Текст книги "Пардес"

* * *

– Ты придешь завтра вечером на отбор? – спросил за обедом Ноах, вгрызаясь в толстый сэндвич с индейкой.

– Какой отбор?

– В баскетбольную команду. Мы все там.

– Ты играть-то умеешь? – Эван сидел над нами на перилах балкона. – Я думаю, вряд ли.

Я занимался баскетболом почти все детство. В “Тора Тмима” входил в число лучших игроков класса, хотя это и не требовало усилий, хватало умения вести мяч и мало-мальской координации движений. В девятом классе у нашей команды за полгода было всего три тренировки и одна официальная игра – товарищеский матч с командой ешивы “Хафец-Хаим”. Мордехаю, нашему лучшему игроку, пришлось бросить баскетбол после того, как родители узнали, что из мишмара он уходит пораньше, чтобы покидать по кольцу. Вскоре после этого команда распалась.

– И неплохо, – ответил я.

– Насколько неплохо? – уточнил Оливер.

Их допросы меня раздражали. Я боялся, что, хорошенько подумав, они вдруг осозна́ют всю вопиющую нелепость моего присутствия. Обо мне перешептывались в коридорах, на меня таращились: плохо одетый, смертельно застенчивый бруклинский паренек разъезжает на дорогих автомобилях с Ноахом Харрисом и Эваном Старком. Впрочем, косые взгляды меня не сказать чтобы волновали – возможно, потому что я, как ни странно, получал удовольствие от того, насколько моя жизнь отличается от жизни окружавших меня незнакомцев. Мне самому собственная жизнь часто казалась неинтересной, я понятия не имел, как выгляжу со стороны и каким меня видят другие, поэтому такое внимание было мне скорее приятно, даже в те минуты, когда я жалел, что отныне меня считают частью этой компании.

– Приходи, – сказал Ноах. – У нас в команде в этом году три или четыре свободных места. Если окажется, что ты играешь плохо, мы попросим Рокки – мол, оставьте его чисто для смеха. Смех сплачивает команду.

– Кого попросите?

– Н-да. – Оливер смотрел на ютьюбе лучшие матчи Ноаха в одиннадцатом классе. – Рокки ему вряд ли понравится.

– Это наш тренер, – пояснил Ноах. – С придурью, но крутой чувак.

– В школе он был легендой, – добавил Амир. – Но на первом курсе Виллановы порвал связку. Правда, потом еще играл за границей.

Оливер рассмеялся:

– Ага, в Скандинавии.

– Он тебе точно понравится, – Эван ехидно улыбнулся, – особенно если ты любишь всевозможные пытки.

* * *

Рокки оказался куда колоритнее, чем его описывали. Густо татуированный лысый недомерок (шести футов, по его словам, а на деле ближе к наполеоновским пяти футам десяти дюймам), Рокки лучился энергией, злостью и самодовольством, ни секунды не стоял на месте, выкрикивал оскорбления, время от времени выхватывал у нас мяч и показывал, как надо выполнять упражнение.

– Рокки, это Дрю Иден, новенький. – Ноах подвел меня пожать руку тренеру.

Рокки вцепился в мою ладонь, приблизил лицо к моему лицу:

– Как у тебя с этим?

– Пардон?

– Есть в тебе это или нет? – Он до боли стиснул мою руку. Ноах жестом показал мне, что нужно кивнуть.

– Да, сэр.

– Я тебе не “сэр”. Я чертов зверь.

Я выдернул у него свою руку.

– Понял.

– Если в тебе нет этого огня, пошел на хер с моей площадки. – Он сунул мне мяч и отправил на заднюю линию к Оливеру.

– Жестко, да? – сказал Оливер.

Все принялись выполнять затейливые упражнения на растяжку. Я сымпровизировал – стал делать наклоны вперед.

– Тебе это нравится?

Оливер пожал плечами, подтянул шорты.

– Если честно, обычно я сижу на скамейке и ничего не делаю.

Рокки дунул в свисток, выстроил нас в центре площадки и жестом велел Ноаху подойти.

– Он любит Ноаха, если ты еще не понял, – прошептал Оливер. – Это его любимый игрок. Впрочем, Ноаха любят все. Он наш школьный Швед[98]98
  Харви Уэйд “Швед” Холбрук (1933–1988) – американский баскетболист, с 1960 по 1962 год играл в НБА; самый высокий баскетболист своего времени.


[Закрыть]. Гребаный Тор.

