Текст книги "Ускользающие тени"

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Сара видела печальный сон, в котором вновь воскресли воспоминания о ее тайном свидании с лордом Ньюбаттлом в Холленд-Парке. Сон показался ей странным, ибо, в отличие от действительности, на этот раз и король, и незнакомка не убежали поспешно, а остановились и в упор смотрели на Сару. Сара удивленно воззрилась на их прекрасные лица – такое нежное и любящее у его величества, наполненное добротой и пониманием, и смешливое, но дружелюбное лицо женщины, как будто она понимала положение Сары и готова была помочь ей, если бы знала, как это сделать.

Во сне Джон Ньюбаттл казался ей смутным силуэтом, почти неопределенным, а вот король и незнакомка были видны совершенно отчетливо. Вновь ее охватили странные чувства, ощущение любви и дружбы, гармонии и согласия, печали и утраты, и, когда Сара проснулась на рассвете с мучительной тревогой, она обнаружила, что во сне по се щекам текли слезы.

Высокий расписанный потолок, на который уставились ее влажные глаза, был не похож на потолок ее спальни в Холленд-Хаусе, но и отличался от потолка дома в Гудвуде. Сара находилась в своей комнате в Редлинк-Хаусе, близ Братона, в графстве Сомерсет, в доме старшего брата мистера Фокса, лорда Илчестера. Девушка вздохнула, вспоминая, почему она очутилась здесь, и подумала о том, как одно падение с лошади может изменить ход всей ее жизни.

Через несколько дней после ее приезда в дом герцога Ричмондского Сару навестили не кто иной, как лорд и леди Джордж – последняя была просто переполнена сплетнями, она многозначительно делала глазки и шептала под прикрытием веера, что ее брат по-прежнему любит Сару, а она сама играет роль дамы-купидона и поможет разлученной паре. Они договорились о том, где произойдет свидание. Сара и Джон обменялись поцелуями и объявили о своей вновь вспыхнувшей страсти. Все было бы романтично и тайно и, конечно, чрезвычайно волнующе, если бы не вмешательство старого циника, брата Сары.

Чувствуя себя ненадежным опекуном, которого не изменила даже женитьба на Прелести, Ричмонд заподозрил неладное с самого начала. Не удостаивая грума приказом следить за Сарой во время прогулки, пренебрегая такой ненадежной дуэньей, как леди Джордж, герцог сам отправился за ними, от души радуясь своей проказе. Проскользнув между стволами бука, подобно тени, он узрел, как Сару заключил в объятия бойкий юнец – смазливый, но явно туповатый, как показалось в то время Ричмонду. То, что леди Джордж оставалась на страже на почтительном расстоянии от парочки, подтверждало, что бойкий юнец – не кто иной, как этот повеса Ньюбаттл. Потихоньку вернувшись домой, герцог Ричмондский сел писать Фоксу.

– Леди Джордж помогает ее шашням даже в доме Ричмонда, – гневно объяснил казначей Кэролайн. – Что же делать?

Его жена побледнела:

– Я так и думала, что это может случиться. Я знала, что этот негодяй не отстанет от Сары! Пусть Сару немедленно отошлют в дом Сьюзен. От Гудвуда до него всего два дня пути, но вряд ли этот дебошир решится отправиться в Сомерсет.

– Твоя тайна раскрыта, – лаконично объяснил герцог сестре. – По указанию твоего опекуна ты сейчас же отправишься в Редлинк. Жаль, конечно. Но если ты и там будешь вести себя недостойно, Сэл, будь уверена – за тобой не станут следить.

– Кто следил за мной?

– Я сам, конечно. Кстати, этот Ньюбаттл – никудышный тип. Пора покончить с ним. Чем скорее ты забудешь его и отдашь свое внимание кому-нибудь другому, предпочтительно коронованной особе, тем будет лучше для всех нас.

Разгневанной на брата-предателя Саре не оставалось ничего другого, как покориться своей участи. К середине марта ее увезли из Сассекса и поместили в Сомерсетшире.

