Текст книги "Призраки грядущего"

– Дело не в этом, Чареос, сам знаешь. Ты оскорбил наследника княжеского престола и тем самым в некотором смысле оскорбил и меня.

– Тому была причина.

– Тот толстый парень? Знаю, это можно уладить. Пригласи этого мальчишку – как его звать, Акарин? – вернуться обратно, поставь его в пару с кем-нибудь другим и продолжай уроки.

Чареос подумал и покачал головой:

– Я искренне сожалею, что вам пришлось заняться столь незначительным делом. С вашими постоянными заботами из-за надиров и работорговцев это только лишняя докука. Однако я не вижу, как можно при таких обстоятельствах возобновить уроки. Ваш сын – юноша одаренный, но заносчивый. Возобновление уроков он сочтет своей победой. Для него же будет лучше, если он получит другого учителя.

– Заносчивый? – сердито повторил князь. – Да, он держит голову высоко и имеет на то полное право. Он мой сын, а мужчины дома Арнгира привыкли к победам. Ты возобновишь уроки.

Чареос поднялся, стойко выдерживая ледяной взор князя.

– Позвольте заметить вам, господин мой, что я не получаю никакой платы. Как вольный человек я начал эти уроки и как вольный человек прекращаю их. Я ни с кем не связан обязательством и потому не нарушаю закона.

– Так ты отказываешься загладить оскорбление, нанесенное моему роду? Берегись, Чареос. Подумай о том, к чему это может привести.

Монах испустил глубокий вздох.

– Мой господин, – сказал он наконец, – я отношусь к вам с чрезвычайным почтением. Если вы полагаете, что мой поступок как-то задевает вас, примите мои искренние извинения. Но я с самого начала дал понять ученикам, что на моих уроках титулов не существует, равно как и привилегий. Патрис не только прогнал одного из моих учеников, но и запретил другим исполнять мой приказ. Согласитесь сами, что по всем правилам я должен был отослать его прочь. Я не могу отменить свое решение.

– Не можешь? Скажи уж честно – не хочешь.

– Пусть так. Не хочу.

Повисло холодное молчание. Князь, явно не желая заканчивать встречу таким образом, принялся расхаживать перед окном.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Будь по-твоему. Место учителя займет Логар. Мы же с тобой, как условились, увидимся в замке утром Дня Прошений.

– Вы все еще хотите, чтобы я сразился с вами?

– Да, хочу. Или ты и от этой обязанности намерен уклониться?

– Отнюдь, мой господин. С нетерпением жду нашей встречи.

– Тогда до скорого свидания. – Князь улыбнулся, повернулся на каблуках и вышел вон, а Чареос сел на место. Руки у него дрожали, сердце бешено колотилось.

С какой стати князь пригласил его в замок? Их следующий поединок таит в себе какой-то подвох. Уж не хочет ли князь публично унизить его?

Чареос подошел к окну. Самое время уходить отсюда. Можно направиться на север, в столицу, или на юго-восток, в Вагрию. А то и на юг, через надирские земли, – в Дренан с его прославленной библиотекой.

Двенадцать золотых все еще хранятся в его комнате. На них можно купить двух лошадей и припасы в дорогу. Чареос обвел глазами стены, в которых был почти счастлив, – и ему вспомнилась последняя ночь в надвратной башне, где они сидели с Тенакой-ханом, лиловоглазым повелителем надиров.

– Почему же все-таки ты оставил нам жизнь? – прошептал Чареос.

Двухчасовая служба близилась к концу. Чареос любил звучные гимны, распев положенных по обряду молитв и то чувство общности, которым всегда сопровождалось для него утреннее богослужение. Пусть его вера меньше, чем у остальных братьев, – он чувствовал себя единым с Серым Орденом, а бывшему солдату больше и желать нечего.

