Электронная библиотека » Дмитрий Иванов » » онлайн чтение - страница 9


  • Текст добавлен: 27 мая 2015, 01:24


Автор книги: Дмитрий Иванов


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +6

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Но тут случилось непредвиденное.

Бортмеханик категорически пукнул. Негромко (соседи не услышали, несмотря на декоративность капитальных стен), но очень… ёмко. Нет, не так. Назову вещи своими подлинными именами, не прячась за псевдонимами приличий – пёрнул Филькин: вонько и со значением. Тут же вскочил. Решил загладить, так сказать, пока не ставшую явной вину. В полумраке добрался до трельяжа, взял с тумбочки красивый пузырёк… без спрея (в те времена распылитель был редкостью), но с пульверизатором в виде резиновой груши, и принялся сбрызгивать, прикрыв горлышко пальцем, окружающий атмосферный столб и свою недавно вымытую голову. Духи, за минуту другую вряд ли неприятный запах забьют стопроцентно, но всё равно эффект быть должен.

После совершённых деяний, вызванных исключительно благородством и человеколюбием, Филькин снова нырнул в постель, подозрительно принюхиваясь. Духами или иным парфюмом отчего-то не пахло. Странно, вроде бы и насморка нет. Бортмеханик включил торшер и взглянул на себя в зеркало. Увиденное привело его в состояние шока. В красивом пузырьке с пульверизатором оказалась банальная зелёнка. Зачем, для какой цели хозяйка держала Viridis nitentis[11]11
  Viridis nitentis (лат.) – Бриллиантовый зелёный (тетраэтил – 4,4-диаминотрифенилметана оксалат) – синтетический анилиновый краситель трифенилметанового ряда. Антисептическое средство; применяют в виде водных или спиртовых растворов для смазывания кожи при её заболеваниях и повреждениях. В народе – просто зелёнка.


[Закрыть]
(именно так и гласила латинская надпись на пузырьке) вместе с духами и косметическими средствами да ещё в изысканном флаконе? Думаю, объяснить можно просто. Одинокая женщина, встретившаяся на пути бортмеханика, была Дамой с большой буквы и не могла себе позволить никакого снадобья в НЕКРАСИВОЙ упаковке.

Филькину, однако, в тот момент ничего подобного в голову прийти не могло, поскольку открылась дверь. На пороге с застывшим визгом в распахнутой настежь глотке вспенивалась розовая хозяйка. Виды, которые перед ней открывались, были впечатляющие: возле трельяжа стоял обнажённый мужчина с перебинтованными лодыжками и лицом в многочисленных оспинах бриллиантово-зелёного оттенка, сливающихся в единую изумрудную лужайку близ левой щеки и кадыка. Примерно таким же оттенком были раскрашены ковёр, наволочка, занавеска, и часть некогда кремовых обоев.

Думаю, что не стоит объяснять, отчего Филькин заспешил к себе в гостиницу, даже не распрощавшись как следует с гостеприимной хозяйкой. Он снова выбрал короткий путь по дворам и через злополучную стройку. Но теперь-то уж бортмеханик знал, где его может ожидать подвох. Он тщательно обогнул место своего вчерашнего провала в битумное озеро и…

Бортмеханик был советским человеком, но не до такой степени, чтобы понять логику пролетария. В тот день на стройплощадке снова случилась неполная выработка битума, но выливать его в одно и то же место – занятие скучное…

Зеленомордый Филькин с чёрными копытами, в которые превратились его вторая пара обуви и новые брюки, произвёл на икающий от затяжного смеха экипаж неизгладимое гомерическое впечатление. Командира звена, который увидел всё великолепие бортмеханика самым первым, когда отправился перед сном в коридор покурить, только к утру пришёл в чувство. Да и то лишь после приёма контрастного душа.

– Мужики, я же тоже мужик! Правда-правда. Вы поймите… – хорохорился Филькин, когда его вновь отделяли от присохших к ногам штанин и оттирали с лица следы ушедшего в безвозвратную даль лекарственных летних лужаек.

– Ага, повезло, что зелёнка… А если бы йод… Да ещё в глаза.

Хорошо, что следующий день был выходным в учебном процессе, и за это время бортмеханик сумел подлечить дважды обожжённые ноги и дождаться, пока ему из дома передадут с оказией новые штиблеты и штаны.

Вот так порой и случается, когда судьба тебе намекает, что не стоит, мол, размениваться на мелкие грешки, а ты её не слушаешь… Да, а вы говорите, будто в одну воронку снаряд дважды не падает. Да, в общем-то, не падает. Но зато в разные ямы с битумом… и одной парой ног… Прекрасный образец доминирующего абсурда.

* * *

Доработав до лётной пенсии, Филькин не ушёл из объединённого авиаотряда. Остался продолжать, как говорят, трудовую деятельность в должности диспетчера ПДСП – место «сбора и хранения» всех «сбитых лётчиков». Но здесь ему не дали задержаться надолго после одного случая.

Вы не знаете, кто такие «сбитые лётчики»? Это те пилоты, которые ушли с лётной службы в силу разных обстоятельств: не прошли ежегодную комиссию ВЛЭК; вышли на лётную пенсию и не захотели продолжать трудиться в воздухе; остались без какого-то типа воздушного судна (его списали по причине морального и физического старения), а овладевать новыми знаниями не удосужились. По старинной аэрофлотовской традиции все эти категории лиц имели первоочередное право на занятие должностей, связанных с организацией полётов.

Впрочем, я отвлёкся.

Как-то раз вертолёт МИ-6 сел на вынужденную посадку по причине ложного срабатывания системы пожаротушения одного из двигателей. Экипаж доложил всё честь по чести при помощи радиосвязи – дескать, все живы-здоровы, присылайте техническую комиссию, чтобы разобраться, в чём причина отказа. Информация, как это и предписано рядом инструкций, дошла до диспетчера ПДСП. Нужно ли пояснять, что работал в ту смену Филькин? Думаю, нет.

Все вокруг бегают, волнуются, суетятся. Организация вылета вертолёта с комиссией на место аварийной посадки идёт полным ходом. А Филькин сидит и наблюдет. И не по своей лености или некомпетентности. Ему положено всё знать о происшествии в деталях и в случае необходимости докладывать по инстанции, чтобы руководство никого не отвлекало от организации аварийно-спасательных мероприятий. В этом задача диспетчера – в передаче информации заинтересованным лицам. Не просто так данная процедура отрегулирована – не только потому, что кому-то это в голову взбрело, когда инструкцию писали, сама жизнь научила. Недаром же говорят, что в авиации большинство инструкций кровью написано. Фигура речи, разумеется, но очень показательная.

Так вот, сидит Филькин, как говорится, в центре событий и ждёт, когда до него дойдёт очередь сказать своё «кушать подано» в разыгравшейся жизненной драме. И дошла, нужно сказать, да ещё и в самый разгар действия, когда на сцену вышел командир предприятия. Вернее, не сам вышел, а в виде собственного начальственного голоса в телефонной трубке.

Было, кажется, воскресенье. Командир с утра уехал в лес за грибами. Возвращается, а бабки во дворе на него пальцами показывают, переглядываются и шепчут при этом нечто трагическое. И доносятся до командира жуткий набор слов «разбились соколики», «мотор поломался», «…ка-а-ак вспыхнет…», «такие молодые», «им бы ещё жить». Верно говорят, земля слухами полнится. Полнится, да частенько переполняется. И за пеной сплетен теряется смысл и значение…

У командира нехорошо засосало под ложечкой, и он немедленно позвонил в аэропорт. Как думаете, кому? Разумеется, диспетчеру ПДСП, ибо тот должен аккумулировать всю информацию о происшествии. Здесь-то можно будет получить самые точные и достоверные данные.

Филькин взял трубку и ответил чётко и бодро:

– Да, происшествие. МИ-6. Подвеску сбросили аварийно. Сели в тридцати километрах от буровой. Лесотундра.

– А как там экипаж? Не нужна ли кому-то помощь? – спросил командир. Осторожно спросил, боясь произнести вслух слова о человеческих жертвах.

Филькин, исполненный гордости, что делится эксклюзивной (о, святая простота, забывшая о «сарафанном радио»!) информацией, хотел сказать что-нибудь вроде: «Всё в порядке, помощь никому не нужна», но в трубку полетела несколько другая модификация замечательной короткой фразы:

– Всё в порядке! Помощь оказывать некому!

Как говорил один киногерой, вечер перестал быть томным, а драма чуть не обратилась в трагедию: начальника тут же хватил удар, и его отвезли в больницу. Целых три недели авиапредприятие оставалось без руководителя.

Филькину посоветовали не дожидаться полного выздоровления командира и увольняться без дополнительной нервотрёпки, что, собственно, он и сделал.

* * *

Но кроме Филькина и его замечательных историй в маленьком северном аэропорту столько интересных событий случалось, что просто все сразу и не упомнить. Хотя, пожалуй, одно точно никогда не забуду. Почему именно его? Так ведь – о Филькине рассказываю. И здесь он тоже упоминается в качестве одного из главных героев, хотя в действие не участвует. Вернее, не он сам… Слушайте, сами всё поймёте.

Связан этот случай был с командиром эскадрильи. Звали его Виктор Вагулов, и работал он командиром вертолёта МИ-6. Лётчик первого класса, прошёл огонь и воду, а также и медные трубы где-то рядом с ним трубили, будто оглашенные. А ему всё нипочём. Положительный персонаж, что и говорить. Но, коль скоро, появляется герой позитивный, тут уж и его антипод где-то рядом притаился.

Итак, звали антигероя Мухтияром Махмудовым, и был он дальним родственником заместителя министра гражданской авиации. Переехал на Север по причинам, которые тут же оказались погребёнными набежавшей бумажной волной в нашем отделе кадров. Мухтияр был назначен бортрадистом в лётный отряд, где работали трудяги – вертолёты МИ-6. В те времена бортрадистов тасовали по экипажам, как карточных королей. Их, бортрадистов, в разгар северного лета, как правило, не хватало.

Махмудов сразу проявил все свои невероятные способности таким образом, что командиры орали на него в тщетных попытках выбить дурь из самоуверенного нагловатого парня, но мало что получалось.

Мухтияр абсолютно не следил за поведением вертолёта после захвата подвески. Дикие раскачивания летящей «шестёрки» из стороны в сторону ему казались обычными. Все командиры экипажей отказывались летать с новобранцем, который вёл себя, будто джигит-таксист на улицах кавказского города. Одно дело, когда ты только за себя отвечаешь, но про весь экипаж тоже не грех бы вспомнить.

Таким образом, наверное, уже стало ясно, что никто из командиров просто не желал брать себе в экипаж Махмудова под страхом смерти. Да, собственно, так оно и было. Риск оказывался велик, вероятность погибнуть в результате деятельности Мухтияра всегда была нешуточной. И вот в самый пиковый момент поры летних отпусков, когда не хватает людей, в экипаж к Вагулову поставили в наряд самозабвенного авиационного труженика Мухтияра. И в этот самый сокровенный рейс попал проверяющий. Лётчик-инструктор из министерства гражданской авиации.

Виктору никогда раньше не доводилось испытывать новенького чернявого бортрадиста. Почему? Да Вагулов же буквально недавно из длительной загранкомандировки вернулся и пропустил процесс вливания молодого специалиста в рабочий процесс предприятия. Правда, Виктор после возвращения на родину слышал в отряде разные пересуды примерно одного содержания. Но что такое для профессионального вертолётчика разговоры? Он же в себе уверен на все сто!

Взлетели над городом и взяли курс на промзону. Там, как правило, на подвеску брали обычное полевое жильё для геологов и нефтяников – балок, не какие-то там доски, которыми из-за невероятной парусности управлять трудно.

МИ-6 легко подхватил геологический вагончик, и командир Вагулов направил машину в сторону тундры. Шли на небольшой высоте, на малой скорости. И как уж там бортрадист ухитрился раскачать подвеску, что она стала управлять вертолётом, одному родственнику министра гражданской авиации ведомо. Вертолёт, многотонную «шестёрку» носило из стороны в сторону. Опытный экипаж присосался к гигиеническим пакетам, за исключением Вагулова и новобранца Мухтияра. Проверяющий инструктор оказался вне игры после того, как наполнил два пакета и упал в самом центре огромной «шестёрки», неподалёку от люка с подъёмным механизмом.

Вагулов терпел из принципа и чувства ответственности, а Махмудов по причине превосходного вестибулярного аппарата, натренированного на горных пастбищах в пору детства золотого.

Благо, мучения были не очень долгими. Через сорок минут положили подвеску в нужном месте и приземлились на площадке возле буровой. Вменяемых на борту оставалось всего два человека. Командир воздушного судна и невероятно живучий бортрадист Мухтияр Махмудов. Когда сердобольные нефтяники закончили собирать «опавший урюк» и отнесли весь урожай в свой лагерь, командир «шестёрки» на подгибающихся ногах с трудом вывалился на бетонку и попытался прикурить дрожащей, будто мышиный хвост, рукой. Его основательно, по-североморски, мутило, и он с трудом представлял себе, как удалось-таки посадить вертолёт, предварительно доставив подвеску по указанному адресу.

Настолько непрофессиональной работы с грузом Вагулов в своей не столь уж короткой командирской жизни не встречал. Но он смог выдержать такой удар судьбы, судьбы в лице заместителя министра гражданской авиации, приславшего на север смертоубийственного бортрадиста из числа дальних родственников по аулу.

И списывать Мухтияра с лётной работы пытались, да разве против высокого должностного лица попрёшь, когда тот открытым текстом заявляет, что не даст в обиду «перспективных молодых специалистов из маленькой южной республики, подвергающихся гонениям лишь только потому, что за них некому заступиться». Отменное лицемерие – первый признак политиков и восточных набобов. Не так ли?

Вагулов слышал, что каждый второй полёт с подвеской и участием Мухтияра, заканчивался либо аварийным сбросом груза, либо предпосылкой к лётному происшествию. Теперь появилась возможность убедиться в справедливости слухов на личном опыте. Командир почувствовал, что буквально несколько минут назад родился вновь. Лишь опыт и мастерство не позволили разбиться на подлёте к буровой и при этом доставить подвешенный груз до цели без каких-либо повреждений.

Между тем, из кабины выполз бледный, как «Бленд-а-мед», проверяющий, который пытался метать молнии и громы в сторону улыбающегося Мухтияра. Министерский делал вид, что топает ногами, грозился наказать, снять с лётной работы и ещё много чего оборвать лишнего из конечностей бортрадиста. Выглядело это действо не слишком убедительно, поскольку аморфность обезвоженного недавней рвотой тела не способствовала высокому накалу страстей.

Вагулов переживал случившееся молча. Он с трудом прикурил с третьей попытки – так трусились руки – и, начав приходить в себя, пошёл в сторону буровой. Сигарета показалась ему какой-то невероятно целебной и возбуждающей. Особенно хороша была первая затяжка. Вкус второй не дал толком распознать милейший Мухтияр. Он, весело насвистывая что-то из репертуара Бюль-Бюль-Оглы, дурашливо скакал по бетону площадки. Потом нагнал Вагулова и, хлопнув заслуженного командира по плечу, сказал незабываемую фразу, которая вскоре стала крылатой в, и без того не обделённом подъёмной силой, лётном отряде. Фраза была такая:

– Витя, я теперь только с тобой летать буду. Остальные все нервные!

Вагулов не смог оценить по достоинству откровений бортрадиста, он просто обернулся и ответил неожиданно:

– Жопа!

– Что-что? – не понял Мухтияр.

– Филькина задница – вот что!

А потом командир ещё примерно с километр преследовал славного бортрадиста по направлению к центру тундры, подгоняя подвернувшейся под руку арматурой. Сначала по бетону вертолётной площадки, потом по грунтовой насыпной дороге, ведущей к буровой вышке, а потом уже и по необустроенному болоту. Издали эта картина напоминала почти неизвестное в художественных кругах батальное полотно кисти передвижника Верещагина «Хасбулат удалой охотится на диких козлов в окрестностях города Арзрум».

К чести авиационного братства доложу вам, что никто из участников вышеозначенного авиационного кросса не только не погиб, но и даже не все из них успели замочить ноги. Правда, Махмудову пришлось учиться плавать в болотной жиже, но исключительно в одиночку. Без тренера и консультанта по дайвингу.

Кое-кто из свидетелей замечательной гонки в тундре утверждает, будто при купании бортмеханика в водах Заполярного Иордана над поверхностью болота то и дело виднелись чьи-то обнажённые ягодицы, напоминающие известную излучину реки. Филькина задница, не иначе! Но я в это совпадение не верю и вам не советую – мы же не мистики, а вполне адекватные реалисты, правда?

Немного погодя, когда бортрадист всплыл на поверхность, подёрнутую лёгкой нефтяной плёнкой, Виктору Вагулову попытались было поставить на вид. Но тут дальний родственник заместителя министра умчался делить социалистическую собственность, нажитую непосильным трудом негоцианта кем-то из сродников. В милой сердцу аул сквозанул, прислав позднее заявление «по собственному желанию» и просьбу переслать трудовую книжку куда-то в сторону Блистательной Порты. Все обвинения в человеконенавистничестве были сняты с Вагулова сами собой. А бывший бортрадист Махмудов теперь несёт огромную подвеску над собственной, дорогой ему родиной. Собственно, личные амбиции несёт на подвеске. Как бы не уронил!

Впрочем, что это я? Слышал же от верного человека уже через двадцать лет после описываемых событий, что выбрали Мухтияра главой какой-то администрации, а потом отозвали, конца положенного срока не дожидаясь. Изгнали, стало быть, с позором.

Флюиды речной излучины с редкой красоты названием – Филькина Задница, – видать, и здесь нашалили.


Примечание от автора: все описанные в рассказе события подлинные, все герои вымышленные. Названия населённых пунктов изменены, но отношение автора ко всему происходящему в этом рассказе неизменно оптимистично.

11. Притча о фортуне

(цыганское счастье)

Станислав Петрович Портупеев благодушествовал. Сегодня ему всё удавалось, как говорится «с полпинка». И это замечательное обстоятельство делало звукооператора популярной группы «Лесоподвал» невероятно разговорчивым. Он привлёк перекуривающих музыкантов вежливым покашливанием – будто бы в нейтральное пространство – и начал глаголить в нём так, как привык – с некоего вступления, которое изладился называть мудрёным словом «преамбула».

– Былинники плечистые ведут рассказ, – пошутил Сеня Плесняков, страдающий синдромом неизбежного фьючерсного похмелья – сегодня вечером предстояло посещение вечеринки, посвящённой очередному совершеннолетию вечно юной звезды со странным сценическим псевдонимом Пневмония.

Идти на гламурную пьянку Сене не хотелось, но тусовочный этикет не позволял манкировать обязанностями популярного вокалиста. К тому же, на банкете предполагалось присутствие телевизионщиков, а от такого случая бесплатно пролезть на экраны грешно отказываться.

– Я-то хоть и былинник, но цену своему слову знаю, – в интонации Портупеева не было раздражения, ибо привык он к насмешливо-ироничному отношению, касающемуся его велеречивости. – Я же не Катя Клубничникова, которая совершила сексуальную косметическую операцию на рабочих губах народного избранника и ушла в депутаты, расплатившись парой сладких минетов с банкующими олигархами за политическую поддержку. В моих рассказах больше правды и крепости, чем у Горького. Просьба, не путать последнего – он писатель пролетарский, а не ординарный портвейн – с названием некоторых алкогольных напитков.

Плесняков мысленно плюнул на своё завтрашнее разобранное состояние и подсел поближе к Портупееву. «Чтобы лучше тебя слышать, дитя моё», – сопроводил он свои действия классической сказочной фразой. Не вслух, разумеется, только лишь умозрительно, ибо Портупеев мог в ответ так съязвить, что пришлось бы снова лезть в интернетовскую поисковую систему за разъяснением нюансов. Большой затейник Станислав Петрович, когда дело касается терминологии, если его привести в состояние лёгкой раздражительности.

Ударник Драмсов вынырнул из сна с фрагментами кроссворда, а две взбитые силиконовыми сливками бэк-дамы перестали распеваться на мотив бетховенской колыбельной[12]12
  Имеется в виду соч. 52 № 7 (фр. Marmotte) – классическая песня «Сурок» Людвига ванн Бетховена на стихи И. В. Гёте


[Закрыть]
, искажая классические слова Гёте до неузнаваемости.

 
По всем тусовкам я пошла,
И мой чувак со мною,
Ах, как я счастлива была —
Гламур и всё такое!
 

Тем временем, бас-гитарист Ассодулло Терентьев уже бросил терзать ни в чём неповинный инструмент психоделическими изысками в стилистике раннего панк-рока – сексуальные пистолеты[13]13
  Имеется в ввиду панк-рок группа «Sex pistols»


[Закрыть]
и прочие поцелуи[14]14
  Имеется в ввиду панк-рок группа «Kiss»


[Закрыть]
, дело обычное. В результате на студию выпала музыкальная тишина, отчего соло-гитарист Фиников приободрился, освободил свои слуховые органы от берушей, дзенькнул малозначительным аккордом по образовавшейся пустоте и тоже потянулся к звукооператору.

– Как вы, наверное, помните, – начал рассказ Портупеев, – довольно долгое время мне довелось работать в авиации одного северного города. О том, что в тех краях народ совершенно особенный – чистый помыслами, открытый для общения – внимание ваше акцентировать не стану. Это уже стало притчей… вот именно – во языцех и эпосе народов Приполярья. Разговор не о том. Необычные люди меня всегда привлекали. Об одном из таких стану речь держать.

Звали моего героя Валентин Фортуна. Да вот – фамилия такая. Не псевдоним, не прозвище, а самая настоящая фамилия. И биография под стать. Не какой-нибудь член совета директоров: родился, наворовал, сел, вышел, снова наворовал, был избран, вознёсся. Это лётчик, пришедший в авиацию прямиком из цыганского кочевья.

В раннем детстве Валька жил с мамой и её мужем, а для него самого – отчимом, где-то в Молдавии. Частенько пропадал с пацанами в лесу или на рыбалке. Однажды мимо деревни, где жил Фортуна, кочевал цыганский табор. Мальчишка увязался за ним, привлечённый весёлой детской многоголосицей, кострами, вспарывающими глубокую синеву бессарабской ночи, музыкой, песней и танцами. Парнишку никто из лагеря не гнал. Наоборот, его пригрели и определили в одну из кибиток на постой и довольствие. О том, чтобы вернуться и доставить Вальку домой, речи не было. Да он и сам не хотел. Жажда приключений заставила парня в один миг позабыть маму и вечно пьяного отчима, по-видимому, сапожника.

Два года без малого кочевал Фортуна с табором, летом спал в душистой траве, накрывшись попоной; зимой – в кибитке в зарослях домотканых накидок и ковров среди прочей детворы. Спали вповалку, чтоб не мёрзнуть, и мальчишки, и девчонки. Там Валька впервые познал женскую ласку развитой не по годам цыганской девушки по имени Джаелл (что в переводе означает – дикая коза).

Фортуну обучили показывать карточные фокусы. И теперь он на базарах, рынках, ярмарках, вокзалах отвлекал своим мастерством внимание добропорядочных граждан от того криминального обстоятельства, что их потихоньку ощупывают и «общипывают» два проворных пацана Яшка Шорох и Баро Шкет на предмет не очень глубоко затыренных портмоне, кошельков и нычек. Ещё Валька иногда ассистировал цыганским женщинам, которые заморачивали свою жертву настолько, что та сама отдавала последние деньги. Гипнозом Фортуна не владел, но догадывался, что его монотонные пассы с картами тоже играют свою роль в общем процессе одурманивания «клиента».

Однако всему хорошему когда-нибудь приходит конец. Закончились и Валькины странствия. В одном из посёлков дотошный участковый обратил внимание на белобрысого парня, обладающего цыганскими повадками, но на цыгана не похожего. В увесистой папке с информацией о тех, кто был объявлен во всесоюзный розыск, ему удалось обнаружить фотографию, с которой на него смотрел тот самый мальчишка, что показывал карточные фокусы на местном рынке.

Фортуна, отконвоированный «по этапу» на милицейском ГАЗике, оказался в материнской хате. Отчим куда-то сгинул: не то пропал во время очередного запоя, не то сбежал за длинным рублём куда-то в Сибирь. Валька неделю подёргался, порываясь сбежать из дома, а потом выпал снег, и парень успокоился – далеко ли уйдёшь из дому в дырявых ботинках.

В школу Фортуну определили на два класса ниже, чем ему полагалось по возрасту, но он на удивление легко воспринимал учебную программу, и уже через год догнал своих сверстников, которые по таборам не шлялись, а учились, как и положено советским детям – правда, без особого желания. Валентин же, наоборот, впитывал в себя знания легко и задорно. Весёлые путешествия с цыганами будто бы пробудили в нём скрытые возможности.

Так или иначе, Фортуна, получив в положенное время аттестат зрелости, поступил в лётное училище, где не затерялся на общем фоне – стал одним из лучших. Потом последовало распределение на Север, несколько лет работы лётчиком на самолёте АН-2 в сельхозавиации, а потом Валентин переучился и попал в один из лучших экипажей лётного отряда вторым пилотом на вертолёт МИ-6.

Всякое с Валентином происходило в годы освоения нефтегазоносных районов нашего Европейского Севера. И грустное, и весёлое. Расскажу вам лишь то, что вспомню… да и то с чужих слов. Мне по роду своей деятельности с лётчиками часто общаться не доводилось, поэтому доверюсь свидетельским показаниям очевидцев, благо – они мне повода усомниться в истинности своих рассказов не давали.

Занесло однажды Фортуну в Воркуту, это ещё в самом начале его лётной карьеры было. Не то, чтобы по служебной надобности занесло. Нет. Просто так на выходные приехал он в Заполярье, чтоб своего закадычного дружка Серёгу встретить, пообщаться. С ним, Серёгой этим, Валентин ещё в лётном училище очень близко приятельствовал. А потом судьба в лице государственной комиссии по распределению молодых специалистов развела их в разные города. И ведь буквально рядом по северным понятиям работают – два лаптя по карте всего-то, – но ни разу после обильных возлияний на выпускном банкете приятели не встречались. Непорядок это, каждый сообразит. И даже не лётчик.

Дружок Серёга сразу по местам заповедным провёз Фортуну. Хоть и невелика Воркута по столичным меркам, но тоже не какой-нибудь захудалый посёлок городского типа, носящий имя героя Гражданской войны из второго ряда востребованности. Тут тебе и кинотеатры, и театр профессиональный, и пивом можно разжиться, если в очереди постоять не поленишься.

А закончилось всё в ресторане «Москва» на площади Металлистов, где цены на столичный салат были дороже даже, чем в Москве на строганину по-воркутински. Но Валентина и его друга не могли остановить подобные мелочи, если уж вечер удался, а часы, они же – хронометры, вместо времени показывали что-то отдалённо напоминавшее «полный вперёд» в бархатистой огранке первородного алкогольного шлейфа.

Познакомились с девушками, позднее с ними же пересеклись в более интимной обстановке, но не стали останавливаться на достигнутом. В результате этого скромного по меркам мировой революции события друзья проснулись в камере предварительного заключения местного райотдела доблестных органов правопорядка.

Рассветная осенняя дымка не успела обозначить свой бледно-арбузный прикус на мелкой карликовой растительности, пришедшей в негодное для производства хлорофилла состояние, а приятель Фортуны уже был доставлен пред светлые очи старшего по званию, заступившего на дежурство.

История с монастырём XI-го века, разрушенного по ошибке ещё задолго до героя фильма «Кавказская пленница», повторилась. Оказалось, что накануне друзья демонстративно мочились с третьего этажа недостроенного здания в софитах башенного крана, после чего оказали незначительное сопротивление милиции, от которого не сумели позднее отказаться по причине того, что производящий задержание сержант Свидригайло смог предоставить в качестве доказательства покушения на членовредительства пару пуговиц с гербом СССР, вырванных «с мясом», и укушенный за вторую сержантскую полоску погон. Золотая нитка принялась распускаться и свесилась пострадавшему на плечо, делая его вид несчастным и обездоленным.

Приговор об административной ответственности настиг лётчиков врасплох, хотя им вполне светил и мелкий уголовный срок. Впрочем, нравы той поры в шахтёрской столице Заполярья были достаточно просты, и на такую мелкую шалость, как «нанесение лёгких телесных» там реагировали совсем иначе, чем, скажем, в Мелитополе. Мало этого, начальник отделения милиции оказался большим шутником – он направил друзей отбывать честно заработанные пятнадцать суток на территорию авиапредприятия, где они должны были очищать охраняемую территорию под надзором местного работника ВОХР. Выяснил личности задержанных и решил повеселить не только себя.

Стыдобища-то… а если увидят, если узнают? Серёга, приятель Фортуны, отпросился у охранника и побежал к командиру лётного отряда – разруливать ситуацию.

Благо, в наряде на выполнение полёта он в тот день не стоял. Командир, как водится у асов северного неба, обложил молодого пилота километровым загибом имени штурмана Забубукина, поорал недолго – минут десять, может быть, с половиной – а потом позвонил в милицию. Вскоре вопрос разрешился к всеобщей пользе. Лётчика отпустили под честное слово, командир отряда получил в руки компромат, которым сумел бы воспользоваться в случае необходимости, а дежурному капитану МВД была обещана халявная рыбалка с доставкой к заповедной реке винтокрылым транспортом.

Да, всё это прекрасно, но оставался ещё Фортуна – невольный узник совести и собственной необуздываемой в состоянии алкогольной интоксикации гордыни. Командир лётного отряда, внимая просьбам подчинённого, замолвил словечко и за Валентина. Потом отправился вместе с опальным пилотом с дружественной миссией Красного Креста на обустраиваемый участок аэродрома.

Они ожидали увидеть закоренелого грешника, в похмельном поте измученного сушняком лица работающего лопатой… в крайнем случае, граблями. Но не тут-то было. Фортуна в величественной позе Генриха VIII, недавно предавшего палачу свою вторую супругу, Анну Болейн, возвышался со штабеля досок. Охранник же бегал вокруг, собирая мусор в одну большую кучу из большого числа маленьких. Без удовольствия, но с чувством долга.

– Ни хрена себе! – удивился командир лётного отряда. – А это что за зверь?

– Это Фортуна…

– Сам вижу, что не хрен собачий. А чего наш вохрюк так скачет истово, будто норму по трудодням не успел к майским выполнить?

– Так ведь он мне в карты проиграл, – невозмутимо пояснил Валентин.

– Мухлевал, небось? – улыбнулся командир. – Видать, мастеровитый… И в храп[15]15
  Храп – азартная карточная игра, придуманная лётчиками Заполярья


[Закрыть]
, наверное, умеешь?

– Как можно? Ничуть не мухлевал. Я просто все карты насквозь… Ещё с табора… В храп тоже недавно научили…

– Валерий Палыч, с ним лучше того… нельзя на деньги. Любого облапошит…

– Фартовый у тебя дружок, Серёга. Как фамилия? Надо бы запомнить…

– Валька… Валентин Фортуна…

– Нет, ты не понял. Не о прозвище речь. Я фамилию спросил.

– Так это и есть фамилия. Фортуна.

– Ну-у-у… надо же… Какая тут может быть милиция с её глупыми исправработами, если САМ Фортуна банкует! Ну что, сынки, теперь быстро ко мне. Похмелю. Но смотрите… Это первый и последний раз. Любой промах Серёга, и слетишь с лётной работы, будто падший ангел с Синая. И тебе… Фортуна – тот же совет. Думаю услышать ещё о твоих подвигах… но только позитивное.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации