Текст книги "Крестом и булатом. Вторжение"

– Монике, вероятно, недоплатили. Попытались, как это свойственно иудеям, сподвигнуть ее на дальнейшее сотрудничество под знаменем священной и бескорыстной борьбы за израильские интересы. А девочка не согласилась. И устроила истерику...

– Хорошо, в качестве версии принимается. Но при чем тут Мадленка?

– Эта старая сволочь и была пультом управления. Левински заложила реакцию на кодовое слово, а Олбрайт вводила дальнейшие программы. Госсекретарь может встречаться с президентом без свидетелей...

– Остается перманентный аудиоконтроль помещений, – майор щелкнул пальцами. – Сотрудники Секретной Службы были обязаны прореагировать. Там не лохи сидят. Любой психологический наезд – и Мадленке бы не поздоровилось.

– В Моссаде тоже не дураки. Они явно выстроили реплики Олбрайт таким образом, чтобы было не придраться. Какое нибудь сложное словосочетание – и понеслось. Дурачок Билли начинает действовать как робот. Слушает все то, что вещает Мадлен, и воспринимает это как руководство к действию... Простейший пример – Югославия. Милошевича можно было дожать на уровне дипломатии. Он и так сепаратно шел на переговоры по Косову.

– Но недостаточно активно, – возразил Сухомлинов. – Без огонька. Соглашения подписывал, однако мало что по ним выполнял.

– Верно. Хотя в дипломатии даже частичный успех считается победой. Додавить Милошевича было можно. Сдал бы он Косово, как пить дать. Еще полгодика переговоров в Рамбуйе, и Милошевич согласился бы на присутствие в крае международных наблюдателей. А затем и на контингент ООН...

– Принимается, – кивнул майор.

– Теперь смотри, Сережа, что вышло. Югославы стараются сохранить лицо, европейцы им в этом не мешают. Переговоры идут, шатко валко, но идут. И тут вдруг Штаты волевым усилием принимают решение об ультиматуме. Зачем?

– Ускорение процесса, – предположил Сухомлинов.

– Ультиматумом процесс не ускоришь.

– Янкесы так часто делают, – не согласился майор. – Привыкли, что в последние десять лет все их слушаются.

– Ага! – хмыкнул Бобровский. – И одновременно с этим заявляют о том, что с нетерпением ждут Милошевича на скамье подсудимых в Гааге. Странный какой то ультиматум, тебе не кажется? Все вместе: и этнические чистки, которых, как оказалось, никто не проводил, и требования выдать международному трибуналу законного президента, и угрозы бомбардировок... Причем, заметь, ультиматум идет вразрез с договоренностью самих Штатов с европейцами. И невыгоден ни Европе, ни Америке.

– Хорошо. А в чем выгода Израиля, если иудеи все это замутили?

– Отвлечение внимания от своего региона и замыкание агрессивной псевдоисламской дуги Алжир – Южный Ливан – Косово – Кавказ – Афганистан – Джама и Кашмир – Пенджаб – Тайланд. До момента балканской войны в дуге имелся пробел. Теперь его не существует. Более того. Со времени мирового кризиса девяносто седьмого года инвестиции в экономику Израиля уменьшились в два раза. Вот они и придумали ход, с помощью которого вытянули из штатников лишние сорок миллиардов на вооружение.

– Да, такую вероятность исключать нельзя... Но создание панисламской дуги опасно для самих евреев, – рассудил Сухомлинов. – Что, если она развернется в их сторону?

– Вот тут, Сережа, я бы хотел обратить твое внимание на политику Израиля по отношению к соседям. Иудеи на самом деле и не собираются жить с ними в мире. Ибо в таком случае они лишаются невозвратных кредитов на оборону. А без посторонних вливаний эта страна не выживет. Им все время нужен враг у своей границы. В противном случае иудеям останется только выращивать апельсины и торговать грязями с Мертвого моря, что с финансовой точки зрения невыгодно... Без внешней угрозы Израиль теряет девяносто процентов своего влияния и становится рядовой маленькой и очень захудалой страной.

