Текст книги "Полная история регги: от истоков до наших дней"

Занимая привилегированное место среди подопечных Коксона, The Wailers претерпела серию изменений. К лету 1964-го роль Брэйтвейта свелась на нет, и в сентябре он эмигрировал в Чикаго. Кельсо и Черри Грин (она же Эрмин Брамуэлл, бэк-вокал) покинут ее на следующий год, что позволит ядру группы – Марли, Тошу и Ливингстону – стянуть в единый кулак песенные навыки.

Как и Ли Перри, The Wailers выполняла для Сэра Коксона ряд задач поми мо пения. Боб Марли стал музыкальным ментором у группы The Soulettes; эту группу возглавляла уроженка Кубы Алварита (Рита) Андерсон, и они с Бобом потом поженятся. Питер Тош находил для Коксона перспективных певцов и часто подыгрывал на гитаре на прослушиваниях. Одним из самых известных певцов, которого Тош привел в Studio One, был баритон Леонард Диллон, основатель группы The Ethiopians, который первый раз записывался под именем Jack Sparrow (Джек Воробей).

Диллон (он скончался в 2011 году в возрасте шестидесяти восьми лет) рассказывал мне, что его воспитывали бабушка и дедушка, адвентисты; с ними он пел в церкви в ямайском Портленде. Потом он попал в группу The Playboys, где вместе со своим одноклассником, гитаристом Хаксом Брауном, делал каверы Фэтса Домино и Уилсона Пикетта; после смены менеджера группа стала называться Ray and the Gladiators. Время от времени Диллон приезжал в Кингстон в надежде ворваться в музыкальный бизнес, но этого так и не произошло, пока он не провел год в США.

«Я поехал в шестьдесят третьем на сельскохозяйственные работы и оказался в Феллсмире, штат Флорида, на плантации сахарного тростника».

Главная цель Диллона состояла в том, чтобы привезти из Штатов модную одежду – с помощью одежды (имидж!) ему хотелось убедить продюсеров в том, что у него есть звездный потенциал. «На Ямайку я привез целый чемодан шмоток. Я хотел хорошо выглядеть, когда буду ходить по студиям. А что тут такого? Я видел много артистов, и они всегда были разодеты в пух и прах».

Из Флориды Диллон вернулся без средств к существованию. Кинг Споти (он же Ноэль Уильямс), его старый друг из Порт-Антонио, был тогда одним из лучших диджеев в Кингстоне; какое-то время он заменял Мачуки у Коксона, пока не перешел к Дюку Рейду. Споти договорился, чтобы Диллон пожил у его родственников в трущобах Бэк-о-Уолла.

«Там я мог спать какое-то время, но мне нужно было входить в эту конуру согнутым, потому что, если я вставал во весь рост, моя голова упиралась в потолок. Но я, конечно, признателен им всем, особенно тетушке Ноэля, потому что она готовила мне еду два раза в день и всегда подбадривала меня. Мне всякий раз было стыдно, что я не мог ей заплатить, а она… Я мог вернуться очень поздно, но эта добрая женщина всегда вставала, разогревала мне еду, садилась напротив меня и спрашивала, как у меня прошел день. Также мне никогда не удавалось уйти из дома без завтрака: она она всегда кормила меня».

Болтаясь там и сям, Диллон в конце концов встретил Питера Тоша, который был впечатлен его вокальным талантом.

«Я спел ему несколько песен, и он повел меня на Вторую улицу, познакомил с Бобом и Банни. Через два дня после этого меня отвели на Studio One».

Додду понравилось то, что он услышал. Сельский акцент Диллона придавал его пению ощущение менто, и Додд сразу же записал четыре песни с этим нетерпеливым юнцом.

Сам Диллон вспоминал: «Я сделал Woman Wine And Money с бэк-вокалом Делроя Уилсона, Ice Water, What You Get You Must Take и Bull Whip, – там бэк пели Питер, Боб и Банни. Круто!»

