Текст книги "Дело человека [Дело для настоящих мужчин]"

– Откуда ты знаешь, что они только растительноядны? У них может быть вкус и к мясу.

Это заставило меня запнуться – но не надолго. – Есть только один способ узнать. Помоги мне спуститься.

Он упрямо сжал челюсти: – Нет.

– Ларри, – сказал я, – это так же важно, как сжигать червей. Все, что мы сможем узнать о них, поможет нам их уничтожить.

– Я не стану помогать самоубийству.

– Тогда я сделаю это сам…. – я шагнул вверх по скату, еще, и оказался за стеной; третий шаг – и я начал опасно соскальзывать. Ларри шагнул, чтобы остановить меня.

– Слушай, – сказал я ему, – кто-то должен это сделать.

Он не ответил, просто сделал шаг, чтобы сбалансировать мой вес. Я смотрел на него, пока он не отвернулся. Я сделал еще шаг вверх. Еще – и скат с моей стороны начал медленно спускаться. Я сделал еще шаг и скорость спуска увеличилась.

Ларри начал двигаться – очень медленно. Он пробурчал что-то и сдался. Он выбрал позицию, чтобы скат не двигался чересчур быстро. – Окей, – проворчал он, – но если они отжуют тебе ноги, не беги ко мне.

Я улыбнулся: – Спасибо… – потом пришлось резко схватиться, чтобы не упасть. Скат продолжал спускаться, Ларри встал как-то неудачно, и мой конец со стуком коснулся земли в центре корраля. Я неуклюже балансировал и старался ухватиться, чтобы легче спускаться – или подниматься, если понадобиться. Осторожно осмотрелся. Пара тысяченожек уже начала изучать подножие ската – лестницы, а одна даже начала жевать его. Однако, ни одна не делала попыток взобраться. Наоборот, большинство убегало. Они уже научились связывать опускание ската с хищными хторрами? Выглядело похоже.

Я сглотнул и начал спускаться. В футе над землей остановился. Осторожно протянул ногу, увидеть, будут ли они прыгать на нее или кусаться. Одна из них привстала, словно понюхать, но почти сразу же потеряла интерес. Я помахал ногой над другой. Она тоже привстала и даже схватила каблук, я вздрогнул, но сдержался, и ждал, пока она ощупывала каблук антеннами. Через секунду она тоже потеряла интерес и ушла. Я выдавил слабую улыбку и опустил ногу до земли. – Ну, это еще один гигантский шаг человечества. – Мне задышалось несколько легче.

Тысяченожки не встревожились моим присутствием. Если одна натыкалась на ботинок, она либо отворачивалась, либо перебиралась через него, словно я был просто еще один бугорок ландшафта. В общем, они не обращали на меня внимания.

Я хотел знать, безопасно ли схватить одну их них голыми руками, или в перчатках. Я ткнул одно из существ кончиком факела и оно немедленно свернулось в шар, показывая блестящие черные панцири. Окей, может это подтверждает, что они трусливы, но все же рты у них как миниатюрные разделыватели металлолома – знаете, того вида, что могут превратить новенький кадиллак-круизер в разобранные по сортам шарики стали и пластика, каждый не больше дюйма диаметром. Я решил играть безопасно.

Тогда-то я понял, как слабовата моя сумка для образцов. У меня не было в чем их нести. Пластиковый мешок? Ха-ха, Они пройдут насквозь за секунды; создание, которое может прогрызть путь сквозь деревянную пену с опилками, не остановишь чем-то меньшим. Надо было быть предусмотрительнее и захватить с собой немного проволочной сетки. Рискнуть брезентовым мешком? Это не казалось хорошей идеей. Не было гарантии, что плененная тысяченожка будет вежливо оставаться свернутой всю дорогу до базы, пока я не найду ей более подходящую клетку.

Я вспомнил – на мне надета полимерно-асбестовая подкладка под сбруей факела и противошоковая накидка. Одной накидки, наверное, достаточно, по крайней мере я надеялся на это, поэтому я снова начал выпутываться из баллонов.

– Эй! – закричал Ларри. – какого черта ты собираешься делать?

– Принять душ, – ответил я. Потом: – Расслабься. Я знаю, что делаю.

