Текст книги "Маска призрака"

Судя по всему, Евангелине не слишком хотелось заходить внутрь, однако им нужны были дорожные припасы, которых они не смогли раздобыть в башне. Адриан вызвалась сопровождать храмовницу, хотя – Рис это точно знал – вовсе не потому, что желала составить ей компанию. Ей просто хотелось ненадолго слезть с лошади.

А потому он остался с глазу на глаз с Винн. Они сидели в седлах у самых ворот, и единственным звуком, нарушавшим тишину, был посвист ветра в кронах деревьев. На окне верхнего этажа со стуком болталась ставня.

Винн закрыла книжку и вздохнула. Притворяясь, будто не замечает, как Рис сверлит ее взглядом, она задумчиво посмотрела на облака.

– Может пойти снег, – заметила она. – Не рановато для этих мест?

– Возможно.

Загадочная улыбка сошла с губ Винн, и чародейка нахмурилась.

– Ладно, Рис, – вздохнула она, – если хочешь о чем-то спросить – сейчас самое время.

– Угадала. – Рис повернулся в седле, чтобы оказаться с ней лицом к лицу. – Зачем ты взяла меня с собой?

– Я ведь уже рассказывала о своем деле.

– Но не о том, зачем в этом деле тебе понадобился именно я, – отрезал Рис. – И не надо кормить меня сказками о моем редком даре! Ты умеешь общаться с духами не хуже меня, а то и лучше.

– Весьма вероятно.

– Тебе нужна пара магов, чтобы провести ритуал вхождения в Тень. Для этой цели сгодится любой маг. Стало быть, единственная причина, по которой ты захотела взять меня с собой, – это…

– То, что ты мой сын, – закончила за него Винн.

Рису так захотелось нагрубить, что он едва успел прикусить язык. Ему пришлось отвернуться. Взгляд его упал на девчонку, которая затаилась в кустах, шагах в десяти от них. Ей было на вид лет восемь, не больше, и она смотрела на магов совершенно круглыми глазами. Вернее, не столько на чародеев, сколько на их посохи. Разве не удивительно, что детей так восхищает магия? Только с возрастом благодаря урокам Церкви они учатся по-настоящему бояться ее.

– Значит, вот в чем дело? – вслух проговорил он. – Я и о твоем-то существовании узнал лишь неполных десять лет назад. Ты явилась в башню после ферелденского Мора, назвала себя… и с тех пор я тебя не видел.

– Я хотела увидеть сына, – сказала Винн. – Взглянуть, каким человеком он стал без моих наставлений. И увидела.

– Ну а сейчас-то я на кой тебе сдался? В этом своем деле ты прекрасно обойдешься без меня. Тебе даже незачем было заворачивать именно в Белый Шпиль. И однако же ты это сделала.

– Я завернула в Белый Шпиль вовсе не ради тебя. Просто после встречи с Верховной Жрицей эта башня Круга оказалась ближайшей. – Винн теснее запахнула шаль, неотрывно глядя на ворота постоялого двора, словно надеялась, что оттуда сейчас выйдут Адриан и Евангелина. – Прибыв в башню, я узнала, что тебя бросили в темницу и что ты подозреваешься в убийствах, которые расследуют Искатели Истины. – Винн обернулась к Рису, и взгляд ее ужесточился. – Десять лет назад я увидела человека, которому от меня ничего не было нужно. Теперь же дела обстояли иначе.

– Мне не нужна твоя помощь, – проворчал Рис. – Я никого не убивал.

– Судя по словам храмовников, ты сделал все, чтобы убедить их в обратном, – пренебрежительно фыркнула Винн. – Да еще и ухитрился связаться с либертарианцами. Я была лучшего мнения о твоем рассудке.

– Не все маги падают лапками кверху по команде «умри», будто дрессированные мабари. Мы взрослые люди, однако храмовники обращаются с нами как с несмышлеными детьми.

– Потому что многие из вас и ведут себя как дети.

– Надо же! – Рис ощутил, как в нем с новой силой подымается гнев, и на сей раз не дал себе труда его сдерживать. – Великий архимаг учит нас ответственности? Ты хоть помнишь, что это такое – жить в башне? Можешь хоть на минуту представить, каково живется нам – тем, что так и остались затворниками? После мятежа в Киркволле…

– Стоит ли сызнова начинать этот спор? – перебила Винн.

– Нет, не стоит. Да и к чему?

Они сидели в седлах и молчали, слушая, как над головой воет ветер. Имперский герб поскрипывал, мерно раскачиваясь на крюке. Было зябко. И от Винн веяло холодом. Их разделяла стена невысказанных слов – всех тех, что копились в сознании Риса с той поры, когда он впервые увидел мать. Сейчас он чувствовал, как эта стена растет и крепнет.

Девчонка, прятавшаяся в кустах, испуганно пискнула и, выскочив из своего укрытия, бросилась наутек, словно за ней гнались. Ни мать, ни сын не проводили ее взглядом, застывшие в ледяном молчании.

– Зачем же тогда ты мне помогла? – наконец спросил Рис.

– Это важно?

– Для меня – да.

– Если б я знала, как ты отнесешься к моей помощи, – вздохнула Винн, – я бы, пожалуй, оставила тебя в камере. Быть может, тебе там самое место.

Эти слова глубоко уязвили Риса. Не зная, что ответить, он просто покачал головой:

– Ты изменилась.

– Ты слишком плохо меня знаешь, чтобы это утверждать.

– Я помню женщину, которую увидел десять лет назад, – возразил Рис. – Я считал себя ферелденцем и думал, что меня попросту слишком рано забрали из семьи, оттого-то я и не помню своих родных. Всю свою жизнь я гадал, кто же была моя мать, – и вдруг она явилась, возникла как по волшебству из ниоткуда. Сердечная, добрая женщина – и в то же время героиня. Я гордился тем, что она моя мать.

Винн промолчала, упорно глядя куда-то вдаль.

– Та женщина распространялась, как она рада тому, что мы наконец-то встретились. Обещала вернуться… и больше я ее не видел. До сих пор не знаю, что с ней случилось.

– Я здесь, – холодно напомнила Винн.

– Женщина, которую я узнал десять лет назад, не стояла бы в парадном зале, говоря нам, что правильнее терпеть, чем надеяться на лучшее. Та женщина не убедила бы Коллегию чародеев, что единственный выход для нас – сдаться.

– Что ж, тогда сожалею, что разочаровала тебя.

Рис пожал плечами. Чего еще он мог от нее ждать? Первый Чародей Эдмонд поведал ему как-то, что с магами иногда такое случается. Проводя всю жизнь вдали от обычных людей, маги в конце концов забывают, что и сами когда-то были людьми. Винн, которую он помнил, была любящей и заботливой, а не надменной и властной; казалось невозможным, что сейчас рядом с ним та же самая женщина.

Хотя, наверно, Рис должен быть ей благодарен. Даже если эта поездка – лишь временная отсрочка неизбежного приговора, то все лучше, чем ничего. Так или иначе, он вырвался из башни… пускай и не навсегда.

Глава 7

Евангелину уже не на шутку донимало царившее в отряде напряжение.

Как бы неприятно ни было магам путешествовать под надзором храмовницы, друг к другу они, похоже, относились еще более неприязненно. Рис и Адриан, ехавшие на одной лошади, то и дело перешептывались, явно не желая, чтобы этот краткий обмен мнениями услышали остальные; зато с Винн они за все время не обменялись ни единым словом. Старая чародейка с тем же успехом могла бы путешествовать в полном одиночестве.

До той минуты, когда Рис в кабинете Лорда-Искателя, обращаясь к Винн, назвал ее матерью, Евангелина не подозревала, что между ними существует родственная связь. Да и никто из храмовников Белого Шпиля об этом понятия не имел. Они знали, что матерью Риса была магичка и что он содержался в церковном приюте, покуда не достиг возраста, позволявшего ему вступить в Круг. Таков был обычный порядок вещей: башня Круга – неподходящее место для младенцев. Каким образом Рис узнал о том, кто его мать, оставалось загадкой. Если они с Винн и встречались, то в глубокой тайне… хотя, судя по всему, им явно не удалось сохранить эту тайну от Искателей.