Однако сотрудничество Диллона с этими ребятами оказалось коротким. «У The Wailers не хватало на меня времени, и я решил посмотреть, смогу ли я собрать собственную группу. И да, мне надо было на что-то жить. Я по профессии каменщик, и Коксон дал мне денег на рабочие инструменты. Так что я работал каменщиком в Уотерхаусе, а по ночам репетировал. Наши первые песни с The Ethiopians были Live Good, и Why You Gonna Leave Me Now».

The Wailers продолжали записывать новые хиты на Studio One, а группа The Maytals, решив, что у Коксона им не уделяется должного внимания, в 1964-м стали записываться у других продюсеров, включая Винсента Чина и Лесли Конга. Новый успех пришел к ним с Принцем Бастером, у которого они записали такие известные вещи, как Judgement Day, Pain In My Belly и особенно Broadway Jungle (она же Dog War). Песня до сего дня остается популярной, и Фредерик Хибберт возродил ее в 1998 году.

Ее использовали в рекламе чемпионата Европы по футболу в 2000-м. Но это будет потом, а поначалу не обошлось без обид: «Мы пошли записываться к Принцу Бастеру, когда еще пели для Коксона. Додд относился к нам плохо, и мы думали, что у Бастера будет лучше. Но он угостил нас тем же: не заплатил и половины обещанного», – вздыхает Хибберт.

Ответом группы были дальнейшие поиски, и последние работы The Maytals в стиле ска писались с продюсером и басистом Байроном Ли.

История регги-музыки зачастую чрезмерно критична к Байрону Ли – отчасти потому, что бо́льшая часть его музыки была поверхностным материалом, предназначенным для ямайского среднего класса и зарубежных рынков. Многое также сказано о его китайском происхождении, но не стоит забывать, что мать Ли – черная ямайка из сельских районов Балаклавы и что сам он вырос в семье, активно культивировавшей музыкальные традиции африканских предков.

«Мои предки жили в самой глубинке, в горах, и предпочитали менто. То есть нет, не предпочитали – музыка менто была у них в крови. Они всегда принимали участие в карнавале джанкану и празднике освобождения рабов под названием “брукинс”. Я тоже впитал в себя все это. Я родился в Кристиане, в приходе Манчестер, ходил там в школу, а потом, когда мне было восемь или девять лет, мы переехали в город и стали жить на Третьей авеню в Мантан Вью Гарденс», – рассказывал Ли за несколько лет до своей кончины в 2008 году.

Про смешение кровей он говорит:

«Мой отец родом из Гонконга, а моя мать – африканка с Ямайки. Меня называют полукровкой, – что ж, так и есть. Многие китайцы, которые здесь живут, приехали достраивать Панамский канал, потому что китайцы умеют переносить малярию. Осев на Карибах, они смешались с местным населением. Мой отец учил китайских детей английскому. Он, конечно, слабовато знал английский, но его знаний хватало».

Ли научился играть на пианино в школе в Мандевилле, но временно оставил музыку, став членом национальной футбольной сборной. Впоследствии он самостоятельно научился играть на самодельном басу и в 1957-м создал группу The Dragonaires. По словам Ли, первый состав группы включал в себя гитариста Руперта Бента, трубача Фрэнка Андерсона, саксофониста Сэма Исмея, тромбониста Вернона «Малло» Мюллера и лидера группы джазового ветерана Грэнвилла Уильямса, орган. Бэнд начал записываться после их знакомства с Эдвардом Сиагой, к которому тогда пришел успех с записью Manny Oh.

«Мы не знали друг друга, но однажды Сиага услышал, как играл наш бэнд, и сказал: “А не хотите ли вы для нас сделать запись?”». Дебютом стала адаптация саксофонного шаффла Дока Бэгби Dumplins; не сказать, чтобы эта вещь выстрелила, но получила неплохой радиоэфир.

«После ухода Сиаги в политику мы устремились на Federal, где потом и делали музыку ска. Из Atlantic Records к нам пришел Ахмет Эртегюн, и мы сделали Oil In My Lamp, еще Sammy Dead Монти Морриса, записали The Blues Busters — я там играю на басу. Джимми Клифф, Stranger & Patsy, Принц Бастер, Милли Смолл, Кен Лазарус, Кейт Линн – все они работали с нами в первые годы эры ска».

Многие шипели в адрес Ли, что он не был в числе основателей ска, а просто поживился на популярности этой музыки, но Ли всегда признавал, что он никогда и не стоял у истоков ее создания. Он просто хорошо изучил ее на пару с Карлосом Малкольмом.

«Эдди Сиага был политиком, в чьем избирательном округе сосредоточился главный очаг музыки ска. В шестьдесят втором он послал нас в гетто изучать музыку, поскольку хотел быть министром культуры, который мог бы заявить: “Я дал вам музыку из бедных районов Кингстона, прославляющую наш суверенитет и независимость”. Мы-то сами ничего не знали о ска. Ска крутили саунд-системы, но живая музыка была только в гетто, и ее не признавали люди из благополучных районов, хотя могли себе позволить покупать ее и поддерживать. Ска тогда не передавало радио, потому что качество записей было очень плохое. Но Сиага захотел, и мы стали продюсировать эту музыку, предлагать ее среднему классу, который обычно говорил: «Это музыка для бедных, а с бедными мы не хотим иметь ничего общего». Но в итоге мы перепрыгнули через этот барьер. Мы сделали ска хороший промоушн. Говорить можно что угодно, но я не изобрел эту музыку – я ее нашел и принес людям».

«Я взял именно Байрона, потому что у него везде были связи и он никогда не испытывал проблем с общением. Я сказал ему: ты должен пойти туда и послушать. Он сходил, послушал, кое-что записал и принес ска в верхний город, но это не сработало потому, что люди верхнего города отличаются от людей нижнего города. И только когда музыка ска покинула Ямайку и переехала в Англию, став там “блю-битом”, вот тогда этот стиль стал популярным и здесь. Такой вот снобизм: после того как ска стал популярным в Лондоне, люди из верхнего города приняли его», – подтверждает Сиага.

В 1964 году Принц Бастер, Джимми Клифф, Монти Моррис и Тедди Чармерс (он же Рой Уиллис) из дуэта The Charmers появились на Всемирной выставке в Нью-Йорке; Byron Lee & The Dragonaires также поехали туда «на подпевки». Эдвард Сиага все хорошо рассчитал – его друг полукитаец-полуафриканец мог быть лицом ска на коммерчески ориентированном международном мероприятии. У Ли тоже мозги хорошо работали: он делал ска, рассчитанный на американскую аудиторию, и права на этот материал получила фирма Atlantic, которая в свою очередь предоставила Ли лицензию на распространение материала на Ямайке. Еще одна ирония судьбы заключалась в том, что версия Милли Смолл My Boy Lollipop, спетая по-детски, вызвала интерес к ска у широкой международной аудитории, несмотря на то что песенка была кавером юной американской певицы Барби Гей. Невероятно успешная версия Милли была спродюсирована Крисом Блэквеллом в Лондоне и переаранжирована Эрнестом Ранглином, который задействовал лондонских сессионных музыкантов.

Много критики было брошено в адрес выбора Эдварда Сиаги: The Dragonaires вместо The Skatalites. Ведь именно последние были истинными первооткрывателями ска, а Ли – всего лишь популяризатором. Сиага скажет, что послал The Dragonaires в Нью-Йорк по чисто практическим соображениям.

«Поехал Байрон Ли, потому что у него был опыт в таких путешествиях; у него был определенный стаж гастролей, и его музыка была более танцевальной. The Skatalites играли бы свои вещи, которые в то время не добирали по качеству. А Байрон Ли играл песни разных исполнителей, так что он представил более широкий спектр музыки». Но Уинстон Блейк предполагает, что главным фактором стало раскованное поведение The Skatalites: «Я знаю точно, что тут встали проблемы с дисциплиной. Эти парни были великие, талантливые, лучшие – но дисциплина там и не ночевала».

