Текст книги "Ниже нуля"

– Именно поэтому нам нужно его сохранить и изучить. Ты сам отлично понимаешь, да? Долго Кивиркурра оставаться в секрете не будет, и если мы не принесем образец, за нас это сделает кто-то другой, и намерения у него будут совсем не мирные.

Спор был серьезный, и пока все увлеклись им, растворитель в каблуке ботинка Геро стремился к одной-единственной цели. Гексафтороантимонат водорода доказал, что способен прожечь дыру в твердой резине, но он не столько проделывал дыру, сколько менял химический состав обуви. Вещество мутировало почти молниеносно в соответствии с изменением силы химических связей в резине. Оно ловко адаптировалось, моментально просмотрев бензиновую группу целиком, пока не обнаружило то, что искало. И оно достигло другой стороны подошвы, появившись на внутренней поверхности ботинка прямо под подъемом правой ноги доктора Мартинс. Benzene X –  сейчас он изменился настолько, что не поддавался никакой классификации – открыл дверь грибку, молекула которого оказалась покрупнее. В герметичном костюме Геро образовалась брешь.

И теперь Cordyceps novus обрел нирвану. Ботинок, как и костюм позволял циркулировать воздуху и предохранял человека от перегрева. Дыхательный аппарат снабжен кулером для рециркуляции кислорода, следовательно, внутрь костюма постоянно поступает свежий воздух. Нити благодарного грибка тотчас воспользовались шансом.

Поднявшись на волне нагретого кислорода, они приземлились на незащищенную кожу правой ноги Геро.

Не догадываясь о вторжении, женщина плотно закупорила пробирку и навесила сбоку печать. Раздалось слабое шипение: Мартинс поместила образец в азотную заморозку до тех пор, пока его не откроют в лаборатории и не погрузят окончательно в жидкий азот. Она проверила покрытый защитной пенкой кармашек чемоданчика, защелкнула его и встала.

– Готово.

Спор о том, что делать дальше, подошел к логической развязке – то есть к победе Трини. Она выслушала аргументы Роберто, позволив им зайти чуть дальше, настолько, насколько она могла допустить, учитывая разницу в звании, после чего посмотрела на своего друга в упор, понизила голос на полтона и произнесла одно слово:

– Майор.

Разговор окончен.

Трини – старшая по званию, и мнение присутствовавшего ученого на ее стороне. Исход ясен. Однако Роберто чувствовал желание возразить, просто из гуманистических соображений. А вдруг он прав, даже если это идет вразрез с привычной процедурой? Что, если так?

Но они никогда этого не узнают, и Диаза успокоило хотя бы то, что они возьмут один-единственный образец, спрятанный в пробирку, и не покинут Западную Австралию, пока правительства обеих стран не договорятся сбросить на Кивиркурру пару-тройку зажигательных бомб. Сгодится что угодно, даже старые М69 или М47 с белым фосфором. Спасать здесь больше некого.

И они зашагали обратно к своему джипу.

4

В костюме Геро Cordyceps novus наконец нашел то, что искал: маленькую царапину на лодыжке. Даже широкой поры ему было бы вполне достаточно, чтобы попасть в ее кровь, а уж ранки через два слоя кожи и подавно.

Доктор Мартинс пребывала в неведении. Расцарапала она себя по рассеянности, ничего не замечая: то была реакция на зуд, вызванный сменой чистящего средства – когда на прошлой неделе в отеле стирали ее джинсы, то пользовались дешевым оптическим отбеливателем с большей концентрацией хлорки, чем обычно. Поэтому кожа и чесалась. Вот вам и царапина.

Поэтому грибок и проник в ее кровь.

– Чем это пахнет? – вдруг спросила она.

До джипа было метров пятьдесят.

Роберто остановился.

– А чем?

Геро втянула носом воздух.

– Подгоревшим тостом.

Трини пожала плечами.

– Я ничего не чувствую, – она оглянулась, удовлетворенная, что покидает Кивиркурру. – Все поселение вечером будет пахнуть как подгоревший тост.

Но Роберто по-прежнему пристально смотрел на Геро.

