Текст книги "Любимые дети, или Моя чужая семья"

Полтора года назад я разрушила жизни Сары и Кита. И должна была Саре куда больше, чем выкладка ее фото в Интернет и изготовление листовок. Она в беде. Может, с ней что-то сделали в лесу. Может, она даже мертва. А я страдаю, предчувствуя унижение. Так что просто необходимо присоединиться к поискам.

Но в пятницу я едва не струсила снова. Однако спрятала волосы под шляпу и взяла у ма уродливые большие солнечные очки, которые все равно пришлось снять, потому что в лесу было очень темно.

Энди провел день в доме Кармайклов. Ма считала, что ему не следует участвовать в поисках, тем более неизвестно, что мы найдем.

Но оказалось, что мы ровным счетом ничего не нашли.

Перед этим я сказала ма и дяде Маркусу, что сама приеду в «Фуд Лайон», чтобы никто не увидел меня выходящей из машины ма и не понял, что это я. Не хватало еще, чтобы люди говорили:

– Эй, это Мэгги Локвуд! Вернулась из тюрьмы.

К тому времени, как я вышла на парковке магазина, там было столько машин и людей, что я поняла: остаться неузнанной – не проблема. Я увидела Кита, о боже, его бедное лицо! Он не выглядел так, словно вышел из фильма ужасов, но шрамы покрывали половину лица. И их невозможно было не заметить. При виде Кита я повернулась и пошла в другую сторону, встав в линию поисковиков как можно дальше от него.

Я оставалась там все утро. Увидела кучу знакомых, включая Эмбер Доннелли, которая когда-то была моей лучшей подругой. До Бена. Видимо, она приехала из колледжа на выходные. Она шла в линии вместе с другими моими одноклассницами. Я была рада, что никто меня не узнал. Достаточно тяжело видеть их всех. Знать, что я больше не часть их компании и их мира. И больше никогда не буду…

Теперь, стоя на школьной парковке, я глянула на часы. Без четверти восемь. Именно в это время я должна быть в классной комнате миссис Хедли.

– Пора тебе стать взрослой, – сказала я и вышла из машины.

У входа толпилось много людей. Очевидно, родители привозили детей в школу.

И тут я поняла, что они выстроились в ряд, глядя на парковку. Глядя на меня. Должно быть, их не меньше двадцати человек. Что происходит?

Я замедлила шаг, не зная, что делать. Повернуть назад? Или идти вперед, словно ничего не происходит.

– Убирайся домой! – крикнул один из них.

Несколько человек присоединились к нему и принялись скандировать:

– Убирайся домой, убирайся домой, убирайся домой!

Я сделала еще два шага.

– Ты не войдешь сюда! – завопила какая-то женщина.

– Я должна работать в классе миссис Хедли! – откликнулась я, словно все это было недоразумением и они мешают мне помогать учителю.

– Ты и близко не подойдешь к нашим детям! – заорал мужчина с клочковатой светлой бородой и таким низким грубым голосом, словно его обладатель курил с пеленок.

Я вдруг сильно испугалась и замерла на обочине парковки.

– Вон со школьного двора! – визжала какая-то особа.

В плечо что-то стукнуло. Я глянула на землю. У моих ног лежало яблоко. Я загородила лицо сумочкой, когда второе просвистело мимо головы.

Я уже повернула назад, когда крохотная афроамериканка распахнула дверь изнутри. Строй родителей разделился, давая ей пройти, и я поняла, что это, должно быть, директор, мисс Террелл. Она на высоких каблуках промаршировала ко мне.

– Мисс Локвуд? – спросила она, подходя ближе.

Я кивнула, чувствуя, как горят щеки.

– Не знаю, что делать, – пробормотала я.

Она не остановилась.

– Пойдемте со мной, – бросила она, и я последовала за ней на середину парковки, где она повернулась лицом ко мне. Я заметила, что проклятый белый фургон опять стоит на улице. На этот раз – с логотипом в виде красочного павлина. О, только не это!

Я поспешно повернулась так, чтобы стать спиной к фургону.

– Ничего не выйдет, – сказала она. – Когда я дала вашей матери зеленый свет и миссис Хедли согласилась вас принять, мы не рассчитывали на такое.

Она махнула рукой в сторону родителей.

