Текст книги "Узловые точки русской истории"

Евразийский взгляд на татарское иго

Коренному пересмотру подвергли период татарского ига евразийцы. Сразу оговоримся, что нынешние евразийцы (из партии А. Дугина) довольно сильно отличаются от первых евразийцев 1920-х годов и от «последнего евразийца» проф. Л.Н.Гумилева. И, тем не менее, можно говорить об общем их подходе к истории.

Первые евразийцы писали под впечатлением крушения Российской империи и поражения в гражданской войне белых сил. Попытавшись понять победу большевиков, они высказали много здравых суждений по поводу тлетворного западного влияния на Россию и ее отхода от своего исторического пути. При этом они, увлекшись обличением России, оправдали большевиков, приписав им миссию по охранению России от влияния Запада, от расчленения ее на части и восстановлению евразийской империи. Свою задачу первые евразийцы увидели в том, чтобы, отказавшись от конфронтации с большевиками, «просвещать» их в государственном отношении, помогать им строить «новую Евразию», избавляясь от интернационализма и атеизма. Евразийцы надеялись на самопроизвольную эволюцию советского режима в евразийский в рамках того же государства.

Нет нужды повторять, что в своих мечтаниях евразийцы обманулись. Советские спецслужбы использовали их для раскола и разложения русской эмиграции, а возвратившихся в СССР представителей этого направления, отправили в лагеря.

Из такого мечтательного взгляда на современную им действительность, евразийцы делали проекцию на русскую историю, на период татарского ига. Он предстал перед ними, не как период порабощения Руси монголами, а как период «симбиоза Руси с Ордой», строительства «евразийской империи чингизидов», преемницей которой потом стала Российская империя. Уже из того, что евразийцы ошибались по поводу настоящего (советской империи), можно заключить, что их схема и относительно прошлого тоже была не безупречна. Так оно и получилось.

Евразийцы утверждали, что татарское иго, изолировав Восточную Русь от Запада, избавило Россию от еретических соблазнов латинства и гуманизма. Затем они подчеркивали, что империя чингизидов была веротерпимой, потому допускала свободу исповедания и для православных подданных. Отсюда, они делали вывод, что власть Орды была благом для Руси, сохраняя ее от главного врага – Запада. Но и эти положения, во многом верные, нуждаются в серьезных оговорках. Всякие схемы довольно условно отражают реальную историю, которая по выражению К.Н.Леонтьева являет собою «цветущую сложность».

Терпимость к разным верам в империи монголов действительно была, что отражено в своде законов (изречений) «Ясе» Чингиз-хана. Но как уже отмечалось выше, эта империя не была правовым государством, подобным например Римской империи. В ней не было механизмов по поддержанию законности, не было развито правосознание в людях. Поэтому «Яса» Чингиз-хана была скорее цитатником, подобным китайским цитатникам Мао Дзе Дуна, чем действующим законодательством. Реальная история свидетельствует, что и при завоеваниях, и потом при карательных набегах монголы всегда грабили и оскверняли православные храмы, избивали укрывающееся в них население, а заодно и духовенство. Действительно ханы даровали ярлыки русскому митрополиту на право владения церковью имуществ, земель и об избавлении их от дани. Правда, эти ярлыки не спасали церковные земли от грабежа отдельных татарских отрядов. Но имущественные права церкви и состояние самой веры в народе – вещи довольно разные. Наше время особенно наглядно показывает, как можно убивать подлинную веру в народе, даровав церковной верхушке и церковной системе самые широкие права.

При ханах-язычниках веротерпимость, хотя и относительная, действовала. Но в 1312 году власть в Орде захватил мусульманин хан Узбек, перерезавший семнадцать своих братьев. Хан Узбек принуждал к принятию ислама всех татар, язычников и христиан-несториан, убил несколько тысяч непокорных. Многие татары тогда бежали на Русь и поступали на службу к русским князьям, принимая крещение. Это событие пришлось как раз на время княжения князя Михаила Тверского. До этого была какая-то надежда на обращение в христианство Орды и создание на основе общей веры некоего «симбиоза» Руси и Орды, могущего действительно впоследствии перерасти в «евразийскую империю». Принятие ханом ислама окончательно похоронило эти надежды. Какое-то время для русских подданных еще продолжала действовать прежняя веротерпимость. Но уже было ясно, что это временное положение, переходный период. По завершении исламизации самой Орды, должна была настать, рано или поздно, очередь Руси, ее принудительная исламизация, как это было уже во всех странах, завоеванных мусульманами.