Правда, было непохоже, чтобы кровная связь пробудила в них теплые чувства друг к другу. Это поневоле напомнило Евангелине о ее собственной матери, которая умерла еще до того, как ее дочь вступила в орден храмовников. Они часто ссорились – главным образом потому, что Евангелина не питала пристрастия ни к чему, что, по мнению общества, пристало девице знатного происхождения. Ей не доставляли ни малейшего удовольствия ни танцы, ни музыка, ни выезды в свет для поиска подходящего мужа. Всему этому Евангелина предпочитала отцовские уроки боя на мечах и воинского искусства, ко-торыми он овладел за годы службы империи в качестве шевалье.

И все же, когда мать умерла, Евангелина испытала глубокое сожаление, что они никогда не были близки. Все эти годы она отталкивала от себя женщину, которая желала ей только добра и просто опасалась, что неженские пристрастия дочери не принесут ей счастья. Этого не случилось, однако Евангелина сильно сомневалась, что карьера храмовницы совпадала с тем будущим, о котором мечтала для нее мать.

Поскольку у нее не было ни мужа, ни детей, это означало также, что после смерти отца семейное состояние достанется кому-то другому. Евангелина до сих пор по-мнила тот день, когда ей доставили известие о том, что ее отец умер. Рыцарь-командор Эрон спросил тогда, не желает ли она покинуть орден и вступить во владение отцовским наследством. Из этого следовало, что ей придется выйти замуж и десятки аристократических семейств будут осаждать ее дом, норовя подсунуть в мужья своих младших сыновей, которых кому-то другому сбыть не удалось, зато перезрелая дева наверняка примет с благодарностью. И несмотря на это, принять решение оказалось нелегко. Судя по последним новостям, которые дошли до Евангелины, ее дядя проиграл все свое состояние и продал отцовское поместье какому-то неварранскому купцу. Это известие глубоко ее опечалило.

И вот у Евангелины остался лишь один путь – тот, который она сама же и избрала; путь воина, оберегающего мир от зла, которое способна причинить магия. Хотя многих магов и возмущало это предназначение храмовников, Евангелина знала, что точно так же многие маги страшатся собственного дара. Что бы они делали без Круга магов, который собирал их воедино и учил всему, что им необходимо знать?

Порядок должен быть незыблем – именно об этом говорил Лорд-Искатель.

Миновало четыре дня с тех пор, как отряд покинул надежные стены Белого Шпиля. Евангелина вела своих подопечных подальше от больших трактов, предпочитая окольные дороги, проходившие через сельскую местность вдалеке от городов. И все же они ехали по Сердцевине. Даже на проселочных дорогах народу было полно. Путники проезжали мимо торговцев, паломников, которые направлялись в столичный Великий Собор; крестьян, гнавших на рынок фургоны; эльфийских батраков, искавших позднего приработка в последние дни сбора урожая… продолжать этот список можно было бесконечно.

Кого Евангелина не видела, так это имперских войск. Солдаты под пурпурным стягом были привычным зрелищем даже на проселочных дорогах. Всякий путник мог ожидать, что его по меньшей мере однажды остановит армейский патруль… но теперь патрулей не было и в помине.

На третий день пути они разглядели вдалеке столб черного дыма, и два торговца-гнома, которых они остановили, сообщили, что в городе Вал Форэ начались бунты. Гномы добавили, что за пределами Сердцевины дела обстоят еще хуже. Они поведали о бандитских шайках и вербовочных отрядах, нанятых местными землевладельцами, чтобы сгонять в войско простолюдинов. Позже путники повстречали беспорядочную толпу беженцев, оборванных бедолаг, тащивших весь свой нехитрый скарб на спине, и узнали, что те бегут от какого-то сражения на востоке. Они даже не представляли, кто и с кем там сражается, – знали только, что солдаты убивают всех, кто подвернется им под руку.

