Текст книги "Дыхание снега и пепла"

– Иногда я чувствую запах сосен, – сказал он, глубоко вдыхая густой лесной воздух, – и на мгновение мне чудится, что я в Шотландии. Но потом я прихожу в себя и вижу: здесь нет ни мягкого папоротника, ни высоких скалистых гор, ни той природы, которую я знал… только незнакомая природа.

Мне показалось, что я услышала ностальгию в его голосе, но не печаль. Он, однако, задал вопрос, спрошу и я.

– А ты хочешь вернуться назад?

– О да, – ответил он, удивив меня, и рассмеялся, увидев выражение моего лица. – Но не настолько сильно, чтобы не желать быть сейчас здесь, саксоночка.

Он обернулся через плечо на крохотное кладбище с редкими каирнами и крестами и парой крупных камней, отмечавших отдельные могилы.

– Знаешь ли ты, саксоночка, что иные люди верят в то, что последний, кто похоронен на кладбище, становится его стражем? Он должен нести свою службу до тех пор, пока не умрет следующий человек и не займет его место – только тогда он может упокоиться.

– Думаю, наш загадочный Эфраим может быть удивлен, когда обнаружит себя в таком положении, ведь там, под деревом, он лежал совсем один, – сказала я, грустно улыбаясь. – Но интересно, что и от кого охраняет страж на кладбище?

Джейми засмеялся на это.

– Ну… Может, от вандалов, от осквернителей. Или от чародеев.

– От чародеев? – Это меня удивило, я считала, что слово «чародей» значит то же, что и «лекарь».

– Есть такие чары, для которых нужны кости, саксоночка, – сказал он. – Или прах от сожженного тела. Или земля из могилы. – Он говорил очень спокойно, но не шутил. – Ай, даже мертвым нужна защита.

– И кто же справится с этим лучше, чем местный призрак? – сказала я. – Ну конечно.

Мы карабкались вверх сквозь заросли трепещущих осин, обнимающих нас своей зеленью и серебром. Я остановилась на мгновение, чтобы сковырнуть капельку алой живицы с белоснежного ствола. Как странно, думала я, что ее вид так меня встревожил, а затем вспомнила и резко развернулась, чтобы снова посмотреть на кладбище.

Не воспоминание, нет, скорее сон или видение. Мужчина, избитый и сломленный, поднимается на ноги в зарослях осины, поднимается, зная, что это его последний раз, последний поединок. Он сжимает разбитые зубы, окрашенные кровью цвета алой осиновой живицы. Его лицо мертвенно-черно, и я знаю, что в зубах у него серебряные пломбы.

Но гранитный валун стоял тихо и безмятежно на пригорке, весь усыпанный желтыми сосновыми иголками, отмечая место, где упокоился человек, который когда-то называл себя Зубом Выдры.

Видение растаяло так же быстро, как явилось. Мы выбрались из осин на другую поляну, чуть выше той, на которой стояло кладбище. Я была удивлена, что кто-то здесь рубил деревья и расчищал место. В стороне высилась пирамида из поваленных стволов, а рядом были свалены кучей выкорчеванные пни, хотя большая их часть все еще сидела в земле, выглядывая из густой поросли кислицы и горчака.

– Смотри, саксоночка, – Джейми повернул меня в другую сторону, взяв за локоть.

– О! Боже мой.

Пригорок был достаточно высок, чтобы нам открылся потрясающий вид. Деревья уходили далеко вниз под ногами, и мы могли заглянуть за нашу гору, и за следующую, и за ту, что за ней – в синюю даль, затуманенную дыханием гор, облаками, поднимавшимися из лощин.

– Тебе нравится? – В его голосе явственно звучала гордость.

– Конечно, мне нравится. Что… это? – спросила я, указывая на стволы и пни.

– Следующий дом будет здесь, саксоночка, – просто ответил он.

– Следующий дом? Мы что, строим новый?

– Ну, я не знаю, будет ли он нашим или отойдет нашим детям – а может, внукам, – добавил он, улыбаясь краешком рта. – Я решил, если что случится – я вообще-то не думаю, что случится, имей в виду, но если вдруг, – то мне будет радостно, что я положил начало. На всякий случай.

Несколько мгновений я просто смотрела на него, пытаясь понять, что он хочет этим сказать.

