Текст книги "Мы потребуем крови"

7

Кассандра

Дом Знахаря торчал на вершине холма, как взъерошенный дрозд, присматривающий за своим гнездом. Я ненавидела все, относившееся ко времени моего пребывания там, надеялась никогда не вернуться, но судьба зла, и я снова здесь.

С тех пор как мы оставили этот дом, лучше он не стал. Сад еще сильнее зарос, подъездная дорожка покрылась новыми выбоинами, на крыше недоставало черепицы, но капитан Энеас не сбавлял темп. Императрица Хана в новом костюме из плоти казалась настолько мрачной, насколько способно мертвое тело. То есть, как оказалось, чрезвычайно мрачной.

– Я каждый раз покидаю этот дом с мыслью, что никогда не вернусь, и все-таки возвращаюсь, – сказала она глухим голосом престарелого трупа. Ее телу было чересчур тяжело так долго носить нас обеих. – Будто что-то здесь потеряла и не могу уйти, пока опять не найду.

Мне было интересно и это место, и ее связи с ним, но что я точно узнала с тех пор, как провалилась в тело императрицы, так это подлинную усталость. Она все туманила, все тормозила, и я хорошо понимала, что в таком состоянии сил нет ни на что, наплевать на проросшее сквозь дом дерево.

– Я никого не вижу, – добавила императрица, когда повозка затряслась и зашаталась на подъездной дорожке.

От такой тряски могло запросто отвалиться колесо. Но даже перспектива быть выброшенной на дорогу меня не особенно волновала.

– Знахарь не любит гостей, – заметил капитан Энеас. – Он вряд ли устроит приветственную вечеринку. Скорее, спрячется и сделает вид, что его нет дома.

Я вообразила этого совершенного богочеловека прячущимся в шкафу, как ребенок, и мне даже удалось усмехнуться.

– Да ты очнулась, госпожа Мариус, – сказала императрица, оглядевшись. Взгляд мертвых глаз был почти неподвижен. – Я думала, ты спишь.

– Невозможно спать в такой тряске, – ответила я.

Подскакивая и раскачиваясь всю дорогу, повозка наконец подползла к парадным воротам. За ними был двор, украшенный эррантской резьбой, где стоял иеромонах, когда явился за нами. Невозможно избавиться от чувства, что жизнь ходит кругами.

– По-прежнему никого, – сказала императрица. – И ничего хорошего это не сулит.

Она спрыгнула на ухабистую дорожку и зашагала к воротам с бесстрашием человека, который уже мертв. На полпути она обернулась и дернула плечами.

– Возможно, они внутри, но здесь никого.

И то неплохо.

Капитан Энеас с усталым стоном слез с козел.

– Давай помогу. – Он подошел к задней части повозки. – Есть кто в этом доме или нет, но нам необходимо остаться на ночь и отдохнуть. Возможно, еще найдем кое-какие бумаги. Похоже, он предпочитал все записывать.

– Я не нуждаюсь в помощи, – буркнула я, стараясь принять положение, более близкое к вертикальному.

– Неужто? Уверен, ты можешь легко… соскочить и умчаться прочь. Но, дай угадаю, тебе этого просто не хочется?

– Не будь такой язвительной задницей.

– Не будь занозой в моей язвительной заднице. – Он протянул мне руку. – Давай, я слишком устал для перепалок.

Он выглядел утомленным, а темные круги под глазами за несколько дней прибавили ему лет десять. Поспать было невозможно, мы редко останавливались, все время боялись, что Лео следует за нами по пятам. А если Знахаря нет дома… Я даже не задумывалась, что тогда делать. Куда идти.

Приняв руку капитана, я позволила ему поднять меня на ноги. Нетвердые ноги. Пришлось опереться на его руку, поскольку мир закружился, а по краям поля зрения уже ползла темнота. Он терпеливо ждал, но, кажется, встревожился.

– Я хорошо себя чувствую, – сказала я. – Просто голова закружилась.

– Ага, прекрасно. А я нисколько не беспокоюсь, что ты сейчас свалишься замертво, совсем нет.

– Это не утешает.