– Это Ноах Харрис. – Рокки расхаживал перед нашей шеренгой, точно командир, который готовит солдат к боевой операции. – Кто не знает Ноаха Харриса, поднимите руки.

Никто не поднял руку.

– Я так и думал. – Он согнул руки. На левом бицепсе виднелся носорог и логотип “Эйр Джордан” – человек в прыжке. – Кто мне скажет, почему мы знаем Ноаха Харриса?

На другом краю шеренги поднял руку Донни.

– Потому что он наш капитан.

– Нет, Донни, черт возьми, не поэтому. А потому что он лучший игрок в этой школе, а когда ты лучший игрок в школе, тебя уважают. Откуда я это знаю? Потому что я и сам был лучшим игроком в школе. (Ноах покраснел. Я впервые видел его смущенным.) Это называется “совершенствовать мастерство”, – продолжал Рокки, – и тренироваться, пока не заслужишь уважение не окружающих, – на его лбу пульсировали жилы, – а свое собственное. Вот в чем смысл этой игры, парни, – хрипло прошептал он. – Вот в чем смысл этой проклятой жизни. Усекли? (Мы послушно кивнули, притворившись, будто хоть что-то поняли из его слов.) Хорошо. А теперь Эван Старк, Амир Самсон, Гэбриел Хури и, черт с тобой, Донни Силвер, шаг вперед и встаньте лицом к товарищам по команде. Это наша стартовая пятерка. Значит, у нас еще семь свободных мест. Никому ничего не обещаю, даже если в прошлом году вы были в команде, даже если вы считаете себя Божьим даром этому священному спорту. Даже если ваш отец жертвует крупные суммы на школу, Беллоу не в счет. Ясно?

Он разделил нас на группы, и начались упражнения: челночный бег, рваный бег, пробежать между конусов, чеканя мяч попеременно левой и правой рукой, бросить мяч из-под кольца, уворачиваясь от Рокки, который пытается нам помешать.

– Черт бы тебя подрал, Силвер, катись ты в ад! – заорал тренер, когда Донни промазал по кольцу и рухнул на пол. – Если сил не хватает, так нечего тебе здесь делать!

Играл я плохо. Несколько раз забросил мяч в прыжке (случайно повезло, учитывая, как запугал меня Рокки), но двигался медленно, явно растерял форму и умудрился облажаться в куче упражнений: то побегу не в ту сторону, то мяч потеряю, а один раз вообще выпнул его за пределы площадки.

– Что за херня? – прорычал Рокки и заставил меня пробежать десять кругов “за то, что не знаешь, куда себя деть – и с мячом, и на площадке, и, видимо, в жизни”.

Последние двадцать минут игра шла команда на команду. Я показал себя как никогда скверно, потому что еле таскал ноги, задыхался, в груди горело, во рту пересохло, а еще потому что товарищи по команде не рвались передавать мне мяч. Больше всего я радовался, когда меня удаляли с площадки, ведь тогда мне удавалось перевести дух.

В конце тренировки Рокки велел новичкам играть вместе. Донни, центровой, никуда не годился, – правда, благодаря своему весу он пробивал оборону, но, к досаде Рокки, постоянно промахивался, кидая из-под кольца. Эван, тяжелый форвард, оказался прекрасным защитником, вдобавок атаковал уверенно и упорно, снова и снова спасал игру. Гэбриел был легким форвардом – хотя его, похоже, взяли оттого лишь, что нужен был еще один игрок, – ему удавались только подборы[99]99
  Подбор – ситуация, когда игрок овладевает мячом после штрафного броска или неудачного двух– или трехочкового.


[Закрыть] и комбинации с пробежками, все остальное получалось плохо; Амир, атакующий защитник, отлично бросал трехочковые.

Ноах выступил выше всяких похвал. Он играл быстро, мощно, бросал с любой дистанции, водил мяч за спиной, между ног, стремительно огибал защитников. Он делал головокружительные пасы через всю площадку, посылал передачи по самой невероятной траектории, бросал с любого разворота, прорывался к кольцу и резко взмывал ввысь – тут ему не было равных. Спору нет, он играл лучше всех, кого я знаю, но куда больше меня впечатлило его поведение. Он бурно выражал свои чувства, выкрикивал команды, но не издевался над нами, старался делать пасы, не владеть мячом в одиночку, а когда Рокки разругал бедолагу Донни, Ноах его успокаивал.

– Ноах, – сказал я ему в машине после тренировки (от боли я старался не шевелиться, но до сих пор был под впечатлением от увиденного), – это просто невероятно…

– Ари, – перебил он, – от кого, от кого, а от тебя я не хочу выслушивать эту хрень.