Весьма относительно утверждение, что татарское иго оградило Русь от завоевания Запада. Скорее можно говорить о разделе Руси между Западом и Ордой. Татарское иго, сокрушив русские силы, способствовало захвату Галиции и Волыни Польшей, а других областей Западной Руси – Литвой. Уже с самого нашествия Батыя римские папы пытались договориться с монголами за счет Руси, о чем свидетельствует миссия к монголам папского легата Плано Карпини. Согласованно с монголами теснили Русь и крестоносцы в Прибалтике. В дальнейшем контакты Запада с Ордой не исчезали, поддерживались они главным образом через генуэзцев, имевших свои торговые колонии в Крыму, через который и шла основная работорговля. Немало русских пленников оказалось рабами на генуэзских галерах. Весьма показательным было участие итальянских кондотьеров-наемников в составе войска Мамая в Куликовской битве. И в дальнейшей нашей истории России почти всегда приходилось воевать одновременно на два фронта: на западном, – латинском (или протестантском), и на восточном (южном), – исламском.

Очень спорным выглядит утверждение об ограждении Руси татарским игом от соблазнов латинства и гуманизма. Всякие умственные соблазны требуют от Церкви защиты своей веры, а не ухода в молчание и в изоляцию. Пассивная оборона всегда обречена на поражение. Для ответа на вызовы еретического Запада требовалась школа и книжность, знание своей веры, знание наследия отцов и учителей Церкви. Но татарский погром и последующие набеги свели до полного минимума не только образование, но и элементарную грамотность. Если в домонгольской Руси грамотность среди городского населения была довольно распространена, а в Новгороде, как свидетельствуют берестяные грамоты, даже женщины были грамотными, то под татарами просто грамотных людей осталось очень мало. Церковный собор 1274 года во Владимире свидетельствовал, что даже во священство людей, которые хотя бы могли «брести по книгам» (т. е. кое-как читать по складам) найти было нелегко. Татарское нашествие уничтожило огромные библиотеки, множество рукописей, почти срезало тонкий слой образованных русских людей. Если в домонгольской Руси многие князья знали по нескольку иностранных языков, в т. ч. и латынь, и греческий (например, князь Всеволод, отец Владимира Мономаха, знал пять языков), то после татарского нашествия такие почти не встречаются. Бесшкольность и малообразованность будет потом одним из бедствий Московской Руси, – и в значительной степени оно явилось последствием татарского ига. Плохо вооруженная в плане образования тогдашняя Русь как раз и не могла дать достойного ответа на соблазны латинства и гуманизма. Так, что и здесь татарское иго принесло скорее вред, чем пользу.

О татарском иге при сравнении его с властью латинского Запада можно говорить только в категориях «выбора из двух зол меньшего». Подобный выбор стоял в XIV веке и в Византии, и в Сербии. В Византии, от которой остались жалкие остатки былой империи, шли жаркие споры, какую власть предпочесть: римского папы или турецкого султана. К подчинению папе склонялись византийские гуманисты и большинство чиновников императорского двора, к подчинению султану склонялись монахи-исихасты, в том числе и св. Григорий Палама. Следует подчеркнуть, что и те, и другие выбирали именно «наименьшее», по их мнению, зло, а не добро, рассматривали этот шаг, как вынужденную, временную меру. История показала, что эта дилемма «латиняне или турки», была ложной, и те, и другие ликвидировали православие, просто разными методами. Под турками православие умалилось до предела, огромные области, прежде христианские (Малая Азия, Сирия, Египет, Палестина, Африка) стали мусульманскими. Поэтому ни о каком «симбиозе» православия с исламом говорить в те времена не приходится.

Для современных евразийцев ни христианская религия, ни русская нация не являются самостоятельными ценностями. Главная ценность для них некая абстрактная «евразийская цивилизация» и континентальная империя, противостоящая западной цивилизации и приморской глобальной империи. Религиозная основа нынешнего евразийства – религиозный синкретизм с сильной примесью оккультизма. Планируемая евразийцами империя с таким же успехом может стать плацдармом будущего антихриста, как и глобальная западная империя, которой они, якобы, противостоят. Показательно, что идеи евразийства распространяются в основном не среди мусульманских народов, а среди русских, для полного разложения их религиозного и национального сознания. Поэтому вред от современных евразийцев для русского национального движения еще больше, чем от евразийцев первых.

Ни одна болезнь не укрепляет организм, а ослабляет, и тем самым открывает доступ и другой болезни. И любое иноплеменное и иноверное иго не защищает порабощенный народ, а ослабляет национальный организм, и может подготовить его к новому порабощению. Так, например, коммунистическое иго не только не защитило русский народ от порабощения его либеральным Западом – как казалось первым евразийцам, но наоборот, максимально ослабило наш народ во всех отношениях и передало его в подчинение этого самого Запада.

Две линии в русской политике

Главным врагом князя Михаила Ярославина оказался, однако не чужой хан Узбек, а свой двоюродный племянник Юрий Данилович Московский, старший сын его двоюродного брата Даниила Московского (по старому называемый «сыновец»). Драматическая история борьбы этих князей во многом напоминает сюжет одной из драм Шекспира в его исторической серии от «Ричарда II» до «Ричарда III» (конец XIV – конец XV века), почему не случайно взята Д. Балашовым за основу романа «Великий стол». Это был не просто спор двух князей за великий стол Владимирского великого княжения, и не только соперничество двух центров объединения Северо-Восточной Руси – Твери и Москвы, и не только борьба двух политических «ориентаций» – пролитовской и про-татарской. Все эти стороны выдвинутся вперед позднее, полвека был вопрос о средствах, используемых в деле национального объединения – какие из них допустимы? Вставал вопрос и о национальных лидерах, – какого типа деятелю отдать предпочтение?

И здесь князь Михаил Тверской является во всем антиподом князю Юрию Московскому. Самую борьбу за великий стол начал не он, а Юрий. Михаил Ярославич имел право на этот стол по древнему обычаю («лествичному праву»), как старший сын своего отца Ярослава Ярославина, бывшего великим князем после своего брата Александра Ярославина Невского. Почти все князья и «вся земля» признали права кн. Михаила. Хан Тохта утвердил его своим ярлыком и митрополит Максим венчал его на великое княжение Владимирское. Князь Юрий, вступая в борьбу с дядей, вел явно беззаконное и неправое дело.

Власть не являлась главной целью князя Михаила, но только средством служения Богу и своему Отечеству. Когда спустя несколько лет он понял, что обстановка изменилась не в его пользу, и большинство князей, и новый митрополит Петр уже не поддерживают его, а продолжение борьбы только приносит разорение Руси, – он добровольно отказался от великого княжения Владимирского в пользу Юрия. Пытаясь усовестить племянника, он посылал ему посольство, заклиная его именем Христовым и Русской землей прекратить ковать крамолу.

Признавая в свое время и военный способ разрешения конфликта, когда нет другого, князь Михаил всегда лично предводительствовал воинами и сражался в первом ряду. Так было и в боях с войсками Юрия, и с мятежными Новгородцами. В последней славной битве под селом Бортеневым, где он разбил Московско-татарское войско, все доспехи на нем были иссечены. Войне с родственниками он, однако, всегда предпочитал честные переговоры. Не признавал он одного: тайной дипломатии, закулисного сговора, интриг и предательства. Как рыцарь, он признавал одно из двух: или честно мириться, или честно драться. Такой прямой, честный лидер мог иметь успех только в случае всенародной поддержки, а при ее отсутствии он был обречен на неудачу.

Князь Юрий, по смягченному выражению И.М. Карамзина, был «в высшей степени не рыцарь». Он был совершенно не похож на своего отца, святого князя Даниила, благочестивого, кроткого и миролюбивого. Юрий был хитрый и расчетливый политик, крайне циничный и вероломный, совершенно неразборчивый в средствах, когда можно – наглый, когда нельзя – осторожный и сдержанный. В самом начале своего княжения он тайно убил захваченного в плен и томящегося в тюрьме рязанского князя Константина. Убил он и боярина, посланного князем Михаилом с увещанием к примирению. Неустанно работая над созданием большой коалиции против Тверского князя, Юрий умело импонировал и другим князьям, и большим новгородцам, и татарским чиновникам. Одних подкупал деньгами, других обещаниями. Несколько лет он прожил в Орде и настолько вошел в доверие к хану Узбеку, что тот выдал за него замуж свою сестру Кончаку (в крещении Агафью). В борьбе с дядей он приводил на Русь татарские отряды, и ронял авторитет великокняжеской власти, расширял новгородские вольности и привлекал себе на помощь бесчестных и продажных людей. Для суда и расправы над князем Михаилом он собрал многих лжесвидетелей и палачей. Эти слуги Юрия и клеветали на Тверского князя, и убили его перед татарами, и разграбили потом его имущество. Вообще, князь Юрий Московский, наряду со Святополком Окаянным и некоторыми другими является одной из самых черных фигур русской истории.

