Текст книги "Правовая структуризация и систематика"

Очень интересной, жизненной и в целом обоснованной представляется позиция А.Ф. Шебанова, согласно которой в законодательстве выделяется два вида структур — «вертикальная» и «горизонтальная». Вертикальная структура предполагает такое деление нормативных правовых документов, которое увязано с территориальной организацией государства. Сам А.Ф. Шебанов указывал на наличие в ее составе актов трех разновидностей: общесоюзные, республиканские, местные. Горизонтальная структура представлена законами, указами, ведомственными и иными нормативными документами, совокупность которых, в противовес устоявшемуся подходу, ученый именовал системой отраслей законодательства[93]93
  Шебанов А.Ф. Система законодательства как научная основа кодификации // Советское государство и право. – 1971. – № 12. – С. 31.


[Закрыть].

В конце прошлого века выражалось и мнение о том, что «было бы правильнее, изучив тенденции развития советского законодательства, возможность и необходимость формирования своеобразных приемов и принципов регулирования, выработать такие рекомендации для законодателя, которые в ходе совершенствования законодательства могли шаг за шагом привести к целесообразным изменениям в структуре советского права.»[94]94
  Алексеев С.С. Указ. соч. – С. 79.


[Закрыть].

Нам же мыслится, что посредством формальных выражений (в том числе и юридизированных) какого-либо явления (в нашем случае – права) влиять на закономерности его формирования крайне сложно. Так, если правовые нормы не будут по своему содержанию «удобоваримы» по отношению к социальным потребностям, то их бытие приобретет фиктивный, не эффективный и (или) временный характер. При решении вопросов правовой структуризации, строения системы права писаный нормативный правовой материал может выступать лишь в демонстрирующем (демонстрационном), но не природно-аргументирующем значении.

В «противовес» этому при обсуждении вопросов соотношения систем права и законодательства указывалось: «…в течение многих лет считалось, что система права является основой формирования системы законодательства. В связи с этим проблема соотношения этих систем сводилась только к одному вопросу: каковы пределы допустимого отступления системы законодательства от системы права. При таком подходе система законодательства оказывается вторичным правовым явлением, зависимым от системы права. Ее удел – быть «внешней формой» права. Когда же система законодательства заметно отступала от системы (структуры) права, то это объяснялось главным образом волей законодателя, «удобством» управления, и система права рассматривалась как нечто априорное и неизменное. Между тем в реальной действительности многочисленные факты свидетельствуют о том, что система законодательства в не меньшей мере объективна, чем система права, поскольку именно она реагирует на прогрессивные структурные изменения в государственной и общественной жизни. Нельзя недооценивать и ту большую роль системы законодательства, которую она выполняет в деятельности всех органов управления, действительно являясь информационно-управляющей системой.»[95]95
  Знаменский Г.Л. Система советского права и перспектива ее развития: «Круглый стол» журнала «Советское государство и право» // Советское государство и право. – 1982. – № 8. – С. 60.


[Закрыть].

Утверждалось также, что «система законодательства выражается в наличии определенных отраслей и подотраслей, т. е. реально обособившихся областей законодательства. А такое обособление невозможно, немыслимо, если оно не отражает определенных особенностей в содержании правового регулирования… Суть вопроса заключается в том, что формирование отрасли законодательства свидетельствует о наличии известных особенностей в содержании правового регулирования и, следовательно, в самой структуре права. Причем речь идет не о простой совокупности нормативных актов, посвященных одному предмету (например, научно-техническому прогрессу), а именно об отрасли законодательства, спаянной внутренним единством, прежде всего кодифицированными актами, нормативными обобщениями, что и дает основанием говорить о существовании в данном случае известной правовой общности.»[96]96
  Алексеев С.С. Указ. соч. – С. 60, 61.


[Закрыть].

Здесь необходимо отметить, что в настоящее время состав системы законодательства чаще всего отображают посредством триады «отрасль – институт – нормативный правовой акт», т. е. отметка о наличии подотраслей устоялась в отношении восприятия системы именно права, но не законодательства. Кроме того, обособление отраслей возможно даже в том случае, если оно изначально (а не post factum) и не предопределено какими-либо специально-научными факторами, так как под число «определенных особенностей в содержании» можно, при желании, «подвести» любые данные. Например, в отечественной правовой системе массив действующего законодательства фактически в гораздо большей мере отражает сущее, нежели должное.