– Кстати, как прошла твоя беседа с его величеством? – спросила Сара, как только осталась наедине со Сьюзен в спальне, смежной с комнатой подруги.

– Он надеялся, что тебе понравился его подарок, но я ответила, что ты еще не была в Холленд-Хаусс и не видела его. Король был разочарован.

– Но я же поблагодарила его в письме и объяснила, что еще не видела этого подарка!

– Он не упоминал о твоем письме.

– Неужели?

– Почти наверняка он не видел его.

Сара покачала головой:

– Он говорил что-нибудь еще?

– Нет, ничего.

На этом грустная беседа была закончена. Несмотря ни на что, даже на отсутствие поклонника, Сара чувствовала себя в Редлинк-Хаусе лучше, чем в Гудвуде. В обществе Сьюзен ей было легко и спокойно, они вместе делали визиты и совершали верховые прогулки.

Вдали от Лондона жизнь оказалась не такой уж скучной, и Сара только начала понемногу успокаиваться, когда случилась беда.

Возвращаясь из Лонглита, она упала с лошади, когда проезжала через Мейден-Бредли. Все произошло по чистой случайности – верховая лошадь Сары поскользнулась на неровном булыжнике и упала вместе со своей всадницей. Сара оказалась придавленной телом лошади; когда лошадь поднималась, она сломала Саре ногу, прижав ее плечом. За девушкой послали экипаж и отвезли ее в дом сэра Генри Хоара в Стауртоне – там ее ногу осмотрел мистер Кларк, лекарь из Братона. На следующий день бедняжку перенесли в Редлинк-Хаус. К этому времени боль притупилась, и Сара мужественно вынесла долгий путь, так что пораженный мистер Кларк объявил, что более смелой и терпеливой пациентки он не видывал за всю жизнь.

Затем потянулись длинные недели выздоровления; поток посетителей помогал больной скоротать время. Днем Сара лежала на кушетке в просторной комнате с окном, выходящим на лес, ночью занимала спальню рядом с комнатой Сьюзен. Теперь, на рассвете, она лежала в постели еще под угасающим впечатлением от сна и думала, как одно неосторожное движение может изменить жизнь.

Судя по посланиям от родственников, которые горели желанием дождаться выздоровления Сары, дело обстояло совершенно ясно. Король был потрясен, когда услышал о несчастном случае; его едва уговорили остаться в городе – так он рвался в Сомерсет, – и он во всеуслышание объявил, что девушка должна находиться под присмотром лучшего врача, мистера Хокинса из Лондона. Пока Генри Фокс описывал королю муки своей подопечной, лицо Георга искажала искренняя боль и сочувствие. Напротив, если можно было верить братьям и сестрам – а Сара чувствовала, что в таком важном вопросе они не осмелились бы обмануть ее, – лорд Ньюбаттл только поморщился, услышав новость, и сказал, что несчастный случай не повредит и без того безобразным ногам Сары.

Такое ужасное замечание, намек на то, что он видел ее ноги, значит, был с ней близок, усугубило заявление о безобразии.

– Я знаю, что вы ненавидите его, но умоляю, сэр, скажите мне правду, – просила Сара у Фокса, когда они остались вдвоем. – Неужели лорд Ньюбаттл в самом деле это сказал?

– Да, Сэл. Отец прибрал его к рукам, и этот мерзавец вернулся к старым забавам, ухаживая за всеми подряд. Умоляю тебя, забудь о Ньюбаттле. Есть тот, кто несравненно сильнее любит тебя, – могу в этом поклясться.

– Вы говорите о короле?

– Конечно. Он не смог скрыть подлинные чувства, когда услышал о твоем несчастье, поверь.

Обняв подушку и глядя на тускло светящееся окно, она вспоминала слова Фокса и думала, что не забудет их никогда. Невероятно, чтобы человек, ради которого она отказала королю, сыграл с ней такую гнусную шутку. Каким бы ни был коронованный поклонник, чье счастье она разрушила своим жестоким отказом и глупыми выходками, он оказался добросердечным, сочувствующим и гораздо более привязанным к ней, чем казалось раньше.

