Текст книги "Убийство к Рождеству"

IX. Вечеринка по случаю премии Оскара

Несмотря на то, что я опоздал почти на пятнадцать минут, в квартире Оскара были только двое – он сам и еще один молодой человек, оба уже слегка на взводе. Впрочем, Оскар-то уже с утра начал…

– Еще раз мои поздравления! – Я вручил Оскару подарок – те самые кисти.

Если Ляков и удивился, то виду не подал. А может быть, действительно, принимал мои действия за искренность. Главное, что он страшно обрадовался. Мне было безумно неловко.

– Проходи! Садись! – Оскар показал пальцем на диван, на котором расположился тот молодой человек. Я пробрался к дивану и протянул руку для приветствия.

– Саша.

– Игорь.

– «Игорь», – передразнил Оскар. – Гарик. Подпольная кличка – «Каспаров».

Тот, кто назвался Игорем, усмехнулся.

– Можно и Гарик, – сказал он.

– Мастер монументальной скульптуры, – отрекомендовал Оскар Гарика. – Думаю, мы и оглянуться не успеем, как он переплюнет Церетели.

Гарик скривился.

– Не произноси, плиз, при мне эту фамилию. Ты же не хочешь, чтобы я испортил тебе стол?

Оскар хихикнул.

Брякнул звонок, и в квартиру ввалились еще двое – здоровенный как бегемот мужик лет двадцати восьми и высокий худощавый субъект неопределенного возраста, с тонкими чертами лица и бегающими глазами. Здоровенный, пожалуй, был поболее того «молдаванина».

– Извини, что опоздал, заказов море было… Здорово… Привет… – заговорил «бегемот». Коммуникабельностью он так и искрился. Худой на его фоне выглядел очень бледно.

Нас тоже представили друг другу. В процессе вечеринки и позже я узнал об этих двоих чуть больше. В частности, что человек-бегемот по имени Юра Шубин – большой трудяга, и вследствие этого медленно, но верно приближается к тому, чтобы стать неплохим кутюрье, даром, что натурал. Долгое время трудился на барахолке, оправдывая свою фамилию – по меховой одежде специализировался. Однако до сих пор держит пять или шесть торговых точек и одновременно работает модельером в ателье, где директорствует его жена. Потому и говорят, у обоих уже давно не столько семья, сколько ООО. И еще какое О-О-О: опять же по слухам, в свободное от работы время вместе группешничают со свингерами… Кстати, женушка у него ничего… А худощавый Геннадий Воронов – неудачник, хотя об этом и не надо лишний раз говорить. Непризнанный, но талантливый поэт. Большой любитель выпить. В свободное от сочинительства время работает экспедитором в какой-то частной лавочке.

– А где Павло? – спросил Гена.

– Что, соскучился? – спросил Оскар. – Появится скоро, может быть… А вот и он, наверное…

Появился еще один приглашенный – Паша. Длинноволосый, упакованный в черную кожаную косуху, на которой живого места не было от блестящих заклепок, замков, значков и нашивок с лейблами групп, он казался сошедшим с плаката, вывешенного в студии пиратов от звукозаписи. Оскар и Юра не чуждались стиля, но Паша был почти карикатурен. Как говорится, больший католик, нежели Папа римский; мне потом рассказали и про Пашу. Учится в горном университете, правда, уже никто не верит, что он когда-нибудь получит диплом, потому что не вылезает из академических отпусков. Периодически играет в ресторанах, а в качестве гитариста трэш-группы «Джон Силвер» пользуется популярностью на концертах в «Горбушке». Деньги водятся. Почти все спускает на музыкальные диски и аксессуары. Тоже излишне много пьет. Простодушен и одновременно бестактен.

– Что приволок? – поинтересовался Оскар. – Старье или классику?

– Не один ли черт… – Паша выволок из пакета жутковато оформленные пластинки. – Ты же по «металлу» не особенно. Или хочешь послушать?

– Ты чего, все еще с винилом цацкаешься? – удивился Юра.

– «Взрослые слушают винил», – процитировал Паша рекламный слоган. Ты поди, найди на «сидюках» такие вот вещи… Видал? «Кинг Даймонд», «Ноу презент фор кристмас»… Уникальная штука. Пятьдесят баксов отстегнул и думаю, еще дешево обошлась.

«No present for Christmas». «Нет подарка на Рождество». Или «Никакого подарка на Рождество». Дина точно не получила никакого подарка,. Да и вручать тебе его никто не собирался…

– Ошизеть можно… – сказал Оскар. – Мне, если честно, весь этот «металл» как-то без разницы. Я, знаешь ли, старый добрый хард предпочитаю…

– «Без разницы», – передразнил Паша. – А ты слышал, например, «Коронер»? Или «Обитьюэри»? Или «Панджент Стенч»? Это же классика! А народ ни хера не понимает и прется от гранджа, всяких там «Линкин Парков» и «Лимп Бискитов», которые, если подумать, такая же попсня, как и все эти рок-н-роллы и прочий глэм! Оскар, врубай, прошу тебя как человека!

У Оскара был неплохой музыкальный центр «Кенвуд». Комната наполнилась гремящими звуками, но отнюдь не лишенными мелодии и ритмического рисунка. То и другое, правда, были сложными для восприятия, и потому с непривычки подобная музыка могла запросто вызвать отрицательные эмоции. Гарик потребовал убавить громкость.

– Моя оглох от твоя бум-бум, – заявил он. Паша неохотно приглушил звучание.

– Совсем выключи, – возразил Юрий. – Сейчас бабы придут, у них вообще уши в трубочку посворачиваются.

– Не посворачиваются, – ответствовал Паша. – Галя, вон, слушает, и ничего.

– Так то Галя… – протянул Оскар.

– Погоди, Оскар, – забеспокоился Гарик. – Ты, Паш, чего доброго, не пригласил ли ее сюда?

– Вообще-то, я ей звонил, – сказал Оскар. – Она всегда здесь желанный гость. Тем более, не забывай, что мы с ней давно работаем…

– И я звонил, а что? – с вызовом спросил Паша.

– Нужна она здесь! – проворчал Гарик.

– Тебе-то какое дело? Она и не пьет почти, тебя не обделит.

– Опять всех жить учить станет! Достала уже…

– Ага! Не дает она тебе, вот ты и выеживаешься! Зато твоя Нинка – точно дупло лупоглазое! – разозлился Паша.

– Чего?! Ну, ты, гитараст! – Гарик встал.

Назревал скандал. Юрий с Геной бросились успокаивать приятелей. Оскар смотрел на развитие событий спокойно, только быстро прикинул, не пострадает ли мебель в случае чего. Похоже, художник всякого навидался в этой жизни, да и был он самым старшим среди присутствующих. Паша быстро отошел и спокойно сел на стул. Гарик, ворча, тоже вернулся на место.

– Ничего не понимаю, – сказал Гена. – Ну кому же Галя может помешать? Более милого существа не сыскать…

– Только пусть жить не учит, – проворчал Гарик.

– Тебе-то как раз можно мозги немного вправить, – влез Юра.

– А ваши-то дэвушки где? – спросил Оскар.

– Скоро придут, – сказал Юра.

– Кстати, о дэвушках, – произнес Паша в тон Оскару. – Это правда, что Тома вместе со своей сестрой куда-то пропали?

– Правда, – сухо ответил Оскар.

– Вообще из Москвы, что ли уехали?

– Не знаю, – сказал Оскар. – Темная история. В газетах писали только про Дину. А про Тому Михаил говорил.

– Егоров? Что-то он тоже пропал, – сказал Юра. – Последний раз я его на дне рождения у Галки видел, а это было уж…

– Тома его послала, – заявил Паша.

– Даже так? – удивился Юра.

– Точно.

Не успел я навострить уши, как пришли «дэвушки»: Анна – жена Юры и Нина. Они тоже вручили подарок – громадную раму «для самой твоей лучшей картины, которая у тебя еще впереди». Гарик тут же на правах старого приятеля облапил подружку и усадил ее рядом с собой. Юрий подмигнул Анне, и та неожиданно потупилась и густо покраснела. Я это заметил. Не успел однако, сделать по этому поводу нужный вывод, как Паша, тоже заметивший это, несколько беспардонно спросил:

– Как вечеринка в группе риска прошла? Нормально?

Анна покраснела еще гуще, а Юра процедил:

– Без проблем, в отличие от некоторых… Ну, что, начинаем? Вроде бы, почти все собрались?

– Галя еще придет, – сказал Паша.

– Штрафную нальем, нечего опаздывать.

Тут опять зазвенел звонок.

– Иди, Паш, открывай, – сказал Оскар. – Вроде бы как твоя подруга.

– Да ну, нашли подругу, – скривился Паша.

– А, ты вообще у нас девственник, – ехидно заметил Гарик.

– Зато трипаком ни разу не болел, – опять не очень своевременно заметил Паша, уходя.

К кому это относилось, я не понял, поскольку все, кто был в комнате, весело засмеялись. Очевидно, речь шла о ком-то из отсутствующих.

В этот момент в комнату вошли Паша и Галя. Она увидела меня и, по-моему, на секунду превратилась в соляной столп. А у меня вдруг защемило сердце, да так, что я даже испугался – подобного со мной не случалось уже лет пятнадцать… Я приподнялся с дивана и радостно приветствовал ее.

– Привет, Саша, – ответила она, смотря на меня серьезно и недоуменно. А у меня в душе творилось черт знает что – торнадо, смерч, девятибалльный шторм…

И вовсе не потому, что в этой компании она была единственной, кому меня не нужно было представлять.

Тут-то и начался байрам. Оскар с помощью девушек метнул на стол не слишком хитрую закуску. На столе оказалась большая салатница с салатом из крупно нарезанных овощей, тарелка с лимонами в сахаре, несколько блюд с колбасами разных типов и большое количество открытых консервных банок с рыбой, икрой и прочими закусками. Народ открыл несколько полуторалитровых бутылей с газировкой. Думаю, не надо уточнять, что спиртное тоже было в момент распечатано. И когда все разлили по разнокалиберным рюмкам, фужерам и бокалам, Гарик произнес тост:

– Господа и товарищи! Сегодня мы собрались здесь, чтобы поздравить всем нам известного Оскара с очередной победой. Он стал лауреатом премии «Оск…» э-э-э… «Оникс», которая, как вы знаете, вручается лишь действительно выдающимся мастерам кисти и краски. И мы можем только надеяться на то, что это не последняя подобная веха в жизни нашего друга. За твой успех, Оскар!

Чокались стоя. Каждый произносил какую-нибудь реплику типа: «Присоединяюсь», «С премией тебя» или просто «Ура!» Возгласы были искренними, я видел, что Оскара в компании любят.

Проглотив рюмку водки, я подцепил дольку лимона и отправил ее себе в рот. Затем, жуя сводящую скулы сочную мякоть, услышал, как Паша сказал: «После первой не закусывают». Пашина пасть была набита шпротами пополам с салями.

Вторую выпили по инициативе Паши: – «за нас с вами, за хер с ними, и за тех, кого с нами нет». Третью поднял Оскар – за присутствующих, которые пришли его поздравить. Всем спасибо!

Потом Гена выдал здравицу в стихах – на мой взгляд, до безобразия банальную, я даже ее не запомнил. А дальше пошло уже без тостов. Дружная, казалось бы, компания, расползлась на маленькие кучки, и каждый наливал себе что хотел. Галя действительно выпила мало коньяку: одной рюмки ей хватило на три официальных тоста; к водке и вину она не притронулась. Зато Паша, который хорошо знал вкусы своей приятельницы, притащил большую кружку и, открывая чавкающие баночки «Туборга», то и дело подливал Гале пиво. Я заметил, как под стол полетела уже вторая жестянка… Бюргерша эта Галя, да и только. «Зеленый попугай» тогда, в «Пикнике», для нее был, наверное, лишь способом проверить мою кредитоспособность – мало ли, кто я такой, и чего можно ожидать от меня в вероятном будущем. Чисто московский приемчик… Но мне он почему-то не показался неприятным.

Так они и сидели: Паша с Галей, Гарик с Ниной, Юрик с Анной (которая после третьей принялась оглядывать сидящих вокруг мужчин поблескивающими, откровенно заинтересованными глазами), виновник торжества – с Геной, который экспромтом выдавал двустишия. Оскар рассматривал женщин, и на его лице было написано уже знакомое мне голодное выражение. Я же остался в одиночестве, что вполне меня устраивало. И пил водку, по одной рюмке на три выпитых каждым из остальных присутствующих, прислушивался к разговорам и ждал развития событий.

Оскар включил музыку: он поставил «Квин», поскольку музыкальные пристрастия в компании были самыми разными, а эта группа если и не всем нравилась, то, по крайней мере, ни у кого не вызывала отвращения. Гарик с подружкой уже были на взводе: Нина сидела на его коленях, он обнимал ее одной рукой, а другой – либо гладил по затянутым в колготки ногам, выглядывающим из-под высоко задравшейся юбки, либо подливал: себе – коньяку, а ей – вина. При этом видимо, нес всякий вздор, Нина похохатывала; то есть, оба вели себя, как уже не раз трахавшиеся друг с другом партнеры, и знающие, что после выпивки непременно будут трахаться снова. Юра и Анна вели себя несколько иначе: оба пили вино, но в меру, и переговаривались вполголоса. Анна вдруг перестала стрелять глазами по сторонам и, видимо, втянулась в серьезный разговор с мужем. А разговор, действительно, был серьезный, но я почти ничего не слышал из-за смеха Нины и голоса Паши.

А Паша тем временем хвастливо и многословно рассказывал Гале о своих успехах на музыкальном поприще. Я прикинул, что Паша высосал не меньше бутылки водки, и продолжает пить дальше, но вид при этом имеет такой, будто выпил всего рюмку или две. У Гали между тем пиво в кружке продолжало убывать все медленнее, а Паша болтал все быстрее. Галя, слушая его, снисходительно улыбалась – так может улыбаться старшая сестра безобидным проказам братишки.

Некурящих в комнате не было; кислород в помещении, по всей видимости, весь выгорел при сухой перегонке табака и превратился в плотную завесу сигаретного дыма… Оскар и Гена были вскоре почти готовы, и начали выяснять извечный вопрос собутыльников: кто кого уважает, и насколько сильно. Стол начал потихоньку совершать колебательные движения; я отставил в сторону рюмку, которую собрался было опрокинуть, налил себе полный бокал пепси, поднес его к губам и почувствовал на себе внимательный взгляд. Нимало не смутившись, я сделал добрый глоток и убедился, что на меня смотрит Галя, прекратившая слушать Пашины рассказы, который на какой-то момент переключился на Гену. Я отвел взгляд от настороженных глаз девушки и хлопнул-таки рюмку, после чего перешел на другую сторону стола, поближе к Гене и Паше, вмешавшись в их беседу о тонких отличиях между музыкальными направлениями «блэк метал» и «дум»… Но при этом я чувствовал, что Галины глаза не отпускают меня почти ни на секунду, и догадывался, что скоро произойдет момент истины.

Попойка между тем продолжалась. Неожиданно протрезвевший Оскар, словно обретя третье (если не четвертое или пятое) дыхание, зажег развешанные под потолком елочные гирлянды, создав интим-освещение, включил цветомузыкальную установку, поменял диск и, отобрав у совсем замлевшего Гарика Нину, потащил ее танцевать.

Я чувствовал, что пить больше нельзя. В отличие от этой богемы, у меня не слишком большая практика в деле поглощения спиртного, а объяснение с Галей мне в любом случае предстоит. И без того в уши словно ваты кто натолкал. Впрочем, многие из присутствующих были куда лучше. Коронный вопрос «ты меня уважаешь?» Гена задавал уже Гарику, на что тот в ответ нечленораздельно мычал. Паша называл Галю «фройляйн» и, «буксуя» от выпитого, обещал ее «кое-куда поцеловать», если она с ним потанцует… Если не потанцует, дела не меняет. Мне это не очень нравилось. Та посмеивалась, правда, несколько раздраженно, что мне нравилось больше. Юра и Анна тоже пошли танцевать. Не считая меня и Гали, они были самыми трезвыми в этот вечер. Правда, разговаривать им уже надоело, и танцевали они молча.

А за столом вспыхнул философский спор. Сохраняя остатки не затронутых еще алкоголем мыслей, мужчины затеяли диспут о роли религии в творческом процессе, а попутно почему-то принялись ругать Дарвина с его теорией происхождения видов. Если вам когда-нибудь придется побывать трезвым в пьяной компании, вы до конца жизни будете точно уверены, от кого произошел человек.

Я потянулся за бутылкой «Русского стандарта», налил себе в рюмку. Налил совсем чуть-чуть, но цедил тонкой струйкой, долго, якобы наливаю до краев.

… Гарик и Гена готовы были уснуть. Паша, выпивший, по меньшей мере, литр водки и уничтоживший массу закуски, тоже был почти готов. Посреди комнаты топтались две танцующие пары, и в этот момент я увидел, что Галя встает и подходит ко мне. Сердце вдруг пропустило такт.

– Потанцевать не хочешь? – спросила она.

– С удовольствием. – Я поднялся, отметив, что остался почти совсем трезвым.

Мы вышли в центр комнаты, Галя деловито положила руки мне на плечи, я осторожно обнял ее, и мы неторопливо задвигались в медленном ритме танца.

Галя была невысокой – значительно ниже Натальи и Дины. Но девушка, приподняв голову, пристально смотрела на меня, и я неожиданно для себя самого начал вдруг смущаться. Кроме того, я ловил себя на том, что мне очень приятно прижимать, пусть и несильно, Галю к себе и ощущать ее гибкое тело. Я чувствовал возбуждение, но какое-то особенное, не как обычно в подобных случаях – даже голова закружилась. И не от выпитого – нет, готов поклясться, что от запаха ее волос. Попытавшись отвлечься, я отвернулся немного в сторону, но надолго меня не хватило. Стоило мне вернуть голову в прежнее положение, как глаза сами захотели увидеть Галины мягкие и нежные даже на вид губы. Подняв взгляд, я опять столкнулся с испытующим взглядом девушки. Это было уже слишком. Чтобы скрыть неловкость, я сделал вид, что запнулся. Это было несложно сделать.

– Не спотыкайся, – послышался голос. – Ты же не пьян.

От неожиданности я остановился. Остановилась и Галя. Стоять так дальше было глупо, и я убрал руки с ее талии. Она тоже сняла руки с моих плеч и энергично ухватила меня за локоть.

– Выйдем на кухню, – сказала Галя. – Поговорим.

И сама первая вышла из комнаты. Я поплелся за ней, понимая, что момент наступил… И все же не мог отвести взгляда от джинсов, плотно обтягивающих попку художницы.

Пройдя в кухню, Галя зажгла свет, и я поспешно сел на стоящий возле двери табурет – чтобы скрыть эрекцию, безобразно распирающую брюки. Протянув руку, собрался было закрыть дверь, но Галя покачала головой:

– Не стоит. Мы здесь не одни. Кто-нибудь подойдет, а разговор будет серьезный.

Галя вытряхнула из пачки «Кэмела» сигарету и, щелкнув зажигалкой, глубоко, по-мужски, затянулась. Я тоже закурил; у меня были «Мальборо» – послабее, пожалуй, Галиных.

– Разве можно в такой вечер говорить о серьезных вещах? – спросил я. У меня все еще ухало сердце, а в голове была каша.

– Вот только не надо дурака валять. – Галя тоже села на табурет с другой стороны кухонного стола. – Можно. И даже нужно. И ты знал, что нам с тобой придется поговорить. И при этом знал, о чем.

Я открыл рот, но тут вдруг из комнаты вышел Юра с супругой. Он подошел к кухне, загородив дверной проем.

– Воркуете?.. Нам пора уходить – завтра на работу рано. Саш, будь добр, закрой дверь за нами.

Не успел я пройти в прихожую, как раздался звонок в дверь. Юра щелкнул замком, и вошел еще один гость.

Фотограф Авдеев собственной персоной.

Я слегка удивился его появлению, он – так вообще глаза выпучил. Тем не менее мы сдержанно поздоровались. Поприветствовал он и Юру с Аней. Потом помахал рукой Гале, сидевшей в кухне.

– Оскар живой? – спросил он, прислушиваясь к происходящему в комнате.

– Пока – да… А вот и он.

– Привет! – сказал Оскар, слегка покачиваясь. – А ну, проходи, штрафная ждет!

Авдеев начал отбрыкиваться. Он-де зашел лишь для того, чтобы забрать свои флэш-карты, которые давал Оскару перед отъездом художника в Питер. Оскар начал возмущаться, а Игорь заявил, что он безумно любит и уважает Оскара, но сейчас его ждет такси, а ехать ему далеко. Подумав, Оскар решил, что причина уважительная, отдал Игорю нужные вещи, и за Авдеевым дверь скоро закрылась.

Юры и Ани к этому моменту уже в прихожей давно не было.

– А теперь рассказывай, какого черта ты тут делаешь, – потребовала Галя, когда я вернулся на прежнее место.

Я не без труда переключился на деловой лад. Но это было необходимо.

– Ты это знаешь.

– Если ты ищешь известную тебе девушку, то ты зря сюда пришел.

– Речь о тебе или о Тамаре?

– Вообще-то о Тамаре. Я не знаю, где она, потому и не стала тебе звонить.

– Я полагаю, ты не позвонила мне потому, что Тамара не разрешила тебе этого делать. Или ты сама подозреваешь во мне опасного для нее человека.

– А кто знает, чего от тебя можно ожидать? – Галя затянулась сигаретой, прижмурив правый глаз, и выпустила в потолок струю дыма.

– Я расскажу, а ты уже делай выводы, опасен я или нет.

– Ты опять будешь врать?

– По-моему, ты умеешь определять, когда люди врут, а когда говорят правду.

– Всяко бывает…

– Повторюсь – меня зовут Александр Жариков, я держу компьютерный салон на адмирала Макарова. Кроме того, я занимаюсь извозом на своей машине. Однажды я попал в очень странную ситуацию.

И я изложил Гале историю, произошедшую со мной в ночь на Рождество. При этом упомянул, что есть сведения, будто мой приятель по кличке Сурок был связан с аферистами, похищавшими девушек в неизвестных мне целях. Еще рассказал о своих подозрениях в отношении фотографа Авдеева – слишком уж было невероятно, окажись факт знакомства Игоря и Сурка случайностью.

– Никакого Суркова я не знаю, а то, что Игорь Авдеев – редкая скотина, это мне давно известно. Он в прошлом году вытянул из Дины несколько сотен баксов сверх положенного за фотопробы якобы для того, чтобы они прошли первыми. Да и Оскар его не очень-то привечает.

– Парнишка жадноват, согласен.

– Но чтобы он был связан с похитителями… – Галя покачала головой. – Для начала скажу, что тут, скорее всего, дело не в аферистах, которые для кого-то поставляют похищенных женщин. А Игорь Авдеев, на мой взгляд, мошенник слишком мелкий, чтобы идти под статью.

– Любой мошенник сначала мелкий, а потом вырастает в отъявленного мерзавца, – изложил я одно из своих убеждений.

– Может быть… Но ведь это не все? Откуда ты узнал про Тому?

Теперь я был почти уверен в том, что Галя очень хорошо знает, где скрывается Тамара, и не просто знает, а помогает подруге оставаться в глубокой и безопасной тени. И я должен был давать дозированную информацию, проще говоря, полуправду. Ведь нельзя же упоминать о смерти Дины! Мало ли, кому Галя может что-то передать, а узнай Тамара о том, что я теоретически могу быть убийцей ее сестры, все мои надежды на встречу с ней тут же рухнут. Так что всю правду я могу открыть только Тамаре, и больше никому. При личной встрече. И только после того, когда я сам уже хоть что-то узнаю от нее.

– Так вот, – продолжил я. – Первого числа Дина опять села ко мне в машину.

– Не может быть, – заявила Галя с уверенностью.

– Может. Скажу больше – до четверга у нас с ней продолжался роман, если это можно так назвать.

– Она так и назвалась – «Дина Ткачева»?

– Да, – соврал я. В действительности фамилия стала мне известна лишь после ее смерти.

– Но почему ты так уверен в том, что это она? Ты видел ее документы?

– Нет. Я видел больше, чем документ. Шрамы на животе.

Галя даже вскрикнула.

Из комнаты вышел покачивающийся Гарик. Зыркнув по сторонам мутными глазами, он распахнул дверь туалета и рухнул на колени перед унитазом. Послышались гнусные звуки – Гарика немилосердно выворачивало.

– Насчет шрамов – это… Да, слушай… Если ты не выдумал, то это действительно Дина… Но это так на нее не похоже!

– Что именно?

– Она не могла так поступить… Отец и мачеха совершенно сошли с ума от горя, а она прибежала к тебе. Причем, если ты видел шрамы, значит, прибежала не просто так?

– Верно. Скажу больше – мы сначала трахнулись, а только потом она назвала мне свое имя.

Гарик в туалете заохал, закряхтел, потом вылез оттуда и поплелся в спальню. Было слышно, как он устраивается на кровати Оскара. Затем все на какой-то момент стихло. В большой комнате тоже была тишина, нарушаемая лишь чьим-то жарким шепотом.

– Не могла она так поступить, понимаешь, не могла! Не в ее это характере. На Дину и Авдеев потому злился, что не смог раскрутить ее на постельные дела. Потом, с этим контрактом… Она сама отказалась от него, потому что в случае работы на «Северину» ей пришлось бы с кем-то спать.

– Это ты все от Тамары узнала?

– Да.

– Информация достоверная?

– Я ей верю.

– Понятно… – Тут я вспомнил кое-что еще. – Наркотики. Девушки были от них свободны?

– Однозначно. Сестры даже не курили.

– «Не курили»? – Впрочем, это похоже на правду. Дину с сигаретой я ни разу не видел.

– Я хочу сказать «не курят», – рассердилась Галя. – Когда ты видел Дину последний раз?

Последний раз я видел ее в субботу. В погребе. Но об этом тоже нельзя говорить.

– В четверг. Поздно вечером она вызвала такси, уехала, и больше я не встречал ее. А потом прочел эту информацию в газете… Ты знаешь Виктора Китанова?

– Нет, впервые слышу про такого.

– А Михаила Егорова?

– Конечно, знаю. У них с Томой кое-что было.

– Я тоже его знаю. И, если правильно понял, у них это закончилось как раз в тот момент, когда у Михаила закончились деньги.

– Не так все просто, – опять немного сердито сказала Галя.

– Ладно, дело не в этом. Кстати, он тоже кое-что знает. И про чудеса на конкурсе, и про то, что сестры пропали. И про шрамы. Но он мне говорил то же самое: у Дины даже парня не было.

– Вообще, странно, согласна. Она действительно слишком целомудренная для модели, пусть даже начинающей.

– Я Мише намекал: может быть, у нее ориентация более продвинутая? И еще Дина носила с собой фотографию Карины Фоминской.

– Кто такая Фоминская?

Я объяснил. Галя пожала плечами.

– Два года назад Дина еще только в мыслях была моделью – не знаю, где они могли познакомиться. Да и про ориентацию – вряд ли. Знаешь, я как-то предложила Томе боди-артом заняться. А расписать мы хотели Дину. Так она даже обиделась.

– А клубы, вечеринки? Голый животик, пирсинг в пупке?

– Это было, не спорю. Стиль, не более того. Ноу секс, ноу драгс, бат мэни, мэни данс.

Я молчал и переваривал в голове услышанное. Все равно, концы с концами плохо сходились… Значит, «никакого секса, никаких наркотиков, но много-много танцев». Если считать танцами рок-н-ролл под одеялом… Про игры в стиле садо-мазо даже и спрашивать не было смысла. А с другой стороны, нет ничего удивительного в том, что совершеннолетняя девушка не желает докладывать сестре, а тем более, ее подружке о своих сексуальных пристрастиях… Галя тоже молчала, закурив новую сигарету. На кухне повисла тишина, только из комнаты доносились храп, женские вздохи и скрип дивана. Кто же это там Нину обрабатывает? Гарик, похоже, вряд ли в состоянии…

– Еще один странный момент, – вспомнил я. – Поначалу я тоже заподозрил, что вместо Дины со мной какая-то совсем другая девушка. Посмотрел ее прошлогодние фотографии, в том числе с конкурса. Как будто действительно не ее лицо.

– А шрамы? Какие они, кстати?

Я описал.

– Неужели такое совпадение… Они выглядели старыми?

– Знаешь, я не эксперт в этой области, но даже подумать, что другая девушка ляжет на псевдооперацию, чтобы несколько месяцев спустя мистифицировать совершенно незнакомого ей человека, и то дико.

– Действительно.

– И еще о фотографиях. Я попросил Авдеева сделать мне несколько отпечатков участниц конкурса. Он взял с меня сто долларов, но нашлепал, по-моему, первые попавшиеся снимки.

– Это в его стиле, – закивала головой Галя.

– Я так решил потому, что на фото Светланы Истоминой, которое мне сделал Авдеев, была совсем другая девушка. Я живьем никогда ее не видел, но потом… Неожиданно мне попался ее рекламный постер, с бельем от фирмы «Северина».

– И что?

– Если бы не шрамы, не воспоминания Дины о нашей первой встрече, наконец не эпизод с телефоном и тем, что мне рассказал Михаил, я мог бы съесть свою шляпу, что вместо Дины со мной была именно Истомина!

– Но это уж совсем чушь!

– В том-то и дело. Дина очень хорошо помнила, как я подвозил ее на Рождество, вплоть до мельчайших деталей.

– А этот парень, Сурков?

– Он сел в тюрьму буквально через день после этого. Попался на лавочном рэкете.

– А что за эпизод с телефоном?

Я повторил слово в слово то, что узнал от Наташи после ее визита к родным Дины и Тамары. Правда, теперь у меня были некоторые сомнения, но эта информация в любом случае очень походила на правду.

Галя была озадачена. Про меня – и говорить нечего. Я по-прежнему почти ничего не понимал.

– Как их похитили? – спросил я. – Тебе это известно?

– Допустим.

– Можешь сказать?

Галя немного помялась.

– Мне известно, – начала она все же, – что когда Тома побежала встречать Дину, на всякий случай захватив деньги, в подъезде их скрутили, усадили в какую-то машину и повезли. Томе завязали глаза, обмотали скотчем руки, а потом она оказалась в каком-то подвале. Дины рядом не было. Ну, надо знать Тому. Она зубами порвала скотч, нашла какую-то отдушину с решеткой и принялась ее расшатывать.

– И неужели расшатала?

– Нет. Но ее держали в подвале несколько дней. И пока за ней не следили, она дергала решетку. Наконец ей удалось выдернуть один слабо державшийся прут. Когда в подвал за ней пришел какой-то мужик, Тома недолго думая хватила его по башке железякой, но убежать ей не дали. Ну, а потом… Ей опять завязали глаза, посадили в машину и повезли куда-то. Остановились. Оставили одну. Так Тома умудрилась меньше чем за минуту содрать повязку с глаз и открыть дверь машины. Без помощи рук. Только зубами.

– И что – неужели далеко смогла уехать?

– Не очень. Выбралась из машины, буквально перекатилась через переулок и спряталась в какой-то канаве. Нашла стекло, освободила руки и ноги. Страшно изрезалась, конечно. Потом потихоньку отбежала дальше, поймала такси, и…

– Машина какая была?

– Точно не знаю. Кажется, немецкая.

– А какая? «Мерседес»? «Опель»?

– Только не «Мерседес». Может быть, «Опель». Не уверена.

– А цвет?

– Зеленоватый такой, наверное.

– А место, куда ее привозили, можно найти?

– Думаю, можно. Улицу, наверное, она должна запомнить. Правда, Тома удирала оттуда так быстро, как только могла. А дело было поздним вечером, темно… Стой, больше я тебе ничего говорить не буду, пойми меня правильно.

– Скажи только, это был поздний вечер какого дня?

– Четверга.

Опять, что ли, совпадение?

– Кому мешали сестры? – спросил я. – Кто мог желать им плохого?

– Если говорить о Дине, то могу перечислить: первое – Авдеев. Он считает себя неотразимым, а его, понимаешь ли, отвергли.

– Так. Ну и что? Из-за этого под статью идти?

– Второе – «Северина». Дина отказалась от контракта.

– Мало ли девушек вокруг?

– Допустим. Наконец, друзья Светланы Истоминой.

– Но тут, знаешь, тоже нечего валить с больной головы на здоровую. Если претендентка на звание «Мисс» выходит на сцену пьяная, она и ее друзья должны знать, кого винить.

– Тоже правильно… Стой! Что ты сказал?

– Повторяю: Если претендентка на звание «Мисс» выходит пьяная…

– Нет. Ты что-то сказал про псевдооперацию.

– Да. Я не верю, чтобы какая-то девушка согласилась себя изуродовать, чтобы потом разыграть какого-то человека. Притом незнакомого.

– Псевдооперация… – задумчиво протянула Галя.

– Почему «псевдо»? Мне Михаил сказал, что Дину сразу после финала увезли в больницу с острым аппендицитом.