Текст книги "Ночь ястреба"

– Так вот как вы намерены решать дела с Содружеством? – с плохо скрываемой ненавистью изрек Вощанка, кивнув на небо. – Возмутительно, угрожаете оружием нашему офицеру, и все это в мирное время. Оказываете давление в ходе переговоров. По-моему, вы не контролируете свои действия, генерал Пальсикас.

– Никому я не угрожаю, да это и бессмысленно, вы сами прекрасно понимаете. Уверен, что ваши зенитки уже взяли на мушку мои вертолеты, по несколько стволов на каждый. Что ж, силы неравные, однако могу вас заверить, генерал, что, если бы дело дошло до худшего и мне было бы суждено умереть, я бы прихватил вас с собой в могилу.

– Негодяй! – рявкнул полковник, защищая начальника.

– Я дважды просил вас покинуть район. Теперь, когда мы несколько успокоились, обращаюсь с аналогичной просьбой в последний раз. В случае отказа буду рассматривать ваш отряд в качестве агрессора, сил вторжения и действовать жестко, по своему усмотрению, в соответствии с моими полномочиями. Итак, заберете ли вы свои войска, технику и отправитесь на базу в Шяуляй или подальше, в Калининград? Спрашиваю вас официально.

Надменная улыбка генерала Вощанки исчезла еще в тот момент, когда он увидел литовские вертолеты. Конечно, сил у него было вполне достаточно, он мог запросто разнести этих нахалов в пух и прах, особенно когда они так глупо зависли в воздухе, но висели-то они прямо над головой, над штабом, один ракетный залп – и здесь будет братская могила. Генерал отлично понимал сложность своего положения и распорядился:

– Полковник Гурло, прикажите вашим людям немедленно погрузить технику и вернуться на базу.

Гурло был явно недоволен, он со злостью смотрел на литовского выскочку, но ничего не поделаешь – пришлось повиноваться.

Пальсикас не двигался с места, он наблюдал, как боевые машины пехоты, бронетранспортеры, тяжело урча и выпуская густые клубы черной гари, обходят полуразрушенную ферму, выдвигаясь к шоссе. Два вертолета Литовских Сил Самообороны сопровождали их в воздухе, двигаясь на малой скорости, а Ми-8 завис, ожидая генерала.

– Должен вам заметить, генерал Пальсикас, с вашей стороны это был отчаянный маневр, – изрек Вощанка. – Рисковать дюжиной летчиков, плюс еще вы и ваш адъютант… У вашей страны и так мало солдат. И все ради чего? Пусть лучше в договорах и разных там тонкостях разбираются политики, они за это зарплату получают, а вы бы лучше сидели в своем штабе и оттуда управляли смехотворной армией, чем прыгать здесь и угрожать. – Вощанка вплотную приблизился к Пальсикасу. – А то знаете, бывает чертовски опасно что-то вякать, когда вокруг чужие войска.

– Ошибаетесь, меня не испугать, на нашей территории вы не более чем правонарушитель. Я, безусловно, уважаю вас и ваших солдат, однако это ни в коей мере не может поколебать мою решимость защищать страну всеми доступными средствами. – Пальсикас сделал паузу, взглянул на уходящие машины. – Что-то многовато бронетехники для одного происшествия с вертолетом, вам не кажется?

– Учитывая непростые отношения между нами, мы имеем основания опасаться провокаций.

– Или, например, у вас есть кое-какие далеко идущие планы? Признайтесь, генерал, какую еще «бяку» вы готовите для Литвы?

– Я чувствую, ваша собственная болтовня доставляет вам большое удовольствие. Ради Бога, продолжайте. – Вощанка намеренно выбрал снисходительный тон.

– Непременно. Спасибо за разрешение. Так вот, как я заметил, в последние месяцы в Западной Беларуси происходят интересные события. 5-я армия СНГ заменяется белорусскими войсками. Но это еще не все. Похоже, 103-я гвардейская дивизия заменяется белорусской 10-й танковой в Вильнюсе и Каунасе, а в Калининграде…

– Ваша разведка недурна, но иногда спешит с выводами. – Вощанка сделал безразличный вид.