Размышляя о своем сне и вспоминая, с каким нетерпением она ждала ответа Сьюзен о том, что сказал король, а также насколько была разочарована, не усмотрев в словах короля никаких личных намеков, Сара постепенно начала прозревать: оказывается, она приняла за любовь мимолетное увлечение и только теперь впервые столкнулась с подлинным чувством.

Она вытянулась на постели и улыбнулась. Ее охватили самые радостные чувства, сердце забилось быстрее, дыхание стало тяжелым, и она испытала забавное желание рассмеяться вслух.

– Какой глупой я была! – вслух произнесла Сара Леннокс. – Упустила удачу прямо из рук! Эй, нога, поспеши выздороветь! Я должна, вернуться ко двору, должна объясниться с ним! О, бедный мой Георг, какой идиоткой я оказалась!

Откинувшись на подушки, она решила, что теперь-то уж точно знает, как следует вести себя, и представила поцелуй, которым могла бы обменяться с его величеством в тот самый момент, когда они, наконец, останутся наедине.

Фокс неподвижно сидел на столом в кабинете Холленд-Хауса, его руки были мирно сложены, глаза полуприкрыты, но под внешним спокойствием в его изощренном уме проносился настоящий рой мыслей. Никогда еще внешние помехи не казались ему столь значительными, никогда силы, восставшие против него, не были столь могущественными.

Первое известие, которое не давало покоя казначею, касалось назначения этого интригана, завладевшего королем, графа Бьюта, на должность министра вместо лорда Холдернесса, Этим был встревожен не один Фокс – беспокойство охватило весь двор при внезапном расширении полномочий шотландского дворянина и, следовательно, принцессы Августы Уэльской.

Мало того, за этим значительным событием последовали не менее важные слухи. Все, кто мало-мальски был известен при дворе, утверждали, что мать короля выбрала ему невесту, пятнадцатилетнюю принцессу Брунсвикскую, которая вскоре должна была прибыть в Англию. Это известие ужаснуло Фокса, но, когда он по своему обыкновению тактично и ловко начал расспросы, оказалось, что подобный слух безоснователен. Однако казначей не мог успокоиться. Разговоры о браке короля возникали постоянно, следовательно, когда-то должны были превратиться в реальные дела.

Открыв глаза, Фокс подвинул к себе лист бумаги, размашисто написал вверху «План новой битвы» и продолжал:

«1. Завтра отправиться ко двору и окончательно выяснить, был ли тот слух истинным или ложным.

2. Написать в Редлинк: узнать, когда можно ждать выздоровления Сары.

3. При встрече с Е.В. поговорить о Саре и проследить за его словами и выражением лица.

4. Раз и навсегда прекратить происки леди Джордж».

Записав все, это, Фокс вновь прикрыл глаза. Несмотря ни на что, все в стране знали о его искусстве политика. И если семья Фокса получит пощечину в таком важном вопросе, как брак короля, то по крайней мере не от желания самого Фокса обратить дело в свою пользу.

Через двадцать два часа Фокс почувствовал, что план битвы не лишен успеха. Прежде всего, несмотря на его самые точные прогнозы, для слуха о выбранной невесте-немке не было никаких оснований, кроме неприятного убеждения, что принцесса Августа что-то замышляет. Во-вторых, в письме Кэролайн, которая оставалась в Редлинк-Хаусе, чтобы ухаживать за Сарой, Фокс просил указать точную дату, когда Сара сможет вернуться в Лондон. В том же письме Фокс запрещал пускать к пациентке лорда Джорджа и его жену – в крайнем случае, им можно было разрешить встретиться только в присутствии Кэролайн. И наконец, он решил сегодня же побывать в Салоне, намеренно упомянуть в беседе о Саре и внимательно проследить за реакцией его величества.

В действительности все оказалось гораздо проще: король сам первым упомянул о Саре, таким образом давая казначею идеальную возможность привести замысел в действие.

– Добрый вечер, мистер Фокс. Рад вас видеть. Я как раз собирался узнать насчет леди Сары. Как идет се выздоровление? – Таким открытым был первый шаг.

