Текст книги "Новый Рим и славяне. Византийские мотивы славянства и Руси"

Норманны были уже близко. На глаз их было тысячи четыре – менее пяти. В большинстве они были верхоконны. От пешей части их войска отделилось около полутора тысячи лучников, которые приблизились к войскам катепана Василия. Норманны подняли луки, натянули тетивы и осыпали стрелами ряды ромеев. Отряд катепана отвечал тем же. Видно было, что норманны бьют точнее. Потери в рядах защитников города стали быстро увеличиваться. Сотни греков и ополченцев пали под ударами стрел. Через четверть часа норманнская конница разделилась на два отряда и ударила по пехоте, перекрывшей дорогу и по катафрактам, стоявшим у побережья. Под ударом тяжёлой норманнской конницы катафракты устояли. Но войска катепана, стратиоты и ополченцы подались и стали медленно откатываться в сторону города. Надо было торопиться, и тогда Мстислав во главе дружины и трёхсот берсеркеров неожиданно обрушился на левое плечо норманнского войска. Впервые Мстислав встретил в бою столь яростного и сильного противника; норманны дрались неистово. Однако они не ожидали встретить здесь столь же яростных берсеркеров, среди которых было много выходцев из их родной земли. В жестокой сече прорыв противника к городу Бари был остановлен.

Тем временем на море творилось что-то невообразимое. Многие дракары норманнов, объятые пламенем, осыпая роем стрел корабли греков и ладьи руссов, сталкивались с ними борт о борт. От ударов трещала корабельная обшивка. Воины бросали канаты с крюками и, притягивая вплотную вражеский корабль, перебегали на его палубу. Камни, пущенные баллистами с греческих кораблей, крушили снасти и борта дракаров, увеча норманнских воев. Пламя, выбрасываемое огнемётами, металось по воде. Отдельные дракары, поражённые греческим огнём, но успевшие сцепиться с греческими судами, превращались с ними в единый костёр. Но даже на палубах пылавших кораблей шла жестокая рукопашная схватка. В общей свалке греческие моряки, пытаясь спасти свои корабли, рубили канаты с крюками, отталкивая баграми вражеские суда. Более подвижные русские ладьи маневрировали. Русы осыпали стрелами норманнов, вытаскивали из воды воинов, упавших за борт, кого тяжёлые доспехи тянули на дно. Спасённых врагов полонили и вязали канатами или цепями.

На греческом корабле, где дрался Свенд, развернулась ожесточённая схватка. Вначале греки успели поджечь один дракар и оттолкнуть его баграми. Но с ошей стороны их осыпало градом стрел, и бортом об их борт с треском ударил норманнский корабль, который оттолкнуть не удалось. Палубы кораблей стали полем битвы. Дружина Свенда частью перебежала на вражеский дракар, частью рассыпалась по палубе своего корабля, защищая греческих моряков. Князь ударом меча свалил на окровавленный настил крепкого норманна с секирой. Но тут его десное плечо с лязгом о железную чешую доспеха ожгло тяжёлым ударом сзади. Десница онемела, меч выпал из неё. Дланью ошей руки Свенд вырвал булаву и ударил наотмашь, развернувшись всем корпусом правее. Это спасло его от верной смерти. Увидев просверк вознесённого над головой вражеского меча, он увернулся от удара, прянул к борту корабля. К его ногам пал ближний отрок, сражённый норманнской стрелой. В следующий миг Свенд ударил врага булавой в десное запястье, выбив меч у противника – высокорослого светловолосого норманна. Однако тот схватил обеими дланями князя за горло и начал душить. Свенд выронил булаву, перехватывая своими руками длани врага и разжимая их. Через несколько мгновений он оторвал их от своей шеи и, наклонившись на десный бок, попытался скинуть врага за борт. Но молодой норманн оказался ловким и перехватил князя за бока. Потеряв равновесие, оба перевернулись и вывалились за борт корабля. Вода забурлила перед глазами Свенда. Уже на глубине, в зеленоватой мгле он пытался оторваться от норманна, но тот не отпускал. Тяжёлые доспехи тянули на дно обоих. Перед его внутренним взором мелькнул лик Феодоры с очами, полными слёз. Теряя силы и воздух, Свенд вспомнил слова молитвы…

Норманнские дракары, уцелевшие от греческого огня и от ударов камней, уходили на юг. Враги были отбиты от города не только на море, но и на суше. Через два дня они, ограбив все окрестности, свернули стан, сели на корабли, и их флотилия ушла из Бриндизия. Ещё через неделю, по сообщениям морской сторожи греков, они отошли к западным берегам Сицилии.