Пальсикас пропустил замечание мимо ушей.

– Войска СНГ разбросаны достаточно широко, хотя можно заметить в данном пироге четкую белорусскую прослойку, клин тянется компактно от Минска до Балтики. По существу, Содружество не имеет непосредственно своих войск к западу от тридцатого меридиана.

– Мы и есть войска Содружества, Пальсикас, – подключился к разговору полковник. – В чем вы нас подозреваете? Чем, вы думаете, мы занимаемся в этой стране? Мы находимся здесь исключительно ради вашей и нашей безопасности.

Пальсикас не раз уже слышал подобные утверждения, его было нелегко провести. Действительно, Вощанка командовал силами СНГ в Прибалтике, развернутыми в соответствии с договором о взаимной безопасности, но он также возглавлял и белорусские войска. Ему вообще повезло, он плавно перешел из одного состояния в другое: после провозглашения независимости он уже в новом качестве стал командовать бывшими советскими силами в Республике Беларусь. Для него ничего не изменилось, он только приобрел и хотел приобрести еще больше, Пальсикас был уверен в этом.

– Ничего, ничего, полковник, не отвлекайте генерала, разве вы не видите, у него разыгралась больная фантазия, – сказал Вощанка. – Он пытается убедить нас в своих богатых знаниях относительно системы развертывания войск Содружества, их оснащения, хотя в действительности мало понимает в этих вопросах, поотстал. Вот он просит нас уйти – хорошо, мы уйдем. – Вощанка повысил голос, чтобы его можно было хорошо слышать, несмотря на шум вертолета в небе. – Тот факт, что вы беззастенчиво навели пушки своих вертолетов на вверенные мне войска, я воспринимаю как личное оскорбление, это все равно что навести оружие прямо на меня. В следующий раз готовьтесь использовать его, а то для вас будет поздно. Это мое последнее предупреждение, учтите. – Вощанка повернулся и быстрым шагом направился к своему автомобилю, оставив Пальсикаса и его адъютанта одних на грязной разрытой, развороченной тяжелыми колесами дороге.

– Генерал, вы ужасно рисковали, – заметил Колгинов по-литовски. Он повесил автомат на плечо. Чтобы не дрожали пальцы, плотно сжал рукой ремешок. – Я заметил: по крайней мере шесть зенитных орудий взяли на прицел наши вертолеты, да и нас самих держали на мушке дюжина автоматов. Думал, нам уже не выбраться.

– Ты не ошибся, мы действительно могли не выбраться. В глазах Вощанки я видел плохо скрытую угрозу. Он несомненно приказал бы своим людям открыть огонь, будь сам хоть чуточку подальше от нас. Полковник Гурло, казалось, тоже многое бы отдал, чтобы стереть нас с лица земли. – Пальсикас сделал знак вертолету, чтобы тот был готов приземлиться на площадке поблизости. – Самое печальное, что это еще не конец. Они наверняка вернутся, прихватив с собой еще больше солдат и техники. И даже скорее, чем мы думаем. Голодные волки не упустят свою добычу.

Колгинов хорошо видел, что его шеф волнуется, – он инстинктивно шарил глазами, прощупывал каждый куст на местности, будто старательно изучал обстановку накануне тяжелой и неизбежной битвы.

Наконец Пальсикас произнес:

– Пойдем посмотрим, как там фермер со своей семьей, успокоим. Мечутся, наверное, бедняги, в страхе, не зная, что и думать.

Фермер и впрямь готов был лезть на стенку от безысходности. Пальсикасу и Колгинову пришлось выслушать кучу, прямо скажем, нелестных слов по поводу всех идиотов-военных, и белорусов в частности.

– Бог мой, кретины, они не могут ровно танк провести! – кричал рассерженный хозяин-старик. – В Отечественную я водил все, что угодно – от мотоцикла до Т-34, – и мог сманеврировать, чтобы, паче чаяния, не снести забор, не въехать случайно в чей-нибудь дом.

– Пожалуйста, генерал хотел бы записать ваши имя и фамилию, – умолял Колгинов, но старик не унимался. Так продолжалось до тех пор, пока в комнату не зашла молодая женщина.

