Текст книги "Краем глаза"

Глава 35

Сложиться вовнутрь под давлением. Как складывается корпус подводной лодки, опустившейся на слишком большую глубину.

Младший узнал этот термин, «складываться вовнутрь под давлением», из книги по самосовершенствованию, призванной расширить лексикон и научить красиво говорить. В то время он думал, что этот термин, который он заучил среди многих других, никогда ему не понадобится. А вот теперь то самое с ним и происходило: наружное давление так увеличилось, что он чуть ли не начал складываться вовнутрь.

Гость сунулся в кабину, словно что-то оттуда доставал. Возможно, он тоже явился к хозяйке дома не с пустыми руками.

«Если Виктория не откроет дверь, – думал Младший, – этот человек просто так не уйдет. Его пригласили. Его ждали: в доме горит свет. И если его стук в дверь останется без ответа, он поймет: что-то здесь не так».

Младший находился на критической глубине. Психологическое давление достигло пяти тысяч фунтов на квадратный дюйм и нарастало с каждой секундой. До складывания вовнутрь оставалось совсем ничего.

Если гостя оставить стоять на крыльце, он обойдет дом, заглядывая в окна, пробуя все двери в попытке найти незапертую. Опасаясь, что Виктория заболела или получила бытовую травму, к примеру, поскользнулась на кусочке масла и ударилась головой об открытую дверцу духовки, он может попытаться вломиться в дом, скажем, разбив окно. И определенно попросит соседей вызвать полицию.

Шесть тысяч фунтов на квадратный дюйм. Восемь. Десять.

Младший метнулся в столовую. Схватил со стола бокал для вина и оловянный подсвечник. Свечу отбросил в сторону.

В прихожей, примерно в шести футах от двери, поставил бокал на пол. За ним положил бутылку мерло, за ней – красную розу.

Словно готовился нарисовать картину «Романтика».

Снаружи хлопнула дверца автомобиля.

Дверь осталась незапертой. Младший тихонько повернул ручку и чуть потянул дверь на себя.

С подсвечником в руке бросился на кухню, в которую вел из прихожей короткий коридор. Даже при открытой двери гостю пришлось бы войти на кухню, чтобы увидеть Викторию, навалившуюся на стол.

Младший скользнул за дверь кухни и поднял над головой оловянный подсвечник. Весил он фунтов пять, благодаря мощному основанию напоминал дубинку.

Сердце Младшего яростно колотилось. Он тяжело дышал. Ароматы готовки, которые поначалу так понравились ему, теперь запахом напоминали кровь.

Медленные, глубокие вдохи. Как учил Зедд, медленные, глубокие вдохи. Любую тревогу, какой бы сильной она ни казалась, можно ослабить, а то и полностью снять медленными, глубокими вдохами, медленными, глубокими вдохами, помня при этом, что каждый из нас имеет право на счастье, на выполнение желания, на свободу от страха.

В последний припев «Я увижусь с тобой» врезался мужской голос из прихожей, в котором слышались вопросительные нотки, даже удивление: «Виктория?»

Медленно и глубоко. Медленно и глубоко. Спокойствие постепенно возвращалось.

Песня закончилась.

Младший затаил дыхание, прислушиваясь.

Короткая тишина между песнями, звон бокала о бутылку мерло. Гость, вероятно, поднял их с пола.

Он исходил из того, что гость – любовник Виктории, но внезапно его осенило, что это не единственный вариант. К ней мог приехать приятель. А то отец или брат. В этом случае прелюдия к романтическому продолжению, кокетливо положенные на пол бутылка вина и красная роза, совершенно неуместна и сразу наведет гостя на тревожную мысль: в доме что-то не так.

«Тупица, – дал себе Младший не самую лестную характеристику. – Безмозглый тупица. И о чем ты только думал раньше».

Но как только Синатра запел вновь, Младший вроде бы услышал скрип половицы под ногой гостя. Но музыка полностью заглушала приближающиеся шаги, если, конечно, гость направлялся по коридору к кухне.

«Подними подсвечник повыше. Несмотря на музыку, дыши бесшумно, ртом. Будь наготове.

Оловянный подсвечник тяжелый. Грязная будет работа».

