Текст книги "Семь камней"

В карете он представился, кратко извинился за неудобство – неудобство? он смеется, что ли? – а потом схватил ее за руки и, внимательно глядя ей в лицо, сжимал их все крепче и крепче. Поднес ее руки к своему лицу, так близко, что ей показалось, будто он собирался либо понюхать, либо поцеловать их, но вскоре отпустил и нахмурил лоб.

Он игнорировал все ее вопросы и настойчивое требование вернуть ее в монастырь. Казалось, он даже забыл про нее и над чем-то сосредоточенно размышлял, выпятив губы, пока она сидела, сжавшись в комочек, в углу кареты. А потом он притащил ее сюда, кратко сказал, что ее никто не обидит, добавил немного про то, что он своего рода волшебник, и запер!

Она была напугана, она негодовала. Но теперь, немного успокоившись, она подумала, что вообще-то не очень боялась его и что это даже странно. Ведь ей, наверно, следовало его бояться?

Но она поверила, когда он сказал, что не причинит ей вреда. Он не угрожал ей, не запугивал. Но если это верно… что он тогда хотел от нее?

Скорее всего, он хочет знать, что я имела в виду, когда подскочила к нему на рынке и сказала, чтобы он не делал этого, подсказал ей рассудок, до той поры постыдно молчавший.

– О! – негромко воскликнула она. В этом есть какой-то смысл. Конечно же, он спросит об этом.

Она вскочила со стула и прошлась по комнате, обдумывая эту мысль. Она не могла сказать ему больше, чем сказала, вот в чем дело. Поверит ли он ей, услышав про голоса? Даже если так, он попытается узнать больше, а там ничего и нет. И что тогда?

Не жди, действуй, посоветовал ей здравый смысл.

Но она и сама уже пришла к такому выводу. Нашла тяжелую мраморную ступку и пестик. Завернув ступку в передник, она подошла к окну, выходившему на улицу. Сейчас она разобьет стекло и будет кричать. Пусть даже окно высоко от земли, все равно кто-нибудь да услышит. Жалко, что улица почти безлюдная. Но…

Она застыла словно охотничья собака. На другой стороне улицы остановилась карета. Из нее вышел Майкл Мюррей! Он надевал шляпу – невозможно было не узнать его огненно-рыжие волосы.

– Майкл! – закричала она во всю мочь. Но он не поднял головы, ее крик не смог проникнуть сквозь стекло. Размахнувшись, она ударила ступкой по окну, но она со звоном отскочила от решетки! Набрав в грудь воздуха, она прицелилась получше и на этот раз ударила точно по стеклу, и оно треснуло. Обрадовавшись, она ударила еще раз, изо всех сил, и была вознаграждена градом осколков и потоком воздуха, пахнувшего рекой и илом.

– Майкл!

Но его уже не было. В открывшейся двери дома, что напротив, показалось лицо слуги и исчезло. Дверь закрылась. Сквозь красный туман разочарования она заметила фестон черного крепа, висевший на дверной ручке. Кто-то умер?

Супруга Шарля, Эвлалия, сидела в маленькой гостиной в окружении женщин. Все повернулись к двери – посмотреть, кто пришел, многие машинально поднесли к глазам платочки, готовясь к новым слезам. Все удивленно заморгали и уставились на Майкла, потом повернулись к Эвлалии, словно за объяснением.

Глаза Эвлалии покраснели, но были сухими. Она выглядела так, словно ее выдержали в печи, вытянув из нее всю влагу и цвет; ее лицо было белым как бумага и туго обтягивало кости. Она тоже посмотрела на Майкла, но без особого интереса. Он понял, что она испытывала слишком сильный шок из-за чего-то. Он знал, как это тяжело.

– Месье Мюррей, – сказала она бесцветным голосом, когда он склонился над ее рукой. – Как любезно с вашей стороны, что вы пришли.

– Я… выражаю свое соболезнование, мадам, мое и моего кузена. Я не… слышал. О вашей печальной утрате. – Он чуть ли не запинался, стараясь понять ситуацию. Какого дьявола! Что случилось с Шарлем?

Эвлалия скривила губы.

– Печальная утрата, – повторила она. – Да. Благодарю вас. – Потом ее тусклая защитная оболочка слегка треснула, и она посмотрела на Майкла более пронзительно. – Вы не слышали. Значит, вы не знали? Вы приехали, чтобы увидеться с Шарлем?