– И не должно. Мне кажется, мы больше не пытаемся успокоить друг друга, госпожа Мариус. Вот, держись за борт повозки, я спрыгну, а после сниму тебя. Конечно, с твоего разрешения.

Он так снисходительно произнес последнюю фразу, и я пожалела, что не хватит сил ударить его и не рухнуть. Что поделать, я схватилась за край повозки и позволила ему спустить меня наземь, ощущая себя так же хорошо, как подбитая птица.

– Идти можешь? Или дать тебе руку?

– Я могу идти, – отозвалась я, хотя еле ползла.

Императрица уже скрылась в доме, но отсутствие каких-либо звуков оптимизма не вызывало. Несмотря на малое количество прислуги у Знахаря, прежде этот дом таким безжизненным не казался.

Проковыляв половину двора, по пути расслабляя одеревеневшие суставы и мышцы, я уверилась, что мы здесь одни. Когда вышедшая императрица покачала головой, умерла последняя надежда.

– Никаких следов. Похоже, дом покинули несколько дней назад. В мастерской лежат трупы, но они какие-то… липкие.

– Восхитительно.

– Только не говори мне, что брезгуешь мертвецами, госпожа Мариус.

Я встретилась с ее взглядом – слегка выпученные глаза покойного странника, кожа бледная, как восковая.

– Мертвецы бывают разные.

– Какая мудрость! Постараюсь это запомнить.

– И чего мы сегодня такие злобные?

Императрица потупилась.

– Может быть, это как-то связано с тем, что не удалось отдохнуть, или с бегством от непонятного фанатичного изувера?

– Не-а, думаю, это из-за того, что мы все мерзавцы.

Императрица прищурилась, но предпочла отвернуться и не клюнула на мою приманку.

– Пойду поищу на кухне еду. Тебе надо отдохнуть.

– Ты теперь указываешь мне, что делать?

– Пока ты в моем теле – именно так, я буду указывать, что тебе делать, – бросила она через плечо. – Это тело протянет недолго, и тебе нужно отдохнуть, а иначе мое не сможет поддерживать нас обеих.

Она права, но мне было тошно все время чувствовать себя разбитой и слабой, не в силах делать то, что нужно. Путь от повозки до входной двери показал, на что я теперь способна.

– Я знаю, что необходимость заботиться о себе тебе непривычна, госпожа Мариус, и знаю, что это тебя раздражает, ведь ты привыкла быть гораздо сильнее. Мне потребовалось много времени, чтобы хоть как-то с этим смириться. Идем. Я помогу тебе лечь. Ты отдохнешь и поешь. Потом попробуем выяснить, что наш Знахарь знал об этом ублюдке.

Кайса снова пришла в мой сон. А вернее, во сне я стала ей, мои связанные онемевшие руки покоились на коленях. Экипаж трясся подо мной, но сквозь грохот и лязг звучал голос. Лео восседал напротив, положив ногу на сиденье и держа на коленях открытую священную книгу. Расслабленный, без маски и с растрепанными волосами, он обладал какой-то неистовой красотой, так не соответствующей безжизненной версии того же лица, которую я привыкла видеть у Септума.

– Человек преклоняет колени на рассвете и на закате и благодарит Бога за ночь и день, за луну и звезды, – читал он, и слова окутывали меня, как теплое одеяло. – Хотя он преклоняет колени вместе с другими, он один в глазах Бога, как и тот, кто с ним рядом. Каждый из собравшихся на молитву одинок перед Богом.

Лео поднял голову. Наши взгляды встретились. Я впервые заметила, что его глаза, глубокие заводи, где я могла утонуть, были зелеными, с золотисто-карими крапинками. «У них всех одинаковые глаза?» – сонно и расслабленно подумала я, не в силах отвести взгляд. Он умолял меня помочь ему. Никто и никогда не просил меня о помощи. Никто и никогда во мне не нуждался.

– Нас великое множество, – продолжал он. – Мы паства, мы едины, даже если разделены. Всякий, кто преклоняет колени, посвящая Богу свои мысли, душу и тело, больше не одинок. Пусть его колени на холодной земле, пусть туман утра скрывает все от его глаз – он не одинок. Он больше никогда не будет один.