* * *

Прошло полтора месяца. Небольшая флотилия из двух быстроходных греческих дромонов и семи русских ладей быстро и уверенно подходила к Гибралтару. Ещё две недели назад греческие и русские корабли соединились с морским караваном генуэзских купцов, шедших под хорошей охраной в Танжер. Сейчас греческие и русские суда бежали в хвосте каравана. Купцы шли на всех парусах без останову, остерегаясь норманнов и арабов. Греческие моряки и кормщики также зорко следили за тем, чтобы не столкнуться с морскими разбойниками, чьи корабли нередко бороздили эти воды. Солнце палило нещадно. Сухой южный ветер пустыни туго надувал паруса и гнал корабли на Запад. Солёный морской воздух сушил губы, лицо. Людям хотелось пить. Но запасов воды было мало, и её надо было беречь. Далеко на юге синели берега Африки, с северо-запада наплывали берега Европы. Но и оттуда, со стороны европейского берега, подстерегала опасность, ибо Пиренейский полуостров был в ту эпоху под властью арабов, кого христиане называли маврами. Здесь и побережье Европы, и побережье Африки принадлежало арабскому владыке – кордовскому халифу. Кораблям христиан к этим берегам лучше было не приближаться.

Князь Мстислав стоял на носу передней ладьи, что шла вслед греческому дромону. С тоской в глазах он всматривался в морскую даль на западе. Мысли его были о Свенде. Ни в день битвы, ни неделю спустя его не нашли ни среди живых, ни среди погибших. Несколько человек его дружины, что дрались с ним на греческом корабле и уцелели в страшной сече, говорили, что видели его в последний раз с мечом в руке, дравшимся с несколькими ворогами. Около князя были тогда два отрока. Оба они пали в бою, и тела их обрели на палубе. Князь же словно в воду канул. Константин Диоген велел искать князя ещё три дня. Хорошие пловцы ныряли с камнем, поднимали утопленников там, где было не очень глубоко. Но Свенда не нашли. Наверное, был ранен, выпал за борт, а тяжёлые доспехи утянули его на дно на недоступную глубину. Мстислав вспомнил, как Свенд любил море. Может быть, потому Господь упокоил его на дне морском? Князь сотворил крестное знамение и тяжело вздохнул.

Да, после той битвы более двухсот русских, варяжских и греческих воев, дравшихся на кораблях, не нашли вообще. Все обрели вечный покой на дне Адриатики. На четвёртый день после битвы Мстислав ходил в городской собор, где накануне битвы заседал военный совет. Там князь передал настоятелю увесистый мешочек с золотыми и серебряными монетами, дабы пастырь и клир молились о душе раба Божьего Сергия (Свенда). Древняя базилика Бари озарена была тогда изнутри тысячами свечей, поставленных руссами, варягами, греками и горожанами на канун и перед образами. Тысячи людей толпились в соборе, молились и плакали под старыми сводами, опиравшимися на два ряда мощных колонн. В соборной башенной колокольне печально звенел колокол. Много пожертвовано и заплачено было денег на помин души воинов, спасших этот город от разграбления.

Мстислав утёр навернувшуюся слезу и постарался подумать о другом. Но сердце его защемило ещё сильнее, когда вспомнил, что уже более года не имел вестей и уже четыре года как не видел своей возлюбленной Гуннхильды и своей доченьки Эдиссы. Гуннхильд была дочерью Эйрика. Тот происходил из знатного варяжского рода. Более тридцати лет служил он в граде Воине на Суле и не раз помогал Мстиславу. О связи Мстислава с Гуннхильд мало кто и знал. И сам Мстислав до поры скрывал свою любовь. Жена с дочерью в это смутное время оставались под надёжной защитой градских стен и множества воинов, охранявших рубежи Руси. Князь думал о том, что дочь уже выросла. Ей пошёл четырнадцатый год, и он пытался представить, какой она стала. Князь окрестил её и сам нарёк христианским именем Эдисса (Ади), так как оно напоминало ему имя его покойной матери Адили. Как бы он хотел сейчас увидеть жену и дочь, прижать к своему сердцу их обеих. Осознавая это, поклялся себе самому, что как только возвратится на Русь, то сразу навестит их и более не отпустит от себя.

