Текст книги "Битва за Ленинград"

В 1941 г. артиллерийские группировки противника, обстреливавшие Ленинград, располагались западнее, юго-западнее и южнее города в районах Урицк, Фирское, Койрово, Пушкин – Слуцк. Лесные массивы в этом районе благоприятствовали маскировке артиллерии, а плотная сеть дорог, находящихся в удовлетворительном состоянии, обеспечивала ее маневренность. С крыш высоких зданий в Урицке и с проходящей неподалеку гряды высот открывался хороший обзор Ленинграда, особенно его южных и юго-западных окраин»⁸². Немецкая авиация великолепно корректировала огонь своих артиллеристов. При этом точно оценить нанесенный немецкой артиллерией урон в самом Ленинграде достаточно проблематично. С одной стороны, сведения о разрушениях были засекречены в советское время. С другой – сейчас уже невозможно определить, были вызваны разрушения работой артиллерии или это следствие авианалета. «По официальным советским данным, во время блокады немцы сбросили на Ленинград 5 тыс. фугасных авиабомб и выпустили 150 тыс. артиллерийских снарядов. В итоге в Ленинграде было выведено из строя 840 предприятий, полностью уничтожено 3,2 тыс. каменных домов и повреждено 7,1 тыс. домов»⁸³.

С этим надо было что-то делать. Во-первых, по настоятельным просьбам Говорова улучшилось снабжение Ленинграда артиллерийскими снарядами крупных калибров, и прежний огонь на подавление сменился огнем на уничтожение тяжелых батарей противника. Помогала авиационная и звукометрическая разведки, фиксировавшие новые координаты целей и своевременно передавая их на пункт управления. Решением Ставки ВГК Ленинграду были выделены две авиационные корректировочные эскадрильи.

Говоров методично навязывал противнику артиллерийскую дуэль, отвлекая огонь от городских объектов, жилых домов, заводов и институтов. Он приказал изготовить для орудийных расчетов специальные укрытия. Большой коллектив Управления оборонительного строительства работал над этой задачей. А заводы Ленинграда поставляли балки, броневую сталь, рельсы, леса. Тысячи ленинградцев работали на возведении этих укреплений.

Артиллерией Ленинградского фронта командовал полковник Г. Ф. Одинцов, которого, как было отмечено выше, Говоров отлично помнил по работе в Артиллерийской академии еще до войны. Встретившись в совершенно иных ролях, Говоров коротко сказал: «Я рад, что Вы здесь командуете артиллерией». Два артиллериста понимали друг друга с полуслова. Результат не заставил себя долго ждать. Активность вражеской артиллерии снизилась. Разрушения города уменьшились в два раза.

Объехал Говоров и передний край обороны по всему фронту.

Войска находились в плачевном состоянии. Голодные, изможденные люди, неделями не мывшиеся, по колено в талой весенней воде. Ходы сообщения обваливаются. Вместо насыпей перед окопами по всей линии обороны – горы замерзших трупов – так мертвые спасали живых от немецких пуль. Несмотря на возражения командиров дивизий, Говоров приказывает вырыть окопы в полный рост, похоронить убитых, возвести насыпи по всем канонам военной науки. Голодные солдаты брали в руки кирки и лопаты, долбили еще не оттаявшую землю. Говорову этого мало. Перед начальником инженерных войск фронта Б. В. Бычевским (будущим биографом маршала) он поставил задачу по развитию траншейной системы в дивизионных полосах обороны:

«– Не все у вас продумано. Больше заботитесь о жесткой обороне… Траншейную сеть надо постепенно развивать не только в глубину, но и вперед, в сторону противника.

Когда я прямо спросил командующего о перспективах перехода в наступление, он глянул искоса и проворчал:

– Рано вам об этом знать. У вас пока и для обороны дел хватает… Но то, что я сказал, учтите…

Изучая позиции отдельных пулеметно-артиллеристских батальонов, переданных в свое время из укрепленных районов стрелковым дивизиям, Говоров заметил:

– Запущены батальоны. Будем снова превращать их в самостоятельные части и восстанавливать укрепрайоны. Это позволит высвободить и отвести с передовых позиций несколько стрелковых дивизий»⁸⁴.

Вывод с передовой в резерв целых дивизий был неслыханным делом для Ленинградского фронта на тот момент. Военный совет фронта поддержал идею Говорова.

«Побывал он и на оторванном от общей линии фронта участке обороны – в Приморской оперативной группе, на так называемом Ораниенбаумском плацдарме. […] Туда пришлось лететь ночью через линию фронта и Финский залив. Говоров взял с собой в двухместные самолеты У-2… Никто не испытал большого удовольствия от этого перелета – в кромешной тьме, под зенитные разрывы»⁸⁵.

Командовал оперативной группой генерал-майор А. Н. Астанин. В его распоряжении находились 48-я и 168-я стрелковые дивизии, 2-я и 5-я бригады морской пехоты, один артиллерийский полк, танковый и инженерный батальоны. Также группу поддерживали береговые форты Балтийского флота.

«Немцы держали против Приморской оперативной группы тоже незначительные силы. Характерным здесь было то, что нейтральная полоса, разделявшая стороны, достигла местами нескольких километров: ни наши войска, ни противник не хотели лезть в низины, болота, бездорожные места. Но это повлекло за собой ярко выраженную пассивность обороны. Штаб Астанина и командиры дивизий поверхностно знали противника, артиллерия располагалась без четкой системы, в развитии инженерных позиций была видна только одна перспектива – статус-кво.

…Говоров осматривал участки войск угрюмо, раздражался, выслушивая путаные доклады, и наконец резко бросил упрек всем его [Астанина] сопровождавшим: “Лапу, что ли, здесь сосали всю зиму?”»⁸⁶. Тем не менее Говоров мгновенно оценил роль плацдарма, прикрывавшего Кронштадт, и незаменимость артиллерии знаменитой «Красной горки», сильно тревожившей оборону финнов в направлении Куоккалы, Териоки, Райволы на севере, а на юге – немецкие войска в Копорье, Дятлицах, Ропше.

Также ревизии подверглись все армии фронта. Говоров остался недоволен качеством фортификационных сооружений, глубиной окопов и ходов сообщения. По всему фронту начались земляные работы. Голодные солдаты вгрызались кайлом и лопатой в не оттаявшую после зимы землю, материли командование почем зря, но результаты проявились сразу же: резко сократилась смертность в первой линии обороны советских войск.

Отдельные изменения коснулись 42-й и 55-й армий. По замыслу Говорова, на южном фасе фронта сосредоточили большую часть артиллерии для ведения противотанковой обороны. В итоге «на главном направлении 42-й армии на фронте в 24 километра было образовано 28 противотанковых районов и батальонных противотанковых узлов с 760 орудиями. Таким образом, плотность орудий противотанковой обороны составила чуть более 31 орудия на один километр фронта»⁸⁷. Это позволило отвести с южного направления несколько дивизий и направить их в резерв фронта⁸⁸.

Так постепенно ослабленный голодом, боями и частой сменой командования фронт наращивал свою мощь. В изучении документов и директив Говоров был педантичен до сумасшествия и привил эту педантичность своим подчиненным. Современные историки обязаны именно Говорову обилием документов и приказов, позволяющих детально проследить ход обороны Города. Командующий заставлял фиксировать каждый шаг, любое решение, вплоть до графика дежурства по кухне. Или это сам Город рукой командующего писал свою летопись?

С середины июля началась энергичная подготовка к наступательным действиям. Говоров часто приезжал на Пулковские высоты, подолгу находился на наблюдательном пункте 21-й стрелковой дивизии полковника М. Д. Папченко[14]. По его приказу была разработана частная операция по выравниванию линии фронта в районе Урицка и Старо-Паново. 20 июля началось наступление на этом направлении. В первые дни наступления советским войскам удалось выбить немцев из Старо-Панова, но вскоре противник стал перебрасывать к Урицку свои подкрепления. Активизировался Колпинский участок. Части 56-й и 268-й дивизий атаковали Ям-Ижору. К началу августа уже четыре стрелковые дивизии вели наступательные бои. Говоров прощупывал немцев, заставлял Кюхлера использовать резервы, отслеживал скорость переброски войск, артиллерийские расчеты, плотность огня. С точки зрения освобождения оккупированных территорий успех этих операций был незначительным, но сам факт наступления на отдельных участках заставлял противника нервничать. Говоров искал ключ к последующему наступлению. И, конечно, он думал о возможном наступлении немцев.

Вскоре Говоров сообщили из центра, что замечена переброска под Ленинград из Крыма частей 11-й армии генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна. Того самого Манштейна, который был автором победоносного наступления немецких войск во Франции в 1940 году. Говоров понимал, что времени не осталось: противник готовит операцию по захвату Ленинграда. Вскоре разведка доложила комфронта о перегруппировке войск противника, появлении новых частей под Ленинградом. Так, в районе Тосно и Вырицы были замечены подразделения 5-й горнострелковой, 61-й и 250-й (испанской) пехотных дивизий. «Из Красногвардейска донесли о сосредоточении 12-й танковой дивизии и 185-го штурмового дивизиона. Под Ленинградом появились осадные артиллеристские орудия большой мощности, в том числе и 420-миллиметровая [пушка] типа “Берта”»⁸⁹.

Сейчас мы знаем, что Гитлер готовил разгром Ленинграда в сентябре 1942 года. В Директиве № 45 от 23 июля 1942 года за его подписью говорилось: «Группе армий “Север” к началу сентября подготовить захват Ленинграда. Операция получает кодовое название “Волшебный огонь”. Для этого передать группе армий пять дивизий 11-й армии наряду с тяжелой артиллерией и артиллерией особой мощности, а также другие необходимые части резерва главного командования»⁹⁰.

По замыслу немецкого командования на первом этапе операции немцы должны были форсировать Неву и соединиться с финской армией, полностью отрезав Ленинград от снабжения по Ладоге. На втором этапе – войти в город, уничтожить войска Ленинградского фронта и полностью захватить Ленинград. Наступление должно было начаться 14 сентября 1942 года.

Для успешного завершения предстоящей операции 11-й армии Манштейна, помимо пяти имевшихся в его распоряжении дивизий, также передавались 7 дивизий 18-й армии, в том числе 12-я танковая дивизия и бригада СС.

Наступление должно было начаться с юга, со стороны Пулковских высот. Силами трех корпусов немцы предполагали прорвать оборону советских войск, выйти к окраине города и, резко повернув на северо-восток, с ходу форсировать Неву и выйти на соединение с финской армией на Карельском перешейке. После чего предполагалось малыми силами, без спешки добить отрезанный от снабжения город. В окончательной редакции план получил название «Северное сияние».

Таким образом, мы видим, что Говоров не зря в июле находился на Пулковских высотах практически в ежедневном режиме. Он угадал направление возможного немецкого прорыва и усиливал юг Города созданием системы УРов, выравнивал линию фронта, изучал силы и средства противника на этом направлении.

В июле 1942 года произошло еще одно очень важное событие в жизни Леонида Александровича Говорова. Его приняли в партию. Будучи человеком гордым и знающим себе цену, он болезненно переживал первый отказ партийной организации. Конечно, больше всего ранило недоверие. Боевой генерал, не раз в боях доказывавший свою преданность Родине, в глубине души он опасался, что приставка «бывший» приклеилась к нему навсегда. К тому же он прекрасно помнил «чистку» в рядах армии в 1937–1938 годах, когда арестовывали за неосторожное слово, за донос, невзирая на чины и партийность. Почему-то кажется, что в ситуации вступления Говорова в коммунистическую партию сработало булгаковское: никогда и ничего не просите, никогда и ничего, особенно у тех, кто сильнее вас: сами придут и сами всё дадут. Так, собственно, и получилось. Если беспартийный командующий армией был явлением неприятным, неожиданным, но в условиях кадрового голода – терпимым, то командующий фронтом не член ВКП(б), – это уже возмутительно. Ставка обратила на это внимание.

Б. В. Бычевский, бывший очевидцем этих событий, писал: «1 июля 1942 года Леонид Александрович Говоров подал заявление в партийную организацию штаба Ленинградского фронта. Он писал: “Прошу принять меня в ряды Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков), вне которой не мыслю себя в решающие дни жестокой опасности для моей Родины”.

Леонид Александрович позвонил по телефону в Москву, разыскал Павла Филатовича Иванова[15], сказал ему откровенно: он думает, что дальше не может продолжаться так, как было до сих пор. Ему очень трудно, нужна помощь партии…

Павел Филатович немедленно прислал свою партийную рекомендацию.

Секретарь горкома партии А. А. Кузнецов отлично понимал состояние Говорова и сам вызвал его на прямой разговор. Партийные рекомендации Леониду Александровичу дали Г. Ф. Одинцов и заместитель начальника штаба А. В. Гвоздков. Партийная организация штаба Ленинградского фронта на собрании приняла его кандидатом в члены партии, а через несколько дней А. А. Жданов сказал Говорову, что Центральный Комитет вынес решение о приеме его в члены партии без прохождения кандидатского стажа.

Впоследствии в задушевной беседе с Одинцовым Говоров, уже будучи маршалом, сказал, что тот день был самым значительным в его жизни»⁹¹.

Не стоит думать, что вступление в партию было для Говорова шагом формальным, тешащим самолюбие. Замкнутый, неразговорчивый и даже нелюдимый командующий фронтом был искренне предан Родине и партии. Сегодня кому-то это может показаться слепотой, фанатизмом, заблуждением и даже глупостью, но то время – уникальное в истории человечества, оно больше, возможно, никогда и нигде не повторится. Это рождение принципиально новой модели общества – всеобщего равенства и братства. Вопреки братоубийственной бойне Гражданской войны, голоду, коллективизации, репрессиям и расстрелам 30-х годов, в один и тот же момент времени сосуществовала в людях вера в светлое будущее. Эта вера была сродни чувству религиозному, выстраданному. Особенно для военного человека, каждый день находящегося на краю гибели. Такое невозможно переступить, не получится никогда забыть. Поэтому солдаты и офицеры всегда носили партбилет с собой. Поэтому немцы с особой жестокостью расстреливали и вешали коммунистов. Это потом, в далекие 70-е, вступление в партию станет обязательным для всех, кто строит карьеру в советских учреждениях и рассчитывает на руководящую должность. В партию будут заманивать всех подряд, и членский билет обесценится. А в то время его еще надо было заслужить.

Но вернемся к войскам Ленинградского фронта.

Чтобы сорвать наступление немцев, была разработана операция, вошедшая в историю под названием Синявинской наступательной операции. Войска Волховского фронта должны были нанести удар на линии между Гонтовой Липкой и Вороновом, прорвать оборону и развивать наступление в сторону Синявина. Там же предполагалось соединиться с войсками Ленинградского фронта и совместными усилиями выйти на рубеж Невская Дубровка – река Нева – Красный Бор.

Перед началом операции командующие фронтами Говоров и Мерецков встретились в Ленинграде и согласовали детали предстоящего наступления.

Главная роль отводилась Волховскому фронту (в первую очередь – 8-й армии генерал-майора Ф. Н. Старикова[16]), который должен был разгромить мгинско-синявинскую группировку немцев, выдвинуться к Неве и соединиться с войсками Ленинградского фронта. «По замыслу операции, прорыв немецкой обороны осуществлялся на 16-километровом участке в направлении Отрадного. Этот поселок расположен на берегу Невы, неподалеку от места, где сходились грунтовая дорога из Синявина на Колпино и железная дорога из Мги в Ленинград. Если бы удалось разгромить мгинско-синявинскую фашистскую группировку, нам уже ничто не препятствовало бы соединиться с войсками Ленинградского фронта»⁹², – вспоминал К. А. Мерецков.

Синявинские высоты были ключевой точкой во всем узком бутылочном горле, разделявшем войска двух фронтов. Ширина горловины составляла всего 16 километров, но немецкая артиллерия, удачно расположенная на высотах в районе Синявина, простреливала весь участок предполагаемого прорыва. Немцы сосредоточили на этом участке пять дивизий: по две против каждого фронта плюс одна в резерве.

Овладев этими высотами и разместив там артиллерию, можно было уничтожить всю вражескую группировку по линии Рабочий поселок № 5 – Шлиссельбург.

Операция началась с отвлекающих ударов силами Ленинградского фронта на второстепенных направлениях. Войска 42-й армии с конца июля в течение месяца атаковали под Урицком, а части 55-й армии наступали вдоль шоссе Москва – Ленинград.

Основной этап операции для войск Ленинградского фронта начался 19 августа и вошел в историю под названием Усть-Тосненской наступательной операции. Причем в первой фазе операции частям сопутствовал быстрый успех, но буквально в первые же дни наступление забуксовало.

Двадцать седьмого августа наступление начал Волховский фронт. В первом эшелоне в бой двинулись войска 8-й армии генерала Старикова со стороны Гонтовой Липки и Тортолова. Во втором и третьем эшелонах Мерецков оставил соответственно 4-й гвардейский стрелковый корпус и 2-ю ударную армию, заново укомплектованную после июньского разгрома.

Уже 28 августа 19-я стрелковая дивизия под командованием полковника Баринова при поддержке танков вышла к Синявину. 29 августа немецкое командование вынуждено было бросить в бой дивизии Манштейна, прибывшие из Крыма. С их помощью наступление войск Волховского фронта было остановлено.

На Ленинградском направлении все было не так успешно. 43-я и 268-я стрелковые дивизии с большими потерями все же разгромили фланговый узел обороны немцев в поселке Усть-Тосно, 942-й полк 268-й дивизии закрепился на небольшом плацдарме. Удалось захватить и шоссейный мост, но он оказался пристрелянным. Немцы подбили два наших танка и перегородили дорогу. Вытащить их не удавалось: противник открыл шквальный огонь из орудий и пулеметов. Бои приняли затяжной характер. Немцы успевали за это время перебросить на опасный участок свежие части.

После того как в бой вступили войска 11-й армии Манштейна, Мерецков понимает, что второй и третий эшелоны не смогут спасти положения. Со своей стороны, Ленинградский фронт предпринял попытку помочь войскам Волховского фронта. Говоров 5 сентября отдал приказ форсировать Неву силами трех стрелковых дивизий и одной бригады. Как раз в районе Невской Дубровки, где пристрелян каждый метр пропитанного кровью «Невского пятачка». Это снова отчаянная лобовая атака, но она должна была отвлечь Манштейна от Синявина, ударить ему в тыл, дав тем самым долгожданный шанс Мерецкову. Войска Ленинградского фронта начали спешно перегруппировываться.

В эти же дни вступила в критическую фазу и Сталинградская битва. В связи с чем перед Мерецковым и Говоровым были поставлены дополнительные задачи: не допустить переброски немецких войск на юг. Все резервы группы армий «Север» должны быть введены в бой или намертво прикованы к линии фронта.

Удар в районе Невской Дубровки готовится трое суток, времени катастрофически не хватало. На совещания с командирами дивизий оставались считаные часы. Остальное время поглощали вопросы управления и снабжения фронта и армии. Несколько раз менялись варианты оперативного построения войск. Наконец 7 сентября Говоров принял решение: в первом эшелоне будут наступать 46-я и 86-я стрелковые дивизии, во втором Неву форсирует 11-я стрелковая бригада. 70-я стрелковая дивизия пойдет третьим эшелоном. Переправочных средств едва хватало для войск первого эшелона. Начавшаяся 9 сентября операция с самого начала пошла не так, как планировалось: советская артиллерия не смогла подавить огневую систему противника, из-за ветра дымовую завесу снесло в сторону, к тому же сразу же после артподготовки немцы подняли в воздух свою авиацию. Саперы волоком тянули к Неве тяжелые лодки под минометным и авиационным огнем противника. А в стрелковых частях еще до начала переправы наметились серьезные потери командного состава. Из намеченных семи рот на другом берегу высадились только две. Артиллерийско-минометный огонь противника накрыл 86-ю и 46-ю стрелковые дивизии на всю глубину. Переправа была сорвана. На командный пункт Невской оперативной группы прибыл Говоров. Настроение мрачное: связь с переправившимися группами отсутствует, новым батальонам переправляться не на чем. Комфронта приказывает в течение ночи доставить из Ленинграда 300 десятиместных лодок и утром возобновить операцию. Позже, ближе к вечеру, он временно отстранил от занимаемой должности командующего Невской оперативной группой генерал-майора И. Ф. Никитина[17] (официально Никитин будет сменен только 6 октября) и поручил исполнять его обязанности начальнику штаба фронта генерал-лейтенанту Д. Н. Гусеву[18]. Но форсирование Невы так и не было продолжено. А дальше мнения историков расходятся.

Б. В. Бычевский в своих воспоминаниях «Город-фронт» утверждает, что 10 сентября Говоров отменил свой приказ, а 13-го направил в Ставку новый план операции и просьбу предоставить ему время для более тщательной проработки. В других источниках утверждается, что войскам удалось захватить плацдарм шириной в один километр и глубиной 300 метров, но 12 сентября Ставка ВГК приказала прекратить операцию, «так как Ленинградский фронт оказался неспособен толково организовать форсирование Невы и своими действиями глупо загубил большое количество командиров и бойцов»⁹³. Потери Ленинградского фронта за четыре дня операции составили 738 человек убитыми и 2254 человека ранеными.

Скорее всего, под плацдармом понимался тот участок, который советские войска смогли захватить в ходе второй попытки форсирования Невы, предпринятой 25 сентября. Но и отменить приказ на свой страх и риск Говоров вряд ли бы решился. Еще перед началом операции и Говоров, и Ставка прекрасно понимали, что переправочных средств в Невской оперативной группе недостаточно. Вся надежда была на мощную и точную артподготовку. Но надежды не оправдались.

Обратимся к воспоминаниям Э. фон Манштейна: «Уже 27 августа противник атаковал 18 армию, стоявшую фронтом на восток. Необходимо было ввести в бой только что прибывшую 170 дивизию. В последующие дни стало ясно, что советская сторона, используя крупные силы, организовала наступление с целью прорыва блокады Ленинграда; этим наступлением противник, очевидно, хотел упредить наше наступление. 4 сентября вечером мне позвонил Гитлер. Он заявил, что необходимо мое немедленное вмешательство в обстановку на Волховском фронте, чтобы избежать катастрофы. Я должен был немедленно взять на себя командование этим участком фронта и энергичными мерами восстановить положение»⁹⁴.

Если бы к 9 сентября у Невской оперативной группы было бы достаточное количество переправочных средств, лодок, понтонов, если бы начарт Одинцов успешно провел артиллерийскую подготовку, если бы разведка отработала возложенные на нее задачи, если бы, если бы…

Синявинская наступательная операция, разумеется, не была только средством «перемалывания живой силы противника» и упреждающим ударом для срыва немецкого наступления. Ставка разрабатывала операцию по прорыву блокады, фронтам были поставлены конкретные задачи: прорвать, соединиться; в дивизии, полки, батальоны и роты уходили приказы сражаться до последней капли крови. Уже значительно позже советская историография, чтобы уменьшить значение синявинского поражения, стала делать упор на срыве наступления и сковывании противника. Но тогда, в сентябрьские дни 1942 года, все было всерьез. Вот только не хватило сил и времени на подготовку.

Надо честно признать, скрыть перегруппировку наших войск (13 стрелковых дивизий, 8 стрелковых и 6 танковых бригад, свыше 20 артиллерийских полков и значительное количество других специальных частей и подразделений) на участке наступления Волховского фронта не удалось, хотя мероприятия по дезинформации противника проводились. Уже 4 августа 1942 года начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер в своем дневнике записал: «Перебежчики говорят, что 17.8 начнется наступление южнее Ладожского озера»⁹⁵. В конце августа Генштаб и штаб группы армий «Север» обнаружили реальные признаки готовящегося наступления в полосе Волховского фронта и на участке южнее Ладожского озера. В дневнике Гальдера есть и другое упоминание (25 августа): «Группа армий “Север”: обстановка прежняя. Интенсивные железнодорожные перевозки… На Волхове противник переносит вперед свои командные пункты»⁹⁶. Запись за следующий день еще более определенна: «Множатся признаки близкого наступления русских южнее Ладожского озера»⁹⁷. Однако установить точный срок начала операции и ее масштабы германское командование не смогло.

Напомним, в первые два дня наступление Волховского фронта развивалось успешно. К исходу второго дня части 8-й армии подошли к поселку и железнодорожной станции Синявино. Однако на третий день продвижение замедлилось. Первый эшелон прорвал вражескую оборону на фронте в 5 километров и углубился на расстояние до 7 километров. Но на этом инерция, приданная наступающей пехоте мощной артиллерийской подготовкой, закончилась. На пятые сутки возможности первого эшелона были исчерпаны. И командование фронта вводит в сражение второй эшелон – войска 4-го гвардейского стрелкового корпуса. Для обеспечения успеха этой фазы операции надо было четко организовать переброску пехоты и артиллерии. Однако, как свидетельствует К. А. Мерецков, «развертывание 4-го гвардейского стрелкового корпуса проходило в трудных условиях. Бойцы преодолевали обширные Синявинские болота, в ходе боя прокладывали дороги и одновременно отражали атаки противника. Ввод корпуса в сражение не был должным образом обеспечен артиллерийским огнем и авиацией… Непорядки допускались и в вопросах управления, которое то и дело нарушалось»⁹⁸.

«Немцы, осознав последствия удара советских войск, который мог завершиться прорывом блокады Ленинграда, начали срочно перебрасывать на образовавшийся выступ подкрепления. К уже разместившимся западнее Келколово подразделениям 170-й пехотной дивизии [только что прибывшей из Крыма] на станции Мга срочно разгружались 24-я и 132-я пехотные дивизии ХХХ армейского корпуса»⁹⁹. Это была своего рода элита вермахта: части, недавно штурмом взявшие Севастополь, отличались высоким боевым духом и умением воевать.

Манштейн ударил по вклинившимся советским войскам с севера и юга. «С юга наступал ХХХ армейский корпус в составе 24, 132, 170-й пехотных и 3-й горнострелковой дивизий, с севера – занимавший и ранее этот участок фронта XXVI армейский корпус с тремя дивизиями: 121-й пехотной, 5-й горнострелковой и 28-й егерской дивизиями. К 21 сентября в результате тяжелых боев удалось окружить противника. В последующие дни были отражены сильные атаки противника с востока, имевшие целью деблокировать окруженную [2-ю] ударную армию. …

Вместе с тем необходимо было уничтожить находящиеся в котле между Мгой и Гайтоловом значительные силы противника. Как всегда, противник не помышлял о сдаче, несмотря на безвыходность положения и на то, что продолжение борьбы и с оперативной точки зрения не могло принести ему пользы. Напротив, он предпринимал все новые и новые попытки вырваться из котла. Так как весь район котла был покрыт густым лесом (между прочим, мы никогда не организовали бы прорыва на такой местности), всякая попытка с немецкой стороны покончить с противником атаками пехоты повела бы к огромным человеческим жертвам. В связи с этим штаб армии подтянул с Ленинградского фронта мощную артиллерию, которая начала вести по котлу непрерывный огонь, дополнявшийся все новыми воздушными атаками. Благодаря этому огню лесной район в несколько дней был превращен в поле, изрытое воронками, на котором виднелись лишь остатки стволов когда-то гордых деревьев-великанов. Из захваченного нами дневника советского командира полка мы узнали позже, какое воздействие оказывал этот огонь»¹⁰⁰.

К 21 сентября ударная группа Волховского фронта оказалась в окружение. Один в один повторялась история Любанской наступательной операции, когда мощными ударами с флангов немцы окружили и уничтожили 2-ю ударную армию генерала А. А. Власова. Мог ли командующий Волховским фронтом генерал армии К. А. Мерецков не видеть надвигающейся катастрофы? Разумеется, он прекрасно понимал всю опасность глубокого прорыва 8-й армии. Но доложить И. В. Сталину о необходимости отступления он тоже не мог. Предположу, что это был страх, обычный человеческий страх. Пройдя пытки и издевательства в подвалах НКВД в июне 1941 года, Мерецков навсегда запомнил, к чему могут привести невыполнение приказа и гнев вождя. Он не хотел вновь оказаться в НКВД. Лучше отправиться на понижение в должности, командовать армией, корпусом, дивизией, да хоть полком…

Новую попытку форсирования Невы, чтобы отвлечь на себя силы противника и дать возможность войскам Волховского фронта выйти из окружения, Говоров предпринял 26 сентября. «За ночь необходимо перебросить на левый берег первый эшелон и захватить плацдарм, а с утра начнем расширять его»¹⁰¹, – поставил Говоров задачу штабу фронта. Три дня шли ожесточенные бои. Советским войскам удалось переправить несколько батальонов и захватить плацдарм, но и немцы наращивали силы на левом берегу. На исходе третьих суток войска Ленинградского фронта были сброшены в Неву в районе Анненского. Наступление захлебнулось. Части 8-й армии и 4-го гвардейского корпуса Волховского фронта оказались в «котле», где были частично уничтожены, частично взяты в плен.

Разбирая итоги операции, нельзя не отметить причины, приведшие к провалу. «Наиболее бедственно повлияли на столь неблагоприятный для нас исход “сражения южнее Ладожского озера” недостатки в организации разведки, управления, взаимодействия и связи. В этом легко убедиться, изучив карту положения 4-го и 6-го гвардейских стрелковых корпусов на 24.00 25 сентября. Отчетливо видно, что сведения о противнике, которыми располагают их штабы, очень приблизительные, не соответствуют обстановке, сложившейся на тот период времени. Более того, нет данных и о точном положении соседей – 2-й ударной и 8-й армий. Созданные группировки мало соответствуют принципу массирования сил в наступательной операции. Не указаны даже разграничительные линии между соединениями (что очень трудно сделать в лесисто-болотистой местности), а следствием этого является перемешивание дивизий, бригад и тылов между собой.