– Его зовут Микус Егорович Куликаускас, – сказала она, тронув старика за плечо, чтобы успокоить. – Это мой отец. Извините, он плохо слышит. Такое скопище народа, военных просто вывело его из себя.

– А я вас знаю, – неожиданно произнес Пальсикас. – Вы, очевидно, Анна Куликаускас[1]1
  Автор не учитывает здесь и далее особенности литовских фамилий. Форма Куликаускас – мужская. Куликаускене – замужняя женщина, Куликаускайте – незамужняя. – Прим. ред.


[Закрыть], молодой борец за демократию. Я видел ваши фото в газетах «Саюдиса». Теперь ясно, где вы черпаете свою энергию.

Женщина, на вид ей было лет тридцать с небольшим, посмотрела на Пальсикаса с благодарностью. Анну Куликаускас можно было с уверенностью отнести к молодому поколению новой Литвы левого толка (многие, включая самого генерала, называли их радикалами). Они яростно выступали за независимую Литву как часть «Нового европейского порядка». Насколько помнил Пальсикас, этот «Новый порядок» не предусматривал такие вещи, как армия, флот, военно-воздушные силы, ядерные установки, таможенные барьеры, заводы, способные загрязнять окружающую среду, иностранные компании, желающие вложить деньги в исконно литовский бизнес, потеснить национальный капитал. На своем поприще Анна проявляла большую активность, занимала видное положение в рядах «Саюдиса» и первой завоевала мировое признание как ведущий «голос протеста». Одним из результатов ее работы стало закрытие Игналинской АЭС на северо-западе Литвы – весь мир обошли снимки, где Анна со своими соратниками стоит напротив вооруженных до зубов солдат Красной Армии и «черных беретов». Ее отличали непреклонность, интеллигентность, быстрая реакция, решимость и напористость.

Она носила обычную неяркую кофточку, «крестьянскую» юбку из простого домотканого сукна, которая завоевала такую популярность в Европе и особенно в Балтийских государствах, что ее копировали на свой манер ведущие модельеры мира. Как и многих прибалтов, природа наделила ее густыми светло-каштановыми волосами с золотистым оттенком, у Анны были красивые голубые глаза, полные губы, чуть крупноватый нос. Впрочем, в ее жилах наверняка текла кровь мужественных викингов, потому что при своей довольно плотной фигуре она могла гордиться тонкой изящной талией, высокой грудью. Пальсикас невольно обратил внимание на ее крутые бедра, очерченные узкой юбкой.

Колгинов мялся с ноги на ногу, пытаясь сдержать неуместную улыбку.

– Надеюсь, здесь никто не пострадал? – озабоченно спросил Пальсикас.

– Из людей, слава Богу, нет, но из животных – да. Солдаты напугали лошадей, две из них перемахнули через забор и убежали. Думаю, их забрали. Да и другая живность, помельче, разбежалась сквозь пролом в ограде. Все это значительные убытки, понимаете?

– Ясно. У меня к вам просьба. Составьте список того, что было разрушено, впишите туда пропавший скот и птицу, направьте в мой штаб, в Тракай. Правительство незамедлительно компенсирует ваши убытки, а я со своей стороны пришлю людей, чтобы поправить сараи и ограду.

– Мне не нужна ваша помощь, чтобы вы здесь что-то поправляли, – вдруг закричал старик. – Только оставьте меня наконец в покое! Я по рублю копил всю жизнь, чтобы купить эту ферму, и мне не нужно, чтобы здесь все вытоптали ваши солдаты.

– Прошу прощения, это не мы, это солдаты Содружества, – не преминул возразить адъютант. – Не литовцы.

– Что? А вы-то сами кто будете? – От неожиданности фермер опешил, он явно заметил русский акцент, с которым разговаривал Колгинов. – Самый что ни на есть русский. Чепуха какая-то! Сначала мы имеем войска СНГ, затем белорусов, теперь вот русские пожаловали…

Колгинов криво ухмыльнулся, Пальсикас поспешил ему на помощь:

– Майор – ассимилированный литовец и, да будет вам известно, служит в «Бригаде Железного Волка», господин Куликаускас.