Слухи были тревожные. Новости в Орлее и в лучшие времена распространялись небыстро, но про такое Евангелина наверняка должна была бы услышать и в огражденном от мира Белом Шпиле. Столица была настоящим рассадником слухов, но, хотя там и поговаривали, что кое-кто выказывает недовольство императрицей, и толковали, как водится, про мятеж эльфов в Халамширале, никто ни единым словом не обмолвился о том, что в империи назревает гражданская война.

Из чистой предосторожности Евангелина решила не искать ночлега в попадавшихся на пути селах. Она купила на постоялом дворе походное снаряжение – под бременем этих тюков у ее коня подкашивались ноги – и, несмотря на протесты магов, настояла на том, чтобы ночевать под открытым небом. Протестовали, впрочем, только Рис и Адриан. Винн, выслушав их возражения, улыбнулась и сообщила, что во время Мора вела исключительно походный образ жизни. Уж если ей это оказалось по плечу, то им – тем более.

В первую ночь шел дождь, ледяной, промозглый, и путники ежились от холода, свернувшись клубком в палатках. Поутру землю покрыл тонкий ледок, который, впрочем, быстро растаял. Несмотря на это, пронизывающий холод и пелена серых туч недвусмысленно намекали, что улучшения погоды не предвидится. Вполне могло статься, что к тому времени, когда они вернутся с Западного Пригорья, уже выпадет снег.

Адриан непрерывно ворчала. Не настолько громко, чтобы Евангелина могла ее напрямую одернуть, а просто бормотала себе под нос, и слышал ее только Рис. Ощущение было такое, словно над самым ухом зудит назойливая муха и не желает уняться, сколько ни отмахивайся. Ханжеское негодование рыжеволосой чародейки понуждало Евангелину стискивать зубы и логике вопреки мечтать, чтобы дождь припустил сильнее.

– Почему мы едем этим путем? – вопросила Адриан в третий раз за последние три минуты.

– Я хочу обогнуть Вал Форэ, – ответила Евангелина.

– Зачем? Только из-за того, что сказал тот бродяга? Он был пьян.

– И что с того? «Пьян» не значит «глуп как пробка».

– Знавала я одного гнома, – вмешалась внезапно Винн, – которого почти невозможно было увидеть трезвым. И тем не менее он мог одним ударом рассечь порождение тьмы надвое.

Адриан выразительно закатила глаза:

– Как мило!

– Я имела в виду, – невозмутимо пояснила старая чародейка, – что рассудить здраво можно и не будучи трезвым. Например, сообразить, что в родной деревне оставаться небезопасно.

– Странно все это, правда? – подал голос Рис и окинул своих спутниц вопросительным взглядом. – Судя по тому, что мы слышали, здесь уже давно пора развернуться имперской армии. Даже не припомню, когда в последний раз до меня доходили слухи о подобных беспорядках.

– Но ведь это же не… – начала Адриан.

– Это война, – перебила ее Винн. – Если не ошибаюсь, в игру вступил Гаспар.

– Великий герцог? – потрясенно уточнила Евангелина.

– Именно.

– Но в Вал Руайо говорили только о мятеже в Халамширале. Если б великий герцог выступил против императрицы, об этом гудел бы уже весь дворец.

Старая чародейка пренебрежительно хмыкнула:

– Не говори глупостей, моя дорогая. Гаспар не станет посылать гонцов в столицу, где у Селины полным-полно союзников. Нет, весь замысел заключался в том, чтобы выманить ее на восток слухами об эльфийском мятеже.

Рис медленно кивнул:

– Чтобы он мог застать ее врасплох.

– Я думаю, что против эльфов Селина прихватила с собой куда меньше войск, чем взяла бы против Гаспара. – Винн пожала плечами. – Вполне возможно, что у него даже есть сторонники среди шевалье. В любом случае, чем быстрее и решительнее действует Гаспар, тем сильнее он выглядит. Чем больше смуты и беспорядков разжечь в империи, тем слабее будет выглядеть Селина и тем скорее ударится в панику императорский двор.

В ее речах был пугающий смысл. Евангелина поневоле задумалась, насколько хуже обстояли бы дела, если бы то покушение на жизнь Верховной Жрицы оказалось удачным. Половина империи схватилась бы за оружие, и… может быть, к этому случаю и впрямь не причастны маги?

Она искоса глянула на Риса и Адриан, восседавших на одной лошади. По угрюмому лицу рыжеволосой магички трудно было угадать ее мысли, однако Рис выглядел искренне озадаченным. Надо признать, что, задумай она кого-то прикончить, было бы весьма мудро свалить вину на того, о ком подумают в первую очередь. С чего бы храмовникам усомниться в том, что мятежные силы внутри Круга решились нанести удар по Церкви?

Однако это не объясняет случившиеся убийства. Может быть, эти события вовсе не связаны друг с другом? Лорд-Искатель стремится смотреть вглубь и за одним заговором видит другие. Ей надлежит взглянуть на это дело непредвзято. Придется подумать.

– Откуда тебе это известно? – спросила Евангелина у Винн.

– Гаспар пытался нанять меня.

– Нанять тебя?

– Я прибыла сюда из Ферелдена, а стало быть, проезжала через Долы и восточные земли. Наверное, Гаспар прознал о моем прибытии, потому что отправил солдат перехватить меня у Джейдера. – При этом воспоминании старая чародейка поморщилась. – Они вели себя довольно настырно. Не знаю, с чего Гаспар вздумал, что такое обращение побудит меня стать его союзницей. Впрочем, у него хватит самодовольства решить, что день – это ночь, просто потому, что он так считает.

– Но ты отказала ему?

– Естественно. Он пытался применить силу, но я тоже не беспомощна.

Винн при этих словах лишь чуть заметно пожала плечами, будто речь шла о сущем пустяке, однако Евангелина подозревала, что на самом деле все было куда серьезнее. Великий герцог Гаспар де Шалон славился крутым нравом. Что подумал он о старухе, которая посмела ответить ему отказом? Об этом Евангелина могла только гадать.

– Почему же ты никому об этом не рассказала? – спросила Адриан, потрясенная до глубины души.

Винн ядовито хмыкнула:

– Кому рассказывать? Селина к тому времени уже покинула столицу. Впрочем, даже будь дело в этом, вряд ли я стала бы с кем-то откровенничать.

– Но почему? Почему?

Старая чародейка холодно усмехнулась:

– Прежде всего потому, что я ферелденка. Я не питаю любви к Орлею, и если империя развалится на куски, меня это не очень огорчит. Кроме того, война в некоторых отношениях выгодна.

– Выгодна?! – возмутилась Адриан.

– Она имеет в виду Круг, – мрачно пояснил Рис. – Если в империи начнется гражданская война, власти неизбежно обратятся за помощью к магам.

Винн осталась довольна его проницательностью.

– Вот именно. Знаю, вы считаете, будто я не стремлюсь улучшить условия нашего существования, однако дело в другом. Позиция силы прибавит нам преимущества, когда мы начнем действовать.

– Ценой гибели невинных, – пробормотала Евангелина.

Винн одарила ее бесстрастным взглядом:

– Невинные уже гибнут.

На это возразить было нечего. В конце концов, Винн права: если в империи воцарится хаос, власть имущие наверняка призовут на помощь Круг. Маги были незаменимы во время Моров – в боях с порождениями тьмы; принимали участие в великих Священных походах былых веков… и ни для кого не прошло незамеченным, сколь высоко после каждой такой войны взлетал авторитет Круга. Может ли она искренне сказать магам, что им следует быть патриотами? Что магов не должна оставлять безразличными судьба тех, кто боится и даже поносит их? Нет, не может… хотя это не значит, что ей по душе такой меркантильный подход к делу.

Очевидно было, что Рису такой подход тоже не по нраву. Он ничего не сказал, но одарил Винн тяжелым взглядом, который был красноречивей любых слов.

Всадники продолжали путь. Небо становилось все темнее, дальние раскаты грома недвусмысленно грозили ледяным ливнем. Адриан вытащила из дорожного мешка одеяло и с несчастным видом укуталась в него. Рис по-пытался было выразить ей сочувствие, но в ответ получил одно бурчание. Как ни приятно было Евангелине, что рыжеволосая магичка наконец притихла, в глубине души ее и саму ничуть не радовало предстоящее ненастье. Чем дальше на юг, в пустоши, тем сильнее будет холодать.

Винн нагнала Евангелину, впервые за все время покинув свое место в арьергарде отряда.

– Может, нам провести эту ночь под крышей? – вкрадчиво осведомилась она.

– Я думала, тебе нравится походная жизнь.

– «Нравится» – слишком сильно сказано. Я способна ее вынести, хотя уже не так молода, как раньше. – Винн оглянулась на ехавшую позади парочку.

Рис потчевал Адриан байкой про ученицу-эльфийку, которая вымокла под дождем и расхворалась не на шутку, а когда рыцарь-командор решил, что она притворяется, несчастная облевала ему весь нагрудник. Адриан этот рассказ ничуть не позабавил, и Рис посмеивался над ней.

– Думаю, – продолжала Винн, – нам стоит подыс-кать ночлег хотя бы ради этих двоих. В конце концов, довольно скоро мы окажемся в краях, где никакого ночлега вовсе не сыскать.

Евангелина обдумала ее слова.

– Впереди есть один городок, неподалеку от мест, где я выросла. Быть может, если там все спокойно…

– Это было бы разумно.

Настойчивая нотка, промелькнувшая в голосе Винн, живо напомнила Евангелине, что она не командует отрядом, а только сопровождает магов в путешествии. Затем Винн придержала коня и вновь оказалась в хвосте отряда, не оставив Евангелине возможности спорить.

Они ехали по дороге еще несколько часов. То был цветущий сельский край, повсюду росли сады, а дальше к западу на склонах гор раскинулись виноградники. Мужчины и женщины, которые возделывали эту землю, трудились на ней из поколения в поколение большей частью под покровительством сеньора, но были среди них и вольные землепашцы – фригольдеры. Они звались «землевладельцами бедняков», и как раз к таким принадлежал отец Евангелины. Ему хватило денег, чтобы выкупить свой надел у одной баронессы, отчаянно нуждавшейся в средствах, и он всегда гордился тем, что заработал свое положение честным трудом.

Когда Евангелина была еще девчонкой, она любила бродить по отцовским садам. Ей нравился сытный запах возделанной почвы, и она лазала по яблоням, покуда из поместья не прибегала, подобрав юбки, мать и не начинала кричать на нее. Меньше чем в часе пути отсюда лежало озеро Селестин, и в разгар лета его спокойные воды блистали под солнцем так, что дух захватывало. Сейчас, конечно, уже поздняя осень, воды озера встревожены рябью, и бороздят их разве что рыбаки.

В глубине души Евангелина подумывала, не заехать ли в поместье, которое некогда принадлежало ее семье. Уж верно она сумела бы придумать правдоподобный предлог для спутников. Быть может, новые владельцы даже пригласят ее в дом – если, конечно, не заметят, что она путешествует с магами. Евангелину сжигало болезненное любопытство – ей хотелось увидеть, что изменили в поместье нынешние хозяева, пусть даже перемены и опечалят ее. Нет, пожалуй, лучше ей держаться подальше от бывшего дома.

Городок под названием Велун показался вдали ранним вечером, как раз к началу дождя. Небеса буквально разверзлись, и ливень обрушился на путников с такой силой, что даже Евангелине стало не по себе. Городок выглядел вполне обычно, ничем не отличаясь от города тех времен, когда Евангелина разглядывала его с высоты отцовского фургона – отец возил урожай на здешний рынок. Мирное зрелище портила только одна деталь: лобное место, располагавшееся у самой дороги. Три железные клетки, и в каждой – человек… вернее, в одной человек, а в двух других – разлагающиеся трупы. Живой узник уже мало чем отличался от своих мертвых собратьев; он так ослабел и пал духом, что едва поднял голову, когда путники проезжали мимо.

– Суровое наказание, – заметил Рис.

– Это насильник, а двое других – воры.

– Откуда ты знаешь?