Он встал с колен и направился к выходу в ряду других. Он шел, как и все, склонив голову, и лицо его скрывал глубокий капюшон. Утреннее солнце было приятным после холодного собора. Чареос вышел в Длинный сад и по террасам спустился к южной калитке. За ней монастырская тишина тут же сменилась шумом толпы, спешащей на рынок. Подхваченный людским потоком Чареос дошел до главной площади и свернул в переулок, ведущий на Скотный рынок. Здесь каждый день на торги собирались знатоки – сельские хозяева и дворяне, с толком судившие о быках и лошадях, располагавшихся в стойлах вокруг арены. Чареос занял место на скамье у самых перил и молча стал смотреть, как на круг выводят быков. Торги длились недолго, особенно быстро распродавались дренайские быки – могучие животные с короткими рогами, настоящие груды мяса. Через час настал черед лошадей. Чареос стал торговаться за гнедого мерина, но его перебил молодой дворянин, сидевший через три ряда дальше. Чалую кобылу тоже пришлось уступить. Следующие лошади были либо вислозадые, либо в годах, и Чареос начал терять интерес к торгам, но после вывели серого. Чареоса не устраивала эта масть: в диких краях она слишком бросается в глаза, не то что гнедая или рыжая. Но сам конь был великолепен: длинная шея выгнута, уши прилегают к черепу, в гордых глазах огонь. У человека, ведущего его, был боязливый вид – он словно опасался, что конь того и гляди размозжит ему голову копытами. Торги шли вяло. Чареос, сам себе удивляясь, поднял руку и еще больше удивился, когда выиграл торг за цену вполовину меньшую той, что предлагал за мерина.

Его сосед наклонился к нему:

– Берегись, брат. Это тот самый конь, который убил Трондиана – сбросил его наземь и затоптал до смерти.

– Спасибо, что сказал. – Чареос встал и прошел на зады арены, где стоял жеребец. Монах погладил его лоснящийся бок. – Я слыхал, ты убийца, Беляшка, – но, полагаю, у твоей истории есть и другая сторона. – Он тщательно осмотрел ноги коня. – Ты славная животина. Нынче я попробую его, – сказал Чареос, подойдя к торговому столу, – но мне хотелось бы, чтобы он постоял у вас до Дня Прошений.

– Как пожелаете, – сказал приказчик. – С вас двенадцать монет серебром за коня и шесть медных за недельное содержание. Не хотите ли седло? У нас есть несколько подходящих.

Чареос выбрал вагрийское седло с высокой лукой и прочную сбрую, заплатил за все и отправился на Суконную улицу. Здесь он приобрел себе дорожное платье: мягкие кожаные сапоги, темные грубошерстные штаны, две толстые белые рубашки и кожаный камзол с подбитыми тканью плечами и прорезями по бокам для пущей легкости движений. Купил он также плащ на меху, из блестящей темной кожи.

– Хороший выбор, – сказал ему торговец. – Кожа вентрийская и не дубеет даже в сильные морозы. Дождь ей тоже не страшен: промаслена на совесть.

– Спасибо. Скажи, а кто здесь считается лучшим оружейником?

– Есть разные мнения на этот счет – но мой брат…

– Твой брат – поставщик княжеского двора?

– Нет, но…

– А кто же поставщик?

Купец вздохнул:

– Тут недалеко. Тебе нужен Матлин – его кузня стоит у Южных ворот. Ступай по Суконной улице до трактира «Серая сова», а там поверни направо. Второй дом слева после храма.

Матлин, чернобородый, могучего сложения дренай, провел монаха в пристройку за кузницей. Здесь на стенах висели мечи всякого рода – широкие палаши, короткие колющие клинки, сабли и шпаги, которые носят при себе готирские дворяне. Имелись даже кривые ятаганы и двуострые топоры.

– Какой клинок тебе нужен, сударь мой монах?

– Кавалерийская сабля.

– Не хочешь ли посмотреть товар Бенина? Его оружие дешевле моего, а ты, может, что и подберешь себе.

– Я выбираю только самое лучшее, оружейник, – улыбнулся Чареос. – Покажи мне саблю.

Матлин снял с дальней стены клинок с легким изгибом, увенчанный железным эфесом, и бросил Чареосу. Монах, ловко поймав саблю, взмахнул ею дважды, очертил круг и сделал выпад.

– Вес плохо распределен, – сказал он. – Несовершенное равновесие делает ее громоздкой. Скажи-ка, пожалуй, как пройти к Бенину.

Матлин улыбнулся:

– Ее делал мой подмастерье – ему еще многому надо учиться. Ладно, сударь монах. Пойдем-ка со мной. – И он провел Чареоса во вторую комнату. Там хранились мечи великолепной формы, но без всяких украшений – ни золотого листа, ни серебряной филиграни. Матлин выбрал саблю и подал Чареосу. Клинок, не шире двух пальцев, был остер, как бритва. Эфес охватывал кулак, защищая боевую руку.

