Текст книги "Ночь ястреба"

Несмотря на раздражение, Эллиот начал проникаться симпатией к этому парню и к его причудливому ходу мысли.

– Уайт, вы не можете помолчать минутку?

– "Отчаянный волшебник", генерал, это как раз то, что вам нужно, – продолжил возбужденный Уайт. – У меня есть судно, генерал, которое выглядит, как буксир, но на его борту имеются два самолета CV-22 вертикального взлета и посадки с поворотной винтомоторной группой, и они полностью оборудованы для штурмовых и спасательных операций. Еще на палубе имеется большой вертолет типа СН-53 «Джолли Грин» или Н-60 «Блэкхоук». Я могу курсировать по всей Балтике, все документы в полном порядке, и досматривают меня крайне редко благодаря официальной принадлежности к американскому гражданскому резервному флоту. У меня есть морские пехотинцы и агенты из Управления поддержки разведопераций, ребята крутые, не хуже любых советских спецназовцев и агентов ЦРУ. Но у меня нет воздушной поддержки. Я могу направить свои вертолеты в Литву, но нужны самолеты-заправщики и поддержка с воздуха наземным силам на случай появления противника. Вы должны…

– Хватит. До следующей нашей встречи держите рот на замке или пожалеете об этом, – в голосе Эллиота прозвучало явное предостережение, и с лица Уайта моментально слетела усмешка. Эллиот открыл дверь и обратился к охранникам: – Лейтенант, полковник Уайт официально находится под арестом. Отведите его в фургон. Я присоединюсь к вам позже. – Ухмыляясь, офицер службы безопасности поднял Уайта на ноги и развернул его. Полковник машинально протянул руки за спину, второй охранник защелкнул на его запястьях пластиковые наручники и вывел Уайта в дверь к поджидавшему фургону.

Фургон двигался в утренних сумерках, казалось, дорога заняла несколько часов, а на самом деле прошло всего около десяти минут. Местность за затемненными окнами полицейского фургона была безлюдной, только иногда мелькали дорожные знаки или пролеты укрепленного ограждения. Это напомнило Уайту его двухчасовую поездку с базы ВВС Неллис, расположенной возле Лас-Вегаса, в «Страну грез» – сплошные мили безлюдной местности.

Наконец фургон остановился у будки контрольно-пропускного пункта. Офицер зашел в будку и предъявил документы, а Уайт подумал, что строгой проверке здесь подвергаются даже офицеры, служащие в Центре. Из будки вышел охранник, подошел к фургону, посветил фонариком в лицо Уайту, изучая его некоторое время, отметил про себя, что арестованный в наручниках, сверился с фотографией у себя в планшете и отошел в сторону. После проверки документов, обследования дна машины с помощью зеркала, фургон еще обнюхали собаки, натасканые на обнаружение взрывчатки, и только после этого фургон продолжил движение, проехав несколько долгих минут по затемненной территории. Облака затянули небо, поэтому Уайт не смог определить направление движения.

После долгой езды по асфальтированным и проселочным дорогам фургон остановился в нескольких метрах от большого безликого здания. Дверцы фургона распахнулись, Уайта вывели наружу и подвели к стальной двери. Офицер набрал комбинацию на цифровом замке, а второй охранник, услышав звонок, открыл дверь.

– Идем по одному, – предупредил офицер Уайта. – Строго прямо ко второй двери. Не останавливаться. Я буду следить за вами. – Он прошел внутрь. Через несколько минут снова раздался звонок, охранник открыл дверь и пустил Уайта внутрь.

Полковник очутился в темно-зеленой комнате, пол слегка пружинил под ногами, словно был резиновым, а не цементным. Светящиеся знаки и световая дорожка на полу подсказали Уайту направление движения. Когда он прошел через комнату, его внезапно бросило в жар. Уайт почувствовал, что покраснел, и на несколько минут ощутил какой-то внутренний дискомфорт. Разыгрались нервы? Что происходит? Он всегда знал, что в Центре очень строгая система безопасности, но при чем здесь резиновая комната?