– Запах идет из твоего костюма?

Геро подняла руку и осмотрела ее, словно напоминая себе, что на ней непроницаемая защита.

– Но это невозможно.

В принципе более чем возможно. Cordyceps novus нагрелся сам – и нагрел крахмал с протеинами внутри эпидермиса Геро. Как побочный продукт реакции, они выделили акриламид – тот самый запах подгоревшего хлеба. Температура повысилась еще сильнее, и скоро доктор Мартинс почувствует дискомфорт.

Но грибок знал об этом и двигался вместе с потоком крови так быстро, как мог, чтобы добраться до мозга. Там он сумеет перехватить сообщения от болевых рецепторов. Ничего необычного в стратегии не было – так же поступает и клещ, впиваясь в кожу жертвы и выпуская поверхностный анестетик, чтобы его присутствие осталось незамеченным. Но грибку предстояло пройти долгий путь и заблокировать множество рецепторов. Сердцебиение Геро усилилось, что ускорило кровоток, невольно помогая ее потенциальному убийце.

Женщина задумалась.

– В моем костюме никаких запахов быть не может, он герметичный, находится под давлением, и внутри нет ничего, кроме кислорода и чистого диоксида углерода.

Однако она начала беспокоиться. Трини попробовала разрядить обстановку.

– Я могла бы вспомнить пару шуток по этому поводу…

– Ни черта мне не смешно! – рявкнула Геро.

– И правда, Трини, захлопнись. Что-то действительно проникло в ее костюм.

– Но это невозможно, – повторила Геро, в первую очередь пытаясь убедить себя.

– Просто продолжай идти, – посоветовала Романо. – В машине мы снимем костюмы и обратно их не повезем, а сожжем прямо тут. Твой сразу проверим на разрывы. – Она внимательно и серьезно поглядела на женщину. – Чувствуешь что-нибудь?

Геро помолчала.

– Нет.

Роберто напрягся.

– Не торопись. Сфокусируйся на каждой части тела. Все нормально, все как всегда?

Геро сделала несколько глубоких вдохов, чтобы не паниковать. Мысленно прощупала себя – от кончиков пальцев на ногах до макушки.

– Нет, ничего необычного.

Внутри ее все выглядело иначе. Грибок проник в ее мозг и размножался с чудовищной скоростью, выискивая и блокируя ноцицепторы, как вражеская армия вырубает Интернет и телевизионные сети. В черепе буквально ревели сирены, развевались флаги, били колокола, но окончания ее аксонов были уже захвачены и не могли ответить на вторжение. Они уже не посылали сигналы о потенциальной угрозе таламусу и подкорковым зонам. Они кричали в пустоту.

Геро Мартинс умирала, но импульсы, которые она получала от головного мозга, твердили ей, что все нормально и ни о чем не надо волноваться.

– Я в порядке.

– Ты уверена? – спросил Роберто.

Она кивнула.

– Давайте поскорее выбираться отсюда.

Они продолжили идти, теперь до джипа оставалось метров тридцать. Мозг Геро рассматривал разные версии того, как мог посторонний запах попасть в герметичный костюм. Никаких правдоподобных теорий не было.

В конце концов доктор Мартинс решила, что не будет его уничтожать, а сохранит, привезет обратно и изучит каждый сантиметр в поисках мельчайшего разрыва или чужеродных веществ, и если что-то найдет, то кое-кто в отделе средств индивидуальной защиты получит крутую взбучку.

За двадцать метров до джипа женщина ощутила легкое головокружение и вспомнила, что последний раз ела девять-десять часов назад, да и обезображенный труп дяди не слишком способствовал аппетиту. Значит, ничего необычного в ее самочувствии нет. Она опять проверила свое физическое состояние. Только учащенное сердцебиение и сбивчивое дыхание. Ситуация в пределах нормы.

Геро сощурилась на солнце, и в ее голове пронеслась внезапная мысль.

Почему здесь нет телефона?

И что в этом такого? Она посмотрела на чемоданчик, подумав об образце в пробирке. Народ с ума сойдет. Кто знает, вдруг даже Центр по контролю и профилактике заболеваний откажется хранить это у себя.

