Текст книги "Озеро Варыш"

Часть III. Над розовой скалой

Глава 1. Позавчера я шёл звонить

 
Удивлён я, столько лет
Не разрушится сюжет?
Головою покачав,
Говорит: «Кабриолет
 
 
Въехал в порт, пыхтя трубой».
Там, под грузовой стрелой,
Напряглись стальные тросы
Над машиной паровой.
 
 
Вышла дама, вся в смятении,
И порывистым движением
Бросив краги и очки
На переднее сиденье,
 
 
Поднялась на стену дока.
Ей навстречу мастер-дока
На железных переходах.
Слушает она, а око
 
 
Видит низко под собой:
С рассечённою кормой,
Обнажив свои трюма,
Не в ладах с самим собой,
 
 
Без центральной переборки,
На распялках и подпорках,
В напряжении застыл
Сам Пилон ни жив, ни мёртвый.
 
 
– Сколько раз тебя кромсали!
То, другое улучшали!
Будь он проклят, ваш прогресс.
Что, счастливей люди стали?
 
 
Начинайте, что ж тянуть.
И в разверзнутую грудь
Опускается машина.
– Аккуратней, подтолкнуть.
 
 
Эй, поберегись! – кричат,
Опускают агрегат,
Приживляют к кораблю.
Гайки жалобно скрипят…
 
 
На монтаж уйдёт неделя.
Время… длится еле-еле,
Время снова поползло,
Как баржа с песчаной мели.
 
 
Не хватало Олько сил
Наблюдать через распил,
Как чужие люди в робах
Топчут внутренний настил,
 
 
Тянут кабели, ворчат,
Молотки, ключи стучат,
Что-то жгут и расплавляют,
Стелется тяжёлый чад.
 
 
И ушла она. В отеле,
Где жила уже неделю,
Отвернулась от всего,
Как монах-отшельник в келье.
 
 
Но покоя не сыскать.
В пору криком закричать
В час, когда Пилона сердце
Начинает в ней стучать:
 
 
– Что им надо, кто они?
Что же ждёт нас впереди?
Страшно мне, я умоляю,
Ты хотя бы объясни.
 
 
К ней летит Пилона зов
По невидимым каналам,
И она: «В конце концов!
Сколько можно жить без слов!
 
 
Сколько можно жить без тела?!
Ведь сейчас другое дело.
Ведь идёт двадцатый век,
Нет возможностям предела.
 
 
Верь мне, я близка уже.
Новый дом твоей душе
Я сыщу пренепременно».
Напряжён, настороже,
 
 
Терпеливо ждал Пилон.
Как обрадовался он,
Лишь открылась топки дверца,
Первый занялся огонь!
 
 
Угль пал на колосник,
Дрогнул пламени язык.
Ползуны зашевелились,
Механизмы оживились,
 
 
И машина ход взяла,
Да как лебедь на крыла,
И пучину мнёт и топчет,
Расступается волна,
 
 
Ветры не страшны лихие,
Можно спорить со стихией.
Всё поёт, и это жизнь,
И полёт, и эйфория.
 
 
То живое в неживом,
Но не призрак, не фантом
Мчит, не ведая предела,
Только пена за винтом…
 
 
***
 
 
По валежнику, по мху
Соня бережно ступала.
Я как в сказке наяву
Шёл, молчал. Она молчала.
 
 
Говорю: «А что, быть может,
Прямо здесь ступал Клаврат
В сапогах из толстой кожи.
Там же встретила закат
 
 
Его бедная Ристина.
За леском Пилон ковал.
А Левгрот плёл паутину
И оттуда вот напал».
 
 
Соня вдруг остановилась:
– Да, вот здесь шагал Клаврат
И насмерть безумцы бились,
Чтобы жизнь пошла на лад.
 
 
Там за розовой скалою
Обнаружили Ристину,
Если хочешь, то зимою
Мы пройдёмся через льдину.
 
