Текст книги "Мент. Оперативный простор"

Глава 10

Суд располагался в трёхэтажном здании с унылым фасадом, лишённым даже малейшего намёка на украшения, если не считать небольшого балкончика, нависшего прямо над входом, и треугольной надстройки на крыше. Обычное присутственное место.

Коричневая дверь распахнулась перед моим носом, выпустив на улицу вереницу людей, в которой безошибочно угадывались представители разных сословий: от «бывших» до революционных матросов.

Дождавшись, когда выйдет последний в этой почти бесконечной цепочке, я зашёл внутрь.

– Вам куда? – сразу среагировал дежурный.

– Мне к следователю Самбуру. Подскажите, как его найти.

– Второй этаж, направо – на двери будет табличка.

– Спасибо.

Я поднялся на второй этаж, нашёл нужную дверь и, постучав, открыл.

В просторном кабинете никого не было, кроме женщины, которая с отсутствующим выражением на лице курила папироску.

– Гражданин, вы по какому вопросу? – равнодушным тоном спросила она.

– Я к следователю Самбуру.

– Побудьте в коридоре. У товарища Самбура пока заседание в суде. Он примет вас сразу, как освободится.

– Благодарю вас.

Я снова вернулся в коридор и сел на один из ряда приставленных у дверей стульев. Жуть как не люблю оказываться в качестве просителя.

Ждать пришлось не меньше часа, пока коридор не заполнился толпой возбуждённых людей: очевидно, заседание закончилось, присутствующие на суде расходились.

К кабинету не спеша продвигались двое: высокий парень с тощей шей, торчавшей из воротника гимнастёрки, и опавшими щеками на слегка вытянутом лошадином лице – как говорится, кожа да кости, и мужчина лет сорока пяти, плотно сбитый, коренастый, с пухлой папкой в руках.

Они остановились напротив меня, и я невольно стал свидетелем их горячего разговора.

– Знаешь, Ваня, я всё понимаю, кроме одного! – жестикулируя, говорил коренастый. – Как можно настолько не уважать суд, чтобы загаживать помещение окурками и плевками, сидеть во время заседания в шапках, на глазах у всех сворачивать цигарки и курить?! В голове не укладывается…

Собеседник кивнул.

– Знаешь, после того, как обвиняемый закричал «Это не суд, а кумедь, плевать я хочу на вас», прямо руки зачесались – достать наган и кокнуть гада прямо в суде! Распустили мы обывателя, Гриша, слов нет!

– Я тут на днях был на выездной сессии ревтрибунала – так его зачем-то в местном гостеатре устроили. Представляешь: темнота, ничего не видно, суд заседает на сцене, единственный источник света – полузаваленное чем-то окно. Зрителю, смотрящему на суд, видны криво поднятый занавес, суфлёрская будка, висящие на потолке декорации и где-то в глубине сцены маленький столик и за ним три смертных фигуры, а вернее – тени. Обвиняемые, защита, обвинители – сидят на скамьях вместе с публикой, которая привыкла в этом здании смотреть всякие «комедии». Весь театр наполнен табачным дымом… Курят, не переставая, члены трибунала, обвинители и защитники, смолят обвиняемые… Люди не проникаются серьёзностью момента, полагают, что всё это какой-то фарс, дешёвый водевиль!

– Ты так красиво расписал всё, – хмыкнул Иван, скорее всего, тот самый следователь Самбур. – Тебе бы статью в наш еженедельник написать.

– Так я и напишу! – горячась, воскликнул коренастый. – Сегодня же напишу и отправлю в редакцию «Советской юстиции». Ну, а напечатают или нет… вопрос совести товарищей из газеты. Но превращать в балаган наш суд – не могу и не позволю! Душа болит.

– Ладно, бывай! – Иван пожал коренастому руку. – А со статьёй не затягивай. Надо бить всякую сволочь и делом, и печатным словом!

Его взгляд упал на меня.

– Товарищ, вы ко мне?

– Если вы следователь Самбур, то к вам, – поднялся я.

– Да, это я. Заходите, – коротко бросил он.