– Э-э… да, мадам, – неловко ответил он. Несколько женщин ахнули, но Эвлалия уже вскочила на ноги.

– Что ж, можете взглянуть на него, – сказала она и вышла из комнаты. Ему ничего не оставалось, как пойти за ней.

– Они уже привели его в порядок, – заметила она, распахнув дверь в большую гостиную. Так она могла бы говорить об опрокинутой на кухне кастрюле.

Майкл подумал, что случившаяся драма и в самом деле должна была выглядеть некрасиво. Шарль лежал на большом обеденном столе, накрытый полотном и венками из зелени и цветов. Возле стола сидела женщина в сером и плела новые венки. Она оторвалась от работы и посмотрела на Эвлалию и Майкла.

– Выйди, – приказала Эвлалия, взмахнув рукой, и женщина встала и вышла. Майкл увидел, что она плела венок из веток лавра, и в его голове промелькнула абсурдная мысль, что она собиралась возложить его на голову Шарля, как в античные времена возлагали на голову греческим героям.

– Он перерезал себе горло, – сказала Эвлалия. – Трус. – Она проговорила это с жутким спокойствием, и Майкл подумал, что с ней будет, когда шок, в котором она пребывала, начнет рассеиваться.

Он издал звук, означавший уважение, и, ласково коснувшись ее руки, прошел мимо нее, чтобы взглянуть на своего приятеля.

«Скажи ему, чтобы он не делал этого».

На лице умершего не было покоя. Еще не разгладились морщины стресса, и казалось, будто он хмурился. Люди гробовщика помыли его и обрядили в слегка поношенный сюртук темно-синего цвета. Майкл подумал, что, вероятно, это была единственная его вещь, более-менее приличная, и внезапно ощутил прилив горя. Как ему будет не хватать фривольностей его друга! На его глаза навернулись непрошеные слезы.

«Скажи ему, чтобы он не делал этого. – Он опоздал. – Если бы я пришел сразу, когда она мне сказала, может, это остановило бы его?»

Он ощущал запах крови; ржавый, неприятный, он просачивался сквозь свежий аромат цветов и листьев. Гробовщик надел на Шарля белый шейный платок – и завязал его старомодным узлом, чего сам Шарль никогда бы не потерпел. Над краем платка слегка виднелись черные стежки зашитой раны.

У Майкла начинал рассеиваться его собственный шок. Он уже чувствовал уколы вины и гнева.

– Трус? – тихо повторил он. Ему казалось более вежливым сказать именно так, в форме вопроса. Эвлалия фыркнула, и, взглянув на нее, Майкл увидел в ее глазах заряд гнева. Нет, никакого шока у нее не было.

– Вы ведь знали, знали, – в ее интонации вовсе не было вопроса. – Вы знали про вашу шлюху-свояченицу, не так ли? И про Бабетту? – Ее губы скривились при этом имени. – Его другую любовницу?

– Я – нет. То есть… Леония сказала мне вчера. Вот почему я решил поговорить с Шарлем. – Что ж, он определенно упомянул бы Леонию. И не стал бы упоминать Бабетту, которую знал совсем немного. Но, господи, почему эта женщина считала, что он мог что-то с этим сделать?

– Трус, – сказала она, с презрением глядя на труп Шарля. – Он испортил, разрушил все – все! – а потом не смог с этим справиться и улизнул, оставив меня одну, с детьми, без средств!

«Скажи ему, чтобы он не делал этого».

Майкл посмотрел на нее – не преувеличивала ли она свой гнев? Нет, не преувеличивала. Она уже пылала, не только гневом, но и страхом, а ее ледяное спокойствие куда-то исчезло.

– Что… дом?… – начал он, показав неопределенным жестом на дорогую, стильную комнату. Он знал, что это ее фамильный дом, ее приданое.

Она фыркнула.

– Он проиграл его в карты на прошлой неделе, – с горечью сообщила она. – Если мне повезет, новый владелец позволит похоронить его, не выселит сразу.

– А-а. – Упоминание о карточных играх вернуло его к реальности и напомнило причину его приезда. – Я хочу спросить, мадам, знаете ли вы графа Сен-Жермена, знакомого Шарля? – Это прозвучало невежливо, но у него не было времени на поиски элегантной формы вопроса.

Эвлалия вскинула брови:

– Графа? Почему вы хотите знать о нем? – Внезапно ее лицо осветилось догадкой. – Вы думаете, что он должен Шарлю деньги?

– Я не знаю этого, но непременно выясню, – пообещал ей Майкл. – Если вы скажете, где мне найти месье графа.

Она не засмеялась, но ее губы сложились так, что в другой ситуации это можно было бы принять за смех.

– Он живет через улицу от нас. – Она показала пальцем на окно. – В этом большом… Куда вы уходите?…

Но Майкл уже выскочил из гостиной в вестибюль, его каблуки торопливо стучали по паркету.

На лестнице послышались чьи-то шаги. Джоан отпрянула от окна, но тут же снова посмотрела на улицу, вытянув шею и отчаянно надеясь, что в доме напротив откроется дверь и Майкл выйдет из нее. Что же он там делал так долго?

Но та дверь не открывалась, а в замке этой заскрежетал ключ. В отчаянии она сорвала с пояса четки и выбросила их сквозь дыру в окне, потом метнулась через комнату и села в одно из отвратительных кресел.

Вошел граф. Он окинул взглядом комнату, на миг встревожился, но тут же успокоился, когда увидел ее. Он подошел к ней, протянув руку.

– Простите, что заставил вас ждать, мадемуазель, – учтиво проговорил он. – Пойдемте, пожалуйста. Я должен показать вам кое-что.

– Я не хочу ничего смотреть. – Она напряглась и зацепилась ногами за кресло, чтобы ему было труднее поднять ее. Только бы она смогла задержать его, пока не выйдет Майкл! Но он может не заметить ее четки или, если и заметит, не поймет, что это ее. А как он поймет? У всех монахинь четки одинаковые!

Она напрягала слух, надеясь услышать стук двери на другой стороне улицы – и тогда она закричит во все горло. Вообще-то…

Граф вздохнул, но наклонился и, взяв ее под локти, поднял с кресла прямо с нелепо согнутыми коленями. Он и вправду был очень сильный. Она встала на ноги и вот уже шла с зажатой под его локтем рукой через комнату к двери, смирная как корова, которую ведут доить. Но через мгновение она выдернула руку и побежала к разбитому окну.

– ПОМОГИТЕ! – закричала она через дыру в стекле. – Помогите, помогите! То есть au secours! AU SECOU…

Граф зажал ей рот ладонью и пробормотал что-то по-французски; она не поняла его слов, но догадалась, что они нехорошие. Он подхватил ее так резко, что у нее перехватило дыхание, и вывел за дверь, прежде чем она сумела пикнуть.

Майкл не стал останавливаться и надевать шляпу и плащ, а выскочил на улицу так стремительно, что его кучер очнулся от дремоты, а лошади дернулись и недовольно заржали. Он не остановился и возле кареты, а перебежал по булыжнику через улицу и забарабанил в дверь; большая, обитая бронзой, она загремела под его кулаками.

Прошло не так много времени, но ему показалось, что целая вечность. Он дымился от ярости, стучал снова и, остановившись, чтобы перевести дыхание, заметил на мостовой четки. Подбежал к ним, схватил, уколол руку и увидел, что они валялись среди осколков стекла. Он тут же посмотрел наверх и обнаружил разбитое окно. В этот миг дверь открылась.

Он налетел на дворецкого словно дикий зверь и схватил его за плечи.

– Где она? Где, черт тебя побери?

– Она? Но тут нет никаких женщин, месье… Месье граф живет совсем один. Вы…

– Где месье граф? – Ярость Майкла была так велика, что он был готов ударить этого человека. Тот, вероятно, тоже понял это, потому что побледнел и, вырвавшись из железной хватки, убежал в глубину дома. После секундных колебаний Майкл бросился следом за ним.

Дворецкий, гонимый страхом, бежал по вестибюлю, Майкл угрюмо преследовал его. Они ворвались на кухню, Майкл еле замечал испуганные лица поваров и служанок. Они выскочили в сад. Дворецкий слегка замешкался на ступеньках, и Майкл набросился на него и сбил с ног.

Сцепившись, они покатились по дорожке, посыпанной гравием, затем Майкл сел верхом на щуплого дворецкого, схватил его за грудки и потряс с криком: «ГДЕ ОН?»

Испуганный мужчина закрыл лицо локтем, а другой рукой, не глядя, показал на калитку в стене.

Майкл оставил дворецкого и побежал. Он услышал стук колес, грохот копыт – распахнул калитку и увидел удалявшуюся карету и слугу, закрывавшего ворота каретного сарая. Он побежал, но было ясно, что карету ему ни за что не догнать.

– ДЖОАН! – закричал он вслед удалявшемуся экипажу. – Я вас догоню!

Не тратя времени на расспросы слуги, он бросился назад, пробежал мимо служанок и лакеев, собравшихся возле поверженного дворецкого, и выскочил из дома, напугав собственного кучера.

– Туда! – крикнул он, показав на соединявшиеся вдалеке улицы, где как раз промелькнула карета графа. – Следуй за той каретой! Vite![47]47
  [47] Быстро! (Фр.)


[Закрыть]

– VITE! – Граф поторопил своего кучера, потом откинулся на спинку кресла. День заканчивался, нынешние дела заняли больше времени, чем он ожидал, и ему хотелось выехать из города засветло. Ночью городские улицы становились опасными.

Пленница глядела на него; в полумраке кареты ее глаза казались огромными. Она потеряла свою вуаль послушницы, и темные волосы упали на ее плечи. Она выглядела прелестно, но была ужасно испугана. Он сунул руку в сумку, лежавшую на полу, и вытащил склянку бренди.

– Выпейте немножко этого, chérie. – Он вынул пробку и отдал ей бренди. Она взяла его, но застыла в нерешительности, не зная, что с этим делать, и морща нос от резкого запаха.

– Правда, выпейте, – заверил он ее. – Вы почувствуете себя лучше.

– Так все говорят, – сказала она на медленном, ломаном французском.

– Кто все? – удивленно спросил он.

– Старый народец. Я не знаю точно, как их называют у вас во Франции. Это Народец, который живет в холмах – souterrain? – добавила она неуверенно. – Под землей?

– Под землей? И они дают вам бренди? – Он улыбнулся ей, но его сердце внезапно забилось в восторге. Пожалуй, она и вправду…. Он усомнился в своей интуиции, когда не смог ничего определить касанием, но ясно, что она необычная.

– Они дают тебе еду и питье, – сказала она, поставив склянку между креслом и стенкой. – Но если ты что-то возьмешь у них, то потеряешь счет времени.

Прилив восторга снова захлестнул его, еще более сильный.

– Потеряешь счет времени? – повторил он, подталкивая ее к ответу. – Как это?

Она пыталась подыскать нужные слова, и ее гладкий лоб напрягся от усилий.

– Они… ты… тот, кто заворожен ими – он, оно? Нет, он – идет в холм, а там музыка, угощение и танцы. Но утром, когда он идет… обратно, это уже на двести лет позже, чем было, когда он пошел на пир к… Народцу. Все, кого он знал, уже превратились в прах.

– Как интересно! – сказал он. Да, ему и впрямь было интересно. Еще он подумал, со свежим спазмом восторга, не сделаны ли те старинные рисунки на скалах в глубине каменоломни таким же Народцем, кто бы они там ни были.

Она пристально вгляделась в него, очевидно, отыскивая признаки того, что он фейри. Он улыбнулся ей, хотя его сердце в этот момент громко стучало в ушах. Двести лет! Вот почему Мелизанда – будь она проклята, мимолетно подумал он и с болью вспомнил Мадлен, – говорила ему, что это обычный период путешествия сквозь камень. Его можно изменить, используя драгоценные камни или кровь, добавила она, но обычно так. И в первый раз, когда он перенесся сквозь время, так и было.

– Ты не бойся, – сказал он девушке, надеясь успокоить ее. – Я лишь хочу тебе кое-что показать. Потом я отвезу тебя в монастырь – если ты до сих пор хочешь туда вернуться. – В его тоне слышался насмешливый вопрос. Он действительно не собирался ее пугать, хотя уже испугал, и опасался, что впереди неизбежно будет еще больше страха. Интересно, какой фокус она может выкинуть, когда поймет, что он собирается спуститься с ней под землю?

Майкл высунулся из окна кареты и заклинал ее ехать быстрее всей своей силой воли. Почти стемнело, и карета графа была видна лишь как расплывчатое пятно вдалеке. Впрочем, они уже выехали из города, на дороге больше не было экипажей – да и вряд ли они появятся, – а впереди было очень мало развилок, где такая большая карета могла бы свернуть с дороги.

Ветер дул ему в лицо, трепал волосы. Доносил он и слабый запах разложения: еще пара минут в пути – и начнется кладбище.

Он отчаянно жалел, что не взял с собой пистолет или шпагу – хоть что-то! Ни в карете, ни на нем не было ничего подходящего, кроме его одежды и содержимого карманов. Он торопливо порылся в них и нашел горсть монет, грязный носовой платок – тот самый, который Джоан вернула ему, и он крепко сжал его в кулаке, – трутницу, жгут из бумаги, кусок воска для печатей и маленький камешек, розоватый с желтой полоской. Пожалуй, он сделает петлю из носового платка, лихорадочно размышлял он, и запустит графу камень в лоб – сюжет в духе Давида и Голиафа. А потом отрежет графу голову перочинным ножом, который обнаружил в нагрудном кармане.

Четки Джоан тоже лежали в том кармане. Он достал их и стал перебирать левой рукой, ища в этом утешение, – но не мог сосредоточиться для настоящей молитвы и лишь вновь и вновь мысленно повторял слова:

«Помоги мне вовремя найти ее!»

– Скажите мне, – спросил с любопытством граф, – почему вы заговорили со мной в тот день на рынке?

– Я уже не раз пожалела об этом, – с горечью ответила Джоан. Она не доверяла ему ни на йоту – и еще меньше после того, как он предложил ей бренди. Прежде ей как-то не приходило в голову, что он вправду мог быть из Старого народца. Ведь они могут выглядеть как люди и ходить среди людей. Ее родная мать была убеждена много лет – и даже некоторые Мюрреи так думали, – что жена отца, Клэр, была фейри. Сама-то она не была в этом уверена, Клэр была добра к ней, но ведь никто не говорит, что фейри не могут быть добрыми, если захотят.

Жена отца. Неожиданная мысль парализовала ее: воспоминание о первой встрече с матерью Хильдегардой, когда она отдала преподобной письмо от Клэр. Тогда она сказала «ma mère», потому что не могла припомнить слово «мачеха». Тогда ей казалось, что все равно, какая разница?

– Клэр Фрэзер, – сказала она вслух, пристально глядя на графа. – Вы знали ее?

Он вытаращил глаза так, что в полумраке сверкнули белки. О да, он знал ее, это точно!

– Да, знал, – ответил он, наклонившись вперед. – Она твоя мать, правда?

– Нет! – воскликнула Джоан с жаром и повторила по-французски несколько раз – для убедительности: – Нет, она не мать мне!

Но она заметила, что ее пыл и страсть не помогли, и у нее упало сердце. Он не верил ей. Она видела это по его лицу. Он решил, она лжет, чтобы он отвязался от нее.

– Я сказала вам те слова на рынке, потому что мне так велели голоса! – выпалила она, отчаянно пытаясь найти что-то, что могло бы отвлечь его от ужасающей догадки, что она тоже принадлежала к Народцу. Хотя если он фейри, возразил ее здравый смысл, тогда он должен и сам уметь это распознавать. О, Господи Иисусе, Агнец Божий – именно это он и пытался сделать, крепко сжимая ее руки и глядя ей в лицо.

– Голоса? – повторил он с недоумением. – Какие голоса?

– Те, которые в моей голове, – ответила она со вздохом отчаяния. – Они говорят мне иногда всякие вещи. Ну, про других людей. Понимаете, – продолжала она, – я… э-э… – святой Джером, как там это слово?!! – тот, кто видит будущее, – тихим голосом закончила она. – Э-э… иногда. Не всегда.

Граф тер пальцем верхнюю губу. Она не понимала, то ли он сомневается в ее словах, то ли сдерживает смех, и рассердилась.

– Так что один из голосов сказал мне, чтобы я сказала вам это, и я сказала! – От волнения она перешла на шотландский: – Я не знаю, что там вы не должны делать, но я советую вам не делать этого!

Ей с запозданием пришло в голову, что, может, он не должен убить ее, и уже собиралась сказать ему об этом, но пока она разбиралась в грамматике, карета замедлила ход, и теперь ее кидало из стороны в сторону, словно она свернула с большой дороги. Отвратительная вонь висела в воздухе. Джоан выпрямилась и застыла от испуга.

– Святая Мария и Иосиф, – пробормотала она пересохшими губами. – Где мы?

Майкл на ходу выскочил из кареты. Всю дорогу они не упускали графа из виду, но кучер чуть не прозевал поворот, немного замешкался, и карета графа остановилась за несколько минут до того, как они подъехали.

– Поговори с тем кучером, – крикнул он своему слуге, смутно видневшемуся на козлах. – Узнай, зачем граф приехал сюда! Узнай, что он тут делает!

Ничего хорошего. Он был уверен в этом. И вообще, он не мог понять, зачем понадобилось похищать монахиню и везти ее из Парижа в темноте, только чтобы остановиться на краю городского кладбища. Если только… ходили слухи, что извращенцы убивали и расчленяли своих жертв, некоторые даже их ели… У него взбунтовался желудок, к горлу подступила тошнота, но тошнить и одновременно бежать было невозможно. Тут он увидел в темноте бледное пятно и подумал – с надеждой, со страхом, – что это Джоан.

Внезапно ночь вспыхнула огнями. Огромный шар зеленого пламени расцвел в темноте, и в этом жутковатом свечении Майкл ясно увидел ее – она шла с развевающимися от ветра волосами.

Он открыл рот, хотел что-то крикнуть ей, но ему не хватило дыхания, и прежде чем он пришел в себя, она скрылась под землей. Граф последовал за ней с факелом в руке.

Через несколько мгновений он тоже стоял возле шахты и видел глубоко внизу слабый зеленый свет, удалявшийся по туннелю. Не колеблясь ни секунды, он тоже стал спускаться.

– Вы слышите что-нибудь? – несколько раз спрашивал ее граф, когда они, спотыкаясь, шли по туннелям с белыми стенами. Он так крепко сжимал ее руку, что на ней наверняка останутся синяки.

– Нет, – задыхаясь от быстрой ходьбы, отвечала она. – Что… я должна слышать?

Вместо ответа он просто недовольно качал головой, но скорее потому, что сам прислушивался к чему-то, а не потому, что сердился на нее за то, что она не слышит.

У нее еще оставалась надежда, что он сдержит слово и отвезет ее назад. Сам он точно собирался вернуться: он зажег несколько факелов и оставил их гореть в подземных коридорах. Значит, он не собирался исчезать под землей, взяв ее с собой в ярко освещенный бальный зал, где люди танцевали всю ночь со Старым народцем, не подозревая, что их собственный мир за камнями холма ускользал в прошлое.

Граф внезапно остановился и стиснул ее руку.

– Тихо, – шепнул он, хотя она и так не собиралась шуметь. – Слушайте.

Она напрягла изо всех сил свой слух – и ей показалось, что она что-то слышит. Это были шаги где-то вдалеке. Позади них. Ее сердце на миг сжалось.

– Что – что вы сами слышите? – спросила она. Он посмотрел на нее с высоты своего роста, но словно и не видел ее.

– Их, – ответил он. – Камни. Они гудят, почти все время. Но ближе к празднику Огня или празднику Солнца они начинают петь.

– Неужели? – слабым голосом отозвалась она. Сейчас она слышала что-то, и определенно это был не звук шагов. Шаги затихли, словно тот, кто шел за ними, ждал или тихонько подкрадывался, стараясь не шуметь.

– Да, – он снова пристально посмотрел на нее и на этот раз увидел. – Вы не слышите их, – с уверенностью сказал он, и она покачала головой. Он плотно сжал губы, но тут же вскинул голову и жестом показал еще на один туннель, где на меловой стене было что-то нарисовано.

Он остановился, зажигая еще один факел – этот горел ярко-желтым огнем и источал запах серы, – и она увидела колеблющееся изображение Мадонны с младенцем. При виде них она обрадовалась, ведь фейри наверняка не станут рисовать у себя такие картинки.

– Пойдемте, – сказал он и взял ее за руку. Его рука была холоднее льда.

Майкл увидел их, когда они направились в боковой туннель. Граф зажег новый факел, на этот раз красный – как он это делал? – и идти на его свет было легко. Глубоко ли он спустился в земные недра? Он давно потерял счет поворотам, хотя сможет вернуться назад благодаря факелам – если они не догорят к тому времени.

У него до сих пор не было никакого плана, он просто решил идти за ними, пока они не остановятся. Там он покажется им и… ну, заберет Джоан, чего бы это ни стоило.

Он набрал в грудь воздуха и шагнул в тень, сжимая четки в левой руке, а перочинный нож в правой.

Подземный зал был круглым и довольно обширным. Настолько, что свет факела не доставал до всех его краев. В центре зала на полу была начертана пентаграмма.

От гула камней у Ракоши заболели кости, как это часто бывало раньше. Еще у него учащенно билось сердце и потели ладони. Он на миг отпустил руку монашки и вытер ладонь о полу своего сюртука, чтобы она не испытывала отвращения. Монашка боязливо озиралась, но панического страха у нее не было, и если она слышала гул, то наверняка…

Она удивленно раскрыла глаза:

– Кто это?

Он резко обернулся и увидел Раймонда, спокойно стоявшего в центре пентаграммы.

– Bon soir, mademoiselle,[48]48
  [48] Добрый вечер, мадемуазель (фр.).


[Закрыть] – сказал Гренуй-Лягушка и вежливо поклонился.

– А-а… bon soir, – слабым голосом ответила девушка.

– Какого дьявола вы тут делаете? – Ракоши встал между Раймондом и монашкой.

– Похоже, я делаю то же самое, что и вы, – ответил Лягушка. – Может, вы представите меня вашей petite amie,[49]49
  [49] Подруге (фр.).


[Закрыть] месье?

Шок, гнев и замешательство на миг лишили Ракоши дара речи. Что тут делает это инфернальное существо? Постой-ка – девчонка! Он говорил про потерянную дочь: значит, монашка – его дочь! Он разузнал о ней все и как-то следовал за ними до этого места. Ракоши решительно взял девушку за руку.

– Она из Шотландии, – сказал он. – И как видите, монахиня. К вам не имеет никакого отношения.

Гренуй был непроницаем, спокоен и лишь снисходительно улыбался. Ракоши обливался потом, шум волнами бился о его кожу. Он чувствовал у себя в кармане мешочек с камнями, твердый комок возле сердца. Казалось, самоцветы были теплые, теплее, чем его кожа.

– Я тоже так думаю, – сказал Раймонд. – Но почему она понадобилась вам?

– Это тоже не ваше дело. – Он пытался обдумать ситуацию. Он не мог выложить камни, раз тут стоял этот проклятый Гренуй. Может, лучше просто уйти вместе с девчонкой? Но если Лягушка замышляет недоброе… и если девчонка действительно не…

Гренуй игнорировал его невежливость и опять поклонился девушке.

– Я Мастер Раймонд, моя дорогая, – представился он. – А вы кто?

– Джоан Мак… – начала она. – Э-э… сестра Грегори то есть. – Она старалась освободить свою руку из хватки Ракоши. – Хм. Если я не нужна никому из вас, месье…

– Она нужна мне, месье. – Голос прозвучал пронзительно, но твердо. Ракоши оглянулся и с ужасом увидел, как в зал, устремив свой взгляд на девушку, вошел молодой виноторговец, взъерошенный и грязный. Монахиня ахнула.

– Сестра. – Виноторговец поклонился. Он был бледен, но не потел, и выглядел так, словно подземный холод проник в его кости. Он протянул руку, с которой свисали деревянные четки. – Вы уронили ваши четки.

Джоан показалось, что она упадет в обморок от облегчения. Она устала, у нее дрожали колени, но, собрав все свои силы, она вырвалась и, спотыкаясь, побежала в объятья Майкла. Он схватил ее и поволок подальше от графа.

Граф сердито зарычал и шагнул в сторону Джоан.

– Стой на месте, мерзкий негодяй! – крикнул ему Майкл, и в тот же миг маленький человечек с лицом лягушки резко приказал: «Стоп!»

Граф кинулся сначала на одного, потом на другого. Казалось, что он обезумел. Джоан дрожала и тянула Майкла к выходу из пещеры, только теперь она заметила в его руке нож.

– Что ты собирался делать с этим? – прошептала она. – Побрить его?

– Выпустить из него воздух, – пробормотал Майкл. Он опустил руку, но нож убирать не стал и не отрывал глаз от двух мужчин.

– Ваша дочь, – хрипло сказал граф человеку, который представился как Мастер Раймонд. – Вы искали потерянную дочь. Я нашел вам ее.

Раймонд поднял брови и взглянул на Джоан.

– Мою? – удивился он. – Она не моя. Неужели вы не видите?

Граф вздохнул так тяжко, что у него захрипело в горле.

– Не вижу? Но…

Гренуй-Лягушка нетерпеливо поморщился.

– Неужели вы не видите ауру? Электрические флюиды, которые окружают людей, – пояснил он, обведя рукой вокруг собственной головы.

Граф провел ладонью по лицу.

– Я не могу…

– Ради бога, идите сюда! – Раймонд подошел к краю звезды и схватил графа за руку.

Ракоши остолбенел от такого прикосновения. Синий свет вырвался из их сомкнутых рук, и он ахнул, ощутив такой приток энергии, какой он никогда не испытывал. Раймонд потянул его к себе, и Ракоши перешагнул через линию и оказался в пентаграмме.

Тишина. Гул прекратился. Он чуть не зарыдал от облегчения.

– Я… вы… – пробормотал он, глядя на их соединенные руки.

– Вы не знали? – удивился Раймонд.

– Что вы э-э… – Он показал на пентаграмму. – Я догадывался.

– Не то, – сказал Раймонд почти с нежностью. – Что вы один из моих людей.

– Ваших? – Ракоши снова посмотрел вниз: синий свет мягко пульсировал, окружая их пальцы.

– У всех есть какая-нибудь аура, – сказал Раймонд. – Но только мои… люди… обладают этим.

В блаженной тишине снова можно было думать. И первое, что пришло Ракоши в голову, была Звездная Палата, король, взиравший на них, когда они стояли лицом друг к другу, а между ними был кубок с ядом. Теперь он понял, почему Гренуй-Лягушка не убил его.

В его мозгу бурлили вопросы. La Dame Blanche, синий свет, Мелизанда и Мадлен… Мысль о Мадлен и о крошечном существе, которое росло в ее животе, едва не остановили его, но желание наконец-то прояснить терзавшие его вопросы было слишком сильным.

– Можете ли вы – можем ли мы – двигаться дальше?

Раймонд секунду колебался, потом кивнул:

– Да. Но это небезопасно. Совсем не безопасно.

– Вы покажете мне?

– Без шуток. – Пальцы Раймонда еще крепче стиснули его руку. – Даже знать это, и то небезопасно, не говоря о том, чтобы делать.

Ракоши рассмеялся, сразу почувствовав, как его захлестнула волна радости. Когда это он боялся знаний? Возможно, путешествие убьет его – но его карман полон самоцветов, да и вообще, какой смысл ждать старости, когда ты будешь медленно умирать?

– Скажите мне! – сказал он, сжимая другую руку Гренуя-Лягушки. – Ради нашей общей крови!

Джоан замерла, пораженная. Рука Майкла по-прежнему обнимала ее, но она едва это замечала.

– Да, он точно такой! – прошептала она. – Точно! Они оба такие!

– Какие? – удивился Майкл.

– Старый народец! Фейри!

Он с удивлением перевел взгляд на разворачивавшуюся перед ними сцену. Двое мужчин стояли лицом к лицу, взявшись за руки, их губы шевелились, словно они вели оживленную беседу – в полном молчании. Майклу показалось, что он смотрит на мимов, только тут все было еще менее интересно.

– Мне плевать, кто они такие. Сумасшедшие, преступники, демоны, ангелы… Пойдем! – Он взял ее за руку, но она приросла к земле, словно молодой дубок, а глаза едва не вылезали из орбит.

Она стиснула его руку так, что едва не сломала кости, и пронзительно закричала во всю мочь:

– Не делайте этого!

Он оглянулся на мужчин вовремя и успел увидеть, как они растаяли в воздухе.

Вместе они ковыляли по длинным штольням из белого камня, освещенным мерцающим пламенем умиравших факелов – красного, желтого, синего, зеленого и жутковатого лилового, при котором лицо Джоан выглядело как у утопленницы.