Текст книги "Тактики диспута. Когнитивно-поведенческий подход"

Социальные философы вроде М. Фуко делают отсюда далеко идущий вывод: общество провозглашает усредненность или даже посредственность своим идеалом. Мы не будем заходить так далеко и укажем лишь на психологические следствия широкой распространенности в речи этого понятия (а оно распространено чрезвычайно широко, в чем может убедиться читатель, последив даже за своей речью).

Если отличия, то есть одну из крайностей на шкале нормального распределения, считать достойными порицания, подвергнуть себя самостигматизации сможет буквально каждый. К слову, здесь же спрятана и логическая ловушка: любой человек может объявить себя «ненормальным», так как не может иметь все свои умения, привычки и качества посередине шкалы. Это как раз было бы «ненормально». «Нормально» было бы иметь некоторое количество отклонений. Но это совсем не обязательно «хорошо».

Слишком сложная задача – отказаться от столь основательно въевшегося в наш язык и культуру термина. Он давно уже укоренился в повседневности:

– Как дела?

– Нормально.

Мы не отучим ни себя, ни клиента им пользоваться. Но часто это и не нужно; можно играть по правилам самого термина:

К: Это ненормально, что у меня нет интересов и удовольствия!

П: Но для депрессии это и есть норма. Пока у вас депрессия – так и будет. А вы требуете от себя ненормального – иметь депрессию и ощущать полноту жизни.

* * *

П: Ну что ж, это ваша индивидуальная норма – не желать общения с людьми.

Особенно полезен метод прояснения неопределенных терминов при оспаривании негативных глубинных убеждений.

К: Я неполноценный.

П: Вы знаете, что мы можем оспорить это утверждение с разных сторон. Мы уже этим занимались на предыдущих сессиях. Сегодня я предлагаю посмотреть на этот термин с позиций аналитической философии. Слово «полноценный» используют в обыденном языке, когда говорят о чем-то с нормальной, достаточной ценностью. О том, что отвечает каким-то требованиям. Обычно так говорят о предметах, о том, что можно купить, или о том, что несет какую-то практическую пользу. Не выходит ли так, что вы переносите это слово из одной области в другую и неправильное использование языка создает вам проблему?

Гипотеза лингвистической относительности и теория эмоционального конструирования Л. Баррет

Несколько в стороне от аналитической традиции находится гипотеза лингвистической относительности Сепира – Уорфа (выросшая в США, но вдохновленная европейскими идеями социального конструктивизма).

Лингвистическая относительность предполагает, что язык определяет наше мышление. Мы не можем смотреть на вещи без того, чтобы не структурировать их в понятиях. Понятия же заданы языком. Мы необходимо детерминированы рамками языка, язык концептуализирует мир и тем самым его ограничивает. Язык в конечном счете определяет то, как мы смотрим на мир.

К примеру, в некоторых языках нет числительных. Их заменяют ровно два понятия – «мало» и «много». Эксперименты показывают, что носитель такого языка (а именно – народ пирахо) действительно может показать, какая кучка камней больше или меньше, но вот восстановить по памяти количество камней он уже не сможет [3].

Другой пример: люди племени гуугу йимитхирр из Австралии не имеют понятий «справа» и «слева». Вместо этого они используют ссылку на стороны света. Если попросить их накрыть стол и положить вилки справа от тарелок, у них возникают проблемы.

Из этого и ряда других свидетельств некоторые исследователи делают довольно широкое заключение, что разные языки приводят к кардинальным различиям в мироощущении. Не учит ли немецкий, где отрицание ставится в конце предложения, сдержанности? Видят ли эскимосы больше различий в окружающем их пейзаже за счет того, что имеют больше слов для объекта «снег»? Как носители языка, где для обозначения цветов есть всего два слова (холодный и теплый), воспринимают цветовую палитру? Последний вопрос был изучен экспериментально [19], и было выяснено, что любой человек независимо от того, есть ли у него соответствующее понятие, способен различать всю цветовую гамму. Противники гипотезы лингвистической относительности сочли этот эксперимент за ее опровержение, однако один факт остается неоспоримым: если нет понятия, обозначающего, например, голубой цвет, то и общаться с другими людьми на эту тему не получится. Сложнее будет сфокусировать на «голубом» внимание.

Та же идея, но уже в психологии, развивается американской исследовательницей Л. Баррет. Наш язык конструирует в том числе наши эмоции! Нет никаких «базовых», «животных» эмоций. Все они заданы культурой.

