Текст книги "Инкогнито. Тайная жизнь мозга"

Синестезия и десятки ее разновидностей подчеркивают потрясающую разницу в восприятии мира и напоминают нам, что каждый мозг по-своему определяет то, что он воспринимает или способен воспринять. Этот факт возвращает нас к главному тезису, что реальность намного более субъективна, чем принято считать[134]134
  Nagel, The View from Nowhere.


[Закрыть]. Мозг не пассивно регистрирует реальность, а активно конструирует ее.

* * *

По аналогии с восприятием мира психическая жизнь построена так, что она отгорожена от всего остального и охватывает определенную территорию. Есть мысли, которые вам недоступны. Вы не можете постичь секстиллион звезд во Вселенной или представить пятимерный куб. Если эти примеры кажутся вам очевидными («Разумеется, не могу!»), взгляните на них по аналогии с инфракрасным зрением, восприятием радиоволн или реакцией на масляную кислоту, как она возникает у клеща. Ваш «мыслительный умвельт» – крохотный фрагмент «мыслительного умгебунга». Давайте исследуем эту территорию.

Функция мозга – этого влажного компьютера – генерировать поведение, соответствующее внешним обстоятельствам. Эволюция тщательно сконструировала ваши глаза, внутренние органы и так далее, а также характер вашего мышления и ваших представлений. Мы не только развили специализированные иммунные средства защиты от микробов, но также и нейронный аппарат для решения специализированных проблем, с которыми сталкивались наши предки – охотники и собиратели – на протяжении более девяносто девяти процентов времени эволюционной истории нашего вида. Эволюционная психология изучает, почему мы думаем так, а не иначе. В то время как нейрофизиологи исследуют фрагменты и части, составляющие мозг, эволюционные психологи занимаются программным оборудованием, которое решает социальные проблемы. С этой точки зрения физическая структура мозга воплощает набор программ, а программы присутствуют, поскольку в прошлом они решали какую-то конкретную задачу. Таким образом, новые конструктивные особенности добавляются или отбрасываются на основании их последствий.

Чарлз Дарвин предвидел эту дисциплину в заключении своего «Происхождения видов»: «В отдаленном будущем я вижу новые открытые поля для еще более важных исследований. Психология будет основана на новом фундаменте, а именно на необходимости постепенного приобретения каждого умственного качества и способности». Другими словами, наша душа эволюционирует ровно так же, как глаза, крылья и большие пальцы.

Давайте рассмотрим младенцев. Новорожденные – это не чистая доска. Они унаследовали оборудование для решения задач и появляются с уже готовыми решениями для многих проблем[135]135
  См.: обзор в: Cosmides and Tooby, Cognitive Adaptations, и превосходное глубокое рассмотрение в книге: Steven Pinker, The Blank Slate.


[Закрыть]. Эту идею рассматривал Дарвин (в частности, в «Происхождении видов»), а позднее продвигал Уильям Джеймс в «Принципах психологии». Затем эту концепцию игнорировали на протяжении большей части ХХ века. Однако оказалось, что она верна. Младенцы, сами по себе беспомощные, выходят в мир с нейронными программами, пригодными для рассуждений о предметах, физической причинности, числах, биологическом мире, представлениях и мотивациях других людей, общественных отношениях. Например, мозг новорожденного ожидает появление лица: имея меньше десяти минут от роду, младенцы будут поворачиваться к паттернам, похожим на лица, а не к закодированным вариантам того же паттерна[136]136
  Johnson and Morton, “CONSPEC and CONLERN”.


[Закрыть]. В возрасте двух с половиной месяцев ребенок начнет выражать удивление, если увидит, что объект появляется из-за экрана и исчезает за ним, словно по волшебству. Дети по-разному обращаются с живыми и неживыми объектами, предполагая, что у живых «игрушек» есть внутренние состояния (намерения), которые они не могут видеть. Дети делают предположения о намерениях взрослых. Если взрослый пытается продемонстрировать, как что-то делать, младенец будет ему подражать. Но если ребенку покажется, что у взрослого что-то не получилось (возможно, тот подчеркнул это междометием «Ой!»), то ребенок будет имитировать не то, что видел, а то, что, по его мнению, намеревался сделать взрослый[137]137
  Meltzoff, “Understanding the intentions of others”.


[Закрыть]. К тому возрасту, когда детей можно тестировать, они уже высказывают предположения о функционировании мира.

Несмотря на то что дети учатся, имитируя то, что их окружает, то есть копируя своих родителей, домашних животных и телевидение, они не чистая доска. Возьмем, например, лепет. Глухие дети лепечут так же, как и слышащие, дети в разных странах издают сходные звуки, хотя на них воздействуют принципиально разные языки. Так что первоначальный лепет наследуется людьми как заранее запрограммированная особенность.

Еще один пример предварительного программирования – так называемая система чтения мыслей. Это совокупность механизмов, благодаря которым мы считываем направление взгляда и движение глаз других людей, чтобы понять, что они хотят, знают или считают. Например, если кто-то смотрит поверх вашего плеча, вы думаете, что за вашей спиной происходит что-то интересное. Уже в раннем детстве наша система чтения взглядов функционирует в полном объеме. У аутистов эта система может быть повреждена. И напротив, она может присутствовать, даже если другие системы повреждены, как в случае такого расстройства, как синдром Уильямса[138]138
  Синдром назван по имени новозеландского кардиолога Джона Уильямса (1922 – год смерти неизвестен). Прим. пер.


[Закрыть], при котором взгляд считывается прекрасно, а социальное познание осложнено.

Предварительно вложенное программное обеспечение позволяет обойти сложности, возникающие при обилии возможностей, при этом мозг – «чистая доска» немедленно с ними столкнется. Система, начинающая с пустого места, неспособна изучить все сложные правила мира с помощью тех сигналов, которые воспринимают младенцы[139]139
  Pinker, The Blank Slate.


[Закрыть]. Ей пришлось бы пробовать все, и это окончилось бы провалом.

Предварительное программирование сильно вовлечено в социальный обмен – способ взаимодействия между людьми. На протяжении нескольких миллионов лет социальный обмен остается критически важным для нашего вида, и в результате социальные программы проложили себе дорогу глубоко в нейронные сети. Как заметили физиологи Леда Космидес и Джон Туби, «сердцебиение универсально, поскольку генерирующий орган везде один и тот же. Это также экономное объяснение универсальности социального обмена». Другими словами, мозг, подобно сердцу, не требует особой культуры, чтобы выражать социальное поведение: эта программа встроена в аппаратное обеспечение.

Давайте рассмотрим конкретный пример: у вашего мозга есть проблемы с определенными видами вычислений, для которых он не развил решения, но при этом он легко справляется с вычислениями, затрагивающими социальные вопросы. Предположим, я показываю вам четыре карточки, изображенные ниже, и утверждаю, что справедливо следующее: если у карточки на одной стороне четное число, то на противоположной написано название основного цвета. Какие две карты необходимо перевернуть, чтобы узнать, сказал ли я вам правду?

Не беспокойтесь, если вы затрудняетесь с решением: это сложная задача. Ответ: вам нужно перевернуть карту с числом 8 и карту со словом «Пурпурный». Если вы перевернете карту с числом 5 и обнаружите на другой стороне слово «Красный», это ничего не скажет вам об истинности моего правила, поскольку я высказал утверждение только о картах с четным номером. Аналогично если вы перевернете карту со словом «Красный» и обнаружите на другой стороне нечетное число, это также не имеет отношения к моему логическому правилу, поскольку я не говорил, что может располагаться на другой стороне у нечетных чисел[140]140
  Математик сказал бы, что предложенное автором правило является импликацией A ⇒ B (если верно A, то верно B). У нас утверждение A = (на одной стороне карты четное число), утверждение B = (на другой стороне карты написан основной цвет). Для проверки истинности импликации нам придется удостовериться, что какую бы карту с A мы ни взяли, для другой ее стороны будет справедливо B. Следовательно, необходимо проверить все карты, на которых A (а вдруг у них на другой стороне не B?), и все карты, на которых не B (а вдруг у них на другой стороне A?). В обоих случаях произошло бы нарушение предложенного правила. В нашем случае это означает, что нужно проверить карту с четным номером и карту не с основным цветом (красный цвет, в отличие от пурпурного, относится к основным цветам). Прим. пер.