Я польщенно кивнул и замолчал.

* * *

На следующий день после занятия по Талмуду – скучища, мы обсуждали бейн хашмашот[100]100
  Сумерки (ивр.).


[Закрыть], тот неуловимый миг, когда уходит день и настает ночь, – я услышал, как мое имя произносят по громкой связи.

– Почему меня вызывают? – по-дурацки прохрипел я и беспомощно уставился на Амира. – Это плохо?

Амир нетерпеливо собирал вещи.

– Расслабься. Если бы у тебя правда были проблемы, тебя вызвал бы лично Блум.

Я пошел в администрацию. Секретарь, добрая миссис Дженис, – с южным акцентом, лет пятидесяти, в очках с роговой оправой – сказала мне, куда идти. Мне предстояло встретиться с миссис Баллинджер, сообщила миссис Дженис, начальницей отдела консультаций по высшему образованию. Я не совсем понимал, в чем дело, но все же отправился в указанный кабинет, постучал в дверь.

– Войдите.

Кабинет пестрел наглядными пособиями: на полках стояли справочники по сдаче экзаменов и поступлению (“Университеты мечты, часть вторая”, “Как написать идеальное сочинение и не опозорить семью”), на доске висели флажки (малиновые, ярко-красные, светло-голубые), на стенах сплошь фотографии миссис Баллинджер с абитуриентами, которые с улыбкой держат в руках письмо о зачислении в колледж. За письменным столом, на котором лежала одна-единственная папка с документами, меня дожидалась миссис Баллинджер, крохотная платиновая блондинка средних лет с недовольным выражением лица. Выглядела она так, словно ее вытащили из частной средней школы в Верхнем Ист-Сайде. Я узнал ее по фотографиям в вестибюле.

– Как вас зовут? – равнодушно спросила она.

– Ари Иден.

– Садитесь, – она указала на деревянный стул, украшенный надписью “РОСС БАЛЛИНДЖЕР, ГАРВАРДСКАЯ ШКОЛА ПРАВА, ВЫПУСК 2003 Г.” – Мой старший, – пояснила миссис Баллинджер.

– А. – Я недоуменно моргал, не зная, что ответить на ее непрошеное пояснение. – Здорово.

Она указала на фотографию на углу стола, на снимке миссис Баллинджер обнимала двух девочек и мальчика.

– Росс, Эшли, Зои. (Я кивнул с деланым интересом.) Гарвард, Чикаго, Виргиния, – на одном дыхании перечислила она. – Неплохо, да?

– Да, – согласился я, по-прежнему недоумевая, зачем она позвала меня. – Очень круто.

– Прежде чем мы начнем, вас ведь зовут… Вы говорили, Ари? Или Эндрю? А то у меня путаница в данных.

Я нахмурился.

– Ари.

Она записала.

– Знаете, почему вы здесь, Ари?

– Нет. – Я наморщил лоб, заметив, что она просматривает мой табель из “Тора Тмима”. – Вообще-то нет.

– Ничего страшного. Меня зовут миссис Баллинджер. Я помогаю ученикам поступить в колледж. – Она сочувственно улыбнулась. – В вашей прежней школе вас консультировали по поводу поступления?

Меня охватило волнение. Я покачал головой.

– Я так и думала, судя по ее… методологии, скажем так.

– Это плохо? – Что, если “Тора Тмима” допустила серьезную ошибку и теперь все сведения о моем образовании недействительны? Я силился вспомнить, была ли у школы формальная аккредитация.

– Все в порядке, – заверила миссис Баллинджер. – Похоже, они не очень-то стремились к тому, чтобы их выпускники получили высшее образование.

– Да, не особо.

– Просто для сравнения: какой процент выпускников поступил в колледж?

– Э-э… – я запнулся, – небольшой.

Она посмотрела на свои ногти.

– Что же это за школа?

– Очень религиозная.

– Гм. – Она снова просмотрела мой табель. – Первый вопрос, который я обязана вам задать: планируете ли вы вообще поступать в колледж? Девяносто девять процентов наших выпускников сейчас учатся в колледже. Было бы все сто, если бы не один неприятный инцидент, о котором я сейчас не стану распространяться.