– Если что случится… – повторила я медленно и посмотрела на восток, где очертания нашего дома виднелись сквозь деревья. Из трубы вырывался белый дымок и рассеивался в мягкой зелени каштанов и елей. – Если он действительно… сгорит, ты имеешь в виду. – Желудок сжался в комок просто оттого, что я облекла эту мысль в слова.

Я снова посмотрела на него и поняла, что упоминание о пожаре напугало и его тоже. Однако он вел себя как типичный Джейми: просто делал что мог, несмотря на приближение катастрофы.

– Тебе нравится? – повторил он, пристально глядя на меня. – Я имею в виду место. Я могу выбрать другое.

– Здесь очень красиво, – сказала я, чувствуя, как слезы щиплют глаза. – Просто волшебно, Джейми.

* * *

Разгоряченные после подъема, мы присели в тени огромной тсуги и наслаждались будущим видом из наших окон. Наконец нарушив молчание в отношении нашего ужасного будущего, мы нашли в себе силы его обсудить.

– Дело даже не в том, что мы можем умереть, – сказала я. – Или не только в этом. Дело во фразе: «Не оставили после себя детей». Вот что меня по-настоящему пугает.

– Что ж, я понимаю тебя, саксоночка. Хотя идея о том, чтобы умереть, мне не очень нравится, и я намерен этого избежать, – заверил он меня. – Но подумай. Это не обязательно значит, что они погибли. Они могли просто… уйти.

Я глубоко вдохнула, стараясь принять это предположение без паники.

– Вернуться. Ты имеешь в виду вернуться назад. Роджер и Бри. И Джемми, надо думать. Мы предполагаем, что он может… может путешествовать сквозь камни.

Джейми коротко кивнул, его руки были обвиты вокруг коленей.

– После того, что он сделал с опалом? Да, надо думать, что он может.

Я кивнула, вспоминая историю с опалом: Джемми держал его в руках, жалуясь, что камень становится все горячее у него в руках, пока тот не взорвался, разлетевшись на сотни крошечных острых осколков. Да, пожалуй, мы должны предполагать, что он тоже может путешествовать во времени. Но что, если у Брианны будет еще ребенок? Мне было совершенно ясно, что они с Роджером хотят еще одного – по крайней мере, Роджер хочет, а она не против.

Мысль о том, что я могу потерять их, была мучительной, но такую вероятность нужно было рассмотреть.

– Похоже, это ставит нас перед выбором, – сказала я, пытаясь сохранять самообладание и объективность. – Если мы умрем, они уйдут, потому что без нас у них нет причин здесь оставаться. Но если мы не умрем, уйдут ли они? Я хочу сказать, не лучше ли будет отослать их домой? Из-за войны тут будет небезопасно.

– Не будет, – согласился он тихо. Он сидел, склонив голову, и пряди непослушных рыжих волос торчали у него на макушке. Эти вихры достались по наследству и Бри, и Джемми.

– Я не знаю, – сказал он наконец и поднял голову, глядя в голубую даль между небом и землей. – Никто не знает, саксоночка. Будет день, будет пища.

Он повернулся и накрыл мою ладонь своей с улыбкой, в которой было поровну боли и радости.

– Между нами так много призраков, саксоночка. Если невзгоды прошлого не могут причинить нам зла, то и страхи перед будущим не должны. Мы просто должны оставить все это позади и двигаться дальше. Да?

Я положила руку ему на грудь – очень легко, это было не приглашение, мне просто хотелось ощутить его присутствие. Кожа Джейми была прохладной от пота, но он помогал копать могилу – жар от работы горел в мышце внутри.

– Ты был одним из моих призраков, – сказала я. – Так долго. И я так долго пыталась оставить тебя позади.

– Значит, пыталась? – Его рука легла мне на спину, бессознательно двигаясь вверх и вниз. Я знала это прикосновение – острое желание дотронуться, просто чтобы убедиться, что второй был здесь, во плоти.

– Когда я оглядывалась назад, мне казалось, я всего этого не переживу. Это было непереносимо… – Воспоминания встали комом в горле.

– Я знаю, – мягко отозвался Джейми, касаясь моих волос. – Но у тебя был ребенок… и муж. Было бы неправильно отвернуться от них.