– "Бригада Железного Волка"! – вскричал старик. – Как вы смеете, креста на вас нет! Вы порочите имя доблестной армии Великого Князя Литовского. – Фермер окинул взглядом форму генерала и моментально наткнулся на красный значок с изображением конного рыцаря на белом овальном фоне. – Боже, вы носите национальную святыню, чтобы прикрыть дырки на обмундировании. У вас на трусах тоже изображение Витовта? Позор!..

– Тише, не горячитесь, господин Куликаускас, я ни в коем случае не порочу имя Великого Князя. Напротив, я оказываю ему дань уважения. Те, кто носит в моем соединении такой знак, поклялись на Библии защищать Отечество и литовский народ до самой смерти.

– Что вы, современные вояки, знаете о таких вещах, как уважение, верность или, допустим…

– Как ни странно, многое. Мы чтим военные ритуалы и традиции, даже клятва осталась нетронутой со времен Великого князя Гедиминаса. Период военной подготовки длится два года, как в старину. А что касается конкретно майора Колгинова, то могу заверить: он прошел не одно испытание, не раз доказывал свою верность и в полной мере заслужил право произнести клятву на рыцарском мече. Вот вы – ветеран и, если хотите своими глазами увидеть ритуал воинской чести и верности, милости просим в Тракайский замок, будете моим гостем. В следующее полнолуние приходите туда в одиннадцать вечера, церемония начинается в полночь.

Колгинов достал из кармана специальный пропуск на предъявителя. Пальсикас быстро подписал его, вручил старику и, попрощавшись, повернулся к выходу.

Анна Куликаускас сказала офицерам уже за порогом:

– Спасибо, добрый урок вы преподали моему папаше. Он у меня, увы, слабо разбирается в переменах, еще «студент».

– Ничего, мы все сегодня учимся, – засмеялся Пальсикас. – Пожалуйста, проследите, чтобы он побыстрее составил перечень нанесенного ущерба, и посоветуйте, когда прислать солдат устранить поломки.

– Спасибо, вы очень любезны. В наше время не часто можно встретить таких галантных военных, но признайтесь честно: ваше повышенное внимание к нашим персонам вызвано моей относительной известностью в некоторых кругах?

– Нисколько. Вы удивляете меня своим вопросом. Я понятия не имел, кому принадлежит эта ферма, когда стучал в вашу дверь. Я лишь исполняю свой долг. Для меня все равны – и министр, и домашняя хозяйка, и общественный деятель – все имеют равные гражданские права, да я и не привык лебезить ради своей карьеры. Впрочем, не скрою, рад нашему знакомству. Может быть, мне удалось хоть чуточку изменить ваше мнение насчет военных, служивого люда, к которому принадлежит и ваш покорный слуга.

Он знал, что Анна с большим сомнением относится к существованию «Бригады Железного Волка». Она последовательно выступала за полностью демилитаризованную Литву, за ее нейтралитет, считала, что нет необходимости в регулярной армии, а для поддержания порядка нужно иметь только полицию и, возможно, полувоенные формирования, что страна не должна связывать себя никакими договорами о коллективной безопасности, принадлежностью к каким-либо военным блокам. Хотя в данном случае ее взгляды и пристрастия не имели значения.

– Да, я сомневаюсь, что все наши военачальники настолько заботливы и обходительны, как вы, но, возможно, вы правы – мне надо по-другому, более благожелательно, без предубеждений взглянуть на человека в погонах. – Анна сделала паузу, задумчиво посмотрела на медленно удаляющиеся машины. – Вы полагаете, солдаты СНГ потом вернутся, генерал?

– Не думаю. Если это произойдет, немедленно свяжитесь с моим штабом. Мы сейчас будем готовить бумаги, чтобы правительство могло передать их в ООН. Не вызывает сомнений, что имеют место многочисленные нарушения существующих договоров. А что касается этого конкретного инцидента, то я пришлю свою собственную следственную группу, которая снимет показания с вас, вашего отца и других свидетелей.