* * *

Как только флотилия прошла Гибралтар, то повернула и взяла курс на северо-запад. Генуэзцы ушли южнее к Танжеру. А в этих водах уже не встречались торговые корабли. Редко могли встретиться арабы-мавры, но очень возможно было столкнуться с норманнами. По левому борту от мореходов лежал необъятный океан. По правому тянулись гористые берега Пиренейского полуострова, принадлежавшие маврам. Большие волны ходили по океану, и маленьким кораблям было тяжело бороться с ними. Эти воды были совсем не похожи на довольно спокойное Средиземное море. Однако флотилия не приближалась к берегу более чем на пять греческих миль. Десять дней корабли шли на северо-запад. Затем обогнули какой-то мыс и пошли на север. Ещё через двенадцать дней при попутном южном ветре дромоны и ладьи достигли устья реки Дуэро и вошли в неё. Здесь, на левом берегу Дуэро, заканчивались владения мавров, а на правом стоял христианский город Опорто. Впервые после Барселоны мореходы сошли на берег и пополнили запасы воды и продовольствия.

Через две недели флотилия вошла в Аквитанское море (Бискайский залив) и двинулась близ побережья на восток. Это море оказалось более спокойным. Единственный раз в Аквитанском море на горизонте показались немногочисленные разноцветные паруса норманнских дракаров, но флотилия ускорила ход и вошла в порт кастильского города Сантандер. Здесь мореходы переждали два дня и отдохнули. Норманны ушли. Через три дня после выхода из Сантадера флотилия взяла курс на север и пошла вдоль побережья, принадлежавшего королевству франков. В этих водах было безопаснее.

Спустя месяц русичи и греки увидели берега Британии. Пройдя проливом между Британскими островами и материком, они вышли в Германское (Северное) море. Здесь, на побережье Британии, они узнали, что конунг данов, британцев, саксов и англов Канут Могучий пребывает сейчас в Нортумбрии, в городе Йорвике (Йорке), что на реке Уз.

* * *

Канут Могучий принимал русско-греческое посольство в старом каменном укреплении, которое построили ещё римляне, а потом перестраивали конунги англов и данов. После скромной мессы в небольшом романском соборе конунг вёл беседу с послами в своём длинном и большом бревенчатом доме, скорее походившем одновременно на гридницу, склад и оружную палату, чем на терем или тем более на дворец. Здесь ярко пылали факелы и светильники, в трёх очагах жарко горел огонь, а на вертелах крутили освежёванные туши оленя и двух кабанов. Сновали слуги, рабы, готовился пир, накрывались столы. В центре гридницы на большом резном троне англосаксонской работы в окружении стоявших соратников восседал молодой конунг. Послы предстояли конунгу, а вокруг собралось множество знатных воинов и женщин. Канут был рослым, высоким, светловолосым молодым человеком лет двадцати пяти. Мстислав заметил, что сам он, наверное, лет на десять старше конунга данов. Однако внимательный взгляд умных синих глаз Канута говорил, что этот правитель мудр не по годам. Послы уже успели узнать, что в завоёванной Британии конунг жил подолгу. Здесь он вёл осторожную политику: не делал различия между данами и англосаксами, с уважением относился к местным законам и обычаям, покровительствовал церкви. Однако видно было, что даны только начали приобщаться ко Христу.

Между тем переговоры начались. Их повели греки. Посылы базилевса выставили перед троном у ног Канута большой кипарисовый ларец, оправленный золотыми лозами винограда. Грек открыл крышку, и все увидели, что тот доверху наполнен золотыми монетами. Сверху на всём этом лежал золотой венец в виде перевитых лавровых листьев, отделанный каменьями сапфира и рубина. Подарки воистину были царские. Василий II, как всегда, не постоял за ценой. Глаза Канута стали серьёзными и строгими, в глазах же людей его свиты загорелись искры восхищения и зависти. Удивлены были даже Мстислав и русы с варягами из его окружения.