От крови его мутило. Он не ходил на фильмы, где кровь лилась рекой, еще больше не терпел ее в реальной жизни.

«Действие. Сконцентрируйся на действии и игнорируй последствия, какими бы они ни были. Помни о мчащемся поезде и автобусе с монахинями, застрявшем на переезде. Оставайся с поездом, не возвращайся назад, чтобы посмотреть, что сталось с монахинями, продолжай двигаться вперед, и все будет хорошо».

Звук. Очень близко. По другую сторону открытой двери.

А вот и гость входит на кухню. В левой руке бокал для вина и роза. Бутылка под мышкой. В правой руке коробочка с подарком, завернутая в блестящую бумагу.

Войдя на кухню, гость оказался спиной к Младшему. И двинулся к столу, за которым, положив голову на руки, сидела мертвая Виктория. Но со стороны-то казалось, что она всего лишь отдыхает.

– Что все это значит? – спросил мужчина, когда Синатра запел «Полетай со мной».

Бесшумно шагнув вперед, взмахнув подсвечником, Младший увидел, как напряглась спина гостя, который, возможно, в последний момент почувствовал опасность, но отвести ее не смог. У мужчины не хватило времени даже на то, чтобы повернуть или наклонить голову.

Оловянная дубинка с чавканьем врезалась в затылок мужчины. Из рваной раны брызнула кровь, мужчина, словно сноп, повалился на пол, совсем как Виктория после удара бутылкой мерло, разве что он упал лицом вниз, а она – вверх.

Избегая лишнего риска, Младший вновь маханул подсвечником, наклоном тела добавив силы удару. Правда, на этот раз удар вышел не рубящим, а скользящим, но достаточно эффективным.

Разбился бокал, выпав из руки мужчины. А вот бутылка мерло опять уцелела, катилась по выложенному виниловыми плитками полу, пока не уперлась в основание буфета.

Медленное, глубокое дыхание забылось, Младший жадно хватал ртом воздух, словно едва не утонувший пловец, его прошиб пот. Он ткнул мужчину ногой.

Тот не отреагировал. Тогда Младший просунул мысок правой туфли под грудь мужчины и перевернул на спину.

Сжимая в левой руке красную розу, а в правой – смятую коробочку с подарком, перед Младшим лежал Томас Ванадий. Все его трюки остались в прошлом, четвертак более не скользил по костяшкам пальцев.

Глава 36

Похрустывая целлофаном, Джейкоб, сидевший за угловым столом в своей маленькой кухоньке, снял обертки с карточной колоды. На этом хруст не закончился. За первой колодой пришел черед второй, третьей, четвертой. Звук этот напоминал треск огня на пожарах в радиопостановках тридцатых и сороковых годов, которые он слушал мальчишкой.

У него хранилось много газетных вырезок с информацией о пожарах, повлекших за собой человеческие жертвы, и большинство этих сведений он мог сообщить заинтересованному собеседнику, не заглядывая в свой архив. 8 декабря 1881 года, венский театр «Ринг», 850 покойников. 25 мая 1887 года, двести погибших в парижской «Опера комик». 28 ноября 1942 года, бостонский клуб «Кокосовая роща»… Джейкобу тогда было 14 лет, и он уже знал, что человечество стремится уничтожить себя, как сознательно, так и по глупости… 491 человек, задохнувшийся в дыму и сгоревший заживо, а ведь собрались они, чтобы выпить шампанского и повеселиться.

Бросив целлофан в корзинку для мусора, Джейкоб достал из коробок четыре колоды и рядком выложил перед собой на мраморной поверхности стола.

– Когда тридцатого декабря тысяча девятьсот третьего года во время дневного спектакля «Синяя борода» сгорел театр «Ирокез» в Чикаго, – процитировал он одну из газетных вырезок, проверяя память, – погибли шестьсот два человека, в основном женщины и дети.

Стандартные колоды игральных карт паковали машины, карты всегда лежали в одном и том же порядке, по мастям и старшинству. И не могло быть ни малейшего сомнения в том, что во взятой наугад колоде карты уложены в том же порядке, как в любой другой.

