Текст книги "Танец мотылька"
Автор книги: Диана Билык
Жанр: Эротическая литература, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 13. Дай мне сил
Вскакиваю. Делаю глубокий вдох, который острым ножом застряет в горле.
– Хорошо спалось, Медди? – Марк смакует это слово. Я сжимаю руки от беспомощности и отворачиваю голову.
В меня летит комок одежды.
– Одевайся. Жду на кухне. Поговорим. И без глупостей, – похоже, это «без глупостей» его любимое выражение.
– Я не понимаю, что ты от меня хочешь, – шепчу, чувствуя, как с каждым словом голос проваливается.
– Да все просто. Но сначала оденься.
Мужчина выходит: я слышу его тяжелые шаги по квартире.
Суставы и мышцы ноют, небо дерет, словно там кусок наждачки застрял. Приподнимаю одеяло и разочарованно выдыхаю. Ну, конечно: раздел полностью.
Разбираю кучку вещей. Трясущимися руками напяливаю белье, затем джинсы и какую-то бесформенную футболку. Не мог найти ничего поприличней? Снимаю ее и отбрасываю в сердцах в угол.
Начинаю рыться в шкафу в поисках нормальной одежды, и цепляюсь взглядом за его полки.
В мозгу взрывается сумасшествие: я начинаю хохотать, затем вышвыривать все шмотки на пол, раскидывая их по комнате. Рву рубашки, топчу брюки и футболки. Подбегаю к окну и швыряю часть вещей на улицу, прямо в стену дождя. И тут крепкие руки перехватывают меня и зажимают в тиски.
Кричу, как ненормальная:
– Убей! Мне пофигу, что ты со мной сделаешь. Я тебя не боюсь!
– А надо бы, – рычит Марк на ухо. Разворачивает к шкафу, прижимает бердами к дверце и насильно одевает на меня одну из попавшихся футболок.
Пока руки свободны, я раскрываю пальцы и хлестко бью его по лицу, но тут же жалею об этом. Ладонь соприкасается с щетиной, и нежная кожа лопается. Я процеживаю воздух через зубы, чтобы выдержать боль.
– Золотая, что ты упираешься? Неужели память так важна для тебя? Что ты там прячешь?
– Не понимаю…
– Я вот об этом, – бросает меня на кровать. Легко, будто я ничего не вешу.
Едва ли удерживаюсь, чтобы не свалиться с края. Перед лицом возникает треклятая фотография.
– Напряги мозги и вспомни!
– Но я впервые вижу его! Урод, отстань!
– Ты врешь, красотуля, врешь, – Марк отходит, мотая досадно головой. Я подхватываюсь и выскакиваю в коридор. На кухню: там есть ножи – буду защищаться.
И почему родные не ищут меня? Почему Артем не приехал за все это время? Дотягиваюсь до ящика, но меня тут же откидывает в сторону.
– Дура, облегчи свою участь и просто дай то, что я прошу, а иначе…
– Что?!
Марк умолкает, растягивает губы в ниточку. Густые ресницы обрамляют его синие пронзительные глаза.
– Мне придется долго тебя мучить, – заключает он.
– Я. Тебя. Не. Боюсь!
От последних слов сжимает в груди так, что я закусываю губы.
– Ты будешь бояться, – мужчина подходит ближе и наклоняется надо мной. Синева глаз прожигает душу и сыплет на меня холодной мглой.
– Нет… – уже тише говорю я.
– Тебе придется, – он говорит последнее ровно и слишком спокойно, словно жалеет, но не может иначе. Вольный не повышает голос, не кричит, и от этого только страшней. Тянет за шиворот и поднимает меня на ноги.
– Зачем ты это делаешь, Марк? Что за задание? – лепечу я.
– Отчитаться перед тобой?
Усаживает меня на мягкий уголок, берет застывший наш завтрак и ставит в микроволновку.
Я опускаю лицо в ладони. Мне кажется, что мой мозг сейчас закипит или лопнет. Если единственное, что нужно этому конченому – это вспомнить кто на фото, я сделаю это.