В помещении воцарилось всеобщее молчание. Спустя минуту раздался властный голос Канута:

– С какой целью великий христианский кесарь Востока прислал к нам посольство и вручает нам столь богатые дары?

Один из греков отвечал:

– Базилевс ромеев шлёт великому и прославленному рексу (королю) Запада свой братский поклон и приветствие. Базилевс желает своему молодому брату долгого и счастливого правления, твёрдого подвизания в деле насаждения учения Христа среди своих подданных.

– Мы благодарим великого кесаря Восточной Римской империи за столь правдивые слова и добрые пожелания. Но среди греков мы видим русов и даже викингов – выходцев из нашей земли. Они тоже пришли от вашего кесаря? – спросил Канут.

Грек перевёл с датского на греческий:

– Эти люди служат нашему базилевсу верой и правдой. Потому наш базилевс просит своего брата-короля Британии и Дании помочь его родственнику, русскому князю Мстиславу, в его праведном деле, о котором тот расскажет сам. Для себя же базилевс просит короля пресечь или по возможности ослабить набеги норманнов на италийские владения Империи Ромеев, ибо путь норманнов лежит через воды, где господствует флот данов.

Вновь, выждав минуту, Канут изрёк:

– Ещё раз благодарим великого кесаря за щедрые дары и принимаем их. Что касается норманнов, которые разоряют и захватывают владения кесаря в Италийских землях, то мы знаем, что это викинги (люди заливов и шхер) из владений конунга Олафа. Но и сам Олаф не может справиться с ними, так как он сидит в своём граде Ставангере, а те находят убежище в северных фьордах. По слухам, предводительствует у викингов молодой, но храбрый, жестокий и коварный воин Робер по прозвищу Гвискар (Лукавый). Сейчас Гвискар и его сподвижники со своими дружинами уже воюют на Большом италийском острове (Сицилии). Но им постоянно приходят на подмогу новые дружины, набранные из молодых воинов в фьордах и владениях Олафа. Да, конечно, даны на своих кораблях попытаются перекрыть викингам путь в Южное море. Но те могут обойти Британию на своих быстроходных кораблях с запада. Что же касается русского князя, то пусть он расскажет сам о своих делах.

Мстислав выступил вперёд и поклонился конунгу. Тот доброжелательно склонил главу. Князь недолго говорил на греческом:

– На Руси после гибели моего отца Великого князя Владимира теперь идёт междоусобная кровопролитная брань, государь. Я прошу тебя оказать помощь в наборе дружины среди данов и мурман. Кроме того, я знаю о давней вражде данов с вендами, поморянами и особенно руянами и потому прошу оказать помочь – пресечь их связи и союз с Новгородом и князем Ярославом, захватившим престол отца нашего.

Внимательно выслушав Мстислава, конунг понимающе склонил голову, улыбнулся и молвил:

– Мы наслышаны о кровавой войне в Остогарде. Мы чтим память великого конунга русов Вальдемара. Даны помогут тебе, князь.

Канут замолчал. Затем громко ударил три раза дланью о длань и призвал всех сесть за пиршественный стол. Присутствующие с шумом стали садиться за столы. Уже среди общего гама и хмельного веселья Мстислав заметил на себе взгляд смелых серых глаз юного русоволосого юноши. Ему было лет восемнадцать. По одежде видно было, что он принадлежит к ближайшему окружению конунга. Тот улыбнулся. Мстислав отвечал тем же. Вскоре юноша подсел к Мстиславу, они сдвинули кубки и выпили. Молодой варяг оказался племянником Кнута Могучего. Он был сыном его единокровной сестры Эстрид Маргареты. Звали его Свейном (в честь деда Свейна Вилобородого), а в крещении – Магнусом. Переводил Мстиславу его дружинник-варяг Энунд. С его слов князь понял, что Свейн Эстридсон (сын Эстрид) хочет идти с Мстиславом в великую и загадочную Гардарику за славой, богатством и удачей.

