Текст книги "Новый Рим и славяне. Византийские мотивы славянства и Руси"

– О, Пречистая Богородице! Помози ми: аще бо одолею сему, съзижю церковь во имя Твое.

Вдруг краем глаза узрел, что противник вытягивает из-под кольчуги скрытый ранее небольшой нож, чтобы перерезать ему горло. Не раздумывая, сам выхватил подарок Свейна из-за голенища, потянулся ближе к Редеде и вогнал ему клинок в пах. Враг ойкнул и откинулся навзничь. Мстислав навалился сверху, задрав его кольчугу, ударил в живот и повернул рукоять меча. Тёмная кровь залила поддоспешную рубаху врага…

Стрелы касогов и хазар вспорхнули и обрушились на русских воев. Но было уже поздно. Аланские стрелы, пущенные в ответ, побили многих касожских стрелков. Русичи и варяги тронули коней в сторону врага, опустив копья, выпростав из ножен мечи, перехватив секиры. Касоги и хазары, развернув коней, побежали. Разгром был полный.

Русское войско, войдя в предгорья Кавказа, брало одно за другим касожские селения. Те, что оказывали сопротивление, разорялись и сжигались. Здесь в полон брали только женщин и детей. Мстислав не велел щадить коварных касогов. Вся их земля была разорена и обескровлена. Досталось и хазарам. Те были разгромлены окончательно. За этот поход на Кавказ князь и получил своё прозвище «Лютый». Войско Мстислава возвратилось восвояси осенью, пригнав много пленных, взяв огромную дань. В память о той победе и по обещанию своему заложил князь в Тмутаракани храм в честь Пресвятой Богородицы.

Тем временем из Цареграда извещали, что базилевс одержал очередную победу над абхазским царём и благодарил Мстислава за разгром касогов. Ещё сообщал греческий базилевс Василий, что летом, когда его войска были в походе, к Цареграду подошла большая флотилия славян, варягов и русов под руководством какого-то Хрисохира, прозванного «Золотой рукой». Тот называл себя родственником покойного князя Владимира и заявлял о своём желании поступить на службу в ромейское войско. Базилевс потребовал сложить оружие, а предводителю явиться во дворец для переговоров. Хрисохир ответил отказом. Затем его флотилия прорвалась к Авидосу. Его воины начали грабить побережье. Посланный против них отряд стратига Пропонтиды был разгромлен. Затем Хрисохир появился у Лемноса, но здесь его окружил флот базилевса, и флотилия Хрисохира была сожжена. Берсеркеры и катафракты завершили начатое. Хрисохир попал в плен. Когда его допросили, то стало ясно, что он по происхождению болгарин именем Красимир. Под пыткой он признался, что подкуплен киевским князем Ярославом для набега на Цареград.

Мстиславу стало ясно, что Ярослав почуял, откуда дует ветер, и что-то замыслил, ибо набег Хрисохира был пробным камнем. Пришло время готовиться к большому походу на Русь. Князь призвал под свои знамёна алан, покорённых касогов и хазар. Крещёные хазары-бродники, жившие по берегам Дона, также пополнили его полки. Весной следующего 1023 года по Р. Х. восьмитысячное войско выступило из Тмутаракани на Русь. К исходу весны оно пришло в Посулье и стало в городах Заграды. Оттуда Мстислав направил послов к чёрным клобукам; в Торческ – к торкам, в Саков – к турпеям. Призвал под свои знамёна черниговских русов и северу. Везде с охотой откликнулись на зов Мстислава. Он уверенно набирал силы для борьбы с Ярославом. Вся левобережная Русь и Гардарика загремели оружием, доспехами и подковами копыт, собираясь под знамёна Мстислава Лютого.