Известно, что у разных народностей есть различия в том, как принято выражать эмоции. Но, может быть, они не только по-разному их выражают, но и чувствуют по-разному? Может быть, это разные эмоции?

В этом смысле интересно труднопереводимое на другие языки русское слово «тоска», означающее сожаление о прошлом, грусть по поводу будущего, скуку или тягу к предмету любви. Чувствует ли человек, не знакомый с этим понятием, тоску так же, как и мы, читающие эти строки? Или он не развил в себе соответствующий навык и потому может грустить, испытывать печаль или меланхолию, но никогда – тоску?

Более того, эмоции по-разному интерпретируются людьми – в основном в зависимости от контекста. Эмоции, как считает Л. Баррет, не имеют ясных и определенных проявлений в теле и, что хуже всего для сторонников классической теории эмоций (например, П. Экмана и К. Изарда), соответствующих участков в мозге, которые бы за них отвечали. Некие усредненные паттерны есть и для мимики, и для языка тела, и для нейронной активности, но фактически отдельный человек, субъективно испытывающий, например, «страх», может показывать и лицом, и телом, и мозгом на (ф)МРТ то, что нами обычно интерпретируется как «удивление». Различий больше, чем сходств.

Чем эти различия задаются? Культурой, то есть принятыми в конкретном обществе стандартами реагирования на определенные ситуации. И, конечно, языком: мы структурируем свою изначально неопределенную и хаотичную эмоциональную жизнь через понятия. Что, если этих понятий недостаточно либо человек не умеет их применять к себе? По Л. Баррет, прямым следствием будет алекситимия, при которой человек имеет приблизительно два аффекта – хороший и плохой. Соответственно, терапевтическая стратегия для таких людей – повышать детализированность эмоций через обучение новым понятиям и уточнение существующих.

К: Меня снова не взяли на работу. Я недовольна.

П: «Недовольна» – достаточно недифференцированная эмоция. Давайте попробуем уточнить, что именно вы сейчас чувствуете.

К: Я чувствую тяжесть в теле и желание заплакать. Я точно знаю, что это грусть. Не очень сильная, но и не слабая. Наверное, это разочарование в себе.

П: Что-то еще? Можете заглянуть в список эмоций.

К: Неприязнь к HR-менеджеру. И досада. Впрочем, еще и любопытство. Интересно, что меня ждет дальше?

Чем эти идеи могут быть полезны еще? Мы можем культивировать свои позитивные эмоции, научившись схватывать в понятиях их оттенки. Вот неполный смысл терминов, имеющих отношение к удовольствию: радость, благодарность, интерес, любопытство, безмятежность, надежда, любовь, нежность, теплота, сочувствие, симпатия, уважение, очарование, блаженство, экстаз, безопасность, доверие, вдохновение, трепет. И это только в русском языке! Другие языки могут подарить нам еще больше слов для обозначения удовольствия и, соответственно, по теории конструирования эмоций, больше самого удовольствия. К примеру, голландское слово gezelligheid – «уют», «праздничность и веселье в окружении друзей». Возможно, этого уюта станет больше, если мы начнем чаще его замечать.

Некоторых терминов в нашем языке явно не хватает. К примеру, при депрессии клиент может жаловаться на ощущение «усталости». Но та же ли самая эта усталость, что возникает после спортзала? Или активной умственной работы? Депрессивная «усталость» приходит скорее при отсутствии деятельности, а не вследствие ее избытка. И проверенный способ ее преодолеть – начать что-то делать. Клиент, однако, смешивает термины и выбирает противоположную стратегию: устал – отдохни. Но отдохнуть от такой усталости не получится. Отдых только усугубит состояние. Специального же слова, означающего чувство тяжести в теле вследствие грусти, в нашем языке нет. Так ловушки языка могут усилить депрессию!

Мы свободны в том, как концептуализировать свое эмоциональное состояние:

К: Я злюсь! Я не должен злиться.

П: Почему злиться нельзя?

К: Все же хотят избавиться от злости. Это плохое чувство.

П: Давайте посмотрим на эту эмоцию как на конструкт, который вы создаете при взгляде на свои неопределенные внутренние ощущения в зависимости от контекста. Как вы понимаете, что это злость?

К: У меня часто бьется сердце, я хочу топать ногами и я думаю о том, как он плохо поступил.

П: Если бы вы чувствовали учащенное сердцебиение и топали ногами, к каким еще эмоциям можно было бы отнести это состояние?

