Текст книги "Найти то..."

Что-то слишком часто мне стало доставаться в последнее время; боюсь, как бы это не вошло в привычку. Не пойму только, с какой стати я начал, как магнит, притягивать к себе неприятности? Наверное, – карма, как сказал бы один мой знакомый экстрасенс.

Не знаю, откуда у меня взялись силы, чтобы немного повернуть голову, но после трех напрасных попыток я это сделал. Денис стоял неестественно спокойно и смотрел мне прямо в глаза. "Без глупостей!", – прошептали мои губы, и он, кажется, понял. По крайне мере, согласно кивнул. Что-то неуловимо изменилось в нем, я смотрел и не узнавал своего сына. Вместо двенадцатилетнего оболтуса на мраморных ступенях стоял мужчина, и было совсем не важно, что он едва доставал макушкой Сорокину до подбородка. А еще я подумал, что зря беспокоился насчет переходного возраста. Такого периода просто не будет в его жизни, потому что сегодня мой сын в одночасье стал взрослым. Не дай бог никому такого скоростного взросления!

– Ну, что ж, Игорь Владимирович, погостили вы у меня, пора и честь знать.

Сорокин склонился надо мной, и в ноздри ударил горьковатый запах французского одеколона. Желудок отреагировал мгновенно: тошнота скрутила меня, заставив упереться лбом в собственные колени. Н-да, не ожидал от себя такой реакции… Ну, как беременная баба, ей богу! Я закрыл глаза, чтобы не видеть, улыбающейся сорокинской физиономии, но запах преследовал, заставляя отбитые внутренности скручиваться морским узлом. Да когда же это кончится? Оказалось, что очень скоро…

– Палыч, довези нашего гостя до ворот, а то он так надрался, что даже на ногах не стоит. Но только до ворот. Понял?

– Понял-понял, Дмитрий Александрович. Доставим с ветерком.

Я почувствовал, что мои запястья захлестнула петля стального троса. Вот значит, как тут провожают дорогих гостей. Па-ба-ба-бам.

После того, как, взревев двигателем, транспортное средство народного избранника на приличной скорости двинулось к воротам, волоча меня за собой на манер детской машинки, я был занят только тем, что пытался удерживать голову, ставшей от чего-то очень тяжелой, от соприкосновения с желтыми кирпичами дороги. Хорошо, что это не асфальт, и сила трения лишь слегка потрепала джинсы. С рубашкой правда дело обстояло куда хуже, придется новую покупать.

Вот и ворота. Осталось чуть-чуть потерпеть и – все… Но мстительный Палыч, опять ослушался своего босса и еще метров сто протащил меня по шоссе, правда, в нужном мне направлении. Выйдя из машины, почетный эскорт пинками откатил мое полубесчувственное тело на обочину дороги, и, быстро погрузившись обратно в машину, обдал меня на прощанье бензиновым выхлопом. Неужели все кончилось? Хренушки. Мне еще предстоит добраться до Ирины, которая, наверное, уже с ума сходит от страха.

Не помню, сколько я пролежал, собираясь с силами. Как только боль немного отпустила, и мне, наконец, удалось подняться, я очень медленно побрел по шоссе, шатаясь из стороны в стороны, как отметивший Восьмое марта примерный муж. Каждый шаг отзывался в животе тошнотворной волной, и у меня возникло опасение, что снова могу отключиться. И все-таки я дошел. Правда, преодолеть последние метры мне помогли, потому что, увидев мою раскачивающуюся фигуру, Ирэн выбежала навстречу и буквально дотащила меня до машины.

Я сидел на переднем сидении и, откинувшись на обтянутую натуральной кожей спинку, постепенно приходил в себя. Рядом, опустив голову на руль, рыдала Ирина. Изредка она поднимала на меня полные слез глаза, пыталась что-то сказать, сквозь душившие ее рыдания, и каждый раз осекалась на полуслове. Что касается меня, то я также не был расположен к разговорам. Хотелось только одного: чтобы меня оставили в покое. Хотя бы на время.

В сущности, если не шевелиться, то чувствовал я себя вполне терпимо. До той поры пока Ирэн не взяла себя в руки и не нажала на педаль газа. Несмотря на то, что "Ауди" не "Жигули" и не подскакивает на любой кочке как припадочный кузнечик, даже ее равномерное покачивание заставляло меня до ломоты сжимать зубы.

