Текст книги "Путешественница"

Джейми помолчал, демонстрируя физическую мощь. Посмотрев на свои руки, он сжал левую ладонь в кулак, отчего было видно, как играют мускулы под его одеждой.

– У меня хватает сил. Пока хватает, а там посмотрим. В бою на меня не жаловались, палаш и клинок всегда были мне верны, и моя рука не дрожала. Но близится день, когда я не смогу орудовать клинком.

Он поднял с пола камзол.

– Я понял его смех. И взял это тогда с собой – пусть напоминает о славном Томе Гейдже.

Рука Джейми скользнула в карман и вынула оттуда три свинцовые наборные литеры. Они были холодные и твердые, как уверенные слова их владельца. Я знала, какое слово составляют эти буквы.

– Это Q. E. D. – Да, это было оно.

– Мой палаш и клинок отобраны врагом, англичанином. – Джейми прикоснулся к буквам, словно набираясь от них энергии и решимости, хотя это было лишнее – он говорил твердо. – Том раскрыл мне иной мир, вложил в руки иное оружие. Его-то я уж не выпущу.

Мы не опаздывали на встречу, выйдя ровно без пятнадцати минут пять. Съев немного – разве ту устричную похлебку с изрядным количеством перца – и выпив хорошего вина, чередуя приемы еды с другими, не менее приятными вещами, мы чувствовали себя превосходно, идя по излюбленной нами Королевской Миле.

Небо Эдинбурга обещало дождь – над городом сгущался туман. Но пока мы шли, нас освещало солнце, облака были золотых и розовых тонов, мостовая отражала цвета заката и ничто не предвещало беды. Шотландская столица была полна света, как мы были полны любви. Идя рядом, мы не замечали ни признаков надвигающейся непогоды, ни того, что эдинбуржцы живут в неприглядных серых домах и что великолепие заката преходяще. Я зарделась от удовольствия, а Джейми сиял, глядя на меня.

Мы были заняты исключительно собой и, как я уже сказала, не замечали ничего, так что мое шестое чувство сработало с опозданием, когда я оглянулась. Позади нас шел мужчина, скорее всего, мы мешали ему пройти, поэтому он мигом проскочил мимо нас, когда я приостановилась. Но, по-видимому, причина была не в нас: обойдя нас, он стал как вкопанный, не двигаясь с места. Из-за этой внезапной его остановки я потеряла туфельку.

Мужчина вперил взгляд в небесный свод и, словно увидев что-то понятное одному ему, пустился бежать.

– Вот чудак! – потянулась я за туфлей.

Строго говоря, другие шотландцы тоже вели себя странно – они также остановились, взглянули на небо и устремились вперед, в конец улицы.

– Джейми, что… – Я осеклась, потому что он тоже смотрел туда же, куда и все.

Подражая ему, я посмотрела вверх и тут же поняла причину их странного поведения. Закат не дает такого отсвета на небо, а уж всполохов тем более. Это вовсе не закат.

– Горит, – Джейми озвучил общее мнение. – Да горит у нас!

Чья-то луженая глотка подтвердила наши опасения криком «Горим!». Все люди, бывшие на улице, побежали вперед, образуя толчею и давку, похожие на стадо животных, не могущих выбраться из горящего леса. Кое-кто, более сообразительный, кинулся навстречу, пробираясь сквозь толпу – в мэрию или к ответственным лицам из пожарной бригады, судя по всему.

Джейми побежал вместе со всеми, схватив меня за руку и увлекая за собой. За суматохой я не обулась и теперь поджимала босую ногу, но, решившись, добровольно лишилась и второй туфли, ступая по скользкой мостовой босиком.

И правда горело у нас, причем в буквальном смысле слова – пожаром был охвачен тупик Карфакс, где в относительно безопасной его части сгрудились зеваки, надеясь получше рассмотреть происходящее. Нагретый воздух был наполнен гулом голосов и выкриками.

Джейми бесстрашно бросился туда, откуда чувствовался жар. Я держала в поле зрения его спину и по мере сил следовала за ним, хотя для этого требовалось растолкать толпившихся зевак.

Когда мы добрались до места пожара, нашему взору предстала полная картина разрушений – из окон типографии Александра Малькольма валил дым. С близкого расстояния голоса не были слышны, потому что шум, издаваемый пламенем, заглушал их.

Джейми, отчаянно крича о своем станке, оставленном на произвол судьбы, метнулся к входной двери, раскрывая ее ногой.

Его фигуру окутал дым, вырвавшийся из типографии. Тогда Джейми встал на четвереньки и таким образом попытался проникнуть внутрь, в царство огня.

Люди, толпящиеся вокруг, увидели это и, подражая ему, поступили точно так же. Теперь в печатне находилось уже несколько человек. Я диву давалась, как они дышат там, среди огня и полымя: огонь угрожающе гудел, создавая ветер, и моя юбка трепалась на этом ветру. Что же в таком случае происходило внутри?

Крики усилились, обозначая прибытие стражников в красных, под стать огню, мундирах.

Кроме того, появились и городские стражники. И те, и другие знали, что нужно делать в таких случаях, и, сбросив малиновые мундиры, ринулись бороться с пламенем, бушевавшем в здании. Они разбили застекленные окна и лили внутрь воду, которую таскали ведрами на место происшествия. Зевак стало больше, потому что к случайным прохожим, остановившимся поглазеть на огонь, присоединились люди, кровно заинтересованные в прекращении пожара, – жители верхних этажей домов, расположенных по соседству с мастерской. Они совершенно справедливо опасались, что их дома может объять пламенем, и тащили своих восторженных детишек на улицы.

Пожарники и стражники действовали энергично, но я боялась, что их энергия здесь не поможет. Пытаясь увидеть, что происходит в печатне, я бегала по тротуару и видела, как из горевшего окна вылетел лоток с тяжеленным свинцовым шрифтом, едва не оборвав дни одного из пожарников. Разумеется, на разлетевшиеся от удара о мостовую литеры тут же набросились мальчишки, пытаясь забрать себе на память буквы. Соседи отогнали их, но одна толстенькая барышня в фартуке набросилась на лоток и утащила его к обочине, где стала возиться с ним, сидя, как наседка на яйцах. Остальные желающие поживиться свинцовыми литерами с трудом могли сделать это, непрестанно приседая под градом вылетавших из окон предметов, и были вынуждены остерегаться, что типографское оборудование проломит им голову. Банки с краской, вылетая из типографии, в безумном полете расплескивали свое содержимое на камни, которое выглядело весьма живописно, смешиваясь с дождевыми лужами.

Поскольку двери и окна мастерской были распахнуты, образовался сквозняк, и огонь заговорил еще громче, сменив шепот и треск на рев. Через окна уже бросали то, что еще можно было спасти, и лить воду таким образом было нельзя. Начальник стражи скомандовал своим людям войти в здание и подал пример, прикрыв нос мокрым платком. С ним отправились человек шесть.

Пожарники прибегли к иному способу тушения огня: они качали воду ручным насосом и передавали ее в ведрах, стоя в цепочке, а пустые емкости катили по склону, чтобы не тратить на них время. Ребята управлялись хорошо, из чего я сделала вывод, что они имели возможность вдоволь попрактиковаться на тушениях пожаров в Эдинбурге, где из-за сырой погоды было множество каминов в домах.

Появилась пожарная машина, вернее то, что служило пожарной машиной в восемнадцатом веке, – огромная бочка с водой, чьи стенки отражали всполохи пожара. Обыкновенно ее тащила конская упряжь, но сейчас было слишком мало времени, да и тупик Карфакс был крайне узок, чтобы повозка могла как следует проехать, поэтому сейчас ее тащили горожане, взявшись за постромки. Остальные расступались, давая им дорогу, как море перед Моисеем и его народом.

Воздух становился все горячее, было трудно дышать. Как-то приходится Джейми? Сколько человек может продержаться в огне и дыму? Кровля неминуемо должна будет обрушиться, и он должен покинуть горящее здание раньше.

– Иисус, Мария и Иосиф!

Возле меня стоял Эуон. Ему удалось пробраться к печатне, хотя с его ногой это было нелегко. Когда из окон полетела новая порция предметов, он схватился за меня, чтобы не упасть.

– А где Джейми?

– Там! – Я махнула рукой, указывая на пожар.

Приходилось кричать, иначе ничего не было слышно.

Впрочем, вскоре в толпе закричали еще громче. Видимо, что-то происходило у дверей печатни. И правда – мужчины выходили из дверей мастерской. Поначалу мы видели только их ноги, а тела были скрыты за пеленой дыма, но потом они показались нам, вшестером неся махину печатного станка. Джейми был среди них. Видимо, это было не все, потому что они тяжело поставили станок у двери и бросились назад.

Было ясно, что спасти что-то еще не удастся: печатня осветилась изнутри, как будто небо в грозу, и раздался ужасающий грохот. Мужчины, которые пытались что-то сделать, оставили это занятие и выбирались наружу, черные от сажи, как черти. Многие из них шатались и кашляли, а самые слабые ползли на четвереньках. Пожарники пытались сделать последнее, заливая мощной струей из бочки окна мастерской, но пожар все так же полыхал.

Эуон сжал мою руку как капканом.

– Малец! – завопил он так, что я расслышала это слово сквозь гул огня и крики людей.

Он таращил глаза на окна второго этажа. Я увидела, что чей-то неясный силуэт и впрямь мелькнул в окне, но после скрылся из виду. Упал ли, скрылся ли за дымом – не было ясно.

Я похолодела. Отсюда, снизу, не было видно, кто находится в печатне, но если там мальчишка… Эуон-старший, влекомый отцовским инстинктом, бросился к зданию во всю прыть, какую только он способен был развить с деревянной ногой.

– Погоди! – Я ринулась следом.

Джейми стоял возле спасенного станка. Он тяжело дышал, но благодарил помогавших ему.

– Джейми!

Я оттащила его от цирюльника, с которым он разговаривал; тот, пережив приключение, вытирал закопченные руки о фартук, на котором виднелись следы засохшего мыла и крови.

– Там мальчик, Эуон! – тыкала я пальцем в окна мастерской.

Джейми вытер физиономию, переместив сажу с нее на рукав, и впился взглядом в окна. Но там только вился дым и лизал воздух огонь. Никакого мальчика там не было.

Эуон-старший рвался сквозь толпу так, что его не смогли удержать даже стражники. Их рассудительный капитан пытался втолковать обезумевшему отцу, что лестница, ведшая на второй этаж, обрушилась и попасть наверх не представляется возможным. С минуты на минуту должна была рухнуть крыша.

Эуон был невысок и худощав, но силы ему было не занимать. Жизнь в горах приучила его добиваться своего с невиданным упорством, к тому же им двигал страх за сына и отцовская любовь. Он отчаянно пробирался сквозь толпу навстречу огню, не останавливаясь ни перед чем.

Джейми вдохнул как можно глубже, подбежал к Эуону и стал тащить его за пояс:

– Назад, дружище, назад, тебе говорят! Лестница рухнула. Ты не поднимешься!

Он посмотрел, кому бы поручить заботу об Эуоне, и увидел меня.

– Займись стариком, пока я доберусь до мальца. – Он пихнул Эуона в мою сторону.

Затем Джейми припустил к зданию, но не к печатне, а к соседнему строению, где повыскакивали на ступеньки посетители шоколадной лавки. Лакомки стояли прямо с кружками в руках.

Я изо всех сил держала Эуона, рвавшегося к сыну. Он все время пытался вывернуться и броситься вслед за Джейми, но после отказался от этой безрассудной мысли. Я чувствовала бешеный ритм его сердца.

– Не бойся. Все будет в порядке, – приговаривала я, не зная, в состоянии ли он воспринимать звуки и складывать их в слова. – Джейми вытащит его, обязательно. Он сильный.

Эуон не отвечал мне и только хрипел от натуги. Поняв, что он уже не побежит за сыном, я отпустила его, и он остался смирно стоять. Когда я встала рядом, он схватил как клещами мою руку, но я позволила ему это сделать, хотя мне было очень больно.

Спустя минуту, длившуюся довольно долго, Джейми появился над шоколадным магазинчиком. Мы видели его рыжую голову, казавшуюся язычком пламени, перебросившегося на соседнее здание, и плечи, торчавшие из окна. Он встал на подоконник и развернулся на корточках, чтобы встать лицом к окну магазина.

Вытянувшись на цыпочках, он взялся руками за желоб, предназначенный для стекания дождевой воды, и начал подтягивать тело на руках, ища удобное положение для ног в каменном фасаде. Затем он закряхтел и перебросил тело через край крыши, совершив фантастический прыжок. Оставалось ждать результатов.

Конечно, Джейми был младше Эуона и намного выше. Тот не смог бы повторить этот трюк и стоял внизу, напряженно всматриваясь, цедя что-то сквозь стиснутые зубы.

– Какого черта он потащился на крышу? – От волнения я даже не поняла, что задала этот вопрос вслух, поэтому была удивлена, когда цирюльник, знакомый Джейми, отозвался, поясняя мне причину столь рискованных действий:

– Мэм, на крыше печатни есть люк. Мистер Малькольм попадет внутрь через крышу. Там кто-то вроде есть, подмастерье, наверное.

– Там мой сын! – вскинулся Эуон.

Он бросал злые взгляды на мужчину, так что тот растерялся, принялся извиняться и отходить подальше от рассерженного отца. Крики людей, стоявших вокруг, заставили нас поднять глаза. Два силуэта обрисовались на крыше печатни. Эуон побежал смотреть.

Они выглядели удручающе: Джейми, сам усталый и едва ступавший, тащил Эуона, не стоявшего на ногах. Парень шатался и оседал на руки дяди. Им не удалось бы спуститься.

Джейми скользнул взглядом по толпе. Эуон выбежал вперед, и Джейми, заметив его с высоты, крикнул:

– Дай веревку!

Ее не пришлось долго искать – стражники имели под рукой много разных необходимых вещей. Эуон выхватил моток у одного из них и показал веревку Джейми.

Тот показал белые зубы, сверкая ими на вымазанном сажей лице. Эуон тоже улыбнулся, ободрившись. Они знали, что делать, потому что очень много раз проделывали этот трюк, занимаясь хозяйственными заботами. С помощью веревки можно было поднять или опустить почти любой предмет.

Эуон уверенно размахнулся, отпугнув зевак, еще больше сгрудившихся вокруг мастерской. Траектория полета веревки была очерчена по красивой параболе. Джейми поймал второй конец так ловко, будто только и ждал, что зять метнет ему точно в руку, и, верно, отправился привязывать его к дымоходу, потому что на время исчез.

Дальнейшие действия были делом техники. Мужчины удачно съехали вниз по веревке, и тут можно было увидеть, что Эуон не в силах стоять на ногах: Джейми продел веревку у него под мышками и обвязал, а когда она перестала натягиваться, не смог удержать равновесие и упал, обессиленный.

– Эуон! Мальчик! Как ты? Скажи хоть слово!

Эуон грузно упал на землю, волоча за собой ногу, и принялся хлопотать вокруг паренька, пытаясь освободить его от веревки и поднять ему голову.

Джейми держался за перила магазинчика для сладкоежек, непрестанно сплевывая и кашляя. Ему было тяжеловато стоять, но с ним все было в порядке, а это было главное. Я тем временем хотела помочь пострадавшему Эуону и положила его голову себе на колени. Бедняга выглядел нелепо и в то же время очень жалко.

Когда я впервые увидела его утром, он был симпатичным мальчонкой, похожим на старшего Эуона. Сейчас же он выглядел удручающе: огонь опалил ему голову, и часть волос была совсем сожжена, так что можно было видеть кожу головы, розовую и покрытую сажей.

Пульс был ровен, но тонкошеий парень дышал тяжело. Грудь поднималась и опускалась скачкообразно, он хрипел; я надеялась, что обойдется без обожженных легких.

Эуон начал задыхаться от кашля. Я держала его как могла, не позволяя скатиться на пол.

– Он в беспамятстве?

Отец попытался усадить его, но паренек не усидел: он не мог держать голову и снова упал мне на колени.

– Он слышит нас, но ему тяжело.

Эуон-младший кашлял вовсю, подтверждая мою правоту. Я обняла его, пытаясь успокоить. Было похоже, что Эуон – большой-пребольшой грудничок, а я – его мама, баюкающая его.

– Все хорошо? – Джейми опустился на корточки, чтобы видеть лицо мальчика.

Мне пришлось повернуться, чтобы посмотреть, кто говорит: после пребывания в задымленном помещении его голос очень изменился.

– Будем надеяться на лучшее. Как себя чувствуешь? Сейчас ты похож на Малькольма Экс[14]14
  Малькольм Х (настоящее имя Малькольм Литл, 1925–1965) – деятель негритянского движения в США. Английская буква «Х» произносится как «экс».


[Закрыть], – оценила я внешность Джейми.

– Да? – Он потрогал свое лицо и уставился на руку, испачканную сажей. Тогда посмотрел на меня и сказал: – Зеркала нет, но я слегка перепачкан, это правда. А вообще я все тот же, прежний Малькольм, а вовсе не экс.

– Уйдите! – Седой стражник в ранге капитана отпихивал меня от того места, где я стояла. – Мэм, крыша может обрушиться! – потащил меня он.

Он не ошибся: мы отошли подальше от печатни и вскоре увидели, как ее крыша падает, освобождая место искрам и последним всполохам пожара и вызывая испуганные вздохи горожан.

На удивление, небо не преминуло ответить дождем, пролившимся в аккурат после фейерверка искр и столба дыма, посланного вверх. Эдинбуржцы, едва заслышав падающие капли, вскрикнули и ринулись по домам, словно тараканы по щелям. Дождь должен был потушить то, что не смогли потушить люди.

Джейми отправился договариваться со стражниками: он хотел, чтобы печатный станок и все, что он смог вынести из мастерской, отнесли на время в сарай брадобрея, а не изъяли, поэтому нам – мне, Эуону-старшему и Эуону-младшему – пришлось его ждать. Этого легко было достичь, заплатив страже определенную сумму, что он и проделал. Теперь можно было не беспокоиться о сохранности инструментов, и Джейми подошел к нам.

– Ну, что парень? – поинтересовался он состоянием мальчика.

Джейми утерся рукой, размазывая грязь по лицу и тем самым помогая дождю довершить живописную картину. Эуон-старший по достоинству оценил вид Джейми, ухмыльнувшись.

– Такой же подкопченный, как и ты, дружок. – Тревога спала, и Эуон мог отдохнуть от обуревавших его чувств. – Выдюжит, надеюсь. Ну-ка, пособи.

Он подошел к сыну, желая поднять его. Тот сидел на мокрых камнях бордюра и качался взад-вперед, подобно тощей цапле в бурю. Отец ласково обнял сына, нашептывая ему на гэльском что-то успокаивающее, хотя перед ним сидел далеко не ребенок, которому подобало слушать сюсюканье.

Мы отправились к мадам Жанне – вряд ли бы нас принял кто-либо, кроме нее. Младший Эуон шел посередине, между отцом и Джейми. Он ступал тяжело, и его поддерживали мужчины, но понемногу мы преодолели путь до известного заведения. Бруно, отпиравший нам дверь, оторопело поморгал глазами, а после расхохотался.

Мы представляли удручающее зрелище. Я была мокра как собака и босая. Джейми тоже был без обуви; одежда на нем была разорвана и свисала клочьями, а сажа просто сыпалась с него. Старший Эуон тоже промок до нитки. Волосы сбились и мешали ему, и он походил на утонувшую крысу, у которой вдобавок была деревяшка вместо ноги.

Младший Эуон получил свою порцию внимания, и нужно сказать, что она превышала наши, вместе взятые. Его лицо опухло, волосы, разумеется, были опалены – и брови с ресницами тоже. Вообще я не могла отделаться от впечатления, что он напоминает огромного красного птенчика, только что покинувшего яйцо, причем птенчика нездешнего, фламинго какого-нибудь. Бедный мальчик – на него таращилось все женское население публичного дома! Барышни, не занятые привычным ремеслом, живо обсуждали внешний вид Эуона, прерывая шепоток взрывами хохота.

Нам удалось взобраться наверх и скрыть парня от назойливых глаз в комнатушке, но ему тут же пришлось держать ответ перед отцом. Старший Эуон был невесел, если не сказать полон гнева, и рявкнул:

– Что, подлец, выкарабкался?

– Будто бы… сэр. – Мальчишка честно держался молодцом, но было видно, что это давалось ему усилием воли.

– Вот и славно. Расскажешь, что стряслось, или помолчишь под моим ремнем? – Эуон-старший насупился, решив прибегнуть к этой крайней мере воспитания юношества.

– Эуон, невежливо отхаживать ремнем людей, еле-еле выбравшихся из огня. – Голос Джейми еще не восстановился и был хрипловат. – Непорядочно так поступать. – Он взял графин с портером и нацедил стакан.

Стакан был адресован младшему Эуону. Тот в душе возблагодарил дядюшку и приник к сосуду.

– Наверное, ты прав, Джейми, – отбросил мысль о порке старший Эуон.

Он, сам тоже не желая, сочувственно улыбнулся: сын выглядел жалко, но забавно, и от этого становилось еще жальче.

– Только попомни мое слово: свое ты получишь, не теперь, так после, – пригрозил Эуон. – Так что не надейся избежать наказания. А мать тебе добавит, когда увидит, во что ты превратился. А пока отдыхай.

Эуон-младший, видимо, не рассчитывал на что-либо другое или же не поверил отцу, поэтому он молча тянул портер.

Я тоже плеснула себе из графина: снова оказавшись без одежды, потому что платье промокло, а другого на смену не было, и напрасно надеясь согреться у очага, я вдруг поняла, отчего дождь так напугал эдинбуржцев. Каменные дома, в которых они жили, были сырыми, и камины мало способствовали обогреву промокших людей.

Конечно, платье, и без того узкое, облепило мою фигуру и противно холодило тело. Мне очень хотелось раздеться, но, увидев взгляд парнишки, я отказалась от этой мысли: достаточно было взяться за корсаж, как он мгновенно вскинул глаза. Видать, Джейми недаром тратил на него время. Пришлось пить портер – других возможностей согреться у меня не было.

– Ну как, сможем побеседовать?

Джейми сел возле племянника.

– Э-э-э… да, – проговорил сквозь кашель тот. Забавно: щуплое тельце мальчонки делало его похожим на лягушонка, но из груди доносился могучий хрип, достойный быка. Эуон откашлялся и уже громче сказал: – Можем.

– Чудесно. Прежде всего я хочу знать, что ты делал в печатне? Ты искал меня там? И потом – что вызвало возгорание?

Парень отпил еще пива и спустя минуту признался:

– Я вызвал. Я поджег мастерскую.

Отец и дядя замерли, услышав такое. Джейми, наверное, уже успел пожалеть о том, что защищал мальчика перед его отцом, но было поздно, поэтому он сглотнул и задал простой вопрос:

– Почему ты это сделал?

Эуон-младший снова выпил, затем еще. Он пил и кашлял, не в состоянии подобрать нужные слова.

– В ней… в ней был мужчина, – наконец выдавил он.

Эуон снова умолк.

Джейми попытался вызвать его на разговор.

– Там был мужчина… – спокойно проговорил он. – Что за мужчина? Откуда он взялся в печатне?

Мальчик молчал, сжимая стакан.

– Ты будешь говорить или нет?! – Эуон-старший не выдержал и закричал. – Я тебя выпорю, это уж как пить дать!

Под таким натиском малец сдался и поведал свои злоключения, имевшие такие печальные последствия.

Он должен был встретиться с Уолли в трактире, после того как тот разгрузит подводу и заменит хороший бренди кислым вином для глупых проверяющих.

– Кому это ты был должен такое? – недоумевал Эуон.

– Мне, Эуон, – Джейми знаком остановил обоих – парня, чтобы тот молчал, и зятя, чтобы тот ничего не спрашивал. – Я обязательно все объясню, но не сейчас. Давай мальчонка расскажет, что стряслось в мастерской.

Эуон-старший опять наткнулся на сопротивление Джейми, но видя, как тот защищает его сына, не стал прерывать рассказ младшего Эуона.

– Но я проголодался, – мальчик потупился, сознавая вину.

– Да ты всегда голоден! – одновременно вскричали Джейми и Эуон-старший.

Это забавное совпадение разрядило обстановку: отец и дядюшка беззлобно рассмеялись, и парнишка слегка успокоился, надеясь, что порка отложена на потом.

– Ты проголодался и отправился пообедать, верно? – предположил Джейми, и его догадка оказалась верной. – Что ж, я не вижу в этом чего-то ужасного, это естественное желание. Но что же было дальше?

В таверне, куда зашел Эуон, был тот мужчина, который впоследствии проник в печатню. Он, низенький, слепой на один глаз, говорил с держателем трактира.

– Дядя Джейми, он вынюхивал информацию о тебе, – заявил Эуон. Он уже вполне успокоился, не в последнюю очередь благодаря портеру, и мог говорить связно и обдуманно. – Упомянул твое имя. Настоящее.

Джейми насторожился.

– Он говорил о Джейми Фрэзере?

Мальчик пил и кивнул, не отрывая губ от стакана.

– Ну да. И называл тебя… ну ты понимаешь… Джейми Рой, – уточнил он.

– Рой?

Эуон уставился на Джейми: с каждой минутой он узнавал доселе неведомые ему вещи, и это не могло не злить его.

– Так я представляюсь в доках, – пояснил Джейми. – Эуон, не смотри так! Мое ремесло – не новость для тебя.

– Это да, но для меня новостью является то, что малый тоже имеет долю! Ладно, в твои дела я не суюсь. Говори, я слушаю, – Эуон-старший перестал комментировать рассказ сына.

У мужчины, пришедшего к трактирщику, была косичка, как у моряка. Он и представился моряком, суровым морским волком, ищущим работенку. По его мысли, Джейми Фрэзер должен был пособить ему в этом, и он напрямик спросил трактирщика, где можно найти Джейми. Тот смекнул, что дело нечисто, и прикинулся, что слыхом не слыхивал о таком человеке. Тогда моряк или тот, кто выдавал себя за моряка, предложил монетку, а протягивая ее, тихо поинтересовался, не знает ли хозяин трактира некоего Джейми Роя.

Трактирщик честно молчал, и морской волк отправился бороздить просторы других харчевен – об этом узнал младший Эуон, следивший за передвижениями странного посетителя.

– Мне пришла в голову недурная мысль отправиться за ним, потому что его поведение вызывало опасения.

– Мысль и впрямь недурна, но нужно было известить Уолли. Зря ты не написал ему письма – трактирщик бы передал. Ну да ладно, дальше, дальше-то что? – Джейми не терпелось узнать все.

Моряк прекрасно чувствовал себя на суше и шел достаточно быстро. Эуон не упускал его из виду, но в то же время старался держаться подальше, чтобы не попасться на глаза тому, кого преследовал. Таким образом моряк и его соглядатай добрались до Эдинбурга в рекордно быстрые сроки – пять миль за час. Эуон зашел следом в «Зеленую сову», таверну, чтобы следить за странным типом и заодно промочить горло.

Я вскинулась, заслышав название заведения, но хотела дослушать мальчика, а потому ничего не сказала.

– Таверна была битком набита, но все разговоры прекращались, стоило говорящим завидеть меня. Что-то произошло утром, и я не мог понять что.

Эуон закашлялся.

– Он попросил налить бренди, а потом упомянул «поставщика бренди Джейми Роя или Джейми Фрэзера», – спародировал интонации подозрительного незнакомца Эуон.

– Точно так?

Джейми нахмурился. Глядя на его лоб, изборожденный морщинами, я поняла, что он напряженно размышляет.

Мужчина везде вел себя одинаково: он заказывал бренди и расспрашивал трактирщиков, не знают ли Джейми Роя или Джейми Фрэзера.

– Моряцкая закалка – пить и не пьянеть! Сколько же таверн вы посетили? – не удержался от вопроса Эуон.

Эоун-младший отрицательно покачал головой.

– Отец, он вовсе не пил.

Эуон-старший не одобрил такое отношение моряка к вину, а Джейми навострил уши.

– Он пригубливал? – быстро спросил Джейми.

– Да, дважды – в «Собаке и ружье» и «Синем кабане», но никогда не допивал. В других тавернах он только делал вид, что пьет, но на самом деле не пил. Мы обошли пять питейных, до того как…

Парень снова потянулся за стаканом.

Эмоции Джейми отражались на его лице с поразительной скоростью: удивление, озадаченность и, наконец, понимание.

– Ах так… Понимаю… – Джейми не стал делиться с нами своими соображениями, а сразу спросил племянника: – Вы обошли пять… и что дальше?

Паренек потупился, тяжело сглатывая слюну перед последующим раскаянием.

– Вы же знаете, сколько идти от Керса до Эдинбурга. Оно и понятно, что я захотел промочить горло…

Эуон-старший и Джейми понимающе переглянулись.

– Ты перебрал меру, – добродушно закончил за мальчика его дядя.

– Но я ведь не знал, сколько мне придется мерить ногами! – горячо вскричал Эуон, краснея.

– Мы не виним тебя, мой мальчик. – Джейми не спешил с упреками. – Скажи только, когда ты отстал от того человека?

До середины Королевской Мили Эуон сопровождал моряка, но потом отстал в одном из трактиров. Его свалили эль и усталость, и он уснул в каком-то углу, проспав около часа. Разумеется, этого времени вполне хватило, чтобы моряк бесследно исчез. Мальчик пустился на розыски.

– Я и пошел сюда, подумав, что застану дядю Джейми здесь. Но я не застал его…

Говоря это, он украдкой бросил на меня взгляд и снова покраснел.

– Ты хотел найти дядю Джейми здесь? – вскипел его отец.

Старший Эуон не стал более сдерживаться, хотя и доселе управлял своими эмоциями, не давая им овладеть разумом. Он уничтожил взглядом вначале сына, а затем принялся за зятя:

– Джейми Фрэзер, грязный распутник! Какого черта Эуон делает здесь, среди пьяного разгула? Какого черта ты…

– Отец, ты не имеешь права так говорить! Твое рыльце тоже в пушку!

Мальчик рывком поднялся, пошатываясь, и невольно вытянул худенькие руки со сжатыми кулаками.

– Мое? Да что ты несешь, щенок? – Эуон решительно перестал себя контролировать.

– Да то, что ты подличаешь перед своими детьми! – бросил в лицо обвинение отцу Эуон. – Мне и Майклу ты рассказываешь сладенькие сказочки о том, что нужно жить с одной женщиной, а в это время таскаешься по городу за блудными девками! Это называется хранить верность?!

– Ну-ка повтори…

От гнева Эуон-старший покраснел как рак. Он набрал воздуха в грудь и уже был готов разразиться тирадой, как сын и впрямь повторил:

– Папа, ты подло лицемеришь!

Мальчишка был явно горд собой. Ему очень хотелось выдумать еще что-нибудь посильнее, но на много его не хватило: он отрыгнул и замолчал. Джейми, казалось, забавлялся, слушая перепалку отца и сына.

– Он хорошо принял на грудь, – обратила я его внимание.

Джейми взглянул на графин. Портера было на донышке, да и стакан юнца давно был пуст.

– Да, правда. Если бы не пожар и все остальное, я давно обратил бы внимание.

Эуон-старший тоже был багрово-красного цвета, как и сын, но причиной тому служил не выпитый алкоголь, а гнев, обуявший его.

– Щенок, что ты мелешь своим поганым языком? – Он пошел на мальца с кулаками. Тот попятился от разгневанного папеньки и наткнулся на кушетку. Упав на эту неожиданную преграду, он не растерялся:

– Вот! – Он ткнул в меня пальцем, объясняя этим жестом все услышанное утром. – Вот та вонючая шлюха, с которой ты спал!

И тут же получил такую затрещину, что упал на кровать.

– Дурачина! Как ты вообще смеешь такое говорить о ней и обо мне? Это же твоя тетушка Клэр!

Маленький Эуон буквально раскрыл рот. Мне так захотелось положить в этот клюв червячка, что я рассмеялась.

– Малыш, утром ты сбежал от меня так быстро, что я не успела представиться. Прости за неучтивость.

– Но ты мертва, – сказал он первое пришедшее в голову.

– Ну нет, пока еще нет, ты же видишь. А если удастся не слечь в постель с жаром, сидя здесь в мокром, то протяну еще несколько годков.

Убедившись, что я и правда жива и здравствую, младший Эуон теперь глазел с восхищением.

– Белая Дама… Это ты, я знаю! Старухи в Лаллиброхе рассказывали эти истории. Ты ведьма или фея, говорили они. После Каллодена дядя Джейми пришел без тебя, и они сказали, что ты, наверное, отправилась к себе на родину, к феям. Такой пошел слух. Скажи, это правда? Они не ошиблись – ты живешь среди фей?