Сказать по правде, я еще всерьез не задумывался о колледже. Разумеется, я знал о Гарварде и прочих университетах, был наслышан о нью-йоркских колледжах, помнил, что моя мать училась в Барнарде – правда, недолго. Но колледж оставался чем-то далеким, а для большинства моих друзей и вовсе запретным: туда шли те, кто не хотел всерьез изучать Тору. Пожалуй, я лелеял надежду, что поступлю в какой-нибудь университет, – в конце концов, оба родителя у меня с дипломами, – но мы с ними еще об этом не говорили.

– Конечно, – вяло ответил я, мне не хотелось рассказывать о том мире, из которого я приехал.

– Я так и думала. А ваши родители?

– Что родители?

– Они не против?

– Думаю, нет.

– Вы с ними это обсуждали?

– Нет, – признался я. – Пока еще нет.

Она нахмурилась.

– Нам надо будет с ними поговорить. Не волнуйтесь, – добавила она, заметив мое смущение, – это обычная процедура. В прошлом году я проводила предварительные встречи с нашими самыми целеустремленными учениками. (Я представил, как Дэвис и Амир в сопровождении угрюмых родителей толкаются у двери, чтобы первыми войти в кабинет консультанта.) Сейчас нам важно, чтобы вы определились, какие колледжи вас интересуют и куда вам попытаться поступить. Хорошо?

– Хорошо.

– Скажу сразу, Ари, нянчиться я с вами не стану. Я двенадцать лет проработала в приемной комиссии в Дьюке и в Брауне[101]101
  Университет Дьюка – частный исследовательский университет в Дареме, Северная Каролина. Университет Брауна – один из самых престижных частных университетов США. Находится в Провиденсе, штат Род-Айленд.


[Закрыть]. Я прекрасно знаю эту сферу, не хожу вокруг да около и буду общаться с вами как со взрослым. Так что, если вы не думаете никуда поступать, не будем тратить время зря.

Я кивнул, собираясь с духом, чтобы выслушать горькую правду о моем будущем.

– Если честно, репутация – точнее, ее отсутствие – вашей бывшей школы нам ничем не поможет. Я не хочу сказать, что ваши предметы и отметки… по сути, ничего не стоят, – она деликатно сделала паузу, – но, насколько я понимаю, они разительно отличаются от тех предметов, которые вы проходите здесь. Вы согласны со мной?

– Да, я уже убедился, что это правда.

Она любезно улыбнулась.

– Привыкаете понемногу?

– Да, спасибо. Я много занимаюсь.

– Этого мы и требуем от наших учеников.

– Я посещаю классы с углубленным изучением предметов, – заметил я.

– И это похвально, вдобавок полезно для аттестата. Это развитие – я все время об этом говорю. Разумеется, лучше развиваться, чем деградировать. Продолжайте в том же духе, и если вам понадобится помощь, обязательно обращайтесь ко мне. Я хочу, чтобы вы добились успеха, поэтому если на каких-то занятиях вам будет трудно, всегда можно найти… другой вариант. Согласны?

– Окей. – Я улыбнулся так же снисходительно, как она.

– Надо смотреть на вещи трезво, Ари. Вот наша задача. Ведь вы могли прийти ко мне и сказать, что хотите поступить, я не знаю, в Дартмут![102]102
  Дартмутский колледж – частный университет, входит в Лигу плюща.


[Закрыть] – Она рассмеялась, явно рассчитывая, что я тоже засмеюсь, но я молчал, и она резко оборвала смех. – Неважно. Значит, встретимся с вашими родителями и начнем выбирать колледж по вашим возможностям. Договорились?

– Ага, – ответил я, – договорились.

– И последнее: тест на проверку академических способностей. Вы уже начали готовиться?

У меня заломило висок. Мне вдруг отчаянно захотелось убраться из этого кабинета с флажками и фотографиями с безжизненными улыбками.

– Нет.

– Не ожидала. А предварительный тест? Вы его проходили?

– Я… а что это?

Она со вздохом посмотрела на свой айфон.

– Дорогой мой, вам нужно немедленно начать готовиться, поскольку в ноябре уже сдавать. Я дам вам телефон репетитора, к которому регулярно отправляю учеников. Берет он недорого. – Она нацарапала на карточке имя и номер, ласково улыбнулась, когда я уставился на карточку, и отпустила меня.

* * *

Учитывая мое настроение, меньше всего мне хотелось обедать на балконе и терпеть неприятные разговоры. Я взял из шкафчика бумажный пакет с ланчем и пошел в столовую, решив, что найду свободный столик в углу и молча поем.

Оказалось, что в столовой особо не уединишься. К коренастому Джио, уборщику, которого вся школа обожала за уморительные шутки на смеси итальянского с эстонским, выстроилась буйная очередь за горячим обедом. Рабби Фельдман гонялся за девятиклассником, попытавшимся проехать на скейтборде по обеденному столу. Одиннадцатиклассники заигрывали с десятиклассницами – швырялись в них йогуртом. Я выбрал почти пустой стол в дальнем левом углу, плюхнулся за него и развернул исключительно унылый сэндвич с тунцом.

– Новенький?

Я поднял глаза. Напротив меня, чуть справа, сидела девушка. Густые темно-каштановые волосы, задумчивые светло-карие глаза. Уткнулась в учебник по физике.

Я вытер губы.

– Пардон?

– Извини, я не хотела тебя обидеть, – сказала она. – Ты же у нас новенький?

Я моргнул, кивнул.

– Я тебя здесь раньше не видела.

– В школе?

– В столовой.

– А, да, – ответил я. – Я тут впервые.

– Правда? И где ты обычно обедаешь?

Я положил сэндвич.

– Где придется. – Я решил не упоминать о балконе.

Она ухмыльнулась, перевела глаза на страницу учебника.

– Ты ешь на третьем этаже. Это все знают.

– Все?

– Скажешь, нет?

– Ты даже не знаешь, кто я.

– Знаю, конечно. Я не знала, как тебя зовут – ивритским именем или нет. – Она взяла механический карандаш, зажала зубами ластик на конце. – Да ладно тебе, – девушка закатила глаза, – трудно не заметить, что священное племя Старка приняло к себе персонажа романа Хаима Потока[103]103
  Хаим Поток (1929–2002) – американский писатель, автор романов о религиозных евреях.


[Закрыть].

Я силился придумать колкость, но в голову ничего не пришло. Так и сидел с открытым ртом.

– Кайла Гросс. – Девушка насмешливо помахала рукой. – Так ты Ари или Эндрю?

– Вообще-то Арье.

Она рассмеялась хриплым грудным смехом, залилась румянцем.

– И где же они?

– Кто?

– Твои опекуны.

– Смешно.

– Они ведь присматривают за тобой?

Я отщипывал от корки крошки, отщелкивал их на стол.

– И что, все так думают?

– Откуда мне знать? – Она покрутила в пальцах карандаш. – Я в школе почти ни с кем не общаюсь.

– Почему? Ты в каком классе?

– Вообще-то в твоем.

– Извини. Неделя выдалась суматошная…

– Не парься. Все равно ты не замечаешь никого, кто не входит в твою непосредственную орбиту. Это же школа.

– Я не очень понимаю, на что ты намекаешь, – сказал я, – но я не марионетка.

– Можно вопрос на миллион?

– Давай.

– Как так получилось?

– Что получилось?

– Как ты с ними связался?

– Не понимаю.

– Все ты понимаешь.

– Они мои друзья. – Меня охватило раздражение: не хватало еще оправдываться из-за того, что меня приняли в компанию.

– Ага, конечно.

– Не веришь?

– Отчего же. Да я и не придаю этому большого значения.

– Чему именно?

– На тебя теперь многие будут… обращать внимание, скажем так. Да ты и сам это скоро заметишь.

– Ну разумеется, не может же быть такого, что моим друзьям просто со мной интересно. Это ведь уму непостижимо.

– Ой, я не хотела бить по больному, – сказала она. – Я всего лишь имела в виду, что сама от них не в восторге. Ты, конечно, вправе относиться к ним как считаешь нужным. Но, по-моему, быть самому по себе вовсе не плохо.

Я не ответил, лишь раздраженно щипал сэндвич. Думал уйти, но не знал куда. Девушка писала уравнения на полях учебника.

Когда прозвенел звонок, она демонстративно захлопнула книгу и встала:

– Рада познакомиться.

– Взаимно, – буркнул я, не поднимая глаз.

– Извини, если обидела.

– Ничего страшного.

– Кстати, твой ответ мне понравился больше.

Я скомкал бумажный пакет из-под сэндвича.

– Ты о чем?

– София, по-моему, перемудрила.

Я нахмурился, соображая, о чем речь.

– Я про урок миссис Хартман в первый день. Я сидела сзади, через четыре ряда от тебя. – Она собрала вещи. – Довольно логичная теория для парня с двумя именами.

И ушла. Ярко-желтый рюкзак подпрыгивал у нее на спине.

