Текст книги "Разрушение Дрездена. Самая крупномасштабная бомбардировка Второй мировой войны. 1944-1945"

Дрезденское похоронное бюро открыло три новых отделения, но и при этом было не в состоянии без сторонней помощи справляться с массой обращений к его услугам.

Были предприняты все усилия для того, чтобы проследить за тем, чтобы как можно больше погибших было похоронено должным образом, пусть и в общих могилах. На Хайде-Фридхоф к концу войны были похоронены останки последних 28 746 погибших. Эта цифра для одного из кладбищ Дрездена точна лишь постольку, поскольку представляет буквальное число голов, подсчитанных спасателями. Однако, как отмечал главный садовник кладбища: «Обезображенные и обуглившиеся тела, со сгоревшими или разбитыми головами, можно было учитывать в той же малой степени, как и те, что заживо сгорели в огненной буре и от которых не осталось ничего, кроме кучки пепла».

Похоронные команды, большей частью из летчиков, вызванных из школы операторов РЛС ВВС в Дрезден-Клоцше, получили указания хоронить жертв тройного удара без гробов и саванов. Общие могилы были вырыты экскаваторами и бульдозерами. Каждой из первых поступивших жертв выделялось пространство 90 квадратных сантиметров.

Из 50 городских катафалков четырнадцать были разбиты в авианалетах. Фермерам и крестьянам из окрестных деревень было приказано пригнать в Дрезден свои упряжки лошадей. Одновременно беспрерывным потоком прибывали и люди со своими погибшими для захоронения. Одних привозили на грузовиках для угля, других – на трамваях. Никто не возражал, если мертвых заворачивали в газетную или оберточную бумагу и перевязывали веревкой. Подразделения имперской службы труда некоторое время снабжали толстыми бумажными мешками для цемента, чтобы складывать в них расчлененные тела.

Части СС и полиции были направлены на полицейских грузовиках из Берлина для перевозки тел жертв на кладбища. Полицейские велели сваливать тела с грузовиков в общую могилу; после отправки похоронные команды должны были снова рассортировать беспорядочную массу тел, чтобы сохранить хоть какой-то порядок в этом царстве хаоса. Спасательные отряды прикрепляли желтые карточки к неопознанным телам и красные – ко всем остальным. Их хоронили отдельно друг от друга в разных частях кладбища.

Стало очевидно, что первоначальная норма на каждого погибшего была слишком велика, и вскоре тела стали класть вплотную друг к другу в общие могилы. С прибытием начальства из Берлина, согласно новым указаниям, тела были захоронены по глубине в три слоя. Огромное кладбище Хайде-Фридхоф, очевидно, могло предложить неограниченное пространство для захоронения всех жертв авианалетов союзников на город, даже если бы их было вдвое больше. Но если места хватало для подобающего захоронения всех жертв, слишком теплая погода этому не способствовала. По прошествии недель и при все еще незавершенной работе зловоние от гниения распространилось по городу.

Армейские подразделения воздвигли баррикады в центре Старого города, заблокированный район представлял собой площадь, ограниченную улицами на протяжении примерно трех кварталов с каждой стороны Альтмаркт. Спасательные отряды получили новые указания. Тела уже больше не нужно было доставлять на территорию кладбищ за городом, а предписывалось отправлять на Альтмаркт, в самый центр района, заблокированного войсками. Захоронение на Хайде-Фридхоф требовало транспорта в виде длинных колонн фургонов с телами, следовавших через Новый город, на который, несмотря на находившиеся там военные казармы и промзоны, не упало ни одной бомбы; власти не хотели, чтобы население видело гнетущее зрелище.

Идентификация жертв становилась хаотичной. Большие горы неопознанных тел скапливались на кладбищах. На некоторых кладбищах удавалось достигать невероятных результатов: на Йоханнес-Фридхоф в Дрезден-Толкевиц, например, начальник полицейской части смог провести полную идентификацию почти всех жертв. Но на других кладбищах тела громоздились все выше перед общими могилами, и возникали трудности; вернувшиеся официальные представители СС, увидев гору из 3 тысяч тел жертв на Хайде-Фридхоф, велели немедленно их похоронить без идентификации; тела были свалены бульдозерами в общие могилы.

