Текст книги "Озеро Варыш"

Глава 3. Пилон, Пилон…

 
Пока плывём мы к месту испытания,
Вам поясню, хоть не без опоздания,
Одну деталь в порядке примечания.
Как удается молодость вернуть,
Оборотив себя в иную суть?
 
 
Отбросим мистику и суеверия,
Я покажу на жизненном примере.
Мальчишками, в том иль ином размере,
Все выплавляли на плите свинец,
Жестянку водрузив на таганец.
 
 
Туда бросали слиток битый, чёрный.
А переплавят – глядь, блестит он, ровный.
Вон как оно! Помолодел он словно.
На днище тигля – окислы и грязь.
Теперь понятна вам взаимосвязь?
 
 
***
 
 
На лодочке зарёю ранней
Идём мы к месту испытаний,
За тот мысок, за самый дальний.
Журчит вода, скрипит весло.
Ах, неужели подошло
 
 
То время, долгожданный миг,
Когда от плат, реторт и книг
Шагну в ИНОЕ! Я достиг!
Но страшно, и в груди пожар,
Иль топку топит кочегар?
 
 
Грести потише иль быстрей…
А по виску бежит ручей.
Что ж, связку потайных ключей
Я у охраны утащил?!
Меня прошляпил чернокрыл?!
 
 
– Что ж нас они не прихватили,
Псы, что Клаврата утащили?
Ведь мы с тобой почти приплыли.
Мы круче всех! Так что ли, Сонь?
Вскочила Соня: «Чей огонь,
 
 
Там, в бухте чей огонь мерцает?
Несётся, волны рассекает!
Пилон, Пилон! И он всё знает!
Мотор на диких оборотах.
Убьёт. Впервые неохота
 
 
С тобой встречаться, дорогой.
Ему, на скорости такой,
До нас всего подать рукой.
Брось якорь, на борту тревога,
Пошевелись же ради бога.
 
 
Я ставлю таймер на шесть десять,
Теперь баланс уравновесить.
У нас секунды, помоги повесить…
Теперь тебе… Включай прибор.
Что ж так ревёт его мотор?!
 
 
Такого не было, и дым,
И пар клубится! Что же с ним?!»
Превозмогая свист турбин:
– Не тормозим, – я закричал
И пульт у Сони отобрал.
 
 
– Успеем!.. – Прочь одежду… чёрт!
Ногой под банку, перегнись за борт.
Я рву страховочный ракорд1010
  Рако́рд (фр. raccord – скрепление, прикрепление) – нерабочий или служащий для защиты или зарядки участок киноплёнки (фильмокопии или части), фотоплёнки или магнитной ленты, обычно прикреплённый к её концу.


[Закрыть].
Готова.
– Да!
– По счёту пять…
Кругами, далеко не уплывать!
 
 
***
Презрев износ своей машины
(Как знаем мы, не без причины),
Пилон летел через пучины:
– Ведь столько долгих-долгих лет,
И разлюбила?! Ну уж нет!
 
 
Он сразу с перегрузкой стартовал.
В надрыве поршни раскрутили вал,
Он кнехты1111
  Кнехт – парная тумба с общим основанием на палубе судна или на причале, служащая для крепления тросов.


[Закрыть] от причала оторвал.
Пилон летел. Режим надводный.
– Быстрее! Полон бак расходный.
 
 
Но маслоохладитель не справлялся,
И дизель неуклонно нагревался.
Ему бы сбросить, он из кожи рвался.
За гильзами уже вода вскипала,
Под хомутами патрубки прорвало.
 
 
Когда же выхлоп голубой
Взлетел над водною средой,
Всё понеслось само собой.
В цилиндры масло устремлялось,
Над поршнями воспламенялось,
 
 
Те, в ярости своей вольны,
Обрушились на шатуны.
Средь набегающей волны
Лишь винт гребной сопротивлялся,
В конце концов и он сломался.
 
 
У корневища старенькая лопасть
Оборвалась и прочь умчалась, в пропасть.
Мотор последнюю оставил робость,
Взревел, турбины сорвались на визг,
Безумный, среди копоти и брызг,
 
 
Летел в последнем исступлении.
Но от него спешат тюлени.
Мы прочь несёмся в бурной пене
От лодки яростным броском.
Взлетели щепки за винтом.
 
 
Последние минуты бытия
Он пролетел, от носа до руля
В дыму, в пару, кильватера струя
Искрилась радугой, как ореол.
Когда он все пределы перешёл,
 
 
Всё кончилось. Мотор пошёл вразнос:
Не выдержал он скоростей заброс.
Своё сказали травмы и износ.
Сквозь борт умчался в море маховик,
Я рядом услыхал тюлений крик.
 
 
Там что-то ухнуло, он треснул и утоп.
Всё было кончено. Машина жизни – стоп.
Над озером поднялся пара сноп.
Как глубока теперь его могила,
Варыш-могильщик заровнял, как было.
 
 
Разорванное силами инерций,
Погибло механическое сердце.
По глупости на части разлететься —
Ох, незавидная кончина
Для механизма, для машины.
 
 
Но для героя так уйти на смерть!
Не в доке сгнить, а пролететь как смерч!
Устроил же он шум и круговерть!
Погиб в сражении за любовь Пилон-кузнец.
Достойнейшая жизнь, достойнейший конец.
 

Глава 4. Над розовой скалой

 
Два тюленя вслед нырнули
Там, где плавали обломки,
И без устали вдогонку,
Но по воле провиденья
 
 
Вновь обратно повернули.
Место глубины глубин,
Где ни рыба, ни дельфин
Не осилят погруженья,
 
 
Где навеки канул остров,
Было там. Сгустилась тьма.
Так и не достигнув дна,
Поспешили на поверхность.
 
 
Кислородный голод острый
Изменил нам направленье,
Вроде видел просветленье,
Да в глазах вот-вот померкнет.
 
 
Я тюленьей этой жизни
Не заметил, не усёк,
Вылетел, как поплавок.
Воздух в лёгкие ворвался,
 
 
Словно в вакуумной призме
Кто-то резко кран отрыл.
Холод тело охватил,
Сзади плеск воды раздался.
 
 
Чётко отработал таймер,
Мы спаслись, помолодели,
Из последних сил сумели
Ухватиться за понтон.
 
 
Завершились испытанья.
Я ль, не я тому виновник,
Но любовный треугольник
Разрешился не добром.
 
 
Только Сонины рыданья
Оглашали берега.
Бессердечно «НИКОГДА!»
Злое эхо отвечало.
 
 
Это значило: старанья
Человеческие тщетны,
Дальше все пути запретны.
Я не выиграл, всё пропало.
 
 
Что же дальше? Дальше так:
Отловив с плота одежды,
Мы развесили их между
Нависающих берёз,
 
 
Подсушили кое-как.
Нёс обратно нас понтон,
Что в последний миг Пилон
Отдал нам. Уже без слёз
 
 
И практически без слов,
Добрались вдоль бережка
До родного островка,
Где поломанный причал.
 
 
Здесь и бросили швартов,
Только здесь не лучше было.
Соня, словно тень, скользила
Мимо. Я держался и молчал.
 
 
Я надеялся и ждал,
Что принцесса вдруг проснётся,
Улыбнётся, огрызнётся, —
Я любому был бы рад.
 
 
Я её всё убеждал
Уезжать обратно в Питер.
Там ведь, что ни говорите,
Наш чудесный Летний сад.
 
 
Может, там отпустит горе.
Долго ль коротко, и вот
С острова все тот же плот
Нас отвёз к большой земле,
 
 
С Ладожским простились морем.
Быстро станции мелькали,
К Петербургу подъезжали
Мы на «Северной стреле».
 
 
Он ещё был Ленинград —
Ну да ладно, это к слову —
Зажили мы, слава богу,
Вот уж месяц, вот уж год.
 
 
Я был счастлив, я был рад,
Не хотел в миры иные.
Будни, как и выходные,
Шли без бурь и без невзгод.
Вроде горе утихает,
Время лечит, время – врач,
И упруги, словно мяч,
Вечно юные тела.
 
 
Только вдруг всё ускользает,
Как меж пальцами вода.
Снова злое «НИКОГДА».
Впрочем, Соня уж ждала…
 
 
Как-то Соне захворалось,
Закружилась голова.
Ей всё снилось, что трава
Всюду клонится от ветра.
 
 
Это часто повторялось.
Мысли, вещи, сны кружились.
Что так ветры расшалились,
Поняла порой рассветной.
 
 
***
Пора ей было к розовой скале,
Чтоб уходить не где-то, а в Уннеге,
Где лес родной и каменные бреги,
Где уходили чёлны за простор.
 
 
Мы склоном шли в вечерней полумгле,
На верх скалы, где та врезалась в небо.
Здесь зависала колесница Феба,
Пред тем как понестись во весь опор.
 
 
Она сказала: «Разведи костёр,
В него уйду, я над судьбой не вольна,
Но ты не бойся, мне не будет больно.
По зову ветра я, как Пона, ухожу.
 
 
Прощай, Уннега, край лесных озёр,
Ты долго на руках меня носила,
Ты мне дарила молодую силу
И отгоняла сглаз и ворожбу.
 
 
Напиток жизни выпит мной до дна,
До самой капельки – закаты и рассветы,
Всё испытала: страсти, зимы, лета,
И на спине меня носил единорог.
 
 
Не верится, как жизнь была полна!
Из-за меня летел свинец, ломались шпаги…
А ты всё опиши да не жалей бумаги,
Чтоб не пропал последний монолог.
 
 
Ещё узнала я о множестве миров
И как они приоткрывают тайны.
Мне льстит, что на Земле я не случайна
И в мир иной меня не просто так зовут.
 
 
А Вы! Мои любимые мужчины,
Земные спутники, Вадим, Пилон,
Хотя ты здесь и уж за гранью он,
Я верю, верю, что в реальности иной
 
 
Мы встретимся. Вселенские пучины
Не смогут разлучить нас нипочём…
Ну… всё. Я не жалею ни о чём.
Последний поцелуй, почти уж неземной,
 
 
Пора, я ухожу… И бог с тобой.
И отступила на огонь.
Я вздрогнул, а её ладонь
На миг к моим губам прижалась,
 
 
Костёр взлетел над розовой скалой
И разом выгорел дотла.
Она ушла, она ушла,
И даже пепла не осталось.
 

 
В подкорке где-то, в подсознанье,
Всё верим мы, что Новый год
Уж точно счастье принесёт,
Исполнит давние мечтанья.
 
 
Давно миллениум умчался вдаль,
Салюты, тосты, ликованье,
На будущее упованья,
Но прошлого немножко жаль.
 
 
И двадцать первый не такой уж новый,
Я от него не жду побед.
И от работы толку нет,
Да там директор бестолковый.
 
 
Тружусь себе, ни шатко и ни валко,
Своей наукой дома занимаюсь,
А в институте от безделья маюсь.
Да! Я же выехал из коммуналки!
 
 
Теперь в тиши, почти у края леса,
Живу в добротном и уютном доме,
За завтраком пью кофе на балконе
И не спеша просматриваю прессу.
 
 
Могу такую жизнь себе позволить,
Ведь Соня мне по завещанью
Всё отписала состоянье.
С чиновниками лишь пришлось поспорить.
 
 
И дом, и «Вьюга» – всё моё.
Арендовал я даже остров.
И выкупить хочу – пока непросто.
Да, это суета всё, бытиё…
 
 
Ведь я богат, почти бессмертен,
Точней, могу отодвигать свой срок.
Любим друзьями, только одинок.
Порою замкнут и инертен.
 
 
О прессе на балконе, кстати.
Рекламное я видел предложенье,
На что потратить накопленья:
Советуют: «Любимой ради
 
 
Звезду себе на небе прикупи,
Сертификат дадим и всё такое,
Тисненье непременно золотое,
И именем любимой назови».
 
 
Любезнейший дежурный астроном
Помог мне отыскать созвездье,
Ещё разок пришлось к ним съездить —
Вручили документы и альбом.
 
 
Меня вы не считайте дураком,
Пока живу я только прошлым,
Хоть не бросаю принятую ношу.
Бродя же по лесу с любимым псом —
 
 
Его завёл я от душевной муки —
Я вижу над собою небосклон,
А там созвездье – Олько и Пилон, —
И легче мне становится в разлуке.
 
 
Стою, смотрю и понимаю вновь я:
Хоть сколько лет ещё ни проплывёт,
Я буду ждать, когда с собою позовёт
Принцесса Олько – пламенная Софья.
 

1988—2009