– К сожалению, мы ничего не видели. – Анна бросила беглый взгляд на старика-отца, вышедшего на крыльцо. Пальсикас инстинктивно почувствовал, что она что-то недоговаривает, дает понять отцу, чтобы тот не открывал рта, держался в стороне. Такое впечатление, что дочь с отцом о чем-то предварительно условились. Если они и видели нечто ночью, а это возможно, то явно не желали делиться информацией.

– И все же, прошу вас, госпожа Анна, если что-то вспомните, любую мелочь, дайте мне знать. Всего доброго.

Генерал с адъютантом удалились.

Колгинов просигналил вертолету, чтобы тот шел на посадку.

– Значит, по поводу сбитых летчиков ничего нового?

– Нет, но они определенно что-то знают. Может быть, вообще видели все от начала до конца. – Пальсикас начал сердиться. – Не верю, что проспали шум боевого вертолета, низко летящий неопознанный самолет, взрыв ракеты… Может быть, когда им починят забор и сараи, они станут разговорчивее?

– Во всяком случае, при следующих интервью в присутствии дамы можно обойтись без колкостей. – Колгинов посмотрел на шефа и обнаружил на его губах тонкую улыбку. – Похоже, мы подумали об одном и том же. В самом деле, на экране телевизора она выглядит порой как одержимая, а здесь, наяву, очень даже ничего – красивые ножки и все такое…

– По-моему, ты перегрелся на солнце, тебе надо сполоснуться в речке.

– А вы разве нет, генерал, не «перегрелись»? – Колгинов тихо усмехнулся.

– Ты с ума сошел, Алексей!

– Ох, каюсь, шеф, грешен. Действительно, что может привлекать в подобной женщине такого испытанного бойца и аскета, как вы?

– Допрыгаешься ты у меня, точно. – Несмотря на внешнюю сердитость, генерал говорил мягким тоном. – Ладно, приедем в лагерь, сам лично погоняю тебя по плацу, ничто не вышибает так дурь из головы, как немного муштры.

Между тем вертолет снижался, еще чуть-чуть, и пилот посадил бы машину, однако Пальсикас просигналил летчикам мигалкой. Вместо посадки из заднего люка сбросили конец. Вертолет завис в десятке метров над землей.

– Впрочем, чего откладывать? Забирайтесь, майор, – приказал командующий.

– Ого! Хотите, чтобы я полазил по канату?

– Разумеется. В любви ты эксперт, теперь хочу посмотреть, какой ты верхолаз. – Пальсикас усмехнулся нерешительности адъютанта. Гул винта заглушал его голос. – Небось, в штаны наложил, смотри теперь, какой у тебя бравый начальник! – Генерал с задором плюнул на руки, потер их, натянул берет на уши, молодцевато подбежал к канату, схватился, стал энергично подниматься. Через полминуты он уже был на борту своего Ми-8, махал Колгинову рукой.

Наблюдая за «восхождением» майора, Пальсикас случайно перевел взгляд на дом фермера и увидел в одном из окон Анну. Она неотрывно смотрела вверх, на него. Ее фигурка в окне занимала сейчас все его внимание. Он живо представил ее красивое лицо, голубые глаза, улыбку… В груди командующего что-то екнуло.

* * *

НИИ «Физикоус», Вильнюс, Литва,

6 декабря, 08.39 по местному времени.

Макет самолета – метров десять в длину и почти столько же в ширину – возвышался в конференц-зале на третьем этаже просторного головного корпуса института «Физикоус». Модель, поддерживавшаяся над широким квадратным столом с помощью домкратов, была не похожа на обычный летательный аппарат. Крылья представляли собой неровные косые дуги, сужающиеся на концах, фюзеляж, словно сливаясь, плавно переходил в крылья, внешне образуя с ними единое целое. Самолет походил на зловещего темного ската, вырвавшегося из морских глубин. Стекла кабины щурились узкими щелями из острого носа. Два стабилизатора под острым углом резко выступали в хвостовой части.

