Текст книги "Сияющая луна. Автобиография Дилго Кхьенце, а также воспоминания семьи, друзей и учеников"

– Да, – ответил отец.

Дед заверил его, что ничего не рассказывал Джамьянгу Кхьенце, но объяснил, что Джамьянг Кхьенце обладает провидческим даром. Затем он добавил:

– Как ты знаешь, в нашей семье мы во всём полагаемся на наставления Джамьянга Кхьенце, поэтому будет лучше, если ты перестанешь охотиться.

С тех пор мой отец больше никогда не ходил на охоту.

Когда отец повзрослел, Таши Цепел посоветовал ему заняться практикой Ваджракилаи. Поскольку дед питал особые чувства к Джамьянгу Кхьенце, то на следующий год они отправились в монастырь Дзонгсар, чтобы попросить у учителя посвящение Ваджракилаи. Однако, к своему сожалению, они узнали, что в то время Джамьянг Кхьенце был в строгом ретрите и не мог с ними увидеться. По счастью, тогда в Дзонгсаре находился Джамгон Конгтрул, и дед посчитал, что если мой отец получит посвящение от Джамгона Конгтрула, это будет большой удачей. Джамгон Конгтрул согласился.

В назначенный день, после того как Джамгон Конгтрул подготовился к посвящению, мой отец, дядя и сопровождавшие их люди отправились к нему в комнату. Все собравшиеся были представителями аристократических семей Дерге, и Джамгон Конгтрул принял их с подобающим гостеприимством. Так, перед началом посвящения они решили устроить пикник неподалёку от резиденции Джамьянга Кхьенце. Неожиданно к ним подошёл личный помощник Джамьянга Кхьенце, пригласив собравшихся в ретритную комнату, где великий лама проводил свой ретрит. Хотя ретрит был строгим, казалось, Джамьянг Кхьенце знал о том, что происходило внизу в монастыре.

У дверей комнаты их встретил мастер ритуалов, держа в руках сосуд с очистительной водой, что, судя по всему, знаменовало начало церемонии посвящения. Находясь у себя, Джамьянг Кхьенце уже приступил к той же церемонии посвящения, которую они попросили у Джамгона Конгтрула. Поэтому, как только они вошли внутрь комнаты, Джамьянг Кхьенце Вангпо даровал им развёрнутое посвящение, устные передачи и наставления «Сущностного Килаи линии слушания». В конце он сказал:

– Отныне перестань охотиться на диких животных. Юноша, следующий духовному пути, не должен совершать дурные поступки. Также прими мирские обеты формального прибежища у Кармапы Кхакхьяба Дордже¹⁷.

Таким образом, они получили посвящение от Джамьянга Кхьенце, как и хотели.

После посвящения они отправились обратно в комнату к Джамгону Конгтрулу, в окне которой всё ещё горел масляный светильник. Джамгон Конгтрул спросил:

– Что хотел Кхьенце Ринпоче?

Они ответили, что получили от него посвящение Ваджракилаи.

– О, это очень хорошо. Нет ничего лучше, чем получить это посвящение от Джамьянга Кхьенце. Однако, поскольку я уже сделал все приготовления, то я продолжу и дам вам его снова!

Так в один вечер они получили посвящение Килаи линии слушания сразу от двух держателей этой практики: от того, кто открыл это сокровище (Джамьянга Кхьенце), и того, кто записал эту практику (Джамгона Конгтрула).

Конгтрул посоветовал моему отцу накопить повторения мантры Ваджракилаи, и тот провёл три месяца в ретрите, выполняя эту практику. Отец также получил наставления о единстве учителя и Ваджракилаи от Мипама Манджушри, который подарил ему собственную рукопись этой практики¹⁸, совершил стотысячное накопление шестистрочной молитвы «Пылающий, как огонь Кальпы», которая является частью «Молитвы семи ветвей», и получил мирские обеты тройного прибежища у Кармапы Кхакхьяба Дордже, который даровал ему имя Карма Норбу Ригдзин Цеванг.