Много было произнесено торжественных слов и здравиц на разных языках за тем столом: на датском, англосаксонском, русском, греческом. Но вот посреди пира конунг данов поднялся со своего трона, держа бокал в руке. Обращаясь к Мстиславу среди наступившей тишины, Канут изрёк:

– В жилах датских конунгов течёт добрая половина славянской крови. И потому нам хотелось бы знать, что в переводе означает по-славянски имя русского князя?

– По-русски «мостити, мьстити» означает «укреплять, утверждать, связывать, прокладывать дорогу». Потому имя Мстислав суть «Утверждение Славы», «Дорога к Славе». От слова «мостити» происходят и слова «мстить», «месть». И означают они «утверждение Истины», «дорога к Истине», – отвечал князь по-гречески, дабы все поняли.

Конунгу перевели. Канут удивлённо вскинул бровь, утвердительно кивнул головой, а затем молвил:

– Мы уже знаем о горькой утрате русского князя в сече у города Бари. Покойный конунг русов Свенд был прославленным, известным воином и полководцем не только в землях востока – в Остогарде-Гардарике, – но и «в греках». Слава о нём докатилась до Британии, Ютландии и других берегов Варяжского моря. И вот сейчас в память о Свенде и о покойном отце нашем Свейне я прошу русского князя принять ещё и это имя, ибо оно и по-русски, и по-славянски, и по-датски означает одно и то же – «Освящённый», «Священный», как у римлян «Август».

С этими словами Канут выпил из кубка до дна. Мстислав же склонил голову в знак благодарности, а затем опустошил свой кубок. Всё застолье заликовало, опустошая чаши, кубки, чары и другую посуду с хмельным. А Свейн Эстридсон протянул Мстиславу длани рук. Тут они обнялись, расцеловались, и молодой варяг поклялся русскому князю в верности и дружбе.

* * *

Много интересного увидел и узнал Мстислав на полуденных берегах Варяжского моря. Полторы тысячи воинов собрал он с помощью Свейна в Ютландии, на зелёных островах Фюн, Зеланд, Лолланн, Фальстер, Мён, а также во владениях конунга Олафа – фьордах и шхерах Мурманского берега. Везде Свейн-Мстислав стал известен как предводитель руссов, конунг Остогарда-Гардарики и друг великого кесаря греков. Как только стаял лёд, весной 1021 года его флотилия из сорока дракаров пошла к восточным берегам Варяжского моря. На второй день пути южнее их показались паруса немалого флота. Паруса быстро приближались. Даны и викинги утверждали, что это паруса руянских кораблей, и стали готовиться к битве. Однако руяне не рискнули приблизиться к данам в этот раз. К вечеру руянский флот повернул на запад и пропал из вида. Русско-варяжская флотилия пошла на восток под всеми парусами при попутном ветре.

Через десять дней ладьи и дракары князя Мстислава вошли в устье Западной Двины и двинулись на вёслах вверх по её течению. В одном из летьгольских селений, когда воины Мстислава сошли на берег за продовольствием, им сообщили что полоцкий князь Изяслав, владевший землёй летьголы и бравший с неё дань, уже более года как почил в Бозе. Теперь в Полоцке правил его сын Брячислав. Весть эта сильно опечалила Мстислава, но он понадеялся на приём сыновца и выслал к нему посылов. Ещё через неделю русско-варяжскую флотилию приняла в свои объятия Русская земля. Спустя три дня они были уже в Полоцке, и князя Мстислава с дружиной радушно встречал его сыновец Брячислав.[27]27
  Возможно, имеющих отношение к территории нынешней Латвии. – Примеч. ред.


[Закрыть]

Молодой полоцкий князь устроил гостей в своём Кроме (кремле), велел приготовить баню, закатил пир. Через день после пира князья и старшая дружина собрались на совет. Говорили о делах на Руси и в Русской земле, оценивали силы Ярослава. Молодой, высокий, белокурый и смышлёный Брячислав, улыбаясь синевой глаз, рассказывал Мстиславу и его людям:

– Перевелико силенъ еси ныне конязь Кыевскии. Могуще совкупити и вывести на супротивники своа обе тьмы вои. Новгородъ же есть твердь ево, первее поне и подобаетъ ударити тамо. Токмо твое, Мстиславе, да и мое войско невелико есть ныне (Киевский князь сегодня силён и может выставить против своих противников до двадцати тысяч воинов. Опора его – Новгород, потому туда и надо бить в первую очередь. Но сил для этого сейчас и у тебя, Мстислав, да и у меня мало).