Весь недальний путь, до города мы молчали. И лишь когда Ирина притормозила на одной из центральных улиц, я сумел выдавить:

– Мы где?

– Возле дежурной аптеки. Нужно кое-что купить для тебя.

Прежде чем оставить меня наедине с болью и похоронным настроением, она придвинулась, быстро поцеловав мою здоровую щеку. И я вдруг уловил до боли знакомый запах, или, скорее, намек на запах. Но этот намек заставил мое тело содрогнулся. Тошнота снова подступила к горлу, пришлось приложить немало усилий, чтобы затолкать ее обратно. Ирина уже входила в двери аптеки, когда до меня, наконец, дошло, какой именно запах вызвал во мне такую реакцию. Что-то оборвалось внутри и я, повинуясь внутреннему голосу, открыл бардачок, а потом, чуть помедлив, извлек из него сотовый телефон. Немного провозившись, мне удалось активировать функцию повторного звонка. Сейчас. Сейчас в моих руках будет последний фрагмент мозаики, которая в одно мгновенье сложилась в сознании. Оборони царица небесная…

– Алло, – услышал я в трубке голос, который при всем желании не мог не узнать, – Это ты, Ириска? Теперь сумела дозвониться? Связь в порядке? Вот и славно… Ну, как там наш подопечный? Лапками еще дрыгает? Ты уж извини меня, старика, но любовник из него сегодня будет никудышный. Честно говоря, мне стоило большого труда сдержаться и не повредить ему то, что тебе так дорого. Что ты молчишь? Думаешь, я ревную? Ничуть. Я этому пороку не подвержен. Скоро все закончится, и мы опять будем только вдвоем, а господин Семенов вернется к своей жене, если, конечно, останется жив. Так что не слишком им увлекайся, а то я твою натуру знаю. Почему ты молчишь? Алло… Алло!

Мой палец автоматически нажал на кнопку, прерывая разговор. Вот, значит, как… Теперь все встало на свои места: и ее непонятное появление на железнодорожных путях, и страстная жажда быть в курсе всех событий, и даже наши отношения. Ночная кукушка дневную перекукует… Это она позвонила Сорокину и предупредила, что в его особняк пожаловал незваный гость. Это она, введенная в заблуждение моей ложью, сообщила, что память вернулась ко мне, а потом, выяснив правду, проинформировала Сорокина об ошибке. Это она рассказала тому, чей халат я одевал в ее доме, что пистолет заряжен не пулями. Это она… Она… Господи, как больно! Не телу, тело уже привыкло. А вот душа, наверное, не привыкнет никогда.

Я даже не заметил, как она села в машину. Только хлопнувшая дверь, вернула меня в мир действительности. Ирина деловито укладывала какие-то свертки на заднее сидение, бормоча в мою сторону жизнеутверждающие фразы. А потом, озадаченная моим тяжелым молчанием, взглянула мне в глаза. Не знаю, что она увидела там, но "обычная женская чувствительность" и на этот раз не подвела свою хозяйку. Когда же она увидела в моих руках сотовый…

– Игорь… – ее голос сорвался, и Ирине пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем продолжить фразу, – Ты догадался, верно? Я…

– Отвези меня домой.

– Но ты нуждаешься в помощи, а в моей квартире есть все необходимое, чтобы…

– Отвези меня домой.

– Хорошо, я отвезу тебя! – почти выкрикнула она, – Можешь подыхать от заражения крови! Что вы мужики понимаете в жизни! Цари природы! Вам принадлежит весь мир! А если женщина, вдруг ненароком появляется на вашем Олимпе, вы из кожи лезете вон, чтобы скинуть ее оттуда. Да чтоб побольнее, да чтобы не повадно было другим! Сначала делаете из нас послушных марионеток, а после сетуете, что без вас ни на что не способны.

Потом неожиданно прервав свою обличительную речь, Ирина, достала из сумки сигареты, щелкнула зажигалкой и, глубоко затянувшись, почти спокойно начала свою исповедь.