А тут и телефонных столбов нет.

Она тряхнула головой и вернулась к своим мыслям. В западном полушарии лишь несколько лабораторий имеют право хранить у себя патогены четвертого уровня, но Атланта и Галвестон откажутся сразу, ошибочно классифицировав находку в качестве образца внеземного происхождения, потому что он, дескать, прошел через атмосферу Земли.

Кто уж точно постарается заполучить его, так это армия. Правда, в Форт-Детрик восемнадцать месяцев назад была утечка, и никто не осмелится…

Но должно ведь у них быть электричество?

Она склонила голову набок. Давай, соберись. До автомобиля оставалось метров пять, и вдруг он задрожал у нее перед глазами и разделился на шестнадцать одинаковых квадратных картинок, шестнадцать отдельных маленьких джипов. Геро почувствовала, как ее кожа холодеет, на это было трудно не обратить внимание, списать на голод или обезвоживание, однако она подумала другое.

Я падала в обморок в школе на собраниях, когда была еще ребенком, и разве тогда я не чувствовала то же самое?

Разве не было схожего покалывания в черепе?

А потом с ее зрением начало твориться что-то неладное. В глазах потемнело, и она зашаталась: из-за низкого уровня сахара в крови или…

Радиовышка пятьдесят километров назад, разве я не видела радиовышку?

Перед внутренним взором поплыл образ, чистый и ясный: они проезжали мимо радиовышки в центре пустыни, она стояла прямо у дороги, около ста метров высотой, с маленькой черной сервисной коробкой внизу.

– Точно-точно. Там была именно она.

Эти слова она произнесла вслух, и Роберто с Трини повернулись и уставились на нее.

– Что? – переспросил Диаз.

Она вопросительно посмотрела на него.

– А?

– Ты сказала, что там была именно она. Кто она?

Геро понятия не имела, о чем он говорит. Вдруг Роберто каким-то образом заразился грибком, с его костюмом что-то не так, и он сходит с ума? Она надеялась, что нет, потому что он – неплохой парень, и, даже учитывая, что в самолете они всего-навсего флиртовали, она решила, что откажется от женатых мужчин, и никогда с ними не свяжется, поклялась себе отныне и впредь: найдет кого-нибудь подходящего, того, с кем ей будет хорошо…

Не так трудно, должно быть, будет на нее залезть.

Ох ты ж, черт. Надо бы это обдумать.

Залезть. На радиовышку. У нее есть боковые распорки, между ними метра полтора, но внутри должна быть лестница для обслуживания, как еще они могут чинить то, что сломается наверху? По ней я могу залезть.

В последний раз здоровые нейроны в мозгу Геро перевесили зараженные. Ее префронтальная кора, отвечающая за аргументацию и сложные межличностные мыслительные навыки, в краткой вспышке ясности просигналила ей, что, основываясь на:

А. Ее нарушенном мышлении;

В. Запахе жареного тоста внутри костюма, что свидетельствует о проникновении инородного тела;

С. Выражении лиц Трини и Роберто, которые думают, что с ней что-то не так, и

D. Ее внезапной и иррациональной фиксации на необходимости влезть на чертову радиовышку.

Значит, она, вероятно, заражена, и скоро окажется под полным контролем быстро размножающегося грибка, способного уничтожить человечество.

Геро повернулась направо и обнаружила, что Трини держит пистолет и переглядывается с напарником, бросая на нее подозрительные взгляды и пытаясь общаться без слов, а не по рации, где она могла их услышать.

Хватай джип и езжай к вышке.

Геро ускорила шаг. Они пропустили ее вперед, и теперь она хотя бы была в поле зрения.

Залезть на вышку.

Подойдя к джипу, доктор Мартинс заметила в замке зажигания ключи, на них играли солнечные блики. Она устремилась к ним.

Залезть на вышку.

