Текст книги "Система права и ее строение: методологические подходы и решения"

М.А. Аржанов писал: «Мы говорим об известной части имущественных отношений, качественно характеризуя их как отношения известного порядка, известного типа, как складывающиеся известным способом. Оттого, что группировка общественных отношений производится нами путем указания на их свойства, они не перестают быть общественными отношениями; они, стало быть, не перестают быть предметом правового регулирования отдельной группы норм, отдельной отрасли права»[116]116
  Аржанов М.А. Предмет и метод правового регулирования в связи с вопросом о системе советского права // Советское государство и право. 1940. № № 8, 9. С. 20.


[Закрыть].

Данное утверждение вызывает ряд возражений. Во-первых, неясно кому и каким образом стал известен порядок и тип тех отношений, на которые указал М.А. Аржанов. Во-вторых, по словам ученого, он вел речь об отношениях, складывающихся неким определенным способом. При этом под методом правовой регламентации понимается как раз таки совокупность приемов и способов юридического воздействия на общественные отношения[117]117
  «Под методом правового регулирования понимаются способы и приемы правового воздействия на общественные отношения…». Назаренко Г.В. Теория государства и права: Учебный курс. М., 2006. С. 30. Метод – «совокупность приемов и операций теоретического или практического освоения действительности, а также человеческой деятельности, организованной определенным образом.
  Метод в науке – это также и заданный сопряженной гипотезой путь ученого к постижению предмета изучения». См.: ГоицановА.А.,АбушенкоВ.Л. Новейший философский словарь. 3-е изд., испр. URL: http://slovari.yandex.ru.


[Закрыть]. Получается, что М.А. Аржанов все-таки прибегал к методическому критерию. По-видимому, основная причина этого объективна и заключается в недостаточности любых монистических оснований при подразделении разноаспектных поведенческих правил (особенно с учетом взаимосвязанности содержания и формы права, разделение которых возможно лишь умозрительно, в познавательно-исследовательских целях).

Надо сказать, что если обозначение свойств отношений действительно не влечет за собой изменения их природы, то заявление о том, что эти отношения должны составлять предмет отрасли права, остается совершенно неясным. Оно не находит какого-либо обоснования ни в работе М.А. Аржанова, ни в каких-либо других известных источниках.

Далее М.А. Аржанов отмечал, что любое правовое формирование (субстанцию) можно трактовать в качестве метода, т. к. оно всегда предназначено для воздействия на социальные отношения. «Внутри отдельных отраслей права нетрудно выделить юридические институты, которые также можно рассматривать как метод решения тех или иных задач… Метод и предмет регулирования – это разные стороны явления, которые не могут друг другу противопоставляться, или друг друга заменить, ибо они находятся в различных плоскостях нашего рассмотрения… Необходимо, наконец, иметь в виду, что всякая отрасль права может, вообще говоря, рассматриваться как метод, как способ осуществления тех или иных общественных задач, поскольку точно таким же образом может рассматриваться и право в целом. Но во всех этих случаях мы говорим о «методе» имея в виду конкретное содержание тех или иных норм права, т. е., опять-таки, в конечном счете, регулирование конкретных общественных отношений»[118]118
  Аржанов М.А. Предмет и метод правового регулирования в связи с вопросом о системе советского права // Советское государство и право. 1940. № № 8,9. С. 25.


[Закрыть].

С данной трактовкой можно согласиться. Но только с общесоциальных или мировоззренческих позиций. М.А. Аржанов говорил о методе, выходя за рамки собственно юридической сферы, в контексте всей социальной жизни. Он наделял данное понятие не специальным, а мировоззренческим, или, во всяком случае, общенаучным содержанием. Такое понимание метода можно применять к познанию всех социальных явлений. Например, ничто не мешает нам в таком контексте утверждать, что политическая система является методом познания публично-управленческих отношений. Это не означает, однако, что общесоциальная значимость методологии свидетельствует об отсутствии специфики в способах и приемах политической борьбы, прогнозирования, агитации (и т. п.). Жизнь тоже можно понимать как метод воплощения, в зависимости от философии интерпретатора, воли Божьей, бытия материи или сознания (и пр.). Но в отношении специально-научного познания такое восприятие непригодно. Представители формального критерия рассматривали приемы и способы правового регулирования только по отношению к составляющим системы права и исключительно в качестве основания их определения.