Как только Уайт подошел ко второй двери, она распахнулась, за дверью его ждал офицер. Он провел Уайта в соседний кабинет, где снова состоялась проверка документов.

– Расскажите мне о спицах в вашей ступне, сэр, – попросил охранник.

– О спицах в моей… – Уайт замялся. Оба офицера службы безопасности смотрели на него, ожидая ответа. – Я наступил на неразорвавшуюся мину. Это было в деревне Бан Лок, во Вьетнаме. Во время наступления. Июль тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. Спицы вставили в госпитале в Сайгоне.

Пока Уайт рассказывал, охранники считывали информацию с компьютера, который наверняка был подключен к компьютерной сети и базе данных личного состава Министерства обороны или Агентства национальной безопасности.

– Сколько спиц? – задал вопрос охранник.

– Четыре.

– Девичья фамилия вашей матери?

Непоследовательность вопросов на мгновение смутила Уайта, и все же ему это было не в новинку: быстрая смена тем – стандартный прием допросов. Ответы приходилось извлекать из самых отдаленных уголков памяти, поэтому всякие заминки и неточности казались подозрительными.

– Я не знаю девичью фамилию моей настоящей матери. Меня усыновили. А девичья фамилия моей приемной матери была Льюис. – Внезапно Уайт усмехнулся. – Эй… это была рентгеновская камера? Я слышал о таких штучках! Вы ищете инородные тела, микрофотоснимки, миниатюрные передатчики и все такое прочее, да?

– Очень хорошо, полковник, – раздался голос генерал-лейтенанта Брэда Эллиота, появившегося из соседнего помещения. – Считаю, вы прошли проверку. Вашу личность подтверждает и Управление поддержки разведопераций. Снимите с него наручники. – Офицер охраны расстегнул наручники. Эллиот провел Уайта в затемненный зал, где находились небольшие мониторы, освещенные маленькими индивидуальными лампами.

– У вас тут прекрасная система безопасности, генерал, – заметил Уайт. – Даже лучше, чем в Управлении поддержки разведопераций. У нас есть только… – Уайт прошел мимо большого самолетного штурвала, похожего на штурвал бомбардировщика В-52. Он хотел остановиться и прочитать прикрепленную внизу табличку, но Эллиот продолжал идти вперед, так что и Уайту пришлось быстро последовать за ним. – …Да, для обнаружения инородных тел и передатчиков мы пользуемся передающим интерферометром. Надеюсь, вы…

Проходя мимо стеклянного куба в холле, Уайт не выдержал и на этот раз остановился. Одинокая лампа вверху освещала стандартную летную куртку «Номекс». Выставленная в кубе, как в витрине, желто-коричневая куртка была почти вся покрыта темными пятнами, а обычно светло-зеленая стеганая подкладка была почти черной.

– Ох, генерал, что это? – Уайт опустил взгляд на блестящую черную виниловую именную табличку.

На именной табличке с серебряными крыльями штурмана имелась единственная надпись: «Люгер».

– Да, это его куртка, – раздался голос Эллиота, который вернулся и остановился рядом с Уайтом. – А кровь на нем – моя. Перед тем как покинуть самолет, он отдал свою куртку офицеру, которая перевязала мои раны. Дэвид понимал, что ему она уже больше не понадобится. – Эллиот оглядел холл. – Я превратил этот холл в некое подобие алтаря для экипажа и в память о том нашем полете. – Он показал на штурвал. – Это штурвал со «Старого пса», мы отдали его Патрику после выполнения задания, но ему, естественно, негде было его хранить.

– Патрику? Макланану? Он здесь? Жив?

– Жив, но здесь его нет, – ответил Эллиот. – Сейчас он у морских пехотинцев, которым предстоит попытаться вывезти Дэвида из Литвы. Благодаря вам у нас появился такой шанс.

Уайт улыбнулся. Как здорово он проводил время с Маклананом и Люгером на базе ВВС Форд, гоняя их на тренажерах-катапультах. Да, несладко им тогда пришлось. Уайту даже было жаль их, особенно когда им приходилось прыгать с парашютом без помощи катапульты. Но они отлично выдержали испытания, проделав все трюки, придуманные Уайтом, и закончили курс прекрасно слаженной командой.