Пытаясь сохранить контроль, фронтальные зоны коры головного мозга женщины бились насмерть. Они составляли треть объема мозга, но уже заполнялись пышной здоровой колонией Cordyceps novus. Флаг ее интеллектуальной независимости пал, хотя мышление еще не сдалось окончательно: оно просто сбежало, пронеслось сквозь безжизненные, завоеванные области височной доли и укрылось в последнем нетронутом участке – теменной доле мозга. Здесь Геро пока могла думать самостоятельно, нестабильно, с трудом и очень ограниченно.

Просто посчитай, посчитай и проанализируй, за икс возьмем вероятность восстановления здоровой ткани мозга, рассчитай скорость восстановления, скорость восстановления в случае поражения.

Знания по экономике уровня первого курса остались единственным нетронутым обломком полезной информации в голове и способом хоть как-то мыслить, и она должна была попытаться. Ок, давайте посчитаем. Будущее уравнение должно ответить на вопрос: сможет ли она пережить это?

Возможность восстановления против потерь с учетом дефолта (ВВ меньше или больше ПУД) в зависимости от типа инструмента (где ТИ – сверхэффективный мутирующий грибок), корпоративные вопросы (где КВ – общий дефолт пятьдесят процентов здоровой ткани мозга) и преобладающие макроэкономические условия (где ПМУ – любой человек, столкнувшийся с этим видом, умирает), итого ВВ равно ТИ деленное на ВВ и умноженное ПМУ получает ни единого гребаного шанса, забудь.

Ответ: нет. Она не восстановится. И умрет.

Оставался другой вопрос, скольких она заберет с собой.

ЗАЛЕЗЬ НА ВЫШКУ, твердил ей мозг.

И, собрав остатки воли в кулак, она ответила себе.

НЕТ.

Она развернулась. Трини не успела среагировать, в основном потому, что поразилась разбухшему, лишенному красок лицу женщины. Кожа Геро натянулась так сильно, что грозилась вот-вот лопнуть.

Геро находилась уже рядом с ней, прежде чем Трини поняла, что происходит.

Она вырвала пистолет у Романо.

– У нее пушка! – заорала Трини.

Роберто и так все понял. Он крикнул Геро, чтобы она остановилась, но она пятилась, направляя ствол на себя. Пальцами левой руки она расстегнула застежку костюма до кислородного порта, сунула внутрь пистолет и плотно зажала его застежкой Velcro, направив дуло себе в грудь.

– Не надо! – выкрикнул Диаз, зная, что он опоздал.

Геро выстрелила.

Пуля пробила кожу и грудину, проделав дыру размером с четвертак. Словно проткнутый булавкой шарик, тело взорвалось под огромным давлением.

Все, что Трини и Роберто видели, была ее голова, искореженная до неузнаваемости, но пока еще человеческая, а в следующий миг превратившаяся в отвратительное месиво зеленой вязкой жижи, полностью покрывшей лицевой щиток.

Геро рухнула навзничь.

Но костюм остался неповрежденным.

Менее чем семьдесят два часа спустя Романо и Диаз мчались в джипе – в пяти километрах от шахт Атчисона, не сводя глаз с ящика, который трясся в кузове грузовика, который ехал перед ними.

Чемоданчик Геро тщательно упаковали, не вскрывая, в герметичный контейнер, наполненный сухим льдом.

После смерти доктора Мартинс события разворачивались быстро. Гордон Грей, глава Агентства по сокращению военной угрозы, поверил им на слово: ведь Трини и Роберто были лучшими. Он приказал подчиненным тщательно следовать их инструкциям. Когда Грей приказывает, люди подчиняются, и поскольку жители Кивиркурры были мертвы, а земля ценности не представляла, никто возражать не стал.

Правительства обеих стран согласились на бомбардировку, и поселение было сожжено дотла, до последней молекулы Cordyceps novus, кроме той, что хранилась в запечатанном чемоданчике Геро.

Оставался вопрос, что делать с пробиркой. Доктор Мартинс не ошиблась: Центры по контролю и профилактике не хотели иметь дела ни с чем, что было принесено из космоса. Хотя Министерство обороны было не против, хранить подобные образцы мог только Форт-Детрик, но он тоже отпадал. После утечки, случившейся восемнадцать месяцев назад, было проведено тщательное расследование. В данный момент процедура вступала только во вторую стадию, и идея сократить проверку безопасности, чтобы поместить на хранение неизвестный организм экстремального уровня летальности, была встречена без особого энтузиазма.

