Текст книги "Небесное Око"

Глава 10
Смерть и грёзы

На пир, устроенный в городе в честь окончания турнира, отправился только Конзар. Ламорик для большинства участников турнира продолжал оставаться безымянным Красным Рыцарем, поэтому он со своей свитой остался в опустевшем лагере на вершине холма. Опустилась ночь, на небе ярко сверкали звезды. Свет, горящий в окнах замка, возвышавшегося над Редуиндингом, отражался в чёрных неподвижных водах Сильвемера. Ламорик приказал устроить в лагере небольшую пирушку – подали пиво, острые жаренные на костре колбаски и холодные мясные пироги. Большинство людей смеялись, бахвалясь своей удалью на турнире. Несколько воинов пребывали в мрачном состоянии духа.

Дьюранд протянул окоченевшие руки к огню. Наконец он мог собраться с мыслями. По крайней мере, попытаться. Неужели всего день назад он был в Фецкой лощине? С него ещё не сошли царапины, оставленные ветками, когда он продирался через дубраву. Он так и не поговорил лордом Ламориком, он так и не снял с сердца тяжкий груз.

Люди смеялись, слушая какую-то бесконечно длинную историю. Дьюранд заметил, как Ламорик со странным выражением на лице поднялся и, не говоря ни слова, скрылся во тьме.

Голос Берхарда снова привлёк внимание Дьюранда к людям, сидящим у костра:

– Я же сказал тебе, что с места не сдвинусь пока не доем.

– Ладно, – Бейден поднялся с земли. – Ну так вот, о чем это я? Вы, уроды, – обратился Бейден к сидящем у костра, – вообще непонятно куда смотрели. Хотя как можно было того ублюдка проглядеть – ума не приложу, – Бейден жестом изобразил как держит турнирное копьё. – Попал ему прямо в мёртвую точку на щите. Сукин сын вылетел из седла с такой скоростью, что сапоги потерял, – Бейден осклабился. Пламя костра сверкнуло на жёлтых зубах.

– Встаёт этот урод босым, качается из стороны в сторону и тупо моргает. Вот так, – Бейден принялся гримасничать, изображая своего поверженного противника. – Черт возьми, он мог сразу же сдаться, но вместо этого вынимает из ножен меч и начинает им махать, – Бейден выхватил свой острый как бритва клинок и взмахнул им, заставив сидящих у костра отшатнуться. – И что же мне было делать? Он был вооружён. Думаете он мне собирался отдать меч? Черта с два! Я, не слезая с лошади, сделал пару кругов вокруг него. – Бейден снова несколько раз взмахнул мечом, очерчивая им круг. – А то начну слезать, раскроюсь, один хороший выпад – и поминай как меня звали.

Клинок со свистом рассёк воздух.

– Бейден, черт тебя побери, – выругался Берхард.

Дьюранд поморщился.

– А я ему, главное, ору: «Сдавайся! Сдавайся, сукин сын!». Так бы он и сдался. Держи карман шире. Стоит, глазами хлопает, губами шлёпает. Одним словом, мне надоело.

Бейден неожиданно нахмурился:

– Дьявол, челюсть болит, – он заметил Дьюранда, стоявшего за кружком, который образовывали слушатели. – Ты мне своим чёртовым локтем зуб выбил. Слышь, ты, клятвопреступник!

Кто-то из слушателей рассмеялся.

– Короче, я на него лошадью двинул и мечом – хлоп! Замахнулся – будь здоров, – толпа снова отшатнулась от пришедшего в движение клинка. – Попал ему прямо по затылку, – сверкнул зубами Бейден. – Клянусь, я хотел его ударить плашмя, чтобы он просто немножко повалялся без сознания но… Несчастный ублюдок… Одним словом, выкупа не жди. Зато мои ребята сняли с него доспехи, да и коняга у него неплох, – Бейден вогнал меч в землю, и клинок закачался из стороны в сторону. – Забавно он смотрелся: башка разрублена, сапог на ногах нет, лежит себе в грязи. Придурок.

Бейден обвёл взглядом слушателей, ожидая взрыва хохота, но никто даже не улыбнулся.

– Черт тебя побери, Бейден, – произнёс один из воинов.

Длиннолицый Эйгрин поднялся с земли. Бейден потянул воткнутый в землю меч, недоуменно переводя взгляд с одного рыцаря на другого.

– А чего такого? Я просто рассказал, как он выглядел. Босые ноги и…

Раздался шелестящий звук, подобный тому, что случается, когда портной разрезает шёлковую ткань: Эйгрин отбил в сторону клинок Бейдена.

– Бейден, ты убил благородного человека, который не мог себя защитить. Ты убил его, находясь на лошади, тогда как он стоял на земле. Ты убил его подло, сзади. Владыка Небесный и Рати Его, это же всего-навсего турнир! Но тебе было мало убить противника, ты его ещё и ограбил! Я уверен, что за это тебя ждёт ад, но ужели ты хочешь, чтобы Око Небес померкло для всех нас?

Небо было чёрным, поэтому вопрос Эйгрина показался весьма уместным.

Бейден, покачиваясь, сделал шаг назад.

– Мы не в церкви, святоша, – прорычал он, – мы воины. Здесь нет места ни духам, ни призракам, ни монахам.

Дьюранд вскочил.

Эйгрин не проронил ни слова.

– Говорят тебе, ему просто не повезло, – прорычал Бейден. – Он был вооружён. На его месте с тем же успехом мог оказаться и я. Если тебе чего не по нраву, можешь убираться откуда пришёл и жить как знаешь.

Эйгрин резким движением сбросил с плеч плащ и обнажил меч. Дьюранд кинул взгляд на остальных рыцарей и по выражению лиц понял, что они, как и он, не знают, что делать.

Неожиданно из темноты к костру шагнул Конзар, за которым следовал Ламорик.

– Что происходит? – бросил Ламорик. – Бейден? Эйгрин?

Бейден фыркнул.

– Убери меч в ножны, Бейден, – приказал Конзар. – Немедленно!

Бейден подчинился.

– Вот и славно, – кивнул Конзар.

– У меня нет настроения улаживать ваши свары, – произнёс молодой лорд, вступая в круг людей, кольцом стоявших у костра. – Разве я нанимал вас для того, чтобы вы задирали друг друга? Сегодня мне пришлось выкупить девятерых рыцарей. Девятерых! Все вы знамениты. Все вы умелые воины. Так почему же на сегодняшнем турнире только я и Конзар взяли по пленнику?

Ламорик остановился, проведя рукой по щеке:

– Впрочем, оставим это. Кажется, этот год никогда не кончится, – он выдавил из себя улыбку. – Ты! Тебя ведь Берхард звать? Сейчас я присяду, и ты нам поведаешь о том, как восстал из мёртвых.

– Ладно, – одноглазый рыцарь почесал в бороде. – Слушаюсь, ваша светлость. Мы сражались на юге в Пендуре. В те времена на голове у Бейдена было несколько больше волос.

– Продолжай, – Ламорик откинулся в кресле.

– Так получилось, что сторона, за которую мы сражались, проиграла. Мы оказались одни. На тридцать лиг кругом – ни одного друга. Наниматели, естественно, не заплатили нам ни гроша. Два дня скакали по холмам, гнали лошадей, словно они были охотничьими псами. Потом кончилась еда. В кармане у нас были одни дыры, поэтому мы решили найти какое-нибудь тёплое местечко, где можно было бы запастись провизией.

Дьюранд внимательно смотрел, как собравшиеся вокруг костра обмениваются взглядами. Эйгрин и Конзар еле заметно кивнули друг другу. Гутред покачал головой. Ламорик подался вперёд, внимательно слушая рассказ.

– Мы находились на вражеских землях, – продолжил бородатый рыцарь. – Заезжаем, значит, в деревню. Черт возьми, как сейчас помню, с каким наслаждением я спешился. Деревня знаете, была вытянутая такая – из тех, что расположены у реки или ручья. Нам повезло – мы не встретили ни единой живой души.

Дьюранд не сводил с Ламорика глаз. Молодой лорд сжимал и разжимал кулаки, обратив взгляд к ночному небу. Конзар заворожённо смотрел в горящий огонь.

– Ума не могли приложить, чего нам брать в той деревне – продолжил Берхард. – Это вам не купеческая лавка, где все под рукой. Мы были бы рады отыскать бочонок пива, но что до всего остального… Подъехал я к мельнице, слез с лошади, оставил её у забора, а сам пошёл к двери. Ну и меч, само собой, держал наготове – так, на всякий случай. Откуда мне было знать, может, за дверью притаился мельник с косой или мотыгой. Сволочной народ, эти мельники.