– А знаете, я всегда догадывался, что Люгер и Макланан действовали вместе и что наверняка они участвовали в чем-то подобном, – признался Уайт. – До меня доходили слухи о советском лазере: что это вовсе не был случайный ядерный взрыв, а просто на самом деле Соединенные Штаты нанесли по нему бомбовый удар. Правда, я не очень в это верил, а правительство не распространялось о деталях, поэтому об этом случае просто забыли.

– Помощник президента по национальной безопасности узнал об этом несколько дней назад.

– Потрясающе. Что ж, это определенно восстанавливает мою веру в наших специально подбираемых правительственных чиновников. – Уайт посмотрел на Эллиота, потом бросил взгляд на дверь, до которой они так и не дошли. – Вы можете рассказать мне о «Старом псе?» Можете рассказать об этом задании?

– Вы серьезно намерены помочь мне? – спросил Эллиот. – Я должен знать это прямо сейчас, только без всякого трепа и прочей чепухи.

– Но прежде мне необходимо убедиться, прав ли я, – ответил Уайт. – Может ли изображенный на фотографии человек действительно быть Люгером? Если вы выполняли задание на Чукотке, то каким образом Люгер очутился в Литве?

– Вот этого я не знаю, – признался Эллиот. – Да, мы действительно выполняли задачу по уничтожению объекта на Чукотке. Патрик, Дэвид, мой заместитель Джон Ормак и несколько гражданских инженеров, работавших по контракту с Центром, – Анжелина Перейра и Венди Торк.

– Перейра? Торк? Боже, это известные в стране электронщики. Мне кажется, был еще Кампос, помощник Перейры. Он исчез как раз в то время.

– Кампос тоже был с нами. Но его убили прежде, чем мы приступили к выполнению задачи.

– Боже мой… – Уайт вздохнул. – Все считали, что лучших ученых в мире за одну ночь просто поглотила какая-то черная дыра. Кто бы мог предположить, что все они принимали участие в этой акции?

– Операция прошла успешно, – пояснил Эллиот, оглядывая один за другим стеклянные кубы. – Каким-то образом нам удалось остаться в живых. Уже в начале операции крылья нашего бомбардировщика получили повреждения. Мы сымитировали катастрофу у побережья, возле Сиэтла, чтобы скрыть наше местонахождение. Вынуждены были пригрозить смертью полковнику ВВС, чтобы дозаправиться в воздухе. Советская оборона была просто кошмаром, истребители налетали волна за волной, вокруг сплошные стартовые площадки стратегических ракет. Потом нас атаковал и сам лазер. Я до сих пор трясусь по ночам, вспоминая его энергию, выплеснувшуюся на нас.

– Так что же случилось с Дэвидом Люгером?

– У нас не было выбора, и мы приземлились на советском военном аэродроме.

– Вы что?..

Эллиот перевел взгляд на очередной стеклянный куб.

– А вот это якобы флайт-план и расчет топлива… на самом деле мы летели без всякого флайт-плана, без хороших карт и даже без кислородных масок и шлемов. Компьютеры не работали, их разорвало к чертовой матери. Но Дэвид был… то есть он… превосходный штурман. Всегда способен перестроиться по ходу операции и никогда не доверяет окончательно всяким техническим новинкам. Готовится к худшему и надеется на лучшее. Его тяжело ранило, но он с помощью счисления пути полета провел нас над всей северо-восточной частью России и указал курс на базу советских истребителей. Там мы смогли заправиться, чтобы хватило топлива долететь домой. Нас чуть не схватили.

И Эллиот рассказал, что было дальше: о заправщике, о том, как Люгер задержал солдат, как им удалось улететь, но – уже без Люгера. Закончив, он погрузился в молчание.

Уайт даже не знал, что сказать. Это была самая невероятная история из тех, какие ему приходилось слышать.

Наконец Эллиот вновь заговорил:

– Каким-то образом он остался в живых. Они подвергли его психологической обработке, увезли в Литву и заставили работать над созданием советского бомбардировщика-"невидимки". Но теперь мы намерены вытащить его оттуда.