Он с сомнением нахмурился, но заткнулся и просто смотрел. Я снял накидку и бросил ее на землю, потом снова надел баллоны. Две тысяченожки исследовали пластиковую рубашку без особого любопытства, потом удалились. Хорошо. Я надеялся, что они нашли ее несъедобной.

Раструбом факела я быстро ткнул три ближайшие тысяченожки. Они послушно свернулись. Я закатил их на асбестовую одежду, сделал из нее мешок и завязал его сверху рукавами детским узлом. Моя сумка для образцов начала распухать, как брюхо беременной бегемотихи, а я должен рассматривать каждый кусочек как честь. Поездка по сбору образцов стала походить на пикник. Сначала яйца, потом тысяченожки. Для полного счета я добавил кусочек стены загона и немного смолистой субстанции, наполняющей ее, несколько пустых скорлупок и члеников от недоеденной закуски хторров.

Ларри заметно полегчало, когда я начал выбираться. Мне показалось, что идея человека, добровольно идущего в кладовую хторров – даже просто осмотреться – для него значила много. Он подождал, пока я оказался почти на вершине, потом передвинулся, чтобы переместить центр тяжести ската и опустить его вниз снаружи.

Мы спустились вместе, скат был достаточно широк. На земле Ларри поглядел на меня с недовольным уважением. – Надо заметить, – сказал он, – что у тебя крепкие потроха. Я бы этого не сделал. Не люблю тараканов любого вида.

Я пожал плечами: – Это моя работа.

– Ну, я с тобой не тягаюсь, – сказал он. И это от человека, который вошел в купол первым, чтобы посмотреть, есть ли внутри черви. – Пошли, посмотрим, вычислил ли Дюк, где прячутся черви…

И тут весь ад вырвался наружу.

Раздался внезапный чирикающий звук и крики. Ларри побледнел и схватился за пояс с гранатами. Мы услышали рев факела и с другой стороны загона выпучился клуб черного дыма. Я бросил свою сумку с образцами и пошел в атаку за Ларри.

Первым я увидел Шоти. Он твердо стоял на расставленных ногах и всаживал палец пламени в нечто большое, черное и корчащееся. Оно было полностью окутано дымом и огнем – пылающая туша червя!

Я продолжал бежать, и теперь видел позади покатость гнезда. Там был другой хторр. Я забуксовал и остановился в явном ужасе: я видел картинки, да, но они не подготовили меня к невероятному размеру этой твари! Он был огромным! Около двух человеческих ростов, ярко красный, голова больше метра в ширину! Глаза черные, без век. Он вздыбился в воздух, потряс руками и снова издал чирикающий рев; пасть мелькнула, как вспышка пламени. – Хторр!, – крикнул он. – Хторррр! Хторррррр!

Я судорожно нащупывал предохранитель факела; проклятая штука, похоже, замерзла. Я дергал ее немилосердно.

Я глянул вверх, наполовину ожидая увидеть, что малиновый ужас атакует меня, но нет, он все еще вздымался в воздух на половину своей длины. Его шерсть жестко торчала прямо из тела, открывая темно-пурпурную кожу. Он резко припал к земле и прижал к ней голову; глаза, словно черные прожекторы, были направлены прямо на меня. Я расставил ноги, как Шоти показывал мне, и нацелил огнемет – проклятие, Ларри перекрыл мне выстрел! Он уже выдернул чеку из гранаты…

Червь метнулся. То же сделал я, скользя в сторону, чтобы перехватить его, пока он не обрушился на Ларри; тот был ближе всех. Червь повернулся к нему и пополз по земле, как горячая лава, текучий красный шелк. Твердой рукой Ларри бросил гранату. Червь высоко изогнулся – одновременно огонь Шоти чиркнул по этому пурпурно-красному ужасу. Он взорвался языком оранжевого пламени – а потом взорвался еще раз, когда граната разнесла вдребезги его корчащуюся форму.

В отдалении прозвучал еще один взрыв, а потом все кончилось. Шоти выключил пламя и его рев превратился во вздох, потом совсем истаял, оставив лишь шипение горящего червя, назойливое потрескивание обугливающейся плоти и запах, похожий на горящую резину.

Дюк подошел, спотыкаясь в дыму. – Здесь кто-нибудь ранен? – Он обошел горящую тушу.

Шоти отозвался: – Мы – окей. Я легко достал обоих. – Он улыбнулся. – А Ларри даром потратил гранату.

