Текст книги "Там, где нас нет"

20

Сирены не было. Никто не велел остановиться, поэтому они свернули налево с Вишневой улицы, в следующий жилой квартал. Теперь, когда Старкман их уже не видел, можно было перейти на бег. Эмити по-прежнему держала отца за руку, а Джеффи высматривал какое-нибудь укрытие. Фургон настигнет их секунд через пять, так что возиться с ключом было некогда. По обе стороны от дороги стояли дома. Вокруг не было ни души. На следующем перекрестке появился полицейский автомобиль, свернул и направился в их сторону. Мигалка мерцала, как огоньки винтажного музыкального автомата, приглашающие расстаться с монеткой.

Джеффи сдернул Эмити с тротуара на чью-то лужайку и потащил к калитке, ведущей на задний двор. Поднял щеколду, калитка открылась, оба юркнули за дом, и в этот момент ожил громкоговоритель – то ли патрульной машины, то ли черного фургона. Загрохотал, словно сорокафутовый великан, спустившийся по бобовому стеблю:

– В ВАШЕМ КВАРТАЛЕ ЗАМЕЧЕНЫ ВРАГИ НАРОДА! ЗАПРИТЕ ДВЕРИ! ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ ВРАГОВ НАРОДА!

Траву на заднем дворе не мешало бы покосить, в бассейне не было воды, сиденье детских качелей болталось на одной цепочке. Джеффи было решил, что в доме никто не живет, но тут кухонная дверь распахнулась. Из нее выскочил мужчина – усатый, пузатый, босоногий, с двойным подбородком, прической брата Тука из шайки Робин Гуда и безумным блеском в глазах. На мужчине были серые тренировочные брюки и грязная белая майка. В руке он держал что-то вроде деревянного молотка – пожалуй, вовсе не для того, чтобы поиграть в крокет. Одно из двух: или этот толстяк – законопослушный гражданин, искренне верящий в идеалы полицейского государства, или он хочет выслужиться перед властями, забив до смерти маленькую девочку и ее отца.

Сейчас их разделял пустой бассейн, но все трое двигались в одном направлении, и встреча была неизбежной.

– За стену, – сказал Джеффи дочери и кивнул на стену между двориком и соседним участком.

Стена была высокой – футов семь, а то и все восемь. Эмити сочла бы ее неодолимой, не будь там шпалерника со старым жасмином. Ветви были толстые, дюйма два-три, так что девочке было за что ухватиться. Метнувшись к стене, она стала карабкаться по лозе. В этот момент брат Тук, воздев свой молот, свернул в ее сторону, а Джеффи схватил терракотовый горшок, стоявший на плитке патио. В диаметре тот был фута два, и хотя сидевшая в нем герань давно засохла, земли в горшке было предостаточно. Схватить подобный предмет на бегу не так-то просто, но Джеффи справился с этой задачей. Еще труднее поднять такую тяжесть над головой, но Джеффи и тут не оплошал. И совсем уж сложно бросить увесистый горшок прямо в цель, но Джеффи метнул его с ловкостью заправского баскетболиста. Стоило лишь представить, что деревянный молоток вот-вот обрушится на голову Эмити, как организм Джеффи превратился в фабрику по производству адреналина, а сердце застучало так, словно он бежал марафон и только что вышел на финишную прямую.

Горшок врезался в несостоявшегося детоубийцу, словно выпущенный из катапульты булыжник. Толстяк зашатался и рухнул на колени, выронив свой молот. Тот чуть было не упал в бассейн, но задержался на бетонной отмостке. Плюясь замысловатыми ругательствами, подразумевающими скудный словарный запас, но превосходное им владение, демонический крокетист с трудом встал на ноги и потянулся за своим оружием, но Джеффи его опередил. Он не горел желанием убивать своего противника, поэтому по голове бить не стал. Вместо этого ударил по левой коленной чашечке. Площадная брань сменилась тоненьким визгом. Мужчина схватился за поврежденную ногу и упал рядом с пустым бассейном. Перекатился на спину, потерял равновесие, сделал еще пол-оборота и соскользнул по наклонной стенке, завывая так, словно падал в адские бездны, после чего перестал быть опасен для окружающих.