Вот эта самая неизменность позволяла карточным шулерам, и профессиональным картежникам, и фокусникам уверенно манипулировать с новой колодой, поскольку они точно знали, где лежит любая карта. Натренированные, ловкие руки шулера-эксперта могут столь тщательно тасовать карты, что даже у самого недоверчивого наблюдателя не остается ни малейших подозрений, но при этом шулер все равно всегда точно знает местоположение любой карты. Ловкости его рук хватает и на то, чтобы разложить карты в желаемом порядке.

– Шестого июля тысяча девятьсот сорок четвертого года в Хартфорде, штат Коннектикут, загорелся огромный шатер «Цирка братьев Ринглинг, Барнума и Бейли».[24]24
  ^«Цирк братьев Ринглинг, Барнума и Бейли» – пятеро братьев Ринглинг из г. Барабу, штат Висконсин, начали свою карьеру, основав странствующий цирк шапито, который вскоре стал конкурировать с цирками Барнума и Бейли. В 1907 году выкупили Цирк Барнума и Бейли. К 1930 году объединенная фирма «Цирк братьев Ринглинг, Барнума и Бейли», владевшая цирком, известным как «Большой», занимала ведущие позиции в цирковом бизнесе. Оставалась в руках семьи Ринглинг до 1967 года.


[Закрыть] Начался пожар в два часа сорок минут пополудни, когда шесть тысяч зрителей наблюдали за «Летающими Валлендами»,[25]25
  «Летающие Валленды» – труппа канатоходцев, созданная Карлом Валлендой, немцем по происхождению, в 1925 году. В 1928-м Валленда со своей труппой эмигрировал в США и потом с успехом гастролировал по всему миру.


[Закрыть] знаменитой труппой канатоходцев. К трем часам огонь погас, потому что шатер обрушился на зрителей. Сто восемьдесят шесть человек погибли. Еще пятьсот получили тяжелые травмы, но тысяча цирковых животных, включая сорок львов и сорок слонов, не пострадали.

Любому, кто надеется стать карточным шулером, необходима удивительная ловкость рук, но это требование не является единственным. Не менее важно стойко выносить скуку бесконечно долгих часов тренировки. Лучшие карточные шулеры обладают также великолепной памятью, легко удерживая в голове массивы информации, недоступные обыкновенному человеку.

– Четырнадцатого мая тысяча восемьсот сорок пятого года в Кантоне, Китай, пожар в театре унес жизни тысячи шестисот семидесяти человек. Восьмого декабря тысяча восемьсот шестьдесят третьего года, после пожара в церкви Ла-Компана в Сантьяго, Чили, на пепелище осталось две тысячи пятьсот один человек. Сто пятьдесят погибли в огне на благотворительном базаре в Париже четвертого мая тысяча восемьсот девяносто седьмого года. Тридцатого июня тысяча девятисотого года пожар в порту Хобокена, штат Нью-Джерси, убил триста двадцать шесть…

Джейкоб родился с надлежащей ловкостью рук и прекрасной памятью. Проблемы с психикой, лишившие его работы и гарантирующие, что он не будет постоянным участником бесконечных вечеринок, привели к тому, что у него появилось время на освоение и доведение до совершенства самых сложных манипуляций с картами.

Поскольку с самого детства Джейкоба завораживали истории и образы катастроф, как личных, так и планетарного масштаба, от пожаров в театрах до атомной войны, круг его интересов не отличался широтой, зато воображение могло рисовать очень яркие картины. Так что для него в овладении карточной премудростью наиболее сложным элементом стали многочасовые тренировки, когда ему изо всех сил приходилось бороться со скукой, но за долгие годы он научился выходить победителем в этой борьбе. А двигали им любовь и восхищение сестрой Агнес.

И теперь он перетасовал первую из четырех колод точно так же, как тасовал первую колоду в пятницу вечером, и отложил ее в сторону.

Чтобы действительно стать мастером-шулером, любому начинающему любителю необходим наставник. Искусство полного контроля над картами невозможно освоить, руководствуясь только книгами и упорными тренировками.

Наставником Джейкоба стал некий Обадья Сефарад. Они познакомились, когда восемнадцатилетнего Джейкоба на короткое время поместили в психиатрическую клинику, так как его эксцентричность ошибочно приняли за нечто худшее.

Как и учил его Обадья, Джейкоб перетасовал три остальные колоды.