– Я должна была сообщить им, что вы будете работать в классной комнате, и все выходные мне звонили и выражали тревогу. Но я думала, что сумела погасить пожар.

Она умеет выбирать слова!

Я поморщилась.

– Все в порядке, – сказала я, хотя единственное, о чем я мечтала, – сесть в машину и вернуться домой.

– Такого организованного выступления я не ожидала, – продолжала она. – Я не могу предпочесть ваши интересы интересам учеников, и, поскольку родители отказываются вести детей в школу, если вы будете работать здесь, ничего не получится.

Я оглянулась на исполненные решимости лица:

– Все нормально.

– Вы понимаете мое положение, – бросила она. Это не было вопросом.

– Они ненавидят меня.

– Дело не в любви или ненависти. Они считают, что обязаны защитить своих детей.

«Я совершенно безвредна», – хотелось мне сказать.

– Ладно, – сказала я вслух, вешая на плечо сумочку. – Мне… мне очень жаль.

Когда я добралась до дома, вокруг никого не было. Я проверила, заперты ли двери и окна, после чего пошла к себе и легла на кровать, обнимая медведя. Перед закрытыми глазами возникали злые, уродливые лица родителей у школьного входа. Мы жили в доброй, мягкосердечной части света, и они были, возможно, добрыми, мягкосердечными людьми. Почти все время.

Это из-за меня они стали такими злобными. Сколько из них знали меня близко? Знали мой характер? Некоторые знали, я в этом уверена. Некоторые, возможно, были родителями моих бывших друзей. Друзей… прежде чем это произошло. Раньше они, возможно, хотели, чтобы я водилась с их детьми, в надежде, что часть блеска перейдет на них. Теперь они считали, что я безумна и опасна. А вероятно, и то, и другое.

«Не могу я выполнять никакие общественные работы», – думала я, гладя пушистую спину медведя. Для этого нужна община. А я потеряла свою полтора года назад. Уничтожила ее сама. Огнем и дымом.

17. Сара

Глубоко личное

1990

Бывают романы эмоциональные и дела физические. До встречи с Джейми я считала, что физический роман может быть куда более опустошающим, сложным и разрушающим, чем роман эмоциональный. Теперь я знала, что последний куда опаснее. Потому что требует делить каждую мысль и каждое чувство с другим человеком. Ты абсолютно беззащитна и уязвима, хотя чувствуешь себя в полной безопасности. Именно этот роман начался у меня с Джейми. И зашел куда глубже, чем я ожидала.

Я даже не хотела сексуальных отношений с ним. Я никогда ими не наслаждалась. У меня даже оргазма ни разу не было. Когда я смотрела в кино, как актриса извивается от наслаждения, то все время гадала: может, Стив как-то не так занимается любовью, и в этом вся проблема? Но Стив казался абсолютно довольным. Он – один из тех мужчин, которые засыпают, едва кончив, в то время как я лежала без сна, страдая от невозможности поговорить, добиться близости, которую не давал секс.

Я находила эту близость с Джейми. Мы виделись почти каждый день. Делили с ним заботу о ребенке. Делили любовь этого ребенка. Джейми и Мэгги давали мне цель и радость в жизни. Невозможно было не стать с ними ближе.

Как-то, когда Мэгги исполнился год и три месяца, я везла ее в тележке для покупок по военному магазину и увидела шагавшего навстречу пожарного. Большой, массивный мужчина, и хотя на дворе был август, он был одет в объемную, бежевую с желтым, двустороннюю куртку. Неужели где-то в магазине начался пожар?

Я оглянулась, чтобы проверить, не происходит ли чего-нибудь за спиной.

– Эй, – сказал он, и я увидела улыбку. Глаза. Джейми! В военном магазине!

Мэгги услышала его голос и стала вертеться.

– Дада! – крикнула она и потянулась к нему.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, когда он подхватил Мэгги и прижал к себе. – Что-то случилось?

Он должен был забрать Мэгги через несколько часов, когда закончится его смена в добровольной пожарной дружине.

– Все в порядке.

Он прижал губы к щеке Мэгги. Измазанное сажей лицо было влажным от пота. От него пахло дымом.

Я почувствовала, как губы расплываются в улыбке. Все, кто меня видел в этот момент, наверняка поняли бы, что я люблю этого человека. Но мне было все равно.