На севере, в Залесской земле, начались волнения. Дождливым летом там не уродилось. Даже в чернозёмном Ополье урожай собрали небольшой. Люди, недовольные большой данью, взимаемой Ярославом, и начавшимся голодом, подняли мятеж. Во главе мятежников встали волхвы. Центром мятежа стал Суздаль. Недов[28]28
  Ополье (Владимирское Ополье, Юрьево Ополье) – природный (ландшафтный) район, занимающий бóльшую часть нынешних Суздальского и Юрьев-Польского административных районов Владимирской области и Гаврилово-Посадского района Ивановской области, а также небольшие части прилегающих Кольчугинского и Собинского районов Владимирской области. Находится в бассейнах рек Нерли и Колокши. Основные города – Владимир, Суздаль, Судогда, Юрьев-Польский, Гаврилов Посад. Район древнего земледелия близ города Переславля. Исторически Ополье было одним из первых и основных направлений славянского продвижения Северо-Восточной Руси, став политическим ядром Ростово-Суздальской земли. – Примеч. ред.


[Закрыть]ольный народ избивал наместников, знатных мужей, священников и монахов, сторонников Ярослава, грабил их дома и именье. Наступал момент решающей схватки за верховную власть над Русской землёй. Это был пик той первой феодальной войны.

Узнав о том, что творится в Посулье и Залесской земле, Ярослав бежал из разорённого Киева в Новгород. Спешно собирал войска. Отправил посольство во главе с воеводой Будыем к варяжскому предводителю Хакону Красивому (Якуну) на остров Эланд, что лежит у западных берегов Варяжского моря. У Хакона в дружине, по слухам, было около трёхсот воев. Ярослав высылал большие дары, прося Хакона обратиться за помощью к варягам – свеям. А путь Будыя после Эланда лежал на остров Руяну.

* * *

Потеря любимой женщины, близких людей, заботы состарили Мстислава за эти годы. В душе он словно поставил крест на своей жизни, понимая, что ничего уже не осталось своего, а только бесконечная борьба за власть, святая месть и восстановление справедливости. Седина уверенно пробилась в густых прядях его тёмных волос. Голубые глаза утратили свет былого добродушия, стали холодными и пронзительными. Он и впрямь стал оправдывать прозвище «Лютый», данное ему соратниками и подданными. На тридцать восьмом году жизни Мстиславу казалось порой, что стезя его уже близка к завершению. Но солнце вставало и садилось, неделю сменяла другая, шли месяцы, тянулись годы, а он продолжал жить. Не было женщины, с которой он хотел бы связать свою жизнь. Единственной душевной отрадой его на этой земле была дочь.

И вот однажды весенним днём 1024 года по Р. Х. он в окружении отроков подъезжал к воеводскому дому, что стоял в центре града Воина. У коновязи столпилось много варягов, прибывших со Свейном. Вдруг зоркий глаз князя различил среди толпы людей в бранных доспехах его Эдиссу. Княжна стояла рядом со Свейном у коновязи и о чём-то оживлённо с ним говорила. Лицо её раскраснелось, лукавая улыбка играла на устах девушки. Молодой варяг-датчанин ошеей рукой ещё привязывал коня за узду, а в его десной длани лежали маленькая длань и персты Ади. Видно было: молодые люди так зачарованы друг другом, что, когда подъехал Мстислав, они даже не услышали и не обратили внимания. Тем временем все окружавшие их варяги кланялись и здоровались с князем. Тот громко отвечал на приветствия, и это заставило Эдиссу и Свейна обратить внимание на окружающих. Увидев отца, дочь вспыхнула всем лицом и от того ещё более похорошела. Незаметно она выдернула руку из длани молодого человека. Тот же покраснел и поклонился князю. Мстислав ответствовал поклоном ему, сделав вид, что ничего не заметил. Однако в душе он порадовался за дочь и любимого им Свейна.

Через неделю Эстридсон в окружении молодых соратников-варягов явился к Мстиславу и старому Эйрику просить руки их дочери и внучки. Мстислав улыбнулся, дал согласие, но отмолвил, что отдаст дочь за Свейна лишь после того, как их кони дойдут до Киева. Жених послушно склонил голову и лишь кратко спросил:

– Скоро ли быти тому, княже?

– Сим летомъ, – отвечал Мстислав.

* * *

Не очень приветливо принимали Якуна (Хакона) в главном граде варягов-свеев Сигтуне (древней столице Швеции). Там сдержанно отнеслись к просьбе князя Ярослава оказать помощь. Помогли лишь потому, что Ярослав был женат на Ингигерде (Ирине) – дочери прославленного свейского предводителя Олава Шётконунга. За большие деньги Якун смог нанять у свеев лишь двести воев. Да и понятно: сколько раз можно просить помощи у соседей, даже за деньги? Какой ты конунг, если не можешь навести в своей земле порядок? Так и пошёл Якун в Хольмград с дружиной на пятнадцати дракарах.