– Вы сказали, этим займутся Патрик и морские пехотинцы?

– Они посылают небольшой штурмовой отряд морских пехотинцев, – пояснил Эллиот. – Разведывательно-штурмовая группа. Тридцать два человека.

– Стандартная группа спецназа морской пехоты. Это хорошие солдаты, генерал. Очень хорошие. Менее чем за семь минут они могут проникнуть в трехэтажный дом, обыскать его и уйти. Могу гарантировать, что они без труда могут отыскать в этом институте человека, уничтожить его или захватить.

– Действуя против пехоты СНГ? Против белорусской армии? Против агентов КГБ? А кроме того, меня беспокоит политический аспект этой операции. Вторжение в этот институт будет выглядеть очень неприглядно с политической точки зрения, и не думаю, что президенту захочется рисковать морскими пехотинцами ради освобождения Люгера. И вообще они считают, что его перевербовали, так что готовы просто убить его. Нет, Белый дом отзовет морских пехотинцев при малейшем риске обнаружения. И, если это произойдет, я хочу иметь наготове свою штурмовую группу.

– Что ж, в распоряжении «Отчаянного волшебника» имеется шестьдесят лучших в мире морских пехотинцев и еще двадцать бывших морских пехотинцев – в оперативной группе Управления поддержки разведопераций. Я могу привлечь их для выполнения операций, но не стану посылать своих парней в Вильнюс без самолета-заправщика и без воздушной и наземной поддержки. Это еще одна причина моего визита к вам.

– Пойдемте со мной, – пригласил Эллиот. Он прошел через холл, набрал код на очередном цифровом замке и открыл дверь. Уайт вошел в огромный ангар, безупречно чистый, освещенный мощными прожекторами, от чего все пространство внутри сияло как-то неестественно…

…И в этом ангаре стоял самый необычный самолет из всех, какие только доводилось видеть Уайту.

– Господи, что это такое? – У него перехватило дыхание.

– Познакомьтесь со «Старым псом», – предложил Эллиот. – С него началась вся эта чертова заваруха… Ему предстоит и завершить ее.

Самолет был огромных размеров, но не похож ни на один из виденных Уайтом бомбардировщиков В-52. Абсолютно черный, приземистый, угрожающего вида. Первым делом Уайту бросилась в глаза хвостовая часть. Оперение представляло из себя обтекаемую, изящную стреловидную V-образную конструкцию. Но она была громадной, каждый диагональный стабилизатор достигал двадцати футов в ширину и пятидесяти в длину. Из хвоста выступал ствол пушки – не обычной авиационной, а какого-то огромного вращающегося орудия. Крылья самолета были похожи на крылья бомбардировщика В-52, и все же было в них что-то необычное.

– Крылья… они не изогнуты, – промолвил Уайт, уловив наконец разницу. – Похоже они одного размера с крыльями «Буйвола», но они не изогнуты.

– У «Старого пса» крылья из композитного материала, а обшивка из волокнистой стали, поглощающей лучи радара, – объяснил Эллиот. – Эти крылья гораздо прочнее обычных, хотя и легче на двадцать процентов. Это существенно улучшает технические характеристики «Старого пса».

Уайт заметил, что под крыльями самолета что-то подвешено, и подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть.

– Ракеты? Вы поставили ракеты класса «воздух-воздух» на бомбардировщик В-52?

– Это уже не бомбардировщик В-52, – ответил Эллиот. – Мы называем его стратегическим летающим линкором. Он может сопровождать другие самолеты, как истребитель, атаковать цели, как бомбардировщик, обнаруживать и уничтожать укрепленные пункты противника, пускать крылатые ракеты, вести разведку и даже запускать спутники на орбиту. В год мы модифицируем четыре бомбардировщика В-52, превращая их в летающие линкоры. Здесь, в Центре, у меня шесть таких самолетов.

– Шесть? Вы шутите!