НИИ «Физикоус» был одним из, пожалуй, дюжины авиаконструкторских бюро, созданных в бывшем Советском Союзе, чем-то сродни Национальному технологическому центру аэрокосмических вооружений в штате Невада, США. В «Физикоусе» размещался ультрасовременный, совершенно секретный испытательный центр, существование которого Советское правительство никогда официально не признавало. Обычно продукция, над которой кропотливо трудились исследователи в тайных лабораториях института, поступала на доработку в более известные бюро, такие, как, например, «Сухой», «Микоян-Гуревич» или «Туполев». Однако в данном случае все обстояло иначе. Этот явно отличный от других самолет был по сути первой самостоятельной конечной разработкой «Физикоуса», его, может быть, самым важным детищем. Важным потому, что представлял собой первый советский бомбардировщик-"невидимку", который очень трудно засечь радарами.

Один из собравшихся в зале ученых нажал на специальную кнопку у кресла, и макет стал медленно вращаться – так, чтобы его можно было хорошо разглядеть с разных сторон.

– Прошу обратить особое внимание, хвостовое оперение бомбардировщика типа «Стеллс», получившего название Фи-170, полностью подвижно, с надежной чувствительной гидравликой, выполнено из многих известных вам композит-материалов, – нарушил тишину Петр Фурсенко, главный инженер проекта, знакомя присутствующих с характеристиками разработанной модели. – Оно четко выравнивает машину при крене и разных наклонах относительно поперечной оси. Кроме того, стабилизаторы могут убираться вниз, легко опускаются в сторону фюзеляжа. – Он нажал другую кнопку, и вертикальные стабилизаторы автоматически начали смещаться, менять угол. – Эту операцию можно проделывать на различных фазах полета, но главном образом – на скоростных участках выполнения задания при любой высоте, малой или большой – в этом случае функцию стабилизатора берет на себя крыло с изменяющейся геометрией. В развернутом положении стабилизаторы очень надежны, и вероятность их засечки благодаря использованию композитов просто ничтожна, намного меньше, чем, допустим, при засечке радаром шлема пилота через бортовое стекло кабины.

Собравшиеся в конференц-зале согласно закивали, выражая очевидное одобрение представленному проекту, хотя среди дружного шепота неожиданно прорезался голос, который сразу заставил многих замолчать и удивленно уставиться на сидевшего в кресле незнакомого человека.

– Простите, – раздраженно заметил Фурсенко, – вы что-то сказали или мне послышалось?

– Нет! Я сказал, что это бред сивой кобылы, товарищ. – Дэвид Люгер произнес свою фразу с акцентом, с трудом выговаривая русские слова. Остальная публика поспешила тут же отстраниться от высокого худого человека, словно узнала вдруг, что он радиоактивен и вполне можно подхватить лучевую болезнь. Между тем Люгер продолжал: – Эта хваленая вертикаль на хвосте, напротив, увеличит вероятность засечки самолета радаром, даже если опустить ее к фюзеляжу.

– Мы провели не один десяток тестов, товарищ Озеров, – с вызовом ответил Фурсенко, – и получили информацию, что поперечный сектор засечки существенно снижается при сложенном вертикальном оперении.

– Вы говорите сейчас о компьютерной модели, которая просто фиксирует на экране показатели поперечного сектора относительно исследуемого квадрата контрольной поверхности, – спокойно возразил Люгер. – В зале воцарилось молчание; каждый стремился глубже вникнуть в смысл сказанного. – К сожалению, ваш компьютер не принимает в расчет все факторы отражения радиочастотной энергии, в частности, с крыльев и корпуса, и характер волновой картины, образуемой на поверхности, в особенности при скоростных разворотах машины.

Фурсенко выпучил глаза.

– Не совсем понимаю вас, коллега, не могли бы вы пояснить…

Люгер усмехнулся.

– Вы вообще хорошо изучили характеристики машин типа «Стеллс»?

Фурсенко утомленно вздохнул, стал искать глазами своих помощников, которые могли бы на память выдать квалифицированную справку, тут его взгляд непроизвольно остановился на мужчине, сидевшем в темном углу, в самом конце зала, в удалении от остальных. Тот перехватил беспомощный взгляд Фурсенко, казалось, его губы тронула легкая насмешливая улыбка, он сделал еле заметный знак – это легкое движение можно было понять только одним образом: ну что же вы, отвечайте ему, доктор технических наук.