– Зачем им тогда мириться с палестинцами?

– А кто сказал, что они действительно настроены на мирный исход? – вопросом на вопрос отреагировал Бобровский. – Ведь каждый раз, как процесс близится к завершению, что нибудь происходит и все возвращается на круги своя. Спровоцировать Арафата и компанию – раз плюнуть... Достаточно стычки израильтян с группой арабских подростков или пары фраз на митинге. И мы видим, что так и получается.

– По твоему, Мадленка готовится к очередной пакости?

– Я этого не исключаю. Больно спокойно все идет...

– А Югославия? Там вроде бы пока все на точке замерзания.

– Погоди немного. Через месяц там выборы. Вот и увидишь...

– Думаю, Милошевичу не усидеть, – констатировал майор. – Больно много денег сейчас у оппозиции. Янкесы только за последние полгода перевели Драшковичу, Куштунице и Джинджичу сотню миллионов. И Аркан очень удачно погиб...

– Се ля ви. Хотя Ражнятовича могли грохнуть по более приземленным мотивам. Типа коммерческих.

– Что то не верится...

– Мне тоже. Но информации – ноль... Ладно, пора за работу. Цветные схемы, говоришь? – подполковник Григорий Владимирович Бобровский с чекистским прищуром уставился на кадр аэрофотосъемки.

* * *

– А через год его маненечко того,

И тут всю правду мы узнали про него -

Как он парламент расстрелял,

Как он дочурку прикрывал,

Как с олигархами страну разворовал...

– Я слышал иной вариант последней строчки, – Рокотов вышел из за куста и встал рядом с перебирающим гитарные струны Васей Славиным, – «Как он Вована в президенты продвигал...». Собственно говоря, а откуда здесь сей щипковый инструмент?

– У этих придурков с собой был, – Вася мотнул головой в сторону связанных чеченцев, выложенных рядком на траве. – Музыканты, блин..

– Ясно, – Влад повернулся к Филонову. – Ну что, светает. Пора допросить наших юных друзей.

Никита свел брови к переносице и вытянул из ножен широкий изогнутый клинок.

– Ну ну ну, – Рокотов погрозил экс браконьеру пальцем. – В угол поставлю! Кто ж с самого начала резать начинает? Надобно интеллигентно, может, они сами всё расскажут.

На лицах сидящих вокруг Славина казаков появилось скептическое выражение.

– Попитка – не питка, – с грузинским акцентом заявил Владислав. – Итак. Остаются Никита, Леша и я, разумеется. Остальные – в круговую оборону...

– Давай я останусь, – предложил Туманишвили.

– Не надо. Кровь у тебя горячая, оглянуться не успеем, как ты их всех перебьешь. А тут подходец тонкий нужен... Вы пока отдыхайте. И ребят смените, а то они уже четвертый час на постах торчат.

– Яволь, – ответил за всех громила Лукашевич и легко поднялся на ноги. – Всё, мужики, пошли...

Когда казаки скрылись в зарослях, окружавших поляну с кострищем, Рокотов вопросительно посмотрел на Филонова.

– С кого начнем?

– Этот хрен справа вроде юнец совсем.

– Согласен. Леша, тащи его сюда...

* * *

Абдула Бицоев с трудом разлепил веки, когда ему на голову обрушился поток холодной воды.

Подробностей ночной схватки он не помнил. В памяти остались лишь мечущиеся неясные тени, крики товарищей, внезапно возникшая перед ним мохнатая фигура и сверкнувшая перед глазами молния, когда ему в лоб попало что то твердое.

Страшно болела голова.

Абдула попытался сесть и размять руки, но не смог. Кисти и лодыжки были надежно перемотаны тонкой нейлоновой веревкой.

– Очухался, гаденыш, – чувствительный удар носком сапога под ребра заставил Бицоева сфокусировать зрение на склонившихся над ним трех мужчинах в камуфляже.

Их лица, перемазанные темно зелеными полосами, не предвещали ничего хорошего.

– Жить хочешь? – вежливо поинтересовался молодой парень, присев на корточки.

Бицоев втянул голову в плечи и промолчал.