– Выкована из наилучшей вентрийской стали и закалена в крови кузнеца. Если и есть где-то сабля лучше этой, я ее не видел. Но достанет ли у тебя средств?

– А что просишь?

– Три золотых.

– На эти деньги можно купить пять лошадей.

– Такова цена. Торговаться у меня не полагается.

– Добавь еще охотничий нож да хорошие ножны – и по рукам.

– Идет. Только нож будет работы моего подмастерья – свои изделия я задешево не отдаю.

2

Чареос в новом платье вернулся на конюшню, чтобы испробовать серого. Он проверил, хорошо ли расправлена попона под седлом, осмотрел узду и удила. Последние оказались тяжелыми и заостренными.

– Вынь-ка это, – велел Чареос конюху.

– Конь с норовом, сударь. Вам это может понадобиться.

– Мне нужен здоровый конь – а эта железяка раздерет ему рот в клочья.

– Может, и так – зато она его усмирит.

– Погляди – у него во рту и так сплошные рубцы. И бока все исполосованы. Суровые же были у него хозяева.

Чареос взял яблоко из бочонка у двери и разрезал на четвертушки своим новым ножом. Он протянул четвертушку серому. Тот отдернул голову. Став сбоку от него, Чареос съел первую четвертушку сам и предложил коню другую. На этот раз серый принял подношение, но глаза его остались настороженными.

– Резвый, должно быть, – сказал конюх. – Стоит поглядеть, как он сложен. Да ему без резвости и нельзя, с его-то мастью. Вам он для прогулок нужен, сударь?

– Возможно, и для путешествия.

– Только не в дикие земли, – хмыкнул конюх. – Там такую лошадь заметят за милю, и разбойники слетятся к вам точно мухи к навозной куче.

– Приму это к сведению, – буркнул Чареос, сел в седло и выехал с торгового двора.

Двадцать минут спустя он уже несся вдоль холмов к югу от города – ветер свистел в волосах, и жеребец скакал во весь опор. Чареос дал коню волю на четверть мили, а потом придержал и направил вверх, на отлогий склон. Наверху он пустил коня шагом, следя, как тот дышит. Беспокоиться не стоило: вскоре конь перестал храпеть, и бока его только слегка взмокли от пота.

– Ты крепкий парень, – Чареос потрепал длинную шею серого, – и быстрый. Но когда же ты покажешь мне свой хваленый норов?

Конь шел шагом, но сразу подчинился, когда Чареос перевел его на рысь. Час спустя город остался далеко позади, хотя в туманной дымке еще виднелись его башни. Чареос собрался повернуть обратно – близились сумерки, и жеребец в конце концов утомился. Но тут на юге, за холмами, показалось облако дыма, и Чареос поехал туда. Скоро он оказался на поляне, где у нескольких костров сидели солдаты. В офицере он узнал Логара, первого княжеского бойца.

– Там, за холмом, что-то горит, – сказал ему Чареос. – Разве вы не видите дым?

– А тебе-то какое дело? – сказал Логар, лениво поднявшись на ноги. Молодой стройный воин с холодными глазами и расчесанной натрое бородкой двинулся навстречу Чареосу, и конь шарахнулся прочь.

– Никакого. – Чареос успокоил жеребца. – Всего вам наилучшего. – Чареос, оставив позади поляну, въехал на холм, и перед ним открылась картина бедствия. Внизу горело с дюжину домов, и несколько трупов валялись на земле. Люди суетились, пытаясь спасти от огня большой общественный амбар. Чареос выругался и повернулся обратно к солдатам. Логар играл в кости с младшим офицером.

– Там, в деревне, только что произошел набег. Веди туда своих людей и помоги потушить пожар. И знай: я доложу князю, как ты пренебрегаешь своим долгом.

С лица Логара исчезли все краски, и он схватился за рукоять сабли.

– А ну, сойди с коня, ублюдок! Я не позволю такому, как ты, оскорблять меня.