Чтобы выявить систему правового воздействия на общественные отношения, необходимо рассмотреть различные ее аспекты, в число которых входит и метод правового регулирования. Ограничиваться лишь одним, пусть даже очень важным аспектом, а тем более обособлять друг от друга различные аспекты единого целого, сопоставлять критерии, прибегая в отношении каждого из них к разному уровню обобщения в рамках одного и того же объекта исследования, – не верно.

Некорректность обращения к методу правовой регламентации в общесоциальном аспекте отмечал и сам М.А. Аржанов. «Под методом следует понимать либо особенность норм…, либо особенность способа правовой защиты данной нормы… Такое понимание метода правового регулирования можно считать более точным и правильным»[119]119
  Аржанов М.А. Предмет и метод правового регулирования в связи с вопросом о системе советского права // Советское государство и право. 1940. № № 8, 9. С. 24.


[Закрыть]. Таким образом, согласно позиции ученого, метод правового регулирования, может рассматриваться в двух аспектах – в качестве особенности самих норм права, и в качестве способа юридической защиты субъектов правоотношения. Такая интерпретация вызывает ряд возражений.

Во-первых, особенности норм права сами по себе не составляют приемов и способов правового воздействия на общественные отношения. В интересующем нас контексте точнее говорить о том, что юридические предписания направлены на реализацию права. При этом имеются ввиду не особенности непосредственного текстового выражения или смыслового содержания правовых норм (не качество их юридико-технического исполнения и не социальная адекватность и востребованность), а выраженная в них нормотворцем установка на их восприятие и претворение в жизнь.

Во-вторых, способ юридической защиты является всего лишь составной частью метода правового регулирования. Способ юридической защиты не охватывает метода правового регулирования как целого, не тождественен ему. Например, способ юридической защиты никак не характеризует возможность сторон определять предмет, срок действия, иные условия соглашения.

Интересны воззрения на систему гражданского права М.М. Агаркова. Ученый был сторонником материального критерия формирования отрасли права. При этом он предложил разделять гражданско-правовые нормы на две группы: гражданское право гражданина и гражданское право государственных и общественных органов. По сути, речь здесь идет о праве физических и юридических лиц.

Обращение к классификации субъектов права при рассмотрении вопроса о системе права представляется обоснованным. Нельзя рассуждать о составе, строении, подразделении и иных свойствах явления и феномена воздействующего на общественные отношения, без учета самих участвующих в этих отношениях лиц. Крометого, субъекты права выступают и в качестве создателей нормативных правовых предписаний, и в качестве их адресатов.

Также надо отметить, что материалистическая природа лица лежит в основе традиционно используемой в российской юриспруденции классификации субъектов права на индивидуальных (физические лица) и коллективных (юридические лица и приравненные к ним субъекты). Такая классификация представляется неточной. Достаточно сказать, что юридическое лицо может состоять и из одного участника – физического лица. В качестве организации юридическое лицо подпадет под группу коллективных субъектов, хотя объединения (коллектива, группы), – по числу учредителей, – вданном случае нет.

Наиболее корректной нам представляется генезисное подразделение субъектов права на первичных и вторичных. Оно характерно для международного права. При этом к первичным здесь относятся суверенные субъекты (государство и государствоподобные образования, в том числе народы и нации, борющиеся за свою независимость), а к вторичным – производные субъекты (т. е. субъекты, созданные суверенными участниками). Подвидовое многообразие производных субъектов дискуссионно. В качестве бесспорного примера можно указать на международные организации.