 
Я спросил: – Какой зимою?
Будем здесь мы зимовать?!
– Друг мой, правду я открою.
Срок тебе её узнать.
 
 
Помнишь, как ты шёл звонить
Позавчера, мой милый?
Я отвечал: – Да как забыть!
Та ночь была красивой
 
 
В разрядах молний. Было так.
И я профессору звонил.
Но ты узнала это как?
Один под дождь я выходил.
 
 
– Один? – и подняла глаза.
Её глаза… где мне встречались?
О боже, что за чудеса?
Когда и где вы мне являлись?
 
 
Нет, не сегодня, не вчера
И не тогда, пять лет назад,
Когда спускались вечера
На наш любимый Летний сад.
 
 
Я помню эту пару глаз
Средь молний грозовых разрядов.
Но не могу узнать я вас,
Таинственных кошачьих взглядов.
 
 
– Узнал меня? – спросила Соня.
– Ещё, пожалуй, не вполне.
– Один ли шёл, старайся, вспомни…
Письмо не помнишь на окне?
 
 
Кому и как ты рявкнул «брысь»?
Смекни, зачем я рассказала
Историю, в которой рысь
Лесами долгими бежала.
 
 
Я вспомнил: – Да, я шёл звонить,
Я помню, кошка шла со мною… —
И обомлел: – Не может быть!..
Ты Олько? – Олько! Пред тобою!
 
 
– Ах, Сонечка, не может быть, —
Сражён я будто наповал.
Не мог никак вообразить
Да никогда не ожидал.
 
 
Ведь я же сам обосновал,
Что это всё возможно,
Но вместе с тем я понимал,
Как делать будет сложно.
 
 
Ведь я свой труд сопоставлял
Со сказочным рассказом,
Не чаял, не предполагал…
Вдруг – ты, и Олько сразу.
 
 
– Я только лишь желаю знать,
Зачем пошла ты на обман?
Решила мною поиграть?
Да, напустила ты туман:
 
 
Многозначительные фразы,
Что всё так «сложно и потом».
Легко б всё получила сразу,
Ан нет, решила красть тайком.
 
 
Всё хитро, и письмо не в ящик,
В окошко, только в чём прикол?
– Ну да, покуда был ты спящий.
Второй этаж и липы ствол,
 
 
А рядом форточка открыта.
Прыжок, и кошечка спустилась.
И всё… и дело шито-крыто.
А ты кричал. Что тебе снилось?
 
 
– Сон «удушение воровки»,
Где я победу одержал.
Мои движенья были ловки,
Её не кошкой представлял…
 
 
– Да, пробралась, тетрадь украла,
Да, напустила я туман,
Но зла тебе я не желала,
И был мой вынужден обман.
 
 
Клянусь сегодняшнею ночью,
В ней места не было для лжи.
Она ведь нас сковала прочно.
Иль скажешь, это миражи?!
 
 
Желанье сильнее смерти,
И страсть – промасленный фитиль,
Когда неистовые черти
Раскачивали яхты киль?
 
 
Тебе «воровку» я простила,
Поскольку времени нехватка.
Уже летит к нам что есть силы
Пилон, и я должна быть краткой.
 
 
– Пилон, сюда? – А ты что думал?
Он любит, он меня спасёт.
К костру вернёмся, ветер дунул,
И вновь позёмкою метёт.
 
 
Я думал: ускользает счастье,
Его отнимет у меня кузнец.
Но ведь зима, грядёт ненастье…
А навигации конец.
 
 
Ведь он же просто батискаф —
Поставлю у причала.
Иль так нельзя? Иль я не прав?
А! Выбраться б сначала!
 
 
Мы опустились у костра,
И снова Соня продолжала:
– Всё это было как вчера,
Я помощи везде искала.
 
 
Раз возвращалась в Петербург
Я после поисков бесплодных.
Нет, ни учёный, ни хирург
И ни колдун из самых модных
 
 
И не приблизились к проблеме
Перемещения души.
Лишь зря трещали в этой теме
Упрямые карандаши.
 