– Неси снимок.
Марк оборачивается и удивленно тянет бровь.
– Умница, – расплывается в нелепой улыбке, а мне хочется врезать по этому точеному лицу, да так, чтобы он с разворота угодил лицом в мусорное ведро.
В руках у «мужа» широкий нож. Слежу за его движениями, пока он нарезает хлеб. Оставляя кусок недорезанным, прислушивается.
Марк вдруг откладывает в сторону столовый прибор. Показывает мне жестом «молчи» и боком, прижавшись к стене, выходит из кухни.
В коридоре слышу шум. Не раздумывая, хватаю нож со стола и аккуратно выхожу за Вольным. Если он замешкался – я этим воспользуюсь.
Но на пороге кухни меня заклинивает мысль: смогу ли я его убить?
В коридоре суматоха, кто-то надрывно сопит.
Выглядываю в проход.
Ко мне спиной стоит грузный человек, ноги Марка трепыхаются где-то внизу. Есть еще один: он увлеченно колотит «мужа» в живот.
Я не знаю почему, но с размаху вонзаю лезвие в спину тому, что находится ближе. Он чуть подскакивает и выпускает Вольного из удавки. Марк тут же освобождается и расправляется с другим нападавшим. Один миг – и тот лежит на полу со свернутой шеей. Первый подергивается, но вскоре затихает.
– Спасибо, женушка, – говорит Вольный, оттаскивая обоих к стене.
Меня колотит от осознания, что произошло непоправимое. Вместо того, чтобы избавиться от Марка, я убила другого человека. Защитила палача. Какая ирония. А вдруг эти люди пришли мне помочь?
Вольный мечется по квартире. Я вижу, как он скидывает вещи в дорожную сумку, собирает ноутбук, забегает на кухню.
– Сюда иди! – кричит он.
Я негнущимися ногами бреду на голос.
– Садись! Ешь. Мы уходим отсюда. Волочить тебя я не буду, потому тебе нужны силы.
– Кто они? Что они хотели? – я все еще не могу отойти от шока. Руки, не переставая, дрожат, зубы непроизвольно цокают друг об друга.
– А это мное тожое интересно, – говорит Марк, на ходу прожевывая бекон и спагетти. – Ешь!
Мне кусок в горло не лезет. В коридоре два трупа. Я даже отсюда вижу, как растекается по ворсистому ковру багровое пятно.
– Не могу…
– Я сказал, – он понизил голос, – ешь! Или сейчас накормлю. Силой.
Покорно начинаю грызть застывшую яичницу и глотаю безвкусный кусок бекона. Меня тошнит. Если съем еще что-то – просто вывернет.
– Не могу…
Марк подходит ближе. Он пьет воду из «наших чашек». Кофе перед этим выливает в раковину. Двумя пальцами мужчина поднимает мой подбородок. Я вижу его гнев, чувствую и слышу его гнев: он клокочет и выпирает, и, кажется, я горю заживо под этим взглядом. У меня нет никаких сил, чтобы противостоять. Не могу ему противиться и не могу есть. Он вдруг меняется в лице, черты разглаживаются.
– Хорошо, нужно идти. Поднимайся, и на улице без фокусов.
«Муж» выходит в коридор.
Я задерживаюсь на секунду, не в силах оторвать глаз с подставки для ножей. Там теперь пустое место. Встряхиваюсь, и выхожу следом за Марком, переступая бездыханные тела.
Вольный внезапно хватается за дверной косяк и тихо хрипит.
Я подхожу ближе и замечаю алое пятно на его футболке. Не всесильный – и у него есть слабые места. Но когда он начинает заваливаться, подхватываю. Зачем жалею? Возможно, потому что мне нужны ответы.
– Вика, нам нужно уходить отсюда… – выдавливает он слабо и, хватаясь за дверь спальни, опускается на колено. Рука, что у меня на плече, тянет нас вниз.
– Сейчас уйдешь, – огрызаюсь я. – Вызову полицию, и ты уйдешь навсегда из моей жизни.