– Как ты вошел? – спросила я.

У него не было удостоверения военного.

– Именно поэтому я не снял форму.

Он прикусил пальцы Мэгги, и она хихикнула.

– Решил, что меня не прогонят. И меня не прогнали.

– Ты пришел прямиком с пожара?

Я все еще не опомнилась от встречи.

– Уверен, что с тобой все в порядке? Ты, должно быть, уже поджарился в этой куртке.

– Просто хотел увидеть мою крошку.

Он устроил Мэгги поудобнее, и она положила голову на его плечо. Темные курчавые волосы смешались с его локонами.

Джейми заглянул в мою тележку:

– Вижу, вы почти закончили? Мы можем вернуться к тебе домой, чтобы я успел принять душ?

Продукты вмиг стали мне безразличны.

– У меня уже есть все необходимое, – сказала я, но говорила не только о том, что лежало в тележке.

Пока он мылся, я убирала покупки.

«Все это кажется таким правильным. Таким естественным, – думала я, прислушиваясь к шуму воды за дверью ванной. – Вот как должна чувствовать себя женщина, когда в доме человек, которого она любит».

Мое счастье было таким простым и чистым. Если бы я только испытывала то же самое, когда дома бывал Стив! Сейчас я была рада, что он в Монтерее. В трех тысячах миль отсюда, на этот раз на две недели.

К тому времени как Джейми вышел из душа, я кормила Мэгги, сидевшую на высоком стульчике.

– Дада, – повторила Мэгги, но была слишком занята йогуртом, чтобы попроситься к нему на руки.

Джейми прислонился к дверному косяку между коридором и кухней. Он улыбался, сложив руки на груди.

– Ты собираешься сказать мне, почему пришел так рано? – спросила я. Хорошо, что сдержалась и не сказала «домой».

– Пожар был кошмарным. В трехэтажном доме. И там застряли две девочки-близняшки примерно возраста Мэгги.

– О нет.

Я отставила баночку с йогуртом.

– Нет, все обошлось, – сказал Джейми.

– Эээээ! Эээээ, – закряхтела Мэгги и потянулась к йогурту. Я дала ей еще ложечку.

– Я смог найти их и вытащить, – заверил Джейми. – Одной пришлось дать кислородную маску, но обе в порядке. Я только хотел увидеть мою Мэгги, прежде чем заняться делами.

– О, разумеется! – воскликнула я.

Он пересек комнату, взял у меня ложку и тихонько отстранил меня.

– Можно мне?

– Да!

Мэгги показала в улыбке крохотные новые зубки.

– Я приготовлю ее вещи, – пообещала я и пошла в детскую. В детскую Мэгги. Не Сэма. И собрала сумку с памперсами.

Хотя всего полчаса назад на сердце было легко, сейчас его обременяла тяжесть. Через несколько минут они уйдут. Оба. Я снова останусь одна.

– Сара!

Я повернулась. Джейми стоял в дверях, держа Мэгги.

– Уже поела?

– Да. Я тут хотел спросить… Знаю, еще слишком рано, но, если мы уложим ее спать прямо сейчас, как думаешь, она раскапризничается или немного погодя успокоится?

Я взглянула на него и поняла, о чем он действительно спрашивает. Почему меня не удивляло то обстоятельство, что мы никогда не говорили об этом раньше? Ответа не было. Я знала только, что любила его, что, кроме меня, его никто не любил. ТАК НЕ ЛЮБИЛ. Вот уже больше года.

Я потянулась к Мэгги, которая с готовностью пошла ко мне.

– Пойдем, Мэгс. Хочешь посмотреть на аквариум? Волшебный аквариум?

– Квалум, – ответила Мэгги.

– Пригаси свет, Джейми.

Тот повернул выключатель.

Я разжала руки, и Мэгги скользнула на матрасик. И встревоженно вскрикнула, поняв, что ее кладут спать слишком рано. Но я быстро нажала на кнопку волшебного аквариума, прикрепленного к изножью колыбельки.

– А вот твое одеяльце, милая.

Мэгги взяла у меня маленькое фланелевое одеяльце. Но глаза были широко открыты от удовольствия, я видела в них отражение голубых и желтых рыбок.

Я подошла к Джейми:

– У нас есть добрых пол….