«Отлично, – подумал политик. – Вот тут-то ты и попался». Поклонившись, он ответил:

– Она поправляется, ваше величество, и будет в Лондоне через две недели.

Несмотря на рискованность предположения, оно дало ощутимые результаты: чистое лицо короля порозовело, а глаза засияли ярче.

– Какая чудесная новость! Я не могу дождаться, когда увижу ее.

– Будем надеяться, что леди Сару не будет мучить боль, когда она вновь начнет ходить.

Георг заметно вздрогнул.

– Я молюсь, чтобы у нее все было в порядке. Знаете, мистер Фокс, я все еще считаю, что напрасно не отправил Хокинса лечить ее. В ее страданиях можно винить только меня.

Фокс позволил себе слегка улыбнуться:

– Не сомневайтесь, ваше величество, ее лечат достаточно хорошо. Леди Кэролайн сообщает мне, что леди Сара быстро поправляется и становится еще прелестнее, чем прежде.

Король положительно сиял от счастья:

– Как я рад этому! Когда, вы говорите, она возвращается?

– Думаю, к концу месяца.

– Великолепно! – произнес король, а Фокс, которому было достоверно известно, в какой момент лучше всего завершить разговор, откланялся и отошел.

«Он влюблен – могу поклясться собственной головой!» – бормотал он. Теперь главное, чтобы Сара поправилась побыстрее и все завертелось бы прежде, чем Бьют и его царственная любовница успеют все погубить.

К счастью, бедной пациентке сопутствовала удача. Молодая крепкая кость быстро срослась, и уже 22 мая трехмесячное пребывание Сары Леннокс в Сомерсете наконец подошло к концу. Она уехала из Редлинк-Хауса вместе с леди Кэролайн: они направлялись в Холленд-Хаус, предвкушая новые развлечения.

Генри Фокс обстоятельно обдумал, как и когда он должен вновь ввести свою родственницу в свет, и наконец решил, что посещение театра будет наилучшей возможностью для нее показаться на публике. Удостоверившись, что в тот вечер король обязательно будет в театре, политик позаботился, чтобы Сара, наряженная в самое лучшее пышное новое платье, оказалась в ложе прямо напротив королевской.

Как было заведено, король появился в ложе только за минуту до того, как подняли занавес, и все присутствующие в знак уважения встали. Георг с улыбкой оглянулся и тут, к величайшему торжеству Фокса, заметил Сару и сделал движение, как будто собирался перепрыгнуть барьер. Было бы преуменьшением сказать, что король пожирал ее глазами. Он положительно не сводил с Сары глаз, в то время как Сара, прирожденная кокетка, бросала робкие взгляды из-под опущенных ресниц и присела в маленьком реверансе в знак признания за внимание короля. Как раз в этот момент погасли лампы, король сел на место, и все присутствующие последовали его примеру.

Генри Фокс впоследствии размышлял, обратил ли его величество хоть раз внимание на сцену. Со своего удобного места казначей видел, что Георг не сводил глаз с Сары на протяжении всего вечера, и как только та поднимала голову, то замечала устремленные на нее в полумраке зала яркие голубые глаза короля. Если та еще хоть немного сомневалась в любви короля, то теперь была вынуждена отбросить всякие сомнения. Они были как будто отделены от остальных, обожание короля казалось Саре почти материальным. Он ни на кого не смотрел, никого не видел, кроме нее, и не заботился о том, как он выглядит.

Если бы у нее нашлась свободная минута, Сара Леннокс мысленно пожалела бы актеров, ведущих отчаянную борьбу за внимание зрителей, несмотря на то, что все бинокли и лорнеты были обращены на короля и прекрасную девушку в ложе напротив, а вовсе не на сцену. Более того, время от времени в зале раздавались изумленные восклицания, когда кому-нибудь удавалось заметить, как улыбается своей возлюбленной король. Да, вечер был необыкновенным во всех отношениях, и Сара, сердце которой билось с каждой секундой все сильнее, чувствовала, что не в состоянии дождаться следующего воскресенья и приглашения в Салон, когда у нее вновь будет шанс поговорить с королем, отстранившись от всего остального мира.