Но, прежде чем Фурсенко смог что-либо ответить, его оппонент продолжил:

– Так вот, качество самолета-"невидимки" не является просто фактором формы или структурного состава материалов, из которых он изготовлен. Нельзя за счет применения композитов решать все проблемы, не получится. Так или иначе будут иметь место радарные отражения той начинки, что скрывается под кожухом. Более того, даже если машину целиком сделать из пластика, например, это не значит, что в итоге получим «невидимку». В общем, я подвожу к следующему: проект явно недоработан. Конечно, я сам не присутствовал при проведении компьютерных тестов со стабилизаторами, но, уже судя по световым отражениям, перед нами, увы, не бомбардировщик-"невидимка" в прямом смысле слова. Прежде всего необходимо тщательно проверить, какое излучение идет от любых выступов, изгибов, записать точное направление и амплитуду, сделать так, чтобы они ни в коем случае не пересекались с выступами остальной поверхности самолета… Короче, если удастся убрать излучение на выступах, тогда вы победили, создали истинно «невидимую» конструкцию. Любые выступы – реальная опасность, и, если ее игнорировать, это сведет на нет другие, сами по себе вполне приличные показатели. Надеюсь, что все ясно.

– Разумеется, доктор Озеров. Спасибо, что прочли нам маленькую лекцию, дальше мы уж как-нибудь сами разберемся…

– Итак, проведите следующую серию тестов, но на этот раз следите, как ведут себя вертикальные стабилизаторы в различном положении, под разным углом, потом сравните показания с данными исследования поверхности крыла, смотрите, чтобы не было пересечения изгибов…

– Спасибо, доктор Озеров.

– Это может занять время, но оно того стоит. – Люгер совершенно увлекся, он говорил скороговоркой, от волнения иногда глотал окончания слов. – Вообще, если хотите знать мое мнение, я убрал бы эти вертикальные стабилизаторы, обошелся без них, вместо этого можно было бы увеличить…

– Еще раз вынужден поблагодарить вас, доктор! – с нажимом в голосе пропыхтел Фурсенко. Казалось, он окончательно теряет терпение.

Люгер сделал паузу, почесал щеку, затем медленно опустил руку на колено, пальцы нервно затарабанили чечетку. Он медленно оглядывал сидевших рядом коллег, весь его пыл куда-то улетучился. Похоже, он потерял нить разговора и мучительно вспоминал, на чем остановился.

– Хотел еще что-то подчеркнуть… Вот память, совсем плохая стала. – Люгер сердился, что не может вспомнить, и от этого еще больше терялся и нервничал. – Нет, не могу. Знаю: что-то не так, я обязательно должен… Но не получается…

Фурсенко посмотрел вглубь комнаты, где сидел мужчина, однако тот уже покинул свое место и направлялся к Люгеру.

Дэвид почувствовал легкое прикосновение к плечу.

– Эй, Озеров, вам дурно? – Слова, произнесенные почти шепотом, заставили его встрепенуться, мутноватый взор снова на секунду стал ясным. – Озеров, вам нездоровится, не так ли?

– Думаю, нам пора идти, Иван, давай помогу, – мягко сказал стоявший сзади Виктор Габович – человек, известный Люгеру под именем Петр Камински. – Это было очень хорошее выступление.

– Да? А чего на меня все как-то странно смотрят, глаза вылупили, словно я зверь диковинный? – Он разгневанно поглядел на одного из своих соседей и затем почему-то неожиданно перешел на английский: – А, вспомнил, у вас проблемы. Так вот, насчет этих чертовых стабилизаторов: выбросьте их вон…

– Иван, говори по-русски, пожалуйста, зачем мудрить, – быстро вмешался Габович. – Тем более здесь все свои, чай не на конференции, не будем напрягаться.