Лео закрыл книгу, но и после того как он замолчал, охватившее меня ощущение тепла и покоя оставалось еще надолго. Не знаю, сколько времени мы так сидели вместе, но когда тепло начало угасать, а истома ослабла, я почувствовала себя покинуто, пока не обрела свободу, как будто пробилась на поверхность сквозь черноту моря и глотнула воздуха.

Я внезапно очнулась. Из высокого окна сквозь закрытые ставни пробивался послеполуденный солнечный свет.

– Вот и хорошо, – пробурчала императрица. – Я принесла еду. Тебе нужно поесть, госпожа Мариус, и не говори мне, что не хочется и ты устала, – я прекрасно знаю, как действует эта болезнь, как день за днем стремится убить меня. Ни одно лекарство из тех, которыми меня пичкали лекарь Кендзи и Знахарь, не шло мне на пользу так, как еда. Так что замолкни и ешь, даже если сразу после этого придется опять вздремнуть.

У меня не было сил спорить. Императрице удалось приготовить немного риса, суп, кусочек соленой рыбы и какую-то подвявшую зелень. И чай.

– Я не люблю чай.

– Ты, может, и не любишь, но мое тело привыкло пить чай по нескольку раз за день. Вспомни, как ты себя чувствовала без… как там оно называлось? Пьянка?

– Пойло.

– Вот именно. Так что пей и не ной.

– Я же не ребенок. – Она помогла мне сесть холодной и жесткой рукой, до нее неприятно было дотрагиваться. – Тебе не странно заставлять саму себя что-то делать?

Она склонила окоченевшую шею.

– Да, немного. Но когда, как я, всю жизнь себя заставляешь и укоряешь, то не так уж и странно. Хотя знаешь… – она попробовала улыбнуться. Получилось криво, у трупа не шевелилась половина лица. – Я куда добрее к тебе в моей шкуре, чем была когда-либо к себе.

Мне было знакомо это чувство, но я не могла говорить о нем, я не могла открыть незажившую рану, вечно тлеющую внутри. Вокруг этой раны я и вырастила Кассандру Мариус, чтобы защитить маленькую девочку, на которую плевали и кричали за то, что она не как все, которая всегда знала, что не права, плохая, сломленная, порочная. Каждое наказание было заслуженным. А когда меня некому стало наказывать, я наказывала себя сама.

Под внимательным присмотром императрицы я накормила ее тело, а после уснула. На сей раз Кайса оказалась одна, лишь отдаленно слышались голоса и смех. Фыркнула лошадь. Кто-то захихикал над грубой шуткой. Где-то рядом, потрескивая, горел костер. Окружавшая меня искусственная тьма пахла затхлостью. Вероятно, палатка. Грязь. Кожа. Мои руки все еще оставались связанными, но я не думала о побеге. Он все равно отыщет меня. Ему нужна моя помощь. Он просил моей помощи.

– Это армейский лагерь, Кассандра, – тихо произнесла Кайса. – Я не знаю где.

Я попробовала спросить, чем он занимается. Почему нуждается в помощи. Но хотя я видела и слышала ее, она находилась слишком далеко, чтобы услышать меня. Кайса закрыла глаза, и когда она тоже погрузилась в сон, мы больше не были вместе.

Я проснулась. Лунный свет крался по полу. Мне оставили фонарь, добыли где-то чистый халат. Я взяла фонарь и выбралась в коридор.

Зал, где росло огромное дерево, совсем не изменился с прошлого раза. Вода так и стояла лужами на камнях, а корни обвивали перила и колонны, превращая пространство в подобие лесной пещеры. Ветви дерева раскинулись как лучи, листва трепетала под блестками ночного неба. Я снова не могла избавиться от чувства, что двигаюсь по кругу, ничего не добившись. Я уже была здесь. Делала то же самое. Я должна была совершить нечто большее.

Идя по сырому полу, усыпанному цветами, я услышала в коридоре благословенный звук голосов. Капитан Энеас и императрица сидели в мастерской на скамье с кучей книг и парой ламп.

– Нашли что-нибудь? – спросила я, ковыляя к ним.

– Здесь не так много записей, как я рассчитывал. – Капитан Энеас не отрывал взгляда от книги, которую листал. – Но может, что-нибудь и найдем.

