Текст книги "Серебряные осколки"

Отложив рукоделие, с дивана поднялась красивая немолодая женщина в броском пурпурном платье. Мочки ее ушей оттягивали тяжелые бриллиантовые серьги, тонкие пальцы чересчур густо унизывали кольца и перстни. Уинифред узнала ее, они мельком виделись на балу у лорда Уилкиса. Тогда миссис Акли вела беседу с его супругой. Светло-каштановые волосы женщины казались почти пепельными из-за подступавшей седины, но глаза были того же пронзительного серого оттенка, что и у Стеллана и Малин. Лица всех троих отличала суровая холодная красота – радужные блики на ледяной скульптуре.

Миссис Акли сразу же узнала Эвелин и улыбнулась, но как-то принужденно, будто просто раздвинула губы в заученном движении.

– Эвелин, дорогая! – произнесла она с легким акцентом, не знакомым Уинифред – слова выходили протяжными, певучими. – Как славно тебя видеть!

– Я т-тоже рада встрече, миссис Акли.

– Теперь ты миссис Акли, – напомнила ей хозяйка. – Зови меня просто Бритта.

Скулы Эвелин напряглись – она стиснула зубы.

– Позвольте представить вам мою п-подругу, мисс Уинифред Бейл, мэм, – быстро сказала она. – Уинифред, это миссис Акли, мать моего супруга.

– Бритта, – снова поправила ее женщина и вежливо скользнула по Уинифред взглядом. Она явно не узнала ее.

Судя по дорогому до безвкусицы платью и украшениям не по средствам, Бритта обожала баловать себя визитами – тем, чего в докторском доме ей недоставало. К тому же, как Малин и говорила, миссис Акли была не в восторге от своей невестки. Значит, необходимость производить впечатление выпадала на долю Уинифред.

Она присела в книксене и услышала презрительное фырканье Малин у себя за спиной.

– Очень рада знакомству с вами, Бритта.

Жеманное выражение исчезло с лица женщины, сменившись неподдельным удовольствием.

– Какую чудесную гостью ты привела, Эвелин! – почти пропела она с усилившимся акцентом.

По приглашению они расселись на старые, но чистые диваны из стеганого плюша. Гораздо больше общего разговора Малин интересовала помрачневшая Эвелин. Мельком переглядываясь, обе помалкивали. Развлекать сияющую от радости Бритту пришлось Уинифред.

– Не знала, что у мистера Акли есть младшая сестра! – «восхитилась» она.

– Магдалена – наше сокровище, – откликнулась Бритта и улыбнулась – с готовностью, но без капли искренности. Она погладила дочь по рукаву жемчужно-серого платья, и та с брезгливым удивлением вскинула брови, будто по ткани прополз червяк. – В этом году мы начали вывозить ее в свет. До этого она жила в нашем поместье.

– Я не люблю Лондон, – дерзко произнесла Малин. – Здесь дышать – будто вылизывать табакерку.

– Магдалена! – одернула дочь Бритта. Ее губы побелели от сдерживаемого гнева. – Пожалуйста, воздержись от… вульгарностей.

– А что я такого сказала? – со злорадным торжеством поинтересовалась Малин. – Я ведь согласилась приехать, когда наконец понадобилась тебе. Выручать милого storebror[9]9
  Старший братец (швед.).


[Закрыть] своим удачным браком.

Лицо Бритты закаменело. Уинифред показалось, что она сейчас ударит Малин, и быстро вмешалась:

– У вас замечательная дочь, мэм! Уверена, у нее появится множество поклонников!

Вновь улыбнувшись, Бритта хищным взором нацелилась на помолвочное кольцо Уинифред. Видно было, что ей хочется спросить про жениха, но она сомневалась, насколько это будет тактично.

– Благодарю вас, мисс Бейл. Вы такая приятная юная леди.

Краем глаза Уинифред заметила, как Эвелин коснулась платья Малин.

– Должно быть, вы т-тоскуете по Стеллану, – кротко заметила она. – Простите, что так надолго отняла его у вас.

Малин скривилась, забавно вытянув сжатые губы, а Бритта расплылась в еще одной красивой белозубой улыбке.

– Что вы, Эвелин! Все дети когда-нибудь покидают родительский дом.

– Отчий дом, мама, – тихо поправила ее Малин, но Бритта сделала вид, что не услышала ее.