Ни Агнес, ни Эдом не знали о карточных талантах Джейкоба. Он не афишировал свои занятия с Обадьей и почти двадцать лет не поддавался желанию изумить родственников своим мастерством.

Для детей – а жили они в доме-тюрьме, где железной рукой правил суровый отец, убежденный в том, что любое развлечение – оскорбление Бога, – карточные игры стали символом сопротивления. Размеры карточной колоды позволяли достаточно быстро прятать ее, да так ловко, что отцу не удавалось ее найти, если он и перетряхивал детскую.

Когда старик умер, а Агнес унаследовала дом и участок, они уже в день похорон сыграли в карты во дворе, наслаждаясь пьянящим чувством свободы. После того как Агнес влюбилась и вышла замуж, Джо Лампион стал участником их карточных игр, и Джейкоб и Эдом наконец-то почувствовали себя членами большой, дружной семьи.

Джейкоб стал карточным шулером исключительно с одной целью. Не потому, что собирался зарабатывать этим деньги. Или показывать друзьям карточные фокусы. Просто ему хотелось незаметно помочь Агнес выиграть, если она проигрывала слишком часто или пребывала в плохом настроении. Разумеется, он не слишком часто сдавал ей выигрышные карты, чтобы она ничего не заподозрила. Опять же, Эдом и Джо имели право получать от игры удовольствие. И затраченные им усилия, тысячи часов тренировок, окупались с лихвой всякий раз, когда он видел, как радостно смеется Агнес после того, как очередная партия заканчивается в ее пользу.

Если б Агнес узнала, что Джейкоб помогает ей выигрывать, она, скорее всего, больше не стала бы с ним играть. Не одобрила бы его поведения. А потому он до конца своих дней не собирался делиться с ней своим секретом.

Какую-то вину он чувствовал… но совсем маленькую. Сестра так много для него сделала. Безработный, преследуемый навязчивыми идеями, унаследовавший слишком многое от отца, он не мог ответить ей тем же. Оставалось только подыгрывать в карты.

– Двадцатого сентября тысяча девятьсот двадцатого года в Бирмингеме, штат Алабама, сгорела церковь – сто пятнадцать погибших. Четвертого марта тысяча девятьсот восьмого года, Коллинвуд, штат Огайо, пожар в школе – сто семьдесят шесть погибших.

Перетасовав по отдельности все четыре колоды, Джейкоб сложил их по две и перетасовал вновь, точно так же, как в пятницу, полностью контролируя местоположение всех карт.

– Нью-Йорк, двадцать пятого марта тысяча девятьсот одиннадцатого года, горит фабрика по пошиву верхней одежды, сто сорок шесть погибших.

В пятницу, после обеда, услышав от Марии, что для гадания необходимы четыре колоды, открывается только каждая третья карта и тузы, особенно красные тузы, сулят самую большую удачу, Джейкоб с превеликим удовольствием позаботился о том, чтобы, гадая Барти, Мария один за другим открыла ему восемь красных тузов. Этим он хотел подбодрить Агнес, на плечи которой тяжелым грузом легла смерть Джо.

И поначалу все шло хорошо. Агнес, Мария и Эдом только ахали от радостного изумления. Лица за столом сияли улыбками. Все поражались удивительному благоволению карт к Барти, столь противоречащему законам теории вероятностей.

– Двадцать третьего апреля тысяча девятьсот сорокового года в Натчезе, штат Миссисипи, сгорел дансинг-холл – сто девяносто восемь жертв. Седьмого декабря тысяча девятьсот сорок шестого года в Атланте, штат Джорджия, сгорел отель «Уайнкофф» – сто девятнадцать трупов.

Сейчас, за кухонным столом, через два дня после гадания Марии, Джейкоб подготовил стопку из четырех колод, проделав те же самые манипуляции, что и в пятницу в столовой большого дома. Завершив работу, какое-то время сидел, глядя на высокую стопку карт, не решаясь прикоснуться к ней.

– Пятого апреля тысяча девятьсот сорок девятого года пожар в больнице Эффингхэма, штат Иллинойс, убил семьдесят семь человек.