Совсем по-иному обстояло дело на Руяне. Здесь, на славянском острове, среди Варяжского моря, Будыя принимали радушно, как и ранее. Руянский князь повёл посла в храм, посвящённый «богу всех богов», кого более всех почитали славяне-язычники Полуденных стран. Жители острова гордились этим храмом, над алтарём которого возвышалась большая посеребренная статуя. Это было изваяние Святовита, что считался у славян «богом белого огня». В длани кумира был золотой рог. Потому-то имена Рогволд («Вадеющий рогом») и Рогнеда («Не дающая рог») были так почитаемы у варягов-славян. На алтаре, сооружённом перед деревянным изваянием, приносились жертвы. Будый знал, что порой, в особо торжественных случаях, здесь проливалась человеческая кровь. На алтаре руяне предавали смерти своих врагов: воев-христиан из саксов и данов, немецких и готладских мореходов, купцов и других полонянников. Послу Ярослава было противно и страшно присутствовать при жертвоприношении, но он делал вид, что понимает необходимость этого. В огромном деревянном храме волхвы руян творили свои малопонятные заклинания и песнопения. Затем раздался истошный вопль, и в очередной раз алтарь Святовита обагрился человеческой кровью.

Наконец, руянский князь вывел посла из храма, и они в окружении воев и отроков поднялись по лестнице на рубленую стену близ ворот, поставленную на высоком внутреннем валу. Отсюда они обозревали град, окрестности и вели разговор.

Немецкий историк Саксон Грамматик так описал столицу руян в XI веке: «Город Аркона лежит на вершине высокой горы. С севера, востока и юга (город) ограждён природной защитой… с западной стороны защищает его высокая насыпь в 50 локтей. Посреди города лежит открытая площадь, на которой возвышается деревянный храм».

И действительно, с трёх указанных сторон Аркона была неприступна, ибо стояла на гористом золотисто-белом мысу с обрывистыми берегами, омываемыми водами Балтийского моря. Высота берега, сложенного природой из светлого песчаника и белого известняка, достигала здесь 40 метров. Постоянный прибой у подножия мыса, камни и скалы, торчавшие из воды, не давали кораблям пристать к берегу в этом месте. С запада город был опоясан двумя линиями глубоких рвов, высоких валов и деревянных стен. Подкова наружного пояса оборонительных сооружений со стороны суши достигала 350 метров в длину. Внутренний вал с рубленой стеной, где стояли князь и посол Ярослава, был вдове короче, но выше наружного. Здесь во внутренней части города и находилась площадь с храмом в честь Святовита.

Руяна – не столь большой остров у южного берега Балтийского (Варяжского) моря. Он протянут вёрст на пятьдесят с севера на юг и примерно так же с запада на восток. Имеет изрезанные берега, много природных гаваней. Близ него с западной стороны располагается множество мелких островов и мелей. Воды вокруг острова изобилуют косяками сельди и другой рыбы. В ту далёкую эпоху в окрестностях Арконы стояло четырнадцать хорошо укреплённых градов и курганный могильник. Сам град Аркону построили на вытянутом к северу полуострове, а подходы к ней с суши перекрывали эти малые города. В 12 верстах от столицы в заливе, как бы внутри острова, находился град Ральсвек с гаванью, где располагался большой военный, рыбацкий и торговый флот руян. На острове были небольшие озёра, богатые рыбой. Густые буковые и дубовые леса покрывали его. Руяне были немногочисленны, но воинственны. Их дружины наводили ужас на многие народы, обитавшие тогда на берегах Варяжского моря. Руянские князья приходились сородичами князю Ярославу Хромому. Правда, власть князей здесь не была так сильна, как в Русской земле. Князь у руян был скорее верховным судьёй и военным вождём. Большую роль играло народное вече, и очень важным для местных славян было мнение арконских волхвов. Древние законы народоправства и свободы руяне ценили выше всего.