Первые недели марта были холодными и пасмурными, но в середине месяца погода изменилась и необычно теплое солнце ранней весны пригревало мертвый Старый город. Развалины зданий подсохли, но сотни разбитых и заваленных подвалов к концу апреля все еще не были очищены. Среди руин сновали необычно большие крысы, их шерсть была перемазана гашеной известью, разбросанной внутри разрушенных домов. Солдаты, работавшие поздно ночью в заблокированной мертвой зоне, докладывали, что видели макак-резус, лошадей и даже льва, прятавшихся в тени зданий, где они жили и кормились, поскольку их клетки были разбиты два месяца назад. Но площадь Альтмаркт была свидетельницей более жутких сцен, чем убежавшие из клеток звери, крадущиеся в темноте.

Глава 5
Они пожнут бурю

Когда на смену зиме пришли теплые месяцы, каждодневный темп жизни в Дрездене ускорился. Если до этого извлечение и захоронение тел растягивалось на два– три дня, теперь отряды спасателей подстегивала новая настоятельная необходимость: реальная опасность эпидемии тифа.

Люди в течение многих дней разыскивали пропавших родственников, дабы избежать унизительного массового захоронения в общей могиле. Но когда они отправлялись на поиски тележек или повозок для того, чтобы перевезти тела погибших на кладбище, чтобы похоронить их самим, отряды службы безопасности убирали тела, и они, уже аккуратно сложенные под грудой тридцати других гниющих тел, лежали на телеге, которая двигалась с вереницей других по Гроссенхайнерштрассе в сторону сосновых и эвкалиптовых лесов к северу от города. Кто был прав? Родственники, желавшие, чтобы их близкие были похоронены подобающим образом, или отряды службы безопасности, обязанностью которых было избежать эпидемии и попытаться организовать ускоренную идентификацию на кладбищах? Многие из тех, кто видел бесконечные вереницы повозок и грузовиков, катившихся из города на север, вероятно, про себя обещали, что никогда не позволят, чтобы их родственников везли к их могилам подобным образом.

«На Маркграф-Генрих-штрассе я разговаривал с тремя людьми, – вспоминает один из эвакуировавшихся из Кельна, который находился в городе. – Они несли как носилки черное пальто, на котором лежало тело. Один из них спросил меня, что это было раньше за здание. Раньше здесь была школа, но потом она стала военным госпиталем, ответил я. Мужчина объяснил, что должен похоронить свою жену. Потом я видел, как они выкопали неглубокую могилу. Не было никакого гроба, и человек казался чужим в этом городе».

«Некоторые не понимают, – жаловался обеспокоенный директор отдела регистрации умерших, – что у них нет права собственности на тела своих родственников. Известны и случаи, когда родственники откапывали тела из общих могил и перезахоранивали в фамильных могилах. Таким образом законность и статистика безнадежно нарушались».

Один человек приводит еще один пример желания не позволять спасательным отрядам добраться до ближайших родственников: «Для того чтобы уберечь своих родителей от массового захоронения, моя свояченица прежде всего вывезла на тележке из города отца, чтобы похоронить его, а затем вернулась за матерью. Но за это время спасательный отряд увез ее. Таким образом, большинство умерших были похищены, а их свидетельства о смерти выглядели так, как и то, о двух ее родителях: УМЕРЛИ В ДРЕЗДЕНЕ, 13 ФЕВРАЛЯ 1945 ГОДА».

Таким был эффект от тройного удара по Дрездену в смысле человеческих страданий. Не менее впечатляющим этот удар был и с точки зрения статистических подробностей. Поскольку атаки Дрездена и Хемница замышлялись для того, чтобы уничтожить жилые районы города и не дать возможности германской армии разместить солдат в городе, налеты на Дрезден могли и в самом деле рассматриваться как ошеломляющий успех. В ноябре 1945 года городское управление планирования опубликовало подробные статистические данные об ущербе, причиненном городу, – не только атаками бомбардировочной авиации Королевских ВВС, но и всеми атаками, включая последние атаки стратегических ВВС США. Эта статистика приводится в приложении в конце этой книги. Из 35 470 жилых зданий в районе Дрездена лишь 7421 дом не был разрушен. Если говорить о домах и квартирах, то из 220 тысяч жилых массивов более 90 тысяч разрушены или сделаны непригодными для жилья в результате атак. Если все это выразить в квадратных футах, то 4 736 490 квадратных метров жилого пространства было полностью уничтожено и на 4 538 165 квадратных метрах были произведены умеренные разрушения. Говоря сухим языком, свойственным немецким статистикам авианалетов, то, если по сравнению с Мюнхеном, где на каждого горожанина приходилось 6,5 кубического метра каменных обломков, в Штутгарте их было 8,5 кубического метра, в Берлине – 12,6 и в Кельне – 31, в Дрездене же на каждого горожанина (включая тех, кто умер), приходилось 43 кубических метров обломков, то есть более одиннадцати грузовиков с обломками на каждого жителя.