В его голосе слышалась дрожь, вызванная отнюдь не ужасной смертью семидесяти семи несчастных в Эффингхэме шестнадцатью годами раньше.

Первая открытая карта. Туз червей.

Две карты в сторону.

Вторая открытая карта. Туз червей.

Он продолжал, пока перед ним не легли четыре туза червей и четыре бубновых туза. Он подтасовывал первые восемь карт, и все вышло в полном соответствии с его желаниями.

У карточных шулеров всегда твердая рука, без этого нельзя, но руки Джейкоба тряслись, когда он откладывал в сторону две очередные карты и вскрывал девятую.

Должна была открыться четверка треф, а не пиковый валет.

И открылась четверка треф.

Джейкоб перевернул и две отложенные карты. Никаких пиковых валетов, как, собственно, он и ожидал.

Взглянул он и на две карты, следовавшие за четверкой треф. И тут пиковые валеты и близко не лежали, он мог заранее сказать, что это будут за карты, и не ошибся в своих предположениях.

В пятницу вечером он подтасовал открытие тузов, но ничего не делал для того, чтобы следующие карты открыли четырех пиковых валетов. Потому и остолбенел, глядя, как Мария выкладывает их один за другим.

Вероятность открытия подряд четырех пиковых валетов в стопке, составленной из четырех случайно перемешанных колод, равнялась исчезающе малой величине. Джейкоб не обладал необходимыми знаниями для того, чтобы ее подсчитать, но знал, что это будет число с десятками нолей после запятой.

И разумеется, она просто равнялась нулю, если колоды тасовались карточным шулером, который не ставил целью вскрыть подряд четырех пиковых валетов, а он, Джейкоб, ее не ставил. Этого просто не могло быть! В данном случае элемент случайности отсутствовал напрочь. Карты в стопке должны были следовать друг за другом в заранее определенном порядке, установленном Джейкобом, словно пронумерованные страницы в книге.

В ночь с пятницы на субботу, озадаченный, встревоженный, спал он плохо, и всякий раз, когда удавалось заснуть, ему снилось, что он один, в густом лесу, и его кто-то преследует, невидимый, но страшный. Этот хищник крался по подлеску, неотличимый от кустов, бесшумный, сливающийся с темнотой, и расстояние между ними неумолимо сокращалось. Джейкоб уже чувствовал, что хищник изготовился к прыжку, и в этот момент всегда просыпался, с именем Барти на устах, словно хотел предупредить мальчика об опасности: «…валет…»

В субботу утром он пошел в аптечный магазин и купил восемь карточных колод. С четырьмя неоднократно проделал те же манипуляции, что и в пятницу вечером. Четыре пиковых валета не появились ни разу.

К тому времени, когда он улегся в постель в субботу вечером, карты, новые еще утром, заметно пообтрепались.

В воскресенье утром, когда Агнес вернулась из церкви, Эдом и Джейкоб пришли к ней на ланч. Во второй половине дня Джейкоб помог ей испечь семь пирогов, которые предстояло развезти в понедельник.

Весь день он старался не думать о четырех пиковых валетах. Но они, при его склонности к навязчивостям, само собой, не выходили у него из головы.

И в воскресенье вечером он вскрыл четыре новые колоды, словно новые карты могли что-то изменить.

Туз, туз, туз, туз червей.

– Первого декабря тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года в Чикаго, штат Иллинойс, при пожаре в приходской школе погибли девяносто пять человек.

Туз, туз, туз, туз бубен.

Четверка треф.

Если появление валетов в пятницу вечером объяснялось магией, возможно, то была черная магия. И возможно, ему не следовало вновь вызывать того, кто нес ответственность за четырех валетов.

– Четырнадцатого июля тысяча девятьсот шестидесятого года в Гватемала-Сити, Гватемала, пожар в психиатрической больнице – двести двадцать пять трупов.

Цитирование этих фактов обычно успокаивало его, словно упоминание о беде отводило ее. С пятницы, однако, успокоения в этом он не находил.

С неохотой Джейкоб разложил карты по пачкам и признался себе в том, что новая идея глубоко засела у него в голове и не желала уходить. Где-то в мире жил валет, чудовище в человеческом образе, хуже того, по словам Марии, сам дьявол, и по неведомым причинам этот монстр хотел причинить вред маленькому Барти, невинному младенцу. И какая-то высшая сила, какая именно, Джейкоб понятия не имел, предупреждала их через карты, что этот валет уже в пути. Уже предупредила.