– Не так много? Да их тут целая куча.

– В основном это книги других авторов, – сказала императрица. – На самые разные темы. Есть одна об анатомии ног.

– Ног?

– Да. Автор, кажется, был особо заинтересован лягушками. В нашем случае это не очень полезно.

Я опустилась на скамью рядом с ней.

– Ну, не знаю. Я могла бы поместить тебя в лягушку.

Императрица Хана подняла взгляд. Ее мертвое лицо казалось нелепым, рот был странно полуоткрыт.

– А ты можешь?

– Поместить тебя в лягушку? Не знаю. Давай найдем лягушку и посмотрим?

– Пожалуй, не стоит. У меня нет желания провести остаток дней в лягушке.

Она снова переключилась на книгу. Страницы зашелестели в мягком свете лампы, пока императрица не потянулась за новой и неловким движением не обвалила всю стопку на пол.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я. – В этом трупе ты ведь тоже застрять не хочешь.

– А еще не хочу быть слабой, когда так много нужно сделать, – огрызнулась она.

У меня с Ханой не было такой прочной связи, как с Кайсой, но я помнила боль коченевшего и разлагающегося тела Джонаса, помнила ощущение, что ты в ловушке, удушье. И она осталась бы там навсегда? Тогда я старалась не думать об этом, и я слишком боялась ответа. Что случается с Ходячей смертью, когда она умирает? Она просто… угасает, как все остальные, или по всему миру разбросаны такие, как мы, запертые в мертвых телах и медленно сходящие с ума?

Я содрогнулась и, вместо того чтобы ответить на немой вопрос во взгляде императрицы, потянула книгу из стопки и открыла ее. Корешок книги хрустнул.

– Сравнительное руководство по анатомии животного мира Песков, – прочла я вслух. – Где эти Пески?

Капитан пожал плечами. Я перелистнула несколько страниц, все они были покрыты исправлениями и заметками, написанными разными чернилами.

– Как… как звали таких, как Лео? – спросила я, отчего они оба оторвались от своих книг. – Я – Ходячая смерть. – Я вдруг поняла, что впервые произнесла это название вслух. – Кочо называл себя Похитителем мыслей, а ты говорил, что те, кто тут раньше жил, назывались эмпатами. Но кто такой Лео? Что противоположно Ходячей смерти?

Лицо капитана Энеаса исказилось, в свете фонаря на нем проступили усталость и шрамы.

– Не припомню, чтобы кто-то об этом упоминал. Нам такое обсуждать запрещалось.

– Очень жаль, – мертвым голосом отозвалась императрица. – Потому что госпожа Мариус верно мыслит. Зная имя таких, как он, будет проще отыскивать упоминания. Может, вы припомните другие названия? Здесь есть пачка бумаг о Саки, но это все, что нашлось об этих… состояниях.

Состояния. В ее устах это выглядело как болезнь, но только этим не заразиться и не исцелиться. Я родилась такой, мы все родились такими, и меня передергивало, когда это называли болезнью. Я делала только зло. Жизнь, как у нас с Кайсой, была сплошным ужасом. И все-таки…

– «Рука призрака» – тоже из таких? – спросил капитан Энеас, наклоняясь к фонарю, чтобы прочесть нацарапанную на полях строчку.

– Звучит знакомо, – сказала я. – Кажется, Кочо упоминал о них как… как о сверхвоплощении? Но он говорил, что мы не такие. Говорил, что у них на запястьях есть особые родимые пятна. Мы с Лео просто… ненормальные.

Капитан Энеас фыркнул.

– Повтори-ка это еще раз.

– Поосторожнее. Если я заперта в слабом теле, это не означает, что я не смогу воткнуть нож тебе под ребра, когда отвернешься.

– И чего ты этим добьешься?

Это был даже и не вызов, просто голая правда. Мы замолчали, листая страницы.

– А что, если здесь ничего нет? – произнесла я, пролистав еще пару книг. – Вдруг мы просто теряем время? Мы могли бы уже быть дальше от Коя, могли бы…

– И где именно? – поднял брови капитан Энеас. – Где, по-твоему, мы окажемся в безопасности? Может, в Кисии и безопаснее, чем в Чилтее, потому что тут больше тех, кому плевать на доминуса Виллиуса. Но здесь и союзников ужасающе мало. Если хотите спастись, оставьте меня здесь с Септумом и бегите.