Мой отец был предан только нескольким ламам, хотя никогда не говорил ничего плохого о других. Из всех учителей его самыми любимыми были Онпо Тенга и Шечен Гьялцаб¹⁹, хотя он также испытывал преданность к Джамьянгу Кхьенце Вангпо и Мипаму Ринпоче. Ургьен Тензин Норбу, племянник Гьялсе Шенпена Тхае, которого обычно звали Онпо Тенга, и другие реализованные учителя относились к моему отцу с большой любовью. Он накопил сто миллионов повторений шестислоговой мантры, выполнив практику «Авалокитешвара – самоосвобождение от страдания», и сто тысяч повторений мантр богини Тары. Каждый год он совершал накопление многих сотен тысяч повторений молитв к Таре и подносил несколько сотен тысяч светильников. Он выступал благодетелем летних ретритов в монастырях Бенчен и Сакар и получил неплохое религиозное и политическое образование.

Мою мать звали Лхага, и она была дочерью одного из министров Дерге. В отличие от отца, который отличался некоторой строгостью, моя мать всегда была очень кроткой. Ей довелось встретиться с Джамгоном Конгтрулом и Джамьянгом Кхьенце Вангпо, а также с Мипамом Ринпоче, Кхенченом Таши Осэром и многими другими учителями, от которых она получила множество посвящений и учений. Получив посвящение, она никогда не позволяла себе ослушаться учителя или проявить к нему неуважение. Благодаря её чистому видению, щедрости и благим поступкам она прослыла необыкновенно добродетельной и вела соответствующую жизнь.

Моё рождение

Однажды принц Дерге поведал мне, что Мипам Ринпоче сказал моему отцу следующее: «Я старый больной монах и скоро умру, поэтому мне не нужен дом. Но тебе следует построить обитель на холме позади твоего дома. Это принесёт пользу Владыке Дхармы и правительству Дерге. Я останусь рядом с жителями Дерге».

С точки зрения внешней геомантии, если посмотреть на тот холм с восточной стороны, то по форме он отчётливо напоминал распластавшуюся черепаху, при этом хижина Мипама Ринпоче, Таши Палбар Линг, располагалась в самом её сердце. Рядом росло большое можжевеловое дерево, которое Мипам Ринпоче называл деревом бодхи. Голова черепахи была обращена на запад к горе, по форме напоминавшей огонь, справа находился холм, по форме напоминавший дерево, слева – холм, по форме напоминавший металл, а в хвосте – холм, по форме напоминавший воду²⁰. На востоке было открытое пространство, поэтому солнце и луна обычно поднимались над горизонтом рано, а садились поздно, при этом горные вершины напоминали широкое небесное колесо со множеством спиц. В соответствии с геомантией это были превосходные знаки. Что касается внутренней геомантии, то вся местность в точности походила на Северную Шамбалу, причём центральный холм напоминал дворец Капалу. Все окружающие равнины были разделены реками, что придавало им форму лепестков лотоса, среди которых располагались несколько деревень. Зимой они были окружены кольцом заснеженных холмов. Именно здесь изначальный будда Мипам Гьюрме Микьо Дордже впервые повернул колесо Дхармы, передав «Ваджрный солнечный свет» – подробный комментарий к краткой «Калачакра-тантре».

Долина Денкхог – место, где родился Дилго Кхьенце. Фото Матьё Рикара

Когда я находился в материнской утробе, моя семья отправилась повидать Мипама Ринпоче. Он сразу же спросил, не была ли на сносях моя мать, и отец ответил, что так и есть. Тогда мои родители спросили, кто у них будет – мальчик или девочка.

– У вас будет мальчик, – ответил Мипам Ринпоче. – Сообщите мне, как только он родится. Это очень важно.

Он дал моей матери защитный шнурок и велел в день родов послать за ним слугу. Он также дал моим родителям несколько пилюль Манджушри и некоторые другие вещи.

Я родился в семейном особняке Дилго, расположенном у подножия горы, в особый день третьего месяца года Железной Собаки (1910). В то время Мипам Ринпоче завершил объяснение подробного комментария к «Ваджрной тантре Калачакры», и по этому случаю было совершено пиршественное подношение. Это был очень благоприятный понедельник, который пришёлся на третий лунный день. Всеведущий Мипам Ринпоче передал моим родителям сообщение, чтобы те назвали меня Таши Палджором и, ещё до того, как я выпью материнского молока, положили мне на язык растворённую в воде пилюлю Манджушри. Как только я родился, на моём языке священной пилюлей Мипама Ринпоче написали слог дхи. С тех пор и до самой своей смерти Мипам Ринпоче передавал мне пилюли Манджушри и священное лекарство, которые я пил каждый день.