Эвелин метнула взгляд на Уинифред, и та подхватила сочувственным тоном:

– И все-таки, это, должно быть, тяжело. Он ведь всегда жил бок о бок с вами, а теперь живет в другом графстве!

Бритта лишь отмахнулась.

– Стеллан – самостоятельный мальчик. Он подолгу гостил у друзей и тогда, когда жил в Лондоне. Я не замечаю разницы. – Она снова погладила дочь по плечу. – Пожалуйста, принеси гостьям чая и вина.

– Я бы хотела остаться и послушать о брате, мама, – возразила Малин.

Бритта улыбнулась еще шире.

– Магдалена, пожалуйста.

Снова стиснув губы в выражении, которое Уинифред теперь расценивала как ярость, Малин пулей вылетела из гостиной. Рука Эвелин, соскользнувшая с ее платья, упала на диван.

– Но вам хотелось бы п-повидать Стеллана? – спросила она.

Бритта чуть прищурилась.

– Я не видела сына с самого вашего венчания, конечно, мне бы хотелось с ним встретиться. Он ведь приехал с тобой, верно?

Значит, дома Стеллан не появлялся. Сглотнув, Эвелин неопределенно повела головой, и Бритта добавила:

– Почему же ты не привела его с собой?

Уинифред ожидала, что Эвелин, услышав худшую из возможных новостей, окончательно раскиснет, но вместо этого ее глаза полыхнули злостью.

– Стеллан д-делает только то, что хочет, Бритта.

– Разумеется, мне ли не знать. Мужчины всегда знают, как лучше. Нам, женщинам, остается только им повиноваться. – Она подмигнула Эвелин, и Уинифред подумала, что та вот-вот воспламенится от злости. – Но я имела в виду другое. Стеллан не пожелал видеть нас?

Позади послышался грохот – Малин распахнула дверную створку ногой и на протянутых руках внесла в комнату поднос.

– Прошу. – Запыхавшаяся, она села на прежнее место и с преувеличенным весельем принялась разливать вино по бокалам и чай по чашкам. – Надеюсь, я ничего не пропустила?

Бритта отвернулась от Малин, будто ее не было в комнате.

– Так что же, Эвелин? – спросила она у невестки. – Почему он не с тобой?

Нервно сглотнув, Эвелин потянулась за бокалом, но Бритта остановила ее:

– Нет-нет, это не для тебя. – Она с улыбкой отставила вино в сторону и сладко улыбнулась невестке. – Я ни за что не позволю тебе пить в твоем положении.

Эвелин густо покраснела.

– Н-нет, Бритта, я не…

– А вот вы излишне стройны, мисс Бейл, – перебила невестку Бритта, протягивая бокал Уинифред. – Клянусь, я могла бы обхватить ваше запястье двумя пальцами! Не забывайте о своем главном предназначении. Вам нужно лучше питаться, особенно теперь, когда вы помолвлены, дорогая. Берите пример с Эвелин.

Обычно Уинифред легко было говорить пустые любезности, но сейчас они претили ей. Приняв из рук Бритты бокал, Уинифред натужно улыбнулась. Малин испепеляла свою мать взглядом.

– Конечно, Бритта. Все-таки здоровье – это… – она отхлебнула вина, чтобы смягчить горечь во рту, – самое важное, что есть у женщины.

Вино оказалось кислым, но Уинифред молча проглотила его. Бритта тоже отпила из своего бокала и тут же, скривившись, отставила его на стол.

– По-моему, оно немного… – Побагровев, она не договорила и, пряча глаза, аккуратно забрала у Уинифред ее бокал. – Позвольте… выпейте лучше чаю, мисс Бейл.

Не ответив, Уинифред опустила руки и уставилась на графин с прокисшим вином. На дне хрустального сосуда вился серый осадок. Заметив ее взгляд, Бритта заткнула пробкой графин и чуть потрясла его, чтобы взвесь растворилась. Руки ее дрожали, и на секунду Уинифред ощутила к ней жалость.

– Мама, по-моему, отец пришел, – громко вклинилась Малин, не отрывая взгляда от рук Эвелин – та вцепилась в ткань своего платья так, что пальцы побелели. – Разве ты не хочешь встретить его?

Где-то внизу и правда негромко захлопнулась дверь. Уинифред с подобострастным видом сложила ладони.

– О, Бритта! Вы – пример супружеского долга! – снова «восхитилась» она.

Чуть ободрившись, женщина приосанилась и вытянула шею. С ее лица все еще не сходила краска стыда.

– Пустяки, дорогая, – скромно ответила она, поднимаясь. – Я лишь делаю то, что в моих силах – как и положено любой хорошей супруге.

Уинифред возвела глаза к потолку в притворной молитве.

– Hon är en vacker ung dam, – наставительно пробормотала Бритта, тронув Малин за подбородок и тут же отдернув руку, и та сердито уставилась на нее.

Уинифред не знала языка, но догадалась, что Бритта поставила ее в пример собственной дочери.

– И что? – огрызнулась та. – К нашему общему сожалению, это я твоя дочь.

Бритта поджала губы и обернулась к гостьям.

– Рада была повидать тебя, дорогая. И познакомиться с вами, мисс Бейл. Обязательно навестите меня еще раз.

Лучезарно улыбнувшись, Уинифред потупилась.

– Знакомство с вами – честь для меня, Бритта, – пролепетала она.

Когда сияющая хозяйка покинула гостиную и застучала каблуками по деревянным ступенькам, не покрытым ковром, Малин сердито осведомилась:

– Зачем ты устроила этот спектакль? Что тебе нужно от моей матери?

Уинифред невозмутимо повела плечами, и Малин оскалилась.

– Не смей больше издеваться над ней, ясно? Наша семья – не твоего ума дело. Ты ничего о ней не знаешь.

– Я уяснила достаточно, – заметила Уинифред. – Думаю, Бритта не только образцовая супруга, но и мать. Она так внимательна к своему потомству…

Вскочив, Малин наставила на нее палец.

– Я не позволю тебе оскорблять ее! – рявкнула она, и Уинифред невольно отпрянула – выражение лица Малин было по-настоящему свирепым.

Ее гнев был обоснован, Уинифред действительно могла немного… перегнуть палку. Но извиняться она не собиралась, это уж точно.

Она молча уставилась на Малин, позволяя той самой решить, что сделать – плеснуть ей кислое вино в лицо или успокоиться и сесть на место. Но Малин, тяжело вздымая грудь, тоже молчала. Растерянная Эвелин потянула ее за платье вниз, и она вскинулась:

– Что?!

– Что Бритта сказала т-тебе? – с робкой улыбкой спросила Эвелин. – По-шведски. П-перед тем, как ушла.

Мигом присмирев, Малин моргнула и опустилась на диван. Уинифред хотелось закатить глаза – неужели Эвелин еще не утомило это всеобщее обожание?

– Она сказала, что Уинифред – чудесная юная леди, – ответила Малин, скорчив гримасу. – Только не слишком-то обольщайся, – добавила она, обращаясь к Уинифред, – она и ручную обезьянку поставила бы мне в назидание, будь у нее манеры.

– Я и не обольщаюсь, – холодно возразила Уинифред. – Чтобы превзойти тебя по части манер, много стараться не приходится.

Малин сжала губы.

– Уж простите меня, я самая настоящая провинциалка. – Она посерьезнела и тихо спросила у Эвелин: – Со Стелланом что-то случилось, да?

– Нет, – ответила Эвелин – слишком быстро, чтобы не вызвать подозрений.

Малин сощурилась.

Уинифред громко вздохнула.

– Эвелин, как всегда, встает на его защиту, – с притворным неудовольствием протянула она. – Малин, уверена, ты отлично знаешь своего брата. Не говори своим родителям, но Стеллан опять…

– Можешь не продолжать, – прервала ее Малин. На лице девушки было написано отвращение. – Я думала, хоть теперь он изменится.

Эвелин молчала – ложь давалась ей хуже, чем Уинифред. Малин истолковала ее молчание по-своему.

– Пожалуйста, не думай обо мне хуже только из-за моего брата, – с неожиданной робостью попросила она.

– Что ты! – откликнулась Эвелин. – Я и не собиралась. Никто не п-повинен в его разнузданности, кроме него самого.

– У меня другое мнение на этот счет, – пробормотала Малин.

Снова повисла тяжелая тишина. Эвелин осторожно коснулась платья Малин, но поймала любопытный взгляд Уинифред и торопливо произнесла:

– Нам пора.

Обе гостьи встали, и Малин поднялась следом.