Он закрыл мне рот поцелуем. Руки утонули в моих волосах. Мы вывалились из детской в спальню, где я открыла больше, куда больше того, чего лишалась со Стивом.

– Это было дольше, чем полчаса, – выдохнул Джейми после того, как мы больше двух часов занимались любовью.

– За это тебе придется дорого заплатить, – выпалила я и тут же пожалела о сказанном. Я хотела сказать, что после такого долгого сна Мэгги будет плохо спать ночью, но на самом деле говорила я о Лорел. И мы оба это знали.

– Оно того стоило, – заверил Джейми, поднося мою руку к губам и целуя ладонь и пальцы.

«Не уходи, – подумала я. – Пожалуйста, не уходи».

И все же на уме у меня была только Лорел. Я изо всех сил пыталась подружиться с ней, и она иногда вроде бы принимала мою дружбу. Что она делает прямо сейчас? Прямо в эту минуту? Думает ли о маленькой девочке в моей детской? О мужчине в моих объятиях?

– Я люблю тебя, – внезапно сказал Джейми.

Этих слов я никогда не слышала от Стива. Я приподнялась на локте и взглянула на Джейми:

– Я тоже тебя люблю.

Он провел пальцами по моей шее, по ключице. И в глазах его плескалась печаль, которую я не хотела видеть.

– Джейми, – пробормотала я, – если вы с Лорел разойдетесь, ты и Мэгги можете жить здесь.

– ЧТО? Сара…

– Это идея Стива. Он хочет сдать маленькую комнату. Сказал, что вы с Мэгги можете там жить. Придется брать с вас деньги, зато я смогу ухаживать за ней постоянно.

Джейми покачал головой:

– Сара, почему ты это говоришь? При чем тут Стив и Лорел? Зачем ты вмешиваешь их в это прямо сейчас?

Почему?

Я заплакала.

– Сара, Сара.

Он обнял меня и стал укачивать.

– Прости. Мне так жаль. Но ты знаешь, почему я не могу оставить Лорел.

– Знаю. И не прошу тебя оставить ее. Ни за что бы не сделала такого.

Я не хотела быть одной из тех женщин, которые постоянно липнут к любовнику. Вообще не хотела быть одной из тех женщин, которые имеют любовника. Обманщицы. Лгуньи. И все же я стала одной из них и, хотя меня терзали угрызения совести, неожиданно стала лучше понимать этих женщин.

– Я просто хотела передать тебе предложение Стива, – вздохнула я.

Джейми еще немного покачал меня, и, судя по громкому дыханию, он был встревожен. Жаль, что я вообще что-то сказала о его переезде.

– Это была ошибка, – сказал он.

– Нет!

Я подняла голову, чтобы снова взглянуть на него.

– Нет. Я даже не знала, что хочу сделать это, но теперь понимаю, что это было абсолютно необходимо.

– Необходимо, вот как? – рассмеялся он.

Он поцеловал кончик моего носа.

– Ты, оказывается, романтик.

Я рассмеялась вместе с ним, надеясь, что его легкомысленное настроение долго не продлится.

Оно и не продлилось.

– Это была ошибка, – снова сказал он. – Стив – хороший человек, и, бьюсь об заклад, если бы ты попыталась, вы смогли бы найти общие… интересы. Ты ходишь вокруг него, как по тонкому льду. Вам нужно побольше разговаривать друг с другом. Нужно сказать ему, что ты хочешь.

Я снова положила голову ему на грудь, вдыхая его запах. Пытаясь запомнить его. Потому что знала: он пытается сказать, что больше таких вечеров не будет.

– А Лорел… – Он поколебался. – Лорел была чудесной женой и снова будет ею.

– Я никогда не буду испытывать к Стиву то, что испытываю к тебе, – прошептала я.

Он громко сглотнул. Еще раз.

– В том, что случилось сегодня, виноват я. Мы не всегда можем иметь то, что хотим. Мне давно следовало бы знать это.

Он отпустил меня, и холодный воздух овеял мою разгоряченную кожу.

– Помоги мне, ладно? Давай больше не будем этого делать.