Ущерб, причиненный промышленной зоне города, на первый взгляд мог показаться непоправимым: из двенадцати жизненно важных сфер коммунальных услуг и энергетических установок города только одна совершенно не пострадала; но к 15 февраля подача электроэнергии возобновилась для большей части Нового города, и, как показывает быстрое возобновление трамвайного обслуживания по дальним маршрутам, большинство окраин опять получили электроснабжение, которое было восстановлено в течение недели после налетов. К 19 февраля трамвайное сообщение было восстановлено между промышленной зоной, Вайксдорфом и Хеллерау; между Вайссигом и мостом Мордгрундбрюке, вскоре должно было распространиться и на сам разрушенный город.

Однако в Старом городе повреждения были непоправимыми: оказались разрушены трубопроводы и каналы протяженностью более 500 километров, требовалось засыпать более 1750 воронок от бомб для того, чтобы по улицам можно было ездить; восстановить 92 километра трамвайных проводов. Всего 185 трамваев и прицепов были полностью разбиты, более 303 получили различные повреждения. Эта последняя статистика поучительна: трамвайные вагоны можно рассматривать равномерно распределенными по городу во время атаки; однако, в то время как во всей битве за Гамбург 600 трамвайных вагонов были повреждены в течение недели массированных авианалетов, в Дрездене 488 были повреждены за одну только ночь.

Восстановление промышленности в Дрездене, тем не менее, было быстрым, как указывал Шпеер в своих послевоенных показаниях; промышленные районы оказались не так уж сильно повреждены по сравнению с остальной частью города, и среди крупных промышленных предприятий в Дрездене только оптические заводы «Цейсс-Икон» в Дрезден-Штризене серьезно пострадали. Заводы в районе, ограниченном Шандауерштрассе, Кипсдорферштрассе и Глашюттерштрассе, располагались менее чем в 5 километрах к востоку от центра города, на границе района тотального разрушения; считается, что они не могли возобновить производство до мая 1945 года.

Два завода «Заксенверк», производящие электронные комплектующие, в Дрезден-Нидерзедлиц и Радеберге (в 7 километрах к юго-востоку от центра города), не попали под удары фугасных бомб. На завод «Нидерзедлиц» упало несколько зажигательных бомб, которые были эффективно перехвачены заводскими пожарными, кроме этого, были только разбиты стекла. Утром после тройного удара немногие из коллектива этого завода явились на работу, и некоторое время не было подачи электричества и газа. Однако среди работников заводов «Заксенверк» жертв было на удивление мало: хотя все записи, относящиеся к заводу, были к концу войны уничтожены, руководящий состав докладывал, что менее 300 из 5 тысяч работников не приходили на работу в течение недели и считалось, что они погибли. Из 80 рабочих станко-механического цеха, например, все без исключения являлись на рабочие места в течение этого времени.

Объяснение этого факта простое: с одной стороны, немногие из рабочих завода «Нидерзедлиц» проживали в черте города, большинство набиралось из окрестных деревень, которых насчитывалось более восьмидесяти. Кроме того, районы полного разрушения в Дрездене охватывали окраины с населением из среднего класса, но районы, где жил рабочий класс в Нойштадте, Штризене, Лебтау, Фридрихштадте, Миктене и Пишене, оставались более или менее неповрежденными.

Подобным же образом принадлежащий «Цейсс-Икон Гулеверк» завод взрывателей на Гроссенхайнерштрассе, Дрезден-Нойштадт, вероятно, единственный завод в Дрездене, о котором можно было подумать как об объекте авианалета, уцелел, так же как и промзона на месте бывшего Арсенала в Дрезден-Нойштадте. Все эти заводы и фабрики, конечно, пострадали от непрямого воздействия авианалета, что выражалось в нарушении подачи электроэнергии, деморализации рабочих и служащих и сокращении их численности, а также в дефиците транспортных средств. Но никогда, за исключением случая с заводом «Штризен Цейсс-Икон», физическое повреждение завода не было чрезвычайно большим.