Мне сразу не понравилась откровенная неприязнь, с которой следователь смотрел на меня. Совершенно непонятно, чем она была вызвана – виделись мы впервые в жизни, да и цели своего визита я ещё не сообщил.

Женщина в кабинете оживилась. Курить она закончила и теперь что-то записывала в прошнурованную тетрадь.

– Как всё прошло, Ваня? – подняла голову она.

– Нормально, Раиса. Вломили контре по первое число. Суд принял сторону обвинения, – с некоторым злорадством сказал следователь. От интонации в его голосе веяло чем-то нехорошим, я интуитивно почувствовал, что разговор у нас не склеится. Хороший опер такие вещи улавливает на ходу. Хватило секунды, чтобы считать, на кого я нарвался.

Зря я начал с него, очень зря. Передо мной был яркий типаж упёртого фанатика, который не способен рассматривать иные точки зрения, кроме собственной.

Жаль, время невозможно обратить вспять. Но раз уж я здесь, отступать было поздно.

– Присаживайтесь, – пригласил следователь.

Я сел напротив его стола.

– Так по какому вы вопросу, гражданин?

– вроде буднично спросил следователь, но по тому, что меня не назвали товарищем, было ясно – у Самбура имелось какое-то предубеждение на мой счёт.

Только непонятно, чем оно вызвано…

– Я насчёт уголовного дела в отношении Александра Быстрова, – произнёс я.

– Ну и? – откинулся на спинку стула Самбур.

Он явно напрягся и был взведён, как пружина в часах.

– Дело в том, что я прихожусь Александру родственником. Он – свояк, муж моей сестры – Екатерины Быстровой, – всё сильнее понимая, что влипаю по полной, сказал я.

Теперь во взгляде Самбура появилось плохо скрытое презрение.

– Свояк значит… Ну-ну. Тогда у меня для вас плохие новости: дело практически закончено, остались небольшие формальности. Через пару дней отправлю его в суд.

– То есть вы считаете, что Александр – убийца?

– Убийца он или нет, определит суд, – брезгливо, сквозь зубы бросил следователь.

– Но лично у вас никаких сомнений на этот счёт нет?

– Знаете что, гражданин… Не знаю, с какой целью вы сюда явились и что вынюхиваете, но я начинаю думать, что здесь попахивает какой-то провокацией. Если вы в сию же секунду отсюда не уберётесь, я вызову милицию и распоряжусь задержать вас до выяснения обстоятельств, – Самбура аж затрясло.

– Может не стоит так кипятиться, товарищ следователь, – устало произнёс я.

– Какой я тебе товарищ! – вспыхнул тот.

– Ваня! – окликнула его Раиса, но Самбур ожёг её недовольным взглядом.

– Не вмешивайся, Рая! Никогда не позволю всякой контре – явной или скрытой, звать себя товарищем. Валите из моего кабинета, гражданин хороший, и не вздумайте больше подгребать сюда. Приговор над вашим родственничком узнаете из суда. Надеюсь, впаяют ему по полной! – разошёлся следователь.

Завёлся он не на шутку. Теперь всё стало ясно как днём – каши с товарищем Самбуром у нас не получится, только прогорклое варево. Даже если достану удостоверение и начну убеждать, что свой – только сильнее раззадорю этого долбаного фанатика.

Очень хотелось бросить ему в ответ что-то обидное, ткнуть носом в его же собственное дерьмо, но, боюсь, этим я лишь наврежу Александру. При желании следак может конкретно подгадить. Даже если кажется, что хуже некуда, выясняется, что дна у ситуации нет.

– Я вас понял, гражданин следователь. Не надо никакой милиции, я сам уйду, – поднялся я с места. – Приношу свои извинения, если был неправильно понят.

– Валите отсюда, гражданин! Валите быстрее! – процедил Самбур.

– Действительно, – спохватилась Раиса. – Вам нужно побыстрее покинуть кабинет. Давайте я вас провожу.

– Да я вроде сам найду дорогу… – произнёс я, но Раиса уже подхватила меня за локоть и практически вытолкала из кабинета, выйдя вместе со мной за дверь.

Там она приблизилась ко мне и прошипела:

– Вы что – с ума сошли?

– А в чём дело? – не понял я. – Я сделал что-то не так?

– Вы всё сделали не так! – устало вздохнула Раиса. – Зачем явились к Самбуру в таком виде?

– А чем плох мой вид? – Я окинул взором костюм, в который переоделся у Кати.

– Вы одеты как «бывший», а Ваня терпеть не может нэпачей и вообще всё, что связано со старым режимом.

– По-моему, по одёжке только встречают, – заметил я.

– Как вам сказать… Понимаете, Иван – он ведь не всегда был таким. Просто когда-то его поймали колчаковцы – выдал какой-то профессор из сочувствующей белым интеллигенции. Ваню пытали, пытали зверски – у него на теле живого места нет. А потом повели на расстрел. Только ему повезло – его ранило, но колчаковцы решили, что он мёртв, и бросили его тело в вырытую яму, где лежали трупы, десятки трупов других замученных и истерзанных людей. Иван выжил каким-то чудом. Он – хороший человек, добрый, умный, понимающий – вот только с тех пор у него в мозгу пунктик на контру, – заговорила Раиса, и по её тону и словам я понял, что она любит Самбура.

– А я, значит, одет как буржуй и потому похож на контру, – покачал головой я.

– Да, – подтвердила Раиса. – К тому же вы заговорили о деле Быстрова, вашего родственника. Он ведь в прошлом белый офицер, стрелял и пытал таких, как Ваня. Так что ничего другого от Ивана вы бы никогда не услышали… – Мне очень жаль, что у вас с Иваном сложилось такое неправильное мнение обо мне, – вздохнул я. – Попробую кое-что прояснить. На мне сейчас костюм с чужого плеча – мои вещи, к сожалению, промокли до нитки, пришлось позаимствовать кое-что из гардероба свояка. Ну, а сам я – в некотором роде ваш коллега, работаю в уголовном розыске, только не в Петрограде. – Я достал удостоверение и показал его Раисе.

– Вот, пожалуйста. Та внимательно изучила его.

– Убедились, что я не вру?

Она кивнула. Я убрал корочки в карман.

– Если с Иваном у нас разговор не сложился и, так понимаю, вряд ли теперь сложится – может, вы сумеете мне помочь, товарищ Раиса?

Глава 11

Нормальный опер умеет, когда нужно, включать обаяние, однако товарищ Раиса была влюблена в следователя Самбура, а любящая женщина – прочнее каменной стены и устоит против любых мужских чар. Так что мне обломилось сразу.

– Товарищ Быстров, мне нечего добавить к тому, что я уже сказала, – сухо произнесла она.

Поняв, что ловить здесь нечего, я распрощался и покинул здание суда.

Может, пойти в прокуратуру и накатать на этого следака телегу? Так мол и так – ведёт себя грубо, в каждом прилично одетом человеке видит контру, склонен к поспешным выводам и решениям.

Ну и кому после этой кляузы станет лучше? Самому ведь будет противно, ненавижу доносы и сутяжничество. И вообще: доносчику первый кнут! По-моему, вполне справедливо, особенно в таких ситуациях. Даже если заменят Самбура на кого-то другого – где гарантия, что новый следователь встретит меня с распростёртыми объятиями как самого дорогого человека на свете? Я бы на его месте сделал всё, чтобы мне же по итогам и прилетело, грамотных способов предостаточно.

Нет, жалобы – не наш путь.

Тогда вариант номер два – идём по линии коллег из петроградского уголовного розыска.

Я снова сел на трамвай и поехал на проспект Рошаля, дом 8, где располагалось Управление Петроградской губернской советской рабоче-крестьянской милиции и отделение уголовного розыска.

Табличка прямо у входа в здание гласила, что мне нужно подняться на третий этаж.

– Вы к кому, товарищ? Прошу предъявить документы, – невысокий, аккуратного вида дежурный отвлёкся от лежавших перед ним формуляров.

Я показал удостоверение.

– Быстров Георгий Олегович, сотрудник уголовного розыска… Чем могу помочь?

– Мне бы товарища Ветрова.

– Придётся обождать. Все на задании, – извиняющимся тоном произнёс дежурный.

– Не вопрос, подожду.

Я покорно сел на предложенный стул. Было наивно думать, что всё получится легко и сразу. Обидно, конечно, тратить время на тупое ожидание, но что поделаешь…

Часа через полтора показалась первая партия горячо возбуждённых людей в штатском.

Захлопали двери в кабинетах, раздались шумные разговоры – судя по интонациям, операция прошла успешно, преступники задержаны.

Я приподнялся.

Дежурный заметил мои действия и отрицательно покачал головой: Ветров ещё не появился.

Я разочарованно сел. Опять нужно ждать, да и найдётся ли свободное время для меня у такого занятого человека, как инспектор 3-й бригады уголовного розыска. Насколько я помнил из лекций по истории советской милиции, потом бригаде присвоят первый порядковый номер, и сейчас в ней работают не просто толковые сыщики – а физически сильные и крепкие молодые люди, профи экстра-класса, универсалы, совмещающие должностные обязанности опера и бойца СОБР моего времени. А командовать такими должен волкодав из волкодавов, тем более если он лично выезжает на задержания, где вряд ли раздаёт своим орлам ЦУ по рации.

Стоило только этому человеку войти, я сразу понял – это он: крепкий, с поджарой, но при этом атлетической фигурой, плечистый, с волевым и решительным лицом.

– Товарищ Ветров, это к вам, – обратился к нему дежурный, показав в мою сторону.

Я тут же вскочил и подошёл к Ветрову.

Тот посмотрел на меня без особого удивления, скорее, даже с какой-то усталостью: видимо, привык, что часто обращаются с просьбами.

Я показал ему удостоверение.

– Вы к нам в командировку? Странно, мне ничего не говорили, – недоуменно произнёс инспектор.

– По личному вопросу, товарищ Ветров.

– По личному? – нахмурился он. – Хорошо, давайте пройдём в мой кабинет. Там и поговорим.

Он бросил взгляд на циферблат ручных часов.

– Минут пять у меня есть. Уложитесь, товарищ Быстров?

– Постараюсь, – пообещал я.

Мы вошли в его кабинет. Он снял с себя мокрый плащ.

– Слушаю вас…

– Для начала, пожалуйста, прочтите, – я протянул ему письмо от Смушко.

Ветров пробежался глазами по неровным чернильным строчкам на бумаге.

– Ваш начальник очень хорошо отзывается о вас. Пишет, что вы – лучший его сотрудник, – произнёс он, когда дочитал. – Раньше он слов на ветер не бросал. Надеюсь, и сейчас не изменился.

Я смущённо улыбнулся.

– Я понял из письма, что у вас, вернее, у вашего родственника серьёзные неприятности.

– Да, товарищ Ветров. Муж моей сестры Александр Быстров обвиняется в убийстве.

– К сожалению, не припоминаю такого дела. Очевидно, его расследовали, не привлекая мою бригаду. А что – есть основания предполагать, что ваш родственник не виноват?

– Не знаю, товарищ Ветров. Я пытался поговорить со следователем, но разговор сразу зашёл в тупик.

– Как сотрудник уголовного розыска вы должны отдавать себе отчёт, что существует такое понятие, как тайна следствия, и следователь не то что не обязан, он не имеет права посвящать никого из посторонних в ход уголовного дела, – пригвоздил меня тяжёлым взглядом к полу Ветров.

– Я ни в коем случае не хочу обвинять следователя. Но, если есть хотя бы ничтожная вероятность ошибки в его выводах, хотелось бы исправить, пока не пострадал невиновный.

– Кто занимается делом вашего родственника?

– Следователь Самбур.

– Тогда ясно, почему у вас не заладился разговор, – усмехнулся Ветров.

– Мне тоже, – вздохнул я.

– Самбур – хороший следователь, настоящий бульдог – если вцепится, никогда не разожмёт челюсти. За это его и ценят на службе.

– В моего родственника он вцепился мёртвой хваткой.

– И другие варианты, значит, не рассматривает?

– Увы.

– Вы, конечно, понимаете, что народные следователи – лица юридически и процессуально независимые от милиции и уголовного розыска…

– Безусловно, – напряжённо подтвердил я, ещё не догадываясь к чему клонит Ветров.

Следуя этой логике, он мог смело послать меня в известном направлении. Письмо письмом, но к чему заморачиваться чужими проблемами, да ещё и вторгаться в такую тонкую сферу, как взаимодействие между органами государственной власти?

– Если я позвоню лично товарищу следователю или попробую достучаться через его же начальство, могу вас заверить – он заартачится и будет формально прав на все сто. Характер Самбура я успел изучить досконально, так можете мне поверить на слово.

– То есть без вариантов? – загрустил я.

– Но и хорошего отношения между людьми никто ещё не отменял, – подмигнул Ветров. – Есть у меня один сотрудник, у которого со следователем Самбуром полное взаимопонимание. Думаю, он поможет.

Я облегчённо вздохнул. Если всё обстоит именно так, как говорит Ветров – ситуация не безнадёжна.

– Пойдёмте, я вас сведу, – сказал Ветров.

Мы зашли в соседний кабинет. Там двое совсем ещё молодых ребят – каждому не дашь больше двадцати-двадцати пяти, наседали на цыганистого вида мужичка, который сидел на табурете. По затравленным глазам допрашиваемого чувствовалось, что тот сейчас ищет пятый угол и никак не может его найти.

– Ну как? – спросил Ветров.

– Запирается, товарищ инспектор. Говоришь, говоришь человеку, а он не понимает, что игрой в молчанку делает себе только хуже, – откликнулся невысокий парень с правильными чертами лица.

Его волосы были тщательно причёсаны, а в облике чувствовалась некоторая франтоватость. – Ну ты своего добьёшься, – улыбнулся Ветров и представил меня «франту». – Знакомься, это товарищ Быстров. Наш коллега, только из провинции.

В его устах это слово не имело негативного оттенка, обычная констатация факта и только.

– Сергей Кондратьев, – деловито произнёс парень, пожимая мою руку.

– Тот самый? – невольно вырвалось у меня.

Любой, кто читал «Повесть об уголовном розыске» Гелия Трофимовича Рябова или смотрел старый шикарный советский телефильм «Рождённая революцией», должен был понять мои чувства. Да и как иначе – я только что пожал руку главному герою этих легендарных произведений.

И пусть там Кондратьева называют Николаем, нет, наверное, такого оперативника, который бы не слышал о прототипе этого вне всяких сомнений выдающегося человека!

Передо мной стояла живая легенда уголовного розыска – Сергей Иванович Кондратьев.

Внешне он совершенно не походил на игравшего его роль артиста Евгения Жарикова. Тот был крепок и коренаст, Сергей – скорее тонкокостный и худощавый. У Жарикова – роскошная густая шевелюра, у Кондратьева – аккуратно причёсанные жидкие волосы и залысины по бокам, да и само лицо, несмотря на определённую правильность, скорее мальчишеское. Но это, не иначе, потому, что сейчас Сергею Ивановичу ещё не исполнилось двадцать пять.

– Что значит – «тот самый»? – удивлённо вскинул бровь он. – Откуда вы про меня слышали?

– Мой начальник, товарищ Смушко, о вас рассказывал. А ему в свою очередь рассказывал товарищ Ветров, – кое-как выкрутился я, не сводя с человека-легенды восхищённого взгляда.

– Страшно подумать, что обо мне понарассказывал мой начальник, – фыркнул Кондратьев.

Ветров улыбнулся.

– Вижу, вы споётесь, товарищи. В общем, Сергей, надо помочь товарищу Быстрову.

– Георгию… Можно просто – Жора, – добавил я. – И давайте сразу на ты.

– Тогда оставляю вас, – инспектор вышел.

– Говори, с чем пожаловал, Жора, – сразу взял быка за рога Кондратьев.

Я кивнул на цыганистого типа.

– А, этот… Ничего, Ваня Бодунов его расколет, – успокоил Сергей. – А ты не жмись, мы, как понимаешь, все свои. Идёт война, и сидим мы с тобой в одном окопе.

В этот момент зазвонил установленный в кабинете телефон. Кондратьев снял трубку, чему-то улыбнулся и, коротко ответив «Жив», положил трубку на место.

– Жена звонит, беспокоится, – слегка виновато пояснил он.

Я понимающе кивнул. Та самая Маша, которую зачем-то убили в книге и в кино. На самом деле она надолго пережила мужа.

– Слышал, что у вас тут весело… – протянул я.

– Да и у вас, думаю, не иначе, – без особой радости сказал Кондратьев. – Ну, чем помочь-то?

– Дело в том, – начал я, но тут в наш разговор вклинился напарник Кондратьева – Бодунов.

– Серёга, бросай всё. Цыган раскололся. Теперь мы знаем, где ховается Сеня Борщ.

– Он там один? – напрягся Кондратьев.

– Не знаю я, граждане начальники. Может один, а может, и нет. Он мне не докладывался, – заканючил Цыган.

– Все наши на выезде, – покачал головой Кондратьев. – Вдвоём Борща брать рискованно. Он калач тёртый, если не обложишь, как медведя в берлоге – уйдёт.

– Почему вдвоём? – спросил я.

Кондратьев и Бодунов недоумённо посмотрели в мою сторону.

– Втроём, – улыбнулся я.

Глава 12

– Товарищ, вы уверены? – спросил Бодунов. – Мы ведь не в бирюльки идём играть.

– Давайте без лишних вопросов, – сказал я. – Не первый год замужем.

– Отлично! – обрадовался Кондратьев. – У тебя оружие есть?

– Обижаешь! – Я продемонстрировал «Смит-Вессон».

– Патроны?

– Есть маленько. Но если ещё отсыплете – возражать не буду, – раскатал губу я, но был зверски обломан в лучших чувствах.

– Тут, брат, я тебе не помощник. У нас, в угрозыске, всё больше с «Кольтами» ходят. Это милиция револьверы таскает, – Кондратьев показал свой увесистый пистолет.

Бодунов достал такой же.

– Ладно, – вздохнул я. – Воюю своими. Вы мне хоть покажите карточку этого Борща, если есть, конечно. Я ведь в глаза его не видел.

– Это запросто, – заверил Кондратьев. – Момент!

Он достал из выдвижного ящика стола несколько фотографий, покопался в них и показал одну мне. На ней был изображён угрюмого вида мужик с характерным лицом, про которое принято говорить, что оно, дескать, не обезображено признаками интеллекта.

– Вот, любуйся. Физиономия словно иллюстрация теории Ломброзо. Ночью приснится – не отмашешься. Убийца первостатейный. Хотя я тебе вот что скажу из личного опыта, товарищ Быстров: врёт этот Ломброзо, как сивый мерин. Преступники – они разные бывают. С иных картины писать можно. Да и этот Борщ – не такой тупой, каким по карточке кажется. Нагляделся?

– Ага. Запомнил, – подтвердил я. – Встречу – не перепутаю.

– Тогда собираемся.

Сдав Цыгана конвоиру, мы поспешили на улицу.

– Далеко добираться? – поинтересовался я.

– Да рукой подать, – начал отвечать Кондратьев и сразу спохватился: – Стоп, ты всё равно город не знаешь. Но не переживай, долетим с ветерком. Для таких срочных выездов товарищ Петржак, начальник угро, велел держать специальное авто.

В легковой автомобиль почти на ходу запрыгнул ещё один сотрудник.

– Уф, еле успел, – вытирая пот со лба, сказал он. – Ветров сказал, что вы едете Борща брать, а я как раз освободился.

– Товарищ Шуляк, – коротко представил его Кондратьев. – А это товарищ Быстров – наш добровольный помощник.

Мы обменялись рукопожатиями.

Машина вылетела на Невский – если быть точнее, сейчас он носил название Проспекта 25го октября, вот только вывески на домах ещё не сменили. Да что говорить про обычные дома, если даже на здании губернского уголовного розыска всё ещё висела табличка с адресом «Адмиралтейский проспект, дом 8».

– Гони, Федя, гони! – нетерпеливо произнёс Кондратьев.

– Я и так выжимаю из «Фиата» последние соки! – сразу отозвался водитель. – Куда сильнее-то!

Внезапно на тёмном перекрёстке откуда-то сбоку вылетел грузовик. Мелькнула открытая кабина, дощатый борт кузова. Шофёр явно не видел нас, машина шла наперерез нашей.

– Твою мать! – заорал Федя, выкручивая руль.

Но было уже поздно.

«Фиат» на большой скорости впечатался в борт грузовика. Раздался треск, звон, визг тормозов, меня перебросило с заднего сидения на водительское, а Кондратьева словно катапультировало – он кубарем перелетел через капот и исчез где-то впереди.

Я с трудом приподнялся, башка кружилась, в ушах звенело, во рту чувствовался привкус крови – кажется, разбил губу.

– Серёга, где Серёга? – крикнул Бодунов.

Он чудом удержался на своём месте, наверное, успел за что-то схватиться перед ударом.

Я слабо махнул рукой.

– Где-то там. Сейчас проверю.

Появился насмерть перепуганный водитель грузовика – в кепке и стёганой телогрейке.

– Мужики, все живы? – простуженно просипел он.

– Ты чего творишь, сучёныш! – накинулся на него наш водитель Федя. – Тебя, сволочь этакую, не учили на дорогу смотреть?! Да если из-за тебя, гад, люди погибли – я ведь лично на месте шлёпну, как контру!

– Вы что?! – Шофёр попятился. – Я ж не нарочно!

Федя начал крыть его трёхэтажными матами.

Под его громогласную ругань я наконец выбрался из автомобиля и обнаружил Кондратьева. Будущая легенда советского сыска сидела на земле, рядом лежала слетевшая при аварии с головы кепка.

– Ты как? – спросил я.

– Ещё не понял, – признался он. – Такое чувство будто рядом снаряд от трёхдюймовки жахнул. Ощущения непередаваемые.

– Встать можешь?

– Отчего же не смочь? Смогу. – Он резво вскочил на ноги, затем нагнулся, поднял с земли кепку и, стряхнув с неё грязь, снова нахлобучил на голову.

Потом с сожалением оглядел изгвазданный костюм.

– Даже не знаю, как теперь жене на глаза показаться… Видок, наверное, хуже босяцкого.

– Главное, что живой, – успокоил его я.

– Это верно, – усмехнулся он.

ДТП, оно и в начале двадцатого века ДТП, то есть ничего хорошего. Из позитивного было разве то, что самой пострадавшей стороной оказался несчастный «Фиат» уголовного розыска. Со слов Феди, чинить её будут долго и мучительно: главной проблемой было отсутствие запчастей.

Сам водитель и пассажиры, конечно, пострадали, но дальше синяков и ушибов не зашло, хотя показаться врачу необходимо – тем более мне, я ведь ещё не вылечил руку. Кровь на повязке не выступила – хоть тут повезло.

Как часто бывает после таких событий, все были взбудоражены и переполнены адреналином просто под завязку.

Скажи кому, что попаду в аварию, устроенную на перекрёстке двумя допотопными авто – не поверят. Хотя сама по себе история с моим переносом – невероятнее некуда. Так что удивляться нечему.

Фёдю пришлось оставить на месте происшествия, а мы вчетвером отправились к хате, на которой скрывался Борщ, пешочком.

По пути я расспросил Кондратьева, чем же знаменит этот самый Сеня Борщ.

– Та ещё сволочь, – пояснил Сергей. – Раньше был карманным вором, потом переквалифицировался в налётчика. Очень дерзкий и наглый, жизнь человеческая для него копейка – убьёт и даже не поморщится.

– С психикой у него вообще плохо, – подхватил Шуляк. – Представляешь, зимой людей на морозе раздевал догола в подворотне и холодной водой обливал, чтобы те, значит, совсем околели. Не лень с собой было ведра таскать! Мы как-то его из-за ведра этого чуть не поймали – мужика одного вечером на улице приметили: смотрим – вроде под описание подходит, вёдра на коромысле куда-то прёт. Мы его тормознули: мол, документики покажите, гражданин хороший, а он шпалер достал и ну палить!

– Ушёл? – спросил я.

– Ушёл, – вздохнул Шуляк. – Потом ещё три раза засады устраивали на него: наколочки вроде были верные и действовали аккуратно, а поди ж ты – угрём выскальзывал. Про него байки ходят, что заговорённый, мол, бабка какая-то нашептала да так крепко, что не подступиться ни с какой стороны, но это всё, конечно, тёмные предрассудки… Не верят у нас в это.

– Ну, кто не верит, а кто, говорят, эту самую бабку-то и искал, – подмигнул Кондратьев.

Шуляк смутился:

– Так я это… думал, что найду старую ведьму – она много должна про Борща знать! Дожму, как положено, и на душегуба выйду.

– С агентурой надо лучше работать, – бросил Бодунов. – Если бы нам не помогли его дружка Цыгана взять, искали бы мы Борща до самой победы мировой революции.

– Не, год это, конечно, долго, – сказал Шуляк, а мне стало немного смешно от святой наивности этого явно хорошего человека.

Хотя… его можно понять, именно сейчас всем казалось, что ещё немного, чуток поднажать и вот оно – счастье для всех. И в чём-то это даже здорово: идти вперёд и видеть такую ясную и чёткую перспективу.

– Так, а ну тихо! – сказал Кондратьев. – Почти на месте.

Мы подошли к неприметному дому. Он казался тёмным и вымершим, лишь окна на первом этаже были подозрительно освещены. Из приоткрытых форточек доносился женский смех и отголоски чьих-то разговоров.

– Это шалман… Кабак то есть, – пояснил Кондратьев, заметив недоумение у меня на лице. – Держит его какой-то китаец. Прежде в подозрительных делах замечен не был, так что мы его не трогали, да теперь, видно, черёд пришёл.

– Сколько тут входов и выходов? – сразу спросил я.

– Много, – безрадостно отозвался Сергей.

– И парадный, и чёрный, ещё и потайной наверняка имеется – тут публика осторожная. Если приспичит, так и из окна сигануть можно – этаж-то первый, не разобьёшься. А нас только четверо – хоть разорвись.

– Надо будет – разорвёмся, – откликнулся Шуляк с преувеличенным оптимизмом.

– Ну-ну, – хмыкнул Кондратьев.

– Делаем так, – стал распоряжаться Бодунов, – раз уж нас мало, идём все сразу и нахрапом, чтобы никто не успел поднять панику. На перекрытие входов и выходов людей у нас нет, распылять силы нельзя – поэтому от быстроты и слаженности наших действий зависит успех операции. Помните, что наша главная цель – Борщ. Если и уйдёт какая рыбёшка помельче – хрен с ним, выудим в другой раз. Но этого душегуба мы обязаны арестовать именно сегодня. Будет отстреливаться – кончайте без сожаления. Оно, может, и к лучшему будет. Он всё равно одиночка, сдавать ему некого. Вопросы есть? – спросил он и сам же ответил: – Вопросов нет.

Мне стало грустно: тщательно организованной нашу операцию точно не назовёшь. Тут по-хорошему надо перекрывать даже не дом – квартал, да так, чтобы ни одна сволочь не проскочила, но что поделать, если против нас играет всё: и нехватка людей, и пресловутый фактор времени. Да и вообще, в жизни гладко бывает только на бумаге. А вот овраги – так на каждом шагу.

Однако азарт постепенно взял своё. Играем тем, что есть. Авось среди карт, что нам сдали, найдутся и козыри.

– Готовы, товарищи? – внимательно посмотрел на нас Бодунов.

– Готовы, – вразнобой ответили мы.

– Тогда оружие к бою! Мы идём! – И он первым направился к двери.