Кроме того, выраженная в приведенном высказывании идея, как представляется, не лишена ряда сомнительных моментов. В первую очередь, не ясно, почему специфика законодательной регламентации должна непременно свидетельствовать об особенностях в строении права, в чем именно заключается такая связь между явлениями образования законодательной отрасли и структуры права, при которой (как то следует из приведенной цитаты) первое из них может обоснованно характеризоваться в качестве причины, с неизбежностью порождающей второе как «свое» следствие? Не ясно и то, что подразумевается под «спаянностью внутреннего единства» отрасли законодательства (особенно в контексте достаточно большого числа противоречий, коллизий нормативной юридической ткани).

Сомнительно и указание на то, что названная «спаянность» законодательных областей обеспечивается кодифицированными актами. Так, к примеру, «классическая» отрасль цивильного права (даже при условии признания кодексом тех четырех самостоятельных федеральных законов, что содержат в своем наименовании слова «Гражданский кодекс») представлена значительным числом разрозненных статутных актов. В качестве традиционного примера в интересующем нас контексте указывают также и на право социального обеспечения.

Так или иначе, подчеркнем еще раз, что с позиций понимания системы права в качестве классификации норм (корреспондирующей разновидности) по соответствующим отраслям наиболее достоверной представляется та научная позиция, по которой признается производность, вторичность комплекса законодательных актов по отношению к систематике правовых норм.

Ее представители отмечают: «Правовая система служит фундаментом построения законодательной системы, так как при разработке нормативного акта и прогнозировании его эффективности законодатель должен учитывать специфику права. В ряде случаев возникновение правовой отрасли связывается с появлением соответствующего кодифицированного акта. Известно, однако, что деление права не связано с правоотраслевой кодификацией. Ее может и не быть. Кодификация является высшей формой систематизации, и когда ее нет, отраслевое законодательство осуществляется в иных формах. В то же время явное «отклонение» правовой системы от развития законодательства нельзя рассматривать как нечто нормальное… Эффективность права зависит как от развития законодательной системы, так и от совершенствования ее фундамента – правовой системы, которая в настоящее время не только не опережает развития законодательства, но далеко отстает от него. Примером могут служить бесперспективные попытки уложить развивающуюся законодательную структуру в узкие рамки основных (традиционных) отраслей права. Скажем, вряд ли можно, не впадая в серьезные противоречия, признавать необходимость укрепления и развития хозяйственного законодательства и одновременно рассредоточивать его нормы по различным отраслям правовой системы»[97]97
  Егоров К.Ф. Система советского права и перспектива ее развития: «Круглый стол» журнала «Советское государство и право» // Советское государство и право. – 1982. – № 8. – С. 55, 56.


[Закрыть].

Обоснованным представляется и вывод о том, что «сложное иерархическое строение… права обуславливает особенности его «внешнего облика». В какой-то мере система права напоминает своеобразную пирамиду»[98]98
  Алексеев С.С. Указ. соч. – С. 215.


[Закрыть], что сказывается, например, в превалировании норм конституционного законодательства (отражающих содержание одноименной правовой области) над внутригосударственными юридическими предписаниями всех иных, можно сказать производных, содержательно-направленных областей.

Далее, как видится автору настоящей работы, вся система позитивного права может быть представлена пятью структурными пластами: 1) статутное право, 2) нормативное договорное право, 3) обычное право, 4) прецедентное право и 5) право, выраженное посредством религиозных норм.

Дело в том, что поименованные виды формально-юридических источников: 1) содержат юридико-значимые поведенческие правила; 2) типичны для правовой среды; 3) закономерно присутствуют в ней (а следовательно, носят константный характер); 4) увязаны с государственным опосредованием. Указанное позволяет оценивать их в качестве структурно-системных компонентов права. Примечательно, что данная трактовка представляет систему права уже не в качестве комплекса отраслей, а через «естественно наличествующие» внутренние закономерные проявления, выраженные в видовых объединениях формально-юридических источников.

В вопросе же о сочетании систем формально-юридических источников и отраслей права следует констатировать, что встречающееся в литературе суждение о том, что один и тот же «видовой набор» правовых отношений не может подпадать одновременно под действие различных принципов и отраслей права, не находит подтверждения в жизненных реалиях, в общесоциальной и специально-юридической практике.