Глава 37

На плоском лице темнело родимое пятно цвета портвейна. Правый глаз закрывало лиловое веко, гладкое и округлое, словно виноградина.

Жуткий испуг охватил Каина Младшего, когда он смотрел на лежащего на полу Ванадия. Внутри все тряслось, сердце выпрыгивало из груди, ему казалось, что кости выбивают друг о друга дробь, совсем как на скелете в каком-то мультике.

И хотя Томас Ванадий был без сознания, возможно и умер, хотя он не раскрывал серых, напоминающих шляпки гвоздей глаз, Младший знал, что эти глаза наблюдают за ним, наблюдают сквозь веки.

Может, в тот момент он даже обезумел. Во всяком случае, не мог отрицать, что в голове у него помутилось.

Не осознавая, что делает, Младший взмахнул подсвечником и обрушил его на лицо Ванадия. Понял это, лишь когда подсвечник поразил цель. Не смог сдержать себя, нанес второй удар.

Потом увидел себя у раковины, выключающим воду. Как включал – не помнил. Наверное, отмывал подсвечник от крови, последний стал чистым, но в памяти сам процесс не отложился.

Опять провал, и он уже в столовой, понятия не имея, как туда попал.

Подсвечник сухой. Держа оловянную дубинку бумажным полотенцем, Младший поставил его на то самое место на столе, откуда взял.

Провал, гостиная. Младший выключил стереопроигрыватель, не дав Синатре допеть «Так стало одиноко».

Музыка была его союзником, скрывала от Ванадия его прерывистое дыхание, создавала иллюзию, что в доме царят мир и покой. Теперь он нуждался в тишине, чтобы сразу услышать шум подъезжающего автомобиля, если вдруг приедет кто-то еще.

Вновь столовая, на этот раз он помнил, как там очутился: пришел из гостиной.

Он открыл дверцы нижней части серванта, не нашел, что искал, обследовал стоящую рядом тумбу, обнаружил маленькие запасы спиртного. Скотч, джин, водка. Остановился на полной бутылке водки.

Поначалу не мог заставить себя вернуться на кухню. Не сомневался в том, что в его отсутствие мертвый детектив ожил и теперь поджидает его.

Он едва поборол желание незамедлительно покинуть дом.

«Ритмичное дыхание. Медленно и глубоко. Медленно и глубоко. Согласно Зедду, путь к спокойствию лежит через легкие».

Младший не позволял себе думать о том, что привело сюда Ванадия, какие отношения существовали между копом и Викторией. Для раздумий на эту тему время еще не пришло, сейчас следовало разобраться с трупами.

Наконец он подкрался к двери, разделявшей столовую и кухню. Замер, прислушиваясь.

На кухне, превратившейся в abbattoir,[26]26
  Скотобойня (фр.).


[Закрыть] мертвая тишина.

Впрочем, коп не издавал ни единого звука, перекидывая четвертак по костяшкам пальцев. И столь же бесшумно он передвигался по больничной палате, словно ночной зверь.

Перед мысленным взором Младшего возникла монета, скользящая по тыльной стороне ладони. Скользила она быстрее, смазка-кровь увеличивала скорость.

Трепеща от ужаса, Младший коснулся рукой двери, медленно толкнул.

Коп-маньяк лежал на полу, там, где и умер. По-прежнему с красной розой и коробочкой с подарком в руках.

На родимое пятно наложились более яркие пятна. Лицо стало не таким уж и плоским, на нем появились новые впадины и выступы.

«Во имя Зедда, медленные, глубокие вдохи. Концентрироваться не на прошлом, не настоящем, а только на будущем. Что произошло, значения не имеет. Главное – то, чему только предстоит случиться.

Худшее уже позади.

Двигайся, не останавливайся. Не зацикливайся на отвратительных последствиях. Не отставай от уходящего поезда. Вперед, только вперед».

Осколки бокала для вина хрустели под туфлями, когда Младший подходил к маленькому столику. Он открыл бутылку водки, поставил ее перед мертвой женщиной.