Вскоре после моего рождения родители повезли меня к Мипаму Ринпоче. Он провёл для меня ритуал очищения и выкупа жизни и благословил на долгую жизнь. Он объяснил, что такой обряд для новорождённых традиционно проводится в Индии. Помимо этого он подарил мне отрез жёлтого шёлка и сосуд с нектаром. Поскольку я родился с длинными волосами, отец переживал, что они могут навредить глазам, и спросил, можно ли их состричь. Мипам Ринпоче ответил:

– Не состригайте волосы. Вместо этого по китайскому обычаю заплетайте их в пять узелков, как у Манджушри. Именно так вам нужно поступить.

По просьбе моей матери он собственноручно написал моё имя Таши Палджор, и мать всегда хранила этот листок бумаги в своей книге с молитвами. По индийскому обычаю, когда ребёнок появляется на свет, устраивается праздник, и Мипам Ринпоче угостил мою семью дикой сладкой картошкой в растопленном масле. Спустя некоторое время мы снова навестили Мипама Ринпоче. Он дал мне посвящение Манджушри и сказал:

– Я буду заботиться о тебе на протяжении всех твоих будущих жизней.

Если мне доводилось съесть даже маленький кусочек испорченной пищи, он застревал у меня в горле, поэтому Мипам Ринпоче часто передавал мне остатки своей еды, освящённые мантрой Арапаца²¹. Каждый месяц, когда мои родители привозили меня в его обитель, он читал мантру Арапаца, а затем дул на меня. Чтобы защитить меня от смерти в младенчестве, он подарил мне рукописные защитные круги. Он велел моей матери читать мантру Палден Лхамо и дал ей столько детского минерального лекарства из трёх ингредиентов, чтобы мне хватило до пяти или шести лет²². Перед своей смертью он специально даровал мне благословения тела, речи и ума божества мудрости Манджушри, используя статуэтку, которая служила ему опорой в практике. Он вознёс молитвы и пообещал заботиться о моей семье до тех пор, пока мы все не достигнем просветления. Мипам Ринпоче всегда защищал нас с бесконечной великой добротой, и потому моему отцу перед самой смертью приснился сон, в котором он собирался спуститься в мрачное, тёмное место, а сидевший неподалёку Мипам Ринпоче предупредил его: «Не ходи туда, иди сюда!» – и мой отец направился к нему.

Всякий раз, когда я изучаю Дхарму или учу ей, я всё ещё чувствую, что того небольшого понимания, которое у меня есть, мне удалось достичь благодаря доброте Мипама Ринпоче, который был Манджушри во плоти, в чём я всецело убедился.

Я возношу хвалу Манджушри,

По доброте которого я развил свои добродетели.

Я также возношу хвалу духовным учителям,

По доброте которых я продвигался на своём пути.

Эти строки Шантидевы отражают самую суть моей жизни: как только я появился на свет, я встретил Манджушри во плоти, и он заботился обо мне, хотя его об этом не просили.

Говорят, что я являюсь эманацией многих лам. Дзогчен Ринпоче и Кхенпо Шенга²³ считали меня эманацией Онпо Тенги, коренного учителя моего отца. Онпо Тенга был довольно строгим учителем и часто подолгу гостил в доме моего отца. Однажды, когда учитель в очередной раз уезжал, его монахи забыли в нашем доме один из его ритуальных предметов. Вечером, когда настало время проводить ритуал, помощник учителя забеспокоился о пропаже. Понимая, что его могут отругать, он признался, что оставил ритуальный предмет у нас дома, и сказал, что кого-нибудь за ним пошлёт. К его удивлению, Онпо Тенга возразил, что в этом нет необходимости и что когда-нибудь он вернётся его забрать. Он добавил, что на самом деле забытый предмет был благоприятным знаком. Вскоре после этого Онпо Тенга умер, и люди поговаривали, что, поскольку в прошлом он сказал такие слова о ритуальном предмете, то, вполне возможно, он переродится сыном моего отца.

В скором времени у моего отца и правда родился сын, которого признали перерождением Онпо Тенги, сделав всё по установленному обычаю. Из монастыря Геманг была послана делегация во главе с Кхенпо Йонгой, чтобы пригласить перерождение в монастырь. Делегация добралась до берега реки, напротив которого жили мой отец и маленький брат-тулку. Они решили подождать до утра, чтобы пересечь реку и забрать маленького тулку на рассвете. Однако вечером случилось сильное землетрясение, в результате которого у нашего дома в Денкхоге обвалилась стена и мои бабушка, дедушка и брат (маленький тулку) погибли.

В то время неподалёку находился Пятнадцатый Кармапа Кхакхьяб Дордже, и моя семья послала за ним слугу с просьбой провести погребальные ритуалы. Кармапа ответил, что согласен провести ритуалы, но, поскольку приближался Новый год, в случае его приезда ему также придётся провести в доме Дилго и новогодние ритуалы и церемонии. Кармапа спросил, не возражаем ли мы, если он проведёт у нас праздничные ритуалы, несмотря на печальные события, которые произошли в нашей семье. Он также объяснил, что его будет сопровождать большая свита, и поинтересовался, не помешают ли они нам. Мой отец отправил Кармапе ответ, в котором пригласил его провести новогодние церемонии в нашем доме и сообщил, что мы можем разместить у себя более ста человек. Таким образом, в нашем семейном поместье Дилго собрались сто человек и провели праздничные церемонии. Кармапа заверил, что это очень благоприятное событие для будущего нашей семьи.

Позже мой отец спросил Дзогчена Ринпоче, где тулку примет новое рождение. Дзогчен Ринпоче ответил, что сейчас не может дать точный ответ, но пообещал известить моего отца, если получит какие-нибудь указания. Спустя четыре дня к нам прибыл посланник Дзогчена Ринпоче и сообщил, что тулку послал три эманации: одна из них растворилась в сердце Гуру Ринпоче, вторая приняла рождение как сын Ракши Тхотренга, укротителя демонов-каннибалов на их континенте, а третьей предстояло вновь родиться сыном моего отца. Вскоре моя мать забеременела, и ожидалось, что этот ребёнок и будет тем самым воплощением.

Однако, несмотря на то что во время беременности у моей матери было много волшебных знаков, ребёнок умер у неё в чреве. Я был следующим ребёнком, и люди, которые не знали о нерождённом ребёнке, объявили меня перерождением Онпо Тенги. Поэтому многие учителя, такие как Адзом Другпа²⁴ и Кхенпо Шенга, считали меня перерождением Онпо Тенги, и когда я был признан перерождением Кхьенце Вангпо из монастыря Шечен, люди из монастыря Дзогчен не очень этому обрадовались.

В нашем доме был храм, в котором главным изображением была статуя Будды размером со статую Джово в Лхасе. По обе стороны от неё находились статуя Тысячеглазого Авалокитешвары, статуя Гуру Падмасамбхавы почти в человеческий рост и ещё одна поменьше, которая когда-то принадлежала Джамьянгу Кхьенце, а также изображения восьми проявлений Падмасамбхавы и многие другие. Помимо этого у нас была алтарная комната, в которой стояли торма защитников «Сердечной сущности великого пространства», а также комната, где по указанию Онпо Тенги хранились торма Церингмы.

По несколько часов в день я учился читать и писать. Поскольку моя семья была богатой, у нас было семь или восемь слуг, а также все музыкальные инструменты, необходимые для проведения церемоний. Ради забавы я часто закутывался в шаль и заставлял всех слуг облачаться в шали из грубого шёлка. После этого мы лепили большие торма и изображали ритуал Ваджракилаи. Обычно у моего отца было много посетителей, и, завидев нас, они спрашивали, из какого мы монастыря.

Летом, когда мне было около семи или восьми лет, после утренних занятий я часто забирался на гору и ставил там палатку. В том месте были очень красивые луга с уймой цветов, где я весь день играл и резвился в воде. После обеда, около четырёх часов дня, я уделял ещё некоторое время учёбе. У нас был очень большой дом, который напоминал дворец и в котором было больше ста комнат. В западном крыле находился храм защитников школы сакья, а в восточном крыле жили мои родители. Когда мы шумели в храме защитников, играя на трубах из бедренной кости и других инструментах, они ничего не слышали. В доме было пять этажей. У нас было сорок или пятьдесят лошадей, около семидесяти или восьмидесяти мулов и около десяти тысяч дри, дзо и прочего скота²⁵. Некоторых животных мы одалживали людям: те за ними присматривали, а позже отдавали обратно. Поскольку у нас было очень много земли, мы запасали огромное количество зерна. Каждый год нам приходилось сеять около ста мешков ячменя. Летом на наших полях два месяца работали, а осенью ещё два месяца собирали урожай.

У меня было три брата и несколько сестёр. Мой старший брат погиб в довольно юном возрасте при землетрясении. Моего второго брата звали Шедруб, третьего – Сангье Ньенпа Ринпоче²⁶, а я был самым младшим сыном.

Как меня признали ламой-перерожденцем

Моему отцу не хотелось, чтобы кого-то из нас признали перерождением ламы. Перед тем как родился Сангье Ньенпа, у ламы, жившего в нашей семье, были сны, которые, по его мнению, имели отношение к моему отцу. В одном из них ему приснилось, что в нашем доме кто-то играл на знаменитой паре кимвал, хранившейся в монастыре Бенчен, и по этому случаю собралось много людей. Это, как он решил, означало, что следующий сын в нашей семье станет эманацией Сангье Ньенпы, который прежде возглавлял монастырь Бенчен. Мой отец разозлился, поскольку не желал отдавать сыновей в монахи, и, очевидно, сказал ламе, что, если бы тот не жил у них так долго и не был хорошим другом семьи, то он высек бы его сто раз плетью. Ещё мой отец велел ему держать рот на замке и никому о своём сне не рассказывать, и лама пообещал ничего о нём не говорить. Однако чуть позже Кармапа объявил, что этот ребёнок действительно был Сангье Ньенпой. Отцу очень не хотелось отдавать его в монастырь, и он беспокоился, что если у него родится ещё один сын, его тоже объявят перевоплощением ламы.

Когда мне исполнился год, наш дом посетил ещё один знаменитый учитель, Ваджрадхара Джамьянг Лотер Вангпо, составитель бесконечного числа тантр ваджраяны великой школы сакья. Он был самым выдающимся учеником Джамьянга Кхьенце и коренным учителем Кхьенце Чокьи Лодро, поскольку именно он познакомил Кхьенце Чокьи Лодро с природой ума. В то время в нашей местности царила эпидемия. Мои родители боялись, что я заболею, и мать отвезла меня на вершину горы, где жил один из наших кочевников. Когда приехал Лотер Вангпо, моя мать привезла меня обратно, чтобы показать ему.

Поскольку Лотер Вангпо остановился в храме защитников, мы встретили его в коридоре. Увидев меня на коленях у матери, он очень обрадовался и сказал:

– Какой славный мальчик. Пожалуйста, покажите мне его руки.

Моя мать так и сделала. Разглядывая линии на моих ладонях, он сказал моему отцу, что, когда он был в Дзонгсаре, Кхьенце Чокьи Лодро попросил его найти бесспорного тулку Кхьенце.

– Это эманация Джамьянга Кхьенце Вангпо. Вы должны отдать этого мальчика мне.

Поскольку он повторял это снова и снова, мой отец сказал:

– Я спрашивал о нём у Мипама Ринпоче, и тот ответил, что лучше не давать этому тулку титул и не возводить его на трон. По его словам, когда моего предыдущего сына признали перерождением Онпо Тенги, благодаря многочисленным подношениям, собранным на церемонию его интронизации, он прославился, и это стало помехой для его жизни. Поэтому будет лучше, если мы позволим этому тулку делать то, что он сам захочет.

Выслушав моего отца, Лотер Вангпо оставил всё как есть и не стал сообщать в Дзонгсар, что тулку жил в доме Дилго.

Перед тем как Лотер Вангпо посетил дом Дилго, у него было несколько снов, которые он позже рассказал своему секретарю Кхенчену Джамьянгу Кхьенрабу Тхае. Лама Джамьянг Дхармамати передал мне его слова: «После того как мне три дня снился мой учитель Кхьенце Вангпо, который был в прекрасном настроении, мне показали маленького мальчика из дома Дилго. Дзонгсар Кхьентрул Чокьи Лодро поручил мне распознать замечательного тулку Кхьенце, и я решил, что им был тот мальчик».

Моя мать хотела забрать меня обратно к кочевникам, поэтому Лотер Вангпо подарил мне защитный шнурок, благословлённый его коренным учителем, всеведущим Джамьянгом Кхьенце Вангпо, а также бусину из малы, которую Джамьянг Кхьенце Вангпо использовал, практикуя «Путь и плод»²⁷. Он сказал своему племяннику Лосалу, славному малому, который также был его секретарём, что хочет подарить мне лучший церемониальный шарф и пилюли Манджушри. Пока мы там сидели, Лосал принёс ему старый шарф. Лотер Вангпо сказал:

– Нет, мне не нужен использованный шарф. Принеси новый, без пятен!

Лосал принёс шарф получше, но даже тот оказался недостаточно чистым. Тогда Лотер Вангпо попросил его сходить ещё раз и принести новый шарф, который ни разу не использовали. Моя мать была очень скромной женщиной и сказала:

– Этот шарф хороший.

Но затем Лосал принёс абсолютно новый шарф, и Лотер Вангпо, сказав, что этот подойдёт, обернул его вокруг моей шеи. Он велел моей матери хорошенько обо мне заботиться. Он также дал мне имя, но оно потерялось.

Лотер Вангпо прожил в доме семьи Дилго около месяца. Он навестил Мипама Ринпоче, который выполнил перед ним простирания и провёл для него ритуал долгой жизни Белой Тары в доме для гостей. Лотер Вангпо поднёс Мипаму Ринпоче статуэтку Манджушри, которая являлась терма тертона Согьяла²⁸. В прошлом Другу Тогден Шакья Шри²⁹ поднёс Мипаму Ринпоче золото, и позже тот сделал из него атрибуты для статуэтки – меч и книгу. Впоследствии Мипам Ринпоче использовал эту статуэтку как опору в практике и держал её в маленькой деревянной коробке, где также хранились реликвии Будды Кашьяпы и Будды Шакьямуни и одно терма Чокгьюра Лингпы. Он обернул коробку пятицветной парчовой тканью и всегда носил с собой. Всякий раз, сочиняя тексты, он ставил коробку перед собой и совершал подношения. После этого из сердца Манджушри исходил белый свет, в котором содержались слоги, и Мипам Ринпоче их записывал. Иногда свет растворялся в сердце Мипама Ринпоче, и он записывал слоги, не задумываясь. Перед своей смертью Мипам Ринпоче велел изготовить большую статую Манджушри величиной с Джово в Лхасе. Он положил маленькую статуэтку Манджушри в её сердечный центр и попросил поставить статую в Шечене. После того как китайцы разрушили Шечен, эту статую перевезли в Дерге Гончен.

В то время Мипам Ринпоче жил на горе позади нашего поместья. Когда Лотер Вангпо уехал, мой отец пошёл к Мипаму Ринпоче и передал ему всё, что сказал лама. Мипам Ринпоче ответил, что Лотер Вангпо – великий учитель, и, раз он так сказал, то, должно быть, так и есть. Однако он посоветовал повременить с проведением публичной церемонии признания с подношением шарфов, поскольку могут возникнуть препятствия. Мой отец очень верил в Мипама Ринпоче и последовал его совету.

После этого отец отправился в Джекундо, где встретился с Лотером Вангпо и передал ему слова Мипама Ринпоче. Лотер Вангпо ответил, что это очень хорошо и что мой отец должен отдать меня ему. Он заявил, что я был тулку Джамьянга Кхьенце Вангпо и другого выбора у отца не было. Мой отец не очень ему поверил и спросил, по каким признакам он определил, что я был Джамьянгом Кхьенце Вангпо. Тот ответил, что, перед тем как отправиться к нам домой, у него были видения Джамьянга Кхьенце Вангпо, которые длились три дня. Приехав к нам и увидев меня, он убедился, что никакой ошибки не было. Мой отец повторил, что Мипам Ринпоче тоже распознал во мне тулку, но попросил не признавать меня публично, на что Лотер Вангпо разозлился и сказал:

– Никто не смеет говорить мне не признавать Джамьянга Кхьенце Вангпо!

Наставником моего старшего брата Чогтрула Сангье Ньенпы был близкий ученик Джамгона Конгтрула по имени Дронгпа Лама Тензин Чогьял. Однажды, когда он гостил у нас дома, совершая недельный друбчен³⁰ «Практика долгой жизни тайного собрания» Владыки Дхармы Ратна Лингпы, моим родителям, братьям, сёстрам и мне посчастливилось получить от него соответствующее сущностное посвящение. Это было первое посвящение, которое я получил в этом теле, и, как я полагаю, благодаря этому первоначальному благоприятному совпадению я прожил дольше остальных членов семьи Дилго.

В двадцать девятый день четвёртого месяца года Водяной Мыши (1912) всеведущий Мипам Ринпоче, находясь в своей обители, расположенной на вершине холма неподалёку от нашего поместья, покинул этот мир. Перед самой смертью он сказал своему постоянному помощнику и ученику Ламе Осэлу:

– Когда я умру, тебе будет невыносимо больно, но вскоре это пройдёт.

После того как Мипам Ринпоче умер, Лама Осэл почти обезумел. Он ничего не ел, не мог усидеть на месте и всё время то выходил, то снова возвращался в свою комнату. Спустя сто дней в небе ему привиделся Мипам Ринпоче. На нём была шапка пандиты, он что-то писал и, заканчивая очередную страницу, бросал её в Ламу Осэла. Буквы были написаны не чёрными чернилами, а сверкающим золотым светом. Лама Осэл взял одну из страниц и смог прочесть несколько слов: «Лучи света… радужное тело… несокрушимое…». Затем Мипам Ринпоче жестом руки указал в небо и трижды произнёс:

– Несокрушимое сияющее тело света!

После этого Лама Осэл больше не печалился.

Для участия в погребальных ритуалах приехал Шечен Гьялцаб Ринпоче, и мы пригласили его пожить у нас. В то время ему было сорок три года. Я часто с ним виделся, и однажды он сказал моему отцу:

– Ты должен отдать своего сына мне, он принесёт пользу учениям Шечена.

– В наши дни тулку, как правило, занимаются сбором подношений, – ответил мой отец. – Но если он действительно принесёт пользу и будет служить учению, изучая, размышляя и медитируя, то я его отдам. Но с чего ты взял, что мой сын – тулку?

– У тебя дома в алтарной комнате есть статуя Церингмы, которая была заложена и освящена Онпо Тенгой из Геманга, – объяснил Гьялцаб Ринпоче, который очень редко говорил подобные вещи. – Мне приснилось, что она превратилась в настоящую Церингму и сказала: «Ты должен позаботиться об этом мальчике. Он принесёт пользу твоим учениям».

Мой отец был очень прямолинейным человеком и ответил, что, будь это правдой, он позволил бы забрать меня в Шечен, но если я нужен только для того, чтобы занять трон в монастыре Шечен или монастыре Дзогчен и участвовать в политических и религиозных интригах, то он меня не отпустит. Шечен Гьялцаб заверил его, что я принесу пользу учению и многим существам, и мой отец согласился меня отпустить. Однако, поскольку я был ещё совсем маленьким, меня отправили в Шечен, только когда я немного подрос.

Тем временем все старшие монахи Шечена считали меня эманацией Рабджама Ринпоче³¹ и даже распускали об этом слухи. Спустя три дня после смерти Рабджама Дечена Гьялпо его тело мудрости явилось Гьялцабу Ринпоче, и тот записал все его слова в виде стихотворения, в котором была такая подпись: «Из трёх, происходящих из одного, пусть второй будет первым». Шечен Конгтрул Ринпоче³² сказал, что это означает, что Рабджам Ринпоче проявил три эманации, и средняя из них должна занять трон монастыря. Я, родившийся в год Железной Собаки (1910), был самой старшей из них. Средняя, которая была возведена на трон, родилась в Гологе в год Железной Свиньи (1911).

Близкий ученик предыдущего Рабджама Ринпоче и Гьялцаба Ринпоче, Качу Кунсанг Ньендраг Гьяцо из северного Гоме Денгкья, распознал третью эманацию Рабджама Ринпоче. Это был мудрый, безупречный и благородный тулку, который три года обучался в непревзойдённом монастыре Ургьен Миндролинг. В более поздние годы своей жизни он переехал в Шечен и оставался там какое-то время.

Однажды нас посетил Тхубтен Чокьи Дордже. Он сказал:

– Этот ребёнок – очень важный тулку монастыря Дзогчен. Вы должны отдать его мне.

Однако мой отец ничего не ответил, и о том случае забыли. Позже мой отец повёз меня, моих старших братьев Шедруба и Сангье Ньенпу, а также Ламу Осэла повидаться со всеми великими учителями того времени. Мы посетили Адзома Другпу, от которого десять дней получали учения по предварительным практикам «Сердечной сущности великого пространства», а затем встретились с Пятым Дзогченом Ринпоче Тхубтеном Чокьи Дордже и другими ламами. Когда мы прибыли в Шечен, Гьялцаб Ринпоче совершал ретрит в пещере Восьми Херук, поэтому с ним нам встретиться не удалось.

Когда мне было шесть лет, я получил посвящение долгой жизни от Кунсанга Дечена Дордже из северного монастыря Дзагьял, который был перерождением Джигме Гьялвея Ньюгу.

Во время объяснений его супруга, которую он звал Апо, держала книгу и открывала нужные страницы. Дойдя до истории открытия терма, в которой автор садханы описывал своё видение Медноцветной горы, он обмолвился, что тоже побывал на Медноцветной горе, где в чистом видении встретил Ракшу Тхотренга с тремя головами и шестью руками.

– Когда кто-то отправляется на Медноцветную гору, то одни видят Гуру Ринпоче в облике мирного Цокье Дордже, другие – в облике Падмасамбхавы. Однако мне довелось увидеть его как Ракшу Тхотренга с девятью головами и восемнадцатью руками.

Затем, удивившись самому себе, он поспешил сменить тему:

– Что это я болтаю? Апо, покажи мне, на какой странице мы остановились.

После посвящения долгой жизни я рассказал ему, что в следующем году мы собираемся отправиться в паломничество по Центральному Тибету и Цангу, и попросил духовной защиты для всей моей семьи.

– Я за тебя помолюсь, – сказал он. – Если жена мне не напоминает, то обычно я забываю, кого нужно упомянуть в молитвах, но тебя я не забуду, маленький смуглолицый мальчик! Ты и я были неразлучны на протяжении многих жизней. Я помню, как в прошлой жизни мы вместе поймали на берегу реки лягушку. В пословице говорится: «Весной, когда есть нечего, лягушка сидит, открыв рот, а осенью, когда еды вдоволь, лягушка держит рот закрытым». Лягушка, которую мы поймали, держала рот закрытым, и мы открыли его ложкой.

Затем он повернулся ко мне и спросил:

– Узнаёшь меня?

– Ты узнаёшь его? – повторил мой отец.

– Да, узнаю, – ответил я.

– Я хочу сделать ему хороший подарок, – сказал Кунсанг Дечен Дордже.

Он не питал особого интереса к материальным вещам, но ему нравились чашки, и у него была целая коллекция редких и драгоценных чашек, которой он очень дорожил. Поскольку он был воплощением Джигме Гьялвея Ньюгу, у него хранились очень ценные реликвии. Бывало, что обычные посетители вроде деревенских жителей говорили ему что-то наподобие: «Какая красивая статуэтка», и он запросто её дарил, а потом случайно выяснялось, что это было терма. Таким образом он раздавал всевозможные ценности, редкие книги и прочее – ему просто не было до них никакого дела. Однажды он раздал все статуэтки, и ламам пришлось ходить по округе и забирать их обратно, чтобы вернуть в монастырь. Но ему было всё равно, его волновали только его чашки. Он постоянно ухаживал за ними и рассматривал по одной. Он прятал чашки под одеждой, а когда наступало время ложиться спать, он говорил: «Что это?» – и доставал очередную чашку из своего рукава.