Дядя соглашался с сыновцом:

– Первее надо итти с дружиною на Тмутархань, дале в Посулье – в Северу. Тамо призову под стязи своа и совкуплю многи вои супротивъ Ярослава (Сначала надо идти с дружиной в Тмутаракань, затем в Посулье и в землю северы. Там подниму и соберу много воев против Ярослава).

– Токмо яко же хождаху до Тмутархани, поелику Ярослав седи в Кыеве, переявъ путь из варяг в грекы? (Но как пройти в Тмутаракань, если Ярослав укрепился в Киеве, перекрыв путь из варяг в греки?) – спрашивал Мстислав.

Вот тогда-то и попросил слова предводитель варягов-данов молодой Свейн Эстридсон. Он уже немного изъяснялся по-русски. Но сейчас говорил по-датски, иногда вставляя русские слова:

– Медлить нельзя, пока враг не узнал о возвращении князя Мстислава в Русскую землю с дружиной. Князю Брячиславу надо «потщати ся готовити свои конныи полкъ» к походу и нанести неожиданный удар по Хольмгарду (Новгороду), дабы выманить Ярослава из Киева. «Сполохъ сеи» отвлечёт Ярослава. Тот двинется с войском на Брячислава и откроет путь по Днепру на юг – в Гардарику. «Ти же, княже Брячиславе, скоро потещи Полотьску восвояси».

Произнеся это, Свейн покраснел и внимательно воззрел на Мстислава. Тот улыбнулся, с удивлением и благодарностью посмотрел на молодого варяга. Брячислав же одобрительно покачал головой и громко молвил:

– Ти, Свен, еси остромысл!

* * *

«В лето 6529. Прииде Брячиславъ, сынъ Изяславль, внукъ Володимерь, на Новъгородъ, и зая Новъгородъ, и поимъ Новгородце и именье ихъ, поиде Полотьску опять; и пришедшю ему к Судомири реце. И Ярославъ ис Кыева въ 7 день постиже и ту, и победи Ярославъ Брячислава. И Новгородце вороти Новугороду, а Брячиславъ бежа Полотьску», – записал русский летописец в тот год.

* * *

Ни одна ладья не вышла навстречу или наперерез русско-варяжской флотилии, когда её дракары быстро и гордо шли мимо киевских высот по течению Днепра. Киевляне, стоя по высокому берегу реки, щурясь от яркого майского солнца, с удивлением взирали из-под дланей на неожиданно появившуюся флотилию варягов, шедшую мимо и не привалившую к пристани. Никто на берегу не ведал, кто и зачем ведёт варягов в низовья Словутича. Ходили какие-то смутные слухи о полоцком князе Брячиславе, но толком ничего не было известно.

Через два дня после прохода по Днепру мимо Киева флотилия вошла в устье реки Сулы, и корабли пристали к берегу под стенами града Воина. Население и стража этого порубежного града сначала затворили ворота и с тревогой стали высматривать, что творилось на берегу. Когда узнали, кто пришёл, с криками бросились встречать князя Мстислава. То-то было радости, веселья, шуток и смеха. Ади (Эдисса), услышав, кто возвратился, прибежала к реке, бросилась с радостным воплем и слезами на шею князю-отцу, обняла, зарыдала. Мстислав с любовью охватил её, уже девушку, такую рослую и красивую, целовал в мокрые щеки, гладил дланью по русым волосам, успокаивал, вытирал слёзы. А дочь всё рыдала, обвив руками шею отца и уткнувшись лицом в стальную чешую нагретого солнцем и её дыханием доспеха. Рядом с ними стоял дед Эдиссы, седой варяг Эйрик, и тоже вытирал слезы, встречая зятя. Но не было рядом с ними той, кого так долго хотел увидеть и обнять князь Мстислав. Обнимая и лаская плачущую дочь, он искал глазами возлюбленную, но никак не мог найти её. Вокруг Мстислава и Ади собралось много воинов из града и пришедшей дружины. С удивлением и интересом в глазах смотрел на встречу отца и красавицы-дочери молодой Свейн Эстридсон. Вои из града, тихо переговариваясь, качали головами. Мстислав всё это видел и продолжал искать, но всё не находил… Прошли минуты, прежде чем он стал догадываться, отчего так безутешно плачет дочь, отчего вытирает перстами слёзы седой Эйрик, отчего затихли вои. Наконец, понял и с ужасом осознал, что никогда уже не выйдет встретить его возлюбленная Гуннхильд. Ярко светило весеннее солнце, согревая сердца и души людей, но пусто стало в этом мире и на душе у Мстислава. И в этот миг вспомнил он Свенда и осознал, какова цена любви и цена жизни на этой бренной земле.