Его предыдущий план – масло на полу, открытая дверца духовки, имитация несчастного случая – более не годился. Требовалось разработать и реализовать новую стратегию.

Раны Ванадия никак не могли сойти за травмы, полученные при случайном падении. Никто не поверил бы, что Виктория умерла, поскользнувшись на масле и ударившись головой о дверцу духовки, после чего Ванадий, поспешивший ей на помощь, тоже поскользнулся и умер, сильно ударившись головой. Нет, раны Ванадия слишком уж явственно свидетельствовали о насильственной смерти. Полиция Спрюс-Хиллз сразу бы все поняла.

«Ладно, тогда обмозгуй эту проблему и найди светлую сторону…»

Потратив минуту на то, чтобы совладать с нервами, Младший присел рядом с мертвым детективом.

Он не смотрел на изуродованное лицо. Не решался взглянуть на закрытые глаза, которые могли вдруг раскрыться, налитые кровью, и пронзить его испепеляющим взглядом.

Многие полицейские ведомства требовали, чтобы их сотрудники носили с собой оружие даже вне службы. Если управление полиции Орегона не установило такого правила, Ванадий, скорее всего, все равно ходил с оружием, потому что с его маниакальным стремлением выловить всех преступников он ни на секунду не становился обычным гражданином, двадцать четыре часа в сутки оставаясь копом, выступившим в крестовый поход.

Вздернув обе брючины, Младший не обнаружил кобуру на лодыжке, которой во внеслужебное время отдавали предпочтение многие копы.

Отводя глаза от лица Ванадия, Младший распахнул полы твидового пиджака, увидел наплечную кобуру.

Он мало что знал о стрелковом оружии. Боялся его. И уж конечно, не держал дома.

Из кобуры достал револьвер. «И хорошо, – подумал он, – не придется возиться с предохранителем».

После нескольких неудачных попыток откинул цилиндр. Пять гнезд, в каждом по поблескивающему патрону.

Вернув цилиндр на место, Младший поднялся. У него уже созрел новый план, в исполнении которого револьверу копа отводилась самая важная роль.

Младшего приятно удивила гибкость собственного ума, умение приспосабливаться к новой ситуации. Он действительно стал другим человеком, бесстрашным авантюристом, и каждый день только прибавлял ему могущества.

По Зедду, целью жизни являлась самореализация, и Младший так быстро реализовывал свой экстраординарный потенциал, что его гуру наверняка остался бы доволен.

Младший отодвинул от стола стул, на котором сидела Виктория, развернул ее лицом к себе. Привалил к спинке так, что голова откинулась назад, а руки повисли плетьми.

Она оставалась прекрасной и лицом, и телом, даже с отвисшей нижней челюстью и закатившимися глазами. Какое светлое будущее ожидало бы их, если бы она не решила обмануть его. Динамистка, обманщица, она не собиралась давать ему то, что обещала.

Такое поведение никак не могло привести к познанию себя, самосовершенствованию, самореализации. Мы сами делаем нашу жизнь несчастливой. Сами создаем свое будущее.

– Мне очень жаль, – пробормотал Младший.

Закрыл глаза и, держа револьвер обеими руками, в упор дважды выстрелил в мертвую женщину.

Отдача оказалась сильнее, чем он ожидал. Револьвер чуть не выскочил из рук.

Выстрелы эхом отдались от закрытых полок, холодильника, духовки, задребезжали оконные стекла.

Младший не волновался из-за того, что выстрелы могут привлечь чье-нибудь ненужное ему внимание. Участки большие, деревья глушат шум, так что маловероятно, что кто-то из соседей услышит выстрелы.

После второго выстрела мертвая женщина соскользнула на пол, свалив и стул.

Младший открыл глаза и увидел, что только вторая пуля попала в намеченную цель. Первая пробила дверцу одной из полок, перебив стоявшие за ней тарелки.

Виктория лежала на полу лицом вверх. От былой красоты не осталось ни следа: трупное окоченение и рана забрали ее с собой.

– Мне действительно очень жаль, – повторил Младший, сожалея о том, что лишает медсестру возможности предстать на собственных похоронах во всей красе, – но твоя смерть должна выглядеть как преступление по страсти.

