Текст книги "Враг всего сущего"

– Здравствуйте, молодой человек. – Голос его скрипел и повизгивал, словно кто-то царапал гвоздем по стеклу. – Вижу, что вы таки не один. Я не помешал?

Я поспешил заверить старика, что он пришел как нельзя вовремя.

Блюм окинул взором Лиринну и одобрительно кивнул:

– Когда я был таким же молодым и красивым, как вы, Гэбрил, мои папа и мама говорили мне: «Сынок, убери лупу в стол. Сходи на улицу, погуляй с девушками». Я слушал их, кивал головой и делал все по-своему. Работал сутки напролет, без праздников и выходных, и не замечал женской красоты. Может быть, я таки и умер бы холостяком, если бы родители не познакомили меня с Эллочкой. Мы поженились, Эллочка родила мне сына. Он был таким чудесным ребенком, а потом вдруг вырос и превратился в отпетого шалопая.

Старик помедлил:

– Хорошо, что жена не дожила до такого позора, и рвать на голове последние волосы приходится только мне! Скажите, Гэбрил, что натворил мой негодник? Не томите старика.

– Думаю, что вам стоит выслушать меня сидя.

Старик присел на самый краешек стула, скрестил руки на набалдашнике трости и выжидающе посмотрел. На худой сероватой шее отчетливо пульсировала жилка.

Я приступил к короткому изложению основных фактов:

– Хочу вас предупредить: ситуация достаточно серьезная, но все могло оказаться гораздо хуже. Ваш сын Боб попал в дурную компанию и оказался на крючке. Он сел играть в карты с профессиональным шулером, разумеется, в итоге его умело обчистили. Сейчас за вашим сыном числится довольно большой долг, отдать который своими силами он не сможет. К вам Боб обращаться боится, думает, что вы с позором его выгоните.

Ювелир горестно всплеснул руками, я продолжил:

– У меня есть проверенная информация, что Боба хотят втянуть в какое-то нехорошее дельце, скорее всего в ограбление вашего ювелирного магазина. Если он откажется, то на него будут давить, включив счетчик, и долг вашего сына будет расти как на дрожжах. В итоге Боба, если он не вернет деньги, убьют или покалечат.

– Так-так… – Ювелир настолько низко склонил большую голову, что на мгновение показалось, будто он сложился вдвое. – Все, что вы мне сказали, очень печально, я никак не ожидал от Боба подобного легкомыслия. Я быстро понял, что с ним творится неладное, поэтому и попросил, чтобы вы за ним проследили, но как он мог попасть в такую передрягу?! У него ведь есть голова на плечах!

– Не вините его так строго, – попросил я старика. – Многие в молодости совершали ошибки, а потом раскаивались – ваш сын не стал исключением.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Блюм. – Я не хочу терять сына, он все, что у меня есть на этом свете, и я его очень люблю. Жаль, что Боб не пришел ко мне сам и не поделился своими проблемами. Я бы его, конечно, отругал, но чтобы выгнать…

Старик совсем пал духом, и я решил его приободрить.

– В конце концов, он пытался поступить как настоящий мужчина, который сам решает свои проблемы, вот почему Боб не стал переваливать их на ваши плечи. В какой-то степени вы даже можете им гордиться.

– Не пытайтесь подсластить пилюлю, – усмехнулся старик. – Не переживайте за меня: я стар, но еще не впал в старческий маразм и вижу, что к чему. У вас большой опыт в таких делах, помогите мне, пожалуйста, посоветуйте, как я могу спасти своего сына. Может быть, мне стоит рассказать обо всем полиции?

– Ни в коем случае. Полицейские вам не помогут, они мастера заваривать кашу, которую потом долго приходится расхлебывать. Не стоит играть с судьбой. Отдайте долги, которые успел накопить ваш сын, а потом его спрячьте: отвезите туда, куда до него никто не доберется.

– А кто они – люди, которые отравили жизнь моему сыну? Что можете о них рассказать?

Я поперхнулся и спросил после минутной паузы:

– Прозвище Мясник говорит вам что-нибудь?

Ювелир посмотрел по сторонам, словно боялся, что его могут услышать посторонние, потом разом выдохнул воздух и с опаской сказал:

– Таки сам Мясник?

– Во всяком случае, его подручные. – Вряд ли сообщение обрадовало старика. – Недавно они мне угрожали – сказали, чтобы я отказался от расследования, а вчера подкараулили в коридоре. Состоялся неприятный разговор, мы крепко повздорили, пришлось даже применить силу. – Я умолчал о спасительном вмешательстве Лиринны. – В настоящее время два типа, которые хотели набить мне морду, дают показания в полиции, но это рядовые пешки, которые ничего не знают. Полиция вряд ли сможет вытянуть из них что-нибудь стоящее. Скоро они будут на свободе.

– Значит, те синяки, которые я на вас вижу, следствие того, что вы не испугались угроз и продолжили расследование?

– Да, – сказал я. – Мне пришлось туго, но вашему Бобу будет намного хуже, если вы не последуете моему совету. Проявите благоразумие, не пытайтесь тягаться с Мясником – все равно проиграете. То, что я предлагаю, – самый легкий и безопасный вариант: заплатите бандитам и спрячьте сына. Как только все уляжется, Мясник о нем позабудет и найдет себе новую жертву.

– Хорошо, я подумаю, – вздохнул ювелир. – Спасибо за проведенное расследование. Я рад, что выбрал именно вас, и думаю, мне придется компенсировать причиненные вам увечья и страдания.

Последняя фраза звучала совсем неплохо. Я согласен получать синяки и шишки при условии, что за них хорошо заплатят.

– Сколько я вам должен, Гэбрил, с учетом неприятных последствий для вашего организма?

Я назвал сумму. Старик выслушал молча, лишь уточнил:

– Как вы предпочитаете получить деньги: наличностью или чеком?

– Лучше наличными, банкам я не доверяю.

Ювелир отсчитал деньги замусоленными от долгого употребления купюрами. Наблюдать со стороны за работой его ловких пальцев было сплошным удовольствием. К тому же я не забывал, что совсем скоро эти деньги перекочуют в мой карман. Мысль об этом грела душу, как южное солнце раскаленную пустыню.

Блюм закончил увлекательное занятие и не без сожаления передал тугую пачку купюр:

– Пересчитайте, пожалуйста.

– Спасибо, я привык верить клиентам.

Я отдал старику отчет, но он не стал углубляться, лишь бегло пролистал несколько страниц. Он уже было собрался уходить, как его взгляд упал на пуговицу, найденную в руке мертвого барона, – я забыл убрать ее со стола. Старик вопросительно посмотрел:

– Можно взглянуть?

– Почему нет? – сказал я и кончиком указательного пальца подтолкнул пуговицу-змейку.

Ювелир рассмотрел ее под разными углами, даже достал большое увеличительное стекло, снабженное ручкой. Я слегка заскучал, пока Блюм разглядывал под лупой увеличенное изображение пуговицы, но в итоге был вознагражден, поскольку ювелир пришел к окончательному выводу:

– Надо же! Не хочу показаться нескромным, но эта штучка таки моих рук дело.

– Вот как?! – мы с Лиринной заинтересовались практически одновременно.

– А что тут такого? Все знают, что ювелир Блюм дока в своем ремесле, поэтому я еще никогда не жаловался на нехватку клиентов. Вот и на этот раз: мне заказали изготовить несколько пуговиц в виде змеек и украсить их драгоценными камнями для сценического костюма какой-то танцовщицы. Зовут ее… – старик напряг свою память, – кажется, Никавери или что-то вроде того.

Я решил ковать железо, пока горячо.

– Она сама приходила к вам с заказом?

– Нет. – Старик даже крякнул от удовольствия, видимо, ему было приятно хоть ненадолго отвлечься от домашних неприятностей. – Был ее импресарио по имени Глок, поразительно неприятный тип, длинный такой, смуглый, с зализанными волосами. Я, признаюсь, сперва принял его за жулика, но он таки оказался порядочным человеком и расплатился со мной как полагается. Пришлось сделать почти тридцать таких пуговиц, поэтому я дал ему хорошую скидку как оптовому клиенту.

– А он сказал, где работает эта танцовщица?

– Увы, таки нет. Он что-то талдычил про какую-то экзотику, но для меня, старика, все, что творится за окнами мастерской, уже экзотика. Я, знаете, редко бываю на улице, а уж когда в последний раз выходил в свет, даже не помню. Кажется, это было лет десять назад, когда Эллочка была еще жива. Мы с ней посетили городскую филармонию. Был чудный вечер…

Глаза у старика заслезились. Он весь погрузился в воспоминания, из которых его вывело мое деликатное покашливание в кулак.

– Простите меня. – Он с таким жаром стал извиняться, что я на какое-то мгновение почувствовал себя неловко.

Когда-нибудь и мне суждено стать вот таким, никому не нужным стариком (если доживу, конечно). Даже не верится, что я буду сидеть, шамкать беззубым ртом, двигать непослушными конечностями, есть манную кашу без комков и вспоминать о днях молодости. К сожалению, судьбу не обманешь.

Глава 3
В которой происходит встреча со старыми друзьями. Я узнаю, кто такая Никавери

Зовите меня перестраховщиком, но, прежде чем сунуть голову в пасть льву, стоит убедиться, что царь зверей недавно позавтракал. Имя Никавери, названное ювелиром, мало что говорило. Кто знает – может, за ней стоит какая-нибудь влиятельная фигура, которой не понравится, если я начну приставать к девушке с расспросами? На меня и так точит зуб Мясник, зачем заводить новых врагов и облегчать ему задачу? К тому же я понятия не имел, где искать эту Никавери. Столица далеко не маленький город, и поиски этой мадам могли отнять кучу времени.

Решил сделать ход конем. Помните, я обещал рассказать о приятеле, который уговорил меня приобрести ковер для офиса, а потом в пух и прах раскритиковал покупку?

Его зовут Гвенни. Он полукровка – наполовину гном, наполовину человек. В отличие от эльфов гномы смотрят на межрасовое скрещивание сквозь пальцы, так что Гвенни повезло: гномья родня не превратила его в изгоя, хотя папаня-человек, узнав о том, что скоро станет счастливым отцом, срочно отбыл в неизвестном направлении. Звучит немного странно, но гномы оказались куда человечнее: они не отказались от малыша и вырастили его как одного из своих, заменив и сбежавшего отца, и умершую при родах мать. Когда Гвенни стукнуло семнадцать, его отправили в столицу учиться в университете, в результате он получил хорошее образование. Дальше – больше. Родственники-гномы помогли открыть собственное дело, скинувшись на стартовый капитал, а парень не подкачал и распорядился полученными деньгами с умом.

Гвенни оказался своеобразной натурой: будучи прирожденным эстетом, имел утонченный вкус, обостренное чувство прекрасного и в то же время… редактировал бульварную газету «Столичная жизнь», которая занималась перетряхиванием грязного белья городского бомонда. Трудно сказать, как в нем уживались две противоположные ипостаси. Гвенни писал стихи, не пропускал ни одной выставки картин, имел постоянный абонемент в оперу, обожал балет, но каждую неделю ходил в суд, как на работу: разъяренные «герои» язвительных репортажей постоянно пытались вчинить иски за клевету и измышления, которые он, как правило, выигрывал. И со мной Гвенни познакомился в ходе одного из судебных разбирательств. Тогда его интересы представлял мой сосед по офису – адвокат Марсен. С фактами у редактора «Столичной жизни» оказалось не все в порядке, и истец вот-вот мог добиться своего и выиграть суд. В таком случае Гвенни пришлось бы расстаться с очень крупной суммой и потерять лицо. Если с первым он еще как-нибудь бы смирился, то второе для него, как настоящего профессионала, было равносильно смертельному приговору: газету скорее всего бы прикрыли. Нужна была помощь хорошего детектива, и Марсен свел нас друг с другом. Я помог Гвенни – нашел доказательства, подтверждавшие правоту статьи, и мы подружились.

Он оказался отличным парнем, и я еще ни разу не пожалел о нашем знакомстве. Кроме того, Гвенни был настоящим кладезем информации. Если в городе что-то случалось, он узнавал об этом в числе первых. Вдобавок Гвенни обладал хорошими связями на разных уровнях. Число его приятелей и знакомых не поддавалось исчислению, но я единственный, кого можно с полным на то основанием назвать другом.

Как только ювелир покинул нас, я переложил честно заработанный гонорар в бумажник и сказал:

– Лиринна, на сегодня твой рабочий день закончен. Я ухожу по делам, а ты можешь идти домой. Завтра приходи к девяти утра и не опаздывай.

Девушка удивилась:

– А как же расследование? Нам ведь надо найти и допросить эту Никавери.

– Никавери я беру на себя. Лучше позаботься о родителях, они наверняка с ума сходят оттого, что не знают, где ты была прошлой ночью. Передавай отцу от меня привет.

Лиринна надула губки.

– Так нечестно. Мы работаем вместе, и я тоже хочу искать Никавери.

– Лиринна, не спорь, тебя ждут дома, – сказал я, немного нервничая. Ослиное упрямство девчонки когда-нибудь доведет меня до седых волос.

Эльфийка, не говоря ни слова, взяла сумочку и поплелась к выходу, но все же не сдержалась и, перед тем как уйти, показала язык. Я хмыкнул, затем поскреб в затылке. Новых идей от этого не прибавилось.

Идти к Гвенни с пустыми руками не хотелось, поэтому сразу после того, как я оказался на улице, ноги сами отнесли меня к небольшому магазинчику, в котором круглосуточно торговали спиртными напитками. Владелец хорошо знал мой вкус и всегда держал под прилавком бутылочку-другую хорошего вина, какого сейчас и днем с огнем не сыщешь. Цена не испугала – я снова был при деньгах, и мы расстались довольными друг другом. Главное – не забыть включить вино в графу служебных расходов.

У магазинчика стояла афишная тумба, но вместо привычных анонсов спектаклей и представлений на ней висели агитационные плакаты с призывом голосовать на выборах мэра столицы за лорда Риторна. Надо же, как быстро пролетели пять лет с того момента, как в кресле нашего мэра прочно угнездился толстый зад маркиза Виттора!

Столица по-своему уникальный город: если в других городах королевства мэры назначаются специальным королевским указом, то у нас их выбирают. Город получил такую привилегию десять лет тому назад, когда городское ополчение смогло отбить атаку баронов-мятежников, решивших свергнуть королевскую династию и установить в стране свои порядки. Три гвардейских полка, составлявшие гарнизон столицы, с позором бежали с поля боя, поговаривали о предательстве командиров этих подразделений. Тогда горожане собрали ополчение и выдвинули его навстречу неприятелю. Оказалось, что ремесленники дерутся не хуже профессиональных вояк. Они задержали баронов до прихода основных частей регулярной армии и помогли подавить мятеж. Расчувствовавшийся король решил отблагодарить жителей столицы и издал указ о самоуправлении города. Теперь каждые пять лет городская казна расходует огромные средства на выборы мэра. Два прошлых срока магистратом управлял маркиз Виттор, за это время он успел построить себе дворец, по размерам разве что немногим уступавший королевскому. Если судить по агитационному плакату, то теперь и лорд Риторн озаботился улучшением жилищных условий. За счет нас, простых горожан, разумеется.

Добираться пешком до редакции «Столичной жизни» было невмоготу. Я свистнул проезжавшему мимо кэбу и с ветерком домчался до двухэтажного каменного особняка с колоннами, выдержанного в строгом классическом стиле. Редакция и типография газеты размещались на первом этаже, второй был отдан паре мелких акционерных обществ, суливших клиентам гигантские прибыли. На мой взгляд – типичные мошенники, которым палец в рот не клади, но легковерных людей хватает даже в наше суровое время. Вот и сейчас по лестнице поднялись несколько человек, явно привлеченных рекламными щитами с тремя крупными буквами «М», установленными в окнах второго этажа.

Кабинет Гвенни отгрохал с широтой наполовину человеческой, наполовину гномьей души, размером с хорошее поле для гольфа. Одна стена представляла собой картинную галерею, на противоположную приятель вешал судебные постановления в красивых рамочках после каждого из выигранных «Столичной жизнью» дел. И картин, и решений суда было так же много, как пятен на солнце. Если первая стена услаждала эстетические чувства Гвенни, то вторая удовлетворяла тщеславие.

Секретарша знала о наших особых отношениях, поэтому не препятствовала моему доступу к телу шефа. В настоящее время Гвенни был очень занят – кормил рыбок в аквариуме.

– Ого! – воскликнул приятель, на время оторвавшись от увлекательной процедуры. – Сухарь, сколько лет, сколько зим?!

– Всего неделя, – ответил я, намекая на то, что с момента последней встречи прошло отнюдь не так уж и много времени.

– Надо же, целая неделя! – Гвенни всплеснул руками. – Как быстро летит время.

– Это точно, – подтвердил я и добавил: – Давай не будем его терять.

Я поставил на стол бутылку. Гвенни оценил жест и отработанным движением извлек из сейфа два высоких бокала и апельсин.

– Пойдет?

– В самый раз.

Хлопнула пробка, янтарная жидкость заполнила емкость бокалов. Гвенни перочинным ножичком очистил тонкую кожуру, затем разделил апельсин на дольки. Покончив с приготовлениями, мы расселись в кожаных креслах с высокими спинками и с наслаждением вытянули ноги.

Гвенни поднял бокал и замер, наблюдая, как игристое вино переливается и искрится на дне бокала.

– За встречу!

– За встречу, – согласился я.

Мы чокнулись, затем выпили. Я пил залпом, а Гвенни немного посмаковал, прежде чем опустошить бокал, потом посмотрел на меня проницательными глазами.

– Я так понимаю, что ты здесь не ради выпивки. Ну давай, выкладывай, с чем пожаловал.

Я собрался с мыслями. Посвящать Гвенни во все тонкости не стоит, но кое-какой информацией поделиться придется.

– Гвенни, что тебе известно о бароне Отто фон Бомме?

Приятелю не нужно было рыться в бумагах, его память впитывала в себя информацию, как губка. Он нахмурился и процедил сквозь зубы:

– Довольно немного. Скажи, друг, с каких пор ты стал интересоваться покойниками, покинувшими наш мир из-за банального сердечного приступа?

– Это в тебе профессиональное любопытство заговорило?

– Ага.

– Клиент хочет, чтобы я кое-что разнюхал. Считай, что ты только что пил за его счет.

Гвенни засмеялся. Я, иной раз наблюдая за ним, пытался составить мнение, кого же в нем больше – человека или гнома. Ростом он не вышел, но таких коротышек на улице пруд пруди, мясистый нос и густые выступающие брови вполне могли принадлежать родственникам по гномьей линии, а вот глаза все же человеческие – ясные, лучистые, с радужной оболочкой. Кто видел гномов, поймет.

– Уговорил, Сухарь, расскажу все, что известно. Вино того стоит. Тебя интересует, когда он родился, как прошло его детство, юношество?

– Лучше опусти. Вкратце обрисуй, что это был за человек и коснись событий последнего месяца.

– Ну что я могу сказать? Твой барон был первостатейным бабником. Хлебом не корми – дай приударить за очередной юбкой. А вкус у него был специфический. Просто обожал гламурных дамочек, ну а особым расположением у него пользовались разного рода певички или танцовщицы. От них барон просто разум терял. И они его в свою очередь привечали – умел мужик пускать пыль в глаза.

– А ты знаешь кого-нибудь из последних пассий?

– Да, слышал так, краем уха, что он крутил роман с новомодной экзотической танцовщицей Никавери, вся экзотика которой заключалась в том, что в конце выступления на ней оставалось гораздо меньше одежды, чем в начале. Вроде бы дуреха втрескалась в него по самые уши, а он ей с успехом пудрил мозги.

– Кто такая эта Никавери? Расскажи подробнее.

– Ну, если ты любишь высоких крашеных блондинок, то примерно представляешь, о ком речь. Я тут говорил о мозгах, так вот мозгов у Никавери не больше, чем у курицы. Но для ее профессии это ведь не главное…

– А где она работает?

– Ночной клуб «Серпентарий» – слышал о таком?

– Нет.

– Неудивительно, – хмыкнул Гвенни. – Это местечко для настоящих сливок общества, к которым мы с тобой не относимся. Там собираются аристократы и миллионеры, которые могут положить наш город себе в карман жилетки.

– Адресок не подскажешь?

– Да пожалуйста, только тебя туда и на порог не пустят, нужна членская карточка.

Я устремил на Гвенни пристальный взгляд:

– Дружище, только не говори, что у тебя такой нет, я все равно не поверю.

– И правильно сделаешь, – признался Гвенни. – Конечно, у меня есть членская карточка этого клуба, на ней и адрес указан. Хочешь взять?

– Да.

– Скажи, на кого работаешь – и карточка твоя.

– Перебьешься.

– Ладно, уломал. – Гвенни вытащил из визитницы прямоугольный кусочек картона и отдал мне. – Бери так, но может, хоть на ушко шепнешь, кто твой клиент?

– Гвенни, если я нарою что-нибудь стоящее, то обязательно с тобой поделюсь. Но пока ничего нет, одни предположения.

– Ну, хорошо. – Гвенни сдался и отстал от меня. – Сменим тему. Ты уже избавился от того вульгарного ковра, что висел у тебя в кабинете?

– Нет, конечно. Я к нему привык.

Гвенни картинно заломил руки и обиженно засопел.

– Как ты можешь спокойно работать, когда за спиной висит такая пакость?

– Говорю же, что я к нему привязался. К тому же на спине у меня глаз нет. И клиенты еще ни разу не жаловались.

– Нет, это невыносимо, – пожаловался Гвенни. – Я пытаюсь привить тебе хороший вкус, а ты способен опошлить любое благое начинание! Но я этого так не оставлю.

Гвенни скрылся в глубине кабинета. Спустя мгновение до меня донесся шум и грохот от падающих предметов. Потом появился Гвенни, весьма довольный собой. В руках он держал тонкий сверток длиной в полметра.

– Что это? – спросил я с некоторой опаской.

– Подарок, – простодушно ответил приятель. – Разверни и посмотри. Благодарить будешь после.

Я взял сверток в руки, снял тесемку, которой он был перехвачен, и развернул полотно. Взору предстал холст в виде зеленого квадрата на белом фоне. Я непонимающе посмотрел на друга.

– Гвенни, ты, наверное, приобрел это на выставке детского рисунка? Поздравляю с удачной покупкой.

Приятель не на шутку обиделся.

– Нет, Гэбрил, тебя не зря зовут Сухарем. Ты ничего не смыслишь в современном искусстве. Посмотри внимательно на этот шедевр и слушай внимательно. Я научу тебя понимать сущность картины и глубину авторского замысла.

Я зевнул, но Гвенни продолжил, будто ничего не замечая:

– В центре полотна изображен зеленый квадрат. Он словно вобрал в себя глобальные формы и краски мира, сведя их к пластической формуле, где доминируют цвета жизни (зеленый и белый). Подчеркнуто простая геометрическая форма-знак, не увязанная ни ассоциативно, ни пластически, ни идейно ни с каким образом, предметом, понятием, уже существовавшими в мире до нее, свидетельствует об абсолютной свободе ее создателя. Зеленый квадрат знаменует собой чистый акт творения, осуществленный художником-демиургом.

– Гвенни, еще минута, и я тебя убью.

– Гэбрил, вникни в тайны космического мироздания. Неужели ты не видишь всю сакральность… Ай, чего дерешься?

– Дружище, хватит трепаться. Лучше скажи, на кой ляд мне сдался этот зеленый квадрат. Что я с ним буду делать?

Гвенни уже пришел в себя после маленькой трепки, которую пришлось задать, дабы прервать поток его красноречия. Он принял величественную позу и сказал:

– Выкинь ковер и повесь эту картину на его место, так ты выкажешь себя настоящим ценителем живописи. Поверь, совсем скоро «Зеленый квадрат» будет стоить большие деньги, ведь это полотно кисти пока не оцененного по достоинству художника. – Гвенни стал пророчествовать. – Пройдет немного времени, и люди осознают ошибку. Совсем недавно художник закончил рисовать следующий шедевр, способный стать эпохальным творением, назвал его «Черный квадрат» и… исчез вместе со своей работой. Жаль, конечно… Но, может быть, в ином месте автора ждет настоящий успех и признание.

– Хорошо, я беру «квадрат» исключительно по причине хорошего отношения к твоей персоне. Возможно, я даже иногда буду на него посматривать.

Затем мы простились, и я отправился навестить следующего друга. Он был волшебником.

Считалось, что в последней войне с эльфами все маги были перебиты и в итоге королевство осталось без волшебников. Так-то оно так, но одного настоящего мага, дожившего да наших дней, я все же знал. Разумеется, власти были в курсе его существования, но давно уже списали со своих счетов. Мой друг, Алур Краснощекий, не вызывал у них никакого интереса, потому что был спившимся магом-неудачником, растерявшим практически все способности.

Жил он в маленьком гостиничном номере в самом что ни на есть городском захолустье. О том, чтобы добраться туда на кэбе, не могло быть и речи: кэбмены слишком дорожили жизнью, чтобы рисковать ею в угоду частному сыщику Гэбрилу Сухарю, которому лень добираться на своих двоих до одного из самых опасных кварталов столицы, пусть это даже и не Трущобы, о которых речь пойдет позже. Но я на всякий пожарный попытался: вдруг повезет?

Первый кэбмен, которой узнал о конечной цели путешествия, лишь смерил меня подозрительным взглядом и ответил с явными признаками раздражения в голосе:

– Извините, сэр, мой кэб занят. Заказчик должен подойти с минуты на минуты.

Я отошел и обратился к следующему извозчику. Тот в ответ развел руками:

– Ничем не могу помочь, сэр. У меня есть дети, которым не хочется осиротеть в столь юном возрасте. Думаю, вам придется поискать дурака, кому деньги дороже, чем здоровье. На нашей стоянке таких точно нет.

Он оказался прав. Устав упрашивать несговорчивых кэбменов, я размашистой походкой пошагал по брусчатке мостовой. По городским улицам летели пыль и сухие листья, сорванные с места пушистой мягкой метлой ветра. Пришлось поднять воротник плаща и надвинуть шляпу глубоко на глаза. До гостиницы добрался почти без приключений, если не считать стычки с двумя бродягами, караулившими в подворотне одного из домов случайных прохожих. Результатом короткого рандеву стало то, что я все же остался при своих интересах, а бродяги заработали несколько шишек и ссадин.

Увидеть трезвого Алура можно не чаще, чем единорога на городских улицах. Мне, во всяком случае, не удавалось пока ни первое, ни второе, хотя теоретической возможности я никогда со счетов не сбрасывал.

Если бы в нашем городе открыли клуб неудачников, приятель смело мог претендовать на место председателя. Говорят, что когда-то давно он был одним из лучших магов, но сейчас от былого величия не осталось и следа. Передо мной сидел бородатый старик с потухшими глазами.

Больше ста лет назад, когда люди что-то не поделили с эльфами, разразилась война. Наш король решил расправиться с ними при помощи волшебства и призвал всех магов. Эльфы быстро узнали об этом плане и внесли в него коррективы: устроили вылазку в лагерь людей и перебили всех волшебников, застав врасплох. Выжить удалось лишь Алуру, и то потому, что его незадолго до нападения отправили в столицу по каким-то важным делам.

Когда друг узнал, что все маги погибли и он остался единственным волшебником, его психика надломилась. Вероятно, если бы удалось найти ученика, старика еще можно было бы спасти от разверзнувшейся пропасти, но Алур просто ушел в себя и замкнулся, а потом запил. Постепенно он пропил почти все знания и талант. Во всяком случае, так принято считать. У меня на этот счет имелось собственное мнение, которое я, впрочем, предпочитал держать при себе.

В том, что Алуру давно перевалило за сто лет, не было ничего необычного. Маги жили очень долго по человеческим меркам. Дар подпитывал их жизненные силы. Говорили, что волшебники порой дотягивали до трехсот лет. На мой взгляд, Алуру, если он не возьмет себя в руки, столько не светит.

Ютился маг в каморке под лестницей – на большее не хватало денег. Я несколько раз давал ему довольно крупные суммы, но напрасно – он все пропивал. На хлеб и спиртное Алур зарабатывал тем, что показывал фокусы и иногда лечил людей, хотя обратиться к нему за помощью решались немногие. Кто знает, не перепутает ли он с похмелья заклинания? Мне лично повезло – однажды старик поднял меня на ноги.

Тогда я работал в отряде телохранителей графа Монтойского. Один из недругов подослал наемного убийцу – меткого арбалетчика. Граф Монтойский всегда отличался беспечностью, и убийце не составило большого труда подобраться на близкое расстояние. Он выстрелил в моего нанимателя практически в упор; не оставалось ничего другого, кроме как оттолкнуть графа и принять арбалетный болт на себя. Я буквально истек кровью, когда меня на носилках доставили к лекарям, но они, обследовав рану, пришли к выводу, что пациент безнадежен и скоро умрет.

Один из наших парней был наслышан об Алуре, ему не составило большого труда уговорить меня попытать счастья у спившегося чародея – я тогда хватался за любую соломинку. И Алур сотворил чудо. Он сделал то, что оказалось не под силу врачам: поставил на ноги раненого, которого все списали со счетов. Вот почему я так привязался к старику, несмотря на все его странности.

Он походил на высохшую мумию с проспиртованными мозгами – одна кожа да кости. Лицо выглядело изможденным, глазные впадины глубоко провалились, глаза давно потухли; бескровные губы, острый нос, обвисшие щеки не придавали красоты и обаяния. Длинные седые волосы давно не знали расчески и были взлохмачены. Алур носил бороду, но почти никогда ее не подстригал, поэтому сальные космы торчали во все стороны. Из одежды был только балахон, сшитый из грубой ткани наподобие мешковины, обильно усеянный жирными пятнами и следами от грязи; на ногах разбитые башмаки, с подошвами, державшимися на одном честном слове и веревочках.

Старый волшебник был пьян, но пока не до такой степени, чтобы совсем отключиться. Он узнал меня, даже попытался привстать, чтобы поздороваться, но тут силы его оставили, и волшебник беспомощно завалился на бок. Я помог ему принять исходное положение и сел рядом.

– Как поживаешь, Гэбрил? – Его язык, на удивление, не заплетался, и говорил маг вполне отчетливо.

– Нормально, – ответил я.

– А зачем пожаловал? Если хочешь, чтобы я залечил тебе какую-нибудь болячку, то лучше не рискуй, я сегодня не в настроении.

– Нет, Алур, я пришел по другому поводу. Нужен совет.

– Даже так? – Маг выглядел польщенным. – Давно у меня не спрашивали совета, ты первый за последние пятьдесят лет.

Я рассказал о смерти барона фон Бомма. Старик слушал не перебивая, но в конце заметил:

– Твой барон умер своей смертью. Чего ты от меня хочешь?

Я собрался с мыслями и ответил:

– Алур, ты меня знаешь довольно давно. Когда я открыл свою контору и стал зарабатывать на хлеб ремеслом частного сыщика, то быстро понял: вещи зачастую выглядят не такими, как на самом деле. Я привык никому не верить и все проверять. Врачи решили, что барон умер от сердечного приступа. Может быть, они и правы, но если есть малейшая вероятность, что ему помогли отправиться на тот свет, я должен знать об этом в первую очередь.