Дьюранда эта фраза развеселила, и он чуть не рассмеялся.

– В общем, уши я держал востро. Только зря. В мельнице тоже никого не было. Темень, пыль, да зерно. И колесо мельничное поскрипывает. Двинул я в кладовую. Там и зерно отыскалось, и сушёный горох, – короче, то, что в кладовых и должно храниться. Нашлось даже пиво. Я уж решил, что провизии нам хватит надолго.

Бейден рассмеялся.

– Однако, – сказал Берхард, подняв палец, – на осмотр мельницы я потратил кое-какое время. Сколько точно – не скажу: не знаю. А мельничное колесо так скрипело и шумело, что ничего, кроме него, я и не слышал. А теперь представьте картину – выхожу я из мельницы, в руках – мешки с зерном, горохом и всякой всячиной, и вижу, что у мельницы столпилась вся деревня. Святые небеса, одеты они были, слово сумасшедшие. Венки да набедренные повязки из листьев, а в руках палки. Клянусь, я бы расхохотался, если бы не зверское выражение их лиц. Черт! Я решил, что они вернулись из леса с какого-то праздника и обнаружили, что мои друзья хозяйничают у них по домам. Бейден и остальные прыгнули в седла и поскакали к холмам.

– Мы не знали, что он остался в деревне! – воскликнул Бейден. – У нас времени не было.

– Не было так не было. Ладно уж. Крестьяне поволокли меня на окраину деревни, где у них рос здоровенный дуб. Сук торчал там тоже немаленький – я голову задрал, увидел, как он отполирован, и понял, что ещё до заката предстану перед престолом Всевышнего. Крестьяне перекинули верёвку через сук, накинули петлю мне на шею и принялись поднимать меня над землёй. Представляете, вешают меня и танцуют. Ублюдки. Болтаюсь я на виселице, шею напрягаю и понимаю, что стоит мне ослабить мышцы, и все – моя песенка спета. Я медленно вращаюсь на верёвке, словно веретено, вдыхаю воздух сквозь зубы, а ублюдки все танцуют. И ведь умом понимаю, что сейчас надо думать о том, что сказать Стражам Райских врат, а от злости совсем другие мысли в голову лезут. Я принялся раскачиваться из стороны в сторону. Видать, руки хотел освободить, чтобы передушить этих негодяев. Потом слышу звук, как будто верёвка рваться начала. Глаза у меня в тот момент, ваша светлость, давно уже вылезли из орбит.

– Я уж думаю, Берхард, – выдавил из себя Ламорик.

Одноглазый рыцарь внимательно посмотрел на молодого лорда и продолжил.

– Верёвка обвилась вокруг моей шеи, сдавив так, словно она была из железа. Я принялся дёргаться изо всех сил, а перед глазами сверкали молнии.

– Нам стоило бы задержаться, – бросил Бейден. – Ты, видать, был похож на щуку. Толстую бородатую щуку.

– Потом короткий рывок, в глазах вспыхнуло и верёвка оборвалась, – рыцарь вздохнул. – Я пустился наутёк. Никогда в жизни так быстро не бегал. Я добрался до леса, прежде чем до этих сукиных детей дошло, что повесить меня не получилось, и я сбежал. Впрочем, я помню, что время от времени оглядывался и видел, как за мной несётся толпа поднимая целый столб пыли.

Берхард замолчал, всматриваясь в лица рыцарей и оруженосцев.

– Все, что я рассказал, – святая правда, у меня где-то здесь до сих пор есть шрам. Можете поглядеть, – рыцарь задрал подбородок и принялся разгребать бороду. Было совершенно очевидно, что шрам разглядеть будет очень непросто.

Среди слушателей раздался ропот недоверия. Берхард поднял руку, призывая всех к вниманию.

– После моего чудесного спасения я отправился в паломничество. К алтарю Стражей Райских Врат.

До алтаря за Огненным заливом было три сотни лиг.

– Властитель Небесный, – выдохнул Бейден.

– В самой Аттии возле…

Вдруг Берхард замолчал, застыв с открытым ртом. Из темноты выплыла высокая худая фигура. Рыцари вскочили, потянувшись за мечами. Повисла тишина, слышалось только, как в огне потрескивают сучья.

– А у вас, брат, как погляжу, на пиру и менестрели есть.

Снявший доспехи Лорд Морин казался ещё более худощавым.

– Брат, – эхом отозвался Ламорик.

– Один из ваших рыцарей по имени Конзар был на сегодняшнем пире.

– Да, брат, – Ламорик кивнул и насторожённо посмотрел на Морина.

– Я не спускал с вашего рыцаря глаз.

Конзар с беспокойством переступил с ноги на ногу.

– И что же? – быстро спросил Ламорик.

Люди расступились, пропуская шагнувшего к огню лорда Морина. Под правым глазом лорда темнел синяк.

– Я следил за Конзаром, а тот, в свою очередь, – за герольдом Кандемаром. Особенно Конзара заинтересовал список участников турнира в Тернгире.

Дьюранд навострил уши, понимая, что сейчас речь пойдёт о чем-то очень важном.

– Думаю, ему и впрямь было интересно, – пробормотал Ламорик.

– Ну и выражение лица было у Конзара, когда он склонился над списком. Он внимательно изучил герб каждого приглашённого на турнир, который устраивает принц. Потом ваш рыцарь вышел из залы.

– Ну и? Что же увидел Конзар?

– Ваш герб. Щит с красным полем. Его нет в списках. Я лично их просмотрел – строчку за строчкой. Несмотря на победу Красного Рыцаря, свидетелем которой стала добрая половина высокородных людей Эрреста, его не пригласили на турнир в Тернгире. А ведь место, где рыцарю представляется наилучший шанс показать себя, – именно Тернгир. Но если Красного Рыцаря нет в списках, он не имеет права принять участие в турнире.

Морин замолчал. Дьюранду было ясно, что Ламорик проиграл затеянную им игру.

– У меня есть одна идея, – изрёк Морин.

– Невероятно.

Худощавый лорд пропустил колкость мимо ушей.

– Сезон турниров близится к концу. Красному Рыцарю больше нет смысла пытаться привлечь внимание главного герольда. Редуиндинг был последним стоящим турниром пред великим состязанием для избранных в Тернгире.

– Ты меня удивляешь, – сказал Ламорик.

Морин приподнял бровь:

– Вы уже готовы бросить свою затею с Красным Рыцарем. Теперь она не стоит и выеденного яйца. Все серебро, что вы потратили, все, что вы продали, все, что вы получили здесь, – все впустую. Сейчас вы ждёте нужного момента, чтобы сказать людям, что вы отпускаете их на все четыре стороны, даже несмотря на то, что зима не за горами.

Собравшиеся у костра нервно заёрзали. Многие устремили взгляды на Ламорика.

«Мы в руках у Морина», – подумал Дьюранд.

– Так чего же вы хотите? – спросил Ламорик.

– В нашем роду есть традиция: каждый год мы устраиваем небольшой турнир в Хайэйшес – там стоит небольшой охотничий домик, принадлежащий нашей семье. Турнир начнётся через неделю.

– Я полагал, что вы последний, кто предложит мне вернуться во владения вашего отца.

– Если бы ваш брат не замолвил за вас словечко, вы бы до сих пор оставались там.

– Турнир небольшой, – задумчиво произнёс Ламорик.

– И тем не менее на нем будет присутствовать главный герольд Эрреста.

– Прошу прощения, но мне всегда казалось, что турнир в Хайэйшес закрытый и предназначен для рыцарей и друзей твоего отца.

– И все же я предлагаю вам принять в нем участие.

– Я должен взять с вас слово.

Лорд Морин помолчал:

– Ты ищешь возможности проявить себя. Если я ищу случай снова сойтись с тобой в битве, глупо упускать подвернувшуюся возможность.

– Возможность вернуть честь там, где она некогда была утрачена?

Вопрос Ламорика Дьюранд не понял.

– Мы уезжаем завтра утром. Спустя шесть дней на восходе солнца начнётся турнир. Скажу вам прямо. Вы приедете на турнир. Я понимаю это столь же ясно, как и то, что второй раз вы не возьмёте надо мной верх.

Ламорик, вскочив схватил Морина за руку:

– До встречи в Хайэйшес.

Глаза Морина сверкнули огнём.

Желание веселиться пропало, и мужчины сидели, молча глядя на огонь. Некоторое время Дьюранд наблюдал за Ламориком, который, кипя от бешенства, ходит из стороны в сторону, а затем разложил постель. Свернувшись калачиком, он лежал, прислушиваясь к доносящимся до него обрывкам разговоров.

Что за ссора некогда приключилась между Ламориком и лордом Монервейским? Ходили какие-то слухи о свадьбе. Тайное рано или поздно всегда становится явным. Дьюранд содрогнулся. Перед его глазами поплыли образы горбатого Радомора, чернецов, Альвен, заточенной в башне; девочки, глотающей змей.

Последние из тех, кто сидел у костра, встали и направились к шатрам и палаткам. Один из них подошёл к Дьюранду. Это был Конзар.

– Я видел, как ты вытаскивал с ристалища моего пленника, – сказал он. – Меча у тебя нет.

С этими словами Конзар воткнул в землю длинный клинок:

– Возьми, он твой. В скором времени он тебе понадобится.

Дьюранд поднял взгляд, стараясь разглядеть выражение лица капитана, но Конзар повернулся и пошёл прочь. Дьюранд потянулся за мечом и крепко сжал рукоять, прежде чем отправить его в ножны, стараясь не думать о тайнах, хранителем которых он стал. Дьюранд почувствовал облегчение, словно потерпевший кораблекрушение человек, выброшенный волнами на незнакомый берег.

Дьюранд уснул. Ему снилось, что он стоит на берегу реки, в ноздри бил запах воды и водорослей. Ветер завывал в ветвях плакучих ив. На Дьюранде были только штаны и полотняная рубаха. Река, несущая прочь чёрные, как смоль, воды, извиваясь, исчезала за поворотом в нескольких сотнях шагов от того места, где стоял Дьюранд.

Вдалеке показался чёлн, влекомый водами реки вниз по течению. Низко, совсем над белыми планширами, украшенными искусной резьбой, мерцал огонь одинокой свечи. Картина, представшая перед Дьюрандом, показалась ему смутно знакомой. Потом Дьюранд увидел женщину – широкие манжеты длинных белых рукавов. Не задумываясь ни на мгновение, Дьюранд шагнул в тёмные воды реки и поплыл к чёлну. Прекрасная женщина, лежавшая в нем, держала в изящных руках свечу. Её кожа была белой и нежной, словно шёлк. Дьюранд чувствовал, как холодная вода сжимает его, сдавливает грудь.

Когда чёлн проплывал мимо него, Дьюранд попытался ухватиться пальцами за борт – тщетно. Пальцы скользнули по резному дереву, ухватив лишь водоросли. Дьюранд направился к берегу. Он знал, где находится, – река называлась Мейденсбир. Он вспомнил легенду. Как же было имя прекрасной женщины, что лежала в чёлне, женщины, которая как две капли воды была похожа на Деву Реки, которую он спас? Легенда. Древняя легенда. Проводив взглядом уплывающий вдаль чёлн, Дьюранд закрыл руками лицо, продолжая стоять по пояс в воде.

Легенда… Не легенда, а правда. Женщина, лежавшая в чёлне, была женой Гундерика – первого герцога Гиретского, влюбившаяся в одного из его рыцарей. Она любила обоих и никому не желала зла. Но однажды ночью оруженосец герцога обнаружил её лежащей с любовником на берегу реки. Оруженосец был человеком честным и не мог допустить мысли, что у него от герцога могут быть какие-либо секреты. Однако сердце его было добрым, и он обещал герцогине подождать и не доносить о ней супругу до утра.

Говорят герцогиня выпила отвар наперстянки и, умирая, легла в чёлн, так, чтобы воды реки пронесли его мимо стен столицы герцогства. После этого Гундерик перенёс столицу далеко на запад, в Акконель.

Чёлн почти исчез из виду. Дьюранд вспомнил, что герцог пожаловал верному оруженосцу титул и земли, земли, что лежали как можно дальше от Акконель. Этот оруженосец стал первым бароном Коль. На его гербе было изображено три оленя.

Дьюранд проснулся. Грудь широко вздымалась, словно у человека, долгое время пробывшего под водой. Моросил мелкий дождик. Мокрое насквозь одеяло, укрывавшее его, походило на шкуру дикого зверя. Дьюранд заморгал. Сон. Это был всего лишь сон. Он опустил взгляд на руку и вздрогнул – он сжимал в кулаке ниточку водорослей.