* * *

В среду наш класс отвезли на “рассветный миньян” – ежегодная духоподъемная традиция: двенадцатиклассники молились на пляже, общались, завтракали. Мы приехали в шесть утра, шатаясь от недосыпа; в воздухе висел редкий туман. В сумеречном небе пробивались лучики света.

Как ни странно, молиться было приятно. То ли из-за обстановки – небо из темно-серого постепенно становилось светло-голубым, легкие волны накатывали на берег, вокруг пусто, ни души, – то ли потому что мы еще толком не проснулись. Перед началом рабби Фельдман произнес короткую речь о том, что нужно чувствовать божественное в природе, о том, как замечательно пообщаться с Богом с утра пораньше, о том, что ощущаешь нутром, когда стоишь у океана и размышляешь о своем месте в мире. Я молился в одиночку, погрузившись в себя, и в кои-то веки не опасался, что меня осудят за чрезмерную кавану[104]104
  Кавана – в иудаизме: осознанная готовность выполнить заповедь. Здесь: внутренний настрой на молитву.


[Закрыть], как опасался каждое утро на “миньяне икс”. Мне удалось полноценно помолиться впервые с тех пор, как мы перебрались во Флориду.

Потом подъехал на фургоне Джио (“Беллоу, мудило укуренное, – сказал он Оливеру с глазу на глаз, – поделись травой, я же дал вам шезлонги на балкон!”), привез бейглы, вафли, вкуснейший сливочный сыр, копченую лососину, ругелах и какое-то неизвестное мне желе. Затеяли играть в тачбол. Команду раввинов возглавил рабби Фельдман, участвовал даже тщедушный рабби Шварц – один раз он оступился и на глазах у всех улетел вниз головой в воду.

Мы с Ребеккой сидели в сторонке, на мягком песке, и жевали вафли.

– Знаешь что, Ари? – сказала Ребекка. – Такие моменты редки.

– О чем ты?

– О том, о чем нам будут говорить без остановки весь учебный год – да, собственно, уже говорят. Что это лучшее время нашей жизни, которое мы будем вспоминать с улыбкой и жалеть, что не наслаждались им чуть более осознанно.

Я разломил вафлю напополам.

– Мне такое точно никто никогда не говорил.

Она рассмеялась.

– Скажут еще. А ты отмахнешься, как я, но они правы. Посмотри вокруг. С нами все время друзья, учителя, родители, братья, сестры. У нас ни работы, ни настоящих обязанностей. Так уже никогда не будет, правда?

– Похоже, ты по-настоящему счастлива. Приятно слушать счастливого человека.

Она коснулась моей руки:

– Ты так говоришь, будто это что-то из ряда вон. Не уподобляйся этому шмендрику. – Она указала на Эвана, который как раз в прыжке поймал длинную передачу Ноаха, сделал тачдаун и теперь ликовал, насмехаясь над рабби Фельдманом. – Посмотри на него. Конечно, ему многое пришлось пережить, но и он порой бывает счастлив, правда же?

После того как игра подошла к концу и рабби Фельдман зевнул “Хейл Мэри”[105]105
  Пас в американском футболе.


[Закрыть] – мяч ему кинули откуда-то сзади и сбоку, – нам велели возвращаться в школу, мы как раз успевали к третьему уроку. Мы с Ноахом и Ребеккой чуть задержались, помогли Джио и раввинам убрать мусор. А когда пришли на парковку, Эван стоял на выезде и не давал никому уехать. Вокруг него собрались другие, в их числе Донни. Образовалась пробка, машины сигналили, но Эван не двигался с места. В руках у него были ключи от машины Донни.

– Ну хватит, Эв, – Донни вяло пытался отобрать у него ключи, – мне ехать пора.

Эван схватил Донни за плечи:

– Твои родители на работе, так?

Донни слабо кивнул, в поисках поддержки оглядел собравшихся. Но никто за него не вступился.

– Значит, если я правильно подсчитал, – продолжил напирать Эван, – твой дом пустует и буквально напрашивается, чтобы им воспользовались?

Меня охватило сочувствие к нашему великану-приятелю, который в ответ на вопрос Эвана что-то промямлил. В глубине души я надеялся, что Ноах вмешается, но он молчал.

– Может, э-э-э, может, лучше поедем к тебе домой, Эв?

Эван помрачнел, и Донни поспешно пробормотал извинение. Эван в ответ отдал ему ключи, привстал на цыпочки, взъерошил ежик Донни, направился к “ауди” и уселся на мое место на пассажирском сиденье. Когда мы с Ноахом и Ребеккой подошли к машине, Эван окликнул меня:

– Иден!

Я моргнул, недоумевая, почему он выбрал именно меня.

– Что?

– Я так понимаю, вы с Амиром гоните обратно в школу?

Я в самом деле намеревался спокойно вернуться в школу, пойти на занятие по Танаху, послушать рабби Фельдмана. Мы так хорошо провели время, хотел сказать я, зачем же в ответ на заботу плевать школе в лицо? Однако нехотя покачал головой.

– Правда? – уточнил Эван. – Я в шоке.

С парковки уехали несколько автомобилей. Я заметил, что София одна в машине. Я мог бы подбежать к ней, попросить подбросить меня до школы. Но вместо этого обернулся к Эвану:

– Почему?

Эван холодно посмотрел на меня, уверенный в том, что уж на это я точно отвечу так, как ему нужно.

– Ты не похож на человека, который готов рискнуть.

Ругая себя, я сел на заднее сиденье. Эван, еле заметно ухмыляясь, захлопнул переднюю дверь.

* * *

Когда мы приехали к Донни, на заднем дворе тусовалось человек двадцать – пили, слушали ту же музыку, что на “миньяне икс”, от которой меня воротило с души. Оливер уже обшарил кухню, расставил бутылки на ржавом шезлонге и наливал всем “отвертку”.

– Миледи. Джентльмены. Иден. Не желаете выпить?

Ребекка, Ноах и Эван согласились. Я отмахнулся.

– Оставьте хоть немного сока, – взмолился Донни, словно именно это заботило его больше всего. Он навис над Оливером, под мышками его серой футболки с эмблемой школьной баскетбольной команды расплывались огромные пятна пота. Разница в росте Оливера и Донни в этот момент была обратно пропорциональна их влиянию. – Наши мелкие ничего другого не пьют. Мать будет ругаться.

– Плохая новость: твоя маменька и так будет ругаться, – ответил Оливер. – А хорошая в том, что явно не из-за сока.

Донни нервно почесал прикрытую кипой макушку.

– Чувак, вообще-то он дорогой.

– Правда? И сколько же он стоит? Хотя знаешь что? Выпей коктейль имени Леона Беллоу, моего отца, без пяти минут алкоголика, – Оливер подлил в стакан еще водки и всунул его в ручищу Донни, – и позволь мне отблагодарить твоих родителей за щедрость. – Он достал из кошелька четыре двадцатки, свернул в трубочку и запихнул Донни под футболку. – Этого хватит?

Сверху послышался шум. Голый по пояс Эван поднимался по лестнице, прислоненной к внешней стене патио. Залез на крышу, сделал несколько шагов, остановился прямо над нами. В ответ на одобрительные пьяные возгласы медленно поднял руку, требуя тишины.

– Друзья. – Он скинул кроссовки, едва не попав Оливеру по голове. – Добро пожаловать в выпускной класс. – Эван стащил носки, расстегнул джинсы, снял, швырнул вниз, проводив свои вещи взглядом. Реми под общие аплодисменты поймала его штаны. Эван остался в одних трусах. – Вскоре, – продолжал он, расхаживая по крыше, – мы обретем независимость. Какое счастье. Мы ведь так давно этого хотели, правда? Мы мечтали об этом с детства – как вырастем и не будем зависеть ни от родителей, ни от раввинов, ни от учителей, перестанем жить по чужим правилам. – Прикрыв глаза от солнца, я смотрел на Эвана. Он двигался, и порой в ослепительном свете был виден лишь его силуэт. – И вот мы наконец выросли – что дальше? Станем ли мы такими, как все? Точной копией родителей? Будем ли мы цепляться за то, что изжило себя? Лицемерие, сплетни, жадность, чересчур дорогие продукты, соревнование, у кого круче дом, машина, цдака – все, что знакомо нам с детства… – он замер на краю, согнул пальцы ног, бесстрашно посмотрел вниз, – все это не вечно.

– Господи боже мой, – произнес стоящий рядом со мной Ноах, – умеет же чувак испортить праздник.

– Это все Блум виноват, – равнодушно ответил Оливер, смешивая очередной коктейль. – Со своей философской хренью.

– И мы должны воспользоваться этой свободой, чтобы сломать шаблоны, – Эван стоял на самом краю крыши, – если нам хватит смелости. – С этими словами он снял трусы и бомбочкой прыгнул в бассейн.

Молчание. Эван вынырнул, направился к Реми, которая сидела, опустив ноги в воду. Прошептал что-то ей на ухо, отчего она уставилась под воду. Потом грациозно поднялась и, явно наслаждаясь тем, что все раскрыв рот таращатся на нее, разделась догола и нырнула в бассейн.

В воздухе повисло напряжение, у всех перед глазами явно стоял образ раздевающейся Реми Уайт. А потом все, словно по команде, рванули к лестнице и к воде, расшвыривая одежду; стройные тела, воодушевленные грехом: Ноах рука об руку с Ребеккой, Николь сбросила юбку, Оливер подкинул в воздух трусы и, опрокинув бутылку водки, припустил к бассейну.

С крыши в воду низвергались тела, под ногами у меня растекалась водка. Я замер, не в силах оторвать взгляд от вынырнувшей Николь, но при виде Ребекки все-таки опустил глаза. Опомнившись разом, юркнул в раздвижную стеклянную дверь, промчался по дому – влажные следы, разлитый сок, перевернутые стулья – к подъездной дорожке. Занятие по Танаху уже началось, подумал я, силясь стереть из памяти увиденное, и если я соображу, на чем добраться до школы, то не очень опоздаю. На миг меня даже посетила безумная мысль позвонить матери, но я представил, что она увидит Эвана и Реми во всем великолепии их наготы, и, борясь с возбужденным волнением в груди, вызвал “Убер”.

Пять минут ожидания были пыткой. Я боролся с растущим желанием вернуться к бассейну и все озирался, не заметил ли кто моего ухода, – разумеется, никто не заметил, и это было еще хуже. Наконец приехал “Убер”, пожилой водитель с жуткой бородой и во вьетнамской шляпе вонял каким-то омерзительным одеколоном. Я подсказал ему, как доехать до “Коль Нешамы”, и на школьной парковке он резко свернул, чтобы не сбить охранника. Я вылез из машины, хлопнул дверью, оборвав его непрошеный монолог, и поспешил в школу. Отмечаясь на стойке регистрации, я заметил, что миссис Дженис неодобрительно смотрит на меня поверх очков в роговой оправе. Понурив голову, я вошел в класс, опоздав на полчаса, и плюхнулся за парту у двери.

Когда я вошел, рабби Фельдман рассказывал о Раши[106]106
  Раши (1040–1105) – крупнейший средневековый комментатор Талмуда и Танаха.


[Закрыть], а потому и не упрекнул меня за опоздание, хотя и покосился в мою сторону. Осмелившись наконец поднять глаза, я заметил, что класс до смешного пуст, отсутствуют примерно две трети учеников. Сидящий в другом конце кабинета Амир ловил мой взгляд, но я упорно таращился на свои кроссовки, а на него не смотрел. Так я провел весь урок, с волнением вспоминая образы Николь и Реми. Когда прозвенел звонок, я вскочил, ринулся в коридор и смешался с толпой.

* * *

Постепенно возвращались ребята. Ноах с Ребеккой приехали к концу обеда. Лили юркнула на заднюю парту на ЕврИсФиле. К математике явилась Реми, от нее сильно пахло ромом. К концу дня не хватало только Эвана, Оливера и Донни.

На биологию я явился пораньше, надеясь застать Софию.

– Смотрите, кто пришел. – Она села рядом со мной. – Аквамен собственной персоной. Плавки не забыл?

– Тебе уже рассказали?

– В общих чертах, – ответила она. – Я слышала, дело приняло… пикантный оборот.

Я покраснел.

– Я бы сказал, обнажилось многое неизвестное.

– И кого?

– Что – кого?

– Кого ты видел?

– Оливера в таких подробностях, о которых предпочел бы не знать, чтобы жить спокойно.

– А еще кого?

Я демонстративно достал учебник из рюкзака.

– Да всех.

– То есть Рем…

– Ага, но я отвернулся.

– Тебе не понравилось шоу? – невозмутимо уточнила София.

– Я сразу уехал.

– Только не говори мне, что лишил одноклассников, скажем так, удовольствия видеть “преображенье Гамлета”[107]107
  Перевод М. Лозинского.


[Закрыть].

Я покраснел еще гуще.

– Я тебя разочарую, но никто не видел моих “укромных частей”[108]108
  Там же.


[Закрыть].

Она долистала учебник до главы, которую мы проходили. Страницы пестрели подробными рукописными примечаниями, фрагменты текста были выделены цветом. Даже от почерка Софии у меня теплело на сердце.

– Если честно, я вообще не понимаю, зачем ты поехал с ними.