Прибегая к наиболее общему уровню правового обобщения, можно заметить, что, за исключением самого физического лица, все иные субъекты права являются плодом его творения, результатом его деятельности. Это относится и к государству, и к общественным объединениям, и к юридическим лицам. Существование этих формирований априори невозможно без бытия представителя человеческого рода. Получается, что все иные субъекты права являются производными по отношению к такому участнику юридической жизни, как физическое лицо. Человек же, как представитель рода, является первичным (своего рода безусловным, суверенным) субъектом права. Отсюда и вытекает предлагаемое деление субъектов права на первичных (суверенных, основных) и вторичных (производных). Оно зависит от природы участников правовой жизни и степени (уровня обязательности) их исконной принадлежности и к сфере действия права.

Мнение М.М. Агаркова о разграничении отношений собственности по составу субъектов правовых отношений подверглось в советской литературе некоторой критике. Реагируя на эту критику, ученый метко заметил, что она основана на механическом подходе к рассмотрению вопроса. «Если, например, учебник анатомии в одной главе говорит о костях, а в другой – о мышцах, значит ли это, что анатомия „отрывает" мышцы от костей? Включение трудового права в гражданское не означает… ни сужения, ни обеднения трудового права. Трудовые отношения основаны на социалистической собственности. Это определяет связь и место трудового права в системе гражданского права» [120]120
  Агарков М.М. / К дискуссии о системе права // Советское государство и право. 1940. № 9. С. 203.


[Закрыть].

То, является ли правовая общность (правовое формирование) отраслью права не свидетельствует ни за, ни против ее значимости и (или) востребованности, не говорит ни о необходимости ее специального изучения и исследования, ни об отсутствии таковой. Точно так же, например, непризнание главы диссертации целостным, завершенным исследованием не означает ее хорошего, ни ненадлежащего качества, ни свидетельствует ни об ее нужности, ни о ее ненужности. Заметим, что стремление к постоянному выделению новых отраслей права набирает все большие обороты. Иногда это приводит к излишнему обособлению правовых массивов, к усложнению поисков и искусственности обособляющих факторов, к чрезмерной узости специализации юристов (затрудняющей процесс их адаптации к изменчивой нормативной юридической среде).

В.С. Тадевосян выражал в ходе дискуссии позицию о том, что основания для разделения гражданского, колхозного и трудового права отсутствуют. Обосновывая свои воззрения, ученый ссылался на временной критерий. «Отношения собственности, в которые люди вступают друг с другом в процессе производства, распределения и обмена, всегда были предметом регулирования гражданского права»[121]121
  Тадевосян В.С. / К дискуссии о системе права // Советское государство и право. 1938. № 4. С. 202.


[Закрыть].

По нашему мнению, исторический тип правовой области, не следует считать единственным и (или) решающим аргументом в решении специально-юридических вопросов. Вместе с тем, он все же должен учитываться при их рассмотрении. Дело в том, что исторический тип правовой области свидетельствует о временной проверке решения вопроса и отображает такой относительно консервативный компонент правовой системы как правовой менталитет.

Семейное право В.С. Тадевосян отделял от права гражданского. Он считал, что если предметом первого являются деторождение, охрана родительства и воспитание детей, то ядром предмета второго выступают отношения собственности. В настоящее время недостатки позиции В.С. Тадевосяна проявляются особенно ярко. Это обусловлено расширением гражданско-правовой регламентации личных неимущественных отношений, находящей свое подтверждение на законодательном уровне. Достаточно вспомнить, например, о предметном действии четвертой части Гражданского кодекса Российской Федерации[122]122
  «Гражданский кодекс Российской Федерации (часть четвертая)» от 18.12.2006 № 230-ФЗ // Российская газета. 22.12.2006. № 289.


[Закрыть].