Две недели спустя Стив вернулся домой из Калифорнии. Мы занялись любовью в день его приезда, и у меня возникло странное чувство, что я изменяю Джейми, хотя после того вечера мы с ним не занимались любовью. Я пыталась найти со Стивом физическую страсть, которую обрела с Джейми, но это было безнадежно. Я просто ничего не чувствовала. Я знала, что Джейми прав и что нужно поговорить со Стивом, сказать, чего я хотела от нашего брака, в постели и вне, но слова никак не хотели слетать с языка. Стив – это Стив. Что бы я ни сказала, это его не изменит.

В конце сентября Джейми сделал то, чего клялся не делать никогда. Ушел от Лорел.

Я пришла в церковь, чтобы взять Мэгги. Со времени нашей «ошибки» мы виделись почти каждый день, и, хотя вели себя как обычно, я сознавала разницу. Ощущала его взгляд, когда играла с Мэгги. Джейми задевал мои пальцы, когда протягивал игрушку или одеяльце. И это не игра воображения. В нем зрел голод, который он старался пригасить. Я узнавала этот голод, потому что разделяла его.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сказал он сегодня утром, наливая чашку кофе из термоса. – Сара!

Мэгги подняла ручки, прося, чтобы ее взяли. Я увидела большую повязку на левой ручонке.

– Мэгги, солнышко! – воскликнула я, поднимая ее. – Что это с тобой?

– Садись, – велел Джейми.

– Разве тебе не нужно в риелторский офис?

– Сначала я хотел поговорить с тобой. – Он показал на ручку Мэгги. – Это случилось вчера. Меня вызывали на пожар, а Лорел повезла ее на пляж, где Мэгги нашла доску со ржавым гвоздем и порезала руку.

– О нет!

Я поцеловала повязку.

– Бо-бо, Мэгги?

– Лорел не смогла проследить за ребенком, – бросил Джейми.

– О чем ты?

– Она ничего не смогла сделать. Маркус услышал крик Мэгги. Слава богу, он оказался там! Лорел пыталась полить рану водой. Но она… Маркус сказал, она запаниковала. Струсила. Разрыдалась, выпустила из рук Мэгги и не знала, что делать.

– Но она медсестра! – удивилась я. Мне было чрезвычайно трудно представить Лорел медсестрой.

– Прежняя Лорел была медсестрой, – вздохнул Джейми. – Мне так грустно за нее. Она пыталась быть Мэгги настоящей матерью. Вывела ее на пляж, чтобы поиграть. Каким усилием это, должно быть, стало для нее!

Я кивнула.

– Так или иначе, мы поговорили вчера вечером, и она сказала… сказала, что хочет уйти. Что нам с Мэгги будет лучше без нее.

– О, Джейми.

Мне стало больно за него. Правда. Но я думала о том, что это значит для меня.

Джейми выглянул в окно:

– Сейчас она не хочет отвечать за Мэгги. Понимает, что не может быть хорошей матерью, но не желает помощи, и я не знаю, что можно с этим сделать.

Джейми сумел уговорить Лорел пойти к психиатру, но после первого визита она отказалась идти туда снова.

– Но я знаю одно: я не могу позволить ей покинуть Си-Тендер. Она совершенно растеряется.

Я положила ладонь на его руку:

– Ты знаешь, куда идти. Ты и Мэгги.

Он кивнул. Сжал губы.

– Если Стив согласен, может, мы попытаемся жить вместе?

– Конечно! – воскликнула я.

– Это только на время.

Судя по интонации, Джейми пытался предупредить меня о чем-то, но, даже если и так, я ничего не слышала. Я уже строила планы. Буду готовить для них. Заботиться о них. И сотру морщинку между бровей, которая с каждым днем углублялась все больше.

Переезд Джейми и Мэгги прошел безупречно. Лучше, чем я ожидала. Стива так часто не бывало дома, а я любила общество Джейми. Когда Стив приезжал, я наслаждалась наблюдением за другой стороной характера Джейми. Потому что он, как всякий мужчина, мог часами беседовать о спорте и машинах. Об этих сторонах его характера я доселе не подозревала. Он рассказал Стиву, что увлекался мотоциклами, и они даже вместе поехали на мотошоу в Рали. Мы с Джейми старательно держались на расстоянии друг от друга, особенно когда Стив был в отъезде. Посторонний наблюдатель никогда не предположил бы, что мы были любовниками. Но хотя мы не касались друг друга, чем дольше Джейми жил у нас, тем глубже становилась моя любовь к нему.