Ларри насмешливо-хмурый: – Ну, я не мог ждать тебя весь день.

– Дюку: – На другой стороне все в порядке?

Дюк кивнул: – Нет проблем. У того червя не было шансов, но я встревожился, когда увидел, что двое других повернули сюда.

– Черт, босс, тебе надо быть догадливее, – радостно гудел Шоти. – Факт, Джим видел, как мы с Ларри хорошо управляемся и решил вздремнуть.

Глаза Дюка чиркнули по мне: – Лучше бы не надо, – пробормотал он.

Шоти спросил: – Ты взял большого?

Дюк пожал плечами: – Почти такой же. Может, немного больше.

– Что скажешь?, – спросил Шоти, обращаясь ко мне. – Мы сожгли почти две с половиной тонны червя.

Дюк хмуро сказал: – Нас почти застали врасплох. – Он повернулся к Ларри: – Мне показалось, ты сказал, что купол пуст.

– Эй? Он был пуст!… – Он смотрел сконфуженно. – Ты видел сам!

– Я не проверял везде, Ларри, я поверил тебе на слово. Я только проверил на яйца. Твоя обязанность была проверить другие дыры.

– Я проверил!, – повторил Ларри. – Они были пусты! Ленты Моба подтвердят!

Дюк сузил глаза: – Ларри, эти черви атаковали нас из купола. Я видел это сам.

– А я говорю, что купол был пуст – если не так, я стоял бы здесь сейчас?

– Я могу подтвердить, – сказал я. Они посмотрели на меня. – Вспомни, я тоже был в куполе и везде сунул нос. Я не заметил никаких червей.

Дюк закрыл рот. Некоторое время он изучал свои ботинки. – Хорошо, – сказал он. – Оставим это пока. – Он повернулся и пошел прочь.

Ларри глянул на меня: – Спасибо, парень.

– За что?, – сказал я. – Купол был пуст. Дюк ошибается. Черви, должно быть, пришли из лесочка.

– Ну-ну, – сказал Ларри. – Если Дюк говорит, что видел, как они вышли из купола, значит они вышли оттуда. Мы что-то прозевали, Джим – оба. Мы еще не знаем конца.

Я пожал плечами и последовал за ним. Мы прошли между двух трещащих туш туда, где собирались Дюк и другие. Ларри выглядел таким несчастным, что мне хотелось сказать ему еще кое-что, но Шоти удержал меня за руку. – Оставь его, Джим. Пусть он переработает это сам. У Ларри такая манера.

– Но это не его ошибка, и никто не пострадал.

– Но мог бы, – сказал Шоти. – Его обязанностью было проверить гнездо и он думает, что ошибся. В глазах Ларри выговор Дюка весьма серьезен. – Он добавил: – Если на его месте был бы я, то чувствовал бы то же самое.

– О, – сказал я и обдумал это. – Окей. – Потом спохватился: – Постой, я забыл сумку с образцами. Я бросил ее, когда началась суматоха. Подожди минутку.. ., – я прервался и пошел назад к загону.

Шоти кивнул: – Я подожду здесь.

Это заняло недолго. Я пронесся возле дымящихся червей до подножья ската. Сумка была там, где я ее оставил. Я подхватил ее и повесил на плечо, ощупывая содержимое, пока шел назад.

Я обогнул гнездо и увидел, как самый большой червь атакует Шоти.

Шоти как раз поворачивался ко мне, улыбаясь – и тогда раздался чирикающий рев: – Хторр! Хторрр!, – ближайший к нему кусок стены отвалился и оттуда заструилось толстое, пурпурно-красное тело, сплошная пасть и хватающие руки – клешни. Я не мог ухватиться за свой факел! Чертова сумка мешала! – ШОТИ! – Шоти уже поворачивался к червю, внезапное осознание появилось на его лице – и червь обрушился на него. У него не было времени даже вскрикнуть.

Я ощутил свои руки и сжег обоих. Я направил на них факел и поджег. Яркие клубы пламени. Палящие языки пламени. Красное, черное и оранжевое! Ревущий, очищающий огонь! Я крепко держал триггер и давил, давил и кричал. Огнемет кричал тоже. Я чертил им по червю взад и вперед еще долго после того, когда тварь перестала корчиться. Тогда я повернулся к гнезду и поджег его тоже. Я не останавливался, пока огонь не охватил все и крыша обрушилась.