– Ты ведь приедешь еще? – обратилась она к одной Эвелин. На ее высоких скулах пятнами расцвел румянец. – Я буду рада тебя видеть.

– Конечно, приеду, – скрывая смятение, пробормотала Эвелин.

Малин схватила ее руку и нежно ее пожала.

– Я буду ждать, – заверила она.

На лестнице снова послышался топот, и Эвелин поспешно высвободила свою ладонь. Мимо распахнутых дверей гостиной прошел высокий мужчина с густыми черными усами и волнистыми каштановыми волосами. Едва бросив взгляд на гостий, он поморщился и, не замедлив шаг, прошел мимо. Следом семенила Бритта. Она придерживала одну кисть другой, кожа на запястье показалась Уинифред покрасневшей.

Когда они скрылись, Малин, больше не глядя на Эвелин, издала странный звук – что-то среднее между стоном и хрипом. В ее глазах стояли злые слезы.

– Вам лучше уйти, – выдавила она. – Поверьте, последнее, что вам сейчас необходимо, – это встреча с моим отцом.

В ее голосе звучала такая горечь, что Уинифред, как никто, далекая от семьи Акли, поняла: Малин жалеет, что только что отправила мать вниз.

Глава 7
Комнаты и знакомцы

Уинифред уже заканчивала натягивать перчатки, когда в холл, запыхавшись, вбежала Лаура. Она надела свое единственное выходное розовое платье и гладко прилизала волосы – уж явно не с намерением драить крыльцо.

– Куда это ты собралась? – с удивлением спросила Уинифред.

– Я иду с тобой, – сообщила Лаура. – Погода сегодня сухая, и мне хотелось бы немного прогуляться.

По ее бодрому тону можно было бы заключить, что Уинифред направляется на утренний променад, а не навестить знакомую в бывшем доме терпимости.

– Лаура, ты не пойдешь! – отрезала Уинифред, пытаясь продеть пуговку в отверстие на перчатке. – Если хочешь прогуляться – пожалуйста. До Гайд-парка рукой подать.

В дверь кто-то постучал, но она и головы не повернула. Разочарованная отказом, Лаура принялась нервно дергать ленты капора.

– Но я хочу пойти с тобой! – возразила она. – К тому же я уже одета!

– Ты действительно полагаешь, что меня это убедит?

В дверь снова постучали, и Уинифред, выругавшись, нетерпеливо рванула ее на себя. На пороге стоял Келлингтон, держа под мышкой книгу. Он был, как обычно, невозмутим. Увидев Уинифред и Лауру, юноша только коротко поклонился.

– Добрый день.

Уинифред с остервенением потерла глаза и уставилась на гостя.

– Милорд, а вы какого черта здесь забыли?

Келлингтон медленно моргнул.

– Знаете, вы можете обращаться ко мне, опуская формальности, – предложил он. – Из ваших уст мой титул звучит словно издевка.

– Славно. А то каждый раз, когда я говорю «милорд», «лорд Келлингтон» или «ваша милость», у меня возникает чувство, будто я трачу на это добрую четверть жизни. Что ты здесь делаешь?

– Мистер Дарлинг пригласил меня, – пояснил Келлингтон и указал на свой томик – трухлявую книжонку в потрепанном кожаном переплете. – Он любезно сообщил, что я в любой момент могу навестить его и одолжить книги из его собрания. Я принес ему подарок.

Надо же. А про обещанные ей пять сотен он забыл при первом удобном случае.

– Ты времени зря не теряешь. В любом случае мистера Дарлинга сейчас нет дома.

Пока они беседовали, Лаура бочком подобралась к порогу, готовая в любой момент юркнуть на улицу. Сердитый взгляд Уинифред она встретила решительно.

– Лаура, вернись, – сквозь зубы произнесла она.

Но девочка помотала головой.

– Могу я войти? – напомнил о себе Келлингтон.

Уинифред огрызнулась:

– Нет, не можешь.

Юноша по-настоящему опешил. В последний раз такое выражение у него было, когда он подумал, что Эвелин кого-то прикончила.

– Я не могу войти?

– Уинифред, пожалуйста! – снова тихонько заныла Лаура.

– Для прогулок юных девушек существуют другие места. А в публичном доме тебе делать нечего!

От того, что на нее насели с обеих сторон, голова шла кругом.

Келлингтон вскинул брови:

– Вы идете в публичный дом?

– Бога ради, Келлингтон, помолчи хоть немного.