– Уже позволил. Делай то, что я говорю. – Чареос поскакал в деревню и привязал коня с подветренной стороны, чтобы дым его не беспокоил, а сам поспешил на помощь селянам. Амбар уже занялся. Чареос остановил человека, бегущего мимо с ведром воды. – Выносите, что можете. Амбар вам уже не спасти. – Подоспели солдаты и тоже взялись за работу. Три дома удалось отстоять, но амбар полыхал, как факел. Несколько мужчин с топорами прорубили заднюю стену, а другие принялись таскать оттуда мешки с зерном. Борьба с огнем затянулась затемно, но наконец пожар погас.

Чареос пошел к ближнему ручью, чтобы отмыть руки и лицо от сажи. Он прожег себе новые штаны и камзол, рубашка почернела от дыма, сапоги поистерлись.

Умывшись, Чареос сел на берег. Легкие горели, и во рту держался вкус дыма. К нему подошел какой-то юноша.

– Они забрали одиннадцать наших женщин. Когда вы отправитесь за ними в погоню?

– Я не солдат – простой проезжий. Тебе нужно повидать офицера – его имя Логар.

– Будь он тысячу раз проклят!

Чареос промолчал, но присмотрелся к юноше повнимательней. Тот был высок и строен, с длинными темными волосами и пронзительно-голубыми глазами под густыми бровями. Лицо было красиво, несмотря на покрывавшую его копоть.

– Поосторожнее со словами, юноша. Логар – первый княжеский боец.

– А мне все равно. Старый Паккус предупредил нас о набеге, и мы еще три дня назад послали к князю за помощью. Где же были его солдаты, когда мы нуждались в них?

– Откуда ваш старик узнал о набеге?

– Он провидец: он предсказал нам и день, и час. Мы пытались бороться с ними, но у нас нет оружия.

– Кто они такие?

– Надрены. Отщепенцы, торгующие с надирами. Работорговцы! Мы должны вернуть наших женщин. Должны!

– Тогда ступай к офицеру. А если тебе этого мало, обратись к князю. Скоро День Прошений.

– Думаете, ему есть дело до каких-то бедных крестьян?

– Не знаю. Где твой Паккус?

Юноша указал на развалины деревни. Среди пожарищ сидел старик, закутанный в одеяло. Чареос подошел к нему.

– Добрый вечер.

Старик поднял на него глаза, ярко блеснувшие при луне.

– Вот оно, начинается. Здравствуй, Чареос. Чем я могу тебе помочь?

– Ты знаешь меня? Разве мы встречались?

– Нет. Так чем тебе помочь?

– Один ваш юноша говорит, будто ты знал о набеге. Он сердит, и его можно понять. Откуда ты узнал?

– Я видел это во сне. Мне многое снится. Я и тебя видел на поляне за холмом – ты говорил злому Логару о пожаре. Логар и его люди стояли там весь день, но не стали вмешиваться в бой. Да и кто бы упрекнул их за это?

– Я. В армии не место трусам.

– Ты думаешь, дело в трусости, Чареос? Тот, о ком мы говорим, убил шестнадцать человек в единоборстве. Просто работорговцы заплатили ему. С тех пор как рабство в Готире поставлено вне закона, цены на людей возросли вчетверо. За каждую нашу женщину они выручат около пятнадцати тысяч золотом – а за Равенну еще больше.

– Большие деньги, – согласился Чареос.

– Надиры могут себе это позволить. Их сундуки ломятся от золота и драгоценностей, взятых в Дренае, Лентрии, Вагрии и Машрапуре.

– Откуда ты знаешь, что Логара подкупили?

– А откуда я знаю, что ты собираешься уехать из города в День Прошений? Откуда я знаю, что ты поедешь не один? Откуда я знаю, что в горах тебя ждет старый друг? Такой уж у меня дар – и сегодня я пожалел, что родился с ним.

Старик опустил голову, глядя на обугленную землю. Чареос встал и пошел к своему коню. Чья-то высокая фигура заступила ему дорогу.

– Чего тебе, Логар?

– Ты оскорбил меня. Сейчас ты поплатишься за это.

– Ты хочешь вызвать меня на поединок?

– Я не знаю тебя, поэтому правила о поединках здесь неприменимы. Мы просто подеремся.

– Да нет же, Логар, ты меня знаешь. Посмотри хорошенько и представь меня в одежде серого монаха.