И.П. Трайнин, участвуя в дискуссии, акцентировал внимание не на системе права в целом, а лишь на такой его отрасли как государственное (конституционное) право. Под системой права ученый понимал сущее, а не должное. Он указывал, что система государственного права «…зависит от действительности, а не от априорных юридических правил»[123]123
  Трайнин И.П. О содержании и системе государственного права // Советское государство и право. 1939. № 3. С. 36.


[Закрыть]. Поэтому вопрос о системе отрасли государственного права решался И.П. Трайниным весьма просто. Ученый считал, что эта система задана Конституцией СССР и иными нормативными правовыми актами, содержащими нормы государственного права. Таким образом, предмет отрасли права ставился ученым в полную зависимость от содержания позитивного правового материала.

Подобный подход фактически сводит на нет все обоснования практической потребности в выявлении системы права и ее структурных элементов. Если система отрасли права определяется законодательством, то в чем заключается необходимость ее построения? Речь может идти только о формировании системы отрасли законодательства, а также о системе изучения и исследования нормативной правовой материи (т. е. о системе юридических наук и учебных дисциплин).

По итогам своей работы И.П. Трайнин предложил понимать под предметом конституционного права законодательно определенный круг социальных отношений. Ответа на вопрос о том, будет ли меняться предмет этой отрасли права вместе со сменой содержания конституционных актов, ученый не дал. Но общий ход его рассуждений позволяет предположить, что он бы ответил на данный вопрос положительно.

Среди сторонников предмета правового регулирования и метода правового регулирования как критериев дифференциации позитивного правового материала, хотелось бы особенно выделить С.Н. Братуся, взгляды которого представляются весьма интересными и конструктивными. По словам ученого: «Засилье антинаучной “школки" хозяйственного права в цивилистической литературе до разоблачения вредительства на теоретическом правовом фронте сильно затормозило научную разработку советского гражданского права. Но и после разгрома “концепции" хозяйственного права у некоторых теоретиков-цивилистов наблюдалась тенденция уйти от разработки “проклятых" вопросов, к которым в первую очередь относится вопрос о предмете и системе советского гражданского права»[124]124
  Братусь С.Н. О предмете советского гражданского права// Советское государство и право. 1940. № 1. С. 39.


[Закрыть]. Согласно С.Н. Братусю, «…с гражданским правоотношением связана автономия – свобода самоопределения личности… Недаром большинство норм нашего гражданского кодекса является нормами диспозитивными»[125]125
  Братусь С.Н. О предмете советского гражданского права// Советское государство и право. 1940. № 1. С. 45.


[Закрыть]. Только гражданское право характеризуется субъектно-индивидуальной свободой выбора цели и способа правомерной реализации юридических возможностей.

В данном контексте надо отметить, что различие в степени автономии воли субъектов является сопоставительным критерием, способным играть в интересующем нас контексте лишь вспомогательную роль. Для того чтобы характеризовать степень явления, его нужно сравнить с иным аналогичным (или просто похожим) явлением. Таким образом, чтобы определить степень автономии участников гражданско-правовых отношений, нужно вывести «среднюю арифметическую» для «самоуправленческого» уровня, например, конституционных, административных или уголовных правоотношений. Эта степень также нуждается в сравнении с той, которая характерна для каких-либо иных отношений, регламентируемых правом. Круг таких сравнений может быть чрезмерно большим.

Сравнительный характер названых выше признаков отмечал и сам С.Н. Братусь. Автономия воли, свобода и равенство волеизъявления присущи всем общественным отношениям, подпадающим под сферу действия права. Но уровень их восприятия различными отраслями права существенно отличается между собой. Поэтому именно сравнение позволяет выявить базовые характеристики гражданских правоотношений. В подтверждение этого факта ученый указывал на природу алиментных обязательств. «В самом деле, обязанность уплаты алиментов на содержание ребенка не зависит от желания алиментно-обязанного лица… Обязанность алиментировать своего ребенка есть необходимый и закономерный результат брачных отношений супругов или случайной связи отца и матери ребенка. Государство же, как известно, никого не обязывает ко вступлению в брак. Брачные отношения возникают в силу свободного соглашения заинтересованных лиц. Вместе с тем, государство, при наличии родителей, не берет на себя обязанности алиментировать детей»[126]126
  Братусь С.Н. О предмете советского гражданского права// Советское государство и право. 1940. № 1. С. 45.


