет вел викторину “Ставка – жизнь”, с 1947 по 1949 год на радио, далее, до 1960-го, на телевидении.


[Закрыть]. Глянула на потолок – не слетит ли оттуда утка. Никаких уток. Видимо, это и имел в виду Кон, когда говорил: “Мне надо создать словарь, который будут применять, обсуждая меня”. Он разбрасывался ключевыми словами, как демагог, а агенты и рады были вцепляться в них, словно форель в муху. Эмер осознала, как низко отвисла у нее челюсть. Посмотрела на Кона. Он лыбился как дурак.

– Можно вас на пару слов, господин адвокат? – Эмер заглотила остаток третьего стакана уксусного красного. Взяла Кона за локоток и отвела на несколько футов в сторону. – Мы только что въехали в Пенсвилль?[47]47
  Отсылка к Майклу Ричарду Пенсу (р. 1959), американскому политику и юристу, 48-му вице-президенту США, несгибаемому консерватору.


[Закрыть] Население – до хера больше, чем тебе казалось.

– Что?

– Ничего. “Нобу”? Серьезно – “Нобу”? Ты кто такой вообще?

– В каком смысле? Мне нельзя поесть в “Нобу”?

– Конечно, тебе можно в “Нобу”, дело не в этом, дело не в “Нобу”, “Нобу” – это… “Нобу”… – И тут она принялась неудержимо хохотать. Пока пыталась взять себя в руки, Кон раздраженно щурился. – Извини, если столько раз подряд сказать слово “Нобу”, оно делается нелепым на слух… ну ты понимаешь, как бессмыслицы у Доктора Зойсса – Нобунобунобу… ху-у-у… ху-у-у-у-у-у-у-у-ху-у-у-у-у-ху-у-у-у… – Тут ее опять разобрало.

Кон подождал-подождал – и сказал:

– Я бы хотел хоть раз в жизни поесть в…

Она умоляюще вскинула палец, чтобы Кон замолчал:

– Не произноси.

– Эмер.

– Прошу тебя, не произноси это слово, я не могу, просто скажи, что хочешь… поесть безумно дорогой, претенциозной, непрожаренной, неправильно названной рыбы, пусть я сроду не видела претенциозной рыбы, речь не об этом, просто не говори.

– Нахуй “Нобу”. Дело не в “Но-блин-бу”.

Она так хохотала, что часть публики в комнате обратила на это внимание, и даже Кон, раздосадованный и слегка смущенный, несколько очаровался слезами, что катились по лицу его давнишней долготерпеливой девушки.

Кон сказал:

– Так, Эмер, милая, мне пора… сама знаешь куда, приглашаю тебя вместе с нами – со Стивом, Алексом и Ананси в…

– Умоляю, нет. Хватит. Сжалься, я же младенец.

– В… японский ресторан, которому положено остаться неназванным.

Кон в некотором смысле шел на мировую. Эмер понимала, что ему вроде как хотелось побыть отдельно – по крайней мере, чтобы сегодня эти голливудские ребята, Ананси и мир в целом считали, будто он сам по себе. Эмер задело, но она списала это на простую человеческую хрупкость. Знала, кто есть Кон, знала, что он такое, и любила его вопреки слабостям – возможно, любила его как раз за них, потому что понимала, до чего уязвимым чувствует себя король без своего трона. И Эмер казалось, будто она знает себя саму – не героиня она, не рохля и не королева, а нечто посередине: герохля. Современная Мисс Подземка, подумалось ей. Новая женщина из старой отливочной формы. Другая впала бы в ужас от внезапного успеха своего мужчины, но у Эмер имелся план: она играла вдлинную.

Ухмыльнулась, собственнически поцеловала Кона в губы.

– Нет, ты езжай один – в “Нобу”… видишь, я могу это произнести: езжай один в “Но-о-о-о-о”… – Ее опять чуть не развезло, но она удержалась, последний слог получился бессильным взвизгом: – “…бу”… и возвращайся с личным электронным письмом от Кристен Стюарт[48]48
  Кристен Джеймз Стюарт (р. 1990) – американская актриса, прославившаяся ролью в вампирской киноэпопее “Сумерки”.


[Закрыть] и договором на три фильма, так же у них принято говорить, да? И с пластиковой сувенирной фигуркой.

– Ладно. Ха-ха, ладно.

– Ну и, может, с острым роллом с тунцом?

Кон поцеловал ее и сказал:

– Будет сделано. До скорого. Люблю тебя, Элис.

– И я тебя, Элис.

Эмер повернулась и присела в книксене, не понимая толком зачем, помахала на прощанье ребятам из АТД и красивой бесфамильной Ананси, после чего вперила взгляд в витавшую сырную тарелку. Глубоко вдохнула и выдохнула порыв держать нынче вечером Коновы вожжи. Не будет она ему мамочкой. Ушла и никакого бри себе в сумочку запихивать не стала.