В этот раз Будый рассказал князю о том, что творится в Русской земле. Говорил, что в северных городах поднялся мятеж против князя. Сообщил также, что враг Ярослава Мстислав Тмутараканский привёл на Русь около двух тысяч воинов из Дании – злейших врагов Руяны. Теперь Ярослав шлёт богатые дары и просит помощи у руян.

Чайки тревожно кричали и летали над волнами. Шум морского прибоя радовал ухо каким-то своим неземным хоралом, грохотом и плеском волн. Всё это напоминало Будыю то речитатив церковного богослужения, то заклинание и песнопение волхвов в храме Святовита. Князь внимательно выслушал воеводу, молча посмотрел на восток, озирая бескрайнюю синь Варяжского моря, кивнул головой и молвил, что будет просить вече о помощи Ярославу. Но пусть Будый перескажет сородичу (Ярославу), что немецкие вои-саксы и франки с крестами на стягах и щитах во главе своих князей и бискупов всё чаще приходят на земли славян, разоряют их, строят свои грады. Сейчас они захватывают земли вендов, лютичей и бодричей, силой крестят их. Но славяне отчаянно сопротивляются, поднимают восстания. Уже взяты саксами главные грады: Любица (Любек), Бранибор (Бранденбург), Зверин (Шверин), Велеград. Теперь готовятся к обороне и схватке с немцами Дымин, Росток, Добин. Западные сородичи руян, вагры, давно покинули отчую землю. Они оставили свой Старград и ушли на ладьях в землю словен, где построили Новград (Новгрод). В городах поморян – Щецине (на Одре), Волыне, Колобжеге – тоже поняли, что им не избежать прихода саксов и франков, но на них и с востока напирают крещённые в латинство ляхи. Грядёт большая война. И наверное, многие славяне погрузятся на ладьи и уйдут совсем в словенскую землю – в Руссию. Что же касается Арконы, то сюда и саксам, и данам добраться непросто, но для свободолюбивых руян схватка с ними неизбежна. Скоро придёт время, когда Руяна уже не сможет оказать помощи своим собратьям в Русской земле. Князь замолчал, внимательно посмотрел на посла. Тот с пониманием склонил голову. Тогда руянин ещё раз в раздумье вгляделся на восток и пошёл со стены вниз по ступеням лестницы, а дружине и послу велел готовиться к пиру.

* * *

Летом 1024 года по Р. Х. флотилия князя Ярослава двинулась вниз по пути «из варяг в греки» с тринадцатью тысячью воинов. За последние месяцы Ярославу удалось подавить мятеж в Суздальской земле. Однако много его противников ушло на юг. Там, по слухам, они соединились в отряды и примкнули к войску князя Мстислава Лютого.

Тем временем князь Мстислав обосновался в Чернигове. Разорённый и выжженный Киев никак не радовал его. Да и киевляне, боясь мести Ярослава, просили князя оставить древнюю столицу. Тмутараканский князь выдал дочь замуж за предводителя варягов Свейна Эстридсона, справил свадьбу и стал готовиться к решающей битве. Предстояло решить, кто возьмёт верховную власть над Русской землёй.

Но одно событие в очередной раз отвлекло князя от дел войны и напомнило ему о его судьбе и личной жизни. На Троицу он стоял литургию в одном из деревянных храмов Днешнего града (Детинца). Вся старшая дружина и родовитые черниговские мужи были здесь со своими домочадцами и ближними слугами. Тогда-то среди службы и заметил князь, что неотрывно смотрит на него пара синих задумчивых девичьих глаз. Тонкие черты лица, русая коса и дорогие одеяния говорили о знатном происхождении девушки. Увидев, что князь обратил на неё внимание, та налилась румянцем и опустила глаза. Всколыхнули эти синие глаза сердце Мстислава. Он вдруг ощутил волнение, желание любить и быть любимым. Какая-то тонкая струна зазвенела в душе. Когда служба подходила к концу, он поинтересовался у Сваруны, знает ли тот, кто эта девушка, на которую он указал глазами. Боярин ответил отрицательно, но незаметно отошёл от князя. Когда же столь незаметно возвратился, то сообщил, что дева, о которой спрашивает князь, – дочь именитого черниговского боярина Доброгоста. Зовут же её по-христиански Анастасией.