– Вы еще не все видели, – с гордостью заявил Эллиот. Они подошли к открытому бомбовому отсеку, где Эллиот вынужден был снова предъявить документы охраннику. Они пролезли под раскрытыми створками бомбового отсека и заглянули внутрь. На вращающейся, барабанного типа пусковой установке, расположенной в задней части бомбового отсека, находились несколько продолговатых предметов, напоминавших доски для серфинга, с заостренным носом и небольшими стабилизаторами.

– Новое поколение «умных» крылатых ракет, – пояснил Эллиот. – Они называют МПР – многоцелевая противотанковая ракета. Была создана после войны в Персидском заливе как средство борьбы против крупных соединений бронетехники. В ней использованы быстродействующие компьютеры и принципы действия крылатых ракет-"невидимок". Системы управления позволяют им самостоятельно отыскивать, идентифицировать и поражать танки и другую бронетехнику, при этом штурман может запрограммировать ракету для нанесения ударов в определенном районе.

– В корпусе крылатой ракеты находятся двадцать цилиндров с выбрасывателями, – продолжал Эллиот. – Ракета запрограммирована на облет за двадцать минут района площадью примерно двадцать на двадцать миль. РЛС и инфракрасные головки самонаведения помогают ракете обнаруживать колонны танков или других бронемашин. Когда ракета пролетает над бронемашиной, она сбрасывает управляемые цилиндры, которые опускаются на парашютах. В каждом цилиндре впереди заряда расположены шесть медных дисков, оснащенных инфракрасными сигнализаторами. По мере снижения цилиндра сигнализатор обнаруживает ближайшую бронемашину, и цилиндр автоматически взрывается примерно в пятидесяти футах над целью. Медные диски рассыпаются на пули из раскаленного металла, способные проникать сквозь шестидюймовую стальную или керамическую броню.

– Ракета может кружить в заданной зоне, пока не выпустит все противотанковые снаряды. Или даже, – добавил генерал, – повторно атаковать какую-нибудь бронемашину, если той нанесены незначительные повреждения. МПР достаточно «умна», чтобы определить, какая цель горит, какая значительно повреждена, а какая еще «жива». «Старый пес» может нести в бомбовом отсеке до двенадцати МПР, и еще двенадцать на подвесках под крыльями. Ему достаточно всего шести ракет, чтобы поразить бронетанковые средства на площади пятнадцать квадратных миль, оставаясь при этом далеко от зоны поражения и атакуя в это время другие цели.

– Просто невероятно! – Глаза Уайта округлились от изумления. – Я знал, что в Центре создают невиданные системы вооружения, но не ожидал подобного:

– Я формирую свою команду и занимаюсь планированием операции. Но держу это в тайне, естественно, – доверительно сообщил Эллиот. – Думаю, настало время Центру и «Отчаянному волшебнику» объединить свои силы, не так ли? Я молю Бога, чтобы обошлись без нас, но и не собираюсь ждать и наблюдать, как будут убивать Люгера ради политических махинаций.

– Я с вами, генерал, – заявил Уайт. – А знаете, я так боялся, что вы не поверите мне, почти потерял надежду. – Помолчав, он робко улыбнулся и спросил: – Но если Министерство юстиции арестует меня, то что мы тогда будем делать?

– Как вы сами заметили, полковник, это мой Центр, – ответил Эллиот, довольно улыбаясь. – Когда я хочу провести расследование относительно возможного нарушения системы безопасности, я делаю это сам. А все остальные, включая Министерство юстиции, или не суют свой нос, или сотрудничают со мной. Ваш корабль уже тайно отправлен в Норвегию. Все ваши люди и вспомогательные подразделения собраны вместе. В настоящую минуту они летят сюда самолетом, все до единого. Мы спланируем операцию и осуществим ее, если морские пехотинцы потерпят неудачу.

* * *

НИИ «Физикоус», Вильнюс,

28 марта, 08.20 по местному времени.

