Текст книги "А вместо сердца пламенный мотор (сборник)"

8. Вахта на Ухту

(командировочная быль)

Эта история приключилась со мной в апреле 1985-го года, когда я ещё пользовал «Луч-74» во всей его дикой и необузданной красе. На нашем УВК М-6000 приключилось что-то с ферритовой памятью. Может, провод в монтаже отвалился, а, может, и кольцо ферритовое посыпалось. Разбираться некогда – начальству обработку полётной информации из «чёрных ящиков» подавай – на предмет оценивания техники пилотирования. А принимать решения и получать пилюли – это дело уже моё, техническое. Сразу ФПК-83 (факультет повышения квалификации) вспомнился. Саныч с Кузнечиком – как живые встали перед глазами. Смотрят с укоризной, говорят напутственно:

– И чего эт ты, Димыч, делать-то будешь?

Стыдно стало до слёз – чего я действительно так переживаю. Есть же секретный «ход конём», да и адресок на замусоленной бумажке где-то валяется, если, конечно, вторую жизнь кто-нибудь этому обрывку не подарил… с туалетным пипифаксом спутав. Тогда, сами помните, как было… Нет, зря переживал – вот он, родной спасительный адрес: Закарпатье, Буштыно, Мишке Анталу.

С этим Мишей мы вместе постигали науку расшифровки полётной информации на ФПК. Он на заводе, где «Лучи» клепали, снабженцем служит. Звоню в Закарпатье и срочненько себе командировку выбиваю. Честь по чести всё оформляю – как-никак приграничный район. Первый отдел за меня поручился – «Этот не сбежит, он тока один раз границу нарушал по дурости!».

Кстати, нарушили мы границу вместе с Санычем в аккурат перед отъездом в Ирпень «на воды». Путёвку по случаю в студенческом профкоме получили как заслуженные «зайцы» общежития номер 4. Вернее, определили нас в санаторий совсем по другой причине – мы же выпускники без пяти минут. И нам бы диплом было крайне способно где-нибудь в тихом месте писать. Впрочем, об этом отдыхе как-нибудь в другой раз, хорошо?

Работал тогда в Борисполе некто вуйко Кондрат (выпуск нашего факультета 1979-го года). И задумал он нам с Санычем подарить кипу бумаги от «Теркаса» (шведская АСУ управления воздушным движением), что в стопу сфальцована, для написания дипломных премудростей, да заодно экскурсию по аэропорту «Борисполь» изнутри провести, все, так сказать, его прелести продемонстрировав. Дело в ночную смену разворачивалось. Экскурсию по старинному народному обычаю полагалось пивом закрепить. А где ж среди ночи культурно сего продукта вкусить? Только в секторе для иностранных пассажиров.

Проникновение в буржуинский буфет прошло безболезненно через потайную дверь (ох и хитёр же Кондрат!). Сидим, пивко вкушаем. Кондрат отлучился на полчасика, чтобы дела свои служебные в порядок привести, а нас с Санычем оставил за благородным занятием. И тут вдруг пришла нам в голову одна затея – напугать лёгкие никотиновым впрыском. Вышли курить прямо на перрон, где иностранцы уже как бы границу пересекают – ещё в СССР, но уже «за бугром». Хорошо стоим. Ни о чём плохом не думаем. Ночной Бориспольский воздух к неспешной беседе располагает.

Отошёл я на минутку от Саныча по незначительной нужде, а когда вернулся – нет Саныча. Стали какие-то подозрительные мысли голову посещать, да к тому ж, смотрю, забегали разные люди по вокзалу. Кричат:

– Ещё один нарушитель где-то скрывается!

Кого это ищут, интересно? Очень быстро пришло осознание простого факта, что нарушитель сей внутри меня находится. Уж не буду рассказывать, как полчаса под стойкой кассы в ногах у знакомой кассирши валялся, скрываясь от бдительных погранцов. Только всему конец приходит. Явился слегка взволнованный вуйко Кондрат, Саныча у патруля отбил и вывел нас на землю предков. Видно, тогда я и решил, что не буду больше за границу бегать…

Итак, Закарпатье. Солнце палит – я те дам! В середине марта у нас ещё морозы вовсю резвятся, а тут такое благолепие повсеместное, что не только душа радуется, но и тело ультрафиолетом пропитывается, будто пористый картон влагой от акварельных красок.