Про Атчисон первой заговорила Трини. Она работала с Национальным управлением по ядерной безопасности в начале восьмидесятых: над программой разоружения согласно Договору о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, принятому администрацией Рейгана. Четвертый подземный уровень стал альтернативой заводу по производству ядерного оружия «Пэнтекс» и Y-12[3]3
  Комплекс национальной безопасности Y-12.


[Закрыть], которые уже работали с устаревшими и списанными устройствами конца сороковых и начала пятидесятых годов. Но когда в ходе затянувшихся переговоров по Договору стало ясно, что стратегией Рейгана на самом деле являлось разоружение другого парня, самый нижний уровень шахт Атчисона был засекречен и впредь никогда не использовался.

Место идеально подходило для их нужд. Поскольку шахты уникально расположены над вторичными подземными источниками, посылавшими ледяную воду из коренной породы вверх в объеме 2800 литров в секунду, температура самого нижнего уровня никогда не поднималась выше минус одного градуса по Цельсию. Даже в случае маловероятного отказа оборудования температура поддерживалась бы стабильной, сохраняя непригодное или скудное для роста окружение, даже если бы грибок чудом выбрался из пробирки.

План казался идеальным. Cordyceps novus, запечатанный в пробирке, нашел свой дом на глубине девяноста метров в месте, которого официально не существовало.

Время шло, и все меньше людей в Агентстве разделяли опасения Трини и Роберто насчет смертоносных свойств организма. Да и как они могли? Они не видели того, чему стали свидетелями Романо и Диаз. Фотографий не имелось, поселение давно стерто с лица земли, а единственный оставшийся образец надежно заперт подальше от посторонних. Люди склонны забывать. И идти вперед.

Шестнадцать лет спустя, в две тысячи третьем, Агентство сочло Атчисон пережитком холодной войны и решило, что вполне может обойтись без них. Все расчистили, привели в порядок и продали Smart Warehousing в частное пользование. Холдинг по оборудованию индивидуальных хранилищ поставил стены из гипсокартона, закупил у «Херманн» шестьсот пятьдесят гаражных дверей и пригласил в шахты всех желающих.

Пятнадцать тысяч коробок ненужного хлама нашли здесь прекрасный приют. В общем, теперь ваша старая тридцатилетняя барабанная установка, на которой вы никогда в жизни не играли, сможет пережить ядерную войну.

План хранения Cordyceps novus был идеален.

Пока Гордон Грей не ушел раньше времени в отставку.

И его преемник не решил, что подземный уровень 4 лучше всего будет навечно запечатать и забыть.

А температура планеты росла.

Но кто мог знать?

Март 2019

5

– Ваша честь, я понял. Я серьезно, вы ведь ищете человека, который поймет.

Кекс не подготовил речь заранее, но слова вылетали у него вне зависимости от того, хотел он или нет. И даже если он понимал, что был не лучшей кандидатурой, чтобы свидетельствовать в собственную защиту на слушаниях по приговору суда, то все равно считал, что имел право хотя бы импровизировать.

– Отлично, когда мы виделись последний раз, здесь, в зале суда, пару лет назад, вы сделали правильное предложение. Эй, сказали вы тогда, а что, если вместо того, чтобы послать вас в Эллсворт, вы отправитесь в армию? Да, это хорошая идея, благодарю вас за нее. Два года на флоте в подводниках, я вам скажу, совсем не пикник. Впрочем, опыт был потрясающий. С почетной отставкой в итоге.

Судья глянул на протокол вынесения приговора, лежащий на скамье перед ним:

– Здесь сказано: «Отставка на общих основаниях с почетными условиями».

– Ага, верно. Это почти то же самое.

Приставленный к Кексу общественный защитник бросил на него взгляд, в котором явственно читалось «Помощи от тебя никакой».