[Закрыть].

Нельзя не согласиться с тем, что для гражданских правоотношений характерен тот режим, при котором ответственность за поведение лиц и его последствия всецело ложится лишь на самих субъектов (не находясь при этом в сфере (наиболее) общественно опасных или посягающих на существующий порядок публичного управления). Однако существует в гражданском праве и концепция, в соответствии с которой субъект права может претерпевать неблагоприятные юридические последствия и без наличия вины[127]127
  См., напр.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга первая. М., 1999. С. 751.


[Закрыть]. В качестве примера зачастую указывают на ответственность владельца источника повышенной опасности.

Как представляется, концепция безвиновной ответственности противоречит положению о том, что поскольку лицо действовало (бездействовало) в собственном (представляемом) интересе, то оно же должно отвечать за выражение своей воли, за свое поведение. Коли правосубъектное лицо приобрело, например, автомобиль, то предполагается, что оно осознает последствия такого акта. В том числе и то, что приняло на себя особое, образно выражаясь, повышенное обязательство – ограждать иных субъектов права от вреда, который может быть причинен источником повышенной опасности. Именно поэтому по общему правилу при наличии вреда лицо обязано отвечать за него.

На этой основе позволим себе утверждать, что теория безвиновной ответственности является условным упрощением. Без вины юридическая ответственность в собственном смысле слова все же не наступает. Просто в ряде случаев мы сталкиваемся с особой формой вины, не подпадающей непосредственно ни под умысел, ни под неосторожность. Представляется, что в данном контексте следует говорить о некой презюмируемой вине[128]128
  Подробнее см.: Азми Д.М. Концепция безвиновной ответственности: содержание, трактовки, оценка // Законодательство и экономика. 2011. № 7. С. 34–44.


[Закрыть].

По верному утверждению С.Н. Братуся, сущность гражданского права предопределяет не только его содержание (выраженное преимущественно в диспозитивных правовых нормах), но и совокупность способов и приемов воздействия на соответствующие отношения, т. е. особый метод их правовой регламентации. «Сущность и характерные черты гражданского правоотношения предопределяют и основную форму защиты гражданских прав, – это метод их исковой защиты… Тот факт, что метод исковой защиты не является единственным методом охраны гражданских прав и что гражданские права в некоторых случаях могут охраняться и в административном порядке, не ломает нашего основного вывода о связи гражданского иска с гражданским правоотношением. Было бы напрасной задачей отыскивать в сфере права, как впрочем, и в других явлениях общественной жизни, абсолютные логические принципы, которые позволили бы с математической точностью разложить и классифицировать материал по соответствующим группам. Как известно, то или иное исключение из данного правила не отменяет все же правила»[129]129
  Братусь С.Н. О предмете советского гражданского права// Советское государство и право. 1940. № 1. С. 47.


[Закрыть].

Добавим, что гражданские правоотношения связаны не только с инициированным заинтересованной стороной исковым порядком защиты субъективных прав, но и со значительной ролью договорных, внесудебных способов разрешения споров. Эти способы, базирующиеся на автономии воли и равенстве субъектов, более быстры и экономичны, и, по нашему мнению, наиболее соответствуют существу самих отношений – реализации частных интересов.