Менее чем через две недели после нанесения тройного удара полицейские власти в Дрездене решились на меру более ужасную в своей безжалостности, чем когда– либо применявшаяся на каком бы то ни было этапе воздушного наступления союзников. Сотни и тысячи тел жертв, которые каждую неделю извлекали из-под обломков и подвалов на улицах Старого города, уже не стали больше свозить к общей могиле в сосновых и эвкалиптовых лесах к северу от Дрездена. Опасность эпидемий и распространения тифа этими длинными караванами из фургонов с гниющими телами была слишком велика. Весь центр города вокруг Альтмаркт уже был оцеплен. Родственников погибших, которые заполняли все еще непроходимые улицы, ведущие в Старый город, разгоняли полиция и партийные функционеры. Дрезденская национал-социалистическая газета «Фрайхайтскампф», сообщая о скорой расправе над группой гражданских лиц из числа немцев, застигнутых на мародерстве в разрушенных зданиях, предостерегала, что Старый город закрыт для входа граждан, не имеющих соответствующих пропусков.

1. Завод «Цейсс-Икон»

2. (8 километров к юго-востоку) Завод «Заксенверк»

3. (14 километров к северо-востоку) Завод «Заксенверк»

4. Стеклодувный завод Сименса

5. Завод «Цейсс-Икон Гулеверк»

6. Промышленная зона

7. Арсенал

8. Армейские казармы

9. Сортировочные станции Фридрихштадта

10. Бункер С С в скале

11. Военный автопарк

12. Зональный командный пункт ПВО

13. Табачная фабрика Грейлинга

14. Табачная фабрика Енидзе

15. Центральный телеграф.

16. Газовый завод Лебтау

17. Газовый завод Нойштадта

18. Электростанция Веттина

19. Электростанция Йоханштадта

20. Нефтехранилище.

21. Нефтехранилище («Шелл»)

22. Городская отопительная станция

23. Фабрика Зейделя и Науманна

Начальник полиции Дрездена в качестве начальника ПВО района издает декрет: «Особые обстоятельства обязывают меня обратить внимание на то, что вход в районы вне дорог, уже открытых для общего пользования, строго запрещен. Люди, которые будут обнаружены там и которые не смогут удовлетворительно объяснить свою цель и удостоверить свою личность, будут считаться мародерами и в отношении них будут применяться соответствующие меры, даже если ничего подозрительного у этих людей обнаружено не будет».

Армия, полиция и отряды ополчения «фольксштурм» получили такие инструкции: всем, кто хочет пойти откапывать собственное имущество, надлежит в обязательном порядке сначала доложить об этом в соответствующий полицейский участок, чтобы получить провожатого.

Крестьянские повозки с телами, каждую из которых тянули по две лошади, теперь отсылались к границам участка, оцепленного отрядами службы безопасности и подневольных рабочих, а затем передавались возницам вермахта и офицерам. Повозки отвозили к центру Альтмаркт, а там их груз сваливали на булыжную мостовую площади. Там работало много полицейских чинов, прилагая последние усилия для идентификации людей; с них взяли подписку о неразглашении подробностей того, что происходило. Неискривленные балки в здании универмага Реннер поднимали лебедкой из развалин, их складывали поверх наспех сваленных горок блоков из песчаника. Были установлены ряды массивных решеток длиной 8 метров. Под эти стальные балки и прутья заложили охапки дров и соломы. Поверх решеток свалили тела четырех или пяти сотен жертв, стараясь, чтобы поместилось как можно больше. На многих из погибших детей, втиснутых в эти ужасные погребальные костры, все еще были обрывки разноцветной карнавальной одежды, которую они надели на карнавал последнего дня Масленицы, две недели назад.