Стоя над телом, трижды нажал на спусковой крючок. И проникся еще большим отвращением к оружию.

В воздухе плавали запахи сгоревшего пороха и тушеного мяса.

Бумажным полотенцем Младший протер револьвер. Бросил на пол рядом с изувеченным телом медсестры.

Вкладывать в руку Ванадия не стал. Знал, что отделение следственной экспертизы не будет искать на револьвере отпечатки пальцев: после пожара рукоятка закоптится.

Два убийства и один поджог. Этот вечер Младший проводил очень результативно.

Плохишом, однако, он себя не считал. Не верил в хорошее и плохое, правое и неправое.

Существовали действия эффективные и неэффективные, социально приемлемое и неприемлемое поведение, решения мудрые и глупые. Но если человек стремится максимально самореализовать себя, он должен понимать, что в жизни, при необходимости делать выбор, в любом вопросе он не может принимать во внимание моральные критерии. Мораль – примитивная идея, полезная на более ранних стадиях социальной эволюции, но совершенно неуместная в современном мире.

Кое-что приходилось делать через силу – к примеру, обыскивать этого чокнутого копа в поисках ключей от автомобиля и полицейского жетона.

Избегая смотреть на то, что осталось от лица Ванадия, Младший нашел ключи в наружном кармане твидового пиджака. А бумажник со сверкающим жетоном и удостоверением с фотографией – во внутреннем.

Из кухни выскочил в прихожую, взбежал по лестнице на второй этаж, в спальню Виктории. Не для того, чтобы взять что-нибудь из ее нижнего белья, сувенир на память. За одеялом.

В кухне Младший расстелил одеяло на полу, там, где не было крови. Перекатил труп Ванадия на одеяло, связал концы, превратив одеяло в импровизированные сани, на которых он мог выволочь детектива из дома.

О том, чтобы нести Ванадия, речь не шла, Младший его бы не поднял: весил Ванадий слишком много, – а вот волоком мог дотащить до автомобиля.

К сожалению, дорога для трупа выдалась ухабистая: коридор, прихожая, порог, ступеньки крыльца, через лужайку, по теням от сосен и полосы лунного света, на усыпанную гравием подъездную дорожку. Правда, жалоб не поступило.

Младший не видел света в окнах ближайших домов. То ли мешали деревья, то ли соседи легли спать.

Ванадий приехал не на полицейской машине, а на синем, модели 1961 года «Студебекере-Парк-Регал». Громоздком, тяжеловесном автомобиле, словно сконструированном под кряжистого, приземистого детектива.

Открыв багажник, Младший обнаружил, что рыболовное снаряжение и два деревянных ящика с плотницким инструментом не оставили свободного места для мертвого детектива. И засунуть его туда можно было лишь по частям, предварительно расчленив.

Но впечатлительная душа Младшего не позволяла поработать с трупом ножовкой.

На такое изуверство способны только безумцы. Конченые психи вроде Эда Гайна из Висконсина, арестованного девять лет тому назад, когда Младшему было только четырнадцать. Эд, прототип главного героя «Психопата», сооружал мобайлы[27]27
  Мобайл – абстрактная скульптура с подвижными частями.


[Закрыть] из человеческих носов и губ. Использовал человеческую кожу на абажуры и обивку мебели. Тарелками для супа ему служили человеческие черепа. Он ел сердца и некоторые другие органы своих жертв, носил пояс, украшенный женскими сосками, и иногда танцевал под луной, натянув на голову скальп убитой им женщины.

Дрожа всем телом, Младший захлопнул багажник, огляделся. Черные ветви сосен тянулись к небу. Свет луны, казалось, только усиливал тьму.

Суеверия не довлели над Младшим. Он не верил ни в богов, ни в демонов, ни в кого бы то ни было.

Тем не менее, помня о Гайне, не составляло никакого труда представить себе чудовищное зло, отирающееся среди черных теней. Наблюдающее. Строящее козни. Неистощимое на гадости. В столетии, взорванном двумя мировыми войнами, отмеченном деятельностью таких врагов человечества, как Гитлер и Сталин, монстры более не были существами сверхъестественными, превратились в людей и благодаря своей человеческой природе нагоняли больше страха, чем вампиры или порождения ада.