– Чареос? Будь ты проклят! Ты намерен прикрыться уставом своего ордена или сразиться со мной, как мужчина?

– Сначала я должен повидать князя и обсудить с ним твое весьма странное сегодняшнее поведение, а уж потом я подумаю над твоим вызовом. Доброй тебе ночи. – Чареос прошел мимо и обернулся: – Кстати: когда будешь тратить заработанное сегодня золото, вспомни о трупах, которые здесь лежат. Я заметил среди мертвых двух детишек. Ты бы хоть похоронить их помог.

Жеребец стоял спокойно. Чареос сел в седло, оглянулся на дымящиеся угли деревни и поехал обратно в город.

– Я глубоко сожалею о том, что ты решил покинуть нас. – Настоятель, привстав, протянул через стол руку, и Чареос пожал ее.

– Я тоже сожалею, отец. Но мое время пришло.

– Время, сын мой? Что такое время, как не краткий вздох между рождением и смертью? Я думал, что ты поймешь суть бытия, постигнешь всеобъемлющую волю Истока. Мне грустно видеть тебя вооруженным.

– В пути оружие может понадобиться мне, отец.

– Я давно понял, что меч нам не защита, Чареос.

– Не хочу спорить с тобой, отец, но должен заметить, что монахи существуют здесь в мире и безопасности лишь благодаря мечам тех, кто их защищает. Я не принижаю твоих взглядов – я желал бы, чтобы все люди разделяли их. Но люди их не разделяют. Я пришел к тебе сломленным человеком, и ты исцелил меня. Но если бы все жили, как мы с тобой, дети бы не рождались, и род людской вымер бы. В этом ли состоит воля Истока?

– О, Чареос, как узко ты мыслишь! – улыбнулся настоятель. – Думаешь, в мире существует только то, что ты видишь? Ты недавно в ордене, сын мой. Лишь через пять-десять лет ты был бы готов к постижению настоящих Тайн, к проникновению в магию вселенной. Дай мне еще раз твою руку.

Чареос протянул руку, и настоятель повернул ее ладонью вверх. Старый монах закрыл глаза и застыл – казалось даже, что он не дышит. Медленно шли минуты. У Чареоса, сидевшего с вытянутой рукой, затекло плечо, и он высвободил пальцы из руки настоятеля. Наконец тот открыл глаза, потряс головой и потянулся к кубку с водой.

– Твое путешествие будет долгим, друг мой, и опасным. Да пребудет с тобой Творец Мировой Гармонии.

– Что ты видел, отец?

– Есть вещи, о которых заранее лучше не знать, сын мой. Но в душе твоей нет зла. Ступай теперь – я должен отдохнуть.

Чареос в последний раз прошел по монастырскому двору и направился к замку в центре города. Замок был построен несколько веков назад для защиты северной проезжей дороги, но орды Ульрика в первый же свой поход разрушили великий южный город Гульготир, столицу готирского королевства, и страна раскололась надвое. Беженцы устремились на север, через горы, спасаясь от надирского ига. На западном побережье океана построили новую столицу, а Тальгитирский замок стал крайним южным укреплением готирской земли. Тальгитир очень вырос за последнее время, и замок теперь являл собой маленький островок в середине большого оживленного города.

Большие ворота из дуба, окованного железом, были закрыты, и Чареос стал в очередь, медленно движущуюся через боковую калитку во двор. Это все были просители, мужчины и женщины, чьи жалобы мог разрешить один только князь. Здесь собрались больше двухсот человек, и каждый держал в руке плоский глиняный диск со своим номером. Когда номер выкликали, жалобщик входил в большой зал и излагал свое дело князю. Из всего этого множества князь примет разве что дюжину – остальным придется ждать следующего Дня Прошений.

Чареос поднялся по широким каменным ступеням. Наверху стояли двое часовых со скрещенными копьями, но и они пропустили его. До нынешнего дня Чареос уже трижды пытался пробиться к князю, чтобы сообщить ему о неблаговидных действиях его солдат, но каждый раз князь оказывался занят, и Чареоса отсылали прочь.