– Моя мама заболела раком. Чтобы продлить ей жизнь, необходимы были баснословно дорогие импортные лекарства. Но откуда у обычной медсестры такие деньги? И тут к нам в психиатрическую больницу положили Киндера, которого неожиданно посетила "белочка". Киндер – это…

– Я знаю, кто такой Киндер.

– Прекрасно, – она усмехнулась, – все в нашем городе знают Киндера. Знали… И никто не знал, даже понятия не имел о существовании медицинской сестры Ирины Лукиной. И никогда бы не узнал, не случись так, что стареющий авторитет проникся к ней отеческой любовью. Да, именно отеческой! Никого кроме вышеозначенной Лукиной он к себе не допускал. Говорил, что у нее глаза особенные, что женщина с такими глазами не способна на предательство, и плакал на ее плече, каясь во грехах… Но однажды… Однажды медсестру вызвал к себе главный врач. Кроме него в кабинете был еще один человек. И этот человек предложил Ирине Лукиной огромную сумму, за то, чтобы любимая медсестра Киндера, которой он доверяет как самому себе, сделает своему подопечному всего лишь один дополнительный укол. После чего воровской авторитет и гроза всего города навсегда останется в серых стенах психушки, открывая дорогу к власти своему предприимчивому и амбициозному заму. Медсестра рыдала три ночи, а на четвертую приклеив к лицу приветливую улыбку вошла в палату к грозному Киндеру, и спустя полчаса покинула ее, стараясь не оглядываться на пускающего слюни идиота. Вот так. После этого мама прожила еще пять лет. У меня осталась квартира, машина и… Он пришел ко мне через несколько месяцев после того случая. Сказал, что не может забыть мои глаза… Дались они всем, эти глаза… Я ведь не только из глаз состою. Сказал, что понимает: если я за деньги предала Киндера, то могу предать и его. Но вывод сделал совсем неординарный. Сказал, что поэтому сделает все, чтобы я никогда не нуждалась в деньгах. И слово свое держит. Мы видимся редко, он очень занят, но когда он приходит, я забываю обо всем. Забывала… Пока не появился ты! Господи, зачем ты только на мою голову свалился!!!

Так я еще и виноват? Ну-ну…

– Четыре дня назад Сорокин позвонил мне и сказал, что я должна выполнить одно его поручение: оказаться в определенное месте в определенное время, и познакомиться с определенным человеком. Мне назвать имя этого человека?

– Спасибо, не надо. Значит, весь этот спектакль с изнасилованием игрался исключительно для меня?

– Это был не спектакль – Ирину передернуло от воспоминаний, – Меня на самом деле угораздило наткнуться на этих отморозков. Ни один блатной не посмел бы даже коснуться меня. Сорокин не прощает покушений на свою собственность. Ты действительно спас меня, Игорь. А я… Вот как мне пришлось отплатить тебе. Но самое смешное в этой истории то, что я люблю тебя… И клянусь, чем хочешь клянусь, о том, что ты сегодня пошел вытаскивать своего сына, он узнал не от меня! Я чуть сознание не потеряла от страха, когда увидела его машину, вылетевшую из-за поворота. Пыталась что-то придумать, как-то оправдаться, но… Он знал. Он все знал, и спросил только, почему я не позвонила и не предупредила его о твоей вылазке. Я начала плести что-то про плохую связь, а сама подумала, что он меня сейчас убьет. Но он усмехнулся и вместо пули впечатал в меня поцелуй. Никогда не смогу до конца понять этого человека… Ты мне веришь?

– Отвези меня домой, – как заклинание повторил я.

Ирина послушно тронула машину и уже через пятнадцать минут, хватаясь за все что можно, я выполз из "Ауди".

– Игорь, – она поймала меня за руку возле самого подъезда, – Я знаю, ты никогда не простишь меня, и потому об этом не прошу. А прошу, нет, умоляю об одном: позволь мне помочь тебе. Скажи только как, и я сделаю все, что в моих силах…

Я чуть было не стряхнул ее руку, демонстрируя свою непреклонность. Но рассудок взял верх над стиснутым болью сердцем.

– Мне нужен ЛСД. Две, а лучше три дозы.

– Зачем?!

– Не важно. Сможешь достать?

– Попробую…

– Попробуй.