Отшвырнув молоток, Джеффи повернулся к стене в тот самый момент, когда за ней исчезла Эмити. Бросившись следом, он услышал громогласный призыв к оружию:

– ВНИМАНИЕ, ВНИМАНИЕ! В ВАШЕМ КВАРТАЛЕ ЗАМЕЧЕНЫ ВРАГИ НАРОДА! НАЙТИ И ОБЕЗВРЕДИТЬ!

Надо же, какие непостоянные копы, подумал Джеффи. Велят запереть двери и тут же приглашают принять участие в охоте.

Он был значительно тяжелее дочери. Ветви старого жасмина проседали и ломались под его весом. Трещало дерево, рвались зеленые листья, ароматные цветы осыпали землю белыми лепестками. Забравшись на стену, Джеффи поискал глазами Эмити. Она стояла посреди соседнего двора. Трава там была посвежее, чем у крокетиста, и ее недавно подстригали. Вместо бассейна Джеффи увидел поилку для птиц, а вокруг нее – садик в английском стиле с дербенником, шалфеем, розовыми флоксами и синими васильками.

К девочке спешила седовласая пара, мужчина и женщина. Лица у обоих были озабоченные, будто они искренне опасались за благополучие ребенка. Однако, подбежав к Эмити, они схватили ее за плечи – крепко, чтобы не вырвалась.

21

Мужчине было за семьдесят. Жилистый старикан: в молодости, наверное, увлекался футболом и ходил в спортзал. Он по-прежнему выглядел весьма внушительно, словно здоровенный пикап, намотавший четверть миллиона миль, но все еще способный выкорчевать дерево, если не порвется буксирная цепь. С такой копной белоснежных волос и вишнево-красным шнобелем он мог бы играть роль Санта-Клауса – не понадобился бы даже огромный накладной живот, – но в тот момент был похож на самого Сатану: глаза навыкате, лицо перекошено, зубы оскалены, словно он вот-вот начнет кусаться. Патриот, наверное. Или боится, что его лишат пенсии, если он упустит врагов народа. Старик схватил Эмити за плечо, а когда девочка попыталась вырваться, другой рукой стиснул ей горло.

Спрыгивая со стены, Джеффи крикнул:

– Щелкунчик! Давай-давай, Щелкунчик!

Пора было напомнить дочери, как положено вести себя со злоумышленниками (и воображаемыми, и вполне реальными), чьи темные помыслы – худший кошмар любого отца.

Но напоминать не было нужды, поскольку Эмити уже врезала нападающему коленом в пах. Старик, содрогнувшись, выпустил ее горло. Эмити ударила снова, на сей раз посильнее, и красная физиономия патриота-пенсионера вмиг сделалась серой, в точности как его шерстяная кофта. Он согнулся пополам, схватился за расшибленные гениталии, пошатнулся вправо-влево, а затем назад, словно разучивал сложное танцевальное па, но без особенного успеха. Наконец он уселся на землю с видом человека, впервые в жизни осознавшего, что гнев Божий – это не шутки.

Розовая кофта старушки прекрасно подходила к светло-голубой блузке и таким же слаксам с розовым ремнем. Женщина выглядела весьма нарядно, но лицом напоминала ведьму, готовую наслать на врагов эскадрилью летучих обезьян. Глаза ее пылали от ненависти. Применить «щелкунчика» ей не позволил бы артрит, но в этом не было необходимости, ведь у нее имелась штыковая лопатка с трехфутовым черенком. Старушка замахнулась на Джеффи, явно собираясь резануть его острием или сперва оглушить плоской стороной, а потом, когда он растянется на траве, перерубить ему шею.