В сентябре у меня случилась задержка. Месячные у меня никогда не бывали регулярными, но когда в октябре задержка повторилась и по утрам начало тошнить, я отправилась к своему гинекологу, который сказал мне то, о чем я уже знала. Я беременна. Восемь недель. Восемь недель назад Стив был на учебных курсах в Калифорнии.

Я была и взволнована, и испугана. Я беременна! Ни один ребенок не может заменить Сэма, но как же я хотела попробовать снова! И все же это не ребенок Стива, и я понятия не имела, что скажет Джейми.

Я позвонила ему в риелторскую контору, как только пришла от доктора. Мне ужасно не хотелось говорить ему это по телефону, но Стив сегодня вечером будет дома, и тогда мы не сможем быть откровенными.

– У меня восьминедельная беременность, – сказала я, услышав его «алло».

Он ответил не сразу, и я, пока ждала, вертела телефонный шнур.

– Погоди минуту, – сказал он и заговорил с кем-то. Я услышала стук закрывшейся двери. Наконец, он снова взял трубку. – Как ты себя чувствуешь?

– Ты имеешь в виду физически или эмоционально?

– Это мой ребенок?

– Да.

– О боже! Мне так жаль! Следовало быть осторожнее, – расстроился он.

– Я счастлива. И так хочу этого ребенка!

– Ты… позволишь Стиву думать, что это его ребенок?

Я помедлила, мечтая, надеясь, что он скажет то, чего я ожидала.

– Только если это необходимо, – выдавила я, наконец. – Только если ты не… – Я снова стиснула телефонный шнур. – Я могу с ним развестись.

– Сара! Я не могу оставить Лорел, – отрезал Джейми.

Впервые за два года знакомства я рассердилась на Джейми:

– Это безумие! Ты уже оставил ее. Уже давно оставил в мыслях, а теперь оставил физически. Ты живешь с нами. Помнишь? Живешь со мной.

Хотя он часто приезжал в Си-Тендер, чтобы проверить, как там Лорел. Я тоже туда ездила и даже подружилась с ней, чтобы облегчить совесть. Делала вид перед собой и всем миром, что забочусь о них обоих. Боже, какую мерзкую, безумную, извращенную жизнь я вела!

Джейми ответил с обычным спокойствием:

– Я помогу тебе всем, чем могу, но Лорел и я не считаем, что наше отчуждение будет постоянным. Я говорил тебе, что она больна. И ей еще хуже, чем раньше. Она нуждается во мне.

– Я тоже в тебе нуждаюсь.

– Знаю. Но у тебя есть Стив. А у Лорел – только я.

Я снова вспыхнула от гнева:

– И мне предлагается дать этому малышу… этому ребенку расти и считать, что Стив – ее или его отец? Это не может быть ребенок Стива.

– Но он этого не знает, верно?

– Зато знаю я и ты тоже! Что посоветуешь, Джейми? Хочешь, чтобы ребенка не было?

Но я ни за что не согласилась бы сделать аборт!

– Нет, этого я не хочу, – ответил он. – Послушай, Сара, я окажу любую поддержку, которую ты только пожелаешь.

– Что это означает?

– Я имею в виду финансовую поддержку. Эмоциональную. – Он поколебался. – Ты знаешь, я тебя люблю.

Слезы жгли мне глаза. Да, я знала, что он меня любит. И оттого было еще больнее.

– Я и ребенка люблю. И жаль, что для тебя все так трудно. Но я не могу нарушить клятвы, данные Лорел и Мэгги.

– А я? Каково мое место в твоей жизни?

Он поколебался:

– Сара, то, что происходит между мной и Лорел, – поверхностно и ограниченно. То, что происходит между нами, – это глубоко личное. Какую часть меня ты предпочла бы иметь?

18. Кит

Я зарулил на одно из двух свободных мест на парковке перед башней Маркуса. Его пикап был рядом, и несколько минут я сидел, пытаясь решить, стоит ли говорить с ним или лучше просто ехать домой. Я вынул таблетку перкосета и запил водой из бутылки. И хотя голова от перкосета была словно не своя, я нуждался в таблетках. И мог бы поклясться, что боль с каждым днем становилась все сильнее. Я не стану говорить с Маркусом, пока боль немного не отпустит. И без того я достаточно взвинчен.

Два дня назад я вернулся к физиотерапевту. Стоило Гуннару, моему терапевту, поднять мою левую руку над головой, я покрылся холодным потом.

– Ты немного потерял подвижность, – заметил он.

– Черта с два.

Я стиснул зубы. Гуннар был похож на викинга – высокий мускулистый блондин. Правда, вырос в Алабаме, и, когда он открывал рот, было странно слышать этот выговор.

– Ты делал упражнения? – спросил он.

Его вопрос обозлил меня больше, чем боль.

– Трудно делать их в одиночку.

– Прости. О матери так ничего и не известно?

Я покачал головой. Не хотел говорить на эту тему.

– Ты должен ходить на физиотерапию.

Гунар опустил мою руку, и я зажмурился что было сил. Он словно разрывал закаменевшие шрамы.

– Довольно и того, что с твоей матерью случилось несчастье. Не хочешь же ты скатиться назад, к тому, что было?

– Нет. – Это было именно то, чего я добивался. Чтобы мне стало хуже.

– Мы сделаем так, чтобы ты смог упражняться в одиночку, – пообещал Гуннар. Он ничего не понимал. Дело не в том, что она держала другой конец ленты. Дело в том, как она меня хвалила.

«Ты можешь сделать это, милый». «Еще два раза – и я сделаю тебе банановое мороженое с помадкой». Я ненавидел, когда она обращалась со мной как с десятилетним. Но если бы я вернулся и нашел ее в трейлере, пусть бы она обращалась со мной как хотела.

Сегодня уже неделя. Критические сорок восемь часов давно прошли.

Благодаря перкосету и тому обстоятельству, что с ее исчезновения я почти не спал, сейчас я едва держался на ногах. И мозг все время терзался страшными историями о том, что с ней могло случиться. Я только надеялся, что, если какой-то ублюдок убил ее, он сделал это быстро. И это было хуже всего. Представлять ее испуганной, потому что она наверняка испугалась. Да и кто бы не испугался? Но беззащитная женщина вроде нее потеряла бы голову от страха.

Мне приходилось вставать по ночам и включать телевизор, чтобы прогнать эти мысли.

Мне показалось, что я увидел какое-то движение в одном из окон второго этажа башни Маркуса.

Я скорчился на сиденье, ожидая, пока перкосет начнет действовать. Если через пять минут не почувствую себя лучше, уеду. Я могу выдержать еще пару дней до разговора с ним. По крайней мере, я надеялся, что смогу.

Я пропускал не только визиты к терапевту, но и школу. Мисс Вичевски, одна из школьных советников по профориентации, пришла вчера в трейлер. Она не позвонила, не предупредила, просто постучала в дверь. Вот так вы узнаете, что стали полным неудачником, или объектом благотворительности, или тем и другим. Может, я нуждаюсь в транспорте, спросила она. Или в наставнике?

Она меня испугала. Если она залезет в мою школьную анкету и узнает, что мне семнадцать, я окажусь в полном дерьме. А вдруг она вызовет социального работника или кого-то в этом роде? Сейчас я существовал относительно спокойно и хотел, чтобы так было и впредь. Копы совсем не волновались обо мне. Мать пропала, но не погибла. По крайней мере, никто не видел ее мертвой, и официального подтверждения не было. Многие дети помоложе нуждались в помощи больше, чем я, так что, возможно, кто-то, зная, что мне семнадцать, оставит меня в покое.

Но мисс Вичевски может вбить себе в голову, что должна спасти меня или что-то в этом роде, и тогда я окажусь в приюте.

– Как насчет того, чтобы пока переехать в дом друга? – предложила она. – Тогда ты мог бы ходить с ним в школу.

– Да, может быть, – кивнул я, пытаясь отвлечь ее. Можно подумать, у меня полно друзей в школе. Некоторые уже успели закончить ее, а многие просто бросили. И, возможно, проводили дни, накачиваясь спиртным или наркотиками. Хотя вряд ли перкосет чем-то отличался от наркотиков.

Входная дверь башни Маркуса вдруг открылась.

– Кит? – позвал он.

Пойман. Теперь обратной дороги нет. Я вышел из машины.

– Привет.

– Я увидел твою машину. Ты в порядке?

– Никогда не чувствовал себя лучше.

Почему люди все время задают мне дурацкие вопросы? Мать исчезла. Лицо у меня как из фильма ужасов. Руки выглядели так, словно закутаны в розовый пластик. Меня могут упечь в какой-то богом забытый приют. И сейчас… – это и было причиной, по которой я пришел к Маркусу, – у меня почти не осталось денег. На сберегательном счету матери было немногим более тысячи долларов, она ничего не снимала, но я не мог до него добраться. В день поисков Маркус дал мне двести долларов. Просто вытащил бумажник и отслюнил десять двадцаток, как какой-то пустяк. Двести долларов казались огромной суммой, но пицца и заказы из китайского ресторана вскоре все съели, и каждый раз, когда я ходил на физиотерапию, приходилось доплачивать то, чего не покрывала страховка. Маркус дал бы мне больше денег, если бы я попросил, но я не хотел просить. Не хотел его денег. Хотел свои.

– Заходи.

Он придержал дверь.

Последний раз я был в башне Маркуса несколько лет назад. Возможно, на десятый или одиннадцатый день рождения Энди. Дом Маркуса был самым крутым на острове или близко к этому. Он занял одну из старых башен Оперейшн Бамблби, которую использовали еще в сороковых, сделал ремонт, выкрасил в светло-зеленый цвет и снабдил потрясающей аудиосистемой на каждом этаже. Комнаты были маленькими. Но каждая выходила на океан, так что какая разница?

Единственное, что мне здесь не нравилось, – крыша. Плоская, без ограждения, и, когда я единственный раз поднялся туда, у меня возникла паника. Я боялся высоты и, конечно, теперь не выносил открытого огня. На этой неделе оставалось добавить к списку фобий страх одиночества. Я не боялся, что кто-то вломится в трейлер и убьет меня, но по ночам у меня появлялось странное ощущение пустоты в груди, словно начинался сердечный приступ. Чем темнее становилось за окном, тем хуже мне было. И это ощущение меня не оставит даже в присутствии приютских лузеров.

Я прошел за Маркусом в гостиную/столовую. Увидел виндсёрферов на волнах. Я не занимался сёрфингом с того дня, как пропала мать.

Маркус сунул руки в карманы.

– Что будешь пить?

– Пиво?

– Ага. Прямо. Вторая попытка.

– Ничего.

Я сел на кожаный диван.

– Мне нужно задать тебе вопрос.

Маркус вытащил из-под кухонной стойки барный табурет и примостился на нем.

– Выкладывай.

– Ты знаешь о моем образовательном фонде, который отдал в распоряжение матери?

Я никогда не говорил с Маркусом о тех деньгах. Никогда не благодарил.

Он кивнул.

– Поскольку мать пропала, мне нужны деньги. Но она всегда говорила, что я могу использовать их только на колледж. Это правда?

Он оперся о стойку.

– Вот как обстоят дела, Кит. Я основал этот фонд с твоей матерью в качестве попечителя и с условием, что деньги могут быть использованы только на образование. В этом случае деньги пойдут колледжу. Если же ты не захочешь учиться, деньги перейдут к тебе по достижении двадцатипятилетнего возраста.

– Но что, если они нужны мне сейчас?

Он покачал головой:

– Ты не можешь получить их сейчас.

Он выпрямился, оперся руками о колени.

– Но, послушай, тебе ни к чему беспокоиться о деньгах. Скажи, что тебе нужно, и…

– Это ты основал фонд, верно? – разозлился я.

– Верно.

– Почему же ты не можешь изменить правила сейчас, когда ситуация стала совершенно иной?

– От меня это не зависит. Как только правила установлены, их нельзя менять. Мне очень жаль.

Я посмотрел на сёрферов. Как же я им завидовал! Ни о чем не заботиться. Разве только о том, как поймать следующую волну. Придется найти работу.

Я живо представил, как иду куда-то. Иду с таким лицом и прошу работы.

– Кит, ты должен позволить людям помочь тебе, – покачал головой Маркус.

Я встал.

– Нет, спасибо. Я что-нибудь придумаю, – отрезал я, шагнув к выходу.

– Деньги за моральный ущерб! – неожиданно воскликнул Маркус и вскочил. – Ты же ежемесячно получаешь их от Мэгги, не так ли?