– Не понимает, – удрученно констатировал парень и пощекотал кадык Абдулы кончиком узкого кинжала. – Или глухой... Шпрехен зи дойч? Парле ву франсе? Ду ю спик инглиш? Абла эспаньол?

Абдула зажмурился.

Парень перешел с русского на неизвестные молодому чеченцу языки.

– Перестань придуриваться, – Бицоеву опять врезали под ребра.

Абдула послушно открыл глаза и уставился на мужчин.

– А представляете, если он сейчас заявит «Ватакуши ва вакаримасен»? – хмыкнул парень. – Чо тогда делать будем?

– Это по каковски? – спросил стоящий в паре шагов от чеченца суровый мужик.

– По японски. «Я вас не понимаю...»

– Вряд ли, – поморщился мужик и погладил висящие на ремне ножны. – Давай ему палец отрежем. Сто к одному, что запоет...

– Лучше ухо, – вмешался третий.

Бицоев задергался и замычал, пытаясь вытолкнуть языком кляп.

– Ба а! – обрадовался парень. – Да мы просто кляп забыли вынуть! Ну ка, ну ка... – лезвие перерезало ворсистый шнур. – Будешь говорить?

– Буду, – выдохнул Абдула и зашелся в приступе кашля.

* * *

– Будет, – удовлетворенно сказал Рокотов и сел рядом с пленником. – Давай, вещай...

– Это всё они... – чеченца мелко трясло.

– Не, брат, так не пойдет! – Влад поднес к глазу бывшего боевика острие ножа. – Для начала – кто ты такой?

– А абдула Б бицоев...

– Что вы тут делали?

– Д дорогу м минировали.

– Зачем? – с невинным видом поинтересовался Рокотов.

– Федералы д должны были проехать. 3 за втра. Мы и их ждали.

– А откуда ты знаешь, что именно завтра и именно по этой дороге?

– Это не я... Это с старшие сказали.

– И вы что, вдевятером собирались брать колонну?

– Нет, – Бицоев закрутил головой. – Сегодня вечером ребята д должны подойти!

Влад оглянулся на Филонова. Тот еле заметно кивнул.

– Сколько человек идут вам в помощь?

– Н не знаю...

– Точно?

– Аллахом клянусь!

– Ты при мне Аллаха не поминай! – Рокотов несильно стукнул Абдулу кулаком в челюсть. – Не люблю, когда уроды вроде тебя язык распускают! Ишь, мусульманин нашелся! Да таких, как ты и твои дружки, в приличной исламской стране палками на площадях охаживают... Быстро вспоминай, сколько человек в отряде! Десять, сто, двести?

– Давай все таки что нибудь отрежем, – кровожадно предложил Веселовский. – Здорово память прочищает.

– Успеется, – Владислав прижал кончик клинка к щеке Бицоева. – Ну, вспомнил?

– Человек сорок! – выкрикнул чеченец, пытаясь отстраниться от ножа. – Точно брат знает!

– А где брат?

– Там лежит...

Веселовский подошел к оставшимся троим пленным.

– Который из них? – Рокотов за волосы приподнял голову Абдулы.

– В середине... – от хваленых вайнахских смелости и семейных традиций не осталось и следа.

Бицоев был готов на всё, лишь бы спасти собственную жизнь.

– Оч чень хорошо, – Влад подозвал Никиту. – Забей ему обратно кляп, а мы пока с братцем потолкуем...

* * *

Лидер питерского отделения партии «Молодые Христианские Демократы» Виталий Мелонов по кличке Дыня был рыжим конопатым толстяком с повадками комсомольского активиста.

Благодаря абсолютной беспринципности, корыстолюбию и тяге к стукачеству, жизнь у Дыни складывалась удачно. Покрутившись годик в псевдодемократической тусовке и немного поправив свое материальное положение, Мелонов занял пост председателя карликовой партии. Никакого веса в городе христианские демократы не имели, однако всегда очень вовремя выступали в поддержку действий западных держав и регулярно получали финансовую подпитку от своих европейских коллег.

Фактически, Дыня со товарищи представляли из себя «пятую колонну», пусть не очень многочисленную, но всегда готовую к пикетам и участию в антироссийских демонстрациях, кои время от времени организовывались «старшими товарищами» из «Яблока» или «ДемРоссии».

– Руслану надо помочь, – протянул Мелонов, разглядывая сидящих перед ним двух прыщавых юнцов. – Этот Воробьев уже достал...

Проблема Руслана Пенькова заключалась в следующем: известного педераста демократа опять обидели статьей в «Комсомольской правде», обвинив в пособничестве убийству, случившемуся больше года назад в темном подъезде дома на канале Грибоедова. Пеньков, ничтоже сумняшеся, подал в суд и теперь добивался выплаты ста тысяч рублей за «нанесенный моральный ущерб».

На пару с Пеньковым в суде выступал адвокат

Юлий Карлович Шмуц, славный тем, что еще в доперестроечные времена был исключен из коллегии за поведение, позорящее звание защитника. Он обобрал семью посаженного в камеру директора овощебазы, объясняя свои действия необходимостью дать взятку прокурору, и даже уволок из гаража подзащитного пять новых покрышек для «Жигулей», которые в тот же день загнал на авторынке. А когда родственники подследственного потребовали деньги назад, Шмуц сымитировал потерю памяти и напрочь отказался понимать, о чем речь.

– А кто этот Воробьев? – почтительно спросил один из юнцов.

– Сволочь первостатейная, – зло выдохнул Дыня. – Бывший военный прокуроришка. Сейчас адвокатом у «Комсомолки» служит. Пенькова совсем достал...

С Андреем Воробьевым у Руслана со Шмуцем это уже был не первый процесс. Все предыдущие они проиграли. Адвокат с птичьей фамилией виртуозно жонглировал статьями кодексов и юридическими прецедентами, в результате чего манерному гомику приходилось раз в три месяца оплачивать судебные издержки.

Шмуц только икал и разводил своими загребущими ручками.

– Я вам дам адресок этого адвокатишки, – Мелонов порылся в куче бумаг на столе. – Живет возле Чернышевской, на Чайковского... Дом номер тридцать восемь...

– Там РУБОП рядом, – испугался второй юнец.

– Ну и чо?

– Боязно...

– Я могу другим поручить, – скривился Дыня.

– Не надо, – у первого юнца взыграла гордость. – Уделаем в лучшем виде. Чо надо то?

– Пугануть как следует, – Мелонов поджал толстые, лоснящиеся от недавно съеденного гамбургера губы. – Рожу набить. И предупредить, чтоб не борзел.

– Говорить, за что?

– Обязательно. Пусть знает... – Юнцы переглянулись.

– Сколько платишь?

– По три штуки, – Дыня извлек из ящика стола перетянутую аптечной резинкой пачку мятых десятирублевок. – Держите...

Старший из парочки хулиганов сунул пачку в карман куртки.

– Сделаем. Когда надо?

– Вчера, – надулся лидер христианских демократов. – Дня за три справитесь?

– Ну...

– Тогда идите...

Дыня подождал, пока юнцы выйдут на улицу, затем достал из ящика вторую пачку, толще предыдущей, и бросил себе в дипломат. Пеньков заплатил за организацию нападения на Воробьева двадцать тысяч, но по червонцу на рыло восемнадцатилетним бакланам было слишком жирно.

Хватит с них и шести.

Причем на двоих.

А остальным четырнадцати Мелонов сам найдет достойное применение.

Лидер христианских демократов посмотрел на часы.

Полдень.

Через пятнадцать минут у него назначена встреча с председателем общественного движения «За права очередников» Николаем Ефимовичем Ковалевским, вместе с которым Дыня выступает в поддержку одного малоизвестного кандидата в депутаты на предстоящих в октябре довыборах в Госдуму по двести девятому округу.

Мелонов потянулся и развернул вощеную бумагу.

За четверть часа он успеет съесть еще парочку гамбургеров.

* * *

Ахмед Бицоев оказался орешком покрепче своего насмерть перепуганного брата.

Когда его привели в чувство, облив водой из ведра, он тут же принялся материться, плеваться во все стороны и бурчать под нос угрозы в адрес казаков. Пришлось дать Ахмеду по роже.

Невоспитанный вайнах на полминуты замолчал, но по прошествии времени все повторилось сначала. Правда, теперь чеченец не матерился и не плевался, а выкрикивал лозунги.

Как на митинге в поддержку независимости Ичкерии.

Рокотову это быстро надоело, и он угомонил Бицоева тычком сложенных копьем пальцев под ухо. Потерявший сознание чеченец затих.

Третий пленный, которому Влад в пылу ночного боя засадил кастетом в грудину, в сознание не приходил. Дышал он неровно, с хрипами, и было ясно, что без квалифицированной медицинской помощи до вечера он не дотянет.

Оставался последний.

Как поведал деморализованный Абдула, Бахтияр Шарипов исполнял в отряде роль «смотрящего» и подчинялся напрямую Арби Бараеву. Соратникам по борьбе из чужих тейпов полевой командир не очень то доверял. Потому и отправлял с каждой диверсионной группой своих дальних родственников, наделяя их полномочиями командира отряда.

Бахтияру отвесили пару звонких оплеух и усадили спиной к стволу акации.

– Когда к вам в помощь придут основные силы? – с места в карьер начал Рокотов.

– Вайнахи с гяурами не разговаривают, – гордо заявил Шарипов и отвел глаза в сторону.

– Так, и этот туда же, – проворчал Веселовский.

– Нежелание говорить лечится быстро, – Влад достал тонкий шнур, на котором через каждые пять сантиметров были завязаны узелки, и покрутил им у носа Бахтияра. – Старинный испанский метод. Надевается на голову и затягивается. Воздействует на определенные нервные узлы. Даже убежденные еретики через несколько минут становились шелковыми... А это не поможет, так я тебе, идиоту, в тройничный нерв иголку суну и начну поворачивать.

Шарипову было неведомо, что такое «тройничный нерв», поэтому он с презрением посмотрел на перемазанного камуфлирующей краской парня.

– Я – вайнах. Меня не испугаешь...

– Анекдот на эту тему, – Рокотов отвлекся от связанного пленника и повернулся к приятелям. – Приходит латыш из школы. Бежит к маме и говорит: «Мама, мама! Сефотня мы проходили умножение. Нас спросили, сколько будет тфажды тфа, и я перфый отфетил!». «Это не утифительно, Янис, – говорит мама. – Феть ты же етинстфенный латыш ф классе!». Следующий день. Опять пацан прибегает из школы. «Мама, мама! Сефотня у нас было прафописание, и я перфый фсе палочки нарисофал!». «Это не утифительно, Янис. Феть ты етинстфенный латыш ф классе!». Третий день. «Мама, мама! Мы сефотня с мальчишками пиписьками мерялись, и оказалось, что у меня самая тлинная!». «Это не утифительно, Янис, феть тебе уже тфадцать три гота!»...

Алексей заржал, через секунду к нему присоединился Никита.

Не понявший шутки Шарипов зло сверкнул глазами.

– Вот так то, – Владислав развернулся к Бахтияру. – Что же касается тебя, то скоро тебе и меряться будет нечем.

Филонов присел рядом с пленником, рывком перевернул того на живот и внимательно посмотрел на его руки. На среднем пальце правой руки у Шарипова был вытатуирован перстень с залитым тушью прямоугольником, означавшим полностью отбытый срок наказания, на безымянном – перстень с трехзубцовой короной и тремя отходящими от нее лучами.

Авторитет.

Левую руку украшало изображение тигриной морды на тыльной стороне ладони. В зоне принадлежал к «отрицаловке».

Никита нехорошо улыбнулся подмигнул Владу.

– Ща все будет!

Шарипов почувствовал, как лезвие ножа вспороло его брюки, и забился, пытаясь перевернуться на спину.

– Я тебя в попу – вжик!

И ты больше не мужик! – пропел Филонов.

Бахтияр истошно заорал.

Никита резко расстегнул молнию на вороте комбинезона.

Лежащий вниз лицом Шарипов сей звук идентифицировал как расстегивание ширинки и забился еще пуще.

Филонов поднял с земли короткое округлое полено и пощекотал им сведенную судорогой задницу «гордого вайнаха».

Рокотов посильнее прижал Бахтияра к земле, не давая ему обернуться.

– Я тоже буду, – поддержал Никиту Веселовский и вжикнул молнией на кармане своего комбинезона. – Давай разыграем, кто первый.

– Можно, – громко согласился Филонов. – Монетка есть?

– Грязные свиньи!!! – завизжал Шарипов. – Собаки!!!

– Не суетись, – Влад вдавил лицо чеченца в траву. – Мы же не звери. Даже вазелин приготовили.

– Не хочу вазелин! – притворно заныл Веселовский. – Не те ощущения!

Филонов зажал рот ладонью, чтобы не расхохотаться, и показал Алексею кулак. Веселовский пожал плечами.

– Я все скажу, что вы хотите! – зарычал Шарипов, безуспешно пытаясь вырваться из железной хватки биолога.

– Вот это другое дело, – обрадовался Рокотов. – Погодите, ребята... Наш гость испытывает жгучее желание поделиться с нами своими мыслями. Так сколько человек в отряде?

* * *

На глубине восьмидесяти пяти метров, когда спасательный аппарат «Бестор» пошел по пологой дуге вдоль зарывшегося носовой частью в ил корпуса «Мценска», в переплетении трубопроводов мини подлодки что то щелкнуло.

– Стоп машина! – рявкнул командир «Бестора».

Механик мгновенно опустил вниз тумблеры реостатов. Гул трех электродвигателей стих.

– Давление?

– Норма, – бортинженер обвел глазами шкалы приборов.

– Балласт?

– Норма.

– Батареи?

– Норма.

– Напряжение?

– Норма...

– Аварийный запас?

– В порядке.

– Температура в системе?

– Нормальная...

– Тогда что это было? – командир прислушался.

– Хрен его знает, – мрачно выдал механик. – Посудине сто лет в обед. Где то пробило...

«Бестор» по инерции прошел еще три десятка метров над еле видным в свете прожекторов серым корпусом АПРК и остановился возле паруса рубки, правая часть которой была смята страшным ударом форштевня авианосного крейсера «Адмирал Молотобойцев».

Из ила совсем рядом с субмариной торчала оторванная и искривленная рулевая лопасть.

Это погружение было уже четвертым за сутки.

В преддверии подхода норвежского судна с командой глубоководных водолазов активность спасательной операции возросла. Глубоководные аппараты работали без перерыва, но результата не было.

Несмотря на то что лодка лежала на дне с минимальным левым креном в три градуса, надежно пристыковаться к люку так и не удавалось. «Бестор» и два «Приза» раз за разом садились на комингс площадку, закреплялись, начинали качать воду и спустя час совершали отстыковку, когда кончался запас энергии в старых изношенных аккумуляторах.

Вода из переходного тоннеля не уходила.

Помпы работали с полной нагрузкой, но с тем же успехом их могли и не включать. Форштевень «Адмирала Молотобойцева» пропорол не только прочный корпус в районе второго отсека атомного крейсера, он еще взрезал трубопроводы экстренной продувки аварийной системы. Так что помпы просто перекачивали забортную воду.

Заявления командования ВМФ о том, что в операции на Баренцевом море используются новейшие глубоководные аппараты, было ложью. Как и почти вся информация, предоставляемая обществу по факту аварии подводного ракетоносца. Спасательные снаряды были выпущены в начале восьмидесятых годов, давно выработали свой ресурс и держались на плаву лишь за счет энтузиазма экипажей и бесконечных ремонтов.

Но адмиралам на техническое состояние аппаратов было плевать.

Их гораздо более заботили возможности перепродать выделяемое кораблям топливо, списать тонны цветного металла и получить «откат» от фирм, коих они привлекали в качестве посредников при закупках продовольствия для личного состава.