Имея дело со столь пожилым противником, ожидаешь, что атака будет свирепой, но скоротечной: три-четыре удара лопаткой, не больше, ведь после этого дряхлое тело напомнит о многотрудной жизни болью в суставах. Старушка, однако, без устали размахивала своим оружием. Джеффи то приседал, то пятился, и лопатка, рассекающая воздух – вжух, вжух! – казалась ему не менее смертоносной, чем обоюдоострый меч. Громкоговоритель продолжал призывать законопослушных граждан к оружию, а розово-голубая гарпия, не переставая орудовать лопаткой, изрыгала слова, разительно контрастирующие с ее нарядом: «Ты, гад, говноед, предатель, урод!» – и выглядела точь-в-точь как почтенная бабушка, остро нуждающаяся в помощи экзорциста.

Дедушка тем временем лежал на боку в позе эмбриона, поскуливал и сожалел о том, что родился на свет. Схватив ведерко с несколькими дюймами воды и десятком свежесрезанных роз, Эмити запустила им в старушку. Цветы высыпались на траву, вода расплескалась.

Войдя в контакт с черепом лопатоносицы, ведро издало звук, какой бывает, если ударить в колокол – из тех, что поплоше и подешевле. Старушка пошатнулась, но сознания не потеряла. Выронив свое оружие, она отошла к поилке для птиц и оперлась на нее обеими руками, словно у нее вдруг случился приступ головокружения.

Эмити взглянула на отца и усмехнулась. Это была даже не усмешка, а маниакальная ухмылка. Ухмыльнувшись в ответ, Джеффи схватил лопатку и забросил ее за стену, в соседний двор – туда, где мужчина с раздробленной коленной чашечкой до сих пор отдыхал на дне пустого бассейна и, наверное, проклинал тот миг, когда решил спасти нацию от врагов народа и очертя голову бросился навстречу испорченному здоровью.

Джеффи чувствовал странное оживление, эдакий мотивирующий задор. Приятно осознавать, что перед лицом смертельной опасности они с Эмити – совсем как персонажи из фэнтези-романов – проявили смекалку и какую-никакую компетенцию. Парень, зарабатывающий на жизнь починкой старых радиоприемников и жалеющий, что не родился лет на сто раньше, парень, которого бросила жена, парень и его маленькая дочь, которая к тому же ростом не вышла, – оба сумели выжить и не попасть в плен, хотя еще немного, и враг схватил бы их, схватил бы и заковал в тяжелые цепи. Вот это отвага! Вот это боевой дух! Джеффи понял, что у них все получится. Они сумеют вернуться из этой мрачной Америки в свой родной и гораздо более приветливый мир.

Отпрянув от поилки, гарпия бросилась к Эмити с таким видом, словно собиралась вырвать ей глаза. Джеффи метнулся наперерез, схватил женщину за вязаную кофту, развернул лицом от себя и толкнул так, что старушка завалилась на клумбу красных и фиолетовых первоцветов. Раньше он и подумать не мог, что способен так грубо обойтись с женщиной – более того, женщиной, которая ему в бабки годится, – но также не предполагал, что жизнь сведет его с гордой гражданкой полицейского государства, готовой убивать за свои убеждения.

– Ты слонс! – заявила Эмити.

На мгновение Джеффи и впрямь поверил, что он «самый лучший отец на свете» и дочь за ним как за каменной стеной. Страх его ни в коей мере не поуменьшился, но самоуверенность заметно выросла – пожалуй, даже до опасных размеров.

Между этим и следующим участками не было каменной стены вроде той, которую они с Эмити одолели всего лишь минуту назад. Была железная сетка, а перед ней – заросли барвинка, камнеломки, пахистахиса и хориземы. Не успел Джеффи задуматься, стоит ли перебираться на соседний двор, как за сеткой появились двое полицейских. У одного в руке был пистолет.