Птички щебечут, солнце жарит, что твой электрический обогреватель с иностранной фамилией – калорифер. Пришлось срочно раздеваться и прятать зимнюю одежду в сумку. Добрался до завода – там неудачка. Миша на неделю в командировку укатил. Хорошо его имя ещё что-то значило – поселили меня в малосемейку; было там несколько секций для командировочных. Сижу эту неделю будто в отпуске. Пивком пробавляюсь, обедаю в единственном заведении общепита – ресторанчике человек на двадцать-тридцать. В ресторане этом такого великолепного клиента, видать, давно не водилось. Местные только по пиву да водке вдаряют под сморщенный помидорец, а тут – полный обед с десертом и кофиём. Официантки вьются, «смачного» желают, что на завтра приготовить спрашивают, всю туалетную бумагу на салфетки извели. Любо!

Но тут мою идиллическую командировку Антал прерывает. Пришлось за кой-какие услуги (так и не предоставленные моим тогдашним начальством впоследствии) брать «кубик» памяти и собираться в дальнюю дорожку. Обратно решил через Львов рвануть. Приехал в аэропорт. Как водится, оформил посадочный по годовому служебному билету на шесть часов утра на Москву. Сел поспать. А тут объявляют УВАГУ. Шо, мол, поважни громадяне, внерейсовый борт на Ухту начинает погрузку тел, вылетающих на вахту к нефтяным сокровищам республики Коми. Я тут как тут.

Быстрёхонько переделал талон посадочный и через полчаса, маскируясь под ядрёного нефтяника, сидел в салоне «короткой» Тушки[7]7
  «короткая» ТУшка – имеется в виду самолёт ТУ-134 в отличие от «длинной» – ТУ-154; существует и другая трактовка: в обоих случаях речь идёт о ТУ-134, но с разной компоновкой кресел – 72 или 76.


[Закрыть]. Ещё якоря не успели поднять, а уже почалось бесчинство. Братва выпила, закусила домашним (когда ещё придётся), закурила и давай песняка давить. Бортпроводницу к экипажу выгнали, чтоб под ногами не путалась Она с испугу там весь рейс и просидела. Как сказал бы мой хороший знакомый: «Наберут детей в авиацию!» Могла бы из командирской ракетницы хоть разик шмальнуть для острастки…

Вы посещали когда-нибудь свадьбу в украинском селе? Тогда вы примерно можете себе представить, что на борту творилось. Всё то же самое, только без молодок и молодящихся десятипудовых тёток. Грелки с первачом летали по салону, сало пластами валялось в проходах, в дальнем углу кто-то проигрывал будущую вахтовую пайку сахара в «очко». Гигиенические пакеты были начисто забыты, хотя потребность в них назрела. Меня пытались затащить в этот вертеп, но я с гневом отверг все притязания одичавших нефтяников и три часа пытался изобразить глубокий сон уставшего человека.

Ближе к посадке народ угомонился и залёг в произвольных местах. В общем, там, где внезапный алкогольный сон застиг весёлых парней. Долго не подавали трап. Потом к самолёту подрулили два «воронка». Началось чистилище. Агнцы – налево, козлища – в машину к ментам. Бригадир, чувствуя, что Государственный план нефтедобычи под угрозой, пытался протестовать, но тоже угодил под крылышко к «серым шинелям». Когда очередь дошла до меня, стюардесса совершенно искренне заявила, что вот он главный заводила – ишь как в бороду ухмыляется. Мне стоило огромного труда доказать, что я СВОЙ – с Ирафлоту. «Командировочные мы, не буйные… Вот и память с собой везём в оригинальной упаковке». Видно, поминание какой-то ферритовой матери сильно позабавило представителей власти. Сержант заявил, что ежли б от меня хоть чуть разило перегаром, то обязательно б меня в кутузку определил, чтобы не издевался над органами правопорядка, ядрит-феррит.

А так – пришлось ждать утра под арестом у дежурного по вокзалу, покуда из Печоры по телефону не признали «брата Васю». Далее я благополучно добрался до дому, а о практическом срыве выполнения плана нефтедобычи узнал позднее из сводок специального выпуска бюллетеня «Нефтяная промышленность республики Коми. Наши достижения».

9. Изобилие

«Для того чтобы воспринимать чужие мысли, надо не иметь своих»

Лев Толстой

(документально-партийная баллада времён социалистического реализма)

В помощь критически настроенным апологетам литературной благонамеренности

(вместо предисловия)

Заранее предполагая, какое глухое неприятие вызовет сей опус у т. н. серьёзных донельзя литераторов с критическим жалом обгрызенного в минуты тяжких раздумий стила, решил я высказать парочку параллельных соображений.

Подобного рода рассказы, как тот, что сейчас перед вами, у нешуточно обстоятельных творческих людей вызывает брезгливую улыбку: дескать, и этакий анекдотец нам пытаются впарить за художественное произведение!? Фи, как не совестно. Да таких историй из жизни у каждого из нас наберётся не одна сотня, но мы же не позволяем себе унижать великий и могучий язык высокого штиля разного рода несолидными поделками. Сей моветон настолько неуместен в литературе, предназначенной учить и поучать, что просто поражаешься наивности автора, который не понимает основополагающих принципов современных тенденций в искусстве беллетристики. А принципы такие: псевдо глубокомысленность и простота изложения, которая, как после долгих экспериментов установили учёные мужи от комиксоизации классической русской литературы, всё же несколько лучше воровства.

А теперь я выскажу своё мнение. Позволите?

Знаете, господа, вы не то, чтобы не позволяете (тавтология не умышленная, честное слово) себе писать мелкотемные анекдотические истории. Вы бы и рады сочинить нечто весёлое и не совсем скучное, да вот не выходит ни черта! Можно тысячи раз снисходительно указать автору баек на неслыханную незначительность и убогость фабульной канвы, смешивать его стилистические особенности изложения с пищей воробьёв, но главное остаётся неизменным: вы просто не способны описать занимательно и с юмором обычную житейскую ситуацию. Собственное неумение же не на шутку озабоченных своим величием литераторов ничего, кроме зависти к тем, кто способен, вызвать не может.

Я не прав? Тогда где же те россыпи удивительно-феерических историй, написанных с невероятным чувством юмора? Ведь у вас таких историй в памяти не по одной сотне, не так ли? Боитесь засорить литературу? Враньё! Не верю.

Не выдумал я ничего. Мне очень много раз указывали с заоблачных литературных высот, будто только моё плохое владение языком вынуждает вашего покорного слугу писать в стиле, подумать только, не весьма ходульно-детективного, а иронично-анекдотическом. А это, на взгляд, милейших критиков совершеннейшим образом недозволительно.

Но знаете, уважаемые господа т. н. серьёзные литераторы, плодоносить скучнейшим менторским языком, сухим, как облетевший веник после неоднократного посещения парилки, мне было бы убийственно неинтересно.

В моих низкокачественных на ваш взгляд метафорах всё же намного больше жизни, чем в ваших скупых конспектах на темы морали и нравственности. Или вы готовы поспорить относительно древа жизни с классиком? Не со мной, разумеется, не напрягайте становой мускул бывалого критика.

А далее я осмелюсь поместить непосредственно текст. История, описанная ниже, случилась на самом деле. Я слышал её в изложении одного из непосредственных участников, с которым имел удовольствие общаться на курсах повышения квалификации, каковых в своё время было предостаточно в системе гражданской авиации, ещё не осквернённой зловонным дыханьем лондонского сидельца и алчностью зятя Первого Президента со знаковой фамилией, из скромности поменявшей первую букву.

Конечно же, многие моменты гиперболизированы, но в целом автор сих строк против исторической правды пойти побоялся.

Итак, давайте обратимся к фактам. А господам от литературной инфантерии строго рекомендуется аргументировать, взывая к совести читателей, отчего такая форма изложения неуместна и портит литературный вкус уважаемой публики, воспитанной на высочайшем ироничном штиле додиков и поучительности мелодрам из жизни графьёв, лордов, равно как и эльфов с гномами да гоблинами.

* * *

В незапамятные времена целиком и полностью победившего социализма в стране наблюдалось превеликое множество первоклассного социального равенства, за которое начинал бороться ещё яростный выводок люмпенов-основоположников. Равенства, основанного на власти любящих давать советы, и отсутствии возможности выбора материальных продуктов ежедневного внутрижелудочного употребления.

С одной стороны, ограничение выбора не позволяет возникновению в душах неуправляемой капиталистической зависти, но с другой – портит элитный генофонд пролетарского происхождения. Противоречие налицо, и с ним нужно что-то делать.

И тут на очередном пленуме ЦК родной до зубовного скрежета партии заметил дорогой генеральный секретарь, что народу живётся не совсем-то и весело ввиду наличия отсутствия белковой составляющей элемента питания советских граждан. А может быть, и вовсе не генеральный секретарь это заметил, а некто другой, с подачи глубоко кующих органов. Собственно, не очень сие важно для развития сюжета нашего повествования.

А существенно вот что: «в верхах» осознали – пора воплотить в жизнь мудрость, которую приписывают классикам советской литературы. Пора, стало быть, начать спасать утопающих в условиях мясного дефицита граждан, занятых укреплением оборонной мощи и техногенно-энергоёмкого изобилия, руками их же самих.

А если пора, то неплохо бы придумать название новому веянью в этом животноводческом направлении, животрепещущем в руках рулевого от публично живого Политбюро. Покумекали партийные руководители, почесали многомудрые затылки, и на свет явилась судьбоносная ПРОДОВОЛЬСТВЕННАЯ ПРОГРАММА.

И разлетелась сия программа, миллионными тиражами размноженная, по городам и весям. И рекомендовала в стилистике добровольно-колхозной манеры исполнения руководителям крупных и средних предприятий, как тяжёлой, так и не слишком, промышленности приступить к разведению живности мясной направленности и созданию овощефруктовых тепличных хозяйств закусочно-консервированного качества. А что до малых предприятий, то их директорам партийный орган верховной столичной эрекции повелевал объединяться по месту обитания и создавать всё вышеозначенное на паях.

Не миновала чаша сия и гражданскую авиацию. И взялись многочисленные авиапредприятия за освоение животноводческой науки. По всей стране в одночасье выросло огромное количество курятников, свинарников и теплиц, как правило, неподалёку от инфраструктуры аэропортов. Но это ещё не всё.

Нашлись в стране такие авиаторы-руководители, которым показалось слишком уж неблагородным делом ухаживать за хрюшками или же помогать маслянобородистым кочетам топтать несушек и наседок. Они двинулись дальше, вслед за передовыми веяньями Хью Хеффнера пустились.

Вот теперь и обратимся к истории таких последователей. Фамилии и месторасположение подразделения тогдашнего «Аэрофлота» называть не стану, чтобы не заставлять участников событий испытать чувства, коие, вполне вероятно, не доставили бы им ничего, кроме кошмарных видений.

А начиналось всё прекрасно и вполне в духе партийных конференций, славных и легендарных.

Итак, в одном авиационном предприятии не самого высокого класса, обслуживающем в основном среднемагистральные воздушные суда, был получен тот самый знаменитый пакет из столицы, в котором замполит обнаружил руководящие директивы относительно неуклонного роста благосостояния советских граждан, выраженного в калорийности мясного питания, в отдельно взятой авиационной местности.

Вот и присказке конец, кто не слушал, тот герой.

* * *

В кабинете начальника авиапредприятия небольшого областного города ЭН-ска сидели двое: хозяин роскошного по меркам социалистического присутственного места кожаного кресла, исполненного в стиле «падение морального облика Людовика XIV»; во втором человеке по ленинской искорке в глазах невооружённым взглядом можно было узнать замполита, то бишь заместителя командира по политической части.

Пакет же с ПРОДОВОЛЬСТВЕННОЙ ПРОГРАММОЙ, как это и полагается пакету, лежал. Лежал на монументальном конференц-столе, который обычно во времена проведения глобальных планёрок, называемых в гражданской, да и в любой авиации, разборами, служил полигоном для верхних конечностей локального начальства, особо приближённого к телу руководителя предприятия.

Типичный такой пакет, невзрачной партийной серости, хотя и с красной полосой, раздиагоналившей кабинет на две части: ДО и ПОСЛЕ. До начала борьбы за овеществление сельскохозяйственных свершений и после оных.

На зыбкой границе между прошлым и будущим авиапредприятия, словно на жёрдочке, теснились два боевых сокола гражданского назначения, о коих мы уже упоминали выше. Оба были взволнованы, взопревши и прекрасны собой. Не зря же говорят в народе, что фантазии о будущих деяниях зачастую красочнее самих деяний и, мало того, способны из обычного клерка невысокого полёта создать нового Наполеона… пусть только в его собственном воображении.

Ой, господа хорошие, чую, не нравятся вам кружева и рюши речений моих, на электронный носитель излитых. Понимать-то понимаю, а вот ничего поделать с собой в этой связи не имею ни малейшего желания.

А в кабинете, между тем, начинало завязываться…

– Что будем делать? – спросил замполит тревожным голосом опытного партийного оратора, вынужденного временно уйти в подполье.

– Не понял, Иваныч, – ответствовал командир отчётливой баритональной дробью бывалого хозяйственника, – то есть, как это, что? Выполнять будем изо всех партийных сил. Это же не хаханьки там какие-то, серьёзный документ. Мирового значения, кстати!

– Не нужно меня, Сергеич, за советскую власть агитировать. Всё я понимаю. А спрашиваю только, каких будем зверей разводить: свинок или курей?

– А других уже никак нельзя?

– Можно, разумеется. Никто нас в этом не ограничивает. Но я предлагаю остановить свой выбор на ком-то из списка, озвученном выше…

– Снова не понял, Иваныч… Ты о чём?

– Слушай, Сергеич, всё же ясно. Разводить коров – одни хлопоты. На них кормов не напасёшься. Сенокос, то-сё… Тебя, что ли с колхозной повинности ежегодной изжога не мучит? А ведь её никто не отменял. И своих коров кормить, и колхозных – не слишком ли?

И ещё: коров летом пасти требуется, и доить их надобно ежедневно, прежде чем забить на праздничный стол советского авиатора. Нам что теперь придётся экономистов и бухгалтеров на курсах доярок учить?

И бараны с овцами – тот же геморрой, только плюс к тому спецов по стрижке-брижке искать надобно. Шерсть, оно, конечно, дело прибыльное… Но, как представишь, в какие дебри это хозяйство может завести…

Так что, дорогой мой, душа-человек, в самый нам раз свинством озаботиться. Поросята и жрут-то всё, что ни попадя, а не траву с сеном. Будем свиней кормить отходами из столовой, а потом забьём и их самих в ту столовую на экскурсию, так сказать… хе-хе… Безотходное производство. Что может быть лучше?

Ну, не хочешь свиней… хотя странно, ты же не правоверный мусульманин, как я понимаю… Не иудей кошерный. Может быть, что-либо личное у тебя с поросятами связано? Давай тогда курями займёмся. Тут тебе и яйцо свеженькое и курятинка к Октябрьским для каждого работника… или почти для каждого.

А что, в самом-то деле, не кенгуру нам разводить или там нутрий каких… Хлопот много, а толку мало…

– Иваныч, ты не на трибуне. Умерь коммунистическую составляющую! Разверни вектор своей политизированности диалектическим концом в массы. Я и сам всё понимаю. Насчёт свиней, коров и прочего… Не о том говорю. Сейчас полстраны начнёт свинством заниматься или птицефабрики ладить… Это же несерьёзно. Наше предприятие всегда в передовиках значилось, а тут изволь с мясом свинины, как любят писать на ценниках колхозных рынков, пополнять бесконечные хрюкающие шеренги социалистической авиационной зоотехники… Несерьёзно! Неужели у тебя нет собственной гордости, уважаемый замполит?

– Эк, тебя унесло-то в поднебесные дали… Индивидуалистом быть не совсем, понимаешь, того… Смотри, не сболтни там (многозначительный указательный жест на потолок перстом соответственного толка), а то поймут неправильно. Быстро из номенклатуры изымут… и фамилию по дороге исковеркают изощрённым образом. Чем тебе свинки не пришлись или курочки?

– Хочу что-то особенное…

– Так чего уж тут и выбрать-то можно? Всё же, вроде, обсудили. Нет достойной альтернативы…

– А вот и есть. Кролики – это не только… Впрочем, оставлю славу скорняжных первопроходцев юмористам будущего.

Да, вот именно, кроликов же не всякий руководитель додумается разводить. Скажу больше, МЫ окажемся в передовиках, если кролями займёмся. Слышал же сам, наверное, будто ушастые твари невероятно плодовиты: что ни месяц, то потомство. С этаким-то товаром не составит труда завалить всех сотрудников мясом, а шкурки можно в соседний район на шапки сдавать… У них там меховая фабрика вечно с сырьём мается. А тут мы! Половину продукции поставщику полагается. Как минимум. Шапки зимние работникам… Представляешь, всё предприятие обеспечим… Да, что там предприятие, весь город, вся область скоро будет в наших ушанках зимой гулять! Кругом о нас с тобой говорить начнут. А раз говорят, то – слава, почёт и уважение. Глядишь, скоро и в министерство пригласят. В столицах, оно куда как приятней пользу державе приносить, нежели в нашем «медвежьем углу». Ну, что ты улыбаешься скептически? Неужели я неверно говорю?

– И точно, Сергеич, забыл я о кроликах-то. Только есть одно но. Читал где-то… или… нет, не читал… говорили, скорее всего, будто кролики сильно всяким болезням эпидемическим подвержены: если один заразился, скоро вся стая, как говорится, коньки отбросит.

– Так что с того. Говорят, видишь ли… Кто говорит-то? Дилетанты всякие, которые живого кролика только на картинках или по телевизору в программе «Сельский час» о передовиках пятилетки… А мы специалиста найдём. Настоящего. С большой буквы. Зоотехника с огромным опытом, который не даст заразе проникнуть в стройные ряды наших будущих подопечных.

– Вот уже и «наших»… Наши – это что-то вербальноэзотерическое, пожалуй… что-то из будущего… светлого. Не скажу, что стопроцентно коммунистического, как божится Политбюро, но… Сбился с мысли… Ну да ладно. Не о том сказать хотел.

Тут, видишь, какое дело, Сергеич, как мы того специалиста по кроликам сможем привлечь? Нам же в штат никто не позволит зоотехника ввести. Авиация, как никак, а не какой-нибудь там свечной заводик.

– Решаемо всё, Иваныч. Очень просто, кстати. У нас вакансия как раз образовалась. Именно должность твоего духовного заместителя, освобождённого секретаря комсомольской организации в виду имею. Леночка, если я не ошибаюсь, в декрет вышла с последующим увольнением. Не дёргайся так, не красней. Это не вопрос, а утверждение. Тут и осведомителей никаких не требуется, если весь аэропорт на ушах стоит и друг другу в качестве «тысячи и одной ночи» за праздничной румкой сюпа пересказывает подробности, будто у кого-то родня на ТОМ свечном заводе, канделябр им в руки…

Но, вообще говоря, дело житейское. Не переживай очень-то. Не каждый в твоём возрасте такой орёл, такой, можно сказать, кролик… Вот и параллели духовные просматриваться начали. Диалектика, понимаешь ли, как учат нас в своём творческом наследии бородатые карлы, Иваныч, не на партсобрании будут они помянуты.

Одним словом, берём мы на место твоего заместителя по комсомольской линии опытного зоотехника с кроличьим уклоном. Найди мне такого. Хоть из-под земли. Думаю, никто не откажется в авиации поработать… с нашим-то окладом жалованья. Плюс пять процентов за вредность. Работа с реактивной техникой, как никак… И то сказать, чем кроль самой репродуктивной самцовости хуже реактивного воздушного судна? Скорости, можно сказать, одного порядка… хе-хе… А ты говоришь, мол, свиней давай разводить… или там кур, каких…

Так как, Иваныч, найдёшь мне наипервейшего спеца по ушастым половым безобразникам? Или сам займёшься? Опыт-то, я чай, с Еленой Прекрасной кой-какой приобрёл? Да не тушуйся ты… Шучу я, шучу…

– Вижу, Сергеич, выбора у меня нет. Будет тебе специалист. Самый лучший. За неделю, думаю, управлюсь. Подключу свои связи в области. Хрен те кого брать не станем, только аса… своего дела мастера…

– Ты уж расстарайся, мил друг! Нам с тобой в грязь лицом никак нельзя…

* * *

Через неделю в том же кабинете сидело уже трое. Во главе стола обычным манером владычествовал командир авиапредприятия, красивый, как чёрт в скуфейке от аэрофлота, с погонами нетканой золотой сусальности. Замполит тоже чувствовал себя здесь не совсем последним человеком. Треугольник людских отношений в масштабе классовой привлекательности перезрелого социализма замыкал некто наукообразный – человек со странностями, но с виду компанейский.

О принадлежности последнего к миру гениальных до безумия учёных можно было судить по шальному взгляду красных кроличьих глаз, строгому галстуку ядовито-серого оттенка устоявшейся биологической структуры поверх объективно-колхозной косоворотки с когда-то красивой вышивкой, очкам на суровой нитке вместо заушников и острой бородке клинышком в стиле всесоюзного старосты Михаила Ивановича.

Остатки лилового синяка, располагавшегося под правым оком, ничуть не портили немного трагическую наружность изрядно пафосной внешности этого гражданина. А, впрочем, вполне, наверное, и товарища, если подходить к нему с точки зрения марксова учения, перетолмаченного доброхотами от Политбюро и Его Серейшества, виват-партайгеноссе Михаила Андреевича.

И ещё к тому подталкивало следующее обстоятельство: цвета синячных отходов, а, проще говоря, гематомы ударно-фонарного происхождения, были различимы с трудом. Они буквально терялись на сизоватом раздолье плоскодонного лица ярко выраженного пролетарского превосходства советской интеллигенции (в качестве ароматной прослойки) относительно невероятно порочного (сведения о порочности почерпнуты из утренних центральных газет) банкира из какого-нибудь «Космополитен-энивере-юнивёрсал-банка».

– Знакомься, Имярек Сергеич, это самый лучший специалист по кроликам в нашей и двух соседних областях. Зовут его Хома Филиппович Хефренов. Интеллигент во втором поколении, зоотехник от бога, полиглот от библиотеки имени Ильича. О разведении кроликов знает всё исключительно. Практически из первых рук… И полагаю, даже несколько больше возможного… – замполит был достаточно сдержан. Я бы сказал, интонация его походила на тембр речи подпольщика из группы «Молодая Италия», овод его раздери, во время конспиративной встречи.

Командир поднялся, расправил военно-воздушные плечи (раньше он летал на месте второго пилота в транспортном самолёте АН-12 одного из сосчитанных сметливыми НАТОвскими разведчиками подразделений транспортной авиации). Будто боевой петушок из сказки Александра Сергеевича, взлетел он над обыденностью производственной и молвил на удивление человеческим… и вполне человечным голосом:

– Очень приятно, Фома Хайкович, я воевода (смешок из подвздошья) здешних мест… Царь, юридическое лицо и ваш будущий работодатель. Вы в курсе, уважаемый, зачем здесь оказались?

– Мы, кагрится, завсегда способныя оценить всякия уваженьица и прочий монплезир. К нам и на ты можно обратиться. Мы же ж не ханжи какие-то… Понимаем, что к чему, стал быть… так мать родна!

– С кроликами умеете обращаться?

– А чего с ём обращаться, с кролем, понимаешь? Это ж не с пушки палить по атмосферным явлениям или же ж самолётам хвосты крутить… Такой коверкот, шкуркою навыверт ему взаправду… так мать родна!

– Хорошо, как там… вас… по батюшке? Ах, да-да, Липпович… Что? Лучше просто доктор Френ? Согласен. Пусть так. Скажите, уважаемый доктор Френ, а здоровье кроликов можно достоверно гарантировать при их разведении?

– О! Дорогой мой, Имярек Сергеич, этакую гарантию вам и Иван Петрович Павлов со своим безусловно условным рефлексом не даст. А вот подрасстараться, чтоб всё пучком было… так мать родна. Приходи кума любоваться… и всё такое… Мы, Хефреновы, способные. С нас станется… Зря, что ли, одних зоотехникумов ажник три штуки почтили своим присутствием. Будете смеяться, но таких спецов во всём белом свете нет.

Хотя, правда, был один циркач из арабского роду-племени… Но замёрз в Саратовском городу, люди сказывали, когда в гостинцу от цыган в полунеглиже возвращался… так мать родна… И нет бы, поехать ему в коммунальной кибитке с этими детьми бессарабских зачатий, неучтённых Минздравом, или на таксомоторе. Так ведь отказался от услуг сторонних. Не то поскупился, не то поиздержался. А быстрей всего, другое приключилось… Втемяшилось болезному, будтобысь он у себя в африканских саваннах разгуливать изволит. Так потом его саваном-то и прикрыли, когда на родину отправляли вместе с грузом кедровых орехов для ихнего мусульманского падишахства. Ей-бога, так и пропах Сибирью этот заполошный арапчонок, от мороза скукоженный…

Но не о том хотел соопчить уважаемому собранию.

Я ж ещё с мальцов у деда своего, Филиппа Клементича, учился, как кролей разводить. Дед тогда яму в огороде выкопал. Два на два и метр в глубину. Опустил туда пару кроличью и стал им всяких овощей подкидывать: капустный лист, репу, морковь, турнепс… комбикорма, что в колхозе плохо лежали. А этим в яме-то что – знай себе, размножайся. Скоро расплодились кролики, нор себе внутри ямы нарыли, что твои лисы. Наружу только по требованию инстинкта размножения вылезают. Благодать.

Только скоро сильно запереживал Филипп Клементич, даже слёг на пару недель. И сынок его Филипп Филиппович, наш родитель, стало быть, тоже сильно переживал. И было отчего, доложу я вам. Заразились кроли чумкой, да и передохли все. Вот тогда я и дал слово деду, что всю свою карьеру этим животным посвящу… так мать родна…

– Понятно, уважаемый. Понятно. С кроликами, получается, у вас всё нормально. А вот как с этим самым (характерный щелчок сакрального свойства по горлу в районе адамова яблока)? Не запьёте, случаем?

– Что вы, как можно-ссс (извечная холопская привычка, так свойственная потомственным интеллигентом второго поколения), эт мы только исключительно по праздникам… или с устатку. Так мать родна…

– Лады. Только смотрите у меня, доктор Френ, если запах учую… А за каждого кролика будете лично отчитываться и за его здоровье персонально отвечать. Не допустите эпидемий?

– Дак мы, это, Имярек Сергеевич, на всё согласные. Не посрамим… так мать родна!

– Всё, идите в кадры оформляться, потом в бухгалтерию. Там получите подотчётную сумму на приобретение элитных кроликов…

И работа закипела.

* * *

Минул год. Примерно год. Авиапредприятие попало, как сейчас бы сказали отвязные телеведущие разнообразных ток-шоу, на вершину сельскохозяйственных чартов министерства гражданской авиации.

В те времена у авиации ещё было своё министерство, пока догадливый харизматический премьер с афро-русской фамилией (из нынешних) не понял, что воздушным флотом в самый раз рулить капитану дальнего плавания или топ-менеджеру, хорошо знающему сетевые графики и собаку съевшему на вопросах экономии топлива. Правда, при этом снижались показатели безопасности полётов, но по сравнению с прибылью такой недостаток можно считать несущественным.