Старший офицер очистил площадь от всех ненужных в данный момент солдат и поднес спичку к штабелю дров под решетками. Через пять минут погребальные костры полыхали вовсю. «Худощавых и более пожилых жертв огонь схватывал не так быстро, как более упитанных и молодых», – вспоминал один очевидец. В поздние вечерние часы после того, как последнее из тел сгорело дотла, солдат вернули, чтобы они погрузили лопатами сгоревшие останки на стоявшие наготове запряженные лошадьми повозки. В приличествующем жесте уважения партийные функционеры проследили за тем, чтобы прах был собран, отвезен на кладбище и захоронен. Потребовалось несколько маленьких повозок и десять больших грузовиков с прицепами для того, чтобы привезти прах на кладбище Хайде-Фридхоф. Там останки 9 тысяч жертв, которые были кремированы у всех на глазах, захоронили в яме 8 метров длиной и 5 метров шириной. Несмотря на все попытки сохранить в тайне судьбу жертв, поглощенных вакуумом руин Старого города, история вышла наружу. Некоторые жители, рискуя жизнью, пробивались на площадь Альтмаркт, чтобы проверить справедливость слухов. 25 февраля одному человеку даже удалось сделать несколько цветных фотоснимков этой ужасной сцены. Он оказался не таким удачливым, как многие другие, и почти сразу же был арестован полицейскими чинами. Однако вместо того чтобы расправиться с ним на месте, как угрожали сделать, они привели его к бригадефюреру СС, который руководил полицейским управлением, только что переведенным в бункер СС, пробитый взрывами в скале у Мордгрундбрюке. Бригадефюрер велел отпустить фотографа, и таким образом фотографии того, что в ином случае могло показаться невероятным зрелищем, сохранились по сей день.

В Дрездене история повторилась жестоким и зловеще ироничным образом: в хрониках города Дрездена от 1349 года записано, что маркграф Мейсена Фридрих II заживо сжег в этом городе своих врагов. Тогда это были евреи, обвиненные в том, что занесли чуму; и тогда же сожжение происходило на площади Альтмаркт; и по жестокому совпадению удар обрушился также в день карнавала по случаю последнего дня Масленицы.

Собственно говоря, предложения о том, чтобы жертв авианалетов тайно сжигать на открытых площадях, дабы ускорить работу по очистке территории, поступали не в первый раз. В докладе начальника полиции Гамбурга об огненном смерче также описано, как это делать:

«Чтобы предотвратить эпидемии и по моральным соображениям было решено сжигать тела на месте, где они были обнаружены в районе огненного смерча. Но после обсуждения удалось установить, что опасности эпидемий нет, так что было возобновлено захоронение в общих могилах.

Атаки на Берлин, города Рура и другие промышленные центры германские лидеры были готовы принять как необходимость и неизбежность. Но «варвары», которые совершили атаки Дрездена с такими ужасными последствиями, вызвали потоки брани одного из самых влиятельных партийных вождей.

«Это дело рук умалишенных, – заявил, как сообщали, рейхсминистр пропаганды доктор Геббельс. – Это работа одного особенного безумца, который признает, что не обладает способностью возводить грандиозные храмы, и поэтому решился показать миру, что, по крайней мере, он специалист по их разрушению».

Доктор Геббельс зашел так далеко, чтобы предложить, чтобы в отместку за Дрезден германские военно-воздушные силы применили отравляющий газ для атаки британских городов. Немцы к тому времени разработали газ, способный проникать сквозь стандартные британские противогазы. Однако словам министра пропаганды, похоже, не вняли.

Однако точно так же, как гораздо раньше союзники узнали ценность пропагандистских кампаний на основании неизбирательных рейдов люфтваффе, доктор Геббельс теперь начал осознавать положительную сторону наступательных действий авиации союзников. Когда бомбили Ковентри, газетам позволялось ставить на первые полосы рассказы о бойне в центре города; в том же году широчайшей гласности было предано заявление голландского правительства в изгнании о том, что в мае 1940 года при атаке Роттердама были бесчеловечно преданы смерти 30 тысяч граждан». На самом деле послевоенные расследования в Роттердаме показали, что истинное число убитых было значительно меньше тысячи. Тем не менее британская и американская общественность, игнорируя реальный масштаб гибели людей, к которой привели вражеские атаки, была охвачена праведным гневом по поводу этой очевидной жестокости и не успокоилась до тех пор, пока командование бомбардировочной авиации Королевских ВВС и 8-я воздушная армия США не стали осуществлять атаки в масштабе, о котором ранее говорилось в этой книге. Так что пропагандистская кампания была способна направить симпатию общественности в русло наступления, которое, будучи проанализировано так, как теперь, – беспристрастно, как однажды выразился доктор Геббельс, заставило бы большинство граждан отречься от него.