– Глупая дурочка. Ты же нож вонзила. Я – официально твой муж и ты ничего не поделаешь, – он говорит утробно, сцепив зубы. Прижимает мои плечи так сильно, что приходится невольно сесть на пол.
– Но я же защищала тебя!
– Да кто этому поверит? Особенно, если я им внушу.
– Что? Это уже слишком, – пытаюсь освободиться и бросить его, но Марк впивается в локоть. Рычу: – Тем более, второму ты шею свернул.
– Нужно просто уйти. Поверь мне, – с шумом выдыхает Вольный.
Я гляжу в его глаза и не знаю, как поступить. Какое-то глубинное чутье подсказывает мне, что уходить все же надо, но не получается принять то, что придется помогать моему похитителю.
– С одним условием. Ты позволишь мне связаться в родителями.
– Как скажешь, – не раздумывая, отвечает Марк.
Правда, значит. Живы они!
– Что делать?
Помогаю дойти «мужу» до кровати. Он стаскивает одежду, промокшую кровью. Обмотка вся смялась и съехала: открылся длинный шов, из которого выступают кровавые капли. Они пузырятся и стекают дорожками по животу.
Я бросаюсь на кухню, чтобы найти в аптечке бинты и перекись. Перепрыгивая тела в коридоре, возвращаюсь в комнату. Стараюсь ни о чем не думать, а просто делать. Марк откинувшись назад, ложится на кровать.
Его ресницы подрагивают, а губы сжаты до бела. Так ему и надо! Пусть мучается.
– Поднимайся, – бросаю я.
Марк распахивает глаза. Вижу только белки глаз: из них льется золотистый свет.
Кончики пальцев щекочет. Гляжу на руки и тихо ахаю. Подушечки, будто золотой пыльцой посыпаны: сверкают и осыпаются.
– Дай руку, – тянется мужчина. Руки сами выбрасываются вперед и я хватаюсь за Вольного. Простреливает электрической дугой, спину выгибает, глаза заливает светом.
Налетают воспоминания, что бурной рекой сбивают меня с ног, и я падаю рядом с кроватью.
Маршрутка. На месте водителя – Марк. Когда машину заносит, он молниеносно хватает меня за руку, и я вижу то же желтое сияние.
Прихожу в себя. Мрак рассеивается, свет заглатывает меня ударом по зрачкам.
Затем медленно привыкаю, смотрю перед собой, все еще не понимая, что произошло.
– Кто ты, Крылова? – шепчет «муж» и обматывает швы чистым бинтом. Кровь остановилась, он посвежел и приободрился. Это повергает меня в новый шок.
– Кто ты, Вольный?
Марк, усмехнувшись, встает.
– Нам пора идти, – он набрасывает чистую футболку. Как-то быстро он восстановился. Марк повторяет: – Вика, очнись!
– Но как?
– Видимо, мне не все о тебе рассказали. Вопросы потом. Сейчас стоит уйти, – он оборачивается на распростертых мужчин. Подходит ближе и шарит их карманы. – Подготовленные суки! Ни единой зацепки, кто мог послать. Долго ты будешь стоять, как примороженная? Вика!
Я делаю шаг. Меня мутит от вида крови. Марк оборачивается.
– Смотри сюда, – и впивается в меня взглядом синих глаз, в них пляшут белые мотыльки. – Впусти!
– Что?!
– Я помогу. Впусти меня…
Чувствую, как холод проникает под веки, затем перемещается к виску и тут голову прошибает током. Меня трясет, как при эпилепсии.
– Проклятье! – выкрикивает Марк, отстраняясь. Тянет меня из квартиры, на ходу водружая в руки рюкзак. – Ничего, ты откроешься. Наступит время, и ты впустишь.
Глава 14. Никому не верь
Марк вызывает такси.
В машине садится около меня. Отвернувшись, долго смотрит в окно, а я поддерживаю нелепую беседу о погоде с водителем. Нуждаюсь в отвлечение, иначе просто завою от горя.