Старик, завывая, пытался встать на ноги, а жена его плевалась лепестками примулы.

В конце участка была ограда с калиткой, а за ней – переулок. В переулке стоял черный фургон.

Бежать на улицу тоже было нельзя: там колесил автомобиль с громкоговорителем, предупреждающий местное население о нашествии врагов народа.

Из фургона начали выбираться люди в черном. Полицейские в соседнем дворе бежали к металлической сетке. По затянутому тучами небу прокатился далекий раскат грома.

Джеффи схватил Эмити за руку и помчался по дорожке через английский сад, через патио, где стояли белые кованые скамейки и висели белые кашпо с цветущими фуксиями, к задней двери дома. Нужно было спрятаться, всего лишь на четырнадцать секунд. Достать ключ, запустить его и вернуться домой.

Они вбежали в дом. Джеффи захлопнул дверь и задвинул засов.

– Куда? – спросила Эмити, затаив дыхание.

– Наверх, – ответил Джеффи. – Они же не знают, что мы просто телепортируемся отсюда. Сначала будут обыскивать первый этаж, так что времени должно хватить.

– Вот бы здесь не было злой собаки, – с тревогой заметила Эмити, когда они направились к двери, определенно ведущей в коридор.

– Не будет здесь злых собак, – пообещал Джеффи, толкнув дверь (та открывалась в обе стороны).

Собаки действительно не было, но в прихожей обнаружился самый неприятный член этого семейства.

22

Поначалу Эмити казалось, что Земля 1.13 очень похожа на первичную Землю, если не обращать внимания на экономику, переживающую не лучшие времена, да странную секту, адепты которой питают страсть к черной форме и дурацким вязаным шапочкам. Но девочка ежеминутно подмечала все новые и новые отличия, и нельзя было угадать, какая странность скрывается за углом – или, как в нынешнем случае, в прихожей чужого дома. В книге Страшилы Эда Харкенбаха говорилось, что параллельных миров бесчисленное множество и все эти миры невидимы один для другого и отличаются друг от друга самым непредсказуемым образом, а когда имеешь дело с бесконечным числом различий, будь готов встретить что-то из ряда вон, совсем уж невообразимое. Эмити об этом забыла, и папа тоже. Неудивительно, если подумать, сколько всего приключилось с ними с тех пор, как библиотечный псих в черной пижаме заявил, что Снежок не входит в список разрешенных домашних животных.

Папа торопился к выходу из кухни. Шагая следом, Эмити сунула руку в правый карман джинсовой куртки, чтобы удостовериться, что ее пассажир с достоинством пережил все испытания, выпавшие на его долю. Снежок с готовностью прижался к теплой ладони.

Выходя из дома, адские бабушка с дедушкой погасили свет. Из-за пасмурной погоды на кухне и так было темновато, а теперь, когда в окна забарабанил дождь, стало еще темнее.

Дверь скрипнула, и Эмити с папой вышли в коридор. Света там было еще меньше, чем на кухне. И тут отец с дочерью застыли как вкопанные, поняв, что рядом кто-то есть.

Мальчик стоял на выходе из коридора в прихожую. Справа от него была арка, слева – лестничный пролет, за спиной – входная дверь, а рядом с ней – окно. Свет за окном был водянисто-серым, из-за чего очертания детского силуэта казались смазанными. Ребенок был совсем маленький, но стоял набычившись, в угрожающей позе.

Папа ощупал стену слева от себя и щелкнул выключателем. В потолке зажглись две матовые лампы. Освещение было скудное, но достаточное, чтобы получше рассмотреть этого мальчика. Эмити похолодела до мозга костей и на мгновение утратила способность дышать.

Босоногий индивидуум в конце коридора был облачен в форму вроде той, что была на Руди Старкмане. С нагрудного кармана скалился желтоглазый волк. В остальном же это существо совсем не походило на Руди, обычного заносчивого мальчишку. Больше всего оно напоминало шимпанзе, хотя с оговорками: лоб не такой покатый, как у обезьяны, глаза под выпирающими надбровными дугами не столь глубоко посажены, нос не такой плоский, а челюсть не так выдается вперед. И все же Эмити решила, что перед ней именно шимпанзе: длинные руки, короткие ноги, густая черная шерсть по всему телу, пальцы ног такие же длинные, как пальцы рук, – кстати говоря, руки были не такие кривые и грубо очерченные, как у обезьяны. Физиономия существа выглядела весьма неприятно, страшная и в то же время жалкая, – нет, честное слово, как будто человеческого ребенка загримировали под мартышку. У обезьян в зоопарке – а Эмити не раз задерживалась у клетки с шимпанзе, чтобы понаблюдать за их проделками, – совсем другой взгляд. Девочка вздрогнула, вспомнив роман Герберта Уэллса «Остров доктора Моро», где по джунглям бродили звери, наделенные человеческими качествами. Зубы у нее застучали от страха – да, на самом деле застучали, – но она тут же взяла себя в руки.

Росту в существе было фута четыре, весу – фунтов сто. Ладно, пусть это какая-то экзотическая разновидность шимпанзе, но костюм у него довольно странный. Некоторые наряжают собак в свитеры, смешные шапки и самые безумные костюмы, особенно на Хеллоуин. Может, у хозяев этой обезьяны такое же чувство юмора? Вряд ли. Существо выглядело как жестокая насмешка над «Волками Справедливости» – или то была насмешка над ним самим, этим уродливым гибридом человека и обезьяны? В его позе читалось самодовольство – сродни самодовольству Руди Старкмана, стоявшего рядом с матерью в своей дурацкой форме с таким видом, словно он здесь власть.

– Ну все, хватит, – сказал отец и достал из кармана ключ ключей.

Не успел он включить устройство, как мальчик-обезьяна сделал три быстрых шага вперед и спросил:

– Вы чье? Вы чье? Де папа-мама?

От любых слов, исходящих из его пасти, Эмити покрылась бы гусиной кожей, но тон, которым это было сказано, поверг девочку в натуральный ужас. Казалось, в этой оболочке не одно существо, а сразу два: одно – настороженное и агрессивное, а другое – до смерти напугано и просит о помощи. На слове «чье» низкий горловой рык превращался в тоненький встревоженный писк.

– Встань мне за спину, – велел отец, и Эмити тут же его послушалась.

23

За окном прихожей то светлело, то темнело. Дом содрогался от раскатов грома, по крыше барабанил дождь. Лампы над головой померкли: должно быть, скакнуло напряжение.

– Вы чье? Зачем сюда? – настойчиво повторял кошмарный голос. – Папе-маме надо?

Существо в форме было нелепой пародией на человека, но Джеффи, увидев это омерзительное порождение генной инженерии, перепугался не на шутку. Похоже, здешние наука и культура докатились до форменного зверства. Джеффи вспомнил фразу назойливого засранца из библиотеки: «И купите дочери нормального питомца из списка рекомендованных домашних животных, чтобы не позорить дух нации». Теперь же перед ним было воплощение официальной позиции здешнего государства: к черту экономическое процветание, к черту разумные пределы полномочий, долой свободу, надежду, человеческое достоинство, природную красоту и саму идею границ познания. Эта жалкая и, скорее всего, безжалостная тварь – кто она для своих хозяев? Питомец, сторожевая обезьяна, заменитель ребенка для бездетной пары? Может, еще и раб? Какие же причудливые мечты гнездятся в закоулках его сюрреалистического мозга и какие страхи удерживают это существо от воплощения своих желаний?

Мальчик-обезьяна подошел ближе, остановился в нескольких футах от Джеффи, прожег его взглядом и оскалился. Губы у него были черные, а зубы как стамески.