После окончательного завершения «промывания мозгов» и после того, как его обозначение «Зулу-41» в секретном досье было изменено на «доктор технических наук Иван Сергеевич Озеров», жизнь Дэвида Люгера как «постоянного представителя руководства» потекла совершенно однообразно, как у обитавших в «Физикоусе» подопытных животных – крыс, обезьян и собак. Подъем в половине шестого утра, пятнадцатиминутная зарядка в спортзале при свете кварцевых ламп – Люгер редко видел дневной свет, разве что через единственное окно в своей комнате. Потом его быстро осматривали медсестра или военный врач. Затем – душ, бритье (не электрической, а механической бритвой, которую каждый день проверяли, чтобы он не вытащил из нее какие-нибудь детали) и завтрак. Все его действия тщательно наблюдались и записывались; учитывались потребляемые калории, уровень бодрости и даже количество выделяемых мочи и кала. За всеми его перемещениями наблюдали телекамеры или охранники.

Существовало одно-единственное место, где Люгер не находился под непосредственным наблюдением телекамер или охранников, – столовая исследовательского центра «Физикоус». В столовой весь день находились люди, главным образом сотрудники службы безопасности, и так как Люгер обычно ел один или со своими бывшими тюремщиками из КГБ, то считалось, что в дополнительном наблюдении за ним в столовой нет необходимости.

Именно в столовой Мишкасис («Майк») Йонзич решил предпринять первый шаг.

Йонзич был агентом ЦРУ, а точнее – Управления поддержки разведопераций, и работал на самое привлекательное и очень необычное, по его мнению, разведывательное подразделение свободного мира «Отчаянный волшебник», возглавляемое полковником ВВС США Полом Уайтом. Будучи отпрыском первого поколения литовских американцев и истинным американцем по убеждениям и духу, двадцативосьмилетний Йонзич был завербован ЦРУ вскоре после окончания Бостонского университета. Поскольку Йонзич и вся его семья говорили на литовском, он сразу приступил к работе в Балтийском бюро, сортируя информацию от агентов и добровольных информаторов по всем аспектам жизни в Литве.

Вскоре на него обратил внимание отдел вербовки ЦРУ, а затем лично заместитель директора по оперативной работе предложил Йонзичу перейти в Управление поддержки разведопераций, нелегально вернуться на родину предков и заняться разведывательной деятельностью в оккупированной Советами стране. Йонзич, естественно, согласился. Управление поддержки разведопераций переправило его в Литву и «законсервировало». Мишкасис сменил несколько работ, обзавелся надежными документами, а четыре месяца назад ему было приказано устроиться на работу в научно-исследовательский институт «Физикоус», где и предстояло выполнить первое задание.

Задание касалось «Краснохвостого Ястреба».

Доктор технических наук Иван Сергеевич Озеров – «Ястреб» – был известной личностью в институте. Обычно угрюмый, но неизменно вежливый, он, однако, был вне простого человеческого общения, ибо его постоянно сопровождал или сам Габович, бывший офицер КГБ, руководитель службы безопасности «Физикоуса», или его люди. А работники института предпочитали обходить стороной службу Габовича.

Йонзич и Ястреб никогда не разговаривали между собой – до сегодняшнего «случая», когда Ястреб, неся поднос с едой, налетел на Йонзича. Отшатнувшись в сторону, Ястреб споткнулся о стул и упал. Еда с подноса полетела в разные стороны.

Йонзич моментально подскочил к Ястребу и помог ему подняться. Обедавшие омоновцы вскочили было со своих стульев, чтобы помочь, но, увидев, что с Озеровым все в порядке, а рядом с ним какой-то человек с ведром и тряпкой, вернулись к своему завтраку.

– С вами все в порядке, товарищ? – спросил Йонзич по-русски.

– Проклятье, – выругался Озеров по-английски, но, к счастью, не слишком громко, иначе привлек бы к себе излишнее внимание. И тут же он легко перешел на русский: – Пожалуй, мне надо внимательнее смотреть под ноги.

– Это моя вина. – И Йонзич вдруг перешел на английский: – Вы не ушиблись?

– Нет, – ответил Озеров, тоже по-английски. Выражение его лица при этом абсолютно не изменилось – как будто он совершенно одинаково думал как по-английски, так и по-русски и его абсолютно не удивляло, что он говорит на двух языках. Озеров продолжил по-английски: – Выпью кофе, и все будет в порядке.

Йонзич начал убирать еду с пола. Никто к ним не подходил, но он понимал, что за Ястребом внимательно наблюдают. Времени в распоряжении Йонзича было очень мало, он решил до конца использовать этот шанс.