Теперь, пусть и несколько запоздало, после американо-британского разрушения Дрездена доктор Геббельс обнаружил также пользу, которую можно было бы извлечь и из пропаганды бомбардировок. В начале четвертой недели марта он запустил умно спланированную кампанию слухов, рассчитанную на то, чтобы сподвигнуть немцев на последнее отчаянное сопротивление захватчикам. С этой целью он намеренно начал распускать слух о списке погибших в Дрездене, число которых в его версии намного превышало любые разумные пределы.

23 марта информация о «совершенно секретной повестке дня» просочилась к некоторым официальным лицам в Берлине, которые не оказались надежными ее хранителями.

«Для того чтобы противостоять диким слухам, циркулирующим в настоящее время, воспроизводится эта краткая выдержка из заключительного доклада начальника полиции Дрездена о налетах союзников на Дрезден с 13 по 15 февраля 1945 года: «К вечеру 20 марта 1945 года в общей сложности было извлечено 202 040 тел, в основном женщин и детей. Ожидается, что окончательный список погибших даст цифру 250 тысяч жертв. Удалось опознать только 30 процентов из общего числа погибших. Поскольку извлечение тел невозможно было производить достаточно быстро, 68 650 тел были сожжены; ввиду того что слухи намного расходятся с действительностью, эти цифры можно предать огласке».

Для высококлассных специалистов национал-социалистической пропаганды было характерно, что они не пытались распространять эти цифры через официальные сообщения в прессе, а только методом этого явно негодующего опровержения преувеличений. Все отвечающие за свои слова власти приводили значительно меньшую вышеупомянутой цифру дрезденского списка погибших. Ни начальник полиции Дрездена, ни его доклад по авианалетам не дожили до конца войны, начальник наложил на себя руки, а доклад никогда не использовался за пределами той фальшивой «повестки дня».

6 мая Ганс Фойгт из отдела регистрации умерших был вызван в Главное управление криминальной полиции в министерстве внутренних дел, где ему были даны указания взять в свое ведение магазины ювелирных изделий и обручальных колец. Национал-социалистическая верхушка города, очевидно, заметала следы и собиралась удрать на запад, но тем не менее хотела быть уверенной в том, что драгоценности не попадут в руки врага. Семь или восемь больших ведер обручальных колец, большей частью золотых, были собраны со всего города. Сам Фойгт не хотел брать на себя ответственность за такое большое количество драгоценностей, на сумму более чем миллион фунтов стерлингов. Так что все они еще оставались на правом берегу реки, когда двумя днями позднее, 8 мая, русские прибыли в город. Это был последний день войны: можно было с уверенностью сказать, что разрушение столицы Саксонии не ускорило ее падение ни на один день.

Красная армия заняла здание министерств, и все собранные драгоценности, обручальные кольца попали в ее руки. Вывезено было также бесценное собрание картин, и среди них «Сикстинская мадонна», которая в последние месяцы войны хранилась в железнодорожном туннеле. В течение одиннадцати лет картинам суждено было находиться в Москве, прежде чем в 1956 году их вернули правительству ГДР.

300 служащих и еще больше работников семи бюро без вести пропавших во всем Дрездене были изгнаны из своих контор, и всякая работа по идентификации была прекращена. Директору Фойгту велели перевезти записи на новое место, в здание муниципалитета в Дрезден-Лейбен. Ему разрешили держать трех служащих в офисе в Дрезден-Лейбен, которые под его руководством работали с оставшимися системами регистрации документов. Всякие попытки продолжить регистрацию новых жертв прекратились, и работа учреждения переключилась на дальнейшую обработку от 80 до 90 тысяч учетных карточек, собранных на известных и неизвестных жертв в месяцы после тройного удара.

Красная армия заняла бывшие офисы отдела регистрации умерших на Нойберинштрассе, как докладывал другой чиновник Центрального информационного бюро без вести пропавших, после чего вывалили в сарай значительное число пачек с карточками и образцами одежды, которые были последней надеждой идентифицировать еще 11 тысяч жертв. Еще через несколько дней эти карточки сожгли из-за их зловонного запаха.