Евангелина ткнула пальцем в лобное место:

– По рунам на шесте, который торчит над клетками.

– Гномьи они, что ли? – Рис старательно прищурился, силясь разглядеть знаки сквозь пелену дождя. – Почему было просто не вывесить объявление?

– Потому что не все умеют читать.

Маг кивнул, хотя было видно: он мало что понял. Тому, кто вырос в башне, в окружении книг, простительно думать, будто все люди в мире такие же, как он. Истина же в том, что маги получают образование, какое за пределами Круга могут позволить себе разве что богачи.

Велун представлял собой беспорядочное скопище строений, окружавших центральную площадь, – по торговым дням здесь было людно, поскольку население города вырастало в разы, но сегодня вечером площадь была совершенно пуста. Зато множество окон озарялось теплым светом: горожане сидели по домам. Несмотря на безлюдье, знакомое зрелище приободрило Евангелину. Она почувствовала себя почти что дома.

Под навесом торговой лавки съежился, дрожа от холода, одинокий стражник. Он кивнул, увидев Евангелину и ее спутников, которые направлялись к нему под отчетливое цоканье копыт по мостовой.

– Добрый вечер, сер, – поздоровалась Евангелина.

– Поздновато для приезжих, – без особого интереса заметил стражник, пытаясь согреть дыханием руки.

– Это уж точно. А «Спригган» еще существует? Я что-то не заметила его по дороге.

Стражник прищурился, разглядывая ее:

– А ты, что ли, местная?

– Моя семья владела Брассар-мано.

При этих словах стражник сделался чуть любезнее. Нет ничего удивительного в том, что жители провинций опасаются чужаков. С тех пор как отряд покинул пределы Сердцевины, можно было столкнуться кое с чем и похуже.

– «Спригган» сгорел пару лет назад, – сообщил стражник. – Старина Луссо выстроил новый трактир как раз за церковью. Ищите синий фонарь у входа – точно не пропустите.

Церковь была недалеко. Евангелина благодарно улыбнулась стражнику и во главе отряда двинулась через площадь. Она поймала себя на том, что всматривается в некоторые дома, пытаясь припомнить, изменились ли они с последнего раза. Просто удивительно, сколько зданий остались прежними. Такова уж она – жизнь маленьких городков.

– Ты и вправду из здешних мест? – спросил Рис, когда они пересекали площадь.

– Не из самого Велуна, но наше поместье было отсюда неподалеку.

Маг одарил ее проказливой ухмылкой:

– Стало быть… ты у нас дворянка?

– Если воображаешь меня в бальном платье, то знай: такого никогда не было. Я предпочитала мечи нарядам с тех пор, как впервые сумела удержать в руке клинок.

– Что ж, я думаю, на сельских балах ты представляла собой необыкновенное зрелище.

Евангелина вопреки желанию прыснула.

Буря тем временем набирала силу, ветер завывал уже так, что становилось трудно разговаривать. Поэтому путники ехали молча, покуда не показался трактир. Как и говорил стражник, у входа висел большой фонарь, настолько густо покрытый патиной, что его металлический свет отливал синевой. Изнутри доносились взрывы смеха, запах дыма и аромат жареного мяса. Пустой желудок Евангелины откликнулся на эту благодать голодным бурчанием. После четырех дней на сушеном хлебе и фруктах приятно будет наесться досыта.

Трактир был из разряда тех, что сплошь и рядом встречаются в сельских городках по всему Орлею: просто переименованная таверна, где сдаются комнаты усталым путникам. Очаг, пылавший в центре общего зала, наполнял его теплым светом и резким запахом горящей живицы. Вокруг очага в беспорядке были расставлены небольшие столики, за многими все места были заняты городскими работниками и проезжими купцами. Посетители сбивались в группки, чокались деревянными кружками и весело смеялись. В тесном уютном зале царили мир и всеобщая приязнь.

По крайней мере, так было, пока сидевшие за столами не увидели, кто вошел в зал.