– Наверное, отдыхать едете? Солнце в этом году отменное! Дождь вот пошел на удивление, но и то – уже все подсохло, – стриженный мужчина прочищает горло. Обернувшись назад, осматривает нас из-под густых бровей и растягивает милую улыбку. Его крепкие пальцы ловко крутят руль.
– Да, едем отдыхать к озеру, – обманываю я. Не знаю зачем.
– Это, которое в Земельках?
Марк обернувшись, вопросительно приподнимает бровь. Взяв мою руку в ладонь, сильно сжимает. Мол, помолчи.
– А вы бывали там? – продолжаю играть. – Подружка так нахваливала это дикое место, вот мы и решили немного отвлечься от работы. Правда, муженек?
Вольный сверлит взглядом, но не гневным, а, скорее, грозным. Горячая ладонь все еще крепко тискает мои пальцы, отчего они немеют. Я пытаюсь одернуться.
– Ты обещал, – нервно выдавливаю я. Марк знает о чем речь. Мне все равно, что наш разговор слышит еще один человек.
«Муж» отпускает, наконец, мою руку.
– Да, место там не только красивое, но и лечебное. Возле озера, говорят, есть источник. Если выпить из него – все горести проходят, но это сказки, конечно, – не обращая на нас внимания, говорит водитель. Его курчавые волосы смешно подскакивают на ухабах.
Я оглядываюсь на дорогу. Местность незнакомая: негустые посадки, просторные луга. Внизу, за рекой, словно фактурное ожерелье – приземистые домики с алыми крышами. Они тянутся в две нитки, которая через какое-то время сходится в одной точке, прямо у порога старой мельницы.
– Звони, – говорит Марк, протягивая телефон.
– Но я не помню их номеров. У тебя же, наверняка, в той папочке, с моим досье, есть все данные.
– Есть, – отвечает, а меня мутит от его змеиной улыбки. Затем что-то быстро клацает по экрану и протягивает трубку. – Я набрал.
– Да, – слышу мамин голос и благодарно киваю «мужу», но скошенная улыбка не слетает с его лица, и это настораживает.
– Привет, мам, это Вика!
– Я слушаю. Что вам нужно?
– Мама, ты меня слышишь?
Марк лыбится и, прыская в кулак, отворачивается к окну. Я начинаю понимать, что он просто играется со мной. Как кошка с мышкой.
– Говорите. Могу чем-то помочь?
– Ну, это же я – Вика – твоя дочь! – уже кричу в трубку. Возможно мама не слышит? Может плохая связь?
Немая долгая пауза.
– У меня нет дочери. Вы ошиблись номером. У меня только сын, – и в мозг впиваются короткие гудки, вскоре и они замирают.
– Я не обещал, что они будут тебя помнить, – забирая телефон, говорит Вольный. В его синих глазах мерцают бесенята.
– Обманщик, – выдавливаю я, сдерживая порыв влепить ему пощечину.
– Не отрицаю, – Марк показушно разводит руками, мол, «извини».
Водитель, мурлыча себе под нос какую-то песню, сворачивает на грунтовую дорогу. По обе стороны лес. Я вижу, как трепыхаются за окном полоски-стволы.
В миг накрывает яростью и паникой. Хочется впиться обломанными ногтями «мужу» в глотку.
– Остановите машину! – верещу и хватаюсь за ручку.
Салон внезапно окутывает молочный дым. Он застилает пространство между нами и водителем.
– А теперь послушай, – басит Марк и пододвигается вплотную. Хватает шершавой рукой меня за подбородок, пальцы соскальзывают и царапают щеку. Он перехватывает покрепче, и силой поворачивает к себе.
Смотрю в его глаза, наполненные белыми мотыльками, и, охваченная ужасом, задерживаю дыхание.
– Я отпущу тебя, когда вытяну из твоей башки нужные мне воспоминания. А пока сиди, как мышка, если не хочешь получить вместо мозгов поджарку.
– Так я не против! Бери! – пропускаю мимо ушей «поджарку». Сознание до сих пор в шоке от маминых слов: «У меня нет дочери». Да и все, что происходит – кажется сном.