 
А век двадцатый, век-обманщик,
Он, обнадёживший вначале,
Вмиг облетел, как одуванчик.
Все ошибались. Или врали.
 
 
А я работала в огромных
И уважаемых НИИ.
Я сочинений многотомных
Перечитала много и…
 
 
Несметных стопки публикаций
Объединив в единый круг,
Я защитила диссертацию,
Став сразу доктором наук.
 
 
А только было всё напрасно.
И мой Пилон зимою спал
В анабиозе, безучастный,
Он опирался о причал.
 
 
Но вдруг про ваш НИИ узнала —
Уже отчаялась, и тут… —
Его название звучало
Так интересно: ИНСТИТУТ77
  ИНСТИТУТ (аббрев.) – Институт неопознанных субстанций, тонких и трудноуловимых тел.


[Закрыть].
 
 
Тотчас устроилась завлабом,
Потом уж дали ваш отдел.
Когда же ты со мной по саду
Вдруг прогуляться захотел,
 
 
Так завертелось и пошло,
Ведь я влюблялась, я влюбилась.
Как чудо-мельницы крыло
Вмиг под ветрами раскрутилось,
 
 
И будто бы река весной
С обрыва ринулась в разгон.
Всё на пути поток шальной
Сметал. А где же мой Пилон?!
 
 
Да неужели смыт стремниной,
Теперь одна я на плоту?
Нет. Я спасу тебя, любимый.
Дай руку, дай же руку, ну!
 
 
Но руку я твою сжимала.
Да, это я с тобой прощалась.
Да, это я тебя теряла.
И, от самой себя спасаясь,
 
 
Я от самой себя бежала,
Любви негаданной боялась.
Тогда с трудом ладонь разжала,
Тогда меж нами нить прервалась.
 
 
Я говорю: – Ну, прямо пьеса!
Есть и любовный треугольник.
В нём муж – корабль, жена – принцесса,
И одураченный любовник…
 
 
– Опять нудишь ты про своё:
«Ах… Обманули, обокрали».
Не торопись корить житьё,
А выслушай сперва. Могла ли
 
 
Я, обошедшая так много
Неторных жизненных дорог,
Секрет всей жизни без залога
Тебе поведать, мой дружок?
 
 
Иль мало сказок я слыхала
И сладких песен о любви?
Всем грош цена им, да без мала!
Уж это правда, c’est la vie.
 
 
– И что ж, должно было залогом
Моё изобретенье стать?
Когда узнаю я о многом,
Не отдадите Вы тетрадь?
 
 
Она в ответ: – Ну, ты опять?!
С тобою будь твоя наука.
Ну а тетрадь… да что тетрадь!
Одна любовь всему порука.
 
 
Твою проверила любовь.
Припоминаешь, ты сказал,
Отдам, отдам и жизнь, и кровь.
Ты сам рецепт мне подсказал.
 
 
И впрямь: опасность презирая,
В мои объятья ты, дружок,
Спешил, когда фортуна злая
Нас растирала в порошок.
 
 
Забыв о смерти в миг блаженства,
Меня у жизни на краю
Ласкал, считая совершенством.
«Ценою жизни ночь мою».
 
 
Теперь ты мой, теперь ещё ты наш.
Мы те, кто мечется по свету.
Любой из нас – особый персонаж.
Мы жизнь свою, как эстафету,
 
 
Передаём. Мы вышли из корчмы,
Где Пона медовуху разносила.
Мы что-то совершить должны,
Но что? Какая нами сила
 
 
Движет? И если жизнь не сон,
Чей мы осуществляем план,
Да и хорош ли, право, он?
Кто «пишет ВСЕХ СУДЕБ роман»?
 
 
Всё те же, кто убил Клаврата?
«Кто против тех, кто против нас?»
С тобой найдём координаты…
– И фото – профиль и анфас.
 
 
О перемене ДНК
Я прочитала твой трактат,
Он сыроват ещё пока,
Но изобрёл ты аппарат.
 