Но несмотря на свое отсутствие на Всемирной выставке, высокоталантливые музыканты, составлявшие ядро The Skatalites, без сомнения, для нас навсегда связаны с истоками музыки ска. Официально группа была создана в июне 1964 года, но многие ее участники играли вместе, начиная с 1940-х годов. Ядро The Skatalites составляли тенор-саксофонист Роленд Альфонсо, альт-саксофонист Лестер Стерлинг, тромбонист Дон Драммонд, трубач Джонни «Диззи» Мур, барабанщик Ллойд Нибб, басист Ллойд Бреветт, ритм-гитарист Джерри Хайнс (он же Джа Джерри) и пианист Джеки Митту. Одаренный саксофонист и аранжировщик Томми Маккук, будучи поначалу против новой идеи и в целом опасаясь формы ска, в итоге уступил Коксону и также влился в группу (до этого он восемь лет руководил джазовой группой на Багамах).

Роленд Альфонсо сказал, что несколько главных участников группы впервые сыграли вместе на кингстонском пирсе рядом с игорной зоной, прозванной Coney Island; они выступали и в ночных клубах, таких как Orange Bowl.

«Мы познакомились еще подростками. Нибб жил на Вест-стрит, Бреветт жил со своим отцом, не помню где точно, а я жил в Джонстауне. Мы играли на Coney Island шесть вечеров в неделю», – рассказывал Альфонсо незадолго до своей смерти в 1998 году (мы встречались с ним в Лондоне).

Как и Томми Маккук, как и Рико Родригес, Альфонсо родился на Кубе от смешанного брака.

«Я родился в Гаване в 1931 году: моя мать родом с Ямайки, а мой отец – кубинец. В 1933 году мама отвезла меня в Кларендон, где жила бóльшая часть нашей семьи, потом, уже в Кингстоне, я пошел учиться в школу Святого Алоизия, из которой перешел в школу Stony Hill — моя мать была бедной и не могла определить меня в какое-нибудь местечко получше. Мой отец приезжал на Ямайку, но он говорил только по-испански, и его никто не понимал. Отца забрали в солдатский лагерь, потом отправили обратно на Кубу, и он с моей матерью не переписывался. В 1941 году я начал играть. Я был слишком мал, чтобы дуть в трубу, поэтому меня посадили за барабаны, и я играл марши».

В школе Stony Hill Альфонсо все-таки освоил трубу, а когда ему было 13 лет, научился играть на саксофоне; к началу 1950-х он стал одним из лучших саксофонистов острова.

«Я сначала играл на альте. Считалось, что альт-саксофонист номер один – это Джо Хэрриотт, а я был молод, и в мои двадцать с небольшим меня считали номером два. Поначалу я играл с Редвером Куком и с Эриком Динсом в клубе Bournemouth: там сказали, что заплатят мне два доллара за шесть ночей, но все, что я получал в итоге, это: “Мальчик, подожди!”»

Альфонсо говорит, что первая его запись была с джаз-бэндом Сесила Ллойда, одного из лучших пианистов, выпускника известной музыкальной школы Juilliard school of music.

«Я работал в отеле, Сесил Ллойд руководил группой. Этот бэнд пришел на запись, и Коксон сказал: “Ролли, запиши для меня свою мелодию!” Я сказал ребятам: “Давайте сделаем блюз в тональности до”, – и они назвали его Four Corners Of The World. Я не могу это позабыть – как мы были там впятером».

Лестер Стерлинг, самый молодой член группы, записывался для Коксона с конца 1950-х, вместе с Рико, Дедли Хидли и Джонни Муром.

«Играть для Коксона меня привел Рико. Рико собирался записать песню для Коксона и велел мне присоединиться к ним. На следующий день у нас была сессия. На вокале был, кажется, Ллойд Кларк», – рассказывает Стерлинг о своем дебюте.

Ллойд Нибб, барабанщик Тhe Skatalites, родился в Портленде в 1931 году, но еще подростком переехал в нижний Кингстон. Там он стал посещать репетиционные сессии Jump Sultans Orchestra, где основам ритма его обучил Дональд Джаретт. Помогая своей тетушке продавать пирожки в Тренчтауне, Ллойд наблюдал за растами, игравшими на кожаных барабанах на перекрестках улиц, и это стало для него еще одним источником вдохновения. Практиковался дома на консервных банках и деревянных ящиках, а после того как друг по имени Лайонелл сделал ему барабанную установку, стал выступать на уличных концертах. Затем, набравшись опыта, он играл по отелям Северного побережья в бэнде Вэла Бэннета, в оркестре Эрика Динса и других группах.

Нибб (он умер в 2011-м) сказал, что начал писаться, услышав местных музыкантов по радио.

«Я жил в Монтего-Бей и играл по разным отелям, и однажды, услышав мелодию по радио, поехал в Кингстон попробовать. Было так круто – играть ритм-н-блюз».

Отчетливо узнаваемые ритм-шоты и брейки Нибба вместе с ритмическими вывертами Драмбаго сообщат ска-биту его особенный характер. Как объяснит сам Нибб: «Я изменил бит в 1964-м, и это определенно мой стиль».

Ллойд Бреветт умер в 2012 году в возрасте восьмидесяти лет после продолжительной болезни. Кончину его ускорила гибель сына, которого убили в тот день, когда он получал за отца награду за выдающийся вклад в области культуры.

Бреветт говорил мне, что обучился «прыгающему» басу от отца, Дэвида Бреветта, джазового басиста, который в 1950-м создал группу Count Brevett Band. «Мой отец научил меня играть на басу, он играл во многих группах. А я в то время я играл на контрабасе у Эрика Динса».

После их первого выступления в Hi Hat Club в Рэйтауне группа The Skatalites становится востребованной. Их базой был клуб Bournemouth, где Ли Перри часто присоединялся к ним со своей перкуссией.

Оптимистичные вещи The Skatalites, такие как Tear Up (на основе трека Монго Сантамария Fat Back) с быстрыми и яркими соло Альфонсо, казалось, отражали восторг новообретенной независимости острова; другие, вроде хриплого Ball Of Fire и Guns Of Navarone, просто содержали в себе необузданный пыл музыки. Интересны композиции Маккука, например Cow and Gate, особенно те его напряженные соло, которые опираются на нижние ноты звукоряда. Когда Маккук и Альфонсо обмениваются музыкальными репликами в таких вещах, как Black Sunday, Trotting In и Hot Cargo, контраст всегда бодрит. Мур и Стерлинг, хотя и выступали больше на заднем плане, также могли выдавать увлекательные соло (Killer Diller и Beardman Ska; последняя вещь – адаптация Live It Up американского пианиста Эрни Фримена).

Как и сам ска, музыка The Skatalites была создана из суммы разнообразных влияний. Участники группы объясняют, что некоторые из их самых крупных хитов были основаны на латиноамериканских мелодиях, которые Коксон попросил адаптировать.

«El Pussy Cat родом с Кубы. Коксон дал мне ее и сказал: “Ролли, сам теперь напиши эту мелодию, – и я написал», – отмечает Роленд Альфонсо, имея в виду оригинал Монго Сантамарии.

«Коксон использовал много кубинских мелодий, и мы писали что-то подобное в форме ска. Мы обычно получали от него мелодии, и переделать их было довольно легко, потому что в ска – то же самое стаккато», – вспоминал Ллойд Нибб.

Бреветт упоминает альбом Монго Сантамарии El Pussy Cat как особенно значимый, поскольку он содержит в себе Hammer Head, – эту мелодию The Skatalites превратили в хит Phoenix City, так же как и титульную вещь, о чем говорилось выше. Фактически они адаптировали для Коксона по меньшей мере дюжину произведений этого кубинского перкуссиониста, жившего в США.

«Мы играли эти песни в том виде, в каком они есть, но мы аранжировали их по-своему, в нашем стиле, и играли уже ска. Мы не копировали соло», – вклинивается Роленд.

Самым большим источником вдохновения для The Skatalites всегда был джаз, и члены группы делали каверы песен, которые им нравились, – взять хотя бы переделку Forest Flowers Горация Сильвера, представленную Ролендом, или его адаптацию Caravan Дюка Эллингтона под названием Skaravan. Альфонсо рассказал о своей великой радости, когда он находился на одной сцене с пианистом Каунтом Бейси и его группой в Нассау, и говорил о Джоне Колтрейне с нескрываемым восхищением. «Колтрейн – мой человек, и я чту его, потому что его песни – земные». А Лестер Стерлинг назвал Майлза Дэвиса, Диззи Гиллеспи, Кэннонболл Эддерли и Сонни Стита как музыкантов, выступления которых всегда будут вызывать у него восторг.

Хотя основная часть записей была сделана на Studio One, The Skatalites давали материал и другим ведущим производителям эры ска.

«Мы ни с кем не подписывали контрактов, поэтому были свободны. Мы также работали с Дюком Рейдом и Кингом Эдвардсом. Мы делали вещи и для Принца Бастера, но Коксон получил больше всех, потому что с ним я как раз подписал контракт», – говорит Роленд Альфонсо.

«Песни, которые мы исполняли для Бастера, были похожи на Al Capone и подобные мелодии. Мы делали их с Вэлом Беннеттом и Стэнли Нотисом, Хедли Беннеттом и Джа Джерри», – добавляет Стерлинг.

Коксон признался, что он был бессилен остановить Рейда, который предлагал этим музыкантам лучшие деньги.

«Чего бы ему это ни стоило, Дюк всегда находил деньги. Даже если я работал с артистом по контракту, Дюк все равно находил к нему подход, как это было с Доном Драммондом или Ролендом, которых я нанимал. Можно злиться, но через некоторое время ты понимаешь, что этот человек – музыкант, и это его единственный способ, которым он может реально заработать, так что пусть играет. Но с вокалистами другой разговор».

Додд говорит, что он и Рейд однажды обменялись двумя песнями The Skatalites: Додд записал Green Island Драммонда, но на выпуск отдал песню Рейду, в то время как Рейд позволил Додду записать Eastern Standard Time того же Драммонда.

Шенли Даффас также говорит, что Додд протянул руку помощи Дюку, когда удача уже было покинула экс-полицейского:

«У Дюка давно уже не было хитов, и Коксон послал к нему около дюжины своих артистов, включая меня самого. Я спел Bitter Rose, которая была на обратной стороне Reload, потрясного инструментала The Skatalites, записанного для Дюка Рейда».

«Мы также сделали много инструментальных тем для [владельца Top Deck records] Джастина Яппа, он же “Китайский Ужас” из Барбикана. И тут, конечно, особенно выделялся Дон Драммонда», – добавляет Нибб.

Драммонд был главной творческой силой в группе. Согласно официальным данным, он недоучился в школе, чтобы присоединиться к группе Эрика Динса, когда представилась такая возможность; он также играл с альт-саксофонистом Хедли Беннеттом в оркестре тенора-саксофониста Тони Брауна, чья группа полностью состояла из бывших учеников Alpha’s School for Boys.

Типичные для Драммонда пугающие композиции часто опирались на минорные аккордные последовательности, возможно, отражая личные переживания музыканта, который несколько раз добровольно ложился в психиатрическую клинику. Confucius, Chinatown, Marcus Junior (лейбл Top Deck), Away From It All (лейбл Randy’s) и Don Cosmic (Studio One) – примечательные примеры того, как на экспрессивные соло ложится тень меланхолии. Драммонд также попросил Нибба подражать африканским барабанам бурру в изысканной Dan De Lion (Treasure Island) и Аddis-Abeba (Studio One) – африканские ритмические корни позволяли достигать полной экспрессии в самовыражении.

Взгляд на мир Дона Драммонда сообщил его музыке нечто особенное, но тяжелые лекарства, которые он принимал, вероятно, оказывали влияние на его нестабильное поведение. Клэнси Экклз вспомнил некоторые особенные черты великого тромбониста.