К середине лета под рукой Мстислава было до двух тысяч варягов, около трёх тысяч алан, касогов и хазар. Из разорённой Ярославом Залесской земли к нему пришло две тысячи суздальских кривичей и мерян, а из лесов по Оке и Москве – тысячи полторы свободолюбивых вятичей. Чёрные клобуки выставили три тысячи конницы. Пять тысяч пеших воев из северы и черниговских русичей вступило под его знамёна. Противники встретились на Руси близ града Листвена, что стоит верстах в сорока западнее Чернигова. Мстислав нарочно не пошёл к Киеву, чтобы севера, русичи и чёрные клобуки дрались на своей земле.

Сентябрьским днём два войска встали друг против друга на большой равнине, пересечённой лощинами и небольшими яругами. В чело своего войска Ярослав поставил варягов во главе с Якуном. Тот хоть и был одноглазым, ибо потерял ошее око давно в одном из сражений, но видел лучше многих других воевод. Под рукой варяжского конунга было более четырёх тысяч конных и пеших воинов, построенных клином. Острый угол клина был обращён на чело противника. Одесную и ошую варягов встали крупные конные дружины новгородцев, усилившие чело войска. Шагах в пятидесяти позади новгородцев расположились пешие полки словен, чуди и веси. Вечером накануне битвы урядил полки и Мстислав. Поставил в чело пеший полк из северы, русичей и воев Суздальской земли. Здесь было около семи тысяч человек с копьями, рогатинами, сулицами, щитами и луками. На десном крыле пешего полка в лощине, поросшей кустарником, спрятал варягов во главе со Свейном и Эйриком. Прямо перед лощиной поставил конницу чёрных клобуков. На ошеем крыле встала конница касогов, хазар и аланов.

Осенняя ночь выдалась тёмной и дождливой. В полночь небеса рассекли ветвистые огненно-белые сполохи молний. Раздались раскатистые удары грома. Дождь был холодным, но бурным и скоротечным. Мстислав, понимая, что враг, скорее всего, не ждёт соступа, решил начать первым. Чело его войска быстро двинулось вперёд. Когда под вспышками молний стало видно, что до вражеской рати осталось немногим более полёта стрелы, вои поняли, что вражеская рать не дремлет. На несколько минут противники замерли и затихли, рассматривая друг друга. Не ржали, но тревожно храпели и били копытами кони. Моросил дождик. В сполохах уходящих зарниц люди без шума перехватывали копья, секиры, булавы, выпрастывали мечи из ножен, прикладывали стрелы к тетиве. Затем в челе новгородского войска громко заржали кони. Варяги Якуна стремительно, а пешие почти бегом направили коней и бросились в соступ, издав громкий боевой клич. Встречный поток стрел, сулиц и камней не остановил их…

Мстислав видел, что уже совсем рассвело, когда он наконец сошёл с утомлённого, забрызганного грязью и кровью жеребца. Раненый отрок спрыгнул с седла, подбежал, прихрамывая на ногу, поддержал десное стремя и принял повод. По большой мокрой луговине, на вязкой дороге с лужами, мутными от крови и грязи, по буеракам и кустарнику лежали тысячи искалеченных, иссечённых, смятых и втоптанных в грязную землю людей и лошадей. Стрелы и сулицы торчали из земли там и тут, как побеги смерти. Поле битвы стонало, выло сотнями человеческих голосов, ржало сотнями конских храпов. Многие люди и кони ещё бились в конвульсиях и предсмертных муках. Сотни воинов, измазанных грязью и кровью, брели, ползли, вставали на колени, склонялись над ранеными и убитыми, пытаясь отыскать сородичей и друзей, перевязывая свои и чужие раны. Сеча только недавно оставила эти места. В отдалении, окутанное жёлто-белым и едким дымом, медленно занималось пламенем запалённое село. Оттуда ещё доносились грозные бранные крики, звон оружия, ржание коней. Пешие словени, чудь и весь, не успевшие уйти от погони, укрываясь от стрел и копий врага, заперлись в избах, клетях и амбарах. Защищаясь, бились насмерть. Черниговские вои выкуривали и добивали их. Конная же рать Ярослава и варяги с Якуном вырвались из стальной подковы, концы которой всё утро пытался сомкнуть и окружить врага Мстислав Лютый. Но не привёл Господь… Теперь новгородцы и варяги бежали на запад – к Днепру.

Мстислав поднял глаза к небу и увидел, что тусклый солнечный диск, укрытый испарениями дождевой пыли, ещё далёк от зенита. Понял, что наступило утро нового дня. Показалось, что все последние часы с полуночи до утра сжаты и смяты в какой-то бесформенный, грязный и кровавый комок. Ему уже было давно знакомо это чувство, но сейчас оно особенно сильно отравляло его душу. Окровавленными перстами Мстислав сотворил крестное знамение и стал внимательно вглядываться в следы утихшей сечи. Он медленно шёл по луговине в сопровождении ближней дружины вдоль размытой дождём и кровью дороги. Вот перед ним место, где началась сеча. Опытному глазу князя видно, «яко сступися чело Северъ с варягы» и «яко трудишася Варязи, секуще Северъ». Вои черниговской северы и русичей, суздальцы и вятичи лежали опрокинутые навзничь или набок, поколотые, рассечённые, смятые копытами. Здесь павших варягов было мало, и те лежали, уткнувшись ликами в землю, или придавленные своими же конями. А вот то место, где «ярославли варязи» были опрокинуты ударом варягов Свейна и Эйрика. Мстислав внимательно присмотрелся, различая лишь по приметам, известным опытным воинам, где пал побитый стрелами варяг-свей, где сражён секирой варяг-руянин, где напоролся на копьё и замертво повалился на бок варяг-дан. Ещё десяток саженей, и вот перед князем над погибшим варягом склонилось несколько немолодых воинов. Когда Мстислав подошёл, те встали, поклонились князю, расступились. Кто-то пытался что-то объяснить, но Мстислав остановил движением длани, сам чувствуя неладное. Сердце похолодело. Перед ним в просечённой окровавленной кольчуге лежал пронзённый ударами новгородских копий бездыханный седовласый Эйрик.

Вновь княжеские персты сотворили крестное знамение, а князь пошёл в сторону, с трудом вдыхая воздух. Отошёл, осмотрелся, успокоил себя. Понял, что в этом месте варягов-данов ошеломила конная новгородская дружина и ей удалось потеснить людей Свейна. Он резко развернулся. С тревогой спросил про зятя:

– Где молодыи Свеин?

Отвечали:

– Живъ есть и ся погнаша по словени.

Мстислав облегчённо выдохнул, пошёл далее. Хвала Господу! Хоть молодой зять жив. Как бы Ади перенесла такое, коли бы не уберёг Господь?

Ещё через четверть поприща увидел Мстислав то место, где он сам вступил в сечу во главе конницы торков, направляя удар десного крыла в охват вражьей рати. Здесь многие новгородцы, словени и весь были побиты стрелами. Далее и западнее начиналось место, где дрогнула и попятилась новгородская рать. Через пятьдесят саженей князь увидел касожские и хазарские стрелы, битых коней. Затем вновь развернулся и пошёл на восток к центру отбушевавшей сечи.

Победа была полной, но стоила тысяч убитых и раненых. Проходя среди павших, с болью вспоминал Мстислав Лютый слова любимого покойного Свенда. Тот как-то после взятия Корсуня сказал сыновцу, смущённому в душе жестокостью войны, что жизнь даётся Богом бесплатно, бесплатно же и забирается. Нет таких денег и сокровищ, какими можно заплатить Творцу выкуп за жизнь или за желание приобрести её и принести в мир.

Вспомнил тогда же Мстиславъ слова, сказанные Господом Исусом:

– «Не сокрывайте себе сокровищъ на земли, идеже червь и тля тлитъ, и идеже татие подкопываютъ и крадутъ».

Потому и нет у жизни цены, и потому же бесценна она для человека.

Остановился князь, ещё раз обозрел кровавое поле брани и громко молвил:

– Кто сему не рад? Се лежитъ Северянинъ, а се Варягъ, а се Словенинъ, а дружина своя цела!

Но слова эти, услышанные ближними князя и переданные летописцем (а возможно, правленные Сильвестром), прозвучали тогда с горькой иронией, болью, укором себе самому. После этих слов Мстислав Лютый исторг какой-то полубезумный смех из своей груди и со слезами на глазах, вздев руки к небу, стал творить слова покаянной молитвы.

Так был положен конец первой феодальной войне в Русской земле. После битвы при Листвине Ярослав бежал с остатками своей рати в Новгород, а Хакон с разгромленной дружиной варягов возвратился на берега Варяжского моря. Через два месяца к Ярославу, собравшемуся защищать Новгород, пришли послы Мстислава и передали от него:

– Сяди на своём столе Кыеве, ты еси старейшей братъ, а мне буди си сторона!

Этим победитель давал понять, что долгая война окончена. Словами «старейшей братъ» Мстислав подчёркивал только возрастное старшинство Ярослава и обращался к нему как к пасынку своего родного отца и соправителю. Да и опять же Ярослава поддерживали Новгород, словени, кривиты (кривичи) плесковские, весь, чудь. Стоило ли очередным насилием привязывать их к Русской земле? Да и киевляне сами перебили многих сторонников Ярослава. Но то было последняя вспышка усобицы. Мстислав больше не хотел очередного пролития русской крови. За собой, как победитель, он оставлял всё левобережье Днепра и Северо-Восток Русской земли. Правобережье и Новгородская земля отдавались Ярославу. Впервые Русское государство распалось на части – западную и восточную. Но уже и на западе выделилось и стало самостоятельным Полоцкое княжество, где сидел сыновец Мстислава и Ярослава Брячислав Изяславич. Вскоре о своих особых правах в Русской земле заявил Ярославу и Новгород Великий. И князь, принявший киевский стол из рук Мстислава, вынужден был считаться с особым статусом Новгорода и новгородским вечем. Ярослав сразу побоялся сесть в Киеве, сначала послал туда своего посадника. Надо отдать должное и Мстиславу, который сохранил древнее народоправство вятичей в знак благодарности за их участие в решающей битве той войны. Одной из вольных волостей, управляемых народным вечем, в те времена была и «Московь». В этот же год Бог послал сына Ярославу, которого он назвал Изяславом, возможно, в память о покойном единоутробном брате – князе Полоцком (как и он, рождённым от одной матери – Рогнеды).

* * *

Через три дня после битвы Эдисса со слезами радости и горя встречала любимого мужа, отца и прах погибшего деда. Эйрика и всех христиан – варягов, русичей, северу – привезли с Лиственского поля, отпели и предали земле в Чернигове по христианскому греческому обряду. Погибших язычников положили на Олеговом поле и насыпали над ними курган.

А спустя девять дней Ади открылась мужу, что она вот уже почти два месяца как понесла от него. Сначала она боялась признаться, да и ей самой не верилось, но теперь она не сомневалась в этом. Пусть Свейн знает, что она родит ему сына. Молодой Эстридсон, услышав о том, что сказала ему жена, исторг из груди восторженный крик и долго со слезами счастья и любви целовал свою русоволосую Эдиссу.

По прошествии сорока дней после лиственской битвы князь Мстислав Владимирович направил сватов в дом черниговского боярина Доброгоста, и через несколько дней он, уже не вдовец, а жених, повёл к венцу вторую жену – Анастасию.

К исходу того же года из Цареграда пришло известие, что опочил в Бозе великий царь ромеев Василий II Болгаробойца. Эпоха великих завоеваний, походов и решающих сражений за Империю Ромеев надолго ушла в прошлое со смертью Василия. На стол ромейских базилевсов взошёл и сел его младший брат Константин VIII, тихий, несмелый, но распутный, совсем не похожий на своего старшего брата.

А в следующем 6534 году (1026 по Р. Х.) Ярослав с большим новгородским войском пришёл к Киеву. Туда же со своими полками двинулся Мстислав. Они встретились у Городца и скрепили договор, намеченный год назад.

«И начаста жити мирно и в братолюбстве, и преста усобица и мятежь, и бысть тишина велика в земли», – писал летописец. Так мир надолго пришёл в Русскую землю.

Убиенных князей Бориса (Романа) и Глеба (Давида) Русская Церковь причислила к лику святых под их славянскими именами. Это были первые русские святые. Сказать правду, Ярослав позаботился о том, чтобы прославили убиенных, ибо по его велению был обретён прах покойных и положен в храме святого Василия Великого. В городах Русской земли начали ставить храмы в честь святых Бориса и Глеба. Один из таких храмов был поставлен князем Мстиславом в Чернигове.

* * *

Прошёл ещё год. Свейн Эстридсон получил из Дании известия, что его дядя Кнут Могучий совершил паломническую поездку в Рим. По пути он посетил римского кесаря Конрада II, который пожаловал Кнута титулом короля и передал под его руку маркграфство Шлезвиг (бывшую славянскую Вагрию). Кнут породнился с кесарем и выдал за его сына Генриха свою дочь. В Риме Кнут добился от папы значительного снижения церковной десятины для своих подданных в Британии и Дании. Правда, отсутствием Кнута воспользовались недовольные его славой конунги Олаф мурманский и Анунд свейский, которые попытались захватить часть датских владений. Кнут возвратился из Рима и обеими руками взялся за дело войны. Враги были разгромлены. Олаф Трюгвассон бежал*. Летом 1027 года мурмане присягнули на верность Кнуту. Кнут поставил над ними конунгом своего сына Свейна. Часть свеев также склонила голову перед новым королём огромной северной державы. Кроме того, его власть признал и конунг Шотландии. В своих посланиях Кнут величал себя уже «королём всей Англии, Дании, норвежцев и многих шведов». Теперь Кнут звал племянника Свейна Эстридсона домой, чтобы тот помог ему управлять огромной страной. Прельщал, обещая отдать под его власть Шлезвиг, подаренный римским кесарем. И зять князя Мстислава захотел попытать счастья в отчей земле, да и соскучился уже. Ведь пять лет назад оставил отчий дом.

Конечно, Свейн известил об этом своего тестя и просил отпустить его на родину с женой и детьми. К тому времени Эдисса родила двоих сыновей. Старшего родители назвали Эйриком в честь погибшего деда. Ему шёл уже второй год. Младшему Мстислав и Эдисса дали русское имя Дорогосль, или Драгосл. Имя это означало «дорогой, посланный Богом». Этому ещё не исполнилось года. Не хотелось Мстиславу отпускать от себя родную дочь с внуками в дальние земли, да и Свейна полюбил он, как родного сына. Но, сказать по правде, утешила его молодая жена Анастасия, родила ему сына Святослава, названного христианским именем Евстафий. Потому на просьбу зятя великий князь Мстислав отвечал, что исполнит всё, как тот просит. Однако вначале пусть побывает в Посулье на Заграде, ещё раз наладит там сторожевую службу да подумает, кого оставить после себя преемником. На том и порешили.

* * *

Через полгода Мстислав провожал дочь, зятя и внуков в дальние края. К тому времени Эдисса родила дочь. Её назвали в честь бабки Гунхильд. Крестили же Еленой в честь прабабки Мстислава Ольги (Олёны, Елены), принявшей христианство в Цареграде ещё до крещения Руси. Но Драгосла от себя Мстислав не отпустил. Упросил дочь и зятя оставить внука на Руси как живую память о них. Даст ли Бог когда ещё свидеться?!

Тусклое солнце высвечивало на голубовато-сиреневом апрельском небосводе. Восточный ветер надувал паруса двадцати одного дракара и насада, что уходили из Чернигова по Десне к Днепру. Чайки печально кричали и парили в потоках ветра над потоками реки. Вёсла дружно опускались и расплескивали речные воды. Течение полноводной Десны быстро гнало корабли от берега к стремнине на юг. Много добра, большое приданое и немалую казну увозил с собой в отчую землю Свейн Эстридсон. С ним уходила домой и часть варягов-данов. А сердце Великого русского князя Мстислава Лютого разрывалось от наступавшей разлуки с любимыми людьми: дочерью, внуками и зятем, уплывающими в далёкую Данию, к западным берегам сурового Варяжского моря, шумевшего прибоем волн, штормами, северными ветрами.