Несколько секунд тишины показали привлекательность этого предложения. Но Лео мог погнаться за нами, а у нас не будет оружия, возможно, единственного. И у него Кайса.

Я покачала головой.

– Как это ни привлекательно, теперь уже поздно.

– Просто ты хочешь вернуть свое тело, – сказала императрица. – Эта неожиданная самоотверженность не имеет отношения к попытке остановить Лео или кому-то помочь.

– Как будто ты лучше. Ты сама помогаешь лишь из-за вины за то, что игнорировала свою дочь. Может, ничего этого и не случилось бы, если бы ты обращала больше внимания на происходившее.

Между лампами натянутой струной повисло молчание. Когда капитан Энеас захлопнул книгу и встал, оно оборвалось.

– Я намерен проверить Септума. Не поубивайте друг друга, пока меня нет.

Когда его тяжелые шаги затихли в глубине дома, я взяла очередную книгу, ожидая, что то же самое сделает императрица. Но она откашлялась.

– Разделяя со мной мое тело, ты получаешь доступ к некоторым личным мыслям и чувствам, которыми я сама с тобой делиться не стала бы, – начала она. – Кроме того, эти мысли и чувства часто неполны и, судя по тому, что я вижу в твоем разуме, не всегда достоверны. В такой ситуации я предпочла бы, чтобы ты не использовала почерпнутые из моего разума знания, как дубину, не пыталась меня пристыдить и возвыситься за мой счет.

Я открыла рот – ее рот, напомнила я себе, – но она подняла руку.

– Нет. Не хочу, чтобы ты лгала, утверждая, будто это вышло случайно. Как и то, что ты лишь пыталась помочь. Если ты не замечаешь, что стараешься подавить меня и стать главной в… сложившихся отношениях… мне придется взять контроль на себя.

Ее язвительное нападение на мой нрав ранило сильнее, чем попытка меня напугать. Я подумала о добрых священниках, объяснявших, что я чудовище и не понимаю, какое зло на себя навлекла. Я ненавидела свой дом, но нескольких недель в богадельне оказалось достаточно, чтобы мне захотелось вернуться домой. Они этим пользовались, чтобы меня удержать. «Научись быть хорошей, Кассандра, и ты сможешь вернуться домой. Давай мы научим тебя. Позволь нам привести тебя к Богу».

– Извини, – сказала я. – Мне не следовало этого говорить.

– Да, не следовало, – согласилась она, но все продолжала таращиться на меня глазами навыкате, уже стекленеющими.

– Кончай пялиться на меня, это жутко.

Она отвела взгляд.

– Я лишь восхищалась видом извиняющейся госпожи Мариус.

– Смотри не привыкни, – сказала я. – Такое нечасто случается.

– Пусть нечасто. Но это значит, что когда такое случается, я могу тебе верить.

Мне не удалось придумать ответ, как не удалось и разобраться в странном чувстве, словно что-то сжалось внутри, и, чтобы отвлечься, я взялась за очередную книгу. «Порождение всего сущего», Эсса Ирин.

Быстрый просмотр не выявил никаких упоминаний о душевных аномалиях, и я отложила том.

– Что мы все-таки ищем?

– Хоть какое-то понимание того, кто такой доминус Виллиус и как можно использовать седьмое тело против него.

– Но что значит «против него»? Убить? Проникнуть в его разум? Контролировать его? Согласись, мы ведь даже не знаем, чего он пытается добиться. Кроме воссоздания бреда насчет смертей Вельда.

– Он напал на нас в Кое.

– Да, но почему? Для чего было убивать коммандера Аулуса? Девятка десятилетиями сотрудничала с церковью Единственного истинного Бога, она вряд ли отказала бы Лео, чего бы он ни желал. Если же его цель – война с левантийцами, то зачем?

– Левантийцы уничтожили огромную часть чилтейского войска.

Я пожала плечами.

– И что? Лео не генерал, а священник. И кроме того, его Бог не учит возмездию. Бог прощает и милует, а не мстит. Может, я и не люблю церковь, но, по сути, их учение совсем не так ужасно.

Словно вызванный упоминанием о религии, в мастерскую вошел капитан Энеас. Он казался более измученным, чем когда уходил.

– С ним все хорошо, – сказал он раньше, чем я успела спросить. – Но думаю, всем нам нужен отдых. Утром соберем все припасы, какие найдем, и продолжим путь.

Императрица неуклюже поднялась со скамьи.

– Я считаю, что надо оставить Торвашу сообщение.

– И о чем же, ваше величество?

– Сообщим, что мы были здесь. Также можно попросить его передать с кем-нибудь весточку для нас, если он прочтет записку. Я пока не имею понятия с кем, и конечно, он может не вернуться. Но есть шанс получить ответ, значит, стоит оставить свидетельство нашего присутствия.

Капитан Энеас медленно кивнул.

– Да, но я тоже не знаю, кому мы можем довериться. А если записка попадет в руки Лео, этот человек будет в опасности.

– Верно. – Императрица нахмурилась, и лицо мертвеца, теряющее мышечный тонус, стало еще более жутким. – Есть над чем подумать.

– Да уж.

Императрица Хана протянула мне мертвую руку.

– Пора, госпожа Мариус.

– Может, ты потерпишь, пока мы не доберемся до циновки для сна?

Она одарила меня пристальным оценивающим взглядом, но кивнула, и мы бросили оставшиеся книги, так и не просмотрев их, покинули мастерскую и направились к центральной лестнице.

– Я много слышал про это дерево, – заметил капитан Энеас, когда оно показалось в конце коридора. – Это самое огромное дерево во всем Чилтее, и его невозможно срубить. Ствол и ветки такие прочные, что ломаются даже самые острые топоры.

– В самом деле? – спросила я. – Никогда такого не слышала. Но звучит как чушь, оправдание заносчивого хозяина, почему он позволил дереву прорасти в центре дома.

– Лорд Дариус Ларот первым бы порицал своих предков, – вставила императрица, тяжело ступавшая в своем трупе. – Но когда я спросила про дерево, он говорил то же самое. Рассказал, что в прежние времена люди со всех концов империи приходили и пытались его срубить, но никто не преуспел.

– Почему же теперь об этом почти никому не известно?

– Вероятно потому, что все это происходило очень давно, перестало кого-либо интересовать и стало обыденным.

Я присмотрелась к стволу. Как на всех деревьях, кора была местами шершавой, а кое-где гладкой, вся в бороздах, расщелинах и узлах. Ветви покачивались, как гибкие руки, и ничто не указывало на твердость и непробиваемость.

Капитан Энеас почтительно сопроводил нас до комнаты и пожелал доброй ночи. Императрица опять протянула мне руку, и теперь у меня больше не было повода откладывать воссоединение, кроме опасений насчет того, насколько оно будет болезненным.

Одно легкое прикосновение, а за ним глубокий и долгий вдох, мое тело дышало и раздувалось, втягивая не воздух, а суть другой личности. На мгновение мне показалось, что сейчас я лопну, как перезрелый плод. Этого не случилось, но все стало тесным, странным и неудобным.

Мертвое тело рухнуло на пол, бледное, окоченевшее, с восковой кожей и вытаращенными глазами.

– Надо было сделать это в коридоре, – сказала я. – Не хочу я спать в той же комнате, где оно…

«Опустело? Ты права. Боже, я так отвратительно выглядела?»

Хотя каждая частичка моего тела болела, я нагнулась, схватила труп за ноги и, используя последние силы, выволокла его в коридор. А потом легла спать.

Утром мы нашли мастерскую пустой и, не придумав, чем заняться, ожидая, пока капитан проснется, я устроилась на скамье и открыла очередную книгу.

«Очерки об истории и эволюционной анатомии северных драконов».

Что за жизнь вел Торваш?

– Кочо говорил, что он прожил уже очень долго. Он не человек и не стареет, как мы.

«Да, он это и мне говорил. Знаешь, я поняла, что чуть-чуть завидую Саки – жить здесь, прямо на пике мудрости».