Но Кекс продолжал:

– Суть в том, что я получил его тогда получу и сейчас. Просто оказался не в том месте, не в то время, жертва обстоятельств, вроде того. Я не имею в виду, что невиновен в принципе, но есть тут суперсмягчающие обстоятельства. Да, меня уболтали на то дело, согласен, моя проблема, но лично я чувствую, что не надо было так поступать. Правда-правда, сэр. В смысле, что не надо было угрожать ветерану. Но может, вы сейчас смотрите на меня и думаете: «Да, он опять за свое», и я вас понимаю.

– Вы закончили?

– Ага, уже закругляюсь. Короче, если есть чувак, который тусуется с Мутным Дэви, и он просит вас остаться в тачке, пока сам он сбегает и сделает одно дельце, и вы в курсе, что ваше имя… ну, оно вроде дерьма в округе Потавотоми в Канзасе, и потому вам точно стоит вспомнить предыдущий приговор. Вот и все, что я хочу сказать. Я выучил урок, типа того.

Он начал садиться, но вдруг снова вскочил.

– Прошу прощения, еще одна вещь. Я быстро. Меня тошнит от современной чуши про белые привилегии, за что я очень извиняюсь. Хотя я белый, да, и ничем тут помочь не могу. В любом случае, гм…спасибо.

Кекс плюхнулся на стул, не осмелившись посмотреть на адвоката. Теперь он мог подумать. Судья надел очки, взял в руки лист с приговором и произнес шесть слов:

– Благодарю вас, мистер Митчем. Девятнадцать месяцев.

К моменту, когда он выходил из тюрьмы, резюме Кекса отличалось двумя вещами: средненьким аттестатом и заключением в исправительном заведении Эллсворт. Поэтому работа на складах Атчисона точно была лучшим, что с ним могло случиться. Даже за восемь баксов и тридцать пять центов в час. Компания не хотела, чтобы у сотрудников оставалось время ошиваться вокруг, поэтому все вкалывали по двенадцать часов кряду, с шести до шести, по четыре дня в неделю. Кекс был новичком и поэтому получил ночи с четверга по воскресенье. Правда заключалась в том, что ему не нравились те немногие приятели обоего пола, что еще у него оставались, а новых он не искал, однако питал надежду, что в конце концов встретит Ту Самую. Потому неудивительно, что он взял ночные смены, где народ активно трепался от скуки. Именно поэтому он получил работу. И еще потому, что у него зубы целые, а это значило, что он чист. Полноценная улыбка здесь – единственное условие, которого тебе достаточно, чтобы сидеть на ресепшене и приглядывать за сотнями складских ячеек целую ночь напролет.

По четвергам Кекс обычно старался приходить на работу пораньше, поскольку он знал, что Гриффин любит быстро ускакать на уик-энд и уносит свой зад несколькими минутами раньше окончания смены.

Босс был в курсе, как остро нуждался Кекс в работе, и понимал, что все будет в порядке. Довольно того, что парень, обходя подножие холма, мог видеть потную лысину Гриффина, сверкающую в лучах заходящего солнца, когда боров открывал очередную банку «Пабста» – две-три жестянки пива хранились в кофрах его «Харли Фэт Бой» на случай… ладно, они лежали там постоянно.

Начальник осушил банку, отшвырнул ее, завел байк и, показав Кексу средний палец, умчался. Гравий из-под колес так и полетел в разные стороны.

Гриффин был, и все с этим соглашались, уродом, каких поискать. Кекс показал ему средний палец в ответ, что вполне принималось за проявление общения.

Когда его «Хонда Сивик» обогнала байк Гриффина, он с облегчением вздохнул. Хорошо, что босс пропустил его вперед и не нужно снова заводить ту идиотскую беседу.

Но не тут-то было. В зеркале заднего вида он заметил, как Гриффин объехал его сзади. Через мгновение он пристроился рядом с Кексом.

– Ну? – спросил начальник.

Ясно, опять то же самое.

– Я же сказал, что не могу помочь.

– Ты, конечно, тупой, но чтобы настолько… – Это слишком, слова у Гриффина вылетали дробью, некоторые так быстро, что слипались друг с другом, хотя между некоторыми были странные паузы, как будто пунктуацию еще не изобрели.