– Я передумал. Пожалуйста, обращайтесь ко мне по-прежнему, с титулом.

– Уинифред…

– Хватит! – Она стиснула зубы. – Вы оба – на улицу.

Обрадованная Лаура тут же выскочила из дома, но Келлингтон не сдвинулся с места.

– Мистер Дарлинг надолго уехал? – поинтересовался он, заглядывая Уинифред за плечо.

– Да. Эвелин тоже нет дома, – отчеканила Уинифред и вышла, закрыв за собой дверь. – К несчастью, они с Теодором взяли экипаж, так что тебе придется отвезти нас.

Услышав, что Эвелин уехала, Келлингтон потерял к Уинифред всякий интерес. Такое пренебрежение было, пожалуй, даже оскорбительно.

Наклонившись, он протиснул книгу в щель для писем в двери. Та с глухим стуком приземлилась на ковер.

– Я должен отвезти вас в публичный дом? – уточнил он, выпрямившись.

– В бывший публичный дом. Сейчас им управляет моя старая знакомая. Если Стеллана и впрямь похитили, она может что-то об этом знать.

– Уинифред там выросла, – добавила Лаура. – Я давно хотела там побывать!

– Сомнительный повод для радости, – заметил Келлингтон, но указал в сторону своего экипажа. – Что ж, прошу.

Когда они, к ужасу кучера, устроились внутри, Уинифред восхитилась:

– Роскошная повозка! Согласна принять ее в уплату твоего долга.

Она провела ладонями по мягким бархатным сиденьям. Стенки и потолок были обиты темно-красной тканью, а на шторах висели изящные позолоченные кисти-подхваты.

– Отклоняю ваше предложение, – отозвался Келлингтон, даже не взглянув на Уинифред.

Он уставился в окно, но взгляд был рассеянным – лорд думал о чем-то своем и явно не собирался посвящать спутниц в свои мысли. Он не задал ни одного вопроса об Эвелин, но Уинифред видела, что ему хочется знать, куда они с Дарлингом уехали. Решив отплатить Келлингтону услугой за услугу, она небрежно спросила:

– Ты посещаешь службу?

Келлингтон слегка нахмурился – он не понял, с чего это вдруг Уинифред заговорила про церковь.

– Иногда.

– Вот и я думаю, что делать каждую неделю там нечего. Из-за причуд Теодора мы вечно теряем целый рабочий день – ну просто кошмар!

Глаза Келлингтона понимающе блеснули, но вдруг сердито вклинилась Лаура:

– Это вовсе не причуды. Пускай мистер Дарлинг ходит в церковь тогда, когда ему хочется!

Ухмыльнувшись, Уинифред потрепала ее по руке и отвернулась.

– Как скажешь, милая.

Лаура надулась и затихла. Сидя рядом с Уинифред, время от времени она тихонько кашляла и тут же вытирала платком рот. Келлингтон тоже молчал, с поразительным упорством глядя в окно. Казалось, одной лишь Уинифред тишина действовала на нервы.

Когда карета миновала Пикадилли, Уинифред спросила:

– Ты живешь один?

Келлингтон промолчал. Уинифред ткнула его пальцем в плечо, и он в замешательстве оглядел свой сюртук.

– Ты живешь один? – повторила она.

– С родителями и сестрой.

– Где же они сейчас?

– В Италии.

Уинифред раскрыла было рот, но Келлингтон опередил ее:

– Я не поехал с ними, потому что не захотел. Нет, мне не скучно одному. Моей сестре девять, ее зовут Селия. Нет, я не женат, и мои родители не торопят меня с браком. Надеюсь, я заранее ответил на все ваши вопросы, потому что мы, кажется, уже приехали.

Его выцветшие зеленые глаза уставились на Уинифред, и она сладко улыбнулась.

– Остался еще один вопрос: когда я могу ожидать свои пятьсот фунтов?

Он промолчал, и Уинифред протянула:

– Ой, да брось! Что тебе какие-то пять сотен? Наверняка ты из той породы богачей, которые покупают у бедняков зубы, когда их собственные сгнивают.

Келлингтон моргнул.

– Хотите, чтобы я купил ваши?

– Размечтался.

Когда Келлингтон помог им спуститься и забрался обратно в карету, Уинифред предложила:

– Хочешь пойти с нами?

– Нет, благодарю, – откликнулся он, захлопнул дверцу и добавил: – Я заеду к мистеру Дарлингу чуть позже.

Нахмурившись, Уинифред схватилась за золоченую раму окошка. Юноша опустил взгляд на ее руку с кольцом.

– Он что-то сказал тебе вчера в карете? – холодно спросила она.

Ей показалось, что Келлингтон почти улыбнулся.

– Мистер Дарлинг вообще много говорит.

Экипаж отъехал, и Уинифред сердито уставилась ему вслед. Ее раздражало, что Теодора все считают дурачком, которым можно пользоваться без зазрения совести.

– Наглец, – процедила она.

– Может, они просто сдружились? – предположила Лаура.

– О, уверена, Теодор так и считает. Но насчет намерений Келлингтона у меня нет сомнений.

– Ты думаешь, он все еще любит миссис Акли?

Промолчав, Уинифред повернулась и невольно вздрогнула. Увидев знакомую темно-зеленую дверь с ручкой посередине, она едва не повернула назад. Поэтому-то она и не хотела брать с собой Лауру – было бы слишком унизительно, если бы та вдруг стала свидетельницей страха Уинифред перед прошлым.

Они поднялись на крыльцо, и Уинифред, не постучав, толкнула дверь. Звякнули металлические трубочки китайского придверного колокольчика.

Хотя снаружи дом был все тем же, ее поразило, насколько он изменился внутри. С окон сняли тяжелые портьеры и раскрыли ставни, и весь холл разом осветился, будто под потолок вывели маленькие, незаметные глазу газовые лампы. Деревянные двери выкрасили в белый цвет, вытряхнули старые ковры, исчезли запахи индийских благовоний, табака и пыли. Стоял шум, но не такой, как обычно. Он скорее напоминал тихое размеренное гудение, спокойный плеск волн. На стене висело объявление, намалеванное на огромном желтом плакате. На нем были перечислены часы трапез, ежевечерних собраний в гостиной и отхода ко сну.

На звон колокольчика из комнаты, раньше бывшей кабинетом Холбрука, выглянула мисс Гэмпстон, одетая в строгое темно-зеленое платье. Она тут же узнала Уинифред, ее глаза слегка расширились от удивления.

– Бог ты мой! Это же мисс Уинифред! Какими судьбами?

Уинифред сложила руки на груди.

– Здравствуйте, мисс Гэмпстон. Вы ужасно постарели.

Женщина рассмеялась и протянула ей руки. На колкости Уинифред она всегда глядела снисходительно, словно та была вздорной девчонкой, капризам которой следовало потакать.

– А вы, как обычно, плюетесь ядом – на ваш счет я теперь спокойна. Ваша спутница – должно быть, Лаура? Наслышана. – Она оглядела зардевшуюся девочку и повернула голову к раскрытой двери кабинета. – Энн! Пойди сюда, поздоровайся.

Только тогда Уинифред заметила, что в комнате был кто-то еще. Около письменного стола девочка лет четырех играла с тряпичной куклой, в голову которой были вшиты шерстяные нитки вместо волос. Она сидела на коленях перед стулом, на котором устроила локти. Услышав оклик, она вскинула голову, и пшенично-желтые волосы, заправленные за уши, упали ей на лицо. Бросив куклу, она подбежала к мисс Гэмпстон и схватила ее за руку, доверчиво запрокидывая голову. У нее был маленький курносый нос, карие глаза, но остальными чертами – оттенком волос, прямыми светлыми бровями – она очень походила на Рози, свою мать.

Уинифред не любила детей и всегда общалась с ними с неохотой, но именно эту девочку ей хотелось видеть меньше всего на свете. Маленькая Энн осталась сиротой только потому, что Уинифред выбрала жизнь Теодора в обмен на жизнь Рози. Хуже всего то, что если бы у нее появился шанс вернуться назад и все исправить, она поступила бы точно так же еще раз, еще тысячу раз.

Пересилив себя, она наклонилась к девочке и протянула ей руку.

– Здравствуй, Энн. Как поживаешь?

Она распахнула глаза и осторожно пожала ладонь Уинифред.

– Вы знаете меня?

– Мисс Бейл была подругой твоей мамы, – пояснила мисс Гэмпстон, и Уинифред едва не растеряла остатки своей натужной улыбки.

Интересно, Энн смотрела бы на нее так же, узнав, что это Уинифред следует винить в смерти Рози?

– Ну, будет. Иди, поиграй, – отослала ее мисс Гэмпстон – должно быть, она заметила, с какой неловкостью держится Уинифред.

Но Энн вдруг снова схватила ее за руку.

– Я хочу поиграть с мисс Бейл! – заявила она.

Уинифред растерянно поглядела на мисс Гэмпстон. Теплая влажная ладошка Энн жгла ей руку даже через лайковую перчатку.

– Хочешь, я с тобой поиграю? – предложила Лаура.

Она присела на корточки и протянула девочке руку. Ее глаза лучились теплом.

– Ты тоже знала мою маму? – спросила Энн.

– Я знаю, что она была просто замечательной, – ответила Лаура, и Энн улыбнулась, показав ямочки на щеках. – Познакомишь меня со своими игрушками?

Девочки скрылись в кабинете. Сквозь приоткрытую дверь Уинифред видела, как сияющая Энн демонстрирует Лауре свою полотняную куклу.

В глубине коридора загрохотали шаги, и в холле появился мужчина в дешевом сером сюртуке и котелке. Поздоровавшись с мисс Гэмпстон, он взял газету из стопки, сложенной на шатком лакированном трюмо, и покинул дом.

– Значит, вы устроили вместо «Рассвета» гостиницу?

– Пансионат, – поправила ее мисс Гэмпстон. – Мне кажется, так пристойнее звучит. И мы берем плату по неделям, а не по дням.

– Не все ли равно, если это бывший вертеп? – насмешливо возразила Уинифред.

– Это же Сохо. Здесь звезды зажигаются так же часто, как и гаснут. Бывает, захаживают гости по старой памяти, но в остальном никому нет дела. Мы предоставляем крышу над головой, горячий завтрак и чистые простыни, а большего им и не требуется.

– А что с моей комнатой? Ее вы тоже сдаете постояльцам?

Мисс Гэмпстон поглядела на нее как-то странно, будто с жалостью.

– Милая, наши с вами каморки и комнатами-то не назовешь. Они в ужасном состоянии. Сейчас мы храним там ненужные вещи.

Ну, разумеется. Они-то не приводили в свои спальни клиентов, значит, и траты на обустройство были лишними.

– А что стало с его кабинетом?

Улыбка мисс Гэмпстон стала хищной.

– Энн нужна была детская.

Уинифред расхохоталась. Переделать обитель ее кошмаров в комнату, где четырехлетняя девчонка расставляет по полкам кукол и разрисовывает карандашами стол – лучше и придумать было нельзя.

Мисс Гэмпстон провела Уинифред по свободным от постояльцев комнатам. Планировку и меблировку оставили прежними, но переклеили обои, заменили постельное белье, пологи и занавески.

– Мы берем по двенадцать шиллингов в неделю, – объявила мисс Гэмпстон, взбивая подушку.

Уинифред остановилась у входа и с любопытством оглядела посвежевшую спальню. Новые ярко-зеленые обои, пахнущий кедровой полиролью пол. Раньше здесь жила Эмма, до нее – Мэтти, а еще раньше – Крошка Фло. А теперь у комнаты и вовсе не стало хозяйки.

– Где Эмма? – спросила Уинифред.

Мисс Гэмпстон помрачнела. Она ловко потянулась к изголовью и схватила вторую подушку.

– Ушла работать в другой дом. Не смейте ее винить, – добавила она, заметив, как Уинифред скривилась. – Вы ничего об этом не знаете. Вы и понятия не имеете, каково это – без конца барахтаться в трясине. От нее так просто не отмыться.

– Я ее не виню. Но я удивилась. Остальные тоже вернулись в дома терпимости?

– Некоторые, – уклончиво ответила мисс Гэмпстон. – Подсобите мне.

Вдвоем они встряхнули тонкое сатиновое покрывало, надувшееся пузырем, и опустили его на кровать. Расправив складки, мисс Гэмпстон добавила:

– Жизнь таких, как мы, очень сложно перекроить. Из тринадцати девочек осталось пять. Остальные ушли в дома терпимости или нашли другую работу. Марта теперь живет на содержании у какого-то йоркширского баронета. Мейми пыталась вернуться домой, но родня ее прогнала, и она осталась здесь.

– А Энн?