Теперь слуга провел его в столовую залу. Длинные столы убрали, и князь со своими придворными сидел там лицом к двери. Первый жалобщик уже рассказывал о своей обиде: за трех проданных быков ему уплатили половину, а вторую половину он так и не получил. Обид-чиком был дворянин, дальний родственник князя. Доказательства сомнений не вызывали, и князь приказал покупателю уплатить все сполна, добавив еще пять серебряных монет в возмещение потерянного времени. Кроме того, князь наложил на дворянина пеню в двадцать золотых.

Проситель, низко кланяясь, попятился к двери. Следующей была вдова – она заявила, что ее обокрал человек, ложно клявшийся ей в любви. Обидчика втащили в зал, закованного в цепи, избитого до крови. Он признал себя виновным, и князь приказал повесить его.

Просители следовали один за другим, и наконец, в полдень, князь встал со своего места.

– Хватит на сегодня, клянусь богами, – заявил он.

Но тут в дверь, растолкав стражу, вбежал молодой человек.

– Господин мой, выслушайте меня! – кричал он. Стражники схватили его за руки и потащили прочь.

– Оставьте его, – велел князь. – Пусть говорит.

Чареос узнал высокого юношу из сожженной деревни и продвинулся поближе к нему.

– На мою деревню напали разбойники и увели одиннадцать наших женщин, чтобы продать их надирам. Их нужно вернуть, мой господин.

– Ах да, та деревня. Прискорбный случай, – молвил князь. – Но тут уже ничем не поможешь. Мы проследили их до самых гор, но они ушли на надирскую землю, а там я неправомочен.

– И вы все-таки ничего не предпримете? – воскликнул юноша.

– Не смей повышать на меня голос, смерд! – взревел князь.

– Мы платим вам подати за то, чтобы вы нас защищали. Между тем ваши люди весь день просидели в лесу, пока наших сельчан убивали. Или Готиром теперь правят трусы?

– Взять его! – вскричал князь, и стражники схватили юношу. – Увести его отсюда и высечь.

– Так вот он, ваш ответ? Вот оно, правосудие?

Но юношу уже уволокли прочь, и двери закрылись за ним.

– А, Чареос, здравствуй, – сказал князь. – Готов ты к поединку?

– Готов, мой господин, – сказал Чареос, выходя вперед. – Но могу ли я сперва замолвить слово за этого юношу?

– Нет! – отрезал князь и позвал: – Логар! – Первый боец встал и подошел к ним. – Я натрудил себе плечо во время последней схватки, – продолжал князь, – и оно все еще беспокоит меня. Но ожидания гостей обманывать негоже – быть может, ты выйдешь вместо меня против героя Бел-Азара?

– Почту за удовольствие, мой господин, – ответил Логар. – Позвольте предложить: не сразиться ли нам без масок и кольчуг, чтобы сделать зрелище более увлекательным?

– Не опасно ли это? Я не хотел бы, чтобы дело кончилось печально.

– Опасность есть, мой господин, но она-то и придает зрелищу особый смак.

– Хорошо, – согласился князь, не спрашивая Чареоса. – Будь по-твоему.

К ним подошел паж с двумя рапирами. Чареос выбрал левую и отошел назад, чтобы размяться. Снимая с себя саблю и нож, он размышлял. Несомненно, что Логар попытается убить его – но если он убьет Логара, князь возьмет его под стражу. Чареос медленно проделывал нужные упражнения, разминая мышцы рук, плеч и паха. Оглядев два ряда зрителей, он заметил юного Патриса. Мальчишка скалился по-волчьи. Чареос отвернулся и приблизился к Логару.

Бойцы отсалютовали друг другу, и шпаги соприкоснулись.

– Начинайте! – приказал князь.

Логар сразу бросился в атаку, изогнув запястье в «уколе Чареоса», но Чареос отвел удар и плавно передвинулся вправо. Логар сощурился. Еще трижды первый боец кидался вперед, но каждый раз бывал отбит. Чареос начинал сердиться. Логар совсем не защищался, будучи уверен, что на турнирном поединке Чареос не посмеет нанести ему смертельный удар. Дважды клинок Логара прошел совсем рядом с горлом противника, и Чареос знал, что рано или поздно княжеский боец преодолеет его защиту. Отразив очередной удар, Чареос отскочил назад. Логар оступился, выругался и опять устремился в атаку. Чареос набрал побольше воздуха, понимая, что Логар собрался его убить. Но что им движет – приказ князя или собственная раненая гордость? Острие шпаги целило Чареосу в глаз. Он уклонился в сторону, повернулся на каблуке и отскочил. Логар последовал за ним с широкой ухмылкой на лице. Бойцы носились по всему залу, и зрители, не в силах сдерживаться, приветствовали бешеными воплями каждую атаку Логара. Прошло несколько минут, а схватке еще не было видно конца. Логар напал опять. Чареос отвел удар, но шпага противника поранила ему щеку.

При виде крови зрители утихли – все смотрели на князя, ожидая, что тот прекратит бой. Князь безмолвствовал. «Значит, это его приказ», – подумал Чареос, но обуздал свой гнев. Убивать Логара нельзя – князь возьмет его под стражу и будет судить за убийство. Охваченный холодной яростью, Чареос сделал круг и быстро метнулся вправо. Логар ринулся вперед. Чареос, отразив один за другим три его выпада, взмахнул шпагой поверх клинка Логара и рассек ему правую бровь. Кровь хлынула первому бойцу в глаза, и он отступил. Чареос повернулся к князю:

– Бой окончен, мой господин?

– Скверный удар, – заметил тот. – Ты мог убить его.

– Да, мог бы, – он не столь уж искусен. Впрочем, и этот удар, – Чареос указал на порез у себя на щеке, – мог бы проникнуть мне в мозг. К счастью, никакого вреда не случилось: его рана не тяжела. А теперь, с вашего позволения… – Шум сзади заставил Чареоса обернуться. Логар кое-как обтер кровь с лица и бежал к нему со шпагой наперевес. Чареос, отступив в сторону, ударил его рукояткой за левым ухом, и Логар без чувств повалился на мраморный пол. – Итак, – холодно промолвил Чареос, – позвольте мне удалиться.

– Я не желаю видеть тебя ни здесь, ни где-либо в пределах моего княжества, – процедил князь.

Чареос, кланяясь, отступил на три шага, взял свою саблю и нож и вышел с высоко поднятой головой. Враждебность князя дышала ему в затылок.

Почти все просители остались во дворе, чтобы посмотреть на порку. Чареос сошел по ступеням, глядя, как юноша корчится под ударами бича. Подойдя к начальнику стражи, Чареос спросил:

– Сколько ударов он уже получил?

– Восемнадцать. А всего пятьдесят.

– Не пятьдесят, а двадцать. Именно столько назначают за неуважительное поведение.

– Князь не назвал точного количества, – отрезал офицер.

– Вероятно, он полагался на то, что закон вам известен.

Бич снова свистнул в воздухе.

– Довольно, – бросил капитан. – Развяжите его. – Парня выволокли за калитку и бросили. Чареос помог ему встать.

– Спасибо, – прошептал юноша.

– Домой ты в таком виде не доберешься, – сказал ему Чареос. – Пойдем-ка со мной. Я снял комнату в «Серой сове». Надо заняться твоей спиной.

* * *

Трактир «Серая сова» представлял собой кучку беспорядочных строений, выросших вокруг старой харчевни, что стояла некогда у горной дороги в Гульготир. В середине был зал, где служанки подавали посетителям еду и напитки. К востоку и западу от него пристроили два новых крыла, а позади – конюшню.

Пробираясь через сутолоку в трактире, Чареос зацепил ножнами чью-то ногу.

– Смотри, куда идешь, ублюдок! – прошипел задетый. Чареос не ответил, но придержал саблю, наклонив ее поближе к себе. Давным-давно он не носил оружия и чувствовал себя неуклюже.

По винтовой лестнице он поднялся на второй этаж. В дальнем конце находилась комната на двоих, которую он сегодня снял. Юноша спал, дыша глубоко и ровно. От настойки лириума, приготовленной аптекарем, он проспит так до самого рассвета. Чареос промыл рубцы от кнута, смазал их гусиным жиром и накрыл спину юноши большим куском полотна. Рубцы были неглубоки, но кожа вокруг них воспалилась.

Чареос разворошил тлеющие огни в очаге у южной стены. Близилась осень, и холодный ветер задувал в косое окошко. Он отстегнул пояс и сел в широкое кожаное кресло у огня. Чареос устал, но его мысли не знали покоя. Тихая монастырская жизнь показалась ему очень далекой, и тоска наотмашь ударила в грудь. Сегодня князь хотел убить его – и за что же? За выговор, сделанный заносчивому мальчишке. Чареос посмотрел на спящего. Парень видел, как разоряют его деревню, как уводят его близких, а теперь его еще и высекли. Правосудие существует только для богатых – так было всегда. Он подбросил полено в огонь. Одна из трех настенных ламп, замигав, погасла, и он проверил остальные. Они тоже догорали, и Чареос дернул звонок у западной стены.

Вскоре в дверь постучалась служанка. Чареос попросил ее заправить лампы, принести мяса и вина. Ее не было с полчаса – за это время и вторая лампа успела погаснуть.

Юноша застонал во сне, шепча чье-то имя. Чареос подошел к нему, но тот уже успокоился.

Девушка вернулась с кувшином масла.

– Извините, что так долго, сударь, но у нас сегодня полно, а две девушки не пришли. – Она заправила лампы и зажгла их с помощью длинного жгута. – Еду тоже сейчас подам. Говядины нет, зато баранина отменная.

– Хорошо, неси.

Она пошла и уже на пороге оглянулась.

– Не тот ли это парень, которого сегодня наказывали? – шепотом спросила она.

– Да, это он.

– А вы, стало быть, будете Чареос, монах?

Он кивнул, и она вернулась в комнату – маленькая, с соломенными волосами и хорошеньким круглым личиком.

– Может, и не мое это дело, сударь, только вас там ищут какие-то мужчины – вооруженные. И у одного голова завязана.

– Они знают, что я здесь?

– Знают, сударь. Трое из них на конюшне, а еще двое сидят внизу. Может, и другие есть, не знаю.

– Большое тебе спасибо. – Чареос дал ей серебряную монетку.

Когда девушка ушла, он запер дверь, сел у огня и подремал, пока к ним опять не постучались. Тогда он вынул саблю и спросил:

– Кто там?

– Я, сударь. Принесла вам еду и вино.

Он отодвинул засов, девушка вошла и поставила деревянный поднос на узкий столик.

– Они все еще там, сударь, и человек с повязкой расспрашивает Финбала – хозяина.

– Спасибо.

– Вы можете выйти через комнаты прислуги.

– Все равно у нас лошади на конюшне. Не бойся за меня.

– Вы хорошо сделали, что позаботились о нем. – Девушка улыбнулась и вышла, закрыв за собой дверь.

Чареос снова заперся и принялся за еду. Мясо было слишком жирное, овощи разваренные, а вино прескверное, но он все-таки наполнил желудок и опять соснул на стуле. Сны его были тревожны, но при пробуждении исчезли как дым на ветру. Небо перед рассветом было темно-серым. Огонь почти угас, и комната остыла. Чареос положил растопку на угли, раздул пламя и добавил дров. Он весь застыл, и шея болела. Когда огонь разгорелся, он подошел к юноше. Тот дышал уже не так глубоко. Чареос тронул его за руку, и парень со стоном открыл глаза.

Он попытался сесть, но боль пронзила его, и он упал обратно.

– Раны у тебя чистые, – сказал Чареос, – и, как бы ни было больно, надо все-таки встать и одеться. Я купил тебе лошадь, и утром мы уедем из города.

– Спасибо за все. Меня зовут Киалл. – Юноша сел, морщась от боли.

– Все заживет на славу. Раны неглубокие. А боль от ожогов кнута пройдет дня через три-четыре.

– Я не знаю вашего имени.

– Чареос. Давай-ка одевайся. Внизу нас караулят, и уехать будет не так-то просто.

– Чареос? Герой Бел-Азара?

– Да! – рявкнул Чареос. – Прославленный герой песен и легенд. Ты слышишь меня, парень? Мы в опасности. Одевайся скорее.

Киалл натянул штаны и сапоги, но не мог поднять рук, чтобы надеть рубашку. Чареос помог ему. Рубцы покрывали спину до самых бедер, и пояс нельзя было застегнуть.

– Что за опасность? – спросил Киалл.

– Не знаю, грозит ли она тебе, – пожал плечами Чареос. – Я дрался с человеком по имени Логар, и он, наверное, чувствует себя униженным. Ступай теперь на конюшню. Там стоят наши лошади. Мой серый, и седло лежит рядом. Ты седлать умеешь?