[Закрыть].

Если бы ваш мозг был знаком с правилами условной логики, вы могли бы решить эту задачу. Хотя с ней справляются меньше четверти людей, которых обучали логике[141]141
  Wason and Shapiro, “Reasoning”; Wason, “Natural and contrived experience”.


[Закрыть]. Тот факт, что с подобной задачей трудно справиться, указывает, что наш мозг не создан для решения логических проблем подобного рода. Возможно, причина в том, что мы вполне прилично выживаем как вид и без таких логических головоломок.

Однако суть истории не в этом. Если та же логическая задачка представлена в виде, для которого у нас есть вшитое понимание (то есть она входит в число вещей, которые заботят социальный человеческий мозг), то она легко решается[142]142
  Cosmides and Tooby, Cognitive Adaptions.


[Закрыть]. Предположим, что новое правило таково: если вам нет восемнадцати лет, вы не можете употреблять алкоголь. И теперь на каждой карте, как показано ниже, с одной стороны указан возраст человека, а с другой – напиток у него в руке.

Какие карты нужно перевернуть, чтобы узнать, не нарушено ли правило? С этой задачей справляется большинство испытуемых (карты с числом 16 и словом «Текила»). Обратите внимание, что две эти задачи с формальной точки зрения эквивалентны. Так почему вы считаете первую задачу сложной, а вторую простой? Космидес и Туби предполагают, что лучшие результаты во втором случае отражают нейронную специализацию. Мозг настолько сильно заботится о социальном взаимодействии, что развивает специальные программы – примитивные функции для вопросов права и обязательств. Другими словами, наша психология эволюционировала, чтобы решать социальные проблемы (например, обнаруживать нарушителей), но не для того, чтобы быть умными и логичными в целом.

Мантра эволюционирующего мозга: впечатать действительно хорошие программы в ДНК

В целом мы меньше всего знаем о том, что наш разум делает лучше всего.

Марвин Минский[143]143
  Марвин Минский (1927–2016) – американский ученый, чьи интересы сосредоточивались в области искусственного интеллекта. Прим. пер.


[Закрыть]. Общество разума

Инстинкты – сложные врожденные формы поведения, которым не надо учиться. Они проявляются более или менее независимо от опыта. Возьмем рождение жеребенка: он выпадает из материнской утробы, выпрямляется на тонких ненадежных ножках, ковыляет немного и через считаные минуты или часы начинает ходить и бегать за табуном. Жеребенок не учится использовать свои ноги методом проб и ошибок, как это делает человеческий младенец. Его сложные моторные действия инстинктивны.

Из-за специализированных нейронных схем, которые входят в стандартное оборудование мозга, лягушки без ума от других лягушек, а люди – от других людей. Программы инстинкта, прописанные под действием эволюции, безотказно поддерживают наше поведение и твердой рукой управляют процессом познания.

Традиционно считают, что инстинкты противоположны рассуждению и обучению. Скорее всего, вы, как и большинство людей, считаете, что ваша собака пользуется в основном инстинктами, в то время как вы действуете с помощью чего-то отличного от инстинктов – чего-то больше похожего на рассудок. Великий психолог XIX века Уильям Джеймс был первым, у кого эта схема вызвала подозрение. И не просто подозрение: он решил, что она в корне неверна. Вместо этого он предположил, что человеческое поведение может быть намного более гибким, чем у других животных, не потому, что у нас меньше инстинктов, чем у них, а потому, что их больше. Эти инстинкты – словно инструменты в комплекте, и чем их у вас больше, тем легче вы приспосабливаетесь.

Мы, как правило, не замечаем этих инстинктов – как раз потому, что они прекрасно функционируют, обрабатывая информацию автоматически и без усилий. Как и у специалистов по определению пола цыплят, авиационных наблюдателей или теннисистов, эти программы так глубоко впечатаны в нейронные цепи, что у нас больше нет к ним доступа. В совокупности они образуют то, что мы считаем человеческой природой[144]144
  Barkow, Cosmides, and Tooby, The Adapted Mind.


[Закрыть].