– Как оказалось, это не так просто, – Вольный грубо перемещает руки на шею и воздух медленно покидает мои легкие. Его взгляд острее бритвы. – Ты точно ничего не утаила? Кто-то связывался с тобой до меня?
– Нет! Подобный бред я слышала только от тебя, – почти выплевываю слова ему в лицо.
– Ладно, успокойся! Раскудахталась. Доберемся до места – там разберемся. В дороге я не могу сосредоточиться.
– Зачем семью трогал? За что? Не понимаю, что я тебе сделала? – меня колотит, но плакать не стану. Я затаила обиду: злость клокочет внутри, как проснувшийся вулкан. Но мне нужно знать наверняка, что все вернется на свои места и родители все вспомнят. Вот почему они не искали меня все это время, вот почему никто не навещал. Они просто забыли! Но разве это возможно?
– Много задаешь вопросов, – наконец, отвечает Вольный. Он, взмахнув рукой, щелкает перед носом пальцами. – Спи! – и я выключаюсь.
Чириканье воробьев и шелест листьев за окном, как сладкое напоминание прошлого. Как сказка, из которой я давно выросла.
Мне кажется, что я в деревне у бабушки. Пахнет сладкими булочками с яблоками: она всегда добавляет в них корицу, знает, что люблю. С улицы несет душистым разнотравьем и малиной. Не хочу открывать глаза, не хочу, чтобы реальность нарушилась и сломалась, как сухая ветка на дереве.
Я сладко заворачиваюсь в одеяло и подкладываю ладони под щеку. Но тут же в ноздри влетает такой знакомый и страшный запах: запах моего врага. Этот аромат приятный, но, зная кому он принадлежит, я скручиваюсь еще больше и от беспомощности скриплю зубами.
– Просыпайся! – ворчит Марк.
Не успеваю открыть глаза. В лицо летит тряпье.
Привстаю.
– Тебя манерам не учили? – возмущаюсь я, но, сталкиваясь со взглядом Марка, тут же замолкаю.
Он метает искры, будто за время, пока я спала, произошло что-то нехорошее.
– Оденься, я жду тебя на улице.
«Муж» уходит и шваркает дверью.
Что я сделала? Искалечил мою жизнь и на мне же злость срывает? Ну, уж нет!
Следую его совету: одеваюсь. Но не для того, чтобы идти на поводу, а чтобы было время поискать выход, чтобы усыпить его бдительность и сбежать. Тут же понимаю, что это безрассудно. Ведь вернусь домой – и столкнусь с еще большим разочарованием: родители меня не вспомнят. Не вспомнит никто.
Эти фокусы с исцелением ран и влиянием на память близких и знакомых заводят в тупик: я никогда с таким не сталкивалась. Да, а кто сталкивался? Снежинки в глазах Марка – тоже что-то мистическое. Не иначе: магия! Но это же сказки! Сказки!
Осматриваю бегло комнату. Обычная спальня без наворотов: кровать, шкаф, тумбочка – довольно старенькая мебель. Под ногами тонкая застилка, даже не ковер. Окно закрыто плотными серыми шторами, через пробивается яркий солнечный свет.
Приоткрываю кончиками пальцев грубую засаленную ткань.
Газонная трава лоснится на солнце. Тропинка из гальки стелется змейкой и заворачивает возле кустарников, местами разделяясь на две или три дорожки. В глубине двора небольшая деревянная беседка. За ней какие-то палисадники, над которыми возвышаются многолетние деревья. Лес.
Нужно ориентироваться быстро. Если будет возможность – бежать в чащу. Там затаиться и по ночи выйти к любому из селений. Но… сначала нужно узнать, что будет с памятью моих родных.
Жжет палец. Бросаю взгляд на правую руку. Кольцо сияет золотистым, выбитые буквы движутся и царапают кожу. Пытаюсь снять треклятое украшение, но оно, словно приросло намертво. Крутится беспомощно вокруг фаланги, но не стягивается.