Но к тому времени в факеле уже кончилось горючее и его смогли вырвать из моих рук.

11

Мы ехали назад в молчании. Я сидел, уставившись на сумку с образцами на моих коленях, и старался не думать о цене, которую Шоти заплатил за мою глупость. Это ведь была глупость, правда? Я имею в виду тащить сумку таким способом.

Дюк на переднем сидении тихо совещался с Хенком. Я пытался не слушать, но ветер сносил их слова ко мне. Они перебирали факты, ставя их так и эдак. – Этот четвертый хторр, – настаивал Дюк, – он не должен был находиться там.

Хенк закаркал в ответ: – Э-э, Дюк – мы еще многого не знаем о них.

Дюк не слушал его: – Я думаю, хижина выглядела слишком большой – чертова разведка! Они еще попомнят это. Мне надо было врубить проклятого Моба и к черту расходы.

– Эй, а как с парнем…

– Что?

– Он принял это очень тяжело.

– Мы все так.

– Но именно он нажал на спуск.

– Риск общий для всех, – сказал Дюк. – Ты знаешь.

Хенк глянул назад на меня. – И все же…. – сказал он тихо, – не помешает сказать ему словечко… или что-нибудь.

Дюк некоторое время не отвечал. Когда ответил, голос был напряжен: – Будь ты проклят, Хенк. Я просто сначала хочу зализать собственные раны. Шоти был моим другом тоже. – Он замолчал, отвернулся и уставился на проплывающие холмы; на них уже легли сумерки. Облака розово сияли на бледно-сером горизонте.

Я плотнее запахнул куртку. Ветер продолжал бить по волосам и глазам; он был холодный и пыльный, а я был несчастен и жалок, как внутренне, так и внешне. Временами тысяченожки начинали шевелиться; мешок встревожено колыхался, но легкого шлепка ладони было достаточно, чтобы они снова свернулись; три твердых маленьких клубка размером с мускусную дыню-канталупу.

Перевалило девять, когда мы доехали до базы. Когда-то это был лагерь бойскаутов, но теперь его приспособили под временную базу Специальных Сил. Джипы остановились перед главным холлом и люди начали просачиваться в двери: – Ну как? Сколько червей вы завалили? – Голоса звучали громко и возбужденно.

Однако, почти сразу они поняли наше настроение, и когда Дюк сказал: – Шоти погиб, – неуютное молчание охватило группу. Они шли за нами в главный холл, где сержант Келли налила кофе в своей обычной манере «много-вас-таких», и раздала тарелки с горячими бисквитами с неуместной торопливостью. Я сгрыз пару бисквитов – вполне смог обойтись без кофе сержанта Келли – и слинял в уголок. Никто не удостоил меня внимания, за что я был более чем благодарен.

Дюк тоже стоял один. Держа кружку не за ручку, он медленно потягивал кофе, морщась от вкуса и пропуская мимо ушей случайные вопросы. Другие члены экспедиции выдавали свои рассказы с той скоростью, с которой могли говорить. Когда они подошли к месту о Шоти, некоторые оглянулись на меня и понизили голос, но возбужденное бормотание все же доходило до меня. – Четвертый червь?… Невозможно! – Но скепсис натолкнулся на настойчивость и дискуссия разбилась на отдельные высказывания.

Потом вошла доктор Обама и отвела Дюка в сторону, где они совещались некоторое время; один раз они поглядели в мою сторону, но когда увидели, что я смотрю на них, отвернулись; потом Дюк оставил чашку и оба удалились.

Внезапно передо мной встал Тед. Он горбился, засунув руки глубоко в карманы джинсов. На лице его было странное выражение, словно он смотрел на автомобильное происшествие.

– С тобой все в порядке?

– Все прекрасно.

Он сел напротив, сложил руки и склонился над столом, опираясь на локти. – Брось казаться бравым. Ты выглядишь ужасно.

– Ты тоже не выглядишь горячо, – пробормотал я. Его волосы цвета песка были взъерошены, лицо одутловато. Казалось, он только вылез из постели. Неужели так поздно?

Он пропустил это мимо ушей: – Я слышал, у тебя был плохой момент.

Я не ответил.

Он смотрел на мою сумку с образцами. – Нашел что-то интересное? Эй, он шевелится!

Я быстро стукнул мешок и тот затих.