– Меня уже напрягли – чего они уставились? – Люгер разговаривал неестественно громко, неуклюже жестикулировал руками. – Или я опять в чем-то виноват? В том, что не могу спать ночью, например? В том, что первая пробная модель разбилась? А теперь вот ослы не могут понять английского!.. – Дэвид почти кричал, на губах блестела слюна. – Мне надоело быть кругом виноватым. К черту, Камински! Почему все ко мне придираются?

Но в этот момент Габович уже поспешно выводил его в коридор.

– Нет, обожди минутку, я им еще не все высказал, вот сейчас вернусь и тогда…

Короткий резкий удар в область солнечного сплетения не дал ему закончить предложение, полностью сбил дыхание. Глотая воздух, будто рыба, Люгер схватился за живот, медленно упал на колени, захрипел. Заместитель Габовича Вадим Терехов разминал руку, пару секунд тер костяшки пальцев после удара, потом чуть приподнял Дэвида за волосы:

– Завязывай скулить, Люгер!

– Прекрати, идиот, могут услышать, его фамилия – Озеров. – Габович помог Дэвиду встать на ноги. Тот тяжело дышал, от боли кривилось лицо.

– Иван Сергеевич, вам вредно так волноваться, поймите, – зашептал ему в ухо генерал. – Да и не приводит это ни к чему хорошему, только расстраивает и вас, и окружающих по пустякам.

– Какого лешего вы это сделали? Зачем? – отдышавшись, спросил Люгер.

Габович выразил притворное удивление.

– А что особенного? Не принимай близко к сердцу, полковник Терехов хотел только остудить тебя. Ты чересчур возбудился.

– Никто меня не слушает, абсолютно никто. Я не знаю ни одного из этих людей, сплошные незнакомые рожи… Я не знаю ничего, иногда даже сомневаюсь, кто я такой.

Понятно, думал Габович, выходит, это случилось опять, рецидив.

Программа, по которой так долго и успешно «вели» американца, начала давать сбои. Сейчас могут пойти в корзину годы упорного труда. Третий срыв за две недели пахнет фиаско. Неужели нервы не выдерживают и он медленно выходит из-под контроля, с каждым днем требуется все больше таблеток, чтобы привести его в чувство.

– Тебе просто нельзя перевозбуждаться, – мягко заметил Габович. Он подозвал охранников, этих парней генерал знал персонально, Люгера в таком состоянии можно было доверить лишь очень надежным людям. – Иди, Иван, возвращайся в комнату отдыха, тебя проводят, ты, видно, устал. – Охранникам же Габович шепнул еще пару слов: – Немедленно отведите его в Зулусский район, проследите, чтобы с ним не было никаких контактов.

Люгер уже достаточно твердо стоял на ногах, поэтому два молодца сразу же начали эскортировать его к заднему выходу, где поджидала черная служебная машина, которая должна была отвезти его в особо охраняемое секретное здание на территории института. Дэвид выглядел подавленным, разбитым, но боль в животе после удара не шла ни в какое сравнение с теми душевными муками, что терзали его изо дня в день.

Следуя по коридору, чекисты заметили офицера и сержанта Литовских Сил Самообороны, внимательно следивших за ними.

– Вы, двое, я к вам обращаюсь, да, правильно, подойдите сюда, – властно сказал Габович. Литовцы неспешно подошли. – Кто вы такие?

– Майор Алексей Колгинов, помощник командующего, штаб «Бригады Железного Волка». А это старший сержант Сурков.

– Колгинов? Сурков? Вы что, русские? – Генерал не мог скрыть своего изумления, в глазах появились веселые искорки.

Колгинов молча кивнул головой.

– И служите в литовской армии бойскаутов? – При всей своей строгости Габович чуть не захохотал.

– В Силах Самообороны, с вашего позволения.

– Ах да, что-то такое припоминаю: «Бригада Железного Волка»! Чересчур грозное название для игрушечной армии.

Колгинов еле сдержался, аж желваки заходили.

– Мы здесь по случаю инспекционной проверки, предусмотренной договором о взаимной безопасности, это наше право. Вот, кстати, обратили внимание, как вы выводили из вашего столь оберегаемого конференц-зала странного человека. Похоже, он болен или ему плохо. Есть проблемы или нам показалось?