Инстинкты отличаются от автоматизированного поведения (набор текста на клавиатуре, езда на велосипеде, теннисная подача) тем, что им не нужно учиться. Мы их унаследовали. Врожденное поведение поставляет настолько полезные идеи, что они кодируются на тайном языке ДНК. Естественный отбор за миллионы лет добился того, что продолжают род те, чьи инстинкты благоприятствуют выживанию и воспроизводству.

Дело в том, что специализированные и оптимизированные цепи инстинктов предлагают все выгоды скорости и эффективного использования энергии, но за счет отказа от осознанного доступа. В результате у нас так же мало доступа к прошитым когнитивным программам, как и в случае теннисной подачи. Этот эффект Космидес и Туби назвали слепотой к инстинкту: мы неспособны увидеть, что именно инстинкты – это двигатели нашего поведения[145]145
  Cosmides and Tooby, “Evolutionary psychology: A primer”, 1997; http://www.psych.ucsb.edu/research/cep/primer.html.


[Закрыть]. Эти программы недоступны для нас не потому, что они неважны, а потому, что они крайне важны. Сознательное вмешательство ничего не могло бы сделать для их улучшения.

Уильям Джеймс понял скрытую природу инстинктов и предположил, что мы выманиваем их на свет с помощью простого умственного упражнения: заставляем «естественное выглядеть странным», задавая вопрос «Почему?» «о любом инстинктивном действии людей».

Почему мы улыбаемся, а не хмуримся, когда радуемся? Почему мы не можем выступать перед толпой так, как разговариваем с приятелем? Почему определенная девушка сводит нас с ума? Обычный человек может сказать лишь одно: «Естественно, мы улыбаемся, естественно, наше сердце сильнее бьется при виде толпы, естественно, мы любим эту девушку – прекрасную душу, вложенную в совершенную форму, очевидным образом созданную для вечной любви!»

Вероятно, то же самое ощущает любое животное в отношении определенных действий, которые оно стремится совершить в присутствии определенных объектов… Для льва объектом любви является львица, для медведя – медведица. Для несушки, вероятно, кажется чудовищной мысль, что в мире может быть существо, которому гнездо с яйцами не кажется очаровательным, изысканным и предназначенным для сидения, как это представляется ей самой.

Поэтому мы можем быть уверенными, что, какими бы таинственными для нас ни выглядели некоторые животные инстинкты, наши инстинкты для них будут выглядеть не менее загадочными[146]146
  James, The Principles of Psychology.


[Закрыть].

Самые глубокие наши инстинкты, как правило, оказывались вне рассмотрения, поскольку психологи пытались понять чисто человеческие акты (например, высшую когнитивную деятельность) или отклонения (к примеру, психические расстройства). Но наиболее автоматические и не требующие усилий действия – те, которым нужны специализированные и самые сложные нейронные сети, – всегда были рядом с нами: сексуальное влечение, страх темноты, сочувствие, стремление спорить, ревность, поиски справедливости, нахождение решений, избегание инцеста, распознавание выражений лиц. Обширные сети нейронов, поддерживающие такие акты, настолько хорошо отлажены, что мы неспособны осознать их нормальную работу. И точно так же, как это было в случае со специалистами по определению пола цыплят, для доступа к вшитым в цепи программам самоанализ бесполезен. Когда мы оцениваем активность как легкую или естественную, то не придаем значения сложности тех цепей, которые делают ее возможной. Простые вещи трудны: большая часть того, что нам кажется само собой разумеющимся, является сложным с точки зрения нейронного строения.

В качестве иллюстрации вышесказанного давайте посмотрим на ситуацию в сфере искусственного интеллекта. В 1960-х годах быстро развивались программы, которые работали со знанием на основе фактов, например «лошадь – это вид млекопитающего». Однако затем прогресс практически остановился. Оказалось, что намного труднее решать «простые» задачи, например ходить по тротуару и не падать с бордюра, вспоминать, где находится кафе, узнавать друга или понимать шутку. Вещи, которые мы делаем быстро, эффективно и бессознательно, настолько трудны для моделирования, что остаются нерешенными проблемами.

Чем более очевидным и простым выглядит что-либо, тем сильнее следует подозревать, что причиной кажущейся очевидности служит наша обширная внутренняя нейронная структура. Как мы разбирали в главе 2, акт зрения так прост и быстр, поскольку основывается на специальной сложной функциональной системе. Чем более естественным и простым что-то кажется, тем менее оно является таковым[147]147
  Tooby and Cosmides, Evolutionary Psychology: Foundational Papers (Cambridge, MA: MIT Press, 2000).