– Вы чье? Говори! Говори, чье!

Окинув взглядом коридор, Джеффи не заметил ничего, что сгодилось бы в качестве оружия, и сказал:

– Я свой. Мы друзья папы-мамы. А ты кто?

Закусив нижнюю губу, существо хмуро обдумало его слова, но ничего не ответило. Глаза у него были черные и блестящие, а взгляд твердый, как полированный обсидиан.

Джеффи прокрутил в голове новостные эпизоды последних лет, где рассказывалось о нападениях питомцев-шимпанзе на своих хозяев. Эти звери способны двигаться со сверхъестественной скоростью. Они гораздо сильнее любого человека в своей весовой категории. Склонны к внезапным вспышкам ярости и тем самым застают хозяев врасплох – ведь те привыкли, что питомец ведет себя вполне прилично. В одном случае владелец шимпанзе лишился гениталий, а заодно и зрения. В другом – обезьяна напала на подругу своей хозяйки: отгрызла ей пальцы, выдавила глаза, в клочья разорвала лицо – и сотворила весь этот ужас меньше чем за две минуты.

– Я Умница. Я любишь папа-маму. – Склонив голову набок, существо заглянуло Джеффи за спину, высматривая Эмити. – Умница думаешь, вам здесь нельзя, – прошипело оно столь ядовито, что Джеффи приготовился к нападению.

Где-то в глубине дома разбилось стекло.

Умница немедленно отвлекся от Джеффи с дочерью. Раздул ноздри, обнажил чудовищные зубы, издал яростный крик, промчался по коридору и скрылся за дверью, ведущей в кухню.

Джеффи схватил дочь за руку. Оба метнулись в прихожую.

Стекло входной двери разлетелось на куски, прихожая наполнился острыми осколками, сверкающими, словно мокрый снег. Осколки зазвенели по полу, а дождь все громче выбивал свою дробь. Мужчина за дверью, сунув руку в образовавшееся отверстие, шарил по дверной панели в поисках засова.

Не дожидаясь, пока в дом вломится полиция, Джеффи и Эмити бросились вверх по лестнице, отчаянно надеясь найти убежище – всего лишь на четырнадцать секунд.

Где-то в доме прозвучал нечеловеческий вопль: там бесновался Умница. Никто не крикнул в ответ, никто не выстрелил, ибо ярость этой ошибки природы была направлена не на представителей власти, а на парочку незваных гостей, ведь они без спросу проникли в папин-мамин дом и обвели возбужденную тварь вокруг пальца.

На втором лестничном пролете Джеффи снова услышал, как хлопнула дверь между кухней и коридором. По деревянному полу зашлепали босые ноги. Оказавшись на втором этаже, Джеффи понял, что Умница не отстает и вот-вот ринется в бой. Оборачиваться он не рискнул.

У самой лестницы была дверь налево и еще одна, направо. Втолкнув Эмити в правую комнату, Джеффи последовал за ней. Спальня. Замка нет. Чтобы открыть дверь, достаточно повернуть ручку. Джеффи прижался спиной к закрытой двери – не хлипкой сотовой канадке, а нормальной, деревянной, – надеясь, что та выдержит атаку.

Мгновением позже Умница начал ломиться в дверь, теребить ручку, колотить по доскам. Он то бормотал что-то неразборчивое, то издавал пронзительные крики, словно существо, не имеющее собственной души и обреченное питаться чужими душами. Вдруг стало тихо. Как оказалось, Умница не отступил от своей затеи: взяв разбег, он снова бросился на преграду, на сей раз с чудовищной силой. Дверь затрещала так, словно на нее обрушились не сто фунтов, а по меньшей мере триста: одержимая тварь определенно не щадила себя. Умница издал очередной вопль – не боли, но гнева из-за неудачи – и опять налетел на дверь.