Я должна его снять!
Выхожу из комнаты, скрипя зубами от боли. Золото накалилось так, что я уже не могу терпеть.
Где тут ванная? Хлопаю дверями: еще одна спальня – чуть уже моей, зал, какая-то захламленная кладовка, в торце коридора – настоящая деревенская кухня.
Забегаю в последнее помещение. Открываю кран и подставляю руку. Но это только усиливает боль, вода скатывается вниз и характерно шипит, будто змея, исчезая в сточной трубе.
На полочке моющее, выливаю много на ладонь и размазываю по руке, стараясь тщательно намылить кольцо. Так должно поддастся. Тяну изо всех сил, хрустят косточки, палец изрядно покраснел и вспух, но кольцо не сдвинулось.
Не просто так.
Я это понимаю и ничего не могу поделать. Я должна выбраться из этого плена любой ценой. Но как, если Марк одним касанием руки погружает в сон? Как, если все что есть у меня сейчас – это горстка воспоминаний никчемной жизни, где я все счастливые минуты потратила на танцы?
Опускаюсь на табуретку, руки падают плетьми вдоль тела. Сдаюсь. Наверное, я заслужила такое отношение, наверное, это расплата за равнодушие и пришел мой час.
Кольцо продолжает прожигать кожу, но я уже не чувствую боль. Вся рука онемела.
Вдруг, словно натягивается невидимая нить, меня поднимает со стула и несет в коридор. Я беспомощно цепляюсь за углы, хватаюсь за двери, но меня волочит по полу и выбрасывает на улицу: лицом в траву. Врезаюсь пальцами в куст чертополоха и процеживаю отборный мат сквозь зубы. Редко ругаюсь, но здесь допекло все.
Меня тут же перекидывает на спину, и я встречаюсь взглядом с Вольным.
– Урод, – шикаю и отворачиваю лицо. Не хочу его видеть.
– Позавчера ты так не считала, когда изгибалась подо мной…
Молчу. Нет смысла противиться, он, можно сказать, мой рабовладелец. Захочет убьет, захочет возьмет силой. От последней мысли меня пробивает разрядом.
Ненавижу себя и ненавижу жизнь за это. Ненавижу в себе ту женщину, которую любой может обидеть, любой может захотеть и взять. Ведь кто защитит?
Марк прижимает меня коленями к земле и разглаживает волосы. Ведет костяшками пальцев по скуле, спускаясь к шее.
– Дорогуша, давай облегчим твою участь. Ты открываешься – я забираю свое и отпускаю тебя. Хороший размен.
– Или? – впиваюсь в него яростным взглядом.
Пальцы на шее подергиваются. Мужчина внезапно отпускает меня и встает.
– Лучше без «или», – бросает Вольный и удаляется под тень беседки.
Лежу укрытая синим небом. Ни одного облачка. Ультрамариновое небо, как его ненавистные глаза. Яростное солнце ослепляет и, прогревая кожу, проникает в глубь тела. Жарко. Вот бы растаять, как кусок льда. Испариться, превратившись в облако.
– Сюда иди, – слышу приказ в стороне.
– Я не твоя прислуга, и не обязана выполнять указания, – огрызаюсь и продолжаю лежать под солнцем. Чувствую, как какое-то насекомое забирается на руку и щекочет кожу. Кольцо больше не беспокоит, палец не печет.
– Можем повторить, – гаркает Марк и мою руку выламывает от внезапного прострела. Затем тело подкидывает вверх и невидимая сила волочит меня по земле, оставляя позади примятый газон.
Меня переворачивает и крутит. Заваливаюсь лицом вниз, на этот раз в грязь, еще не высохшую после дождя. Встречаю подбородком твердую преграду в виде камня.
«Муж» склоняется надо мной и, взяв за шкирку, приближает глаза вплотную.
– Будешь делать то, что я скажу и когда я захочу. Скажу мяукать – будешь мяукать, скажу есть землю – послушаешься, и если я говорю иди сюда – значит, ты идешь! Все понятно?