Донёсшиеся до Дьюранда голоса напомнили ему, что он в лагере не один. Рядом с палатками в сумраке двигалась белесая тень человека. Не задумываясь, словно во сне, Дьюранд двинулся к ней. Неожиданно на его пути выросла фигура, выхватившая из ножен меч. Дьюранд замер. Клинок, что подарил ему Конзар, остался рядом с одеялом.

– Стой! – рявкнул Дьюранд.

– А, это ты, новичок. Тебя, кажется, Дьюрандом зовут, – прозвучал хриплый голос Ламорика. – Я не… Смотри под ноги. Где-то рядом выгребная яма. Сейчас дождь, так что ты её не учуешь.

– Мне показалось, я видел…

– Она умерла.

– Кто?

– Моя сестра, – Ламорик отправил меч в ножны. – Ты вырос в Акконеле…

– Альвен, – Дьюранд приложил чудовищное усилие, чтобы его голос не дрожал от страха.

– Я… мне сложно говорить… Её нашли в реке. Кто-то положил её тело в лодку, которая проплыла по реке, что течёт мимо Акконельской Цитадели и впадает в Сильвемер. Это какая-то нелепость, ошибка. Мой отец… Он приказал священнику писать ей каждую неделю… Весть о её смерти убьёт его.

Дьюранд задумался. Кого же он увидел в темноте? Может быть, гонца, принёсшего страшное известие?

– Ты знал её? – спросил Ламорик.

– Она была меня старше, – промямлил Дьюранд. – Замужем.

– Точно. Десять лет за Радомором Ирлакским. А теперь она в реке. Что же, черт возьми, происходит?

Дьюранд знал ответ на вопрос Ламорика, но счёл за лучшее промолчать. Чернецы отправили Альвен домой. «Она отправилась в путь в свои родовые земли в Гирете», – сказали они.

Но это ещё не все.

– Ребёнка нашли? – затаив дыхание, спросил Дьюранд.

– Господи… я… я и думать забыл. Мне ничего не сказали о ребёнке. Только об Альвен в лодке.

Дьюранд содрогнулся.

К восходу солнца Конзар нанял корабль, который должен был перевезти их через Сильвемер в Акконель: Ламорик хотел присутствовать на похоронах своей сестры. Никто не спрашивал, как он узнал о её смерти, однако Дьюранд помнил о белесой фигуре, мелькнувшей среди шатров. Ламорик белого никогда не носил.

Когда корабль отправился в путь, мелкая морось сменилась штормом, поднявшим высокие волны, которые с грохотом обрушивались на скалистые берега озера. Буйный ветер мотал корабль словно скорлупку, хлестал по щекам людей. Сквозь рёв бури слышались отрывистые команды капитана, отдававшего приказы великану-матросу, стоявшему за штурвалом. Сгрудившиеся на палубе люди смотрели, как слева и справа по борту корабля то исчезают, то появляются вновь проклятые берега Гесперанда и Мерчиона – земель, где не осмелится высадиться ни один здравомыслящий человек. Видели они и морских чудовищ, рыскавших в глубине, – даже эти твари страшились поднявшегося шторма.

Ламорик оставался на носу корабля, который то вздымался, то опускался. Сам Дьюранд находился в середине корабля, привязанный к перилам, чтобы перекатывавшиеся через борт волны не смыли его в пучину. Вместе с остальными он пытался успокоить ржущих и беснующихся от страха лошадей.

Наконец на второй день пути вдалеке показались шпили Акконеля. Шторм и ливень сменился на морось, напомнив рычащего сторожевого пса, прячущегося в конуру. Все на корабле были бледны и промокли до нитки. Корабль приблизился к причалу, и моряки, переругиваясь с портовыми рабочими, принялись кидать швартовые. Среди моряков, словно призрак, показался Ламорик. При виде лорда, люди переставали ругаться, некоторые стягивали шляпы. Перегнувшись через леер, Ламорик тихим голосом спросил:

– Вы были здесь, когда нашли мою сестру?

Большая часть рабочих принялась чесать затылки или привязывать швартовые, делая вид, что не расслышала вопроса, однако один кривоногий мужчина оказался храбрее своих товарищей.

– Ваша светлость, её привезли прямо сюда. Её заметила Альмора.

– Альмора?

Она была младшей сестрой Ламорика – весёлой, черноволосой девчушкой.

– Поговаривают, что девочка неожиданно пробудилась от крепкого сна и побежала на самый верх башни Гундерика.

«Альвен тоже сидела в башне», – подумалось Дьюранду.

– Альмора выглянула в окно башни и увидела плывущий чёлн, а в нем лежала Альвен со свечой в руках. Вся в белом. Казалось, она спала.

– Ты это видел сам? – еле выговорил Ламорик. Его руки ходили ходуном.

– Это видели моя бабка и сестра, ваша светлость. Мудрые женщины ещё до зари знали о том, что к нам направляется чёлн. Ваш брат приказал рыбакам перехватить чёлн, прежде чем он попадёт в Сильвемер и сгинет навеки.

Ламорик кивнул. В его глазах стояли слезы.

– Я прибыл сюда, чтобы похоронить свою сестру, – наконец произнёс он.

Рабочий замолчал, опустив голову, и Дьюранд понял, что за слова сейчас прозвучат. Никто из присутствующих не смел поднять взгляд на Ламорика.

– Все кончено, ваша светлость. Ваш отец похоронил её сегодня утром, – сказал рабочий.

Ламорик выпрямился, вздёрнув подбородок. Люди, окружавшие его, отшатнулись увидев выражение его лица.

– В таком случае я отправляюсь в Святилище, – твёрдо сказал молодой лорд.

Быстрым шагом Ламорик прошёл мимо перевёрнутых рыбачьих лодок и сушащихся снастей. Большая часть людей осталась в порту, охранять припасы и лошадей. Дьюранду повезло – он сопровождал молодого лорда, поскольку вместе с ним в Святилище отправился Гутред, а также сэры Эйгрин и Конзар.

Ламорик проскользнул в Фейские ворота. Колокола звонили, оповещая жителей города о том, что наступило время гасить огни. Лавочники закрывали огромными ставнями лавки, поблёскивали влажные от мороси вывески трактиров. Рыцари прошли мимо закусочной «Водяные часы», в которой Дьюранд некогда любил коротать долгие вечерние часы. На улицах стоял запах навоза, выгребных ям и влажного камня: все как обычно и все вроде бы незнакомо. Они приближались к цитадели. Улицы становились все уже. Где-то вверху, на крышах, хлопали крыльями голуби. Они свернули за угол. Дьюранд полагал, что дальше они пойдут к башне Гундерика, но молодой лорд направился к Святилищу. Белые шпили храма, воздвигнутого во времена Великого Царства, когда короли Эрреста правили всей Аттией, возвышались над сгрудившимися подле него лавками и дворцами советов гильдий.

В Святилище вели резные дубовые ворота, столь огромные, что дерева, из которого они были сделаны, вполне хватило бы на целый боевой корабль. Чуть ниже в ворота была вделана небольшая дверь. Ламорик взялся за дверное кольцо, терявшееся среди искусной резьбы, и постучал.

Они стояли и ждали. Ламорик не обернулся к ним и не проронил ни слова. За их спинами на сто ярдов вдаль простиралась опустевшая улица. Неожиданно дверь со скрипом отворилась. Из-за неё показалась морщинистая рука, жестом пригласившая их войти. Огромный неф храма наполняли горящие восковые свечи, отбрасывая свет на древние колонны, украшенные резьбой с изображением бегущих животных и переплетающихся ветвей. В тридцати шагах от них, в глубине бокового нефа, сверкая огнями, горел целый лес лампад и свечей. Дьюранд смог разглядеть длинный саркофаг и вспомнил о приснившейся ему женщине, одетой в белое.

Псаломщик, открывший им двери, показал рукой в сторону. Ламорика ждал сам Оредгар – патриарх Акконеля. Одетый в парчу и золото, патриарх, казалось, явился к ним из глубины веков, из времён Великого Царства, существовавшего тысячу лет назад. После окончания службы для прихожан оставалось совершить ещё ряд церемоний, на которые допускались только посвящённые. Именно поэтому патриарх был в парадных одеждах.

Ламорик двинулся к патриарху, а сопровождающие остались ждать, разглядывая изразцы, украшавшие вход и поднимавшиеся к тёмным окнам. Дьюранд задумался. Он может молчать и дальше, но посмеет ли он тогда смотреть в глаза Ламорику?

Седобородый патриарх опустил руку на плечо Ламорику. Дьюранд обнаружил, что не знает, куда деть руки. Гутред с кислым выражением на лице посмотрел на Дьюранда, который наконец не выдержал и с раздражением произнёс:

– Господи, давненько я не бывал в подобном месте, – он поднял взгляд, устремив его туда, где колонны достигали теряющегося во мгле свода собора. В темноте плясали огоньки свечей, отражаясь в тысячах оконных стёкол.