– Ну, не знаю. Он еще и дерьмо брюзгливое.

«Только не с ней».

Императрица была права. Они очень странная пара.

Я взяла из стопки еще одну книгу.

«Мистики и мемары».

Я пролистнула несколько страниц, но они, похоже, были посвящены религиозным практикам кучки людей, о которой я никогда не слышала. Я оставила эту книгу и взялась за другую, такую же бесполезную.

– Вы так рано встали.

Я не слышала приближения капитана Энеаса, но уже так привыкла к его голосу, что даже не вздрогнула. Капитан поставил на скамью поднос с горячей едой.

– Завтрак, – произнес он. – А когда ходил на конюшню, позаботиться о воле, я нашел вот это.

Он держал в руке грязную книгу, все страницы были измяты и заляпаны, мне не хотелось знать чем.

– Похоже на блокнот для записей. Вероятно, они уходили в спешке и выронили. Или это что-то неважное. Тут написано на кисианском, я его не знаю.

Он казался смущенным. В Чилтее нередко изучают кисианский язык, однако большинство чилтейцев останавливаются на основных различиях между разговорными языками.

– Можно? – Императрица Хана протянула нашу руку. – Позволь мне посмотреть.

Наш живот урчал от запаха пищи, но императрица проигнорировала даже дымящийся чайник и взялась листать книгу, стараясь как можно меньше прикасаться к страницам.

– Тут недавние даты. Кажется, это какие-то записи о тебе, Кассандра. Посмотри.

Она указала на аккуратную строчку, где описывались подробности первых попыток Саки извлекать мою душу из тела и помещать обратно.

– Что там сказано? – спросил капитан.

– Здесь написано: «Хотя Саки не удалось повторно закрепить душу, есть большая вероятность, что таким же образом, как Третья Ходячая смерть способна помещать вторую душу в мертвое тело, Саки сумеет более уверенно помещать вторую душу в сосуд, опустошенный иными способами. Несмотря на имеющиеся у меня теории о способах освобождения тел от души без повреждения физической структуры самого тела, самый простой способ проверить это – использование пустого сосуда, каким и является шестое тело мемара-21».

Императрица взглянула на капитана.

– Шестое? Он имеет в виду Септума?

– Похоже на то. Хотя вы правы – Септум должен быть седьмым.

– Мы могли бы поместить душу в Септума? – спросила я.

– Думаю, именно об этом и речь. Но не уверена, что я предпочла бы – пребывание внутри этого… существа или лягушки.

Капитан Энеас забарабанил пальцами по столу.

– Он не злобный, ваше величество, просто… пустой.

– Именно, – заговорила я, для чего пришлось взять контроль над телом. – Вот поэтому я услышала песню смерти, исходившую из твоей хижины возле Коя. Она звучала не из-за того, что кто-то там умер, а потому, что там находился пустой сосуд. Душа может разделиться лишь на шесть воплощений, а дальше…

– Пустая оболочка.

Голос капитана был таким же пустым.

– Да, но эта пустая оболочка – живая, – сказала я. – Она не развалится в наших руках. Ты можешь побыть в Септуме до тех пор, пока нам не удастся вернуть Кайсу.

Наступила тишина, императрица обдумывала мои слова. И я чувствовала, как она пытается разобраться, неприятна ли ей эта идея сама по себе, или из-за того, что тело принадлежит Лео Виллиусу.

– Я… не вполне уверен, что эта идея разумна, ваше величество, – сказал капитан Энеас. – Помните, я говорил, что все они связаны? Они знают и чувствуют все, что происходит с каждым из них. Если вы окажетесь внутри общего разума, это может оказаться…

Он явно не смог подобрать слова, и поэтому позволил фразе затухнуть.

– Может оказаться?.. – подтолкнула я. – Подавляюще? Разрушительно? Если у тебя нет внятных доводов против этого плана, я могу привести один за. Если все они связаны, то даже минута пребывания в его теле даст нам возможность узнать, что он собирается делать и где находится. Может, даже удастся скормить ему ложную информацию о нашем местонахождении.