Киваю и нервно сглатываю. Глаза застилают слезы и грязь. Соленый вкус наполняет рот: губы треснули от удара. Хорошо не выбила зубы. Хотя о чем я? Я – не жилец. Давно это поняла, но пока не смирилась. Все еще верю, что найду способ – и уйду от палача. Придумаю что-то, можешь не сомневаться, Марк Вольный! У меня обязательно вырастут крылья, и я улечу, как мотылек: выпорхну из коварного сачка в самый неожиданный момент.
Но его презренное лицо и легкий бросок меня в сторону, словно игрушку, говорят об обратном. «Муж» не выпустит из банки. Не освободит. Мне суждено спалить свои крылья в этом огне.
Уже нет сил вставать и шевелиться. Я лишь выдыхаю надломленных хрип и скулю, как попавший под машину глупый щенок.
– Иди сядь, – говорит властно Марк.
Я поднимаюсь на четвереньки. Под грудью болезненно ноют ребра. Ловлю равновесие, но не могу устоять на месте. Ноги дрожат и сгибаются. Меня заваливает и ведет в сторону.
– Долго ты будешь ломаться? Я могу повторить.
– Не нужно, – выдыхаю, боясь, что снова швырнет и тогда точно не встану. Бреду к беседке.
Мужчина стоит в глубине и смотрит в темноту сада. Передо мной квадратный стол с центральным шпилем, уходящим в потолок. По кругу несколько табуреток. Я подхожу ближе и падаю на одну из них. Дыхание так затруднено, что у меня нет сил думать о чем-то другом, кроме как о воздухе.
– Значит, Медди, – начинает Марк.
Меня корчит от этой погремухи, но я терплю. У меня просто нет выбора. Я боли не боюсь, но калекой остаться не хочу. Все еще мечтаю танцевать.
Какая наивность. Прыскаю смешком – какая нелепая мысль.
– Забирай все, что тебе нужно. Я ведь сказала, что ничего не скрываю. Зачем ты меня мучаешь?
– Ты может и не скрываешь, но твоя голова…
Вольный поворачивается ко мне лицом и, сложив руки на груди, садится на перила. Терзает меня долгим взглядом. Не выдержав, опускаю глаза.
Он думает, что ему удалось меня сломать. Ну, и пусть. Я – хорошая актриса и ради того, чтобы спастись – на все пойду.
– Медди-Медди-Медди-Медди, – внезапно со злобной улыбкой повторяет Марк.
Меня ошарашивает мысль, что он не просто так выбрал именно эту кличку. Он не просто так цеплял меня ею все время.
– О, да! Ты вспомнила. Да?
– Ублюдок, – говорю сквозь зубы, опуская голову, чтобы не видеть его ликования.
Вольный приподнимается, слышу шорох одежды и стук каблуков.
– Но вот в чем дело, – один шаг ко мне. – Те воспоминания, которые доступны – мне не нужны, – еще шаг: подходит совсем близко.
Вижу его туфли, кажется, в них отражается мое испуганное лицо.
– Я не понимаю…
– Ме-е-дди-и-и… Сладко звучит, – говорит Марк и тянется рукой к моему лицу. Я невольно отворачиваюсь. Он отходит в сторону и садится по другую сторону стола.
Продолжает свою игру:
– Как липовый мед, медовая булочка, сладкая… Помнишь, кто тебя так называл?
Я не стану отвечать. Это слишком. Уже перебор и ярость скоро польется через край.
– Что? Стыдно признаться, что тебе понравилось? Понравилось, когда он терзал тебя силой?
Начинает колотить. Непроизвольно, бесконтрольно. Я несколько месяцев боролась с этими чувствами и сейчас, в ослабленном состоянии – они всплыли, как будто внутри меня взорвалась капсула с ядом.
Марк продолжает сыпать едкими речами, а у меня мир плывет кругами. Вольный знает куда бить: режет по-живому.
– Куда он тебя целовал? – знает же ответ и все равно спрашивает, будто пытается вывести из себя.
Молчу, сцепив зубы до боли в челюсти.
Марк тянет руку через стол и, захватывая волосы, тянет меня к себе. Чувствую, как он подтягивает носком туфли стул и теперь ребро стола упирается в грудь.
Вольный ведет пальцем за ухом и останавливается на мочке.
– Здесь…
Затем прокладывает дорожку по шее и застывает в яремной впадине.
– И здесь…
– Мразь, – шепчу я, одергиваясь. Пытаюсь отодвинуться.
Воздух накаливается и застывает на миг. Затем стол отлетает в сторону с оглушительным треском. Я зажимаю голову руками и съеживаюсь.
– Ты больно дерзкая, милая, – Вольный не подходит, не хватает и не бьет меня. Это удивляет. Ожидаю урагана, который, наконец, покончит с этим мучением.
Я расправляю осторожно плечи, глядя с опаской на «мужа» и на обломки стола. Над головой зависает деревянный обрубок центральной балки и качается, как маятник. Туда. Сюда. Пыль оседает медленно и щекочет нос.
– Да ладно, признайся, ты ведь вспоминала ту ночь не раз. Эти мысли тебя будоражат и возбуждают. Я ведь знаю все о чем ты думаешь. Даже то, что, не смотря на мою жестокость, ты хочешь меня. И ничего не можешь с собой поделать.
– Ты больной, – голос срывается на сип. Сглатываю горечь.
– Ну, почему же? Я ведь не бегу на помощь к своему насильнику? Ха! Даже звучит смешно.
Гнев закипает медленно. Чувствую, как плавятся вены, как сосуды наливаются свинцом и горячий металл мчится к сердцу. Еще одно слово, и я вцеплюсь этому ублюдку в глаза, выцарапаю его зенки ногтями-обрубками, отгрызу нос и подеру на тряпочки губы. И пусть он потом убьет меня, но мне станет легче.
– Хочешь еще, Медди?
Больше не могу терпеть.
Поднимаюсь. В ногах – дрожь, в груди – магма, что сейчас брызнет во все стороны
– Сядь, – спокойно говорит Марк и отворачивается.
– Не сяду, конченный придурок, пока ты не скажешь, что тебе от меня нужно!
Вольному, словно не интересна моя истерика, он спокойно рассматривает заплетенный хмелем угол беседки. Подпирает косяк плечом и, горделиво сложив руки на груди, вдруг заводится открытым смехом.
Успокоившись, поворачивает голову. Смолистые волосы прикрывают белоснежный лоб и подчеркивают синь его глаз.
– Скажи честно, кто тебе в постели больше понравился: я или этот белобрысый?
И я срываюсь. Налетаю на него, сталкивая каким-то чудом со ступеньки, и начинаю колотить по лицу, а затем куда придется. Царапаюсь, как дикая кошка, а Марк, играясь, отбивается и смеется. Заливается смехом: коварным и мерзким.
Проскальзываю под мужскими руками и со всей дури, бью по его щеке. Громкий шлепок, и вот я уже лежу на спине, прижатая массивным телом.
– А теперь не шевелись, детка, – выпускает Марк тихо и с выдохом. Мне на миг кажется, что он и сам не рад этой постановке. Этой нелепой игре в театре теней и двух актеров.
Я оцепеневаю.
Белые снежинки выкатываются из его глаз и прыгают мне на ресницы. Пытаюсь зажмуриться, но их слишком много. Они колются и жгутся. Кричу.
Марк закрывает ладонью мне рот, отчего спирает дыхание.
Холод проникает под веки, бродит по лбу, затем охлаждает виски и останавливается где-то в районе темечка. Меня выгибает от резкой боли, похожей на прострел молнии. Кричу, но слышу только мычание, жесткая ладонь все еще на губах.
– Открывай! – гневно выкрикивает Марк.
Начинаю падать.
Вольный вдруг отпускает меня и сам заваливается на землю, замысловато сквернословя. Вижу все размыто и нечетко. Продолжаю лететь, как камень, в пропасть, и тьма захлопывается стоит коснуться дна.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