* * *

Тмутаракань давно ждала князя Мстислава. Два года касоги и хазары, вновь осмелев и набрав силу, то и дело подступали к городу, разоряли его окрестности. Князя встречали ликованием и радостью. Мстислав привёл с собой трёхтысячное комонное войско. Дочь и тесть были с ним. Города Посулья выставили под его знамёна полторы тысячи воинов. Он начал готовиться к большому походу на касогов. Посылал и в Цареград узнать, как обстоят дела у греческого царя. Благодарил его за богатые дары, что были отправлены конунгу Кануту Могучему. Сообщал, что собирается идти на касогов – общих врагов греков и руссов. Мыслил, вдруг Василий II возьмёт да и пришлёт корабли с катафрактами в помощь Тмутаракани.

Через три месяца из Цареграда пришло известие, что базилевс ведёт большую войну в Закавказье против царя Абхазии Георгия. Ромеи заключили союз с армянами. Базилевс уже нанёс несколько поражений абхазам. Скорое выступление князя Мстислава против касогов – союзников Абхазии – лишь ускорит общую победу. Базилевс советовал князю заручиться также и поддержкой аланов. Тмутараканский князь понял, что рассчитывать отныне надо только на свои силы. Но к аланам послал.

Весной 6530 года (1022 год по Р. Х.), как только подсохла степь, шеститысячное конное войско Мстислава Тмутараканского быстро пошло на восток к предгорьям Кавказского хребта. Через два дня к нему присоединился конный отряд аланов. Когда уже на горизонте засинели и выросли, как из-под земли, горы, русское войско увидело в кубанской степи многочисленную конную рать касогов и хазар. Касожский князь Редедя Илдар направил послов к Мстиславу. Князь принял касогов перед всем войском. Один из послов на ломаном русском языке передал Мстиславу слова Редеди:

– Что ради губивъ дружину межи собою? Но снидеве ся сами бороть; да аще одолееши ти, то возмеши именье мое, и жену мою, и дети мое, и землю мою; аще ли азъ одолею, то възму твое все. Но не оружьем ся бьеве, но борьбою.

Услышав слова Редеди, Мстислав задумался. Касожский князь явно боялся битвы. Побить тяжёлую, доспешную, вооружённую до зубов конницу русичей и варягов было не по зубам более лёгкой, хотя и многочисленной коннице касогов и хазар. Аланы же были лучшими лучниками на Кавказе. Оставив послов ожидать, он отъехал от них. Поделился своими мыслями с Эйриком, болярцами Перенегом, Сваруной, с молодым Свейном. Те согласились с князем. Перенег с тревогой заметил, что Редедя велик, необыкновенно силен и прославился на Кавказе своим умением бороться. Говорили, что он в единоборстве голыми руками валил быка. Но и Мстислав был рослым, на редкость сильным мужем. Смелые голубые глаза, косая сажень в плечах, руки, что ветви дуба, тёмно-русая шевелюра и кудрявый чуб, ниспадавший на лоб, свидетельствовали о его лихости и решительности. По неписаным правилам той эпохи отказаться от поединка было проявлением трусости. Князь решил принять вызов. Отстегнул и скинул с пояса ножны с мечом. Сбросил щит, копьё, булаву с паверзой. Расстегнул шелом с бармицей и снял их с подшеломником, обнажив голову с прядями густых тёмных волос. Уже было тронул коня, но Свейн на несколько мгновений остановил князя и протянул ему небольшой засапожный меч. Тихо молвил по-варяжски, вставляя в речь русские слова:

– «Коль Редедя» всё же нарушит правила и пустит в ход «оружье», то «незазорно будеть» это же сделать и князю.