– Слушайте меня внимательно, – произнес он по-английски. – Вы лейтенант Дэвид Люгер, ВВС США. Поняли? Дэвид Люгер, ВВС США.

Озеров чуть снова не уронил свой поднос… у Йонзича даже перехватило дыхание. Шок, удивление, осознание – все это моментально охватило Озерова. И более того. В мозгу Ястреба вспыхнули крохотные искорки.

– Что вы сказали? Кто вы?

– Не говорите со мной, – прошептал Йонзич. – Ваш надсмотрщик может вернуться в любую минуту. Слушайте внимательно. Сосредоточьтесь на моих словах, от этого зависит ваша жизнь. Помните их. Это спасет вас. Вас накачивают наркотиками. Человек, которого вы знаете как доктора Камински, травит вас. Теперь вы все знаете, и это вам поможет. Только не кричите, иначе нам обоим конец.

С этими словами Йонзич сунул руку в потайной кармашек в поясе брюк и вытащил небольшой пластиковый цилиндр размером с пулю 22-го калибра. Он отвинтил верхнюю часть цилиндра, обнажив иглу длиной примерно полдюйма.

Глаза Люгера округлились при виде иглы, но, прежде чем он успел как-то среагировать, Йонзич воткнул иглу ему в левое предплечье и сжал нижнюю часть миниатюрного шприца.

Йонзич спрятал шприц назад в потайной кармашек мгновенно – последние несколько дней он тщательно в этом тренировался. В состав вколотого Люгеру антидота входил коагулянт, поэтому в месте укола появилась лишь крохотная капелька крови, которую скрыл рукав рубашки Люгера.

– Это антидот. Он начнет действовать через некоторое время. Помните мои слова, потому что это спасет вам жизнь. Вы лейтенант Дэвид Люгер, а не Иван Сергеевич Озеров. Лейтенант Дэвид Люгер. Американский офицер, родились в Амарилло, штат Техас, а не ученый из Советского Союза. Правительство США знает, что вы здесь, и оно намерено освободить вас. Когда будете слышать имя Иван Сергеевич Озеров, думайте про себя: «Боже, благослови Америку». Запомните это. Когда услышите свое ненастоящее имя Иван Сергеевич Озеров, думайте: «Боже, благослови Америку».

Ястреб прижал ладонь к левому виску, словно от сильной боли. В глазах – озадаченность, недоумение и интерес.

– Но как вы…

– Не говорите со мной, – прошептал Йонзич. – Прикажите мне убрать, возвращайтесь снова за едой. И готовьтесь. Боже, благослови Америку…

Послушается ли его Ястреб? Йонзич понимал, что настал решающий момент – самый критический момент его задания. Люгера уже несколько лет держат здесь. Ему настолько «промыли мозги», сделали таким податливым, что он может рассказать обо всем своему надсмотрщику Габовичу. И если Люгер испугается и выдаст его КГБ, то ему, Йонзичу, возможно, осталось жить менее часа.

Но ведь в глазах Люгера промелькнули искорки осознания… Что ж, он сделал то, что должен был сделать. Его, Йонзича, миссия в «Физикоусе» закончена.

Люгер выпрямился и громко, отчетливо произнес по-русски:

– Уберите здесь, будьте так добры, – и вернулся к раздаче.

Задание было выполнено.

* * *

«Физикоус», секретное задание,

28 марта, 09.35 по вильнюсскому времени.

Генерал Виктор Габович вошел в комнату Люгера в особо секретном корпусе института. Верхний этаж здания был перестроен, превращен в типичное советское общежитие с дежурным и общим туалетом. Люгер думал, что жил в стандартной советской квартире рядом с другими жильцами, которые, как и он, были научными сотрудниками. На самом деле в других комнатах не было жильцов. Там находилась аппаратура подслушивания и наблюдения за Люгером. И еще медпункт для «промывания мозгов».

Габович нашел Люгера сидящим возле окна. Массивные металлические жалюзи были опущены, через них в комнату проникали лишь тоненькие полоски света.