Тед разинул рот: – Что там у тебя?

– Несколько насекомых из корраля. Ты можешь мне помочь. Пойдем, найдем клетку.

– Клетку? Большую? Загончик для цыплят подойдет?

– Вот такого размера, но не деревянный.

– Э-э. Алюминий и проволока. – Он сорвался за дверь.

Некоторые уже выкатывались, видимо, направляясь в комнату отдыха. Другие, заново наполнив кружки, шумно прихлебывали – самый громкий звук в комнате. Мне казалось, что сержант Келли должна находиться в кухне, стряпая бисквиты, но она была не там. – Вот, – сказала она, положив передо мной сэндвич с курятиной и поставив стакан молока, – Ешь. – Ее выражение было трудно понять, словно лицо было в разладе с эмоциями.

Я уставился в колени: – Не хочу.

– Да?, – огрызнулась она. – Что ты наделал такого, что не можешь есть?

– Сержант, – сказал я, понизив голос, – я убил Шо…

– Знаю, – прервала она меня. – Сказали. – Она мягко положила мне руку на плечо. Когда я не поднял головы, она наклонилась, взяла мою голову в колыбель своих рук – они были громадны – и притиснула к себе. Я не смог сдержаться. Я начал плакать, как ребенок, уткнувшись в ее передник. Передник сержанта Келли был для меня сейчас единственным в мире. Я схоронил в нем лицо и плакал. Впервые за всю жизнь я заплакал днем. – Мальчик мой, – сказала она, – мой хороший мальчик. Все прошло. Мама уже здесь. Мама здесь.

Наконец, я остановился. – Сержант, – сказал я, вытирая нос о ее передник, – спасибо вам. Я затуманено посмотрел на нее, ее глаза блестели. – Я люблю вас.

– Э-э… – Ее хладнокровие заметно пошатнулось. Она смутилась. Она сказала: – Я забыла там в кухне…. – и быстро ринулась прочь. Когда она ныряла за дверь, мне показалось, что она вытирала глаза.

Когда я повернулся к столу, Тед стоял с клеткой для цыплят. Не знаю, как долго он был здесь – и не хотел спрашивать. Он ничего не спросил про мои красные глаза; просто поставил клетку на стол и ждал.

Я скрыл замешательство возней с сумкой. Тед открыл верх клетки, а я просунул внутрь асбестовую рубашку с тысяченожками. Развязал узел и вывалил три твердых, черных самородка. Потом тщательно запер задвижку клетки.

– Что это?, – спросил Тед. В голосе звучало разочарование. – Это действительно животные хторров?

Я кивнул. Тысяченожки лежали свернувшись; панцири казались почти металлическими. Если они были живы, то не показывали этого.

– Почти не на что смотреть.

– Подожди, они развернутся, – сказал я. – Они миленькие, как паучки.

Тед скорчил мину.

Тем временем Сэм, лагерный талисман – большой, серый с белым, здоровенный кот, который нас усыновил – прыгнул на стол для инспекции. – Мроурт? – спросил он.

– Нет, Сэм, это не едят, – сказал Тед.

Сэм понюхал с разочарованием. И сразу обратил внимание на мою курятину и молоко, неожиданный подарок судьбы. Ни Тед, ни я не отталкивали его. Он шумно ел. Изящно кусает, но шумно жует. Он особенно громко мурлыкал, когда ел.

Луис шел мимо в майке. На его фигуре среднего возраста уже начали проступать прослойки жира. Я подумал, что армия более не может быть слишком разборчивой. – Насекомые из лагеря червей? – Он вгляделся поближе. – Когда они развернутся?

Я пожал плечами.

– Ты пытался их кормить? Может, в этом причина. Может, они проголодались.

– Или напуганы, – предположил я.

Он пропустил замечание мимо ушей. – Что они едят?

Я снова пожал плечами.

– Ты не знаешь?

– Откуда? Может, все что угодно. Когда я их поймал, они грызли стены своего загона.

– Тебе надо их чем-нибудь покормить, – настаивал он. Двое-трое других людей шли мимо. Образовалась небольшая толпа. Некоторые бормотали, соглашаясь с ним.

– Попробую, – промямлил я. – Посмотрю, что им понравится.