Не очень понятным является сотрудничество такого человека с митрополитом Петром. Известно, что Юрий Московский удачно воспользовался обстоятельствами церковной смуты, возникшей из-за доноса тверского епископа Андрея на митрополита Петра. Епископ Андрей родом из литовских князей Гердсней, позавидовал святителю Петру и обвинил его перед Константинопольским патриархом в симонии (продаже церковных должностей). Для разбирательства прибыл экзарх патриарха и был собран поместный собор в Переславле-Залесском. Князь Михаил не одобрял своего епископа и устранился от участия в церковных делах. Зато Юрий активно поддержал митрополита Петра и заслужил его благодарность. Собор оправдал митрополита и уволил тверского епископа на покой. Верно встав на сторону победителя, Юрий до конца жизни сохранял союз с митрополитом Петром, в то время как князь Михаил такой союз утратил. Это еще один пример, насколько условной является личная связь государя с предстоятелем Церкви, сколь от многих случайностей в политике она зависит.

Борьба князя Юрия с князем Михаилом длилась с перерывом почти 15 лет. Как и надеялся Юрий, решило эту борьбу слово хана в его пользу. Но и от Русской земли, от поддержки ее ведущего слоя зависело не мало. И этот слой в основной массе князя Михаила не поддержал, а или встал на сторону Юрия, или предпочел и отсидеться. При этом речь шла не столько даже о военной поддержке, сколько о помощи на ханском суде для спасения жизни князя Михаила. И такой помощи оказано не было. Только свое Тверское княжество болело за своего князя, остальные отмолчались. Здесь проявилось и отсутствие в то время единого национального сознания и отсутствие ощущения общности бед и скорбей русских людей. Проявилась и пресловутая «рабская психология», сложившаяся при татарах: «другого бьют – моя хата с краю».

Очевидно, что в лице благоверного князя Михаила Тверского был воздвигнут в то время от Бога святой и национальный герой, который в случае народной поддержки мог бы стать и национальным вождем. Этого, однако, не произошло. На Руси еще не созрело поколение людей, которые могли пойти за таким вождем. Должна была настать эпоха пред. Сергия Радонежского, обратившая людей к покаянию, возвышавшая их горе, к небу, к высшим ценностям, от серого прозябания и рабского выживания любой ценой. И потому князю Михаилу суждено было закончить свой путь страстотерпцем, а не ратным героем.

Итак, князь Михаил оказался политически проигравшим, а князь Юрий выиграл. Что дала Руси победа князя Юрия? – Практически ничего. Вскоре после уничтожения своего главного соперника, Юрий был лишен великого княжения тем же ханом. Гнушаясь предателем и не доверяя ему, Узбек передал ярлык на княжение старшему сыну убитого, князю Дмитрию Михайловичу. Злое дело, ставшее делом почти всей жизни Юрия, кончилось ничем. А вскоре и сам он был убит в Орде сыном замученного князя Михаила Дмитрием. Москва так и не получила ярлыка на великое княжение, а нравственный авторитет ее был подорван.

Ивану Калите, младшему брату Юрия, пришлось начинать все с начала. Первое с чего он начал – это добился у хана смертного приговора для своего соперника, тверского князя Дмитрия Михайловича. Хан казнил Дмитрия за убийство Юрия, продержав его десять месяцев в тюрьме, но ярлык на великое княжение отдал все-таки не Калите, а брату казненного тверского князя Александру Михайловичу. Четырнадцать лет Калита боролся за великое княжение с тверским князем. Он утвердил его за собою, только добившись смерти Александра Михайловича и его сына Феодора, которых казнил в Орде тот же Узбек по доносу Ивана Калиты. Сам Калита через год после этого тоже умер. Политическая линия князя Юрия была продолжена его братом, а страстотерпческая линия князя Михаила – его сыновьями и внуком.

Считается, что Иван Калита своей политикой способствовал объединению Руси. Об этом можно говорить лишь очень условно, с серьезными оговорками. Погубив доносами тверских князей, Калита реально надолго разъединил Тверь с Москвою, и затруднил объединение Руси. Все-таки предательски пролитая братская кровь не объединяет, а разъединяет. Нравственный авторитет Московских князей Юрий и Иван не подняли, а уронили. Добившись у хана права собирать дань, Иван Калита избавил большую часть Руси от татарских баскаков. Но, облегчая жизнь подданным своего Московского княжества, он беспощадно собирал дань с других областей. Так, например, был разорен московскими сборщиками дани родитель прей. Сергия, ростовский боярин Кирилл вместе со своими земляками. Калите пришлось участвовать со своим войском и в карательной экспедиции татар против Тверского княжества зимой 1327-28 года, когда погибли и были угнаны в плен тысячи людей.

Возвышению авторитета Москвы способствовали ее святые: святители московские Петр и Алексей, и преподобный Сергий с плеядой своих учеников. Именно святость и нравственная высота, особенно же дары Святого Духа, привлекают к себе людей. Подлость и предательство ни у кого не вызывает симпатии. Те же татары-мусульмане, хотя и не любили и опасались князя Михаила и его сыновей, но уважали их, как людей прямых, честных и храбрых. А таких как князь Юрий, используя в своих целях, тем не менее, презирали. Московских святых, таких как, например, митрополит Алексий, татары уважали и почитали, несмотря на разность религий.

Окончательно авторитет Москвы подняла Куликовская битва (1380), а еще ранее походы кн. Димитрия Донского на Казань (1376) и битва на реке Воже (1378). Высоко поднятое знамя борьбы за веру и национальную независимость, жертвы, принесенные во имя общерусского дела – вот что привлекло к Москве сердца лучших русских людей. Совместно пролитая кровь на Куликовом поле скрепила союз отдельных русских областей в начавшее складываться единое русское государство. Великий князь

Дмитрий Иванович Донской, хотя по плоти и приходился внуком Ивана Калиты, но по духу и по направлению своей политики был ближе к благоверному князю Михаилу Тверскому, чем к своему деду. Он смог стать национальным вождем на том этапе, получив народную поддержку.

«Непротивление» или «сопротивление»?

Для нашего времени, для всей этой истории дается простой и ясный урок. Прямой путь в борьбе за русское дело, за веру, за национальную государственность и христианские ценности, путь, получающий благословение Божие – это, прежде всего, путь духовно-нравственного возрождения и жертвенного служения. Это путь, начатый благоверным князем Михаилом, продолженный преподобным Сергием и князем Дмитрием Донским. Путь нравственной чистоты и жертвы – путь белой борьбы. Проф. И.А. Ильин совершенно справедливо усматривал основание традиции белого движения в тех русских подвижниках, которые в тяжелое безгосударное время, сначала татарского ига, затем первой смуты поднимались за веру и Отечество и шли именно этим путем, служа Богу и Отечеству «честно и грозно». Этим родоначальники белого дела отличались от «воров и хороняк» (по выражению Ильина), людей нечестных и нечистых, мелких душой, людей корысти и расчета, неспособных к жертвенному служению и подвигу, но всегда готовых к предательству.

Заметим, что такие люди, подобные князю Юрию Московскому, могли быть тоже верующими, церковными благотворителями, умевшими налаживать хорошие отношения с предстоятелями Церкви. И это не меняло их внутренней сущности.

Тот же святой князь дает нам ответ и на вопрос: что делать русскому человеку? Все-таки «непротивление или сопротивление»? Христианское сопротивление начинается всегда на духовном и нравственном уровне. Христианин, который живет не как большинство безбожных, не растворяется в окружающей среде – уже сопротивляется. Заключенный христианин, который и в лагере, не «ломается», не превращается в «лагерную пыль» – достойно сопротивляется. Благоверный князь Михаил сопротивлялся тем, что и на свободе и в оковах сохранил высокое духовное настроение, не превратился в раба, не допустил из-за страха смерти никакого недостойного поступка. При благоприятных условиях он выступал и на вещественную брань. Для него действительно, по словам проф. И.Ильина, молитва была мечом, а меч его освящался молитвой. О соотношении непротивления и сопротивления тот же проф. Ильин написал отдельную книгу «О сопротивлении злу силой», в которой обобщил опыт всех белых русских борцов со злом. И в этом ряду русских белых борцов одно из первых мест достойно принадлежит благоверному князю Михаилу Тверскому.

2004 г