– Доброе утро, Иван Сергеевич, – любезно поздоровался Габович. – Как вы себя чувствуете, мой друг?

– Жалюзи закрыты, – ответил Озеров. – Они не открываются.

И, хотя перед Люгером находился рычаг, открывавший и закрывавший жалюзи, на самом деле их открывал и закрывал офицер безопасности, сидевший на командном пункте. И сегодня им суждено было оставаться закрытыми весь день, до окончания демонстрации перед Денерокином. Люгеру пришлось выключить телевизор: «помехи» были невыносимы – это чтобы до него не дошли новости о демонстрации, а радио уже два дня находилось в «ремонте». Почти все в этой комнате, начиная от количества кислорода и звуков до содержания наркотиков в водопроводной воде, контролировалось Габовичем и его людьми.

– По-моему, в здании начали мыть окна, – ответил Габович. – Так что окна закрыли изнутри, пока их не вымоют снаружи.

– Я хотел посмотреть на демонстрацию.

Габович с трудом скрыл удивление.

– О какой демонстрации вы говорите, Иван?

– Я слышал, что перед институтом сегодня соберутся несколько сот человек.

– Я ничего об этом не знаю, дружище, – вроде бы искренне заявил Габович, маскируя свою ярость. Предстояло очередное расследование по поводу нарушения режима секретности в его вотчине. Его особо доверенные лица каждый месяц проводили негласные инспекции, но, похоже, что люди из службы безопасности, вместо того чтобы усилить бдительность, все больше расслаблялись.

– Сегодня новой группе практикантов предстоит первый осмотр института. Может, об этом вы и слышали? – предположил Габович.

Смущенный Люгер замолчал. Ему хотелось верить Габовичу, ему нравился этот человек, он доверял ему, но… в голове не было никакой ясности.

Габович воспользовался замешательством Люгера.

– Я принес вам первые распечатки расчетов новой системы дистанционного управления. Отличная работа, Иван. Мы обнаружили несколько погрешностей, но я думаю…

– Меня зовут не Иван, – оборвал его Люгер. – Почему… почему вы называете меня Иваном? – Он принялся массировать висок, пытаясь успокоить нарастающую боль. – Я не… я не Иван Озеров.

– Иван, вы себя плохо чувствуете? О чем вы говорите? Конечно же, вас зовут Иван Сергеевич Озеров. Родились в Ленинграде, учились в Москве…

Люгер покачал головой.

– Чушь, и вы это знаете. – Боль в виске усилилась, Люгер даже зажмурился от боли. – Я не Дэвид… Нет… Я не Иван. Я не…

– Вы путаетесь, Иван. Наверное, слишком много работаете. И вправду сами на себя не похожи в таком состоянии.

– Я не ощущаю себя самим собой! – воскликнул Люгер, раздраженный своей болью и рассеянностью. – Почему я все время думаю, что я Дэвид?

Габович моментально придумал, что ответить.

– Ох, конечно же! Вы – Иван Озеров, но очень давно вы работали на нас в качестве агента в другой стране. Это было ужасное задание. Возможно, к вам просто возвращаются воспоминания тех страшных дней.

Теперь Люгер был окончательно сбит с толку. Но где-то в глубине памяти он услышал слабый голос: «Насилуют мозг. Вот что они делают с тобой, Дэвид».

Люгер открыл глаза, и Габович понял, что боль у его подопечного утихла. Очень хорошо. Значит, все годы гипнозотерапии, все долгие ночи, во время которых Люгера пичкали наркотиками и избивали, не пропали даром. В процессе «переделывания» Люгера Габович и его люди уяснили для себя, что они не могут защитить его подсознание от воспоминаний прошлого. Медики еще не нашли способ стирать подсознание. Они могли только создавать психологические ассоциации с определенными мыслями, поэтому, когда к пациенту возвращались нежелательные мысли, это сопровождалось жестокими, изнурительными болями. Но, когда Люгер переключался на правильные мысли, боли прекращались, сознание обычно было способно подавить подсознание, нежелательные мысли и снять боль. Похоже, как раз это и происходило сейчас с Люгером.