– Может, ты и права, – сказал капитан. – Но еще есть немалая вероятность, что тело способно формировать душу, – он вдохнул поглубже. – Ты обычно используешь тела мертвецов. Неживые, не связанные с душой. Они не представляют опасности для того, кто войдет в них и… заставит ходить. – Он помедлил, но быстро справился со своим предубеждением против ходячих трупов и продолжил: – Септум ведь не просто жив, но и связан с живой душой, так что вы будете разделять с ней это тело и будете связаны с Лео так же, как сейчас связаны с госпожой Мариус, ваше величество, и… – он прикусил губу, – и, прошу прощения, но я должен сказать, что пребывание в одном теле с госпожой Мариус изменило вас. Обеих. С каждым днем… понемногу… вы становитесь одной личностью.

Наш совместный ужас одинаково вылился в отрицание. Это невозможно. Я по-прежнему ощущала себя собой. И она такая же, как всегда. У нас с Кайсой же ничего подобного не случилось, так? Я всегда оставалась сама по себе, и она всегда сохраняла свое вредное «я». Вечный голос внутри, бранивший меня, – вот единственный способ существования, который я ей позволила.

– Приношу свои самые искренние извинения за это замечание, ваше величество. – Капитан поклонился. – Но я чувствовал себя очень неловко, позволяя вам рассматривать такой вариант без учета сказанного. Есть шанс, что вы можете просто… застрять. Перестанете быть собой. Унус, он…

Ему незачем было заканчивать эту мысль. Мы видели Унуса. Видели, как он подчинил своей воле толпу священников, словно марионеток в театре.

– Я вас поняла, капитан, – чопорно ответила императрица. – Благодарю за предупреждение.

– Ваше величество.

Ничего больше не говоря, мы ели и листали блокнот. В основном он содержал записи об опытах, которым меня подвергала Саки. Все это было очень интересно, но не добавляло ничего к тому, что мы уже знали или подозревали. Тем не менее, слово «мемар» продолжало меня тревожить.

– Мемар-21, – бормотала я, отложив заляпанную книгу и роясь в куче уже просмотренных. – Мемар-21. Ага! «Мистики и мемары», вот где я видела это слово раньше. Может быть, среди всех этих религиозных текстов найдется что-нибудь о том, что собой представляет Лео.

– Придется взять ее с собой, – сказал капитан, слизывая с пальцев последние крошки. – Пора двигаться дальше. Но сначала отнесем остатки еды Септуму. Вы пойдете со мной, чтобы…

– Проследить, чтобы он не выпрыгнул и не сожрал твое лицо? – поинтересовалась императрица, засовывая книгу за пояс.

– Да, госпожа Мариус, именно так.

Она предпочла не поправлять капитана, просто взяла протянутый кинжал.

Ящик с Септумом остался в задней части повозки. Капитан оставил дверь конюшни открытой, чтобы было светло, и с завидной легкостью взобрался наверх. Мне потребовалась помощь, и он с легким поклоном извинения взял меня за руку. Не меня, как я поняла, он всегда обращался к ней, словно извиняясь не только за то, что коснулся ее руки, но и за то, что мы вместе.

– Приготовься, – сказал он, приближаясь к ящику.

Я покрепче сжала кинжал.

– Готова, давай.

Капитан Энеас поднял крышку. Там все так же лежала бледная и неподвижная оболочка Лео Септума, глядя в никуда, хотя снятая крышка открывала перед ним целый мир. Он не проявлял интереса ни к новым видам, ни к звукам. Даже запах еды его не заинтересовал.

– Ешь, – сказал капитан, поднося к его губам кусок солонины.

И пустая оболочка начала есть. Прежде чем проглотить, он жевал, так неспешно, словно у него была впереди целая вечность.

– Ешь.

Это продолжалось до тех пор, пока тарелка не опустела. Капитан Энеас поставил ее себе под ноги и взялся за крышку гроба, собираясь ее опустить.

– Вы всегда так заботливы и внимательны, капитан, – вдруг произнесло тело, глядя прямо ему в лицо.

Голос звучал хрипло, а слова произносились невнятно, словно эти губы давно не пробовали говорить.

– Лео, – сдавленно произнес капитан Энеас.

– Да, капитан, это я. Я перед этим домом и хотел бы забрать своего брата.