– Было неправильно отвернуться от тебя. – Я моргнула, но слезы уже бежали из глаз. Он притянул к себе мою голову и принялся нежно облизывать мое лицо, это настолько застало меня врасплох, что я рассмеялась на середине очередного всхлипа и чуть не подавилась.

– Я люблю тебя, как мясо любит соль[51]51
  Цитата из английской сказки «Тростниковая шапка».


[Закрыть], – процитировал он и тихо засмеялся. – Не плачь, саксоночка. Мы здесь вместе сейчас: ты и я. Все остальное пустяки.

Я прижалась лбом к его щеке и обхватила Джейми руками. Мои ладони легли ему на спину, и я провела ими от лопаток до талии, легонько-легонько, останавливаясь на каждой выпуклости, каждом изгибе и не замечая шрамов, изрезавших кожу.

Он прижал меня к себе и глубоко вздохнул.

– Ты знаешь, что на этот раз мы женаты почти вдвое больше, чем в прошлый?

Я отклонилась назад и, чуть нахмурившись, посмотрела на него с сомнением, как бы соглашаясь сменить тему.

– А разве мы не были женаты в промежутке?

Вопрос застал Джейми врасплох: он тоже нахмурился и задумчиво провел пальцем по обгоревшему носу.

– Что ж, это, пожалуй, вопрос для священника, – сказал он. – Надо думать, мы были, но в этом случае получается, что мы оба прелюбодеи.

– Были прелюбодеями, – поправила его я, ощущая легкий дискомфорт. – Но на самом деле не были. Отец Ансельм так сказал.

– Ансельм?

– Отец Ансельм, францисканский монах в аббатстве Святой Анны. Но ты, наверное, его не помнишь, ты был очень болен тогда.

– О. Я припоминаю его, – ответил он. – Он приходил и сидел со мной, когда я не мог уснуть. – Джейми криво улыбнулся: это не то время, которое ему хотелось бы вспоминать. – Ты ему очень нравилась, саксоночка.

– Да? А как насчет тебя? – спросила я, пытаясь отвлечь его от воспоминаний об аббатстве. – Тебе я не нравилась?

– О, ты мне очень нравилась, – заверил он. – Хотя сейчас ты нравишься мне даже больше.

– Вот как? – Я горделиво приосанилась. – Что же изменилось?

Он склонил голову набок и сощурил глаза, как бы оценивая меня.

– Ну, ты меньше пукаешь во сне, – начал он рассудительным тоном и с хохотом увернулся от шишки, просвистевшей мимо его левого уха. Я нашарила кусок деревяшки, но, прежде чем успела огреть его по голове, он нагнулся и схватил меня за руки. Бросив меня на траву, он взгромоздился сверху и без особых усилий совершенно меня обездвижил.

– Слезь с меня, дурак! Ничего я не пукаю во сне!

– Откуда ты знаешь, саксоночка? Ты так крепко спишь, что не проснешься даже от собственного храпа.

– Ах, ты хочешь поговорить о храпе? Ты…

– Ты гордая, как Люцифер, – сказал Джейми, перебивая меня. Он по-прежнему улыбался, но голос его звучал серьезнее. – И ты смелая. Ты всегда была безрассудно храброй, а теперь еще и дерешься, как маленький разъяренный барсук.

– Значит, я высокомерная и разъяренная. Не очень похоже на список женских добродетелей, – сказала я, пыхтя и извиваясь под ним, как уж.

– Ну, еще ты добрая, – добавил он, подумав. – Очень добрая. Хотя доброта твоя очень своеобразна. Не подумай, что я вижу в этом что-то плохое, – пояснил Джейми, ловко перехватывая руку, которую мне удалось освободить, и фиксируя ее у меня над головой.

– Женские, – пробормотал он, сосредоточенно сдвинув брови. – Женские добродетели… – Его свободная рука проползла между нами, и пальцы сомкнулись на моей груди.

– Кроме этого!

– Ты очень чистая, – с одобрением заметил он, потом отпустил мое запястье и запустил пальцы мне в волосы. Они действительно были чистыми и пахли подсолнухом и календулой. – Я никогда не встречал женщину, которая бы так часто мылась, за исключением, пожалуй, Брианны. Повар из тебя не очень, – продолжал он задумчиво. – Хотя ты пока что никого не отравила – разве что нарочно. Могу сказать, что штопаешь ты неплохо, хотя и предпочитаешь зашивать живых людей, а не ткань.

– Вот спасибо.

– Какие еще есть добродетели? – спросил он. – Может, я что-то упустил?

– Хм! Кротость, терпение… – Я продолжала барахтаться под ним.

– Кротость? Боже. – Он решительно покачал головой. – Ты самая жестокая, кровожадная…

Я рванулась вверх, и мне почти удалось укусить его за шею. Он дернулся назад и рассмеялся.

– Нет, терпеливой тебя тоже не назовешь.

Я бросила сопротивляться и обессиленно лежала на спине с рассыпавшимися по траве растрепанными волосами.

– И какая же моя самая привлекательная черта в таком случае?

– Ты считаешь меня забавным, – ответил он, улыбаясь.

– Я… так… не… считаю, – пропыхтела я, снова начав борьбу. Джейми невозмутимо лежал на мне, не обращая внимания на тычки и удары, пока я не выбилась из сил и не затихла под ним, хватая ртом воздух.

– А еще, – добавил он, – тебе очень нравится спать со мной. Разве нет?

– Эмм… – Я хотела поспорить с ним, но честность не позволила. К тому же он и так знал, что это правда.

– Ты меня раздавишь, – сказала я, стараясь сохранять достоинство. – Слезь, будь добр.

– Разве нет? – повторил он, не двигаясь с места.

– Да! Да, черт возьми! Теперь слезешь?

Вместо этого он наклонил голову и поцеловал меня. Я сжала губы, полная решимости не поддаваться, но он тоже был решителен, и коли уж взялся за дело… Кожа на его лице была теплой, отросшая борода слегка царапалась, а широкий мягкий рот… Мои ноги сами собой раскинулись ему навстречу, я почувствовала между ними его твердую плоть, голая грудь пахла мускусом и потом, а во вьющихся рыжих волосах запутались стружки. Я все еще горела от борьбы, но трава вокруг нас была влажной и прохладной. Он был прав: еще минута, и он мог бы взять меня прямо здесь, если бы захотел.

Джейми почувствовал, что я сдалась, вздохнул и расслабился. Он больше не держал меня в плену – просто держал. Приподняв голову, он накрыл ладонью мою щеку.

– Правда хочешь знать, что это? – спросил он, и по взгляду его голубых глаз я поняла, что он не шутит. Я молча кивнула.

– Среди всех существ на земле ты самая верная, – прошептал он.

Я хотела сказать что-нибудь о сенбернарах, но на лице у него была написана такая нежность, что я промолчала и просто смотрела на него, моргая и жмурясь от света, льющегося сквозь зелень сосновых иголок у нас над головой.

– Что ж, – промолвила я наконец, – как и ты. Не самое плохое качество, правда?

Глава 21
Да будет свет!

Миссис Баг приготовила фрикасе из курицы на ужин, но это явно была слишком скромная трапеза для той атмосферы сдерживаемой радости, которую принесли с собой Бри и Роджер. Они оба улыбались, на ее щеках играл румянец, а глаза Роджера весело блестели.

Так что, когда Роджер объявил, что у них есть отличные новости, было вполне естественно, что миссис Баг тут же все додумала и сказала за него.

– Ты ждешь ребенка! – выкрикнула она, роняя ложку от волнения. Женщина хлопнула в ладоши и будто увеличилась от восторга, как воздушный шар. – Ох, какая радость! Давно пора, – добавила она, расцепляя руки, чтобы ткнуть в Роджера пальцем. – Я уже подумывала добавить тебе в кашу имбиря и серы, молодой человек, чтобы привести кое-что в порядок! Но, вижу, ты справился и без меня. Ну а ты что думаешь, дружок? Будет у тебя маленький братишка!

Джемми смотрел на нее с открытым ртом.

– Эм… – промычал Роджер, краснея.

– Или это будет маленькая сестричка, – поправилась миссис Баг. – Но в любом случае замечательные новости! Вот, мое сокровище, возьми-ка конфетку, а мы все выпьем за это!

Совершенно сбитый с толку, но влекомый конфеткой, Джем схватил протянутый ему леденец и тут же засунул его в рот.

– Но он не… – начала Бри.

– Шпашибо, мишиш Баг, – торопливо выпалил Джем, прикрывая рот рукой на случай, если мама попытается забрать запретное дообеденное лакомство, мотивируя это тем, что он был невежлив.

– Ой, одна конфетка ему никак не навредит, – заверила ее миссис Баг, подбирая оброненную ложку и вытирая ее о передник. – Позови-ка Арча, дорогая, и мы расскажем ему о вашем пополнении. Благослови тебя святая Бригитта, милая, я уж думала, ты никогда не дойдешь до дела! Женщины болтали, что ты, мол, или стала холодна со своим мужем, или ему недостает, так сказать, искры… Но раз уж…

– Да, раз уж… – начал Роджер, повышая голос, чтобы его было слышно.

– Я не беременна! – вдруг выкрикнула Бри.

Воцарилась неловкая тишина.

– О, – спокойно сказал Джейми. Он взял салфетку и сел за стол, заткнув ее за ворот рубахи. – Ну что ж. Тогда давайте примемся за еду? – Он протянул руку Джему, который тут же вскарабкался на скамью рядом с ним, все еще торопливо рассасывая леденец.

Миссис Баг на мгновение окаменела, а затем ожила с многозначительным «Хммф!». Уязвленная, она развернулась к буфету и с грохотом бросила стопку оловянных тарелок на стол.

Роджер, по-прежнему пунцовый, судя по сдерживаемой улыбке, находил ситуацию забавной. Зато Брианна была взбешена и дышала как разъяренный дракон.

– Присядь, милая, – осторожно предложила я, обращаясь к ней так, будто на ее месте была бомба с часовым механизмом. – Ты… эээ… говорила, что у вас есть какие-то новости?

– Да не важно! – Она все еще стояла, меча глазами молнии. – Никого не интересует ничего, кроме моей беременности. В конце концов, разве могу я сделать что-то важное и полезное, кроме как забеременеть? – Она нервно провела по волосам и, наткнувшись на ленту, которая стягивала их на затылке, сдернула ее и швырнула на пол.

– Милая… – начал было Роджер. Я знала, что это была ошибка: Фрэзеры в гневе абсолютно безразличны к сладким речам, зато готовы вцепиться в глотку любому, кто имеет неосторожность вступить с ними в диалог.

– Не надо мне милкать, – зашипела она, поворачиваясь к нему. – Ты тоже так считаешь! Думаешь, что все, что я делаю – если только не стираю, готовлю или штопаю твои чертовы носки, – это пустая трата времени! И ты тоже винишь меня за то, что я не беременна, считаешь, что это моя вина! Но это не так, и ты это знаешь!

– Нет! Я так не думаю, совсем нет. Брианна, пожалуйста… – Он протянул к ней ладонь, но быстро передумал и убрал ее, явно опасаясь, что жена может отхватить руку по самое запястье.

– Давай есть, мамочка! – пропищал Джемми, пытаясь утихомирить свою родительницу. Длинная нитка бурой от патоки слюны вытекла из уголка его рта и опустилась прямо на рубашку. Увидев это, его мать повернулась к миссис Баг, как разъяренная тигрица.

– Посмотрите, что вы наделали! Вы, назойливая старая сплетница! Это была его последняя чистая рубашка! Да как вы смеете обсуждать нашу личную жизнь со всеми подряд? Какое ваше собачье дело? Вы, чертова старая…

Осознав тщетность своих попыток, Роджер обхватил жену сзади, приподнял и поволок к задней двери. Их уход сопровождался бессвязными ругательствами Бри и болезненными охами Роджера, которого она, не останавливаясь лягала по голеням с удивительной силой и точностью.

Я подошла к двери и деликатно прикрыла ее, заглушив звуки продолжающейся во дворе перебранки.

– Этим она пошла в тебя, знаешь ли, – укоризненно сказала я, усаживаясь напротив Джейми. – Миссис Баг, как вкусно пахнет. Давайте уже примемся за еду!

Не проронив ни звука, миссис Баг разложила фрикасе по тарелкам, но отказалась присоединиться к ужину. Вместо этого она накинула плащ и ушла через парадную дверь, оставив нас самостоятельно разбираться с ситуацией. Прекрасный выбор, скажу я вам.

Мы ели в блаженной тишине, нарушаемой только звоном ложек о тарелки да редкими вопросами Джемми о том, почему леденцы липкие, как молоко попадает в корову и когда у него появится маленький братик.

– Что я скажу миссис Баг? – спросила я в коротком перерыве между расспросами внука.

– А почему ты должна ей что-то говорить, саксоночка? Это не ты ее обзывала.

– Ну, нет. Но я готова биться об заклад, Брианна не намерена извиняться…

– А зачем ей извиняться? – Он пожал плечами. – В конце концов, ее спровоцировали. И я не думаю, что миссис Баг за всю ее долгую жизнь никто не называл назойливой старой сплетницей. Она облегчит душу, выложив все это Арчу, и завтра все будет в порядке.

– Что ж, может, и так, – отозвалась я неуверенно. – Но Бри и Роджер…

Он широко улыбнулся мне, и его голубые глаза превратились в маленькие треугольнички.

– Не надо думать, что разрешение всех чужих неурядиц твоя забота, mo chridhe[52]52
  Мое сердце (гэльск.).


[Закрыть], – сказал он, затем потянулся через стол и потрепал мою руку. – Роджер Мак и девчушка должны сами с этим разобраться – к тому же у парня, кажется, хорошая хватка и он держит ситуацию под контролем.

Он засмеялся, и я неохотно к нему присоединилась.

– Но это станет моей заботой, если она сломает ему ногу, – заметила я, вставая, чтобы принести сливки для кофе. – Скорее всего, обратно он уже приползет, чтобы я разобралась с его многострадальной конечностью.

В этот самый момент кто-то постучал в заднюю дверь. Недоумевая, с чего бы Роджеру стучать, я открыла и в изумлении уставилась на бледное лицо Томаса Кристи.

* * *

Он был не только бледен, но и весь в поту, с рукой, обмотанной окровавленной тряпкой.

– Я не стану отвлекать вас, мистрис, – сказал он, стараясь держаться прямо. – Я просто… подожду, пока вы будете готовы меня принять.

– Глупости, – бросила я коротко. – Проходите в мой кабинет, пока еще есть немного света.

Я старалась не смотреть на Джейми прямо, но бросила на него короткий взгляд, когда задвигала лавку. Он как раз наклонился вперед, чтобы накрыть мой кофе блюдцем; глаза его не отрывались от Томаса Кристи, и в них светилось выражение несколько рассеянной задумчивости. В последний раз я видела такое выражение у рыси, которая наблюдала за летящими над ней утками, – никакой спешки или суеты, но внимательность.

Кристи же не обращал внимания ни на что, кроме своей раненой руки, что, в общем, было неудивительно. Окна медицинского кабинета выходили на восток и юг, чтобы по максимуму использовать утренний свет, однако даже сейчас комната была полна мягкого сияния: заходящее солнце отражалось от каштановых листьев в роще. Все было залито мягким золотом, кроме лица Томаса, которое было совершенно зеленым.

– Присядьте, – сказала я, торопливо пододвигая табуретку. Его колени подогнулись, пока он опускался, и он приземлился гораздо жестче, чем ожидал: руку тряхнуло, и мужчина вскрикнул от боли.

Я прижала большой палец к вене на его запястье, чтобы приостановить кровотечение и размотать повязку. Учитывая его состояние, я ожидала увидеть как минимум отсеченный палец или два, поэтому была очень удивлена, когда обнаружила обычную рваную рану у основания большого пальца, уходящую вниз, к запястью. Она была довольно глубокая и по-прежнему сильно кровоточила, но крупные сосуды были не задеты, по счастливой случайности, он повредил только сухожилие. Нужно было всего лишь наложить пару швов.

Я подняла к нему лицо, чтобы сказать об этом, и увидела, как его глаза закатываются назад.

– Помогите! – закричала я и, бросив его руку, попыталась ухватить мистера Кристи за плечи, чтобы не дать ему упасть.

Грохот от перевернутой скамьи и топот бегущих ног были ответом на мой зов, через секунду Джейми ворвался в комнату. Увидев, что я едва не падаю, удерживая на себе немалый вес учителя, он сгреб его за шиворот и наклонил вперед, как тряпичную куклу, опустив голову Кристи к коленям.

– Он совсем плох? – спросил Джейми, покосившись на руку Кристи, которая лежала на полу, продолжая кровоточить. – Положить его на стол?

– Думаю, не стоит. – Я нащупала вену на шее мужчины, чтобы проверить пульс. – Серьезной травмы нет, это просто обморок. Ну вот, видишь, он приходит в себя. Подержите пока голову внизу, сейчас вам станет легче. – Последняя фраза была обращена к Кристи, который пыхтел как паровоз, но уже немного успокоился.

Джейми убрал руку с шеи Кристи и вытер о свой килт с легким отвращением. Бедолага весь покрылся холодным потом; моя собственная рука была скользкой от влаги, но я подняла упавшую повязку и тактично вытерла руки об нее.

– Хотите прилечь? – спросила я, заглядывая ему в лицо. Он был все еще зеленоват, но покачал головой.

– Нет, мистрис. Я в порядке. Просто голова немного закружилась. – Он говорил хрипло, но довольно уверенно, и я пока что ограничилась тем, что прижала ткань к ране поплотнее, чтобы остановить капающую кровь.

Джем маячил в двери с вытаращенными глазами, но никаких особых эмоций не проявлял: кровь была малышу не в новинку.

– Налить тебе капельку виски, Том? – спросил Джейми, с опаской глядя на моего пациента. – Знаю, ты не одобряешь крепких напитков, но сейчас самое время отдать им должное.

Рот Кристи едва заметно приоткрылся, но он покачал головой.

– Я… нет. Но, может… немного вина?

– Употребляй немного вина, ради желудка твоего[53]53
  1‑е Послание к Тимофею 5:23.


[Закрыть], да? Хорошо. Держись, парень, сейчас принесу. – Джейми ободряюще хлопнул его по плечу и стремительно вышел, уводя Джема за руку вместе с собой.

Кристи скорчил губы в гримасе. Я замечала и раньше, что Кристи, подобно многим протестантам, рассматривал Библию как документ, написанный лично для него и вверенный ему, чтобы он нес истину в массы. Поэтому ему очень не нравилось, когда католики – в частности Джейми – походя цитировали Писание. Я также замечала, что муж, зная об этой его неприязни, использовал любую возможность вставить цитату в разговор.

– Что произошло? – спросила я, в равной степени из любопытства и желая отвлечь Кристи от его мыслей.

Он оторвал угрюмый взгляд от опустевшего дверного проема и посмотрел на левую руку, торопливо отвел глаза и снова побледнел.

– Несчастный случай, – ворчливо ответил он. – Я резал тростник. Нож соскочил. – На этих словах его правая рука слегка сжалась, и я заметила движение.

– Ничего, черт возьми, удивительного! – сказала я. – Вот, держите ее в таком положении. – Я подняла вверх пораненную руку, туго перевязала ее у него над головой и потянулась ко второй.

Его правая рука была поражена недугом, который называется контрактурой Дюпюитрена – точнее, будет называться, когда лет через шестьдесят или семьдесят барон Дюпюитрен его опишет. Это состояние вызывалось утолщением и укорачиванием соединительной ткани, которая контролирует положение сухожилий при сгибании пальцев, вследствие этого процесса безымянный палец постепенно скрючивается и теряет гибкость. В запущенных случаях то же происходит с мизинцем и средним пальцем. Случай Тома Кристи стал явно более запущенным с тех пор, как мне последний раз доводилось его осматривать.

– Что я вам говорила? – задала я риторический вопрос, осторожно потягивая согнутые пальцы. Средний пока еще можно было наполовину разогнуть, безымянный и мизинец едва удавалось оторвать от ладони. – Я сказала, что станет хуже. Ничего удивительного, что нож соскочил, – чудо, что вы вообще до сих пор можете его держать.

Кристи слегка покраснел под своей пегой, с проседью, бородой и отвел взгляд.

– Пару месяцев назад я могла поправить это с легкостью, – сказала я, поворачивая ладонь, чтобы взглянуть на угол контрактуры. – Операция была бы проще простого. Теперь будет гораздо сложнее, но, думаю, я все еще могу помочь вашей руке.

Не имей Кристи такой выдержки, я бы сказала, что он уже весь извелся от смущения. Но он был упрям, поэтому только дернулся слегка и стал более пунцовым.

– Я… я не желаю…

– Да нет мне никакого дела до того, что вы желаете, – отрезала я, опуская скрюченную руку к нему на колени. – Если вы не дадите мне прооперировать вашу руку, она станет полностью бесполезной через каких-нибудь полгода. Вы ведь наверняка едва можете писать, так?

Я встретила его глаза, темно-серые и изумленные.

– Я могу писать, – сказал он, но воинственность в его голосе скрывала сильную тревогу. Том Кристи был образованным человеком, ученым, к тому же работал учителем в Ридже. Именно к нему ходили за помощью поселенцы, чтобы составить документ или написать письмо. Он гордился своим положением. Поэтому я знала, что такая угроза – мой лучший козырь, к тому же угроза эта была вовсе не пустая.

– Это ненадолго, – заметила я и сделала большие глаза, чтобы до него получше дошло. Он тяжело сглотнул, но, прежде чем успел ответить, вернулся Джейми с кувшином вина.

– Лучше послушай ее, – посоветовал он Кристи, ставя вино на стол. – Уж я‑то знаю, что такое пытаться писать с негнущимся пальцем, да? – Джейми вытянул вперед собственную правую руку и сжал ладонь с несколько удрученным видом. – Если бы только она могла поправить вот это своим маленьким ножичком, я бы тут же положил руку ей на стол.

Проблема Джейми была полной противоположностью проблеме Кристи, хотя результат был примерно одинаковым. Безымянный палец был так сильно раздроблен, что суставы срослись с остальными костями, и он уже не сгибался. Как следствие, два пальца по бокам тоже двигались плохо, хотя капсулы суставов не были повреждены.

– Разница в том, что состояние твоей руки не ухудшается, – сказала я Джейми. – А его ухудшается.

Кристи совершил едва заметное движение, просунув руку между колен, как будто хотел ее спрятать.

– Ох, ладно, – отозвался он нервно. – Это, конечно, может и подождать.

– По крайней мере, столько, сколько понадобится моей жене, чтобы зашить другую руку, – заметил Джейми, наливая вино в чашу. – Вот – сможешь ее удержать, Том? Или лучше мне? – Он вопросительно приподнял чашу, как бы пытаясь напоить Кристи из рук, но тот быстро извлек правую руку из укрытия в складках своих одеяний.

– Я справлюсь, – огрызнулся он и взял вино, так неловко удерживая чашу между большим и указательным пальцами, что это заставило его покраснеть еще сильнее. Его левая рука по-прежнему висела над головой. Он выглядел глупо и, очевидно, сознавал это.

Джейми налил еще чашу и передал мне, игнорируя Кристи. Я бы подумала, что эта сцена – просто проявление природного такта Джейми, если бы не была в курсе непростой истории, которая связывала двоих мужчин. Отношения между ними всегда были натянутыми, хотя им удавалось изображать внешнюю доброжелательность.

С любым другим мужчиной демонстрация Джейми собственной покалеченной руки была бы именно тем, чем казалась – попыткой подбодрить и поддержать в беде. На деле он, может, и желал выразить Тому поддержку, но в его действиях была еще и скрытая угроза, возникшая, вполне возможно, помимо его воли.

Так уж сложилось, что люди приходила за помощью к Джейми гораздо чаще, чем к Кристи. Джейми пользовался всеобщим уважением, его очень любили, несмотря на покалеченную руку. Кристи же был, мягко говоря, не очень популярен: если он потеряет способность писать, он может потерять и свой статус. А состояние руки Джейми, как я отметила до этого, хуже уже не станет.

Кристи сузил глаза, глядя на нас поверх чашки. Он не пропустил угрозу мимо ушей, намеренной она была или нет. Он не смог бы ее пропустить: Том по природе был человеком подозрительным и видел угрозы даже там, где их в помине не было.

– Думаю, кровотечение уже прекратилось, дайте-ка я взгляну. – Я аккуратно взяла его левую руку и сняла бандаж. Кровь остановилась. Я положила ладонь в миску с отваром из чеснока, добавила туда пару капель спирта для дополнительной дезинфекции и стала готовить инструменты.