И я скрылся в черном череве подъезда, прилагая немалые усилия, чтобы не оглянуться на женскую фигуру, неподвижно застывшую в желтом пятне фонарного света.

Ввалившись в квартиру, я первым делом вдоль стеночки двинулся на кухню, где, перетряхнув всю аптечку, нашел несколько видов обезболивающих. Выпив сразу пригоршню таблеток, я, немного поколебавшись, добавил пару штук димедрола. А потом, осторожно сняв то, что осталось от рубашки и джинсов, грустно воззрился на свой фасад. Н-да. Даже беглого осмотра хватило, чтобы понять: в некоторых местах от кожи остались одни воспоминания. И нет под рукой экстрасенса Андрюши, чтобы залечить это за одну ночь. Хотя для такого объема ему понадобилось, пожалуй, не меньше недели. Не думаю, что в моем доме найдется достаточное количество йода, чтобы обработать такую площадь, и потому мне пришлось воспользоваться исконно русским методом обеззараживания. Достав из холодильника остатки водки, я, перед тем как вылить ее на раны, сделал глубокий вдох, плеснул, и вместо выдоха выдал поток ненормативной лексики.

Я с трудом доковылял до дивана и, прежде чем окончательно устроить на нем свое невезучее тело, снял телефонную трубку. Когда сонный голос Макарова, осведомился, какой козел не спит в четыре часа утра, я назвался и, ни на минуту не забывая, что телефон прослушивается, попросил его заехать ко мне днем часика этак в два. Догадливый Макаров сообразил, что если Семенов просит человека с переломанными ногами приехать, стало быть, дела его – швах. Укладывая себя поудобнее на разболтанном диване, я все еще прокручивал в голове те выражения, которыми обласкал меня Сашка. Такого виртуозного мата мне еще ни у кого слышать не доводилось. Надо будет запомнить.

Самое удивительное, что мне действительно удалось уснуть. Гораздо труднее оказалось проснуться. Меня разбудил пронзительный звонок в дверь, который трезвонил не меньше пяти минут, потраченные мною на то, чтобы до нее добраться. Когда костыли Макарова простучали фокстрот по давно не мытому паркету и два инвалида (то есть мы) уселись друг против друга за кухонный стол, чтобы поговорить по душам, я, сконфужено потупив глаза, рассказал Сашке о своем ночном рейде. И о том, чем он закончился. Реакция Макарова была предсказуема как проигрыш российской сборной на чемпионате мира по футболу.

– Говорил тебе, поручи это профессионалам! Даже сейчас еще не поздно!

– Поздно. Теперь Сорокин настороже и, скорее всего уже перевез Дениса в другое место. Он, конечно, сволочь последняя, но далеко не дурак. В отличие от меня. Кроме того, не могу понять каким образом, но он знает о каждом моем шаге.

– Каким образом… – передразнил меня Макаров, – Известно каким – через твою…

Тут Сашка вставил слово, которое ни за что не пропустят на печатные страницы.

– Нет. Она ведь не сообщила ему о моем визите в его резиденцию…

– И ты ей веришь?

– Верю. Наверное… Косвенно мне это сам Сорокин подтвердил по телефону, кода думал, что с Ириной беседует. Спросил наладилась ли связь… Так она объяснила ему свое недоносительство. Да, я ей верю. Тогда тем более непонятно как он узнал? Ведь кроме Ирины и тебя об этом никому не было известно…

И я бросил на друга такой взгляд, что Макаров поперхнулся кофе, которое только заварил.

– Да ты что?! Думаешь, это я?!!

– Нет-нет, – поспешил я утихомирить Макарова, наладившегося запустить в меня полупустой кружкой, – Ничего такого я не думаю. Наверное, Сорокин установил микрофоны в ее машине, потому что не слишком ей доверял. А заодно и в моей квартире… Такое возможно?

– Все возможно в нашем несовершенном мире, – философски заметил Сашка. – Особенно плохое. Для такого человека как Сорокин достать нужное "железо" не проблема.

Кстати о "достать", – задумался, – А ты не сможешь достать для меня…

– Что? Опять?! Тебе мало?!!

– Да я…

– Да ты у меня уже в печенках сидишь со своими геройскими замашками! Решил снова попытать счастья или, точнее, несчастья? Тебе, что уже известно, куда перевезли сына? Между прочим, ты мне так и не сказал, откуда узнал, что он у Сорокина…

– И не скажу, – буркнул я, оторопевший от такого натиска, – Ты забыл о возможной "прослушке". А достать мне нужно…

И, дотянувшись до лежащей на холодильнике записной книжки, я быстро накропал Макарову, что от него требуется. Сашка, несколько раз перечитал мои каракули, задумался, вздохнул, покрутил пальцем у виска, и согласно кивнул головой.

– Тебе просто нравится подкидывать мне невыполнимые задачки.

– Угу.

Придется побегать, а в моем состоянии, как ты понимаешь, это не просто. Ладно, не будем терять время. Пойду я, пожалуй…

– Спасибо, Саш. Ни пуха тебе, ни пера.

– К черту!

И мы вдвоем заковыляли к выходу.

Два дня я отлеживался, даже не спускаясь в магазин. Питался исключительно зерновыми смесями, из запасов помешанной на здоровом питании Ольги. Как ни странно, это помогло привести отбитый желудок в относительный порядок, но с этих пор я навсегда проникся отвращением к подобного рода пище. Два безумно долгих дня меня посещали самые черные мысли, итогом которых стало стремительное падение моей самооценки. Настоящий дефолт! Два дня… А утром третьего я опять был поднят с постели пронзительным дверным звонком (все никак не удосужусь сменить эту оглушительную сирену).

Она стояла в дверях, нацепив на лицо маску холодного безразличия, и изо всех сил стараясь ее не потерять. То же самое безразличие выражала и моя помятая физиономия, только не деланное, а самое настоящее. Что-то перегорело во мне, какой-то тайный предохранитель. И теперь вся эмоциональная система обесточена. Ни любовной искры, ни чувственного электрончика не пробежало по моим напрягшимся нервам. Только холодный расчетливый интерес: смогла ли Ирина достать то, что я просил?

– Я достала, – тихо и как-то обреченно произнесла она, проходя мимо меня в квартиру, – А ты уверен, что это тебе действительно нужно? ЛСД – такой же наркотик, как и остальные. Если ты привыкнешь…

– Если все пойдет хорошо – не привыкну. Не героин все-таки.

– А если нет?

– А если нет, – то тем более не успею привыкнуть, – скривился я в невеселой усмешке, – Сколько здесь?

– Три дозы, как ты и просил.

– Мы замолчали и какое-то время, просто сидели друг напротив друга, стараясь не встречаться глазами. Черт, надо заканчивать эти похоронные посиделки! И я также молча протопал на кухню, чтобы извлечь из аптечки одноразовый шприц.

– Коли. Одну дозу. Коли и уходи. Замок – английский, защелкнется сам, – мой голос был холодней жидкого азота, но Ирина, казалось, этого не заметила.

– Я должна остаться, чтобы проследить за твоим состоянием. Даже если ты не собираешься посвящать меня в свои тайны, мне все равно нужно наблюдать за тобой. Я догадываюсь, что тебе нужны галлюцинации, не знаю зачем, но нужны. ЛСД, конечно, их обеспечит, причем в большом количестве, но реакция может быть неадекватной. Вплоть до того, что ты выпрыгнешь с балкона…

– Ну и что? Тут всего-то второй этаж, – пробормотал я, лихорадочно прикидывая, насколько она права. Получалось, что на все сто. Я понятия не имею, как подействует на меня наркотик. Только несколько фраз, оброненных Андреем, составляли весь мой багаж знаний в этой области. Решив с помощью ЛСД проторить себе дорогу в астрал, я даже не подумал о возможных побочных эффектах. Ведь сознание мое будет затуманено, сумею ли я не затеряться в лабиринтах тонкого мира? Впрочем, выбора у меня нет. На то, чтобы научиться самостоятельно совершать астральные выходы, мне понадобятся недели усиленных тренировок. А в моем распоряжении остались считанные дни. Значит, воспользуемся тем, что имеем.

– Коли! – приказал я, закатывая рукав рубашки и поудобнее устраиваясь на диване – Коли и делай что хочешь: уходи или оставайся. Мне все равно.