На бумаге спасательные службы были обеспечены всем необходимым. В реальности – финансировались на пять процентов от необходимого объема вложений и постоянно сокращались. Из семи вспомогательных судов Северного флота к месту аварии «Мценска» смог выйти один «Михаил Руднев». Остальные шесть остались стоять у причалов Мурманска и Североморска. Полузатопленные, проржавевшие, с выбитыми стеклами иллюминаторов, с болтающимися на провисших тросах бесполезными спасательными аппаратами...

– Технический баллон! – бортинженер подскочил в своем кресле и ткнул пальцем в круглый белый циферблат, по которому медленно ползла черная стрелка.

– Продуваемся! – командир схватил микрофон. – Экстренное всплытие! Прием!

«Бестор» затрясло, в балластных цистернах зашипел воздух, свет в рубке мигнул, и аппарат с небольшим дифферентом на нос рванулся вверх.

Механик и бортинженер вцепились руками в подлокотники кресел.

Спасательный снаряд выскочил на поверхность в пяти кабельтовых от борта – «Михаила Руднева» и закачался на волнах.

Бортинженер крутанул штурвал внешнего люка и распахнул крышку.

Совсем рядом с всплывшим аппаратом взревел мотор катера, и в море плюхнулись трое аквалангистов в черных утепленных комбинезонах.

Бортинженер по пояс высунулся из рубки.

– Что?! – перекрикивая ветер, завопил старший спасательной команды, свешиваясь через борт катера.

– Пробило трубопровод техзапаса! – накатившая волна швырнула в лицо бортинженеру россыпь соленых брызг. – Еще б минута – и кранты!

– Эх, мать его! – руководитель спасателей стукнул кулаком по ограждению борта.

Аквалангисты быстро продели тросы в проушины на носу «Бестора» и катер подтащил снаряд к «Михаилу Рудневу», где у кранов столпились матросы и технический персонал. Экипаж аппарата перебрался на катер.

– Финита, – сквозь зубы процедил механик, кутаясь в поданный кем то сухой ватник. – На сутки ремонта, если не больше. Отплавались...

Командир и бортинженер промолчали. А у трапа их уже ждал начальник штаба Северного флота Михаил Яцык со свитой из паркетных шаркунов. Вице адмирал был очень недоволен и даже не пытался это скрывать. Его бравурный доклад председателю правительственной комиссии Илье Иосифовичу Кацнельсону, отдыхающему после долгого перелета Сочи Москва Североморск в капитанской каюте крейсера «Петр Великий», был безнадежно испорчен.

И, по мнению Яцыка, виноват в этом был экипаж «Бестора».

* * *

Запыхавшийся Вася Славин доволок тридцатикилограммовый снаряд до места, где были разложены остальные извлеченные из грунта боеприпасы, осторожно положил его на кучку песка и обессиленно уселся рядом.

– Всё, последний...

Рокотов оторвался от карты и посветил лучом фонарика на собранный арсенал.

Шестнадцать снарядов от стапятидесятидвух миллиметровой гаубицы, девять мин от двухсот сорокадвухмиллиметрового минономета, два десятка килограммовых тротиловых шашек, бухты кабеля в синей и черной оплетке, семь динамо машин, три радиовзрывателя.

– Не кисло, – Влад достал сигареты и перебросил их Славину. – Только подальше от боезапаса отойди... Интересно, кто ж сюда это все приволок?

– На горбу столько не притащишь, – заявил носатый очкарик Рудометов. – Явно машину подгоняли. Причем не чечены, а наши. Со склада мины со снарядами вывезли и тут поблизости на что то обменяли. Зуб даю – на водяру. А чичики схрон устроили...

– Точно, – согласился Веселовский.

– Я бы в нашей армии первым пунктом устава поставил запрещение торговых операций с противником на поле боя. По примеру израильтян, – проворчал Рокотов. – Совсем головой не думают.

– А торгашам то что? – хмыкнул Рудометов. – Не их же подрывать будут. Они приехали и уехали. Следующую сделку где нибудь в другом месте назначат...

– Козлы, – подвел итог Миша Чубаров.