Текст книги "Мечи Дня и Ночи"

– Дело зашло слишком далеко, – как можно суровее произнес Унваллис. – Помни, Декадо, что мы здесь в гостях. А вам, сударь, негоже задирать солдата Вечной.

– Принимаю ваш упрек, сударь, – непринужденно улыбнулся Каллан. – Я тоже гость в этом доме и не должен был забываться. – Он грациозно поклонился и обернулся к Ландису: – Не сесть ли нам за стол, дядя?

Трапеза шла почти в полном молчании, и Унваллису стало легче, когда Декадо, встав, поблагодарил хозяина и вышел.

– Поверьте, сударь, вы вели себя весьма неразумно, – сказал Унваллис Каллану. – Декадо смертельно опасен, и оскорблений он не прощает. Я бы советовал вам как можно скорее вернуться к себе домой, за море.

– Я как раз собирался. Хочу посетить старое наашанское королевство.

– Так вы любитель истории?

– В некотором роде.

– Наашан… Одно из мест, где ты чаще всего вел раскопки, не так ли, Ландис?

– Верно, – ответил тот. – Там было много чудесных находок. А теперь, думаю, нам с тобой пора побеседовать. Боюсь, что тебе, племянник, наш разговор будет скучен.

– В таком случае я вас оставлю. – Каллан еще раз поклонился Унваллису и удалился.

– Клянусь Благословенной! – сказал тихо Унваллис. – Он что, смерти ищет? Или на востоке еще не знают, кто такой Декадо?

– Репутация Декадо ему известна, дружище, но Каллан не из пугливых.

– У него странный выговор. Я бывал в Наашане и ничего подобного там не слышал.

– Он с восточного побережья, – пояснил с улыбкой Ландис. – Мне крайне трудно понимать тамошних жителей.

– Попробую сделать так, чтобы Декадо его не убил, – вздохнул Унваллис, – хотя гарантий дать не могу. Этот человек теряет рассудок, когда он болен. Быть может, когда голова у него пройдет, его легче будет склонить к прощению.

– Зачем он поехал вместе с тобой? – спросил Ландис, наливая вино в два кубка.

– Я себе задаю тот же вопрос. Возможно, он стал надоедать Вечной, вот она и услала его из Диранана. Право, не знаю. Поговорим лучше о тебе, Ландис. Ты знаешь, какая опасность тебе грозит.

– Знаю, знаю. Старые привычки не хотят умирать, мой друг. Я нашел кое-какие предметы и не мог удержаться, чтобы не испробовать их. Как видишь, мои джиамады не слишком добротны.

– Ты говорил Вечной, что хочешь пожить на покое вдали от имперской суеты. И она пожаловала тебе эти земли.

– Которые теперь хочет отнять назад?

– Разумеется, нет. Она лишь желает пройти через них с армией, чтобы очистить север от предателей.

– Полно тебе. Кратчайший путь на север лежит по равнине, через руины. Ваша армия уже стоит там, у южного перевала. Дорога через мои владения займет лишний месяц, а что этим можно выиграть? Говори прямо, Унваллис. Что хочет Вечная от меня на самом деле?

– Нужно ли тебе, чтобы я это нацарапал на глиняной табличке? Ты был старейшим из ее советников и дольше всех служил ей. Даже я не знаю, сколько времени ты провел у нее на службе. Во всяком случае, дольше Агриаса. А с кем мы сейчас воюем? С тем же Агриасом, который клялся хранить ей верность всю свою жизнь. С Агриасом, нанесшим нам огромнейший ущерб. Больше ста тысяч человек пали в боях, впятеро больше умерли от голода и болезней.

– Ты хочешь сказать, что она боится, как бы из меня не вышел второй Агриас? – засмеялся Ландис. – Вот уж пальцем в небо. Мне не нужна власть кроме той, которой я обладаю здесь.

– Ты все еще любишь ее, Ландис?

– Уж тебе-то не пристало об этом спрашивать. Конечно, люблю. Она была моей жизнью, моей мечтой. Была для меня всем с тех самых пор, как я увидел ее статую. Я делил с ней ложе много лет. Правда и то, – он пожал плечами, – что мне приходилось делить ее со всеми любовниками, которых она к себе приближала. Но это ничего не значило. Я отдал бы сто лет жизни за еще одну ночь с ней.

– Я тоже, хотя у меня нет в запасе этих ста лет. Ты предупреждал ее относительно Агриаса. Я помню.

– А помнишь, что еще я тебе говорил?

– Помню, однако не убежден до сих пор. Но это все в прошлом и уже не имеет значения. Вечная хочет быть уверенной в твоей преданности. Хочет поставить к тебе сколько-то войск для охраны границ. Что в этом страшного? Немного солдат, немного джиамадов.

Ландис подлил в кубок вина и отпил глоток.

– Страшного в этом то, что у Агриаса большая сила на севере. Если ко мне войдут войска Вечной, он об этом услышит. И война перекинется на мои земли, до сих пор милостиво избавленные от этого ужаса.

Унваллис тяжело вздохнул.

– Тогда перейдем к другому вопросу, весьма деликатному. К могиле Скилганнона.

– В чем же вопрос? Могила оказалась пустой.

– Не в пещере, Ландис, а в полумиле оттуда, на сухом островке.

– Там лежал не он. Да, я нашел там старые кости, но захороненные с ними предметы относятся не к тому времени.

– Один из твоих землекопов донес, что там нашли два меча в одних ножнах.

– Неправда. Мы нашли большой двуострый топор, не тронутый ржавчиной, и несколько горшков с золотом. Монеты позднего дренайского периода, с изображением короля Сканды. Они у меня еще сохранились, если хочешь взглянуть.

– Зачем ты поставил у своих земель защитные чары, Ландис? – спросил Унваллис тихо, пристально глядя на своего друга.

– Я не люблю, когда за мной наблюдают, – избегая его взгляда, ответил Ландис. – Я частное лицо, и подглядывание Мемнона раздражает меня. Я его всегда недолюбливал. Очень надеюсь, что Вечная разгадает его змеиную натуру и наденет его голову на кол.

– Верно, верно. Мемнона никто не любит, однако рассмотрим факты. Ты, как и Агриас, создаешь джиамадов. Ты отказываешь Вечной в праве на проход через твои земли. Ты поставил защитные чары, чтобы помешать Вечной видеть, чем ты здесь занимаешься. Я ничего не исказил? Ты согласен?

– Звучит не лучшим образом, правда? – с натянутой улыбкой заметил Ландис.

– Далеко не лучшим. Я твой друг и хочу тебе помочь. Но если я уеду отсюда, не заключив соглашения, мне за тебя будет страшно.

– Она же знает, что я никогда… не причиню ей зла. – Унваллис расслышал испуг в голосе Ландиса.

– Я не могу ручаться за то, что Вечная знает. Зато мне известно, как она поступает с теми, в ком видит угрозу. Ты полагаешь, что долгие и близкие отношения с ней сохранят тебе жизнь? Пустая надежда. Мемнон послал Теней к южному перевалу, о котором ты говорил. Возможно, они оттуда пойдут на север, чтобы расправиться с одним из вождей мятежников, но с тем же успехом они могут перевалить через горы и явиться к тебе.

– Нет, друг мой, она меня не убьет. Это я подарил ей жизнь. Ты хотел знать, как долго я ей служил. Так вот, я жил еще до Вечной, Унваллис. Первой моей Возрожденной стала она. Я вернул ее. Она не способна лишить меня жизни. Возвращайся и скажи Вечной, что я ей не враг. Скажи, что убежден в этом. Она поверит тебе. Скажи, что мне нужно немного подумать над ее предложением.

Сердце Унваллиса дрогнуло.

– Неужели ты так плохо ее знаешь, Ландис? Не помнишь, скольких она обрекла на смерть? А ведь многие из них тоже любили ее. Говорю тебе: твоя жизнь под угрозой.

– Мне нужно немного времени, только и всего. Совсем немного. Попроси ее от моего имени и увидишь. Она не откажет. Не хочешь ли теперь посмотреть те дренайские монеты? Это большая редкость.

Час был поздний, но Скилганнон не спал. Стоя на балконе, он дышал ночным воздухом и смотрел на озаренные луной горы. Гарианна была беременна, а он и не знал. Трудно свыкнуться с этим. Он не любил эту воительницу с больной душой, но ее судьба не была ему безразлична. Почему она ему не сказала? Ни она, ни Устарте? Разве мужчина лишен права знать, что у него есть сын?

«Твой сын умер тысячу лет назад», – с горечью сказал он себе.

Он представил себе лицо Декадо. Был ли сын похож на него? Скилганнон надеялся, что Декадо ему понравится, что он найдет в нем какое-то сходство с собой. Сходства он не нашел и не почувствовал к этому заносчивому юноше ничего, кроме неприязни. Тот тоже явно его невзлюбил. «Ну что ж, – подумал Скилганнон с улыбкой, – не так уж мы и несхожи в таком случае».

Он услышал, как кто-то открыл дверь комнаты, и обернулся. Дворецкий Энсинар поклонился ему, тряхнув зачесанными на лысину волосами.

– Господин послал меня посмотреть, не спите ли вы. Он просит вас спуститься к нему в библиотеку.

Скилганнон, кивнув, последовал за ним по опустевшему ночному дворцу. Ландис при свете ламп казался осунувшимся и бледным. Отпустив Энсинара, он предложил Скилганнону сесть.

– Дела мои плохи, – вздохнув, сообщил он.

– Извини, что я поддразнивал твоего гостя. Это было невежливо.

– Я не об этом, – махнул рукой Ландис. – Я сам был глупцом, который в заносчивости своей надеялся обмануть такого умного человека, как Унваллис. И саму Вечную. Я не преуспел в этом, но думаю, что время еще есть. Уверен, что есть.

– Ты хотел меня видеть.

– Да, прости. Столько всего в голове. Мысли мечутся и жужжат, как сердитые пчелы. – Ландис отошел к дальней стене, сдвинул панель и с заметным усилием достал тяжелый топор с черной рукоятью и двумя лезвиями. – Тебе знакомо это оружие?

– Да. – Скилганнон взял его из рук Ландиса. – Это Снага, топор Друсса-Легенды.

– «Паромщик, не знающий возврата», как гласят руны на топорище. Могуч должен быть человек, чтобы сражаться таким.

– Он и был могуч. Топор, как я понимаю, тоже взят из моей могилы.

– Да. Как он достался тебе?

– Это подарок одного великого полководца. Друсс пал, сраженный его воинами, при защите Дрос-Дельноха. Я пришел к военачальнику и попросил у него топор.

– И кости, которые ты положил в медальон и стал носить у себя на шее.

– И кости. Знает ли Харад, что он Возрожденный?

– Нет. Но теперь, когда стало известно, кто он, можно попросить Гамаля отыскать в Пустоте его душу.

– Я уже говорил тебе, что там он его не найдет. Хорошему человеку нечего делать в этом проклятом месте. Он давно прошел дальше, в обитель героев. Ты и так уже натворил дел, Ландис. Оставь все, как есть.

– В твоих словах больше правды, чем ты думаешь. – Ландис сгорбился на своем стуле. – Когда завтра увидишь Харада, передай ему этот топор от меня в подарок, хорошо?

– Скорее уж от меня, раз он лежал в моей могиле, – улыбнулся Скилганнон. – Хорошо, передам. Думаю, Друссу бы это пришлось по душе. Схожу с Харадом в горы, а потом уеду отсюда. Твоя борьба с Вечной – не моя забота.

– Я понимаю тебя. Хорошо понимаю. Каким же я был глупцом, несмотря на свой возраст и свою мудрость. Устарте не богиня, и нет на ней благословения Истока. Она просто одаренная джиамадка, созданная, вероятно, таким же, как я. – Ландис, невесело рассмеявшись, покачал головой. – Я думал, твое возвращение уравняет весы в мою пользу. Думал, Исток простит меня, если я исполню пророчество Устарте.

– За что простит?

– За муки этого мира, дитя мое. Это я дал Вечной жизнь. Я научился управлять машинами для создания джиамадов. Все противоестественные ужасы, от которых стонет эта благословенная земля, лежат на моей совести.

– Смешанные существовали и до тебя, Ландис. Надирские шаманы умели их создавать. Не бери на себя слишком тяжкий груз.

– Если и существовали, то в малом числе – от них-то и пошли сказки про чудищ. Из них не составлялись армии, Скилганнон. Гамаль рассказал мне о Пераполисе и о нескольких тысячах душ, которые на совести у тебя. Если ты за свои грехи блуждал в Пустоте тысячу лет, что же ожидает меня? Мне никогда не дойти до врат, о которых ты говорил. И никогда не побороть тамошних демонов.

– Пожалуй, – признал Скилганнон. – Что ты собираешься делать дальше?

– Бежать, – снова вздохнул Ландис. – Поищу укромное место, где смогу дожить свои дни. Можешь ты выполнить мою последнюю просьбу?

– Проси, и я отвечу тебе.

– Возьми с собой Мечи Дня и Ночи. Зарой их в землю, если хочешь. Выброси в море. Мне все равно. Я не хочу, чтобы они попали в дурные руки, если… если все обернется совсем уж плохо. Ты это сделаешь для меня?

Скилганнон поразмыслил.

– Заверни их во что-нибудь, и пусть их принесут ко мне утром, пока я не ушел.

Они шли уже больше четырех часов и за это время обменялись лишь несколькими словами. Харада это устраивало. Этот Каллан оказался крепким и не нытик. К середине дня стал накрапывать дождь. Сначала Харад не обращал на это внимания, но дождь усиливался, и тропа становилась скользкой. Он посмотрел на небо. Тучи сгущались, на западе полыхнула молния. Харад свернул к утесу, где было много мелких пещер, зашел в одну из них и скинул котомку. Каллан последовал его примеру и снял длинный, до щиколоток, кожаный кафтан, оставшись в замшевой безрукавке. Подняв руки, он стал разминать затекшие плечевые мышцы. Несмотря на его стройность, руки и плечи у него были мощные. Ниже одного локтя Харад увидел темное изображение паука. К котомке Каллана были привязаны два больших свертка. Один, с легким изгибом, имел около пяти футов в длину. Второй разжигал любопытство Харада еще больше. Широкий на одном конце и узкий на другом, он напоминал струнные инструменты, на которых играли музыканты в праздничные дни, но для такого инструмента был слишком плоским.

Они посидели немного молча. Потом Каллан снова оделся, вышел под дождь и вернулся с охапкой хвороста. Это он повторил несколько раз, пока не натаскал столько дров, чтобы хватило на ночь, повесил мокрый кафтан на камень и развел костер. Сырые дрова разгорелись не сразу, но Каллан не проявлял раздражения. Наконец огонь занялся, и он сел, прислонившись к стене пещеры. Харад развязал свою котомку и предложил Каллану вяленого мяса. Оба все так же молчали.

Сверкнула молния, следом тут же прокатился гром. Дождь полил вовсю, хлеща струями по утесу. Харад, который раньше надеялся, что его спутник окажется не болтливым, стал находить затянувшееся молчание тягостным.

– Грозу лучше переждать, – сказал он. Тоже мне, брякнул! Дураку ясно, что ее придется пережидать. Для чего же иначе они залезли в эту пещеру, да еще костер развели?

– Хорошая мысль, – сказал Каллан. – Я устал больше, чем ожидал.

– Для непривычных это долгий подъем, – согласился Харад, а Каллан легко вскочил на ноги, отвязал тот чудной сверток и размотал ткань. Харад следил за ним с нескрываемым интересом. Огонь осветил большой двуострый топор с черной, украшенной серебром рукоятью. Харад в жизни не видывал ничего красивее. Лезвия топора походили на крылья бабочки. Молодой лесоруб вздрогнул, кожа его покрылась мурашками.

Каллан взял топор в руки и передал Хараду. Оружие было тяжелым, но превосходно уравновешенным. У Харада вырвался долгий вздох.

– Это подарок от Ландиса Кана, – сказал Каллан.

– Должно быть, он высоко ценит вас, коли сделал такой подарок.

– Он дарит его не мне, а тебе, Харад, – улыбнулся чужеземец и подбавил в огонь дров.

– Мне? С чего это?

Каллан пожал плечами.

– Спроси его сам, как вернемся. У этого топора есть имя – его зовут Снага. «Снага-паромщик не знает возврата», так написано на рукояти. В старину он принадлежал одному великому герою.

Харад встал, отошел чуть подальше и пару раз взмахнул топором.

– Наверно, он был очень сильный, раз сражался таким оружием. Топорик-то не из легких.

Каллан, не отвечая, жевал мясо.

Дождь лил с той же силой, сверкала молния, гремел гром. У входа в пещеру возник черный медведь, постоял немного, почуял дым и ушел.

– Тут много медведей, – сказал Харад. – И диких кошек. А вы сами откуда будете? Никогда не слыхал, чтобы люди так говорили. – Топор он положил рядом с собой и все время трогал его.

– Издалека, – сказал Каллан. Харад расслышал нотку горечи в его голосе и решил не настаивать. Вскоре стало ясно, что гроза продлится всю ночь. Оба развернули свои одеяла. Каллан уснул почти сразу, а Харад все сидел, разглядывая свое отражение в блестящих лезвиях топора. На миг ему почудилось, что перед ним кто-то другой. Он вздрогнул, отложил топор и посмотрел на спящего Каллана. Харад не мог не признать, что тот хороший попутчик. Не пристает с вопросами, не выхваляется. Авось эти несколько дней в горах окажутся не такими уж тяжкими.

Харад встал, взял топор и подошел к устью пещеры.

Снага…

Хорошее имя. Паромщик, который не знает возврата. Харад задумался о герое, который когда-то владел топором. Откуда он был родом? И с кем сражался?

Медведь вернулся. Харад стоял тихо и ждал. Медведь, поглядев на кряжистую фигуру у входа в пещеру, вдруг поднялся на дыбы и навис над человеком.

– Брось, – сказал ему Харад. – Мы ж с тобой не враги.

Зверь помедлил еще немного, опустился на четвереньки и ушел в лес.

– Ловко ты с медведями управляешься, – сказал Каллан.

Харад оглянулся. Чужеземец стоял позади него с ножом. Харад не слышал, как тот подошел.

– Я его уже видел раньше. Как-то он залез в мою хижину и сожрал трехмесячный запас еды. Я сам был виноват, что не запер дверь. – Харад посмотрел на нож в руке Каллана и усмехнулся. – Хороший ножик, но нужно большое везение, чтоб убить им медведя.

– Я везучий. – Каллан спрятал нож и вернулся на свое одеяло.

Гроза бушевала почти всю ночь, но утром солнце взошло на безоблачном небе.

Они шли молча все утро, однако теперь Харада уже не тяготило молчание. В лесу он заметил нескольких серых волков. Олени щипали траву у развалин на плоскогорье.

– Кто здесь жил раньше? – спросил Каллан.

– Я историю плохо знаю, – пожал плечами Харад. – Эти люди вроде бы назывались сатулами, но их не стало давным-давно.

– Сатулы… Я слышал о них. Воинственный был народ. Они вечно враждовали с дренаями.

– Может, и так, – пробурчал Харад, стыдясь своего невежества. – Хорошие тут места. Народу мало. Только на севере есть деревушка, а так ничего. Можно бродить неделями и никого не увидеть. Мне это по душе.

Они пересекли небольшую долину и снова двинулись в гору. Стало смеркаться, когда Харад спросил:

– Устали?

– Когда я отдал тебе топор, стало легче, – улыбнулся Каллан. – Уж очень тяжел.

– Он красавец. Мне кажется, я всю жизнь с ним ходил.

Ночлег они устроили в неглубокой лощине. Со снежных вершин дул холодный ветер. Каллан развел костер под прикрытием валуна, чтобы тепло отражалось от камня, но ветер крепчал и раскидывал искры. В конце концов огонь погас, и путешественники закутались потеплее.

– Вы знаете что-нибудь о прежнем хозяине Снаги? – спросил Харад.

– Да. Его звали Друсс. Он был известен как Друсс-Легенда. Дренайский герой.

– А какой он был?

Голубые глаза Каллана встретились с более светлыми глазами Харада. Мгновенное напряжение возникло между ними и тут же прошло.

– Он был сильный, очень сильный. И жил по кодексу чести.

– Это как?

– Ну… были у него свои правила. Хочешь послушать?

– Хочу.

Каллан набрал воздуха в грудь.

– Не обижай женщин и детей. Не лги, не обманывай и не воруй. Будь выше этого. Защищай слабых от зла сильных. Не позволяй мыслям о наживе увлечь себя на дурной путь. Вот он, железный кодекс Друсса-Легенды.

– Мне нравится, – сказал Харад. – Скажите еще раз. – Каллан повторил. Харад помолчал, запоминая, и прочитал правила сам. – Правильно?

– Правильно. Ты намерен следовать им?

Харад кивнул.

– Раз топор теперь мой, то и правила, наверно, должны стать моими.

– Он бы это одобрил. Куда пойдем завтра?

– К руинам. Я бываю там иногда. Думаю, вам понравится.

Глава пятая

Когда рассвело, они покинули лощину и больше двух часов одолевали крутой подъем. Достигнув вершины, Харад остановился. Скилганнон поравнялся с ним, и у него захватило дыхание. С высоты были видны степь на севере и широкая равнина на юге. Прямо под ними лежала в развалинах огромная крепость с шестью стенами и мощным когда-то замком, теперь разрушенным. Стены, построенные поперек перевала, преграждали путь на север. Скилганнон вздрогнул. Впервые после пробуждения в своем новом теле он точно знал, где находится. Груз минувшего тысячелетия опустился ему на плечи. В последний раз, когда он видел эту крепость, она была величественна и неприступна. Теперь время и природа взяли свое и расправились с ней. Это живое напоминание о том, какие перемены произошли в мире, еще сильнее заставило Скилганнона ощутить себя человеком вне времени.

Он взглянул на Харада. Вылитый Друсс в молодости, а между тем ничего не знает о смертной битве, которая некогда велась на этих обвалившихся ныне стенах.

– Здорово, правда? – сказал Харад. – Это место называется Крепостью Призраков.

– Когда-то она называлась иначе. – Скилганнон скинул котомку и сел, глядя вниз. В последнем столетии здесь, видимо, случилось землетрясение. Обвал наполовину засыпал первую стену, по замку змеились трещины.

– А как? – сев рядом, спросил Харад.

– Дрос-Дельнох. Говорили, что она никогда не падет, пока у людей достанет мужества защищать ее стены.

– И все-таки она пала. В истории я не знаток, но знаю, что ее взял полководец, которого звали Тенака-хан. Надиры хлынули через перевал и захватили старые земли.

– Не слыхал о таком. Последнюю битву, о которой я знаю, здесь вели Друсс-Легенда и Бронзовый Князь. Друсс погиб в той битве, но крепость выстояла. Десять тысяч защитников против войска, превосходившего их в пятьдесят раз.

Скилганнон глубоко вздохнул, вспоминая день, когда он приехал в надирский лагерь.

Двухсоттысячное войско осаждало Дрос, но в ту ночь штурма не было. У крепости возвели огромный погребальный костер, на котором лежало тело Друсса-Легенды. Он пал в минувший день, сражаясь против немыслимого превосходства врага. Надиры, знавшие его под именем Побратима Смерти, боялись и почитали Друсса. Они вынесли его тело с поля боя и готовились воздать ему последние почести.

Скилганнон спешился у шатра Ульрика, Повелителя Волков. Ханская стража узнала его и пропустила.

– Зачем ты здесь, друг? – спросил его человек с лиловыми глазами. – Ведь не для того же, чтобы сразиться на моей стороне?

– Я пришел за наградой, которую ты обещал мне, великий хан.

– Мы сейчас на войне, Скилганнон, и со мной нет моих сокровищ.

– Сокровища мне не нужны.

– Я обязан тебе жизнью. Проси чего хочешь, и я исполню твою просьбу, если это в моей власти.

– Друсс был дорог мне, Ульрик. Мы были друзьями. Я прошу сущую малость: кусочек его кости и прядь волос. И еще его топор.

Хан помолчал.

– Он и мне был дорог. Зачем тебе его кость и волосы?

– Я положу их в медальон и буду носить на шее.

– Будь по-твоему, – сказал Ульрик.

– Вы задумались о чем-то, – сказал Харад. – И погрустнели.

– Этот пейзаж наводит на меня грусть.

Землетрясение и последующий обвал позволяли спуститься в крепость с горы – раньше туда было можно пройти только через замок со стороны Сентранской равнины на юге. Спуск оставался опасным, но Харад и Скилганнон вели себя осмотрительно и скоро добрались до гребня первой стены. Там через каждые пятьдесят шагов были расставлены башни. Две из них рухнули под напором лавины, но остальные еще стояли. Скилганнон, подойдя к самым зубцам, посмотрел вниз. Шестьдесят футов высоты, четыреста шагов в длину. Первая линия обороны. Харад прохаживался по ней с топором в руке. Когда Друсс стоял в последний раз на этой стене, ему было шестьдесят. Теперь он, можно сказать, снова здесь. Скилганнона опять пробрала дрожь.

– Хотите подняться выше? – спросил Харад. Скилганнон кивнул. Они сошли вниз по ступеням и пересекли открытое пространство между первыми двумя стенами. Вторая во время землетрясения треснула – по этой трещине они и взобрались на нее.

За второй стеной глубокие проходы ворот не были завалены, и Харад со Скилганноном прошли к самому замку. Там Харад разложил костер и пошел с котелком к колодцу. Вытащив ведро, он напился и налил воды в котелок.

– Ведро с веревкой я принес сюда в прошлом году. Вода тут холодная, сладкая. Хорошая выйдет похлебка. Я думал, вам тут понравится, – добавил он, глядя на Скилганнона, – но, видно, ошибся.

– Ты не ошибся. Я рад, что мы пришли сюда. И часто ты здесь бываешь?

– Так часто, как только могу. Мне здесь, – смущенно улыбнулся Харад, – мне здесь покойно.

– Чувствуешь, вероятно, что ты здесь дома.

– Да. Верно.

– Есть у тебя любимое место?

– Есть.

– У ворот четвертой стены?

Харад вздрогнул и осенил себя знаком Хранящего Рога.

– Уж не колдун ли вы, часом?

– Нет. Просто заметил там старое кострище, когда мы шли мимо.

– Вон оно что, – успокоился Харад.

– А надписи над воротами можешь прочесть?

– Нет. Я все гадал, что они значат. Наверно, это просто названия.

– Не просто, Харад. Первая стена называется Эльдибар, что на древнем языке значит «ликование». Здесь враг впервые получает отпор, и защитники ликуют, веря в свою победу. Вторая стена – Музиф, или Отчаяние. Ее защитники видели, как пал Эльдибар, самая широкая и крепкая изо всех стен. Если уж она не выдержала, то скорее всего падут и другие. Третья – Кания, Стена Обновленной Надежды. Две стены пали, но защитники третьей пока еще живы, и им есть куда отступать. Четвертая – Сумитос, Стена Пропащих. Три самых крепких стены захватил враг, и защитники бьются насмерть. Пятая – Валтери, Стена Покоя. Защитники дрались доблестно, и лишь лучшие из них остались в живых. Они знают, что смерть неизбежна, однако полны решимости. Они не побегут и встретят гибель достойно.

Скилганнон замолчал, и Харад спросил:

– А шестая?

– Геддон. Стена Смерти.

– А Друсс-Легенда где погиб?

– У ворот четвертой стены.

– Как же так вышло, что вы про все это знаете, а про падение крепости – нет?

– Память у меня теперь уж не та, что прежде.

Они поели похлебки, сваренной Харадом из ячменя и вяленого мяса. Харад ушел в руины, а Скилганнон сидел в одиночестве, вспоминая седую древность.

Ночь выдалась тихая и безветренная. Над старой крепостью светили яркие звезды. У Харада под стеной замка было припасено немного дров. Теперь запас вышел, и костер медленно догорал. Скилганнон отправился на поиски топлива. Ничего – только голая каменистая земля да несколько хилых кустиков.

Отойдя чуть подальше, он поднялся на шестую стену. Внизу, у четвертой стены, мерцал костер. Видно, у Харада и там имелись дрова, но ему захотелось побыть одному. Скилганнон решил, что вернется к замку и ляжет спать, и тут налетевший внезапно ветер прошелестел:

Ты где, паренек?

Скилганнон замер – и обернулся. Рядом не было никого.

– Друсс, это ты? – с бешено забившимся сердцем спросил он.

Спустись к моему костру, – прошептал тот же голос у него в голове.

Скилганнон узнал голос, и тот показался ему дуновением желанной прохлады среди летнего зноя. Он спустился, прошел по темному туннелю к воротам четвертой стены – и остановился. Харад у ярко горящего костра размахивал своим топором, отрабатывая боевые удары. Но это был не Харад. Тот пока только осваивался, и те же движения получались у него неуклюжими – сейчас Скилганнон видел перед собой мастера.

Скилганнон стоял не шевелясь. Топор сверкал при луне, и ему вспоминалось взятие цитадели, спасение маленькой Эланин и прощание с Друссом на крепостной стене.

Человек у костра всадил Снагу в землю и повернулся к Скилганнону.

– Рад видеть тебя, паренек, – сказал Друсс-Легенда.

Скилганнон испустил глубокий прерывистый вздох.

– Боги мои. А уж я-то как рад, Друсс.

Тот шагнул к нему и потрепал его по плечу.

– Не стоит ко мне привыкать. Долго я здесь не пробуду. – Он окинул взглядом старые стены. – Ее называли «причудой Эгеля», но она доказала, что его замысел был хорош. – Друсс сел у костра.

Скилганнон опустился рядом.

– Отчего ты не хочешь остаться?

– Сам знаешь. Это не моя жизнь, мальчуган. Это жизнь Харада. А славно опять дохнуть горным воздухом, славно поглядеть на звезды. Однако поговорим о тебе. Как ты поживаешь?

Скилганнон ответил не сразу. Потрясение, испытанное им при виде Друсса, сменилось громадным облегчением – ведь он больше не был один в этом чуждом мире. Теперь облегчение тоже прошло, и одиночество вновь выглянуло из мрака.

– Мне не следует быть здесь, Друсс. Все просто. Моя жизнь прожита.

– Это верно, парень. Не следует. Что ты собираешься делать?

– Вернусь в Наашан. Кроме него, у меня ничего нет.

– Может, это и правильно, – помолчав, сказал Друсс, – но навряд ли. Раз ты вернулся, должна быть какая-то причина, какая-то цель. Я это точно знаю.

– Я вернулся оттого, что один самонадеянный человек уверовал в древнее пророчество. Он думал, что я скакал на коне с огненными крыльями. Думал, что я положу конец ужасам этого нового мира.

– Может, оно и так.

– Я один, войска у меня нет, – со смехом сказал Скилганнон.

– Э, паренек! Если тебе понадобится войско, ты его наберешь. – Друсс снова оглядел крепость. – Я когда-то, давным-давно, родился как раз для этого. Для того, чтоб прийти сюда и не дать погибнуть своей стране. Один-единственный старикан с топором. Такая была у меня судьба. А у тебя она своя. Здесь и сейчас.

– Скорее уж кара, чем судьба, – уныло произнес Скилганнон. – Сперва тысяча лет в Пустоте, потом это. В Пустоте я хотя бы знал, за что терплю.

– Ничего ты не знал. – Друсс перевел взгляд на горы. – В эти горы вошло зло. Я чувствую. Кровь невинных прольется.

– Что за зло?

– Твои мечи при тебе?

– Я не хочу ими пользоваться, Друсс. Не могу.

– Поверь мне: ты сильней их злого начала. Без них тебе не обойтись, парень, а Хараду не обойтись без тебя. – Друсс вздохнул. – Мне пора.

– Нет! Побудь хоть немного еще. – Скилганнон услышал отчаяние в собственном голосе и попытался себя побороть.

– Я догадываюсь, паренек, как тебе одиноко, но остаться никак не могу. Надо кое-кому помочь. В Пустоте никто долго один не продержится.

– Не понимаю. Так ты тоже заключен в Пустоте? Что за вздор.

– Я не заключен там и прихожу туда по своей воле. Когда захочу, то уйду. Ты плохо помнишь то, что там с тобой было, верно?

– Верно.

– Может, оно и к лучшему. – Друсс вздохнул. – Смотри, береги себя.

Скилганнон, борясь с отчаянием, приказал себе улыбнуться.

– Ты тоже, Друсс. Я мало что помню, но в Пустоте есть такие твари, что даже тебя способны прикончить.

Друсс ответил на это раскатистым, полным жизни смехом.

– Не дождешься, паренек!

Он улегся на расстеленное у костра одеяло и затих. Потом по его мощному телу прошла судорога, и Харад с безумными глазами, сжав кулаки, вскочил на ноги. При виде Скилганнона его охватило смущение.

– Сон страшный привиделся. – Тяжело дыша, он поднял топор, и его дыхание выровнялось. – Я вообще-то редко сны вижу. Только здесь.

– Что же тебе приснилось? – с тяжелым сердцем спросил Скилганнон.

– Забыл уже. Серое небо, демоны. – Харад передернулся. – Но в этот раз со мной был топор. Это все, что я помню. А вы что здесь делаете?

– Спустился, чтобы взять у тебя дров. Мои все вышли.

Они помолчали, и Харад сказал:

– Вы много всякого знаете про Друсса. Не скажете ли, какую он одежду носил?

– Черный колет с серебряными наплечниками. И шлем.

– Шлем с черепами? Серебряными?

– Да, а между ними топор.

Харад потер глаза.

– Ох и дурак же я! Кто-то, наверно, рассказывал мне про это. Может, мать. Точно она.