– Зато мне не все равно, – пробормотала Ирина и, вздохнув, одним четким движением воткнула иглу в вену, – Какой коновал тебя колол? Все вены испоганил.

– Тебе лучше знать.

– Я не знаю, но могу предположить, что тебе кололи наркотики. Поэтому даже нескольких доз может быть достаточно для того, чтобы ты стал наркоманом.

– И хрен с ним. В данный момент меня это волнует меньше всего. А ты, если уж решила… остаться, – закрой рот… на замок. Не мешай… мне…

Ее тихого бормотания я не расслышал, потому что хваленый ЛСД уже начал оказывать свое коварное действие на мой организм. Ну что ж, приступим.

Честно говоря, я совсем не был уверен, что мне удастся этот трюк, что я не скачусь за грань наркотических галлюцинаций, не растворюсь в безбрежном океане видений. И был крайне удивлен, оказавшись в молочно-белом тумане перед одиноко висящей в пространстве массивной дверью. Что-то тихо звякнуло и я, приблизив руку к глазам, обнаружил, что до боли в суставах сжимаю связку ключей, которые швырнул мне Андрей, перед тем как отправить обратно на грешную землю. Осталось только найти нужный ключ…

С этой задачей справиться оказалось совсем не просто. Не знаю, как действует ЛСД в материальном мире, а здесь, благодаря его тлетворному влиянию, я оказался натуральным образом "на рогах". Как будто перед этим принял на грудь не меньше литра без закуски: в глазах двоилось, ноги не держали, голова гудела, а душа пела. В относительную норму меня привел собственный голос, который вслед за душой принялся выводить "Отвори потихоньку калитку". Услышав известный романс в моем исполнении, не очнулся бы только мертвый. А мне до этого еще далеко. Оборони царица небесная…

Пошатываясь я стоял перед дверью, перебирая связку, пока не нашел нужный ключ, памятный по прошлым посещениям. После нескольких безуспешных попыток, мне, наконец, удалось утвердить его в скважине. Поворот, еще поворот. И я, открыв скрипучую, как несмазанная телега дверь, рванулся в прыжке прямехонько в белый омут астрального лифта, пытаясь воспроизвести в голове внешний вид моей персональной ячейки. Сработало! Через несколько секунд передо мной замаячила знакомая дверца.

Еще полчаса я потратил на то, что бы при помощи отмычки вскрыть свой информационный банк. Н-да. Еще парочка таких упражнений, и можно переквалифицироваться во взломщики. Наконец, замок поддался и я, открыв ячейку, подозрительно уставился на замаячивший в глубине сейф. Ну, как опять сигнализация завоет? Нет, пока тихо. Однако, что же дальше? Шифр не известен, а подбирать его так, как Андрей, я, наверное, никогда не смогу. Пристально вглядевшись в двенадцать светящихся окошечек, мне удалось разобрать в первом так и не проявившийся до конца символ. И тут что-то мелькнуло в моем нетрезвом мозгу. Какая-то смутная ассоциация. Эти прямые черточки… Это же… Не может быть! Как просто открывался этот ларчик! Первым элементом в шифре оказалась хорошо знакомая мне руна Ас. Та, с которой начинается надпись на моей груди. Плохо соображая, что делаю (все-таки ЛСД это вам не фунт изюму), я шагнул почти вплотную к сейфу, и вдруг почувствовал, как мою грудь охватило пламя. Ничего не понимая, я попытался отскочить, но не сумел и застыл перед сейфом в странной позе, раскинув руки в стороны, как на зарядке, не будучи в состоянии пошевелиться. Мне только удалось немного скосить глаза вниз, чтобы увидеть, как из-под рубашки пробиваются наружу золотистые лучи. Лучи устремились к окошкам сейфа, и на голубом фоне начали проявляться четкие очерки рун, вырезанных год назад Вещим Могильщиком. Двенадцать. Ровно двенадцать рун. Вот он – искомый шифр. Я еще успел полюбоваться красотой ровных золотых линий и обозвать себя трижды дураком, прежде чем снова начал проваливаться в неизмеримую глубину памяти навстречу хранящимся в сейфе воспоминаниям, возвращение которых ой как дорого мне обошлось.