Пьеса подошла к концу, и зрители вновь встали, когда король покидал ложу. Он с достоинством поклонился всем, кто составил ему компанию на сегодняшний вечер, и, к ликованию Фокса, отдельно поклонился Саре.

– Ну, Сэл, что я тебе говорил? – повторял казначей, пока семейство рассаживалось в карете.

Сара не ответила. Казначей заметил, что она даже не слушает его, слишком погруженная в собственные мысли, чтобы заметить что-либо в окружающем мире.

– Было бы неплохо, если бы Сэл стала невестой короля! – произнес казначей поздно ночью, задувая свечи в спальне Кэролайн.

– Не знаю, – тихо ответила его жена в темноте, – Вряд ли из девушки с характером Сары получится хорошая королева,

– Ну, это ты зря. Как ты думаешь, король влюблен в нее?

– Разумеется, – решительно ответила Кэролайн. – На этот счет у меня нет ни малейших сомнений.

Слух о восторженном поведении его величества при виде красотки Леннокс в таком людном месте, как театр, облетел город за считанные часы. Те, кто не присутствовал в тот вечер в театре и не был свидетелем «события года», завидовали черной завистью тем счастливцам, кто видел это. Приглашения на следующий прием в Салоне внезапно превратились в драгоценные дары, и к наступлению воскресенья только самые старые или глухие не участвовали в общих возбужденных разговорах о предстоящем зрелище.

Сара весело щебетала все утро, несмотря на мучения под руками месье Клода, за которым срочно послали. Одновременно на ней подкалывали булавками новое платье, которое портной Кэролайн заканчивал буквально на самой Саре. Вся прислуга Холленд-Хауса, благодаря слухам, донесшимся из Лондона до Кенсингтона, смотрела на сестру леди Кэролайн с обожанием, как будто она уже была королевой.

– Прошу, Люси, перестань, – решительно заявила Сара, когда ее горничная чуть не упала перед ней на колени. – Это совсем не обязательно. Я пока что твоя хозяйка, и ничего больше.

– Но все говорят, что вы будете женой короля, миледи.

– Думаю, нам лучше подождать с этим до тех пор, пока его величество не сделает мне предложение.

И все же ей было трудно оставаться спокойной – особенно потому, что все ее чувства обратились от коварного Ньюбаттла к славному молодому королю, который так открыто восхищался ею. Гадая, удастся ли ей поговорить с Георгом наедине, девушка покинула Холленд-Хаус в тревожном и радостном возбуждении.

Слишком взволнованная, чтобы поддерживать беседу, Сара уставилась в окно кареты на Зеленую аллею, которая бежала рядом с полями. Девушка вспомнила, как однажды среди зимнего ландшафта блеснули волосы, показавшиеся яркой искрой на сером фоне, – когда неизвестная женщина смотрела вслед карете мистера Фокса. И теперь на секунду Саре показалось, что над Зеленой аллеей возвышается ряд необычно высоких, многоэтажных домов. Однако когда Сара зажмурилась, а потом быстро открыла глаза, оказалось, что она подверглась просто оптическому обману.

Во дворе Сент-Джеймсского дворца тянулась обычная вереница карет и обычная живая очередь людей, ожидающих возможности войти в зал. Сара воскресила в памяти свое первое посещение Салона в декабре 1759 года, когда старый король Георг II привел ее в сильное смущение, а принц Уэльский сжалился и пришел к ней на помощь. Две мысли поразили ее: во-первых, мысль о том, сколько всего случилось за восемнадцать месяцев, которые она прожила в Холленд-Хаусе, и, во-вторых, воспоминание о том, что принц Уэльский смотрел на нее с восхищением уже при первой встрече. Неужели это и есть любовь с первого взгляда, гадала она. Вероятно, очень скоро она узнает ответ.