К: Наверно, к радости. Трепет, восторг.

П: Так чем плохи эти ощущения сами по себе?

К: Кажется, ничем.

П: При наличии некоторого навыка можно выбирать, как назвать свое внутреннее состояние. Вы можете интерпретировать все эти сами по себе нейтральные ощущения в теле по-разному.

Если клиент имеет привычку занижать, обесценивать (в случае с депрессивным клиентом, наоборот, преувеличивать) свои эмоции в языке, можно предложить описать свое эмоциональное состояние более точно. Не «встреча прошла неплохо», а «встреча прошла хорошо». Не «это было ужасно», а «это было неприятно».

Точно то же верно и для преувеличения эмоций:

К: Я очень, очень тревожусь, когда сажусь за руль! Я боюсь испытывать эти чувства вновь.

П: Насколько выражена ваша тревога от 1 до 10?

К: Наверное, на 3–3,5.

П: Но можно ли назвать это состояние сильной тревогой? Может быть, подойдет термин «обеспокоенность»?

К: Да, пожалуй.

П: Что страшнее звучит: «я боюсь испытывать сильную тревогу» или «я боюсь своей обеспокоенности»?

К: Второе даже как-то нелепо. Да, наверное, не стоит ее бояться.

Следует, однако, помнить, что взгляд на эмоции как на социальные конструкты – всего лишь одна из теорий, и ее вряд ли можно назвать господствующей в современной психологической науке. Социальный конструктивизм, исходящий из локковской идеи, что человек при рождении есть tabula rasa, «чистая доска», на которой общество затем делает свой узор, разом отметает все данные из области генетики. Определенно, такой подход является слишком резким и категоричным.

Континентальная философия. Нарратив, деконструкция бинарных оппозиций, дискурс

Континентальная философия пошла по несколько иному пути. Трудно охарактеризовать ее как некое целое, но цели нашей работы позволяют допустить некоторое упрощение: за центральные идеи в контексте нашей проблемы мы возьмем концепцию нарратива, критику логоцентризма Ж. Деррида и проблему дискурса.

Европейская мысль лишена той сухой схоластической точности, что присуща мысли аналитической. Построения континентальной философии широки, размашисты, менее скрупулезны, зато куда более красивы и поэтичны. Несколько таких самобытных идей мы попробуем адаптировать к КПТ-практике.

Нарративная психотерапия

Когнитивно-поведенческая терапия – подход, располагающий к детализации. Большинство техник направлено на то, чтобы выхватить отдельную мысль, отдельное убеждение и направить на него критический взгляд. Это позволяет наносить «точечные» воздействия на дезадаптивное мышление клиента, но иногда все убеждения клиента столь тесно между собой переплетены, что хирургическая работа невозможна и требуются иные средства. Одним из примеров такой «работы по площадям» является нарративная терапия (М. Уайт, Д. Эпстон). Суть ее в том, чтобы выслушать нарратив клиента – его рассказ о событиях, и вместе с ним этот рассказ переписать. Напоминает ту же когнитивную реструктуризацию в КПТ, но строится на чуть иных теоретических основаниях.

Наррати́в (англ. и фр. narrative, лат. narrare – «рассказывать, повествовать») – рассказ о серии логически и хронологически связанных событий, которые совершаются или проживаются действующими лицами. Ключевые особенности нарратива в отличие от иных речевых актов:

• события связываются рассказчиком в некую последовательность, в нарративе можно проследить внутреннюю логику;

• события вносят некоторый дисбаланс в состояние рассказчика, они ценностно окрашены для него, потому он описывает их сквозь призму некоторого напряжения, конфликта [11].

Суть нарративной психотерапии в том, чтобы представить клиенту его проблему как его способ рассказывания о проблеме. Это позволяет добиться сразу множества целей:

• дистанцирование от своих проблем. Если сосредоточиться не на самих тягостных переживаниях, а на том, как строится рассказ о ситуации, которая эти переживания вызвала, – снижается степень вовлеченности в тяжелые переживания;

• смещается локус контроля извне вовнутрь. Клиент понимает, что нарратив о проблеме создает он сам, а значит, он сам же ответственен за эмоции, которые возникают при его рассказе;

• появляется возможность найти скрытые выгоды. За нарративом может стоять определенная цель – вызвать те или иные чувства, то или иное отношение к событиям. Знание об этой цели позволит выяснить и плюсы, которые надеется извлечь клиент от рассказа о своей ситуации именно таким способом.