Доски прогнулись, и Джеффи встряхнуло сильнее прежнего. Между дверью и косяком появился дюймовый просвет. Вопли Умницы сделались громче и яростнее, но Джеффи, всеми силами навалившись на дверь, сумел закрыть ее снова. Тут подоспела Эмити. В руках у нее был стул с прямой спинкой, прежде стоявший у туалетного столика. Девочка знала, что нужно делать, и ей хватило духу не растеряться. Уж кем-кем, а трусихой Эмити точно не была. Она подставила стул так, чтобы спинка блокировала дверную ручку, и Джеффи в очередной раз удивился, насколько же смышленая у него дочь.

Он отступил от укрепленной преграды. В доме перекрикивались мужчины, по ступеням топали ботинки. Очевидно, на второй этаж спешили полицейские и люди в черных пижамах. Стул их не остановит: копы прекрасно умеют входить в запертые комнаты. Сперва откроют стрельбу, а потом разнесут дверь в щепки. Им плевать, что пули могут ранить тех, кто находится в помещении. В родном мире Джеффи полицейские обязаны соблюдать правила задержания, несут ответ за свои поступки и, как правило, идут в полицию для того, чтобы служить и защищать; но в этой Америке фашисты не притворялись антифашистами, не прятали лиц за черными масками и действовали в открытую, не таясь. Здесь правда была на стороне откровенной агрессии и грубой силы.

Джеффи била дрожь. Стрелка его эмоционального компаса застыла рядом с отметкой «паника». Проклиная себя за то, что он пошел на поводу у Эмити и дал согласие повидаться с Мишель, хотя здешняя Мишель вовсе не была ей матерью, она была чужим человеком, существом с другой планеты Земля, Джеффи полез за ключом ключей, но ошибся карманом.

Из коридора доносились возбужденные голоса. Дверная ручка задергалась.

Джеффи сунул руку в другой карман и нащупал злосчастное устройство.

Эмити стояла рядом, положив левую ладонь ему на предплечье.

Кто-то врезал по доскам с такой силой, что стул едва не вылетел из-под дверной ручки.

Джеффи нажал на круглую кнопку, но устройство не спешило включаться. Нужно подождать. Всего четыре секунды. Раньше экран загорался через четыре секунды, не больше.

Умница издал очередной вопль.

– Пап! – Эмити кивнула на окно.

За стеклом то появлялся, то снова исчезал силуэт шимпанзе. Очевидно, существо забралось на крышу веранды и теперь подпрыгивало, пытаясь проникнуть в окно. Сверкнула молния, и Умница стал похож на безумного шута при дворе такого же безумного монарха из сказки о богом забытом королевстве.

Сгорая от нетерпения, Джеффи еще раз нажал на кнопку, не сообразив, что ключ уже активирован, и экран потемнел: сам того не желая, Джеффи выключил устройство.

– Черт!

В дверь ударили еще сильнее. Спинка стула треснула. Джеффи опять нажал на круглую кнопку.

Еще четыре секунды.

Оконное стекло разбилось, осколки разлетелись по всей комнате. Умница – шерсть мокрая, глаза дикие, зубы оскалены – вскарабкался на подоконник, не обращая внимания на остатки стекла в раме.

– Папа!

Омерзительный карлик в форме «Волков Справедливости» высадил стекло кочергой – наверное, притащил ее из другой спальни. Злобная тварь бросилась вперед, не выпуская из лап заостренного стального прута и явно намереваясь пробить Джеффи живот и повредить позвоночник.

Экран снова стал серым, но кнопок на нем пока не было.

Джеффи увернулся, и косматый гоблин угодил кочергой в спинку кровати, расколов красивую инкрустированную панель из дуба и одновременно врезавшись плечом в Джеффи. Тот не устоял на ногах. Ключ ключей выскользнул у него из руки и упал на ковер. Оба – и Джеффи, и Эмити – одновременно крикнули:

– Черт!