Например, как целостный поведенческий комплекс, отношения, возникающие между покупателем и продавцом по поводу купли-продажи недвижимого имущества регламентируются не только нормами гражданско-, но и положениями административно-, земельно-, налогово-, а в ряде случаев также семейно– и процессуально– (а возможно и иных) правовых норм, причем независимо от вида отражающей их специальной профильной формы (особенно в условиях распространения прецедентов и нормативных правовых договоров). Именно применительно к таким отношениям в случае противоречия между регламентирующими их юридическими поведенческими правилами, принадлежащими к различным областям права, и говорят о наличии пространственной юридической коллизии. Фактически, «зафиксировать» принадлежность правового отношения лишь к одной отрасли права можно лишь в ограниченном числе случаев. Противоположным образом будет решаться вопрос о юридической природе, о правовой сущности корреспондирующего социального взаимодействия.

Примечательно, что текущее практическое подтверждение этой позиции можно обнаружить даже на легальном уровне. Так, на основании, например, Бюджетного, Гражданского процессуального, Арбитражного процессуального, Семейного, Гражданского, Трудового кодексов и Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, иные акты (того же или нижестоящего иерархического уровня), содержащие соответствующие правовые нормы, не должны противоречить корреспондирующим федеральным законам.

Отсюда следует органическая природа указанных «сводостатутных» актов, придание им свойств юридических доминант. Вытекает из этого и признание принадлежности норм одной правовой области, содержащихся в акте иной, не к позитивно-правовой сфере своего «фактического пребывания», а к отрасли своей сущностной, юридико-природной принадлежности.

Получается, что если наличие комплексных правовых актов в условиях жизненных реалий отрицать нельзя, то встречающееся в юридической литературе утверждение о существовании комплексных отраслей права пока не нашло надлежащего обоснования и, в целом, признания; не подтверждается оно и данными эмпирического характера, содержащимися в юридических источниках правовыражения.

Интересно, что в ряде случаев неприятие юридической конструкции «комплексная отрасль» обосновывалось с тех платформ, что формирование корреспондирующего элемента системы законодательства с необходимостью должно влечь за собой и образование одноуровневого элемента внутреннего строения права[99]99
  Панкратов И.Ф. Сельскохозяйственное право как отрасль права? Нет оснований // Советское государство и право. – 1973. – № 9. – С. 52.


[Закрыть]. Поддерживая идею о недостоверности утверждения о бытии комплексных отраслей в праве, подчеркнем, что представленное обоснование также не воспринимается нами в качестве достоверного. Базовая причина здесь заключается, как видится, в смешении причины и следствия: именно законодательство, будучи одной из форм существования аккумуляций юридических норм, должно отражать исходное явление, т. е. право, но не наоборот, по крайней мере с исходных позиций. Не ясно здесь и то, почему бытие нормативного правового материала обязательно должно свидетельствовать о существовании самостоятельного компонента в строении самого права.

Встречаются в отечественной юридической науке и позиции, согласно которым «о самом факте существования обособленной области законодательства мы судим в основном по наличию самостоятельного кодифицированного акта или комплекса актов (например, о хозяйственном законодательстве). При этом кодифицированный акт, в особенности сводный кодифицированный акт – Основы, кодексы, – становится «пунктом сосредоточения» всех иных нормативных актов.»[100]100
  Алексеев С.С. Указ. соч. – С. 62.


[Закрыть].

Указанное, как мыслится, в основном отражает аспект не столько гносеологии, сколько восприятия (причем преимущественного практического и эмпирического толка) нормативного правового материала. Вместе с тем, с учетом интерпретации системы в качестве систематики (классификации), а также производности законодательного материала и значительности субъективного фактора (ов) в процессе его подготовки и оформления, приведенное выше утверждение представляется заслуживающим внимания. В этом контексте, с позиций надлежащего, должного, стоит согласиться с указанием на то, что «любой простой акт должен подчиняться… другим актам того же органа, если они обладают более квалифицированными формальными признаками. Такие признаки присущи, в частности, кодифицированным актам, в которых нормативный материал упорядочен, т. е. сведен в определенную логическую систему.»[101]101
  Поленина С.В. Взаимосвязи нормативных актов в системе советского гражданского законодательства // Советское государство и право. – 1972. – № 8. – С. 65.


[Закрыть].

Далее, демонстрируя системные свойства юридических источников права на примере отдельных правовых образований, стоит специально указать, что нормы конституционного права в настоящее время причисляются большинством исследователей, разделяющим позицию о дуализме структуры системы права, полностью к области публичного права[102]102
  См., напр.: Червонюк В.И. Теория государства и права: Учеб. – М., 2006. – С. 361.


[Закрыть]. Такой подход представляется не точным.

На примере отечественного правового порядка достаточно указать лишь на то, что в гл. 2 Конституции государства отображаются такие субъективные возможности лиц, как: право на свободное использование своих способностей и имущества для осуществления предпринимательской и иной, не запрещенной законом, экономической деятельности; право каждого иметь имущество в собственности; право на жилище. Подобные правовые предписания свидетельствуют о том, что в обобщенном виде сфера предметно-правового воздействия конституционных норм отражает не только публично-, но и частноправовое начало.

Указанное проявляется и в формах выражения «основозаконных» предписаний. В частности, в корреспондирующей области распространение имеют такие формально-юридические источники права, как конституционные договоры. В ряде правовых систем (например, в английской) не теряют своей актуальности и такие «не директивные», «мягкие» правовые подформы регламентирования социальных отношений, как конституционно-правовой обычай и того же подвида прецедент.

Более того, признание основного закона какого-либо государства (как нормативной правовой «сердцевины» конституционного права) актом сугубо публичного толка логически предполагает и доминирование соответствующей правовой ветви по отношению к частноправовому направлению. Это не соответствует и положениям самих основных законов государств, и обобщенным данным о системах права и законодательства, и дуалистической теории структурного строения права, и, что наиболее важно, – самой сущности права. Отображение последней представляется наиболее адекватным «сквозь пирамидальное» строение, при котором ветви частного и публичного (или наоборот) права проистекают из общих правовых принципов (основного, общего права). Конституционное же право, по нашему мнению, точнее трактовать в качестве «надчастного» и «надпубличного».

В отношении же семей отраслей права, отметим, обращаясь к примеру частной области, что если таковая представлена монистической моделью, то имеет место очень интересная конструкция правового регулирования, схематично отображаемая так: форма выражения права – договор – форма выражения права. Это опять-таки можно пронаблюдать на примере российской правовой системы. Так, по утверждению В.В. Ровного, нормативная правовая регламентация в сфере торгового оборота вплоть до XIX в. осуществлялась у нас посредством общеправовых формально-юридических источников. Это дает основания для формулирования вывода о единстве отечественного частного права.

В вопросах позитивной правовой регламентации подобная монистическая модель отдает приоритет торговым нормам в собственном смысле слова. Далее следуют (иные) гражданско-правовые предписания, а уже только затем – торговые обычаи. Такая конструкция юридической регламентации и правового воздействия обусловлена двумя факторами: «приоритетом специальной правовой нормы над общей и… приматом писаного права над обычным»[103]103
  Ровный В.В. Проблемы единства российского частного права: Автореф. дисс… докт. юрид. наук. – Томск, 2000. – С. 2, 5, 6.


[Закрыть].

В завершение настоящего параграфа еще раз подчеркнем, что наиболее адекватными терминами, отображающими формальные аккумуляции юридических норм, нам представляются следующие: «формально-юридический (ие) источник (и) права» и «форма (ы) юридического выражения права». Нормативный правовой акт (разновидностью которого, по сути, является и нормативный правовой договор), правовые прецеденты и обычаи, а также имеющие юридическое значение религиозные нормы могут быть расценены в качестве структурных элементов системы права формовыражающего среза. Кроме того, формы выражения правовых норм должны рассматриваться и как показатели разграничения отраслей правовых норм и их семей.

2. СТРУКТУРИЗАЦИЯ И СИСТЕМНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ПРАВА

2.1. Факторы и вариации структуризации права

Вопросы о показателях и вариациях структуризации права всегда были актуальными для правоведения. Дело в том, что без их исследования невозможно предлагать дальнейшие решения по поводу различных аспектов правового действия, обоснованно и уверенно (насколько это вообще возможно в абстрагированной области) проводить таковые «в жизнь». Вместе с тем тематика структурного строения права интерпретируется преимущественно либо через дуалистическую теорию, либо «сквозь призму» юридической конструкции «отрасль права». Отсюда возникает вопрос: возможно ли обоснованно свести предположения о структурных элементах многогранного явления права всего лишь к двум истолковательным вариантам? Позволим себе утверждать, что нет.

В настоящий период в правовой доктрине вновь наблюдается значительное возрастание интереса к тематике системы права, особенно в контексте определения структурного ряда таковой[104]104
  См., напр.: Бабошин O.A. Система конституционного права как отрасли российского права: вопросы теории и практики: Дисс… канд. юрид. наук. – Екатеринбург, 2001; Асланян Н.П. Основные начала российского частного права: Дисс…. докт. юрид. наук. – М., 2002; Черенкова Е.Э. Система права и система законодательства Российской Федерации: Дисс… канд. юрид. наук. – М., 2006.


[Закрыть]. Это обусловлено тем, что многие проблемы соответствующей области до настоящего времени остаются или нерешенными, или весьма оспоримыми.

Существующее в правоведении многообразие правовых позиций, их противоречивость, сложность определения и разграничения отраслей права свидетельствуют не только о необходимости переосмысления доминирующего сейчас рассмотрения системы права «сквозь» отраслевую конструкцию, но и требуют выработки новых методологических подходов. Некоторые суждения по данному поводу мы и изложим в настоящей части работы.

Прежде всего необходимо отметить, что любая система неизменно состоит из определенных структурных компонентов, представляющих собой ее закономерные взаимосвязи и обладающих (в сравнении с иными частями соответственного внутреннего строения) стабильными, довольно статичными свойствами. Отсюда следует, что независимо от того, насколько крупно (или мелко) мы станем дробить в системе неструктурные элементы, сама она (в качестве целостного единства) все равно будет логически последовательной (в том числе и в смысле завершенности). Сами же структурные части в ней будут существовать всегда, ибо при отсутствии таковых нельзя констатировать наличие и самой системы. Так, например, бесперспективно рассуждать о строевом ряде юридических норм при фактическом и потенциальном отсутствии оных. Число же их ассоциаций может быть различным, ибо их наличие предопределяется совокупностью факторов не только объективного (или объективированного), но и субъективного свойства.

При этом само право может исследоваться и с методологических, и с гносеологических, и с онтологических, и с феноменологических, и с интегративных (а возможно, и с каких-либо иных) позиций. Как представляется, в практическом русле рассмотрение системы права должно производиться в контексте того, что опосредованное государством юридическое нормирование должно учитывать мировоззренческо-социальные составляющие права. В противном случае названное нами нормирование не будет обладать должным уровнем социальной адекватности, а значит, в конечном итоге, и надлежащим качеством своего действия.

Структурное строение объективированного права должно корреспондировать сути интересующего нас явления; т. е. исходящим от уполномоченных субъектов общеобязательным формально-определенным правилам поведения надлежит проецировать внутренние связи права (в широком значении данного термина). Именно это предопределяет проявление соответствующих структурных частей (предстающих в данном срезе как «пирамидально выстроенные» профильные основные начала) в юридизированных закономерностях общественного взаимодействия.

Компоненты необходимых, существенных, постоянно повторяющихся взаимосвязей системы права (определяющие этапы и формы процесса ее становления и развития) представлены здесь в тех показателях (которые можно образно охарактеризовать в качестве стержневых основ права), что существуют в юридической среде постоянно (лишь относительно завися от конкретно-исторического правового бытия), а также содержат и (или) отображают принципы права. Кроме того, как видится, в наиболее общих тенденциях развития самого права отображаются и закономерности формирования его системы (в том числе по части структурного набора). Например, современная тенденция усиления частноправового начала нормативной юридической регламентации проявляется в закономерном наличии в положительном праве одноименной семьи отраслей (как самостоятельного структурного компонента). На саму исследуемую систему названная тенденция проецируется посредством увеличения частноправовой сферы юридического действия.

Взаимосвязана система объективного права и с системой общественных отношений, отличаясь от нее своим видом и наполнением. Последнее объясняется тем, что содержание правового воздействия, представленное социальным поведением, является лишь «базовой моделью», «проектным наброском» для юридических конструкций: конкретные заполнения здесь будут зависеть и от особенностей направления, и от ряда специальных, профильных (в том числе технико-юридических) показателей. Как отмечает В.К. Бабаев: «…нельзя смешивать закономерности развития… общества и закономерности развития права. Общественные закономерности действуют во всех областях общественной жизни, в том числе и в сфере права. Но проявляют они себя в каждой из них своеобразно, что обуславливается спецификой различных социальных явлений… Кроме общесоциальных закономерностей, проявляющих себя специфически, в сфере права действуют свои закономерности, выражающие сущность права и его особенности как своеобразного социального явления.»[105]105
  Система советского права и перспективы ее развития: «Круглый стол» журнала «Советское государство и право» // Советское государство и право. – 1982. – № 6.– С. 108.


[Закрыть].

Как представляется, можно констатировать, что сущностными свойствами системы права выступают: 1) содержательное единство; 2) внутреннее упорядоченное дробление; 3) логичность; 4) стабильностъ структурных элементов (в соотношении с динамизмом иных системных частей).

При этом стоит обратить внимание на отсутствие противоречия у свойств целостности и подразделения, так как второе «выступает» лишь показателем первого и свойственно всем сложным системам. Иными словами – выделение в явлении составных частей не означает отсутствия у такового единых основополагающих черт, свидетельствующих о совокупной целостности соответствующего феномена. Указанное демонстрируется хотя бы на конструкции правовых норм: если таковые не будут обладать свойствами взаимосвязанности и согласованности, то в соответствующей среде положительное право не сможет достичь своего назначения (причем не только в абсолютном смысле) и окажется неспособным регламентарно-упорядочивающим образом воздействовать на общественные отношения. В свою очередь, самим нормам права, как уже отмечалось нами, присуща триадная (тройственная по составу), т. е. именно дробная структура.

Крайне важным представляется и то, что термин «структура» не идентичен термину «система». Первый, происходя от латинского слова «structura» (означающего «строение, расположение, порядок»), предполагает «совокупность устойчивых связей объекта, обеспечивающих его целостность и тождественность самому себе, т. е. сохранение основных свойств при различных внешних и внутренних изменениях»; в то время как второй, происходя от греческого «systëma» (т. е. «целое, составленное из частей; соединение»), подразумевает под собой «множество элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, образующих определенную целостность, единство»[106]106
  Большой энциклопедический словарь // http://www.navoprosotveta. net/19/19_5658.htm; http://www.navoprosotveta.neV19/19_2935.htm


[Закрыть]. Таким образом, простая сумма, т. е. неорганизованная совокупность чего-либо, системными свойствами не обладает и, соответственно, ни системой, ни тем более структурой не является[107]107
  См. об этом, напр. Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. – М., 1973. – С. 177.


[Закрыть].

При этом в самой теории систем принято указывать, что «для познания и управления обществом как системой, равно как и любой подсистемой в его рамках, важно раскрыть их состав, «набор» компонентов, выяснить их субстанциональную природу, поскольку все другие характеристики системы в значительной мере зависят от ее состава»[108]108
  Афанасьев В.Г. О системном подходе в социальном познании // Вопросы философии. – 1973. – № 6. – С. 102.


[Закрыть].

Представляется, что именно неучет разграничения между структурными и иными связями системы, непоследовательность в размежевании вопросов строевого ряда права и градации (классификации, систематизации) его юридико-нормативных, учебных и научных данных влечет за собой встречающийся в специальной литературе (и достоверных с собственно-классификационных позиций) вывод о динамичности системы права, о том, что «система права не является раз и навсегда данной. По мере развития… общественных отношений происходят изменения и в самой системе права, возникают новые отрасли права или отпадает необходимость в тех или иных отраслях.»[109]109
  Павлов И.В. О системе советского социалистического права // Советское государство и право. – 1958. – № 11. – С. 18.


[Закрыть].

Отметим, что для правоведения исследование вопросов структуризации права имеет не только самостоятельное значение; оно необходимо для гносеологии любых проявлений правового действия. Это предопределено наличием у права такого свойства, как системность. «Системность права – это такое его свойство, которое вместе со свойствами нормативности, формальной определенности и другими обуславливает социальную ценность права… Благодаря системности юридически разнородные правовые нормы способны регулировать общественные отношения системно…. в комплексе, взаимосвязанными методами, обеспечивая дифференцированное и вместе с тем единое, согласованное воздействие на общественные отношения.»[110]110
  Алексеев С.С. Указ. соч. – С. 72.


[Закрыть]. Вместе с тем право воздействует на поведение своих адресатов не благодаря какой-либо одной, универсальной норме, а посредством целой системы, относительно константно действующей взаимосвязанной совокупности таковых. Выявление же состава структуры права позволяет определить здесь устойчивые упорядоченные элементы, детерминанты, разнообразные аспекты их взаимодействия. При этом структурные связи в системах (помимо всех иных связей) – это как раз таки связи строения. Таким образом, только при наличии данных о таковых можно описывать право в качестве системы, единого, целостного «организма». Причем, даже если интересующее нас явление в целом расценивается с агностических позиций, то указанное в любом случае верно в отношении (по меньшей мере) его позитивного среза.

Кстати, на необходимость отличения системы права от его систематики последовательное внимание в отечественном правоведении стало обращаться еще до «популяризации» теории систем, а именно – во второй половине 50-х гг. XX в. Базовые позиции по этому вопросу, как то часто бывает в юридической доктрине, отображаются полярными вариациями: об отождествлении и, соответственно, разграничении указанных понятий.

Мнение об идентичности структуры и системы права (а также систематики юридических норм), прослеживается, например, у И.В. Павлова, говорившего, что основное значение системы права заключается в надлежащем применении правовых норм[111]111
  Павлов И.В. О системе советского социалистического права // Советское государство и право. – 1958. – № 11. – С. 5.


[Закрыть]. Правда, при этом необходимо учитывать, что ученый выделял два значение термина «система права», первое из которых впоследствии стало обозначаться в качестве правовой системы.

Похожей позиции, но при акцентировании внимания именно на доктринальном аспекте, придерживался В. Кнапп, говоривший, что «любая научная система, выражаясь в наиболее общей форме, представляет собой классификацию объема определенного общего понятия по отдельным дифференцирующим признакам. Такая система соответствует объективной реальности классифицируемых явлений действительности (явлений природы или общества) и существует в них, как абстрактное существует в конкретном или общее – в особенном… Дифференцирующие признаки, на основе которых научно классифицируется объем определенного общего понятия и, следовательно, создается научная система любых явлений, должны быть признаками существенными. Это, конечно, не исключает возможности создания системы и на основе случайных признаков. Так, например, можно классифицировать растения по окраске, библиотеку по размерам книг, а право по нумерации отдельных нормативных актов. Однако такая классификация, опирающаяся на весьма упрощенное логическое суждение и идущая исключительно по пути формальной логики, не учитывает существа явлений и не является научной классификацией. Ее цель – только практическое облегчение обзора классифицируемых явлений. Это, конечно, не означает, что такая классификация не могла бы быть весьма полезной для практического применения. Так, например, классификация юридических норм по годам и номерам… законов весьма ценна для практической работы»[112]112
  Кнапп В. По поводу дискуссии о системе права // Советское государство и право. – 1957. – № 5. – С. 114, 115.


[Закрыть].

Вместе с тем, критикуя существующее деление гражданского права, ученый говорил, что изменения в данной области должны производиться не в системе, а именно в систематике права. Таким образом, отождествляя систему права с научной классификацией, В. Кнапп выделял еще и систематику права, под которой подразумевал уже систематизацию нормативных правовых установлений.

Идеи же о различном значении системы и систематики права представлены, например, у О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородского[113]113
  Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. О системе советского права // Советское государство и право. – 1957. – № 6.


[Закрыть]. Еще ранее самым непосредственным образом на разницу между системой и систематикой права в отечественном правоведении указал Л.И. Дембо: «Дискуссия, начатая еще в 1938 г., по существу продолжается до сих пор. Это объясняется прежде всего неправильной постановкой самой проблемы, приведшей к тому, что дискуссия о системе права в действительности свелась к дискуссии о предмете отдельных отраслей права… Нельзя… сперва установить предмет каждой отдельной отрасли права, а затем совокупность этих отраслей объявить системой права… Проблема должна быть поставлена в общей форме и с принципиальных общетеоретических позиций… Начинать надо с установления понятия системы права. Очень часто под системой права понимают упрощенно совокупность всех отраслей права, представленную в систематизированном виде. Однако нельзя смешивать систему права с систематикой права, отождествлять их и сводить одно понятие к другому»[114]114
  Дембо Л.И. О принципах построения системы права // Советское государство и право. – 1956. – № 8. – С. 88, 89.


[Закрыть].