Одну и ту же историю можно рассказать как трагедию, как анекдот, как поучительную, как развлекательную. Возьмем одну и ту же ситуацию – «отец бил меня в детстве ремнем» – и посмотрим, какими средствами можно достичь возникновения у слушателя определенного отношения к ситуации.

• «Мне было всего шесть, и он, безработный, приходил с пьянки. Я играл после школы в приставку, и огромная туша, дыша перегаром, начинала меня лупить. Я ничего не мог с этим поделать».

Выразительные средства, которые используются в этом нарративе, подчеркивают бессилие рассказчика и негативный образ отца. Он не использовал ни одного слова или фразы, которые описывали бы его отношение к ситуации прямо (например, «ненавижу его», «мне отвратительно вспоминать об этом»), но активно подталкивает к тому, чтобы у слушателя выработался к ситуации нужный ему взгляд: в нашем примере на эту цель работают антитезы «мне всего шесть», а он «огромная туша», я «после школы», а он «безработный», я «играю в приставку», а он «после пьянки дышит перегаром». Клиент нигде не соврал и даже не исказил факты, но подал их под таким углом и в такой последовательности, что явно нацелен на получение сочувствия от слушателя.

• «Старый мудак распускал временами руки. Помню, когда мне было шесть, он избил меня пьяный ремнем. Тогда я не очень понял, за что – я спокойно играл в приставку, а он, безработный алкаш, ворвался в комнату. Наверное, он просто идиот. Да, не повезло мне с папашей, но ничего страшного, у многих детство было еще похуже моего. Главное, бил не с вертушки».

Тон этого рассказа будто бы располагает слушателя к тому, чтобы показать – мне было нелегко, но я справился. Это достигается за счет использования покровительственно-презрительных ругательств и шуточного сравнения в конце.

• «Отец бил меня в детстве. Один случай запомнился мне больше остальных: мне было шесть, я занимался своими делами, ко мне в комнату ворвался отец, он был пьян и несколько раз ударил меня ремнем. Сказалось ли это на моей психике? Не знаю. Наверное, теперь я не люблю пьяных мужчин».

Последний текст сух – в нем почти нет выразительных средств. Простое перечисление фактов, будто бы без эмоций (при рассказе голосом роль играет, конечно же, интонация) – вероятно, рассказчик хочет показать слушателю, что он принял свой жизненный опыт.

Сходство нарративной психотерапии и КПТ мы видим в том, что акцент делается на изменение компонента B – личных убеждений клиента. Но в первой, однако, совсем игнорируется компонент C – нет конкретных техник, направленных на изменение реакций и копинг-стратегий. Тем не менее описанный выше инструмент применим в КПТ: можно попросить клиента рассказать свой нарратив в другом жанре. Сделать это можно с помощью следующих формулировок.

«Какие эмоции, как вы думаете, должен вызвать ваш рассказ у слушателя?.. Когда вы рассказываете это самому себе, ваше настроение улучшается? Может быть, попробуете посмотреть на эту ситуацию иначе: как на нейтральный набор фактов, как на поучительную историю, как на анекдот? Выбирайте, что вам больше нравится. Вы вправе испытывать любые эмоции от историй, которые рассказываете себе и другим о своей жизни, здесь нет никаких ограничений. А я помогу вам найти нужные выразительные средства (хотя бы из школьного курса русского языка) для достижения нужного эффекта».

«Пока вы рассказывали эту историю, вы рассказывали ее как роман-катастрофу. Попробуйте рассказать ее так, будто сдаете отчет в налоговую».

Можно предложить клиенту написать себе письмо, где он описывал бы нарратив иначе. Уместно вспомнить подход CFT: это может быть сочувственное, сострадательное письмо.

Бинарные оппозиции

Это понятие ввел лингвист Н.С. Трубецкой, дословный перевод слова binarius – «двойной», а оппозиция – «противопоставление». И вот что получается: бинарные оппозиции – это универсальное средство рационального описания мира, где одновременно рассматриваются два противоположных понятия, одно из которых утверждает какое-либо качество, а другое – отрицает [13].

Плохой – хороший. Умный – глупый. Положительный – отрицательный. Материя – сознание. Свет – тьма. Тезис – антитезис. Бездарность – талант. Истина – ложь. Природное – культурное. Порядок – хаос. Красота – уродство. Позитив – негатив. Сколько еще в нашей культуре подобных языковых пар?