«Работая с Коксоном, я встретился с Доном Драммондом на первых наших сессиях. Он написал песню под названием This Man Is Back, и после этого я работал восемь месяцев с Доном на одной сцене. Когда мы записывались у Хури, рабочие копали там землю неподалеку, и Дон ходил к ним, брал маленькие кусочки глины и клал в свой овалтин[17]17
  Напиток на солоде, похожий на пиво.


[Закрыть]. Дон никогда не ел ничего горячего – все холодное, много фруктов и так далее. Однажды Роленд и Джонни заглянули в его бутылку, и там была глина, перемешанная со всякой всячиной. Дон сказал: “Скорее всего, люди живут внутри атомной энергии, и скорее всего, тебе самому нужно строить атомы внутри себя”. Вот почему он ел эту глину. Для сумасшедшего Дон был слишком экстраординарен – я бы не назвал его сумасшедшим.

Есть еще одна история о Доне Драммонде. Он выступал в Порт-Антонио, и ведущий сказал: “А теперь мы представляем вам Дона Драммонда!” – и Драммонд вышел на сцену в костюме, расстегнул ширинку и помочился на них!

Драммонд – это было нечто. Он никогда не носил обуви – на нем всегда была фетровая шляпа, он выглядел шикарно, но – босой. Он был и похож и не похож на американских джазовых музыкантов, просто другой тип человека. Каждый раз, когда я слышал Драммонда, он играл очень хорошо».

На Новый 1965 год Ямайка была потрясена новостью, что Дон Драммонд убил свою гражданскую жену, танцовщицу Аниту (она же Магьерита) Махфуд. Его отправили в Bellevue, тюрьму-лечебницу, где он оставался до самой смерти в 1969 году. Это убийство стало трагическим эпизодом в музыкальной истории Ямайки, и задержание Драммонда имело и другие последствия: оно способствовало кончине The Skatalites, что в конечном счете ознаменовало конец эры ска.

Пронзительная музыкальность The Skatalites означала, что группа действительно была переполнена талантами. Во многих смыслах это была первая ямайская супергруппа.

Вовсе не удивительно, что группе было трудно поддерживать себя в таком качестве после смерти Драммонда, особенно если учесть, что угроза распада всегда стояла перед ней. В результате внутреннего соперничества, обостренного под внешним давлением конкурирующих производителей, группа разделилась на две половины. После финального выступления в августе 1965 года Роленд Альфонсо остался на Studio One, сначала с оркестром, куда вошел и Ллойд Бреветт; позже с Джеки Митт он возглавит The Soul Brothers, куда войдут барабанщик Джо Айзекс и басист Брайан Аткинсон. Томми Маккук поначалу взял на себя все аранжировки элитной клубной группы Kes Chin & the Souvenirs, но позже он станет фронтменом The Supersonics, куда войдут Ллойд Нибб и Джонни Мур, а еще позже он будет играть в сессионной группе Дюка Рейда на его новой студии Treasure Isle вместе с басистом Джеки Джексоном, органистом Уинстоном Райтом и барабанщиком Хью Малкольмом.

Альфонсо признался, что между ним и Маккуком было «что-то близкое к вражде» после распада группы, «но не смертельной».

«Дюк Рейд начинал с Томми, а Роленд всегда был был любимчиком Коксона – отсюда и вытекала их вражда после того, как распались The Skatalites», – подытожил Бреветт.

Повторю, распад этой группы означал, что эпоха ска на Ямайке закончилась, но почти 15 лет спустя группа черных и белых музыкантов возродила в Британии музыку The Skatalites и Принца Бастера; еще десятилетие спустя белые американцы запустили «третью волну» ска; и даже японские группы позже успешно представляли этот жанр. Кроме того, оригинальная The Skatalites (ее остатки) в конце концов реформировалась, и Маккук вместе с Альфонсо продолжали выдавать ска вплоть до самой их смерти.

Хотя ска продолжает привлекать многих людей за пределами Ямайки, она почти исчезла на своей родине. Действительно, в течение года после первого распада The Skatalites нацию охватил новый стиль: крутой объемный звук, известный как рокстеди.