– Я навестила ее семью после похорон. Они согласны были присматривать за ней, пока Рози высылала деньги на содержание – ты ведь знаешь, она почти не оставляла себе заработанное. Узнав, что их дочь умерла, они просто… вручили Энн мне. – Она искоса поглядела на Уинифред. – Не могла же я отдать девочку в работный дом.

Растить ребенка в пансионате – задачка не из простых. Но все-таки пансионат – не бордель, а мисс Гэмпстон – не мистер Уоррен.

– Думаю, вы правильно поступили, – нехотя признала Уинифред. – Я… буду высылать деньги для Энн. Совсем немного, не скальтесь так! – с раздражением добавила она, когда мисс Гэмпстон улыбнулась. – Просто постарайтесь не вырастить из нее вторую меня.

– Ни за что. Этот город не вынесет двух Уинифред Бейл.

Уинифред опустила защелку на двери и обернулась.

– Мисс Гэмпстон, я приехала к вам по делу.

– Как же иначе, – пробормотала она, все еще улыбаясь. – Полагаю, вы хотите узнать мое мнение касаемо вашего будущего замужества?

– Что? Нет. Что за чушь.

Покраснев, Уинифред едва не спрятала руки за спину, но вовремя опомнилась и приняла невозмутимый вид. Ну и назойлива эта старуха!

– Поздравляю вас, – негромко произнесла мисс Гэмпстон. – Не буду говорить, что вы заслужили счастья больше других, но вы его заслужили.

– Вообще-то я хотела спросить, слышали ли вы что-нибудь о мистере Акли, – с притворным недовольством объяснила Уинифред.

Почему-то досадовать на мисс Гэмпстон больше не получалось.

– Мистер Акли? Я думала, он обручился с вашей подругой и сбежал.

– Другими словами, больше вы ничего не слышали о нем?

– Я не занимаюсь ничем таким, чтобы до меня могли доходить слухи. Слава богу, нас оставили в покое.

– Кто оставил?

– Те, кому «Рассвет» мог принести пользу. Не знаю, кто теперь всем заправляет, но…

– Вы думаете, кто-то прибрал к рукам власть? – поразилась Уинифред. – Я полагала, после смерти мистера Уоррена каждый вцепился в свой кусок. Как это сделали вы.

Помедлив, мисс Гэмпстон покачала головой.

– Все слишком тихо, Уинифред. Ни драк, ни склок, ни убийств. Думаю, если бы начались разборки и дележ, поднялся бы шум, но кто-то держит ситуацию в узде.

– Но у вас ведь есть догадки, кто это может быть? – нетерпеливо спросила Уинифред.

– Нет. Я даже представить себе не могу, кому это было бы по силам.

Мистера Уоррена и правда невозможно было заменить – с его гибелью все рассыпалось, словно карточный домик. Но, если верить словам мисс Гэмпстон, кто-то собрал карты и вполне успешно составлял из них новую империю по старому образцу. Но кому такое по силам? Кто знает достаточно? Кто достаточно хитер, чтобы…

– Это ведь может быть Холбрук, – медленно произнесла Уинифред.

Позабавленная мисс Гэмпстон оперлась на спинку кровати.

– Холбрук? Никогда в жизни. Он сбежал. Знаете, однажды я прищемила ему палец дверью, а он просто скорчился и ушел! Не обругал, даже слова не сказал.

– Что за чушь вы несете? – сердито оборвала ее Уинифред. – Нет, подумайте об этом всерьез! У него ведь личные счеты со Стелланом, так? Это ведь более веский мотив, нежели мнимая связь со мной и Дарлингом.

– Как бы он сумел убедить этих кровососов послушать его? – возразила мисс Гэмпстон. – С чего бы им вдруг признавать чью-то власть, если они наконец получили все заведения в собственное распоряжение?

– Может, он что-то на них имеет. И если это действительно Холбрук, то тогда становится ясно, почему он не трогает вас.

– Потому что он боится вас. На других тебе плевать, но если бы он тронул нас…

Уинифред едва не запунцовела от удовольствия – до чего же приятно это звучало!

Она замолчала, напряженно обдумывая сказанное. Холбрук, с его тихим вкрадчивым голосом и рыбьими повадками, меньше всех на свете напоминал ей Уоррена. Но тем он и был страшен.

– Если я права, то расклад для нас выходит хуже некуда, – наконец мрачно заключила она. – Потому что мы совершенно не знаем, чего от него ожидать.