Связь с семью обособленными районами была прервана. Во время интервью с директором Центрального информационного бюро без вести пропавших отдела регистрации умерших советские оккупационные власти, верные своему убеждению в том, что военно-воздушные силы союзников не были эффективным оружием в войне, отказывались признать установленную директором бюро цифру 135 тысяч погибших и, как утверждал Фойгт, «невозмутимо вычеркнули первую цифру».

Случайно, как уже говорилось выше, последние беженцы из провинций к востоку от Дрездена, прибывшие на официально выделенных поездах, выгрузились с них за день до первой из трех воздушных атак союзников. Первый из поездов с беженцами, который планировалось отправить на запад, задержался на несколько дней. По этой причине как раз в ночь тройного удара число жителей в городе оказалось большим, чем когда-либо. Этот фактор, в добавление к самому жестокому огненному смерчу в истории, с неизбежностью дал в результате более солидный список погибших, чем в Гамбурге.

Как и в Гамбурге, огненный смерч в Дрездене охватил самые населенные районы города; из 28 410 домов в центре города (Дрезден IV, включая районы 1, 2, 5 и 6), как показало расследование в ноябре 1945 года, 24 866 домов было полностью разрушено. Одному дрезденцу, возвращавшемуся в город после налетов, сообщили в Центральном информационном бюро без вести пропавших, что из 864 жителей Зайдницерштрассе, зарегистрированных в полиции к ночи атаки, выжило только восемь; а из 28 жильцов дома № 22 на Зайдницерштрассе, его бывшего дома, выжил только один; все 42 жильца из соседнего дома № 24 погибли. Одного только этого примера более чем достаточно, чтобы показать сокрушительную эффективность тройного удара по Дрездену.

Известно, что в Гамбурге в центре огненного смерча погибло около трети всего населения. В районе Хаммербрук доля случаев фатального исхода во время огненного смерча составила 361,5 на тысячу жителей. Если такой длины список жертв возможен в таком городе, как Гамбург, где были приняты самые строгие меры ПВО, представляется логичным предполагать, скорее всего, большее соотношение случаев фатального исхода во время тройного удара по Дрездену. В городе, неподготовленное население которого было совершенно не обеспечено общественными бомбоубежищами или бункерами, где пожарные команды были бессильны оказать помощь, а отсутствие ПВО давало возможность гораздо более высокой концентрации бомбардировок во времени и в пространстве, чем та, что была в битве за Гамбург, и где, самое главное, тройной удар не потребовал недели напряженных, тревожных дней и ночей, как в Гамбурге, а сразу обрушился на город, все завершилось в течение четырнадцати часов.

В Гамбурге тех, у кого вероятнее всего могли сдать нервы, тех, кто, мешая пожарным или создавая панику, мог тем самым увеличить число жертв, эвакуировали. В Дрездене же до эвакуации было далеко, более того, к тому времени он был переполнен эвакуированными из других германских городов.

Сразу же после авианалетов проявилась обычная тенденция сильно преувеличивать число жертв. В Берлине официальные источники в то время называли цифры от 180 до 220 тысяч погибших: известно, что даже руководящему звену министерства пропаганды сообщали о том, что эта цифра колебалась от 200 до 300 тысяч. Однако несколько дней спустя власти, отвечавшие за спасательные работы в подвергшихся бомбардировкам городах, называли более скромную цифру – «от 120 до 150 тысяч погибших». Цифра, которая называлась вскоре после налетов, близка к консервативной оценке списка погибших, представленного Гансом Фойгтом из отдела регистрации умерших. С большой степенью определенности можно принять цифру Фойгта 135 тысяч в качестве точной оценки с учетом ограничений, предусмотренных в цифре берлинских властей. Даже число жертв при атаке зажигательными бомбами Токио, предпринятой в ночь с 9 на 10 марта бомбардировщиками «Летающая крепость» командования бомбардировочной авиации Соединенных Штатов, не превысила дрезденский список погибших, хотя неядерная бомбовая атака опять-таки дала в итоге более длинный список погибших – 83 793 убитых, согласно официальным сообщениям Токио, чем тот, которым была отмечена Хиросима с 71 379 жертвами. Токио, конечно, не был столь же слабо защищен, как Дрезден, и ни в одном городе не скопилось столько беженцев в ночь перед его уничтожением.