Она сразу поняла, что его величество до последнего момента не был уверен в ее приезде, ибо увидев ее, он покраснел как мальчишка – Сара была очень польщена этим – и заспешил к ней с нетерпением и радостью на лице.

– Дорогая моя леди Сара, – воскликнул он, – как чудесно видеть вас вновь при дворе! Вы уже окончательно поправились после того досадного случая?

– Да, но нога еще немного скована, ваше величество, – боюсь, это испортит мой сегодняшний реверанс. – С этими словами Сара опустила глаза и поклонилась с несколько детской неловкостью.

– Позвольте помочь вам встать. – И его величество протянул ей руку, к удовольствию всех присутствующих, предвкушающих новые, удивительно интересные слухи.

Поднявшись с помощью короля и задержав руку в его руке дольше, чем требовалось, Сара смело поинтересовалась:

– Хорошо ли вы поживали в мое отсутствие? Лицо Георга на мгновение омрачилось:

– Пожалуй, да, хотя пришлось разбираться со множеством дел. Но теперь, с вашим возвращением, мне становится легче. Конечно, вы будете на балу в честь дня рождения?

– Еще не совсем окрепшая нога не даст мне возможности танцевать, но я обязательно побываю на балу.

– Леди Сара, – с удивлением прошептал его величество, – вы только посмотрите, за нами следят!

Оглядев устремившиеся на нее бесчисленные пары глаз, Сара прошептала в ответ:

– Вижу, ваше величество.

– Тогда давайте отойдем туда, где нас не будут подслушивать.

С этими словами король решительно взял Сару под руку, отвел к окну и усадил на кушетку. Живо вспоминая о том времени, когда они первый раз сидели рядом, Сара пожалела о том, сколько страданий она причинила ему тогда, когда не могла разглядеть короля в пылком рослом и элегантном юноше с искренними голубыми глазами, которые сейчас переполняла нежность.

Собравшись с духом, она произнесла:

– Я хочу принести вам извинения, ваше величество.

Ясные глаза затуманились:

– За что же, леди Сара?

– В последний раз, когда мы сидели здесь, я вела себя грубо и раздражительно. Правду сказать, я вообразила, что питаю чувства к известной особе, но, к счастью, недавно обнаружила, что ошибаюсь. Ваше величество, прошлый раз мы выбрали для разговора неудачное время, и я прошу у вас прощения.

– Я уже забыл об этом, – ответил король.

– Неужели, ваше величество?

– Я выбросил эти слова из головы, понимая, что они вырвались из уст леди Сары случайно, и продолжал восхищаться ею.

Его собеседница опустила ресницы, размышляя, было ли это смелое заявление признанием, но тут же испытала разочарование, когда Георг просто добавил:

– Если вы сможете танцевать во вторник, леди Сара, я прошу оставить первый танец за мной.

Она лукаво взглянула на него:

– Я всецело подчиняюсь вашим повелениям, ваше величество.

– Тогда я повелеваю, – ответил он и улыбнулся.

В Салоне царила странная тишина, когда любимица короля возвращалась к своей семье, а сам король – очевидно, из чувства долга, потому что постоянно оборачивался к ней, – направился к гостям. Фокс с удовлетворением заметил, что его родственница просто сияет от радости, как никогда прежде, и сообщил внезапно обеспокоившийся Кэролайн, что Сара наконец-то влюбилась в своего царственного обожателя.

Казначей был прав. Пока Люси разрушала творение месье Клода и расчесывала волосы Сары на ночь, та только вздыхала, но не проронила ни слова. Оставшись одна, она раскрыла дневник:

«Завтра же начну упражняться на клавикордах, которые он подарил мне и за которые я, как последняя дура, не смогла поблагодарить его, – писала она. – Неужели мое письмо не дошло? Неужели оно могло лопасть в руки лорда Бьюта? Меня пугает одно это имя, ибо он сам и его „дама“ постараются держать меня подальше от двора».