Верно и то, что в гуманитарной сфере нельзя проводить абсолютных классификаций, отграничений. Впрочем, во всех областях познания принято отмечать условный характер любого деления, разграничения, размежевания. По словам В.Д. Ермака: «В адекватном переводе… классификация… – “группирование"… Классификация как процедура является частным случаем логической операции деления объема понятий, которая заключается в делении родового понятия некоторой совокупности предметов… на виды, классы или типы… на основе их общих признаков с образованием определенной системы классов данной совокупности предметов, фиксирующей закономерные связи между ними и определяющей постоянное местоположение классов… в системе (классификация как система). Общие признаки, в соответствии с которыми производится деление, называются основанием деления. В теории классификации одной из важных характеристик признаков является ясность… Если смысл признака определен отчётливо и однозначно, признак называют содержательно ясным или просто ясным; если обозначаемое признаком четко очерчено, говорят, что признак точен»[130]130
  Ермак В.Д. Классификация?.. Типология… Идентификация!.. URL: http:// ru.laser.ru/socion.


[Закрыть].

Еще один яркий представитель первой дискуссии – С.Ф. Кечекьян, считал необходимым выделять трудовое право в качестве отрасли права, т. е. обособлял его и от гражданского, и от административного права. Самостоятельность трудового права ученый обосновывал его актуальностью, а также наличием профильного (отраслевого) нормативного правового акта. «Особое значение в этом направлении имеет Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1940 г. “О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений". Все это делает необходимым уделить трудовому праву особое место вне гражданского права»[131]131
  Кечекьян С.Ф. / К дискуссии о системе права // Советское государство и право. 1940. № 9. С. 200.


[Закрыть]. В свою очередь семейное право ученый отраслью права не считал. По словам С.Ф. Кечекьяна семейное право является составной частью гражданского права.

Представляется, что наличие структурного элемента в системе права не может объясняться существованием отдельного нормативного правового акта. Построение системы права, как неоднократно провозглашалось в ходе дискуссии, ориентировано на выполнение в отношении нормотворчества направляющей и преобразующей функции. Именно поэтому теория системы права должна носить применительно к юридической документации первичный характер, а не предопределяться ею.

Говоря же именно о трудовом праве, отметим следующее. В настоящее время Трудовой кодекс Российской Федерации включает в себя более десяти разделов, регламентирующих различные стороны трудовой деятельности. Например, разделы о социальном партнерстве в сфере труда и о профессиональной подготовке, переподготовке и повышении квалификации работников[132]132
  «Трудовой кодекс Российской Федерации» от 30.12.2001 № 197-ФЗ // Российская газета. 31.12.2001. № 256.


[Закрыть]. На уровне законодательства регионов России корреспондирующая названным разделам тематика иногда даже представлена самостоятельными законодательными актами[133]133
  См., например: Закон г. Москвы от 11.11.2009 № 4 «О социальном партнерстве» // «Вестник Мэрии Москвы». 01.12.2009. № 67. Т. 1.


[Закрыть]. Это, однако, не означает, что резонно говорить о существовании таких отраслей права, как социально-партнерское или профессионально-подготовленническое. И сущностная причина этого заключается не в наличии единого федерального законодательного акта, не в способе систематизации юридических норм, а в малой правофункциональной способности указанных соответствующих групп правовых предписаний. По факту – создание правовых предписаний всегда обусловлено социальной потребностью, а не наличием или отсутствием какой-либо отрасли права.

Интересно, что уже во время первой дискуссии о системе права и ее структуре некоторое освещение получил вопрос, на котором пристальное внимание научной общественности сконцентрировалось только более полувека спустя. Речь идет о проблеме комплексных и межотраслевых правовых институтов (которые в некоторых случаях отождествляются). Истоки концепции межотраслевых правовых институтов усматриваются у Н.Д. Казанцева, поддерживавшего идею о неабсолютном характере обособления отраслей права. Ученый указывал: «Колхозно-кооперативная собственность в целом изучается и в государственном и в гражданском праве. Но это не должно исключать того положения, что колхозная собственность представляет собою основной институт колхозного права. Институт личной собственности в целом изучается и в государственном и в гражданском праве, но это не противоречит тому, что институт личной собственности колхозного двора является одним из институтов колхозного права»[134]134
  Казанцев Н.Д. / К дискуссии о системе права // Советское государство и право. 1940. № 9. С. 202.


[Закрыть]. Освещение в ходе первой дискуссии получили и вопросы, относящиеся к международному праву. Они затрагивались, в частности, М.М. Агарковым и Е.А. Ровинским.

Но прежде всего следует указать, что именно применительно к международной правовой системе можно встретить формулировку, наиболее ярко демонстрирующую влияние политико-идеологических факторов на развитие юридической доктрины. «Задачей советской науки… после окончательного разгрома и выкорчевывания враждебных концепций, после решительной критики всех неправильных взглядов, извращающих в корне марксизм-ленинизм, является разработка вопросов международного права в соответствии с ленинско-сталинской теорией внешней политики»[135]135
  Вышинский А.Я. Основные задачи науки советского социалистического права// Советское государство и право. 1938. № 1. С. 36.


[Закрыть]. Вместе с тем, для нас наибольший интерес представляют разработки осуществленные в собственно-юридической области и, в частности, по вопросу о структуре системы международного права.

М.М. Агарков высказывал возражения против полного отнесения внешнеторговых вопросов к области международного права. «Когда СССР вступает в торговые соглашения с каким-либо государством, это действительно международные отношения. Но когда то или иное наше государственное объединение покупает или продает товар той или иной иностранной фирме, создаются отношения, подпадающие под действие нашего гражданского права…»[136]136
  Агарков М.М. / К дискуссии о системе права // Советское государство и право. 1940. № 9. С. 204.


[Закрыть].

По сути, в процитированном высказывании затрагивается проблема соотношения международного публичного и международного частного права. При этом международное частное право понимается М.М. Агарковым как совокупность норм национального права различных правовых систем, регулирующих общественные отношения с иностранным элементом. Толковательным путем выявляется и восприятие ученым категории «международное право» именно в значении «международное публичное право». Авот по поводу системного ранга международного (публичного) права М.М. Агарков не высказывался.

О месте норм международного частного права в системе права рассуждал и Е.А. Ровинский. Он указывал, что все нормы права, регулирующие общественные отношения международного (межгосударственного) характера, должны включаться в систему не национального, а международного права. При этом под международными ученый подразумевал именно те нормы права, которые созданы субъектами международного права. В свою очередь, совокупность отношений, отягченных иностранным элементом, но регламентирующихся нормами внутригосударственного права, Е.А. Ровинский считал международным частным правом.

При таком подходе получается, что правовые нормы международной правовой системы, в зависимости от своего генезиса, могут быть подразделены на две группы, условно именуемые международными нормами в собственном смысле слова и национальными правовыми нормами международного характера. Первую группу составляют правила, созданные самими субъектами международного права, а вторую – нормы права исходящие от государств, т. е. имеющие национально-правовое происхождение. Ученый подчеркивал, что все общественные отношения с иностранным элементом (и, соответственно, отображающие их нормативно-правовые формы), составляют именно международное право. Это обусловлено межнациональным, межгосударственным, межправосистемным содержанием корреспондирующих правил поведения.

Рассмотренные нами ранее юридические позиции имели базовое значение для формирования доктрины о структуре системы права. Вместе с тем, они не были исчерпывающими, т. к. в ходе первой дискуссии высказывались и такие воззрения, которые не укладывались в ее общее содержание. Выражавшие их ученые подходили к вопросу о системе права не с классификационно-прагматических или догматических, а с агностических, субъективных, или скептических позиций. В частности, в 30-х гг. прошлого века вновь нашла свое выражение позиция о невозможности полного распознавания и адекватной эмпирической проекции системы права.

Наиболее ярко эта позиция была представлена у М.О. Рейхеля. Тематика системы права рассматривалась ученым в двух аспектах: с умеренно агностических платформ (как лишь частично познаваемое явление бытия), и с точки зрения систематизации нормативного правового материала.

В первом аспекте речь велась о системе права в собственном смысле слова. М.О. Рейхель говорил, что здесь можно усмотреть лишь наличие структурных элементов системы права и выявить их базовые, принципиальные, наиболее типичные и ориентирующие характеристики. Во втором аспекте имелась в виду классификация эмпирического, т. е. позитивного правового материала. Эту классификацию можно производить по любым из адекватных критериев.

При этом М.О. Рейхель разграничивал систему права и систематизацию нормативного правового материала. В частности, он указывал, что хотя по своей сущности трудовое право принадлежит к области права гражданского, при упорядочении нормативного правового материала его все же целесообразнее выделить в самостоятельную отрасль ввиду особенностей нормативной правовой регламентации такого вида договора, как трудовой договор.

С.Ф. Кечекьян, к юридическим позициям которого мы уже обращались, также критиковал мнение о том, что система права понимаемая как совокупность отраслей права носит константный характер. Он говорил, что формирование и перечень элементов этой системы зависят от конкретно-исторической правовой и политической среды. «Нельзя исходить из представления о вечных системах, постоянных признаках деления права. Система определяется особенностями того или иного правового материала…»[137]137
  Кечекьян С.Ф. / К дискуссии о системе права // Советское государство и право. 1940. № 9. С. 199.


[Закрыть]. По словам ученого, объективной системы права, характерной для всех правовых систем, имеющей общетеоретическое значение либо не существует, либо она носит агностический характер и остается непознанной. Можно говорить лишь о субъективных системах, являющихся плодами нашей интеллектуальной деятельности и сконструированных на основе имеющихся знаний о праве. Такие системы носят изменчивый характер потому, что зависят от своего создателя (субъекта – творца), а также от прошедшей, настоящей или прогнозируемой правовой среды.

Вначале С.Ф. Кечекьян также одним из первых высказался за одновременное применение и предметного и методологического критерия, указав на неразрывную связь между ними. Но в 1946 г. ученый скорректировал свою позицию, указав, что значение юридического показателя хотя и существенно, но все-таки недостаточно для его признания самостоятельным критерием выделения отрасли права.

Скептическое отношение к решению вопроса о системе права во время первой дискуссии выразил М.М. Мороз. Развивая мысль о неточности понятия «предмет правового регулирования», он отметил, что корректнее рассуждать не об обеспечении, как на то указывал С.М. Потапов, а о средствах обеспечения общественных отношений.

Вместе с тем, М.М. Мороз говорил об отсутствии практической ценности подобного уточнения по той причине, что ни оно, ни сама идея предмета правового регулирования не отображают специфики содержания права, не демонстрируют его юридического характера. «Такая постановка вопроса ничего не дает для познания права, в ней нет ничего специфически правового, ибо средствами обеспечения общественных отношений являются и пропаганда, и агитация, и искусство, и нравственность, и ряд других общественных явлений»[138]138
  Кечекьян С.Ф. / К дискуссии о системе права // Советское государство и право. 1940. № 9. С. 201.


[Закрыть]. Порок поисков критериев размежевания положительного права на отрасли, согласно позиции ученого, обусловлен недостатками заданной А.Я. Вышинским дефиниции права. «При последовательном проведении этого определения права самая классификация права не представляет собой вообще теоретической проблемы, ибо она дается самим законодателем – в названии закона, в кодексе, в оглавлении…»[139]139
  Кечекьян С.Ф. К дискуссии о системе права // Советское государство и право. 1940. № 9. С. 201.


[Закрыть]. Здесь ярко проявляется постановка той проблемы, которая явилась предметом обсуждения в ходе третьей дискуссии по проблеме строения системы права. Речь идет о соотношении элементных составов систем права и законодательства.