– Я не тупой, – обиделся Кекс. – Если б мог, я помог бы тебе, но в моей ситуации это невозможно, вот и все.

– Ясно, но ты подумай, ладно?

– Нет уж. Я не то что думать, я и знать об этом не хочу.

Штука была в том, что он был осведомлен только о той части истории, которая касалась двух дюжин пятидюймовых «Самсунгов» с плоским экраном. Их Гриффин распродавал по одному, но Кекс логично полагал, что дыма без огня не бывает, и продажа краденных со склада товаров последнее, что нужно ему сейчас в жизни.

Но босс не отставал.

– Я лишь прошу тебя открывать ворота для парочки моих друзей ключом. Ничего сложного.

– У них нет ячейки, поэтому я не могу пускать их на склад.

– Никто вообще ни о чем не догадается.

– Я однажды слышал нечто подобное, – сказал Кекс. – Выкручивайся сам.

– Не могу, – Гриффин пожал плечами.

– Почему?

– Так ведь они не идиоты, чтобы приходить днем, а ночью я не работаю. – Вот и весь разговор. – Просто сделай то, что я прошу, и ни у кого не будет проблем.

– Каких проблем?

– Потому что ты в курсе и не в доле, а если так дело обстоит, то тут намечается крупная проблема.

Кекс сообразил, что теперь ему от Гриффина точно не отделаться, и потому продолжил заниматься тем же, что делал на протяжении предыдущих шести недель. Он тянул время и надеялся, что все уляжется. Была ли данная стратегия эффективной? Нет, но и другой у него пока не появилось.

– Да я не врубаюсь, чем ты там занимаешься, – заявил он. – Давай забудем, ок?

Более расплывчато выразиться было нельзя, только если у вас не оказалось степени по юриспруденции и десятилетий опыта выступлений перед Конгрессом. Кекс надеялся, что это сработает. Он повернулся и пошел к зданию.

Начальник поправил защитные очки. Под грохот работающего движка он прокричал Кексу два слова, но в тот момент вся отвратная природа Гриффина проявилась снова – он поставил на свой байк широкие патрубки прямого выхлопа, чтобы сделать его еще громче и тем самым бесить остальной мир. Итак, ни малейшего шанса расслышать, что он сказал, не было.

То, что он услышал, звучало как «Monday’s Bleeding»[4]4
  Чертов понедельник (англ.).


[Закрыть], но в действительности босс прокричал: «Что-то пищит!»

Ничего, скоро Кекс все поймет.

То, что Гриффин отвечал вообще хоть за что-то, казалось дурацкой шуткой. Не считая того, что он оказался недалеким, склонным к насилию расистом, он еще и пил. Да, есть алкоголики дееспособные и, скажем так, «никакие», и Гриффин старался попасть в лагерь первых, устанавливая строгий режим и придерживаясь его с дисциплиной олимпийского атлета.

И потому, с понедельника по среду, он был трезв как стеклышко, отработав три из четырех смен, и никогда не выпивал раньше шести вечера четверга. Этому процессу он, однако, отдавался полностью, начиная прямо на работе и продолжая все долгие выходные, пока не пытался выйти из глубокого запоя вечером в воскресенье.

Разумеется, самой тяжелой частью являлось утреннее похмелье понедельника, но Гриффин уже настолько привык к нему, что оно стало попросту неотделимо от его жизни.

Кофе, тост, красные глаза – здравствуй, новая неделя.

Родился он в Каунсил-Блафс и шесть лет отработал в «Макдоналдсе» в Салине, где дослужился до старшего менеджера. Неплохая подвернулась работенка, и не только потому, что он мог нанимать и увольнять студентов, как ему вздумается, и курить с ними травку на парковке. Он, прямо скажем, был не самым привлекательным парнем. Толстый как пожарный гидрант, все тело покрыто клочковатыми, разного оттенка волосами, благодаря чему его спина напоминала пол в парикмахерской.

Но его власть давать кому-то первую настоящую работу, а иногда и косяк, неплохо продвинула его в жизни, особенно в случае с юными девицами, когда ему самому еще не стукнуло тридцать. Со временем шестнадцатилетние поумнеют, с Гриффина сойдут последние волосы, и его «солидное брюшко» уступит место «жирному пузу», но, да, в те дни он был настоящим королем.

Зарабатывал двадцать четыре штуки в год, рулил в «Макдаке», посещал тренинги для высшего звена. И цеплял горячих малолеток чуть ли не каждую неделю.

Но кое-какие уроды, мелкие чертовы умники, которые в принципе не нуждались в работе и согласились на нее исключительно потому, что послушались родительских советов насчет Истинной Цены Деньгам, короче, эти ублюдки из окрестных домов – они все испортили.

Когда разразилась катастрофа, они вкалывали в запарке у окошка заказа. Почему Гриффин поставил их в ту смену, он и не понял, наверное, страдал от похмелья и потому позволил двум клоунам трудиться в пятнадцати метрах друг от друга. Сперва все шло нормально, но тут они начали нести какую-то чушь по интеркому. Отдавали приказы на ломаном испанском, включали и выключали громкоговоритель, кричали, что сегодня «день Лотереи» и раздавая бесплатные обеды.

Все это дерьмо их изрядно веселило, поскольку настоящая работа для них ничего не значила и они могли прохлаждаться в Канзасе каждую осень с деньгами Мамочки и Папочки. А единственная причина, по которой «Макдоналдс» мог всплыть в их резюме, состояла в том, чтобы показать, как упорно ты трудился в университете. Вот они, твои официальные обязанности, между прочим, сполна оплачиваемые.

Конечно, такая занятость не могла сравниться с контрактом, когда тебя посылают, скажем, в Гватемалу. Ведь тогда ты получаешь десять тысяч кусков, и заодно тормозишь строительство местной школы, делая на ее фоне сотни гребаных селфи, а потом выкладываешь их в Инстраграм с хештегом «я обеспечиваю благо страны».

И надо же было именно в тот момент оказаться там наблюдателю из регионального отделения. Он записал несмешные проделки придурков, которые бесновались у окошка выдачи. Симпатичный такой негодяй – вкрадчивый, не тот рыжий, неплохой, в общем, парень, что постоянно несет какую-то чушь, но другой, привлекательный ублюдок, который спит с девушкой, которая на Гриффина бы вообще никогда не посмотрела.

И он знал, что менеджер ошивается поблизости. Но сначала он все зафиксировал, после чего, мерзко ухмыляясь, постучал в кабинет Гриффина: «О, привет, здесь у вас случайно оказался тайный агент».

Потому его сразу понизили до гриля, и он уволился, даже не закончив с картошкой фри. Несколько недель спустя он получил место на складах Атчисона, и когда менеджер переехал в Ливуд (он собирался жениться), Гриффин стал зарабатывать четырнадцать долларов в час, что и с одной неделей отпуска (которую он никогда не брал) давало тридцать четыре тысячи в год и три дня в неделю, когда можно напиться в стельку.

Он быстро понял, как поднять еще десятку наличными, принимая на временное хранение «Самсунги» и прочую технику в ненадлежащем состоянии. Его предшественник сообщил ему о работенке на стороне, что Гриффин посчитал обычной привилегией менеджеров в данном бизнесе.

Притащи весь хлам сюда, пусть, кто хочет, его забирает, долю берешь себе. Риск нулевой. Короче, устроился он неплохо, хотя и не так хорошо, как мог бы. Он ведь был способен сделать карьеру в настоящем менеджменте. Сидеть за столом и позволять толпе уродов и деревенщин решать их бесполезные задачи – это совсем не то, что руководить нескончаемым потоком ищущих подработку малолетних шлюх. Но бери, что дают. Атчисон в любом случае оказался далеко не худшим вариантом.

Несмотря на произошедшее, единственное, о чем по-настоящему жалел Гриффин, заключалось в том, что он не убедил никого звать себя Грифф. Или Джи-Дог. Ну, или просто, черт возьми, по имени.

Он всего лишь хотел крутого прозвища, но оставался просто Гриффином.