Эйгрин фыркнул.

– Здесь ты можешь почувствовать Его, – сказал старый оруженосец. – Он смотрит на тебя. Смотрит и молчит. Совсем как мой отец. Глядит на тебя, глядит, а потом ты вдруг понимаешь, что тебе надо делать.

Конзар что-то буркнул себе под нос.

– Мы в святом храме. Он древнее самого королевства, – промолвил Эйгрин.

Патриарх кинул в их сторону пронзительный, как у ястреба, взгляд.

– Ладно, всем – тихо, – пробормотал Конзар.

Дьюранд, снедаемый сомнениями, поднял взгляд вверх и замер. С одним из оконных стёкол было что-то не так – в нем не отражался свет. Казалось, за окном кто-то был.

Раздался стон, который донёсся не от окна, а откуда-то из-под свода собора. Звук повторился. В глубине нефа Ламорик преклонил колено.

В храме зазвонили колокола, словно предупреждая о чем-то, их печальный гул был похож на стенание. Зарычав, Дьюранд повернулся и бросился к открытой двери прочь из храма во тьму ночи. Соглядатай, должно быть, притаился за углом, прижавшись к окну. Дьюранд понимал, что наверняка опоздал, соглядатая, если он, конечно, был мастером своего дела, надо полагать, давно и след простыл.

И все же, выбежав во двор, в двадцати шагах от себя Дьюранд увидел фигуру в чёрной одежде, рукава которой, словно крылья, волочились по земле.

Чернец поднял палец, знаком показывая Дьюранду не поднимать шума. Дьюранд рванулся вперёд, но человечек бросился прочь и, нырнув во тьму, пропал из виду.

Гнаться было не за кем. Дьюранд остановился, оглядывая надгробия, деревья и видневшиеся вдалеке дома. До него донеслись звуки голосов и лязг извлекаемых из ножен мечей.

– Вон там! – закричал Гутред. За ним бежали Конзар и Эйгрин, устремившие взгляды в сторону крыши Святилища. Колокола замолчали.

– В чем дело? Здесь вообще кто-нибудь был? – подал голос Гутред.

Эйгрин приблизился к Дьюранду и окинув взглядом сад спросил:

– Что ты видел?

Дьюранд не знал, что ответить рыцарю. Что заставило чернеца очутиться здесь, у могилы Альвен? Что он делал в Акконеле? Дьюранд не мог врать, но что ему сказать, не навредив при этом себе?

– Увидел кого-то в темноте. Кто-то подглядывал.

Конзар подошёл к окну. Стекло в одной из оконных панелей отсутствовало.

– Я погнался за ним, – продолжил Дьюранд, – но ему удалось сбежать.

– Замечательно, теперь мы благодаря тебе мы гоняемся за привидениями. Так получается? – ехидно поинтересовался Гутред.

Из-за угла показался патриарх Оредгар, за которым следовал Ламорик.

– Тебе не почудилось, – патриарх обращался к Дьюранду. – Здесь было нечто, но оно скрылось во тьме. Это существо не было человеком, но храм охраняет сила патриархов древности, поэтому попасть внутрь ему было не под силу.

Дьюранд, Гутред и оба рыцаря глядели на улицы Акконеля. Никто не проронил ни слова.

– Мне хочется побыть с сестрой, – прервал молчание Ламорик.

Они ждали Ламорика в темноте храма, нервничая, словно солдаты, заплутавшие в землях врага. Человек не смеет обнажать оружие в храме под страхом навеки погубить свою душу, но все они держали руки на рукоятях мечей. Дьюранд сжимал клинок, размышляя над тем, что этими же пальцами он касался руки Альвен.

Пока они ждали, их одежда, намокшая под дождём, просохла.

В третьем часу ночи Ламорик закончил заупокойную молитву и медленно направился к ним. Дьюранд старался не смотреть ему в глаза.

– Вы, должно быть, хотите побыть с семьёй, – предположил Конзар.

– Мы отправляемся в Хайэйшес.

Конзар озадаченно почесал подбородок.

– Ваша светлость, но мы уже потеряли два дня. Чтобы добраться до Монервея, нам придётся преодолеть добрую половину проклятого Гесперанда.