[Закрыть]. Мы живем внутри умвельта своих инстинктов и обычно настолько же мало обращаем на них внимание, как рыба на воду вокруг себя.

Красота несомненно и безусловно создана для вечной любви

Почему людей влечет к молодым партнерам, а не к пожилым? Действительно ли лучше быть блондинкой? Почему человек, которого мы видели мельком, выглядит более привлекательным, чем тот, кого хорошо разглядели? Думаю, сейчас вас не удивит, если я скажу, что наше чувство красоты глубоко (и без доступа) впечатано в мозг – и все это для того, чтобы достичь чего-то полезного с биологической точки зрения.

Давайте вернемся к размышлениям о самом красивом человеке, которого вы знаете. Хорошо сложен, всем нравится, притягивает взгляды. Наш мозг заточен на то, чтобы обращать внимание на тех, кто так выглядит. Благодаря мелким деталям во внешности такому человеку достаются повышенная популярность и более успешная карьера.

И опять вы не удивитесь, если я скажу, что мы считаем привлекательным не что-то неосязаемое и воспетое поэтами. Нет, чувство прекрасного рождается из определенных сигналов, которые подходят к специальному нейронному программному обеспечению, словно ключ к замку.

То, что люди выбирают в качестве параметров красоты, это в основном признаки способности к продолжению рода, проявляющиеся вследствие гормональных изменений. До пубертатного периода у мальчиков и девочек сходные лица и формы тел. У девочек, достигших полового созревания, увеличивается выработка эстрогена, вследствие чего губы становятся более пухлыми, а фигура обретает округлые формы; у мальчиков возрастает выработка тестостерона, и как результат подбородок сильнее выступает вперед, увеличивается нос, челюсть становится более массивной, а плечи – широкими. Пухлые губы, полные ягодицы и узкая талия у женщины передают недвусмысленное послание: я полна эстрогена и способна к деторождению. У мужчин это же делают массивная челюсть, щетина и широкая грудная клетка. Именно так мы запрограммированы искать красоту. Форма отражает функцию.

Наши программы настолько укоренились, что слабо различаются от человека к человеку. Исследователи выделяют очень узкий диапазон женских пропорций, которые мужчины считают наиболее притягательными: оптимальное соотношение объема талии и бедер обычно находится между 0,67 и 0,8[148]148
  Singh, “Adaptive significance” и “Is thin really beautiful”, и Yu and Shepard, “Is beauty in the eye?”


[Закрыть]. Мужчины считают женщин с такими параметрами не только более привлекательными, но и предположительно более здоровыми, веселыми и умными[149]149
  Если смотреть шире, женщины с более узкой талией, чем указанный диапазон, кажутся более агрессивными и амбициозными, в то время как более широкая талия воспринимается признаком доброты и верности.


[Закрыть]. Чем старше становится женщина, тем сильнее ее формы отклоняются от этих пропорций. Талия расползается, губы становятся тоньше, грудь обвисает и так далее, – все это передает сигнал, что женщина уже прошла пик фертильности. Даже подростка без биологического образования женщина в возрасте привлекает меньше, чем молодая девушка. У его нейронных цепей есть четкая миссия (воспроизводство); его сознание получает только необходимый заголовок («Она привлекательная, гонись за ней!»), и ничего больше.

Скрытые нейронные программы выявляют больше, чем способность к деторождению. Не все фертильные женщины одинаково здоровы и поэтому не все выглядят одинаково привлекательными. Физиолог Вилейанур Рамачандран предполагает, что шуточка про мужчин, предпочитающих блондинок, может содержать зерно истины: белолицые женщины более явно демонстрируют признаки заболеваний, в то время как темный цвет лица способен замаскировать проблемы. Больше информации о здоровье – лучший выбор, отсюда и имеют место такие предпочтения[150]150
  Ramachandran, “Why do gentlemen…?”


[Закрыть].

На мужчин визуальные стимулы действуют сильнее, чем на женщин. Тем не менее женщины подчиняются тем же внутренним силам: их влекут притягательные черты, которые характеризуют зрелую мужественность. Интересно, что женские предпочтения могут меняться в течение месяца: во время овуляции они предпочитают маскулинных мужчин, а в остальное время – представителей сильного пола с более мягкими чертами внешности, что, вероятно, сигнализирует о более социальном и заботливом поведении[151]151
  Penton-Voak, et al., “Female preference for male faces changes cyclically”.


[Закрыть].

Программы соблазнения в основном управляются аппаратом осознанности, но итог очевиден любому. Именно поэтому люди раскошеливаются на подтяжку лица, улучшение формы живота, импланты, липосакцию и ботокс. Они стремятся удержать в своих руках ключи к программам, заложенным в мозге других людей.

Неудивительно, что у нас практически нет прямого доступа к механике наших влечений. Визуальная информация подключается к древним нейронным модулям, которые и управляют нашим поведением. Вспомните эксперимент из главы 1, когда мужчины ранжировали женские лица по красоте: они считали более привлекательными женщин с расширенными зрачками, поскольку те сигнализируют о сексуальном интересе. Ни один из этих мужчин не имел сознательного доступа к своему процессу принятия решения.

В одном из исследований в моей лаборатории испытуемым на мгновение показывали снимки мужчин и женщин, после чего те оценивали их привлекательность[152]152
  Vaughn and Eagleman, “Faces briefly glimpsed”.


[Закрыть]. На втором этапе участников просили оценить те же фотографии, но на этот раз они могли их хорошенько разглядеть. Каков результат? Люди, увиденные вскользь, красивее. Иными словами, если вы заметите кого-то мельком, сворачивая за угол или проезжая мимо, ваша перцептивная система скажет, что эти люди красивее, чем если бы вы оценивали их в спокойной обстановке. Для мужчин этот эффект более выражен, чем для женщин, вероятно, потому, что мужчины более «визуальны» в оценке привлекательности. «Эффект мимолетности» соответствует повседневному опыту, когда мужчина бросает беглый взгляд на женщину и считает, что только что увидел редкую красотку, а как присмотрится, то обнаруживает свою ошибку. Этот эффект ясен – в отличие от его причин. Почему же зрительная система, получив кратковременную информацию, всегда ошибается в одну сторону – считает, что женщина красивее? Почему бы ей при отсутствии четких данных не полагать, что женщина должна быть средней или даже ниже среднего?

Ответ связан с требованиями воспроизводства. Если вы решите, что мелькнувшая непривлекательная персона красива, для исправления ошибки требуется всего лишь второй взгляд, – невелики затраты. С другой стороны, если вы ошибетесь и сочтете привлекательного партнера непривлекательным, вы можете сказать «Сайонара!»[153]153
  Сайонара (яп.) – до свидания. Прим. пер.


[Закрыть] потенциально удачному генетическому будущему. Поэтому перцептивной системе приходится глотать сказочку, что мельком увиденный человек привлекателен. Как и с другими примерами, все, что известно сознательному мозгу, – вы ехали в трафике по другой полосе и только что миновали невероятную красотку; у вас нет доступа ни к нейронной машинерии мозга, ни к эволюционному давлению, которое сформировало такое представление[154]154
  Friedman, McCarthy, Förster, and Denzler, “Automatic effects”. Возможно даже, что с помощью слов, связанных с алкоголем, можно активировать и другие понятия, связанные с алкоголем (например, коммуникабельность): так, простой взгляд на стакан вина (а не употребление) мог бы облегчить разговор и визуальный контакт. Более умозрительной и спорной представляется возможность, что рассматривание рекламы спиртного на билбордах вдоль автострад может привести к ухудшению качества управления транспортным средством.


[Закрыть].

Привлекательность – не фиксированное понятие, оно корректируется в соответствии с требованиями ситуации. Так, почти все самки млекопитающих посылают четкие сигналы, когда готовы к спариванию. Зад самок бабуинов становится ярко-розовым – безошибочное и неодолимое приглашение для самца-бабуина. С другой стороны, человеческие самки не передают никаких специальных сигналов, чтобы объявить о своей фертильности[155]155
  Скрытая овуляция (равно как внутреннее оплодотворение, в отличие от откладывания яиц снаружи) может появиться как механизм, который обеспечивает, чтобы самцы все время оставались одинаково внимательными к своим партнершам, и таким образом снижалась вероятность их ухода.


[Закрыть].

Или все же это не так? Оказывается, женщина считается наиболее красивой как раз на пике фертильности – примерно за десять дней до начала менструального цикла[156]156
  Roberts, Havlicek, and Flegr, “Female facial attractiveness increases”.


[Закрыть]. Это верно для мнений как мужчин, так и женщин. Внешний вид женщины передает сообщение об уровне ее фертильности. Такие сигналы слабее, чем зад бабуина, но их задача – всего лишь стимулировать специальный бессознательный аппарат у мужчин, находящихся в помещении. Если они достигли нужных цепей, миссия выполнена. Сигналы доходят и до цепей других женщин – возможно, потому, что так они могут оценивать соперниц в борьбе за мужчин. Пока неясно, каковы эти сигналы: это могут быть, например, качества кожи (например, во время овуляции тон становится светлее)[157]157
  Симметрия ушей, грудей и пальцев во время овуляции: Manning, Scutt, Whitehouse, Leinster, and Walton, “Asymmetry”, Scutt and Manning, “Symmetry”; про осветление тона кожи смотрите в работе: Van den Berghe and Frost, “Skin color preference”.


[Закрыть]. Но какими бы они ни были, наш мозг сконструирован, чтобы улавливать их – даже без участия сознательного разума. Разум лишь ощущает мощный и необъяснимый порыв желания.

Взаимосвязь овуляции и красоты оценивают не только в лабораториях – ее можно измерить и в жизненных ситуациях. В недавнем исследовании ученые из Нью-Мексико подсчитывали чаевые, которые получали в местных стрип-клубах танцовщицы, и вычисляли корреляцию между размером вознаграждения и менструальным циклом стриптизерш[158]158
  G. F. Miller, J. M. Tybur, and B. D. Jordan, “Ovulatory cycle effects on tip earnings by lap-dancers: Economic evidence for human estrus?” Evolution and Human Behavior, 28 (2007): 375–381.


[Закрыть]. Во время пика фертильности танцовщицы зарабатывали в среднем шестьдесят восемь долларов в час. Во время менструации – всего лишь около тридцати пяти долларов. Между этими периодами средний заработок составлял пятьдесят два доллара. Интересно, что стриптизерши, применяющие противозачаточные средства, не демонстрируют четкого пика заработка и на протяжении месяца в среднем получают тридцать семь долларов в час, – сравните со средней величиной пятьдесят три доллара в час для тех, кто не использовал противозачаточные. Видимо, они зарабатывают меньше, поскольку таблетки приводят к гормональным изменениям (а значит, и к изменениям сигналов), и поэтому такие танцовщицы менее интересны Казановам в мужских клубах.

Важно прояснить, что красота девушки (или мужчины) предопределена нейронной структурой. У нас нет осознанного доступа к этим программам, и мы можем вытащить их только после тщательных исследований. Обратите внимание, что мозг довольно хорошо обнаруживает сигналы. Вернитесь к образу самого красивого человека, которого вы знаете, и представьте, что вы измеряете расстояние между его или ее глазами, а также длину носа, толщину губ, форму подбородка и так далее. Если бы вы сравнили эти измерения с данными другого, не настолько привлекательного, человека, то обнаружили бы, что различия ничтожно малы. Для космического пришельца или немецкой овчарки эти два человека были бы неразличимыми, равно как и вам трудно различить привлекательного и непривлекательного инопланетянина или привлекательную и непривлекательную немецкую овчарку. Однако мелкие различия внутри вашего вида оказывают огромное влияние на ваш мозг. В качестве примера скажем, что некоторые люди считают возбуждающим вид женщины в коротких шортах, но отталкивающим – вид мужчины в коротких шортах, хотя эти две картины едва ли различимы с точки зрения геометрической перспективы. Наша способность проводить тонкие различия поразительно отточена; наш мозг сконструирован, чтобы справляться с четкими задачами выбора и покорения партнера. Все это происходит ниже уровня осознанности: мы просто наслаждаемся бурлением восхитительных переживаний.

* * *

Не только зрительная система конструирует суждения о красоте; на них влияет также и запах. Запах несет массу информации, включая сведения о потенциальном возрасте партнера, поле, способности к зачатию, индивидуальности, эмоциях и здоровье. Эту информацию переносит армада движущихся молекул. У многих видов животных эти вещества полностью управляют поведением; у людей эти данные часто оказываются за рамками осознанного восприятия, но тем не менее влияют на поведение.

Представьте, что самка мыши получает возможность выбирать самцов для спаривания. Ее выбор, далекий от случайного, будет основан на взаимодействии между ее генетикой и генетикой ее кавалеров. Но откуда у самки доступ к скрытой информации такого рода? У всех млекопитающих есть набор генов, известный как главный комплекс гистосовместимости (ГКГС); эти гены играют ключевую роль в иммунной системе. Если мышам предоставить выбор, они выберут партнера с несходными генами ГКГС. Перемешивание генофонда в биологии почти всегда является хорошей идеей: оно минимизирует генетические дефекты и обеспечивает здоровое взаимодействие генов, известное как гетерозис[159]159
  Гетерозис (гибридная мощность) – увеличение жизнеспособности гибридов по сравнению с родительскими формами. Прим. пер.


[Закрыть]. Поэтому находить генетически далеких партнеров полезно. Но как это удается мышам, у которых не слишком острое зрение? С помощью носа. Их нос собирает феромоны – летучие химические вещества, передающие сигналы по воздуху: сигналы о тревогах, пище, готовности к спариванию и, в нашем случае, генетическом сходстве и различии.

Ощущают ли люди феромоны и реагируют ли на них так, как это делают мыши? Никто не знает точно, однако в ходе недавнего исследования ученые обнаружили в оболочке человеческого носа рецепторы, похожие на те, что используются для феромонной сигнализации у мышей[160]160
  Liberles and Buck, “A second class”. Поскольку у людей также есть гены для этого семейства рецепторов, это наиболее многообещающий путь при поисках роли феромонов у людей.


[Закрыть]. Неясно, функционируют ли они, но факт наводит на размышления[161]161
  Pearson, “Mouse data”.


[Закрыть]. В исследовании, проведенном в Бернском университете, ученые количественно определяли ГКГС для группы студентов и студенток[162]162
  C. Wedekind, T. Seebeck, F. Bettens, and A. J. Paepke, “MHC-dependent mate preferences in humans”. Proceeding of the Royal Society of London Series B: Biological Sciences 260, no. 1359 (1995): 245–249.


[Закрыть]. Мужчинам давали носить хлопчатобумажные футболки, чтобы дневной пот проник в ткань. Затем, уже в лаборатории, женщины нюхали подмышки этих футболок и определяли, какой запах они предпочитают. Результат? В точности так, как и у мышей, они выбирали мужчин с наиболее несходными ГКГС. Очевидно, наши носы влияют на наш выбор, вновь опуская миссию по воспроизводству ниже уровня сознания.

Кроме воспроизводства, человеческие феромоны могут нести незримые сигналы и в других ситуациях. Например, новорожденные предпочитают двигаться к подушкам, на которых остался запах их матери, а не к чистым подушкам; по всей видимости, основой этого поведения являются феромонные сигналы[163]163
  Varendi and Porter, “Breast odour”.


[Закрыть]. Выяснилось также, что продолжительность менструального цикла у женщины может меняться после того, как она понюхает пот другой женщины[164]164
  Stern and McClintock, “Regulation of ovulation by human pheromones”. Хотя широко распространено представление, что живущие вместе женщины синхронизируют свои менструальные циклы, похоже, что это неверно. Тщательное изучение первоначальных сообщений (и последующие масштабные исследования) показывают, что статистические отклонения могут создавать впечатление синхронности, но это всего лишь случайность. См.: Zhengwei and Schank, “Women do not synchronize”.


[Закрыть].

Феромоны совершенно определенно служат сигнальными веществами, но степень их влияния на человеческое поведение до конца неизвестна. Наше познание настолько многогранно, что им отведены эпизодические роли. Как бы то ни было, феромоны служат еще одним напоминанием, что мозг постоянно эволюционирует: эти молекулы – свидетельство устаревших программ.