Мстислав принял «подарок» Свейна, благодарно взглянул на молодого варяга, подмигнул и кивнул ему, поудобнее укладывая дарёное за кожаное голенище. Затем подъехал к посылам Редеди и молвил:

– Тако буди! – веля им скакать к господину и сообщить, что пусть готовится.

Через полчаса оба войска сошлись на полёт стрелы и замерли друг против друга. Ни одна стрела не вспорхнула. Не ржали, но тревожно всхрапывали кони. Приглушённо позвякивали доспехи воинов. Не прозвучало ни одного бранного выкрика. Слышно было, как ветер свистел в степи и шуршал в камышах близ степной реки, бравшей начало в горах.

Сердце Мстислава тревожно и гулко билось. Один, без оружия он выехал вперёд и остановил коня перед войском врага. Сотворил крестное знамение и попросил у Господа помощи. Навстречу из тьмы вражеской рати выехал огромный воин на тяжёлом вороном коне. Противники спешились. Пошли навстречу друг другу. Вои и кони с обеих сторон словно замерли.

Редедя оказался на редкость сильным и крепким бойцом. Обритая, казалось, каменная его голова сидела на бычьей шее. Плечи были такие, что на них можно было положить коня. Маленькие серые глаза касога злобно сверкали.

Мстислав первый нанёс ему удар в подбородок. Но ланиты и челюсти противника, казалось, были чугунными и налиты багровым румянцем. Его кулаки размером с женскую голову, длани с короткими железными пальцами обрушились на плечи и голову Мстислава. Князь устоял с трудом, укрывшись руками, согнутыми в локтях. Изловчившись, нанёс удар противнику головой под дых. Глаза Редеди сузились, он попятился. Мстислав вновь ударил ему в лицо. Но тут Редедя с размаху ударил Мстислава десной ногой по рёбрам. Доспех почти не ослабил тяжёлого удара. Князь отлетел назад и упал. Услышал, как взревела и заорала орда касогов и хазар, как выругались русичи и неистово закричали варяги. Редедя навалился всем телом сверху, его железные длани и персты сошлись на горле князя. В глазах пошли круги, воздуха не хватало. Совершив над собой невероятное усилие, Мстислав ударил Редедю рёбрами дланей по бычьей вые. Тот ослабел, и князь разомкнул его руки. Через мгновение Мстислав нанёс противнику удар головой в нос. Лбом он разбил переносицу касогу, и у того хлынула кровь. Почуял, как тошнотворно разило потом и кровью от противника. Но тот, стервенея, ответил таким же ударом в лицо. У Мстислава потемнело в глазах. Он саданул коленом между ног врага, и тот от острой боли исторг звериный рык из самой глубины груди. Князь вывернулся и оказался сверху. Глубоко вдохнул, ибо воздуха не хватало. Снова ударил ворога кулаком в лицо. Редедя, словно бык, тяжело дыша, развернулся на грудь, встал на четвереньки и сбросил Мстислава. Кровь заливала доспехи и лица обоим. Длани и кулаки были сбиты и кровоточили. Многие пальцы оказались выбиты. Противники, не успев отдышаться, вновь схватились уже на поясах. Подсекая друг друга, валили на землю, били ногами, кулаками, головой, изнемогали и задыхались, но ни тот ни другой не сдавался. Уже четверть часа длилась эта схватка. Вои с обеих сторон охрипли от крика. Вот Редедя ухватил Мстислава за чуб и, потянув к себе его голову, ударил в зубы коленом. Хрястнуло. Мстислав понял, что потерял несколько зубов. Подбросил десную ногу и нанёс удар Редеде ближе к паху. Тот упал на колени, но не отпустил. Силы были на исходе. И Мстислав взмолился про себя: