Текст книги "Битва за Ленинград"

19 января 1944 г. утром комбинированным ударом с двух сторон, с севера и юга, Воронья гора была взята. Решающую роль сыграли гвардейские полки 188-й и 190-й – один из первых полков Красной Армии, созданный в 1918 г. Фабрициусом из путиловских рабочих. Успех боев на Вороньей горе ускорил окончание сражения за Красное Село. Его штурмовала уже другая – 64-я гвардейская дивизия, которая, чувствуя локоть 63-й дивизии, завершила взятие укрепленного узлового пункта Красное Село 19 января, чем был решен первый этап большой Ленинградско-Новгородской наступательной операции.

За умелое руководство частями, штурмовавшими Воронью гору, и личную храбрость звание Героя Советского Союза было присвоено командиру 63-й гвардейской дивизии полковнику Щеглову, командиру дивизионной артиллерии полковнику Феоктисту Буданову и капитану Владимиру Массальскому»¹⁴⁷.

Этот момент стал переломным во всей операции.

«Говорову доложили: из Стрельни, поселка Володарского и Горелово гитлеровцы спешно отходят в район Красного Села, выскальзывая из не затянувшейся еще петли. Происходит резкий разговор Говорова с Масленниковым: не дать врагу уйти! Недоволен Говоров, злится Масленников. Но надо действовать, и Масленников “гонит” в бой свои дивизии: взять, взять Красное Село любой ценой!

Утром 19 января 42-я армия овладела Красным Селом, а 2-я ударная – Ропшей. Подвижные группы армий устремились навстречу друг другу и к исходу дня соединились юго-восточнее Ропши, замкнув кольцо вокруг Красносельско-Ропшинской группировки противника. Однако плотного фронта окружения создать не удалось. Противник всю ночь на 20 января просачивался в южном направлении. Остатки этой группировки были атакованы днем 20-го числа и уничтожены в ходе танковой атаки»¹⁴⁸. 110-й корпус генерала Хазова освободил Пушкин и Павловск и погнал противника дальше, на запад.

Так завершился первый, шестидневный, этап операции. Две немецкие пехотные дивизии были разгромлены, пять дивизий противника понесли большие потери. Вся матчасть Петергофско-Стрельнинской немецкой группировки была захвачена нашими войсками, в том числе 85 осадных орудий калибром от 152 до 400 миллиметров, бомбивших Ленинград долгих три года.

«Командующий группой армий “Север” Кюхлер из-за явной угрозы окружения своих главных сил решил вывести 18-ю армию Линдемана из района Мги. Войска Ленинградского (67-я армия под командованием генерал-лейтенанта В. П. Свиридова) и правого крыла Волховского (18-я стрелковая дивизия 8-й армии) фронтов преследовали противника, отходившего с рубежа реки Мга и Чудово»¹⁴⁹, лыжные отряды перерезали дороги, но взять немцев в кольцо не удалось.

«За потерю Мгинского выступа генерал Кюхлер был отозван в Берлин. 22 января он уже докладывал Гитлеру об обстановке, делая упор на том, что ослабленные войска группы армий “Север” необходимо отвести на тыловой оборонительный рубеж. “Я против всяких отводов, – возразил фюрер, – где бы мы ни находились, у нас всегда могут возникнуть критические моменты. От возможного прорыва нет никакой гарантии, даже если мы будем находиться на позиции ‘Пантера’… Сражения должны вестись как можно дальше от немецкой границы”. Кюхлер подал в отставку, его сменил генерал В. Модель»¹⁵⁰.

Немецкая армия отошла к Гатчине. Это был последний узел обороны противника, хорошо укрепленный. К 22 января войска 42-й армии подошли к городу. Основное сражение развернулось вдоль берега реки Ижоры, где у немцев были подготовлены долговременные огневые точки. Подходы были перекрыты надолбами и минными полями. Основное сражение за город развернулось 24–25 января. Бойцы 120-й стрелковой дивизии, преодолев оборону немцев вдоль реки, вышли к окраинам Гатчинского парка и ворвались в город. Немцы собирались использовать для защиты 12-ю танковую дивизию, но немецкие танки так и не успели подойти.

При это сложно говорить о стремительности советского наступления. Части отставали друг от друга, не всегда в срок поспевали танки для усиления прорыва. Из-за этой медлительности немцам удалось выскользнуть из кольца. Окружить немецкую группировку войск так и не удалось. Говоров подверг детальному разбору действия армий фронта и пришел к неутешительному выводу о том, что «войска армий медленно развивают прорыв и не выполняют поставленных задач в срок»¹⁵¹.

«Командующий 42-й армией Масленников был также крайне недоволен действиями своих подчинённых. Вечером 24 января в своих директивах он резко критиковал их за организацию боя. Хотя немцы держались в городе буквально из последних сил, при этом они смогли отрезать от основных сил подразделения двух полков 224-й стрелковой дивизии. На момент окружения те находились в южной части Гатчинского парка. Пробиться к ним смогли только на следующий день. Хотя этот крайне неприятный факт не упоминается даже в большинстве доступных документов 42-й армии, к сожалению, он все-таки имел место. <…>

Сам город немцам уже было не удержать. Остроту сложившейся ситуации хорошо передает тот факт, что днем начальник оперативного отдела 18-й армии даже передал, что Гатчина уже потеряна, но спустя очень короткое время выяснилось, что это не так. Главная неприятность для советского командования заключалась в том, что немецкую осадную артиллерию все же успели отвести и из-под Гатчины и она вновь вела огонь по боевым порядкам 42-й армии.

В этот же день, 25 января, разыгрался ожесточенный бой за вокзал Войсковицы. Не сумев накануне использовать танковую подвижную группу должным образом (из-за отсутствия колонных путей), командование 42-й армии здесь снова бросило ее в бой. Танкисты 220-й танковой бригады должны были не дать немцам уйти из Гатчины по дороге на Кингисепп. В течение нескольких дней они смяли остатки 126-й пехотной дивизии и 25 января ворвались на станцию Войсковицы. 220-я бригада смогла пройти за железную дорогу.

Основными танками уже понесшей потери бригады были легкие машины Т-26 и Т-60. А немцы двинули против них “Тигры” 502-го тяжелого танкового батальона. Усугубило ситуацию то, что советские танкисты оказались в одиночестве: пехота не смогла перейти железную дорогу вслед за ними. Немецкая артиллерия и тяжелые танки начали расстреливать Т-26. Бригада понесла большие потери. Оставшиеся машины 220-й бригады были отведены в тыл.

За участие в бою 25 января звание Героя Советского Союза было присвоено старшему сержанту А. А. Манину. Он служил в 861-м легко-артиллерийском полку. Считается, что орудия его полка оказались как раз южнее железной дороги и приняли бой с немецкими танками. В этом бою им удалось подбить одну машину, но и орудие было повреждено. Манин, будучи дважды раненным, починил его, после чего был убит»¹⁵². Орудие Минина в настоящее время выставлено в экспозиции Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт-Петербурге. 76-мм пушка ЗИС-3 № 15588. Похоронен в братской могиле в деревне Войсковицы, там же установлен памятник герою. Сколько участников этого прорыва лежит в братских могилах в Войсковицах, в Кондакопшино, в Московской Славянке? Сейчас уже невозможно подсчитать.

26 января Гатчина была освобождена. Пылал дворец, помнивший Екатерину II и графа Орлова. При отступлении немецкие войска сожгли и заминировали Гатчинский дворец. Часть оставшихся ценностей они уничтожили, часть увезли в Германию. На одной из стен дворца на штукатурке сохранилась надпись на немецком языке: «Здесь были мы. Сюда мы больше не вернемся. Если придет Иван, все будет пусто». Эта надпись с фрагментом стены была сохранена и сейчас демонстрируется в экспозиции дворца.

Освобождение Гатчины ознаменовало полное и окончательное снятие блокады Ленинграда. Из приказа по войскам Ленинградского фронта:

«В итоге боев решена задача исторической важности: город Ленинград полностью освобожден от вражеской блокады и от варварских артиллерийских обстрелов противника.

…Граждане Ленинграда! Мужественные и стойкие ленинградцы! Вместе с войсками Ленинградского фронта вы отстояли наш родной город. Своим героическим трудом и стальной выдержкой, преодолевая все трудности и мучения блокады, вы ковали оружие победы над врагом, отдавая для дела победы все свои силы»¹⁵³.

«Первый раз за долгих два с половиной года мы увидели свой город вечером! – вспоминала Ольга Берггольц. – Мы увидели его светлым, освещенным вплоть до последней трещины на стенах, весь в пробоинах, весь в слепых зафанеренных окнах – наш израненный, грозный, великолепный Ленинград.

Мы увидели, что облик его неизменно прекрасен, несмотря ни на какие раны… и чувствовали, что нет нам ничего дороже этого города, где столько муки пришлось принять и испытать такое небывалое, гордое человеческое счастье, как в этот вечер 27 января. Незнакомые люди обнимали друг друга, и у всех в глазах светились слезы»¹⁵⁴.

27 января в 20:00 все жители Ленинграда высыпали на улицы города, забыв о светомаскировке, о делах, обо всем на свете. 324 орудия салютовали городу и бойцам 24 залпами. Люди плакали и не скрывали своих слез. Столица уступила право Ленинграду произвести салют в ознаменование окончательного снятия блокады, а приказ победившим войскам подписал, вопреки установившемуся порядку, не Сталин, а по его поручению – Говоров. Подобной привилегии не получал никто из командующих Великой Отечественной войны!

Город простуженно молчал. Душа его осунулась и постарела. Стонала земля на Пискаревском кладбище. Город помнил всех: погибших, замерзших, умерших от голода, зарезанных мародерами, съеденных, погибших от немецких бомб, убитых в бою и утонувших в Ладоге… Тысячи лиц, грубых и тонких, детских, женских, старческих и мужских. Армия мертвецов, погибших ради жизни на земле. Отдавших себя в жертву страшному демону войны с черной, зализанной набок челкой. Город плакал и уже не сдерживал своих слез. Уже можно, не стыдно. Как из воздушного шарика выходит воздух с тонким пронзительным свистом, так из Ленинграда выходили боль и смерть, грязь и голод. Жизнь в очередной раз победила. Смерти нет.

Город с глазами, полными слез, украдкой заглянул в Смольный. Там большой усталый человек склонился над картой. Он не видел, что Город за ним наблюдает. Он изучал карту. Наступление продолжалось. Поспать бы пару часов… Глаза слипаются… нельзя. Еще надо утвердить план сплошного разминирования Ленинградской области, дать поручения по развитию наступления на Кингисепп… Нельзя спать… Голова человека опускается все ниже, наконец, не в силах бороться со сном, он облокачивается на стол и кладет голову на руки. Полчасика, совсем чуть-чуть… Город молча уходит. Пусть поспит этот большой человек, который спас всех. Пусть поспит…

* * *

После полного освобождения Ленинграда от фашисткой блокады Говоров приступает к разработке новой операции по освобождению Эстонии и овладению южным побережьем Финского залива. Воротами в Прибалтику для советских войск являлась Нарва. Необходимо было сначала форсировать реку Лугу и захватить плацдармы на левом берегу реки Нарвы. При этом по замыслу Говорова удар на Псковском направлении должен быть вспомогательным. С захватом Нарвы открывалась дорога на Эстонию. С севера должна была наступать 2-я ударная армия Федюнинского, а с юга – 8-я армия генерала Старикова. Сам город предполагалось охватить кольцом и, продвигаясь вперед, выдавить немцев на рубеж Танненберга. Сделать это было непросто. В «Нарвскую» оперативную группу вермахта входили пять дивизий и две моторизованные бригады. Плюс оперативное преимущество подготовленного узла обороны, удачный для обороняющихся войск рельеф местности.

После освобождения Луги 12 февраля 1944 года советские войска вышли на рубеж река Нарва – северный берег Псковского озера – Середка – Плюсса – Шимск. На этом рубеже завершилась Новгородско-Лужская операция.

Уже через три дня, 15 февраля, был расформирован Волховский фронт, как полностью выполнивший свою задачу. Его войска были распределены между 2-м Прибалтийским и Ленинградским фронтами.

Под Нарвой Говоров вновь решил использовать ударные возможности 30-го гвардейского корпуса Симоняка. Противник успел создать под Нарвой прочную оборону, удары 30-го корпуса не принесли ожидаемого успеха. Бои были такой интенсивности, что рисковал жизнью и сам комфронта.

Вспоминает командарм И. И. Федюнинский:

«Во второй половине февраля на нарвском плацдарме попал под сильный обстрел генерал армии Л. А. Говоров. Случилось это так: он приехал ко мне на НП и предложил отправиться в корпус генерала Н. П. Симоняка.

– Товарищ командующий, днем по плацдарму ездить опасно, – предупредил я.

– Ничего, я старый артиллерист, знаю, как стреляют немцы, – хладнокровно произнес Говоров, поглаживая коротко подстриженные жесткие усы. – Поехали.

Мы отправились на двух автомашинах. В передней ехал Говоров, во второй я. За рекой Нарвой противник заметил нас и открыл огонь. Но все же нам удалось благополучно проскочить до командного пункта генерала Симоняка. Командующий фронтом неторопливо вышел из автомобиля. Он был, как всегда, совершенно спокоен, словно и не заметил недавней опасности.

Обратно возвратились вечером, когда стемнело. Генерал Говоров остался ужинать.

Мы зашли в столовую Военного совета. Пока официантка накрывала на стол, я вышел в соседнюю комнату и неожиданно услышал из-за неплотно прикрытой двери негромкий смех командующего. Это было необычно. Говоров редко смеялся, и мало кто замечал улыбку на его строгом, волевом лице.

Вернувшись в столовую, я увидел, что командующий фронтом забавляется с кошкой. Наверное, у меня был очень удивленный вид, потому что Говоров тотчас же оборвал смех, словно смутившись, и сказал немного суховатым тоном:

– Эта кошка хоть кого рассмешит. Ишь ты – служит, как собака!

Больше в тот вечер он ни разу не улыбнулся и даже не взглянул на кошку. А укладываясь спать, распорядился:

– Все-таки запретите своим офицерам без особой нужды днем ездить по плацдарму. Это действительно опасно»¹⁵⁵.

Когда стало понятно, что корпус Симоняка несет значительные потери, не расширяя плацдарм, а только его удерживая, как это было с «Невским пятачком», Говоров распорядился вновь вывести 30-й корпус в резерв, а для обороны плацдарма направил 109-й корпус генерал-майора И. П. Алфёрова[26], а затем весь участок южнее Нарвы он передал 59-й армии генерал-лейтенанта И. Т. Коровникова[27], силы которой освободились после взятия Новгорода. Так в марте возникли два центральных направления на Ленинградском фронте: Нарвское и Псковское. Говоров переместил командный пункт фронта из Смольного под Лугу. Его внимание теперь было приковано к Северному направлению, к Карельскому перешейку, где всю блокаду занимала позиции финская армия.

Нарву освободили летом. Этот приграничный древний русский город был «одним из тех мест, которые можно посчитать по пальцам, где советское командование применяло самую тяжелую артиллерию. Несмотря на использование самых сильных средств, взломать фронт под Нарвой с ходу не удалось и успех Красной армии в Прибалтике был достигнут на плечах операции “Багратион”, когда в результате наступления в Белоруссии линия обороны “Пантера” была обойдена с юга. Благодаря этому Красная армия смогла атаковать немецкую оборону с фланга и обратить немцев в бегство»¹⁵⁶.

Во время хозяйничанья немецких оккупантов в Нарве было организовано семь концентрационных лагерей. Сегодня «на Синих горах под Нарвой, на братской могиле советских воинов установлен обелиск, а напротив, через дорогу, расположен мемориальный комплекс, посвященный 20-й дивизии ваффен СС и другим гитлеровским формированиям – эсэсовцам из Северных стран Европы»¹⁵⁷. Так демократичная Эстония чествует своих «героев».

В конце апреля 1944 года стало окончательно понятно, что Финляндия не собирается выходить из войны.

Если в феврале и марте войска Ленинградского фронта приводили в порядок дороги, собирали разведданные о противнике, то с середины апреля Говоров начал готовить новую операцию по освобождению Карельского перешейка. В межозерье (территория между Ладогой и Онегой) разворачивались войска вновь созданного Карельского фронта, который возглавил Мерецков после расформирования Волховского фронта.

Произошли новые кадровые назначения в штабе Ленинградского фронта. Начштаба Н. Д. Гусев ушел на новую 21-ю армию, а на его место пришел Маркиан Михайлович Попов – первый командующий Ленинградским фронтом в августе 1941 года. Для Попова это было серьезным понижением: за три дня до нового назначения он был освобожден от должности командующего 2-м Прибалтийским фронтом и понижен в звании (с генерала армии до генерал-полковника). Впрочем, учитывая важность стоящих перед Ленинградским фронтом задач, понижение не слишком радикальное.

После того как наступление войск Ленинградского фронта было остановлено на линии Пантера – Вотан, Ставка ВГК поставила перед Говоровым новую задачу: прорвать оборону финских войск, выйти к советским границам 1940 года и вывести Финляндию из войны. Наступление должно было развиваться в направлении Старый Белоостров – Выборг – Вильманстранд[28], причем после захвата Выборга создавалась прямая угроза вторжения советских войск на территорию Финляндии, с перспективой захвата ее столицы. Одновременно фронт должен был нанести вспомогательные удары на Сортавалу и вдоль северного берега Ладожского озера в тыл Карельской группировке противника, оборонявшегося в Карелии.

Несмотря на то, что до сих пор не обнаружены документы, которые бы однозначно свидетельствовали, что со стороны И. В. Сталина и высшего руководства СССР было принято политическое решение о завоевании Финляндии, в финской историографии существует мнение, что конечной целью советского наступления были полная оккупация Финляндии и, возможно, последующее присоединение к СССР¹⁵⁸.

Из воспоминаний К. Г. Маннергейма: «Согласно информации, полученной от союзников, советское правительство решило… поглотить Финляндию… Посол США в Турции Стейнгардт… говорил нашему послу в Анкаре, что это наступление для западных стран было полной неожиданностью и положение Финляндии вызывало там серьезную озабоченность»¹⁵⁹.

Стремление советского командования дойти до Хельсинки больше похоже на фантазии больного воображения. Несмотря на то, что у Красной армии было полное право завершить войну с Финляндией в ее столице, военно-политическая обстановка в июне 1944 года диктовала свои правила. 6 июня англо-американские войска высадились в Нормандии, тем самым открыв Второй фронт. Его ждали три тяжелых года войны, ждали в развалинах Сталинграда, ждали год назад, ломая вермахту хребет на Курской дуге. И даже после Тегеранской конференции прошло шесть месяцев, прежде чем союзникам стало окончательно ясно, что советская армия в состоянии выиграть войну и освободить Европу без их помощи. И только тогда был открыт Второй фронт. Для советского командования это означало, с одной стороны, невозможность для немцев использовать стратегические резервы (теперь они были заняты на Французском театре военных действий), с другой стороны, необходимость форсировать темпы наступления на Центральном направлении, не отвлекаясь на операции локального значения. Вопрос стоял остро: кто первым возьмет Берлин? И Сталин прекрасно понимал, что гипотетическая операция на территории Финляндии отвлечет часть сил Красной армии, затянет время для главного удара.

Обстановка в полосе обороны 23-й армии, стоявшей напротив финнов, за последний год не просто стабилизировалась. О войне как будто забыли. Финнов устраивала их новая граница, они не собирались наступать. Советское командование не нагнетало лишний раз обстановку артобстрелами и операциями местного значения. Стороны вели позиционную войну, вяло перестреливались, работали снайперы и диверсионно-разведывательные группы, но активных боевых действий на Карельском перешейке не было.

Говорову и его штабу необходимо было придумать такую операцию, чтобы одним мощным ударом взломать три полосы обороны финнов.

Усилению обороны на Карельском перешейке финское командование уделяло большое внимание в течение двух с половиной лет с момента выхода на рубеж реки Сестры. Восстанавливались старые и строились новые мощные долговременные огневые точки, создавалась 106-километровая линия противотанковых надолб. Природные условия позволяли выстроить практически неприступную трехполосную систему обороны глубиной почти в 100 километров.

Первая оборонительная полоса была выстроена вдоль линии фронта, установившейся в сентябре 1941 года.

Главной была вторая полоса, располагавшаяся в 20–30 километрах от первой: от деревень Ваммелсуу (Серово) и Метсякюля (Молодежное) у побережья Финского залива до деревни Тайпале (Соловьево) у Ладожского озера, так называемая «ВТ-линия». В нее входили более девятисот долговременных железобетонных сооружений, прикрытых плотной сетью гранитных надолб, минных полей и иных противопехотных препятствий.

Третья полоса (линия ВКТ, то есть Выборг – Купарсаари – Тайпале) полукольцом с юго-запада огибала Выборг, шла через полуостров Купарсаари (Ждановский) и далее по левому берегу реки Вуокса до Ладожского озера.

Сам Выборг был хорошо укреплен, имел внешнюю и внутреннюю оборонительные линии и был подготовлен к ведению круговой обороны.

Если о первой линии обороны штаб обладал исчерпывающими сведениями, то о второй и третьей информации практически не было. Какова толщина железобетонных стен дотов? Где сосредоточены главные узлы? Каково вооружение дотов, количество человек в расчете? Как они связаны между собой? Глубока ли система траншей? Штабы армий ночами сидели над аэрофотоснимками, стараясь дешифровать отдельные фотографии, вскрыть систему обороны, подобрать к ней верный ключ. После детального изучения фотографий, сделанных с бреющего полета, стало ясно, что железобетонные доты второй линии вписаны в местность явно для ведения флангового огня. Наступающему не будут видны их амбразуры. Огонь орудий прямой наводки по амбразурам в этом случае практически исключен. Финны извлекли урок из войны 39-го года. Но и советская армия была уже не та, очень хорошо помнила опыт ошибок зимней войны.

Говоров и Попов спланировали операцию таким образом, чтобы выдержать темп наступления 12 километров в сутки. Таким образом, на всю операцию, включая захват Выборга, отводилось 10–12 дней. Наиболее укрепленная полоса обороны, ВТ-линия, должна быть прорвана практически с ходу.

Тот же путь зимой 1939/40 года войска прошли за три с половиной месяца…

Операция готовилась тщательно. Из Ораниенбаума на Лисий Нос была скрытно переброшена 21-я армия генерала Д. Н. Гусева: десять дивизий, около трех тысяч орудий, танковые и инженерные части, тыловое обеспечение. Был установлен режим тишины для всех радио– и телефонных переговоров частей 21-й армии. Переброска осуществлялась в ночное время, в те редкие 3–4 часа сумерек, которые приходились на белую ленинградскую ночь.

Ключ к операции Говоров подобрал простой и действенный. Артиллерии была поставлена задача сокрушить первую полосу обороны финнов, стереть ее с лица земли. Методичное разрушение системы обороны противника должно было продлиться 24 часа.

Артподготовка началась утром 9 июня. Но перед ее началом передний край обороны финнов подвергся плотному пулеметному огню. Траншеи были моментально заняты солдатами и офицерами противника. И вот тогда, выманив противника пулеметным огнем, Говоров обрушил на его голову всю мощь артиллерии Ленинградского фронта. Плотность огня была до ста стволов на один километр. А затем началось методичное разрушение инженерных сооружений финнов тяжелой артиллерией. У каждого орудия, у каждой батареи были свои две-три цели, которые они методично отрабатывали.

Около трехсот бомбардировщиков поддержали усилия советской артиллерии. Финские солдаты сидели в щелях и окопах, ожидая, когда же закончится этот огненный ад, но он все не кончался, и не кончался, и не кончался… Артобстрел с небольшими перерывами продолжался до утра 10 июня. Было уничтожено 335 инженерных сооружений противника.

Подготовка к операции действительно была проведена практически идеально. Финны не заметили сосредоточения советских войск: перед самой операцией они отпустили 10 % солдат и офицеров на сельскохозяйственные работы. Попросту говоря – в отпуск домой.

Десятого июня части 21-й армии в составе 97, 109 и 30-го стрелковых корпусов перешли в наступление на участке фронта Раяйоки – Старый Белоостров – высота 107,0.

Левый фланг был зоной ответственности 109-го стрелкового корпуса. Он продвигался вдоль побережья Финского залива по линии железной дороги на Выборг и по Приморскому шоссе. На правом фланге атаковал 97-й стрелковый корпус. Центральное направление вдоль Выборгского шоссе Гусев и Говоров доверили 30-му гвардейскому стрелковому корпусу Симоняка, и за первый день наступления его дивизии продвинулись вперед на 15 километров, с ходу форсировали реку Сестру и к 23.00 вышли на южные окраины поселков Яппиля и Майнила. По иронии судьбы именно здесь, с Майнилского инцидента началась советско-финская война 1939 года. На других участках фронта продвижение вглубь финской территории развивалось медленнее. Части 97-го корпуса вышли к реке Сестре, дивизии 109-го корпуса взяли Раяйоки, Оллила, Куо́ккала, Тулокас и вышли к поселку Келломяки. Оборонявшаяся 10-я финская дивизия по сути перестала существовать как полноценное воинское формирование. 11 июня ее разбитые полки были выведены в тыл для переформирования и пополнения.

В первый день Говорова волновали три главных вопроса:

смогут ли стрелковые корпуса сокрушить противника в первой полосе обороны так, чтобы ему нечего было использовать из этих ресурсов на втором рубеже?

задействует ли Маннергейм в борьбе за первую полосу свои резервы?

насколько сильны вторая и третья оборонительные линии финнов?

Сейчас мы знаем ответы на эти вопросы: да – нет – не сильны. Но Говоров, готовя операцию, полной информации не имел. Его новый начштаба Попов еще во время разработки плана операции предложил не новое, но актуальное и верное решение. Вместо двухэшелонного оперативного построения войск сформировать сильный фронтовой резерв с тем, чтобы бросить его на то направление, где после прорыва первой полосы будет складываться наиболее выгодное в стратегическом отношении положение. Так и решили: ход прорыва сам покажет направление последующих усилий. Так, 23-й армии генерал-лейтенанта А. И. Черепанова[29] в первый день не назначили полосы прорыва, а оставили в резерве.

На следующий день войска 21-й армии продолжили наступление. Части 30-го гвардейского и 109-го стрелковых корпусов во взаимодействии с танковыми подвижными группами продвинулись вперед на 15–20 километров и вышли ко второй полосе обороны противника. Были освобождены Келломяки, Териоки, Яппиля, Перола, Мяттила, а части 30-го гвардейского корпуса вышли к ключевому узлу обороны противника на рубеже Полвиселькя – Икола. При этом не все шло гладко: в журнале боевых действий корпуса отмечается неустойчивая связь с дивизиями, а также несколько часов отсутствовала связь со штабом 21-й армии. В этот же день перешла в наступление 23-я армия А. И. Черепанова. Она ударила на правом фланге, ближе к Ладожскому озеру, оттягивая на себя силы финнов от удара на Центральном направлении.

Ставка ВКГ положительно оценила начало операции и поставила командованию Ленинградского фронта задачу овладеть Выборгом не позднее 20 июня. Но финны не собирались сдаваться, и Маннергейм рассчитывал остановить наши войска на второй полосе обороны, подтянув туда резервы в количестве двух пехотных дивизий и двух бригад.

«Финское командование спешно перебрасывает из Северной Финляндии и Южной Карелии дополнительные силы: две пехотные дивизии и две пехотные бригады. В район Кивеннапа прибывает танковая дивизия. [Туда же подтянулись часть 18-й пехотной дивизии – резерва Маннергейма.]

Несмотря на усилившееся сопротивление финских войск, соединения 21-й армии заняли 12 июня более 30 населенных пунктов. Но далее путь вперед преградила мощная железобетонная линия укреплений противника – вторая, наиболее сильная полоса его обороны.

Оценив обстановку, командующий фронтом генерал армии Л. А. Говоров принимает решение перенести направление главного удара с центра перешейка, со Средневыборгского шоссе, где противник сосредоточил наибольшие силы, к побережью Финского залива, в Приморскую полосу»¹⁶⁰. Вот здесь и проявило себя верное решение оперативного построения фронта. Все резервы финны бросили на Центральное направление, где клином врезался в их оборону корпус Симоняка. А главный удар советских войск теперь шел вдоль побережья Финского залива, туда Говоров перебрасывал все резервы.

В ночь на 13 июня и весь следующий день Говоров проводил скрытную перегруппировку войск. При этом части 21-й и 23-й армий продолжали активные наступательные действия на Центральном и Восточном направлениях. К вечеру 13 июля сосредоточение войск было в целом завершено. Удалось создать крупную артиллерийскую группировку на Приморском направлении, которая тут же, основываясь на накопленных в процессе прорыва разведданных, начала методичное уничтожение финских узлов сопротивления в районе Кутерселькя, Ванхасаха и Метсякюля.

«Прорыв главной полосы финской обороны начался утром 14 июня артиллерийской и авиационной подготовкой, длившейся в общей сложности более двух часов. Перешедшие затем в наступление 108-й и 109-й стрелковые корпуса двинулись на штурм неприятельских укреплений. […] Наиболее упорный и ожесточенный характер носили бои в полосе 109-го стрелкового корпуса у Кутерселькя (Лебяжье), где была сложная система укреплений с 23 дотами»¹⁶¹. Путем комбинированного удара по этому узлу с фронта, фланга и тыла советским войскам удалось разгромить его и осуществить прорыв второй оборонительной полосы.

Прорыву обороны противника соседним 108-м стрелковым корпусом во многом способствовал выход 1-й Краснознаменной танковой бригады к Приморскому шоссе. «46-я стрелковая дивизия полковника С. Н. Борщева и 90-я стрелковая дивизия генерал-майора Н. Г. Лященко, форсировав реку Ваммелсууйоки (Черная речка), штурмом взяли неприятельские укрепления и тем самым расширили участок прорыва до побережья Финского залива»¹⁶².

Восемнадцатого июня 1944 года командующему Ленинградским фронтом Л. А. Говорову было присвоено звание маршала Советского Союза. Леонид Александрович становится пятым по счету военачальником, получившим это звание в годы Великой Отечественной. Г. К. Жуков, А. М. Василевский, И. В. Сталин получили его в 1943 году. В феврале 1944 года маршалом стал И. С. Конев. И вот, в июне 1944-го – Леонид Александрович Говоров. К слову сказать, до конца войны лишь четверо советских военачальников получат еще это высшее звание.