Текст книги "Бойня"

– Если бы в конюшне случился пожар, Котопакси я вывел бы первым, – сказал Уайкем. На этот раз он не спутал кличку…

Мы с принцессой уехали в Лондон, не дожидаясь прибытия полиции, страховых агентов или живодеров. «Все это так неприятно…»

Я ожидал, что она, как обычно, будет говорить в основном о лошадях, но оказалось, что она думает об Уайкеме.

– Тридцать пять лет назад – еще до вашего рождения, – когда я впервые попала на скачки, Уайкем был величественнейшей фигурой. Он действительно был таким, как рассказывает: настоящий Геркулес, могучий, удачливый, необыкновенно обаятельный… Женщины сходили по нему с ума, их мужья бесились… – Эти воспоминания вызвали у нее улыбку. – Вам, Кит, наверно, трудно себе это представить – вы не знали его в молодости, – но он был великолепен. Впрочем, он и сейчас великолепен. Когда он согласился тренировать моих лошадей, я сочла это за большую честь…

Я с удивлением взглянул на ее спокойное лицо. В прошлом они с Уайкемом всегда появлялись на скачках вместе. Она советовалась с ним, дружески похлопывала его по руке… Я и не подозревал, как ей не хватает его теперь, когда он не выезжает на скачки, как она сожалеет о том, что такой титан постарел и одряхлел…

Уайкем, ровесник моего деда (и отца Мейнарда Аллардека), в те времена, когда предложил мне работу, уже был живой легендой. Я был ошеломлен, но согласился. В двадцать лет я уже был опытным жокеем благодаря требованиям и ответственности, которые Уайкем взвалил на мои плечи. Он доверил мне лошадей стоимостью в сотни тысяч и успех и репутацию конюшни. Уайкем не делал скидок на возраст. Он с самого начала недвусмысленно сообщил мне, что в конечном счете все зависит от искусства жокея, его хладнокровия и здравомыслия, и если я не оправдаю возложенных на меня надежд, что ж, очень жаль, но придется со мной расстаться.

Я был потрясен до глубины души и обеими руками ухватился за предложенное. Такой шанс выпадает человеку только раз в жизни. И я сумел им воспользоваться.

Мысли принцессы развивались примерно в том же направлении.

– Когда Пол Пек получил эту ужасную травму и решил уйти на пенсию, – сказала она, – мы в самый разгар сезона остались без жокея, а все известные жокеи были заняты. И Уайкем сказал мне и прочим владельцам, что в Ньюмаркете есть молодой человек по фамилии Филдинг, который год как закончил школу и теперь работает жокеем-любителем. – Принцесса улыбнулась. – Мы, конечно, сомневались. Но Уайкем сказал, что мы можем поверить его чутью: он, Уайкем, никогда не ошибается. Да, от скромности он не умрет! – Она помолчала, вспоминая. – Когда же это было, а?

– В прошлом октябре исполнилось десять лет.

Она вздохнула.

– Как время летит…

Да. И чем старше мы становимся, тем быстрее оно убегает. Жизнь больше не кажется бесконечной, как в юности. Года через четыре-пять мое тело уже не сможет так быстро исцеляться от последствий падений, и настанет время уходить из спорта. А я не был готов принять неизбежное. Я страстно любил свое дело и не хотел расставаться с ним. Я был уверен, что после этого любая другая жизнь покажется невыносимо тоскливой и пресной.

Принцесса некоторое время молчала. Она думала о Каскаде и Котопакси.

– Этот пистолет… Приспособление для безболезненного умерщвления животных… – осторожно сказала она. – Мне не хотелось спрашивать у Робина… Как он выглядит?

– Робин говорит, такие пистолеты сейчас вышли из употребления, – сказал я, – но я один раз видел такой. Мне показывал ветеринар моего деда. Очень тяжелый пистолет с необыкновенно толстым дулом. Ударник – металлический стержень, который ходит внутри ствола, когда спускают курок, вылетает и тут же втягивается в ствол, потому что он сидит на пружине. – Я поразмыслил. – Сам ударник немного толще карандаша и выходит наружу примерно дюйма на четыре.

– Такой маленький? – удивилась принцесса. – А я почему-то думала, что он должен быть гораздо больше… И я до сих пор не знала, что это делается спереди…

Она внезапно осеклась и некоторое время сосредоточенно созерцала пейзаж за окном. Она без разговоров согласилась на то, чтобы нанять сторожа с собакой, и приказала Уайкему не скупиться. Принцесса прекрасно понимала, что другим лошадям грозит то же самое.

– А я так ждала Большого национального, – сказала она. – Так надеялась…

– Знаю. Я тоже.

– Ничего, вы все равно будете участвовать. На чьей-нибудь еще лошади.

– Это не то.

Она похлопала меня по руке – почти машинально.

– Так бессмысленно! – горячо сказала она. – Так глупо! Муж никогда не станет торговать оружием ради того, чтобы спасти моих лошадей. Никогда! Я даже просить не стану. Бедные мои лошадки…

Некоторое время она боролась со слезами. Несколько раз всхлипнула, сглотнула, но в конце концов ей удалось справиться с собой. Когда мы приехали на Итон-сквер, она пригласила меня в гостиную выпить стаканчик виски, «чтобы поднять настроение».

Однако нам пришлось пересмотреть свои планы. Гостиная была не пуста. В креслах сидели двое, которые встали, когда вошла принцесса: принц Литси и Даниэль.

– Дорогая тетушка! – сказал принц. Он поклонился принцессе, поцеловал ей руку, потом в обе щеки. – Доброе утро.

– Доброе утро, – ответила принцесса слабым голосом и поцеловала Даниэль. – А я думала, что вы вернетесь только поздно вечером.

– Погода была ужасная, – ответил принц, пожимая руку мне. – Дождь. Туман. Холодно. Вчера вечером мы решили, что с нас довольно, и утром, еще до завтрака, уехали.

Я поцеловал Даниэль в шелковистую щеку. Мне хотелось большего. Она коротко взглянула мне в глаза и сказала, что Даусон сообщил им, что я сейчас живу в особняке. Мне было плевать на Даусона. Я не виделся с ней три недели. Однако при принцессе эмоции приходилось сдерживать. И я помимо своей воли вежливо поинтересовался, как ей понравились лекции.

– Лекции были классные!

Принцесса предложила нам троим выпить по рюмочке, пока она сходит наверх, к мужу.

– Разлейте, пожалуйста, – сказала она племяннику. – А вы, Кит, расскажите им, пожалуйста, обо всем, что произошло, хорошо? Видите ли, мои дорогие… такие ужасные новости…

Она сделала неопределенный жест и удалилась, по-прежнему прямая и стройная.

– Кит? – обратился ко мне принц.

– Сэр…

Мы стояли лицом к лицу, как бы оценивая друг друга. Он был старше на десять лет и повидал куда больше моего. Принц Литси был крупным мужчиной, с большой головой, полными губами, решительным профилем и умными светлыми глазами. Светло-каштановые волосы, на лбу отчетливо начинающие редеть, крепкая шея, выступающая из кремовой рубашки с открытым воротом. Да, память меня не обманула. Он действительно смотрелся впечатляюще. В последний раз мы виделись где-то год назад.

Ну а принц видел перед собой человека с курчавыми каштановыми волосами, светло-карими глазами и очень худого – жокей не может себе позволить набирать лишний вес. Возможно, он видел перед собой чудака, у которого он, принц Литси, отбил невесту, соблазнив ее радостями духа, доступными лишь посвященным. Но если так, надо отдать ему должное: на его лице не отражалось ни триумфа, ни насмешки.

– Давайте выпьем, – сказала вдруг Даниэль. Она присела в кресло. – Литси…

Он еще несколько мгновений смотрел на меня, потом отошел к бару и занялся бутылками. Я подумал, что разговаривать нам с ним доводилось только на ипподромах, и все наши разговоры ограничивались светской болтовней. А на самом деле мы друг друга почти не знали.

Литси, не спрашивая, налил Даниэль белого вина, а нам с ним – шотландского виски.

– Устроит? – спросил он, протягивая мне стакан.

– Да, сэр.

– Зовите меня просто Литси, – беспечно разрешил он. – Все эти церемонии… Среди своих я их опускаю. С тетей Касилией все иначе, но ведь я-то никогда не видел былых времен. Монархии больше нет. Королем я никогда не стану. Я живу в современном мире. Так что давайте по имени. Идет?

– Да, если вы так хотите, – сказал я.

Он кивнул и пригубил виски.

– Однако тетю Касилию вы зовете «принцессой», – заметил он.

– Она сама об этом попросила.

– Ну и ладно, – он махнул рукой, показывая, что пора сменить тему. – Расскажите же, что у нас стряслось.

Я посмотрел на Даниэль. На ней были черные брюки, белая рубашка и голубой свитер. Губы, как обычно, накрашены розовой помадой, пушистые темные волосы перехвачены голубой косынкой. Все такое родное и до боли знакомое! Мне отчаянно хотелось обнять ее, прижать к себе, ощутить тепло ее тела… Но она сидела в кресле, и кресло было рассчитано на одного. Мы лишь пару раз мельком встретились глазами. Она сосредоточилась на своем бокале.

«Я ее теряю! – подумал я. – Я этого не вынесу…»

– Кит! – окликнул меня принц, садясь в кресло.

Я глубоко вздохнул, перевел взгляд на принца, тоже сел и принялся рассказывать обо всем по порядку, начиная с того, как Анри Нантерр ввалился в дом в пятницу вечером, и кончая убитыми лошадьми, которых нашли сегодня утром.

Литси слушал меня с нарастающим беспокойством, Даниэль – с неприкрытым негодованием.

– Ужас какой! – сказала она. – Бедная тетя Касилия!

Она нахмурилась.

– Нет, конечно, поддаваться угрозам – это плохо, но что дядя Ролан имеет против оружия? Все его делают, и ничего…

– Во Франции, – объяснил Литси, – человек, обладающий положением Ролана, никогда не станет торговать оружием. Это не пользуется уважением.

– Но он же не во Франции живет! – возразила Даниэль.

– Он живет в своем собственном мире, – сказал Литси. Он взглянул на меня. – Вот вы, Кит, понимаете, почему он не может торговать оружием?

– Понимаю, – ответил я.

Литси кивнул. Даниэль посмотрела на меня, на него и вздохнула.

– Видимо, это европейское мышление. В Америке торговля оружием не считается чем-то зазорным.

Я подумал, что, возможно, и в Америке на это смотрят куда более косо, чем она думает. Судя по выражению лица Литси, он думал так же.

– Скажите, а четыреста семейств потомков первопоселенцев позволят себе торговать оружием? – спросил он. Но если Литси ожидал отрицательного ответа, он ошибся.

– Наверно, да, – сказала Даниэль. – В смысле, а что такого?

– Ну, как бы то ни было, а для Ролана это невозможно, – заключил Литси.

Конец дискуссии положил громкий женский голос, раздавшийся на лестнице. Голос приближался.

– А где все? Тут, что ли? – И в дверях гостиной показалась решительная дама. – Даусон говорит, что «бамбуковая» комната занята. Чушь какая! В «бамбуковой» комнате всегда живу я! Я сказала Даусону, чтобы он убрал оттуда вещи того, кто ее занял.

Даусон бросил на меня беспомощный взгляд из-за плеча дамы и отправился наверх, неся в руке чемодан.

– Ну вот, – сказало видение в дверях. – А теперь сделайте мне кто-нибудь «Кровавую Мэри». Этот чертов самолет опоздал на два часа!

Мы встали, приветствуя новоприбывшую даму.

– Господи! – еле слышно простонала Даниэль. – Тетя Беатрис!

Глава 7

Тетя Беатрис, сестра Ролана де Бреску, говорила с легким французским акцентом, почти незаметным за американским произношением. У нее были густые вьющиеся волосы, не темные, как у Даниэль, а седые и подкрашенные оранжевым. И круглое лицо с круглыми глазами, исполненными постоянной боевой готовности.

– Даниэль! – воскликнула Беатрис, вскинув брови. – Что ты здесь делаешь?

– Я работаю в Англии, – Даниэль подошла к тетушке и вежливо чмокнула ее в щеку, – с прошлой осени.

– А мне не сказали! Мне никогда ничего не говорят!

На ней был шерстяной вязаный костюм – пальто Даусон унес наверх вместе с чемоданом, – и на груди сверкал тяжелый медальон на золотой цепочке. На пальцах у нее красовалась целая выставка золотых колец, каждое не меньше чем в унцию весом. Сумочка из натуральной крокодиловой кожи. Короче, тетя Беатрис была богата и не скрывала этого.

Она явно собиралась поинтересоваться, кто такие мы с Литси, когда вошла принцесса. Я понял, что она спустилась вниз с рекордной скоростью.

– Беатрис! – воскликнула она, приближаясь к той с распростертыми объятиями. – Какой приятный сюрприз!

Она пожала Беатрис руки и поцеловала ее в обе щеки. Но глаза у нее были ледяными. Сюрприз явно был неприятный.

– Сюрприз? – удивилась Беатрис, отступив назад. – Я звонила в пятницу и говорила с твоей секретаршей. Я сказала ей, чтобы она непременно тебе передала, она обещала оставить записку…

– О-о! – Принцесса наконец поняла, в чем дело. – Значит, записка внизу, в кабинете. Я, наверно, ее не заметила. У нас… мы были очень заняты.

– Касилия, насчет «бамбуковой» комнаты… – решительно начала Беатрис, но принцесса ловко перебила ее:

– Вы знакомы с моим племянником, Литси? – сказала она самым светским тоном. – Литси, это сестра Ролана, Беатрис де Бреску Бэнт. Вы к нам прямо с Палм-Бич, Беатрис? Майами так далеко…

– Касилия, – снова начала Беатрис, пожимая руку Литси, – бамбу…

– А это жених Даниэль, Крисмас Филдинг, – продолжала принцесса как ни в чем не бывало. – Вы с ним, кажется, тоже незнакомы? А теперь, дорогая Беатрис, вам, наверно, томатного сока с водкой?

– Касилия! – упрямо повторила Беатрис. – В «бамбуковой» комнате всегда живу я!

Я уже открыл было рот, чтобы вежливо сказать, что я могу и переехать, но напоролся на стальной взгляд принцессы и промолчал, сделав каменное лицо. Мне становилось все интереснее.

– Беатрис, миссис Даусон распаковывает ваши вещи в «розовой» комнате, – твердо сказала принцесса. – Вам там будет очень уютно.

Беатрис была в ярости, но поделать ничего не могла: ее ловко обошли. Она позволила радушному Литси смешать ей «Кровавую Мэри», снабдив его точными инструкциями относительно того, как именно следует взболтать томатный сок, сколько подлить вустерширского соуса, сколько лимонного сока, сколько положить льда. Принцесса невозмутимо смотрела на все это с туманно-доброжелательным видом. Даниэль с трудом сдерживала смех.

– А теперь объясните, – сказала Беатрис, когда ей наконец приготовили напиток, соответствующий ее тонкому вкусу, – что это там Ролан дурит? Почему он не хочет расширять бизнес?

На несколько секунд принцесса застыла. Потом с достоинством опустилась в кресло, скрестив руки и ноги. Она старательно сдерживалась, хотя это явно давалось ей с трудом.

Беатрис повторила свой вопрос. Я подумал, что эта дамочка из тех, кто никогда не сдается. Литси любезно подвинул ей кресло, усадил, подложил подушки – короче, дал принцессе время собраться с мыслями.

Сам Литси сел в третье кресло, предупредительно подавшись в сторону Беатрис. Мы с Даниэль уселись на диван. Но между нами по-прежнему была целая миля ситца в цветочек.

– Ролан ведет себя как последний тупица! Я приехала сказать ему, что я возмущена. Он должен немедленно согласиться! Надо следовать веяниям времени. Сейчас нужно осваивать новые рынки.

Принцесса взглянула на меня. Я кивнул. То же самое говорил в пятницу Анри Нантерр. Почти теми же словами.

– А откуда вы знаете о деловых предложениях, которые делают моему мужу? – спросила принцесса.

– Разумеется, от этого энергичного молодого человека, сына Луи Нантерра. Он специально приехал повидаться со мной и обо всем рассказал. Он просил меня убедить Ролана вернуться в двадцатый век, если уж он не может жить в двадцать первом. И я решила приехать сюда и лично настоять на этом.

– А вам известно, что он собирается производить оружие на экспорт? – спросил я.

– Конечно! – сказала она. – Но ведь это только пластиковые детали. Ролан старомоден. У меня в Палм-Бич есть хорошая подруга, так предприятие ее мужа делает ракеты для министерства обороны. А какая разница? – Она помолчала. – И вообще, а вам какое дело?

Она перевела взгляд на Даниэль и только тогда вспомнила.

– Ах да, вы помолвлены с Даниэль… Тогда, пожалуй, это вас действительно касается. А я и не знала, что Даниэль помолвлена. Мне никогда ничего не говорят.

«Пожалуй, Анри Нантерр сказал ей даже слишком много», – подумал я.

– Беатрис, – сказала принцесса, – вам, наверно, хочется умыться с дороги… Даусон готовит второй завтрак. Правда, мы не знали, что в доме будет так много гостей…

– Я хочу поговорить с Роланом! – упрямо сказала Беатрис.

– Хорошо. Но потом. Сейчас он отдыхает.

Принцесса встала. Мы тоже поднялись. Как будто тетушке Беатрис можно было помешать подняться наверх с помощью одних только хороших манер. И, что самое интересное, тетушка действительно сдалась. Она поставила на стол недопитый коктейль и отправилась умываться, по дороге ворча, что «надеется, что ее не позже завтрашнего дня вселят в «бамбуковую» комнату».

– От нее не отвяжешься, – сказала Даниэль, когда голос тети Беатрис затих в отдалении. – Она всегда добивается того, чего хочет. А потом, в «бамбуковой» комнате ведь все равно сейчас никто не живет. Как странно, что тетя Касилия ей отказала…

– Вчера и позавчера там ночевал я, – объяснил я.

– В самом деле? – удивился Литси. – Надо же, как вас устроили! Лучше, чем принца!

– Это нечестно! – сказала ему Даниэль. – Вы ведь сами говорили, что предпочитаете жить внизу, чтобы никого не беспокоить.

Литси ласково посмотрел на нее.

– Так оно и есть. Я просто хотел сказать, что тетя Касилия, видимо, очень ценит вашего жениха.

– Да, очень, – сказала Даниэль, неловко взглянув на меня.

Мы все снова сели. Но Даниэль не подвинулась ко мне.

– Зачем Анри Нантерр натравил на Ролана вашу тетю Беатрис? – спросил Литси. – Она ведь все равно не сумеет заставить его изменить решение.

– Она живет на деньги де Бреску, – неожиданно ответила Даниэль. – Мои родители тоже, с тех пор как моего блудного батюшку приняли обратно в лоно семьи. Дядя Ролан выделил крупные суммы всем членам семьи из доходов со своих земель. Но тетушка всегда, сколько я ее знаю, жаловалась, что он мог бы давать ей больше.

– Сколько вы ее знаете? – переспросил Литси. – А разве вы с ней не с детства знакомы?

Даниэль покачала головой.

– Она недолюбливала папу. Он уехал из дому при очень неприятных обстоятельствах, хотя, при каких именно, он мне никогда не рассказывал. Когда я спрашиваю, он только смеется. Но, должно быть, дело действительно было серьезное. Мама говорит, что ему приходилось выбирать между тюрьмой и изгнанием и он предпочел уехать в Калифорнию. Мы с ней появились значительно позже. Во всяком случае, лет восемь тому назад на нас неожиданно свалилась тетя Беатрис: решила посмотреть, что стало с ее опальным братцем. И с тех пор я ее несколько раз видела. Она когда-то давным-давно вышла замуж за американского бизнесмена и, когда он умер, решила разыскать папу. Ей на это понадобилось два года: США – страна большая, но тетушка считает настойчивость главной добродетелью. Она живет в Палм-Бич, в чудном доме в испанском стиле – я однажды проводила там весенние каникулы, – то и дело ездит в Нью-Йорк, а каждое лето приезжает в Европу, чтобы провести некоторое время в «нашем chateau»,[1]1
  Chateau – замок (фр.).


[Закрыть] как она его называет.

Литси кивнул.

– Тетя Касилия иногда приезжала ко мне в Париж, если ее золовка задерживалась в замке чересчур надолго. Тетя Касилия и Ролан ездят в замок каждое лето в июле – августе, месяца на полтора, подышать деревенским воздухом и исполнить долг землевладельцев, – пояснил он без всякой необходимости. – Вы не знали?

– Они иногда упоминают об этом, – сказал я.

– А как выглядит этот замок? – поинтересовалась Даниэль.

– Не как в диснеевских мультфильмах, – улыбнулся Литси. – Он больше похож на большой загородный дом эпохи короля Георга. Светлые каменные стены, ставни на всех окнах. Шато де Бреску, к югу от Бордо… Соседний поселок почти целиком выстроен на землях Ролана, и Ролан считает долгом чести заботиться о его благополучии. На самом деле он и без своей строительной компании мог бы основать малые Олимпийские игры на те деньги, что получает в качестве ренты. А его земли управляются не хуже, чем его компания: у него очень опытные и добросовестные служащие.

– Короче, торговать оружием он не станет, – заключил я.

Даниэль вздохнула.

– Понимаю. Со всеми этими аристократическими понятиями о чести он и подумать о таком не может.

– Что меня удивляет, – сказал я, – так это то, что Беатрис относится к этому так спокойно. Я-то думал, что она должна разделять чувства своего брата…

– Держу пари, – предположила Даниэль, – что Анри Нантерр пообещал ей миллион долларов, если она заставит дядю Ролана передумать.

– Ну, в таком случае твой дядя может предложить ей вдвое больше за то, чтобы она вернулась в Палм-Бич и не лезла не в свое дело, – вкрадчиво заметил я.

Даниэль была шокирована.

– Но это же нехорошо!

– Да, конечно, – согласился я. – Это совершенно неэтично. Но с практической точки зрения – самый надежный выход.

Литси смотрел на меня задумчиво.

– Вы что, полагаете, что она представляет собой такую серьезную угрозу?

– Мне кажется, она подобна каплям воды, которые долбят камень. Знаете, была такая пытка: человеку капали на макушку холодной водой, и через некоторое время он сходил с ума.

– Знаю, – кивнул Литси. – Я читал, что через некоторое время начинает казаться, будто тебе вколачивают в голову раскаленный гвоздь.

– Вот она такая и есть, – сказала Даниэль.

На некоторое время наступило молчание. Мы размышляли о пробивных способностях Беатрис де Бреску Бэнт. Потом Литси задумчиво произнес:

– Возможно, стоит ей сказать о том документе, который вы подписали как свидетель. Сказать, что теперь требуется согласие не только Ролана, а всех четверых, и заверить ее, что, если она заставит Ролана сдаться, ей еще придется иметь дело со мной.

– Ой, не надо! – взмолилась Даниэль. – Она же нас всех изведет!

Они ничего не имели против того, что их имена включили в этот документ, не спросив согласия. Напротив, они были польщены.

– Теперь мы действительно одна семья, – сказала Даниэль. А я был всего лишь свидетель и чувствовал себя отторгнутым.

Поразмыслив, я сказал:

– У меня наверху лежит какая-то бумага. Подозреваю, что это дубликат того бланка, который Анри Нантерр подсовывал месье де Бреску. Он на французском. Хотите взглянуть?

– Еще бы! – ответил Литси.

– Сейчас принесу.

Я отправился наверх и обнаружил в своей комнате Беатрис Бэнт.

– Что вы здесь делаете? – осведомилась она.

– Пришел забрать одну вещь.

Она держала в руках голубые спортивные трусы, в которых я обычно сплю. Утром я сунул их в тумбочку, поверх бланка Нантерра. Теперь тумбочка была открыта. Оставалось надеяться, что бумага по-прежнему на месте.

– Так это ваше? – с изумлением спросила она. – Значит, это вы тут живете?

– Я.

Я подошел к ней, взял у нее свои трусы и сунул на место. Бланк, слава Богу, действительно был в ящике.

– А, ну тогда все в порядке! – торжествующе сказала она. – Я поселюсь в этой комнате, а вам дадут другую. Я всегда живу здесь, это само собой разумеется! Там, в ванной, какие-то ваши вещи. Вам не понадобится много времени, чтобы их убрать.

Входя, я оставил дверь открытой. Принцесса, видимо, проходила мимо, услышала наш разговор и зашла.

– Касилия, я сказала этому молодому человеку, чтобы он переселился, – сообщила Беатрис. – Это ведь моя комната!

– Жених Даниэль, – спокойно ответила принцесса, – останется здесь до тех пор, пока он живет в этом доме. Не волнуйтесь, Беатрис, «розовая» комната тоже очень уютная, вот увидите.

– Но она ведь в два раза меньше, и в ней нет гардеробной!

Принцесса невозмутимо смотрела на нее – я еще раз восхитился тем, как умело она скрывает свое раздражение.

– Когда Кит уедет, вы сможете переселиться в «бамбуковую» комнату.

– Кит? Кажется, вы говорили, что его зовут Крисмас!

– Его зовут Крисмас. Он родился в рождественское утро.[2]2
  Christmas – Рождество (англ.).


[Закрыть] Ну а теперь идемте завтракать. Ленч давно уже на столе.

И принцесса решительно выпроводила свою золовку в коридор. Секундой позже она еще раз заглянула в комнату.

– Оставайтесь здесь, пока она не уедет! – сказала принцесса. Это был отчасти приказ, отчасти мольба.

После ленча мы с Литси и Даниэль отправились наверх, в мою комнату, сделавшуюся яблоком раздора, чтобы взглянуть на бланк. Литси предложил заключить пари на то, что Беатрис выкинет меня из этих апартаментов самое позднее завтра к вечеру.

– Видели, какие убийственные взгляды метала она в вашу сторону за ленчем?

– Еще бы!

– А все эти тонкие намеки относительно хороших манер, уважения к старшим и прочего?

Принцесса вела себя так, словно ничего не слышала. Она расспрашивала Беатрис о здоровье, о ее собачках и о том, какая погода бывает во Флориде в феврале. Ролан де Бреску завтракал у себя наверху. Такое бывало часто. Я не сомневался, что он еще и забаррикадировался. А принцесса мягко, но решительно защищала все подступы к его комнате.

– Вот этот бланк, – сказал я.

Я вытащил его из-под своих трусов и вручил Литси. Тот уселся на удобный стул у окна и принялся внимательно читать бланк. Он обладал врожденной представительностью и скрытой силой. Он нравился мне и внушал страх – из-за Даниэль. Но, несмотря на эти противоречивые чувства, в целом я доверял ему – он выглядел человеком добродушным и толковым.

Мы с Даниэль подошли к нему. Через некоторое время Литси поднял голову и нахмурился.

– Во-первых, – сказал он, – это не прошение о лицензии на изготовление и экспорт оружия. Вы уверены, что это именно та бумага, о которой говорил Нантерр?

Я поразмыслил, припоминая.

– Насколько я помню, адвокат Джеральд Грининг сказал, что это официальный бланк предварительного прошения о выдаче лицензии. Я так понял, что это именно та бумага, о которой Анри Нантерр говорил принцессе на ипподроме в Ньюбери.

– Так вот, никакое это не прошение. Это обычный бланк, который любой может использовать для составления всякого рода контрактов. – Он помолчал. – Вот, например, в Англии в любом магазине канцтоваров можно купить готовый бланк завещания. В нем уже стоят все официальные формулы, подтверждающие, что завещание законно и действительно. Остается только вписать в пустые места то, что вы хотите оставить своим наследникам: автомобиль там или дом. Самое важное – именно то, что вписано в пустые места. Ну вот, эта бумага – из того же разряда. Здесь напечатаны официальные формулы, так что, если она будет подписана и должным образом засвидетельствована, это будет официальный документ.

Литси взглянул на бумагу.

– Конечно, сказать, что именно Анри Нантерр вписал в пустые места, невозможно, но, подозреваю, здесь просто говорилось о том, что стороны, поименованные в контракте, согласны с содержанием прилагающихся документов. Полагаю, этот договор должен был быть приложен в качестве первой страницы к пакету документов, в которых будут содержаться всякие данные о производительности фабрики, оптовых ценах за рубежом, предварительных заказах и видах производимого оружия. В общем, все подробности. Но этот простейший договор с подписью Ролана придаст силу всему пакету документов. Любое официальное учреждение примет его всерьез, он будет считаться выражением воли Ролана. Имея на руках этот контракт, Анри Нантерр сможет немедленно подать прошение о выдаче лицензии.

– И получить ее, – сказал я. – Он в этом абсолютно уверен.

– Да.

– Но ведь дядя Ролан всегда может сказать, что его заставили подписать этот документ силой! – возразила Даниэль. – Он может отказаться признать его, разве не так?

– Аннулировать прошение достаточно просто. С контрактом дело обстоит куда сложнее. Ролан может заявить о том, что ему угрожали и докучали настойчивыми требованиями, но суд вполне способен решить, что, раз уж он сдался, идти на попятный поздно.

– А если он все-таки добьется того, что контракт аннулируют, – задумчиво заметил я, – никто ведь не помешает Анри Нантерру начать все сначала. И так будет продолжаться, пока месье де Бреску не подпишет контракт заново.

– Но ведь теперь контракт должны подписывать все четверо, – сказала Даниэль. – А если мы скажем, что не согласны?

– Я думаю, что если твой дядя согласится подписать контракт, то и вы все тоже подпишете, – ответил я.

Литси кивнул.

– Да, это лишь позволит оттянуть время. Но это не выход.

– А где же выход? – с тоской спросила Даниэль.

Литси посмотрел на меня.

– Предоставьте это Киту, – улыбнулся он. – Даниэль рассказывала, что в том ноябре вы скрутили в бараний рог целую когорту весьма серьезных противников. Неужели вы не сможете сделать это теперь?

– Там ситуация была несколько другая, – возразил я.

– А что, собственно, произошло? – спросил Литси. – Даниэль не рассказывала мне подробностей.

– Одна газета развязала кампанию против моей сестры Холли и ее мужа. Это грозило им крупными неприятностями: муж Холли тренирует скаковых лошадей, а в газете говорилось, что он находится на грани банкротства. Ну и в конце концов мне удалось заставить газету напечатать опровержение и выплатить Бобби компенсацию.

– И еще этот жуткий папаша Бобби, – сказала Даниэль. – Расскажи про него, Кит.

Сейчас она смотрела на меня так, словно между нами все было по-прежнему. Я попытался скрыть, как меня тревожат наши пошатнувшиеся отношения, – боюсь, мне это плохо удалось, – и принялся рассказывать.

– На самом деле эти нападки на Бобби были нацелены против его отца, который пытался захватить газету в свои руки. Отец Бобби, Мейнард Аллардек, рассчитывал получить рыцарский титул, а газета стремилась скомпрометировать его. Этот Мейнард настоящий мерзавец и сильно отравлял Бобби жизнь. Ну, и… в общем, мне удалось от него избавиться.

– Каким образом? – с любопытством спросил Литси.

– Мейнард сделал состояние на том, что одалживал крупные суммы предприятиям, находящимся в сложном положении. Он выжидал, пока они встанут на ноги, а потом требовал деньги обратно. Владельцы так сразу вернуть деньги не могли, и тогда он забирал в уплату само предприятие и через некоторое время его перепродавал. Улыбающаяся акула глотала благодарных рыбешек с потрохами, а они понимали, в чем дело, только когда оказывались в брюхе.

– И что же вы сделали? – спросил Литси.

– Ну… я взял интервью кое у кого из тех, кого он разорил, и заснял их на пленку. Зрелище было весьма впечатляющее. Пожилая пара, у которых он обманом выманил великолепную скаковую лошадь, человек, чей сын покончил жизнь самоубийством, когда его предприятие разорилось, мальчишка, которого Мейнард втянул в игру на тотализаторе, и парень продул половину своего наследства…

– Я видела этот фильм, – сказала Даниэль. – Меня словно обухом огрели… Я плакала горючими слезами. Кит пригрозил отправить копии кассеты всем официальным лицам, если Мейнард предпримет еще что-нибудь. И ты еще забыл сказать, – обратилась она ко мне, – что Мейнард пытался заставить Бобби убить тебя.

Литси вскинул брови.

– Убить?..

– Хм… – сказал я. – Видите ли, Мейнарда бесит то, что Бобби женился на моей сестре. Он с рождения ненавидит всех Филдингов. Его так воспитывали. Когда Бобби был маленьким, Мейнард пугал его Филдингами.