 
Поставив новый код в программу,
Перешагнём земную суть,
Откроем мир, столь многогранный…
– Да Вам лишь рукавом махнуть, —
 
 
Я, усмехнулся: – Ха-ха-ха.
Вот именно, лишь изобрёл.
А Соня: – Сделать – че-пу-ха.
Лишь время да рабочий стол?
 
 
– Условия и материалы, —
И золото, и серебро,
И денег кучу, для начала.
Да редких микросхем… ведро.
 
 
– Нормально, Вадик, вёдер хватит.
В лаборатории всё есть.
Принцесса все счета оплатит.
Не говори, что их не счесть.
 
 
Так ты идёшь, мой чудный гений,
НЕЗРИМОЕ со мной искать?
По сути (нам ведь не до прений).
– А… чувство ВАШЕ проверять?
 
 
Мы будем?
– Выдумать такое!
Ох, насмешил, ой, любишь сочинять!
У женщин дело тут другое.
Их чувств не нужно проверять.
 
 
– Как хорошо, что всё в порядке.
Нужды в проверке никакой,
Верстой обходят недостатки
И плоть, и душу сей святой.
 
 
С тобой готов в огонь и дым,
До края света и за край!
Мы улетим, мы воспарим.
Ну, где же твой речной трамвай?
 
 
Ах да, и о Пилоне, кстати.
Проблему предстоит решать.
Тут вот бы что хотел сказать я…
– Не смей его так называть!
 
 
– Ты рассердилась? Это зря.
– Да ну тебя уже, ей-богу.
Оставь, не трогай ты меня.
(Хотел обнять я недотрогу).
 
 
– Вадим, сейчас же прекрати,
Я чувствую, Пилон всплывает,
Прошу, подальше отойди —
Он ничего о нас не знает.
 
 
И я застыл: вот-вот всплывёт
Стальной брутальный кит.
И женщину он отберёт.
И чужака он оттеснит.
 
 
Суровый, в панцире веков,
Он мне не даст её присвоить,
И будет вся моя любовь
И толики его не стоить.
 
 
И вдруг раздался плеск – он всплыл
Почти что рядышком у ног.
Как будто пёс, что приуныл,
Он носом на песочек лёг.
 
 
Ура! От сердца отлегло,
Он вовсе даже и не злой.
Железный, ну так что с того?
Я понял – он и впрямь живой.
 
 
Иной воскликнет: «Прекратите
Нести нелепицу и бред!
За дураков нас не держите,
Машин живых на свете нет».
 
 
Не веришь – не неволю, что же,
Знать, мой рассказ не для тебя,
Но я клянусь, что сердцем, кожей
Я осязал его от носа до руля.
 
 
Есть у машин сердца и лица.
Коли не веришь ты опять,
Тогда переверни страницу
Иль вовсе отшвырни тетрадь.
 
 
Верну к Пилону свой рассказ.
Пусть с ним не поболтаешь,
Его я руку не потряс,
Но иногда ведь понимаешь
 
 
Без слов. И стало мне понятно:
Я принят в братство пилигримов,
Хотя и маловероятно,
Но вдруг… сей серый мир покинув,
 
 
Не сгинув, выйдя прогуляться
В иные, лучшие сады,
Случится с многими встречаться,
И сквозь волшебные пруды
 
 
Мы вынырнем: я – в лунно-белом,
Она – в небесно-голубом.
Хоть… обладают ли там телом?
Ах, все условности потом.
 
 
Клаврат, уннеги за столами
Встречают как героев нас
И угощают пирогами,
И пиво пенится и квас.
 
 
Стефаний: «Нам пути открыли,
Перемещайся, без проблем.
А раньше, раньше так мы жили?!
Где ж бочка? Медовухи всем!»
 
 
Мои мечты прервала Соня.
Опять куда-то нам спешить.
– Подумать можно, что погоня.
С Пилоном дай поговорить…
 
 
«Туши костёр быстрее… эй!
Цепляемся, уходим в море».
Пилон на трос налёг сильней,
И оба судна на просторе.
 
 
И снова Соня у штурвала.
И, «Вьюгу» подхватив под борт,
Мы двигались в составе счала,
Покуда не нашли фиорд.
 
 
Там был причал и дом с трубой,
Лесок с облезлою скалою
Да купол неба голубой,
Что примерзал ко льду зимою.
 
 
– Край света здесь, иль я не я.
А дальше, очевидно, рай?
Здесь всё кругом по-э-зи-я.
Отсюда выглянем за край?
 
 
– Красиво здесь? – спросила Соня
– Как в сказке! Захватило дух.
И телефон здесь не трезвонит,
И сердце лёгкое, как пух.
 
 
Вот, что такое гений места.
– Я здесь живу, а вот мой дом, —
И пригласила было жестом.
– Дом классный.
– Да ты не был в нём!
 
 
– Потом. Ты покажи Пилона,
Всё-всё мне интересно в нём.
Ведь не секретная там зона?
– Да нет, конечно же, пойдём.
 
 
Мы вновь вернулись на корабль,
Где я уж был, да только в рубке.
Как интересно. Древний кабель
Из медной телефонной трубки.
 
 
Компас семнадцатого века.
Приборы сталинских времён.
Походная библиотека —
Старинных книжек миллион.
 
 
Все в древних кожаных обложках,
Хрустят шершавые листы.
– Ух ты, в серебряных застёжках.
Тяжёлая, её читала ты?
 
 
Неужто их читал Клаврат?
Качнула Соня головой:
– Не спасся ни один трактат.
Наш остров скрылся под водой.
 
 
Теперь там бездна, мрака мрак,
Там глубина глубин.
Туда не донырнёт никак
Ни рыба, ни дельфин.
 
 
Пилон нырял – чуть не погиб.
О, как трещали переборки!
Вернулся – на борту прогиб.
Тогда поставили распорки.
 
 
Я восторгался. Все каюты
Роскошны были, как дворец.
Довольно блеска и уюта,
Но оказались, наконец,
 
 
Мы в отделении машинном.
Здесь от пайол88
  Пайол – настил в трюме судна.


[Закрыть] до дымохода
Не только было всё старинным,
Но погибало без ухода.
 
 
Навеки склёпанный, остыл
Котёл на мощной раме.
Он без протопки опочил
И зря давил фундамент
 
 
Своей тяжёлой чёрной тушей.
Здесь было всё кругом такое.
Сказал я Соне: «Ну, послушай!
Тут всё как будто неживое.
 
 
Из механизмов и машин
Остался только дизель главный.
Весь в масле он стоит один.
Насколько он ещё исправный?
 
 
Пятидесятых. Надо понимать…»
– Сороковых… коришь меня?..
– Машины нужно уважать,
Ну, право, так нельзя.
 
 
– Тяну с ремонтом, я всё знаю,
Я всё надеюсь… и Пилон…
Ему я тело обещаю.
Он терпит, ждёт и любит он.
 
 
Пройдя сквозь узенькую дверцу,
Мы попрощались с кораблём.
Его изношенное сердце
Я болью ощущал в своём:
 
 
– Пилон, уж ты мне друг навек,
Уже люблю тебя как брата!
Но ты давно не человек,
Будь сильным и смирись с утратой.
 
 
Ты дорог ей в её воспоминаньях,
Ты дорог ей как нынче есть.
К чему ей разочарованье.
Кем ты окажешься, бог весть?
 
 
Машину новую поставим,
Избавим от старья и лома,
Компьютеры, всё-всё доставим,
Общаться сможем по-иному…
 
 
Но всё, пришли. Дверь отворилась,
Ласкает ухо скрип петель.
Ужель уют? Иль всё приснилось?
И нас ждёт ужин и постель?
 

Глава 2. Зима, Варыш и всё такое

 
Наутро я один проснулся.
Встревоженно к окну метнулся,
Туман повис, не шелохнулся,
Я в нём огней не замечал,
И на заброшенный причал
 
 
С письмом в руках, раздетый, вышел.
Меж строк я голос Сони слышал:
«Ушла с Пилоном на три дня».
Да что ты, Соня… Как же я?..
Она с Пилоном… БЕЗ МЕНЯ.
 
 
Идут глубинами и в шквал,
В её руках скользит штурвал.
Я, верно, глупо ревновал,
Но чёрный змей пробрался в грудь,
Любовь пытаясь умыкнуть.
 
 
Она и впрямь его любила,
По палубе не шла – парила,
Ах, как ложилась на перила
Её рука, не описать,
Не поделиться, лишь страдать.
 
 
А от меня она хотела,
Чтоб я вернул Пилона в тело,
Так как душа не улетела.
Нет, Соня, я не чародей,
Я не Пилон и не Иссей.
 
 
Я изобрёл совсем не это.
Убей, не знаю я секрета,
Тем более что тела нету.
Когда обрушилась скала,
Его останки скрыла мгла.
 
 
Я создал излучатель поля
(Его шутя назвал я Поля),
Чтобы делила ДНК на доли.
Не мешкая, из этих кирпичей
Составить можно ДНК зверей.
 
 
Но звери – это самое простое:
Одно живое превратив в другое,
А мы хотим преодолеть земное.
Уж Соня кошкою ходила,
Ей помогала леса сила.
 
 
Пилон, а до него Иссей
Посредством колдовских идей
Волшебный жизненный елей
Своей души могли пролить
И неживое оживить.
 
 
Но то что вы хотите – нет.
Машину в человека – бред,
Обратный не купить билет,
И объясняю популярно:
Из корабля не сделать парня.
 
 
Я в мыслях с Соней пререкался,
Пока по комнатам слонялся.
А вечером обосновался
Я за столом. Нашёл тетрадь.
Пришлось в ней много замарать,
 
 
Переиначить заново,
Поудалять туманного.
Корпел до утра раннего.
И так три ночи и три дня,
Покуда сон не гнул меня.
 
 
Я долго спал. Когда ж проснулся,
Уж над заливом лёд сомкнулся.
Пилон (а с ним я разминулся)
Вблизи причальной стенки спал,
И первый снег уж засыпал
 
 
Причал и Сонины следы.
Метёт. Отложен час вражды.
Без этой зимней ворожбы
Как знать, что б дальше с нами было.
Случилось же, что полюбила
 
 
Нас эта дивная зима,
Сдав на сезон нам терема,
Открыла счастья закрома.
Где всё ничто, где было всё
И время наше и ничьё,
 
 
Где мы любили и творили.
А раньше здесь уннеги жили…
Когда б здесь ангелы кружили,
То я не удивился б, нет.
Ах, если был бы я поэт,
 
 
Способный описать большое,
Любовь и чувства, всё такое,
Была бы повесть про другое.
Но графоманы и поэты
Уж все придумали куплеты,
 
 
Что людям больше счастья нет,
Как на двоих встречать рассвет
Иль в сумрак милый силуэт
С волненьем лёгким узнавать
Да вместе время убивать.
 
 
Описывать создание «Поли»?
Едва ли вам достанет воли
Читать про запах канифоли,
Флюс и диодные мосты.
И стих не любит пустоты.
 
 
Хватило всякой кутерьмы,
Но всё-таки к концу зимы
Проекты завершили мы,
Соорудив не только «Полю»,
Но и её аналог «Колю».
 
 
Две чёрные коробочки, всего-то.
Но крышку повернёшь пол-оборота,
Тотчас же начинается работа.
В миллисекунды организм
Переживает катаклизм —
 
 
И мы в обличии ином.
Когда всё кончится добром,
Не превратимся в биолом,
Удастся изменить нам статус-кво.
И уж совсем другое существо,
 
 
Чей код в программу мы введём,
Обрящет массу и объём.
И мы пройдём его путём,
И, верно, удивимся много,
Короче станет нам дорога
 
 
До параллельных измерений.
Пора принятия решений
Уж позади, и ночь волнений
Глядит на нас через окно.
Меж нами было решено
 
 
На испытания плыть вдвоём.
Поспать бы, на заре подъём,
Немногое с собой возьмём.
Тревожно… Всё ж я засыпаю,
Съезжаю в забытьё по краю
 
 
На край береговой каймы.
На море сильной нет волны,
Рассвет сменяет время тьмы,
И в первом свете вижу я,
Как засверкала чешуя.
 
 
Иль это всё морская рябь?
Но водная распалась зябь.
Дракон морской, ни дать, ни взять.
Он приближается, растёт,
Хвостом и ластами гребёт.
 
 
На вид зверушка вроде Несси,
Ей хочется покуролесить.
Уже глядит, головку свесив.
– Ты что, проказничать спешишь?
И понял: это сам Варыш.
 
 
Петлёю шею уложил
И в воду морду опустил.
В воде пасть-пропасть отворил,
Вода текла в огромный рот.
Он рос, он заслонял восход.
 
 
Взлетев главою к небесам,
Из горла выпустил фонтан.
Не понимал я, в чём тут план,
Но было зрелище красиво.
Струя воды огромной силы
 
 
Неслась над морем, как стрела,
Пока огромная скала
На брызги, коим несть числа,
Струю воды не раздробила.
И радуга всё озарила.
 
 
Струя по скалам рикошетом,
Как будто не водой, а светом
Она была. И радуги при этом
Переливались, всё искрилось.
Но, чу! Ведь что-то изменилось.
 
 
Став с кошку по величине,
Дракон приковылял ко мне.
И ну мне ластой по спине!
– Не надо! А-а! Не тронь меня!
– Проснись же, Вадик, это я.
 
 
– Ой, Сонечка, что мне приснилось!
Пупырчатая дрянь прибилась.
Дай мне водички, сделай милость.
– Пей, дорогой, ты весь дрожишь.
Я знаю, приходил Варыш.
 
 
Является он в снах незваный.
Сюжет, наверно, тот же самый?
Опять пускал свои фонтаны?
Я был немало удивлён:
– Ужель один мы видим сон?
 
 
– Да, очевидно, гений места.
Ко мне приходит лет уж двести.
Я думала, какое-то известие
Он норовит мне сообщить,
К чему-то хочет приобщить.
 
 
Пыталась я с ним поболтать,
А он лишь струи испускать.
Рептилия, ни дать ни взять.
– А я считаю, есть тут суть.
Вдруг он указывает путь?
 
 
Старается он нам в угоду.
Он говорит, что через воду
Искать нам нужно вход в природу.
– Ах, глупый сон ты позабудь,
Сегодня мы должны нырнуть.
 
 
Тюленями… Иль есть сомненья?
Мы вроде приняли решенье,
А ты трактуешь сновиденье.
Получится, мы будем осторожны,
И мне, однако, так тревожно!
 
 
Минутки не уснула я.
Уж просыпаются моря,
Матросы тянут якоря.
Вот-вот уже Пилон проснётся,
И нам тогда втроём придётся…
 
 
Тут я: «Не буду понимать.
Устал я, Соня, объяснять,
Могу в артель его принять,
Лишь только в форме парохода,
Он, кстати, требует ухода».
 
 
– Вадим, всю зиму я молчала.
Я взвешивала и решала,
Кто будет мил, кому опала.
В душевной я была борьбе.
Не выбрала, представь себе!
 
 
Не будь ханжой, так, мол, нельзя.
Любить двоих – моя стезя.
Его люблю я и тебя,
Тебя же крепче иль его…
– Да ведь не выйдет ничего!
 
 
А если бред предположить,
Что нам удастся оживить…
Да что ты, хочешь всё убить?..
Наш треугольник не решить.
Как скажешь, так тому и быть.
 
 
– Ты прав, любовные узлы
Не развязать, они так злы,
Сердца сжигают до золы,
А их бразды кровавят душу.
Уж лучше махом их порушить.
 
 
Но это для простых людей,
А ты-то, ты-то – чародей.
Не смейся, без пяти, ей-ей,
Пройдёшь цепочку превращений,
Тогда почувствуешь свой гений.
 
 
– Оставьте льстивые слова,
Не закружится голова,
Суть самую скажи сперва,
Что ты придумала. Не то
Подай мне шляпу и пальто.
 
 
– Пальто и шляпа, всё на месте,
Но май, на улице плюс десять.
– Давай, уж уши я развесил.
– Я быстро изложу свой план.
Потом приляжешь на диван.
 
 
– Уж я лежу, пожалуй, к делу,
И мне не нужен отдых телу.
Душой бы отдохнуть всецело,
Вот-вот на атомы дробиться.
– Да ты послушай. Что браниться?!
 
 
Я вот ведь что спросить хотела:
Пилона душу можно ли от тела
Отмежевать? Она ж не улетела.
Ответил я: «Пока что нет.
Коль обнаружится эффект
 
 
От завтрашнего – можно
(Коли потрудимся дотошно)
Создать условия… но… сложно.
Я вот что вижу приближённо,
Хотя всё неопределённо:
 
 
Начнём Пилона разбирать,
Тут душу полем удержать
Придётся. Не скажу опять
По энергетике… поможет лишь ЛАЭС99
  Ленинградская атомная электростанция.


[Закрыть].
Ответ мой в целом оправдал твой интерес?»
 
 
– Да, то есть в поле наведённом
Удерживаем душу заключённой
В энергетический сосуд, а оный
расходует энергии немало.
И чтобы ток её ничто не прерывало.
 
 
– Всё так, но что ты замолчала,
Спросив о малом для начала?
– Ох… – головою покачала, —
Тут… если ты не возражаешь…
Ведь ты Пилона уважаешь…
 
 
Тут, видишь ли, какое дело…
Хотела я в твоё бы тело
Пилона душу поместить.
– В моё?! Позволь же мне спросить:
А как с моей душою быть?!
 
 
– Ты ж знаешь, не люблю я бред.
Ужель тебе замыслю вред,
Меня ты любишь или нет?
Иль ты свою не знаешь Соню?
– Люблю. Я, знать, неверно понял?
 
 
– Что ж подозреньем оскорбляешь,
Чем отношенья разрушаешь?!
Постой, да ты ещё зеваешь?!
Горячая слеза прожгла мне грудь.
– Не сплю, ей-ей. Прости, забудь.
 
 
Сказала Соня: «Ну, не знаю
А впрочем, я тебя прощаю.
Послушай, Вадик, обещаю,
Душе твоей я никогда
Ничем не нанесу вреда.
 
 
Не откажи мне, мой спаситель!
Чтобы в души твоей обитель
Ещё один вселился житель.
В едином теле две души!
Долой вражду и дележи.
 
 
Тебя я буду обнимать,
Твоё лишь имя называть.
Но пусть я буду узнавать
В тебе и своего Пилона.
Не вижу в том тебе урона».
 
 
Мой разум замер будто в ступоре,
И не добудишься из рупора.
Уж я хотел кидаться утварью
Но удержался – неприлично,
В какой-то мере неэтично.
 
 
А Соня, не меняя лада:
– Понятно, что подумать надо,
Ты выслушал, уже я рада.
Как хорошо, что ты не нервный…
Не называешь гадкой стервой.
 
 
Расправь нахмуренные брови,
Вот-вот уж кофе наготове.
Тебе подушку в изголовье
Поправлю, я ж не тороплю.
Лежи и думай. Я тебя люблю!
 
 
Она ушла. Остался я в смятении.
Я знал, что мне придётся отказать.
Ей не поможет сила убежденья,
И весь абсурд её предположенья
Я должен буду твёрдо доказать.