Внизу, в своем кабинете, казначей делал в своем дневнике более оптимистическую запись:

«В это воскресенье, как только он заметил ее в Салоне, чего, разумеется, не ожидал, тут же покраснел…»

«…и поспешно подошел к ней, – читала Сидония, сидя на диване в своей квартире, не в силах сдержать улыбку от радости разделенной любви, – … и говорил с ней долго и приветливо. А во вторник на балу он не смотрел ни на кого, кроме нее, и почти них кем не разговаривал».

— Милый Георг! – воскликнула Сидония, откладывая в сторону библиотечный экземпляр книги «Жизнь и письма леди Сары Леннокс». – Если бы только все вышло по-другому! Если бы я могла помочь тебе! Кто знает, чего бы ты мог достигнуть, если бы с тобой рядом оказалась Сара!

Она вновь взяла книгу и продолжила чтение, улыбаясь тому, как был запечатлен первый бал короля с точки зрения Фокса, явно одаренного живым воображением.

С первого взгляда становилось ясно, что он изо всех сил потрудился над своим туалетом. Тем, кто считал его лишенным тщеславия, всего лишь туповатым скучным парнем, показалось, что король Георг III проделал труд целой жизни. Облаченный в темно-голубой бархатный камзол и панталоны, затейливо расшитые золотым и серебряным цветочным орнаментом, в великолепном жилете из атласа цвета слоновой кости и сливочного оттенка чулках, молодой человек внимательно осматривал себя в зеркало, пока камердинер укреплял на его плече голубую ленту-перевязь, украшенную бриллиантами. Сегодня принцу казалось, что он выглядит почти как сказочный герой, принц из книги волшебных сказок, который стремится встретиться с прекрасной принцессой.

Но при этом слове Георг нахмурился, вспомнив о бесконечном списке немецких принцесс-дурнушек, который мать подсовывала ему как раз тогда, когда он мечтал всю жизнь провести с Сарой, делить с ней престол и ложе. Однако как объяснить своей настойчивой родительнице и ее решительному приятелю, лорду Бьюту, что он желает жениться на англичанке, более того – англичанке из рода Стюартов, король просто не знал. Он боялся затевать скандал и отгонял от себя даже саму мысль об этом.

Сегодня его величество, которого обычно не заботила собственная внешность, сверкал не только бриллиантовой звездой. Он надел несколько перстней своего деда и даже прицепил к одежде блестящую рубиновую камею, некогда принадлежащую Фредерику, принцу Уэльскому – бедному Фрицу, который умер, так и не вкусив власти.

– Вы великолепно выглядите, ваше величество, – заметил его камердинер. – Осмелюсь заметить, все лучшие дамы Англии буду смотреть только на вас.

При обычных обстоятельствах камердинер не посмел бы даже заикнуться об этом, но сейчас дворец переполнился слухами о том, что на балу будет леди Сара Леннокс и его величество должен будет наконец сделать решительный шаг.

– Думаешь? – живо переспросил Георг, как будто он был самым обычным беспокойным юношей.

– Сегодня, ваше величество, вы похожи на Принца Очарование, вновь вернувшегося к жизни, – ответил слуга, и с этими утешительными словами король направился встречать гостей.

Последние несколько недель предпринимались все возможные усилия, чтобы бал в честь дня рождения, первый после восшествия его величества на престол, затмил все предшествующие балы. С точки зрения дворцовой прислуги, приготовления были грандиозными. В галерее усадили два оркестра, скрытые за декорацией, расписанной под цвет неба с облаками, мозаичный паркет в зале напоминал траву. Ужин после бала не поддавался никакому описанию – по заявлению Горация Уолпола, он был великолепным повторением роскоши Гарун-аль-Рашида и «Тысячи и одной ночи».

Для такого романтического события Сара выбрала в одежде сочетание белого и алого цветов, и единственным контрастным всплеском стали волны ее смоляных волос, украшенных свежими розовыми бутонами, аромат которых наполнял воздух вокруг нее. Бальное платье Сары было сшито их белоснежного атласа, его юбку украшали алые бутоны роз, в глубине каждого из них блестел крохотный бриллиант. Рукава модного фасона и вырез платья были расшиты узором из алых листьев. Весь ансамбль производил поразительное впечатление, и Уолпол, увидев, как Сара входит в зал, впоследствии писал: «Леди Сара – девятая статуя; если можно так выразиться, эти белоснежный и алый цвета создавали впечатление, что она сотворена из жемчуга и рубинов».

Робкая леди Сьюзен, специально по случаю бала прибывшая из Сомерсета, оказалась совершенно в тени, но ни на йоту не пожалела об этом. Она чувствовала себя премьер-министром, советницей короля, особой, с которой он впервые заговорил о своих чувствах к Саре. Племянницу Фокса окружали на балу откровенные взгляды и вздохи, она купалась в лучах славы своей лучшей подруги.

Фокс и леди Кэролайн вошли в зал первыми, как следовало по их положению, но никоим образом не попытались привлечь к себе внимание. Фокс был одет в черный костюм, обшитый кружевом и серебряной нитью, а Кэролайн выбрала платье цвета старого кларета, которое прекрасно сочеталось с нарядом ее сестры, но ничуть не затеняло его цвета. Даже самым завистливым зрителям – а в зале сейчас присутствовало немало таких – пришлось признать, что семья Фокса затмила всех присутствующих и что леди Сара, несомненно, самая прекрасная девушка Лондона, если не всего королевства.

Вечер был устроен так, чтобы предоставить все возможные удобства гостям: позолоченные кресла были расставлены вдоль стен – для пожилых гостей и танцоров, желающих отдохнуть в антрактах, сам король помещался в кресле слева от длинной банкетки. Все моментально заметили, что место рядом с его креслом было заранее оставлено для леди Сары Леннокс.

С самого начала, как только завершились формальности приема гостей, стало ясно, что сегодня его величество не потерпит никаких притязаний на свою персону, а сам намерен отдать все внимание радостям ухаживания и не задумываться о том, как он при этом будет выглядеть. Действительно, лишь только заиграла музыка, король очутился рядом с Сарой.

– Вы обещали мне этот танец, если ваша нога достаточно окрепнет, миледи. Ну, скажите, окрепла ли она?

– Моя нога и я сама подчиняемся королевским повелениям, – смело ответила Сара и повернулась, чтобы встать в пару.

У многих из присутствующих приподнялись брови, кто-то прошептал: «Лорд Бьют!» Мистер Фокс довольно потирал руки, в то время как под светом свечей вспыхивали стекла одновременно поднятых сотен лорнетов.

Не замечая, что творится вокруг, король вывел свою даму на середину зала и без предисловий сказал:

– Я никогда еще не видел вас более красивой. Сегодня вы королева сердец, леди Сара.

– Тогда, ваше величество, вы должны быть королем – для пары, – улыбнулась девушка.

– Пока я смотрю в ваши глаза, для меня ничто другое не имеет значения, – отчетливо выговорил Георг, не задумываясь о том, что его могут услышать.

Неизвестно отчего – то ли от ее недавней болезни, темпа танца, чувств, возникших между ней и высоким юношей, крепко сжимающим ее, – но сердце Сары было готово выскочить из груди.

– Я говорю правду, – еле слышно повторяла она, затем решила рискнуть и не думать о последствиях, – и всегда буду откровенна с вами…

Его величество не ответил, он просто сжал пальцы Сары и продолжал сжимать их до тех пор, пока не отвел ее на место близ королевского кресла.

– Мадам, вы позволите приглашать вас на все танцы? – прошептал он, когда Сара опустилась на место.

– Ваше величество, врач велел мне быть осторожной. Думаю, мне надо немного отдохнуть.

– Если вы будете отдыхать, то и я тоже, – решительно ответил Георг и занял место рядом с ней.

Обмахиваясь веером, Сара чувствовала, что стала центром всеобщего внимания, и едва могла поверить тому, что случилось потом. Без всякого стеснения, не задумываясь о том, как выглядит его поступок, Георг перенес свое кресло поближе к банкетке, склонился над Сарой и начал смотреть ей прямо в глаза, не говоря ни слова. Сара густо покраснела и опустила ресницы.