Все разговоры тотчас стихли, и в ошеломленной тишине на приезжих уставились десятки глаз. Евангелина поморщилась. Она знала, на что так пристально глазеют люди: во-первых, на ее храмовничьи доспехи, во-вторых, на посохи в руках магов. Четверка путников так и теснилась на пороге, роняя капли воды на дощатый пол, а посетители таверны продолжали сверлить их настороженными взглядами.

– Сохрани нас Создатель! – раздался вдруг жизнерадостный возглас.

Он прозвучал так громко, что рука Евангелины помимо воли дернулась к мечу, но храмовница тут же остановилась, увидев, что из кухни вывалился совершенно необъятный толстяк. На нем красовался пожелтевший от застарелого жира фартук, да и тряпка, которой он на ходу деловито вытирал руки, тоже не блистала чистотой.

– Пришлось выйти поглядеть – неужто все померли? – Толстяк сдавленно захихикал и тут же смолк, заметив, что посетители по-прежнему не сводят глаз с приезжих. – Ну что вы, задницы, уставились? Церковников не видали? Пейте свое пиво, не то велю Амельде в следующий раз подлить туда больше воды, чем положено!

По залу пронеслось недовольное ворчание. Несколько человек обменялись мрачными взглядами, но тем не менее вновь принялись за пиво – правда, без особого воодушевления. Евангелина заметила, что двое работников все так же неприязненно пялятся на нее. Это были грубые, неопрятные типы из числа тех, кто живет недолго, а головой работает и того меньше. Именно из-за таких людей Евангелина до нынешнего вечера избегала густонаселенных мест.

Между тем толстяк, широко раскинув руки и налепив на лицо подобострастную улыбку, бодрым шагом двинулся к приезжим.

– Входите же, мои добрые друзья! Надеюсь, Церковь, как обычно, снабдила своих слуг изрядным количеством звонкой монеты?

Евангелина ответила звоном денег в кошельке на поясе.

– Предоставь нам ужин и комнату – и не пожалеешь.

– Чего еще человеку желать?

Трактирщик резво протопал через небольшой зал к столику, стоявшему у самого очага, и бесцеремонно выдернул стул из-под щуплого, пронырливого с виду типа. Тот метнул на толстяка оскорбленный взгляд и ретировался искать столик поменьше.

– Прошу вас, друзья! Присаживайтесь!

В другое время Евангелина нипочем не стала бы устраиваться посреди зала, но от очага веяло таким уютным теплом… Улыбнувшись трактирщику, она уселась на предложенное место, и толстяк стремглав умчался в кухню. Маги последовали ее примеру, с сомнением озираясь по сторонам.

– Мы что же, и вправду будем тут ночевать? – осведомилась Адриан.

– Если хочешь, – сладко улыбнулась Винн, – мы можем вернуться наружу и поискать ночлег, который больше придется тебе по вкусу.

– Э… нет, спасибо.

– Стало быть, придется удовлетвориться этим.

Евангелина заметила, что Рис прячет улыбку. Повернувшись к очагу, он стал греть руки над пламенем. Она сняла латные перчатки, положила их на стол и расстегнула плащ. Тот так пропитался водой, что весил, казалось, тысячу фунтов. Надо будет после отжать плащ и обязательно снять доспехи. Магам пришлось не лучше. Будет просто чудо, если все они не застудятся до смерти.

Из кухни вышла девушка в фартуке, который по чис-тоте не многим отличался от того, что носил трактирщик. Евангелина заключила, что девушка – дочь хозяина «Сприггана». Во всяком случае, у нее был такой же нос картошкой, хотя отцовский нрав и аппетит она явно не унаследовала – робкая, как мышка, и тоненькая, как тростинка. Девушка со стуком брякнула на один из столиков пару кружек, а затем с явной неохотой подошла к Евангелине и ее спутникам.

– Чего желаете? – осведомилась она.

– Вина, – тут же ответил Рис.

Евангелина нахмурилась:

– Неужели тебе не хватает вина в башне? У нас все погреба забиты бочонками.

– Забиты, потому что никто не хочет пить эту мочу.

Евангелина усмехнулась:

– К твоему сведению, нам приходится пить ту же самую мочу.