– Э-э, ты ничего не понимаешь в животных. Я вырос на ферме… – Он сунул палец в сетку и позвал: – Цыпа-цыпа. Клянусь, они как цыплята. Цыплята хторров. Вперед, жучки, вперед – смотрите, что папа принес… – Он показал им кусочек бисквита через решетку. – Вперед…

Я надеялся, что тысяченожки проигнорируют его, но одна выбрала именно этот момент, чтобы развернуться. Более ничем не сдерживаемая и не находя причины прятаться, она начала исследовать свое окружение; антенны двигались вперед-назад во всех направлениях, пробуя все. Через мгновение она скользнула по полу и даже по стенам клетки, позволив увидеть свою мягкую изнанку. Мягкую? Она была глубокого тревожно-красного цвета с темными лентами, разделяющими – что? – это выглядели как сегменты. Я смог увидеть, как соединялись все скорлупки – тело создания было поездом крошечных бронированных машин на ножках.

Тысяченожка попробовала алюминиевый каркас своими чувствительными антеннами и попыталась просунуть голову сквозь проволочную сетку. На мгновение показалось, что она смотрит прямо на меня; глаза были черными дисками размером в квартер. Они напоминали глаза хторров и не были фасетными, как глаза обычных насекомых.

Потом она оттянулась назад и продолжала исследование, дойдя наконец до ломтика бисквита. Тысяченожка легко потрогала его пробующими антеннами, потом съела. Она просто двигалась вперед, сгрызая на ходу, пока все не исчезло. – Эй, – сказал Луис, улыбаясь. – Понравилось. Вот еще немножко. – Он впихнул остаток бисквита в клетку.

Тысяченожка проделала короткую работу и над этим кусочком. Потом развернулась другая и тоже начала исследовать клетку.

– Эй, Луис, – сказал кто-то. – Накорми-ка еще одну.

Луис поглядел вокруг. Его взгляд упал на сэндвич с курятиной, над которым все еще трудился Сэм. Луис разломил хлеб на кусочки и пропихнул их через сетку. Сэм неторопливо грыз мясо, надеясь, что курятина не последует за хлебом.

Он ошибался. – Посмотрим, что им еще понравится, – сказал Луис, и курятина была тоже пропихнута сквозь проволоку. Как и салат-латук с кусочком помидора.

– Похоже, надо извиниться перед расстроенным котом, – заметил Тед. – Вот Сэм, утопи свои печали в молоке.

– Мроурт, – недовольно сказал Сэм. Но пить начал.

Тем временем третья тысяченожка развернулась и присоединилась к своим товаркам в пожирании даров. – Смотри-ка, курятина им тоже нравится.

– И латук. И помидор. – Тед глянул на меня. – Хотел бы я знать, есть что – нибудь, что им не нравится.

– Вещество внутри стены загона, – сказал я. – Оно им не по вкусу. Я принес тебе образец для анализа. – Я вытащил пластиковый мешок из сумки.

Тед открыл его и понюхал. – Лучше не буду говорить, что напоминает этот запах. – Он сморщил нос и закрыл мешок.

Луис все еще был у клетки. Он просунул палец сквозь сетку и заквохтал. – Хорошенькие мои, идите к папочке… – Я не понимал его восхищения. Они выглядели более умными, чем обычные насекомые. Дело было в глазах, они были большие, круглые и темные, почти мягкие – словно глаза щенка; сплошной зрачок. Дело было и в том, как они смотрели на вас этими глазами – всматриваясь и поворачиваясь на каждый звук, изучая каждый объект с бесстрастным любопытством. Они выглядели сознательными. Эти создания относились к обычным жукам, как совы к другим птицам – очевидно тот же тип животного, но определенно нечто большее. Одна из тысяченожек поднялась в воздух, чтобы понюхать палец Луиса…

… и внезапно укусила его.

– Ай-й! Эй-й!! – Он дернул палец, но у тысяченожки была крепкая хватка. Мгновение он оставался схваченным, а тысяченожка билась в клетке – потом вырвался, кровь струилась из откушенного сустава. – А-а-а! Сукин сын!, – задохнулся он.

Кто-то завернул его палец в бумажную салфетку, она быстро стала красной. – Поведем его к доктору!, – сказал кто-то. Двое с Луисом поспешно вышли за дверь. Он тихо шипел.

Тысяченожки в клетке остались безмятежны. Их черные глаза внезапно стали гибельными.

– Надо было остеречь его, – сказал я.

Тед глянул на меня: – Ты знал, что они так сделают?

Я покачал головой.

– Тогда не выступай. Он сам сглупил, просунув палец. Временами Луис – настоящий дурак. Сегодня он превзошел себя. Жуки наверное подумали, что продолжается время кормежки. – Он продолжал задумчиво: – У этих тварей хороший аппетит, не правда?

– У хторров тоже, – сказал я, вспомнив. – Вот. Это тоже было в загоне. – Я передал ему пустые панцири и членики тела.

Тед поднял брови.

– Ланч, – объяснил я. Я показал на клетку. – Хторры едят их.

– Звучит рискованно, – сказал он насмешливо, но в этом есть смысл. И лучше их, чем нас. – Потом он задумался. – Скажи, как ты их поймал, что они тебя не атаковали?

– Не знаю – просто не интересовались мной. Я думал, что это не опасно, так и вышло.

– Хм, – нахмурился Тед. – Должна быть причина.

– Может, я просто несъедобный.

– Да? Сунь палец в клетку и проверь.

– Ну, – быстро сказал я, – может, есть другая причина.

Тед смотрел с разочарованием: – Предположения – должен быть настоящий тест.

– Если ты такой нетерпеливый, сунь свой палец.

– А-а, но ведь мы проверяем не мою съедобность. Однако, ты прав, должна быть другая причина. Наверное, ты съедобен, просто не очень вкусный. Как ты попал в загон? Просто сунул нос и прыгнул?

– Нет, сначала я проверил ногой. Помахал над их головами, посмотреть, не нападут ли они.

– Ну, ты умнее, чем кажешься. Я думал, ты скрестил пальцы и прокричал: «Король Икс!». Может, им просто не нравилась кожа ботинок – давай попробуем. – Он снял ботинок и прижал боком к сетке. Все три тысяченожки атаковали его. Что ж, это разрешилось.

Он попытался отобрать ботинок, но их совместная хватка была слишком сильна. – Эй, ну-ка отдайте… – Не желая повредить им, дернув порезче, он отпустил ботинок. Тот повис, инсектоиды грызли его, а люди вокруг нас хихикали. Тысяченожки отгрызли все что смогли и ботинок свалился на пол.

Тед с досадой поднял его и сунул пальцы в дыры. – Моя лучшая пара, – опечалился он. Вздохнул и надел его, все время качая головой. Глянул на меня. – Окей, теперь давай твой…

– Эй? Ты сдвинулся? Ты только что доказал, что им нравится кожа ботинок – зачем ты хочешь уничтожить и мои ботинки?

– Дурак, – сказал он спокойно, – это научный эксперимент, определяющий, почему ты все еще ходишь. Теперь дай мне свой ботинок, пока я не оторвал тебе ногу и не забил тебя ею насмерть.

Он был прав. Я видел, как тысяченожки напали на его приспособление для ходьбы. Оно было идентично моему, а меня тысяченожки игнорировали. Я снял ботинок и отдал ему.

Он прижал его к сетке. Тысяченожки попробовали антеннами, потом потеряли к нему интерес и удалились. Тед попробовал еще раз с другой стороны. Тысяченожки проделали то же самое.

Тед нахмурился и поднес ботинок близко к лицу. Понюхал. Раз, другой, третий, с любопытством. – Пахнет рыбой. Во что ты вляпался?

– Ни во что, – сказал я. Потом вспомнил. – Э-э, в яйца.

– Яйца?… Ты имеешь в виду цыплячьи, цыпа-цыпа?

– Нет. Я имею в виду хторровые.

Он смотрел недоверчиво. – Ты наступил на яйца хторров?…

– Они были внутри гнезда…

– Внутри гнезда!… Юп! Я все беру назад, Джимми-бой. Ты вовсе не умный. Есть более безопасный способ убивать хторров, чем заходить в их гнезда и топтать их яйца. Для чего, думаешь, нужен огнемет?

– Я не хотел наступать на яйца. Это произошло случайно.

– Надеюсь, ты не скажешь об этом Маме Хторров.

– Кроме того, Дюк все равно сжег бы их, поэтому я залез туда и взял несколько.

На мгновение повисла тишина.

Потом Тед спросил: – Они у тебя с собой?

Я достал сумку и вывалил содержимое на стол. Там был десяток как минимум.

Тед уставился, как и двое оставшихся парней. Я не знал, как их зовут. Яйца были кроваво-красными и гладкими, все еще выглядели влажными и полупрозрачными. Внутри было что-то темное. Очень осторожно Тед поднял одно и понюхал. – Сырая рыба, все в порядке. – Он поднес его к боку клетки с тысяченожками. Они попробовали его без всякого любопытства, потом потеряли интерес. – Что ж, вот это и спасло твою жизнь, Джимбо – тот факт, что ты такой неуклюжий увалень. Тебе надо было всему вывозиться в яйцах.

Я обдумал это: – Ты прав. Я выпачкал ноги до колен и руки. – Я содрогнулся, представив, что было бы, если бы так не случилось. Вероятно, именно это объясняет, почему три мои образца не пытались прогрызть себе путь сквозь сумку – запах яиц вокруг них.

– У-гу… – Тед держал яйцо на просвет.

– Видишь что-нибудь?, – спросил я.

– Говорят: избегайте протухших яиц. – Он положил яйцо на стол. – Не могу сказать.

– Знаешь, что это напоминает?, – сказал я. – Муравьиные яйца.

– Муравьиные?

– Угу. Они такие же полупрозрачные. Скорлупа тоже мягкая. Смотри, видишь, как они отскакивают? Что это напоминает?

– Гандбол?

Я пропустил замечание мимо ушей: – Это значит, что мы начали понимать, как они развиваются. У птиц и рептилий яйца с твердой скорлупой – для лучшей прочности и удержания воды. Для хторров это может означать низкую степень развития. Насекомые или амфибии.

– Черви – немного те и другие?

– Наверное. – Я снова взял яйцо. – С другой стороны, может быть атмосфера Хторра достаточно влажная, чтобы удержание воды не было слишком важным фактором выживания. Эта скорлупа, похоже, страшно толстая, почти хрящевая. Что, вероятно, вызывает необходимость защиты эмбрионов, особенно если на Хторре большая сила тяжести, чем на Земле. Об этом некоторые задумывались. Это могло бы объяснить чрезвычайную силу и подвижность хторров. – Я нахмурился и поднял яйцо к свету. – Не знаю. Форма яйца и текстура его скорлупы могут рассказать об условиях их высиживания и вылупления, а это должно дать ключи к природе родителей и отпрысков. Но я не знаю, как начать разгадывать. У меня мозги кипят – слишком много вопросов. Например, как получается, что такие невероятно прожорливые тысяченожки не интересуются яйцами? – Я снова прижал яйцо к сетке. – В этом нет смысла.

– Может, они чувствуют, что это хторр, и боятся его еще до вылупления?

– Извини, не могу представить, что эти создания пройдут мимо доступного завтрака. В яйцах должно быть нечто отпугивающее.

Тед закрыл глаза: – Вау! Яйцо со встроенным механизмом защиты. – Он открыл глаза. – Что ты собираешься делать с ними?

– Построить инкубатор.

Тед тихо присвистнул: – Джимми. Я восхищаюсь твоей… храбростью. Или чем – то вроде. Ты либо самый умный из чертовых дураков здесь, либо самый глупый. Тебе мало риска спасти яйца хторров от сожжения; теперь ты хочешь вывести их. Когда Дюк услышит об этом, его хватит удар.

Я не подумал о Дюке: – Почему? Что плохого в идее?

– О, ничего, просто цель операций Специальных Сил – убивать червей, а не высиживать их.

– Не совсем, – настаивал я. – Мы с тобой посланы сюда изучать хторров.

– Это не значит, что мы должны делать из них домашних любимцев.

– А как иначе мы подберемся к ним достаточно близко для изучения? Ты знаешь лучший способ наблюдать их? На охоте, как только увидят червя – сжигают его. Нет, единственный способ, если мы действительно посланные сюда ученые, это посадить несколько червей в клетку и наблюдать, что делает их свирепыми, а если мы не можем захватить живого хторра, то мы должны его вырастить.

– Остынь, я на твоей стороне. Я думаю. Просто мне кажется, что эта идея не будет слишком популярна, здесь не лагерь военнопленных, и еще – если ты выведешь несколько червей, где ты собираешься держать их?

– Мы что-нибудь придумаем, – промямлил я. Я пытался придумать что-нибудь.

– Мы? – Он поднял брови.