Суть этих терминов в том, что они раскрывают свое значение только в паре со своей противоположностью. Если мы используем одно слово, то подразумеваем и наличие слова с противоположным значением. Более того, понять смысл одного термина мы можем только при противопоставлении с другим, один без другого не существует.

Критику такой привычки мышления осуществлял французский философ Ж. Деррида (и многие другие). По его мнению, западная культура пропитана логоцентризмом – традицией ставить в центр мышления только один компонент и подчинять ему все остальные, упорядочивать, иерархизировать мир за этот счет. Логоцентризм в бинарных оппозициях проявляется так, что одна из таких оппозиций обязательно имеет привилегированный статус: положительными коннотациями обладает добро, но не зло, порядок, но не хаос, и т. д.

Эта особенность ясно прослеживается на уровне глубинных убеждений в концептуализации Аарона и Джудит Бек: проблемы начинаются там, где клиент мыслит о себе полярно и выбирает при этом полярность негативную. Одна из основных в таких случаях (и замечательно работающая) техник в КПТ – представить дифференцированную шкалу между одной полярностью (например, «отвратительным») и другой («потрясающим», «прекрасным», «восхитительным» и т. д.), а затем попытаться найти на этой шкале свое место. Эта техника удобна, проста для понимания и дает свои результаты, но при этом поощряет клиента оставаться в тех же рамках бинарных оппозиций. В психологическом смысле из-за этого остается риск «упасть» в своих глазах, приблизившись (после каких-то неприятных событий и их интерпретаций) к той же негативной категории, например отвратительности. Ж. Деррида и другие философы-постмодернисты предлагают отказаться от мышления в черно-белых тонах вообще. Их идея – мыслить не в линейной структуре, а ризоматично. Ризома – корневище, в котором нет центра, но нет и периферии. Идея эта достаточно категорична, поскольку ее последовательное применение приводит к весьма резким выводам. Если применить образ ризомы на вопрос о познании, то выходит, что наука как форма познания материального мира теряет свой привилегированный статус; в эстетике не может быть объективно «красивого» или «уродливого»: больше нет возможности составлять иерархию объектов искусства. Ценности тоже перестают быть общеобязательными, поскольку они не могут быть «лучше» или «хуже» – это те же бинарные оппозиции. Сегодня такой релятивистский подход не вызывает мощного сопротивления, западная культура впитала в себя идеи постмодернизма, особенно в области искусства.

Как эту довольно общую философскую идею адаптировать к практике? Вопрос творческий, особенно учитывая тот факт, что значительная часть нашей культуры уже сложена под влиянием логоцентризма, мы автоматически строим иерархии, и наш язык способствует продолжать делать то же. Нам, однако, пришло в голову несколько идей:

П: Вот вы говорите о том, что в жизни за белой полосой обязательно идет черная. А что насчет полос синих и зеленых?

П: Вы считаете себя уродливой и целью своей жизни видите приближение к некоему идеалу красоты. Что, если отказаться от мышления в этих оппозициях и научиться считать, что любая красота уникальна? Уникален каждый человек.

Цель КПТ, по Д. Бек, – принятие себя независимо от того, «хороший» я или «плохой». Продолжая использовать эти термины в терапии с клиентом, мы поощряем его продолжать играть в «игру», где цель – стать «хорошим». В АСТ для того, чтобы выйти из рамок бинарных оппозиций в описании себя, предлагается конструкт я-как-контекст – безоценочное восприятие себя. В противовес себе-как-предмету предлагается перестать описывать свое Я вообще как-либо, не использовать никаких терминов – любой ярлык будет схватывать лишь отдельную черту, не описывая сущность Я в целом.

Мы не в полной мере разделяем релятивистские взгляды постмодернистов. Если довести эти идеи до предела, то наука и логика теряют свой статус привилегированных форм познания предметного мира, становятся «всего лишь одним из» способов познания действительности, а это противоречит практике и здравому смыслу. Если нам нужно построить машину, разумно будет сделать расклад Таро или обратиться к физике и инженерной документации? Определенно, астрология и обращение к духам не дадут эффекта. В таком случае знание все же линейно и иерархично, и критериями качества выступают его внутренняя непротиворечивость и применимость на практике, то есть истинность – та самая бинарная оппозиция, которая не полюбилась постмодернистам.

В психологической практике, однако, эти инструменты могут быть полезны – особенно при выраженных ригоризме и максимализме клиента в выборе ценностей, описании себя и долженствованиях. Важно помнить, что психотерапевту не следует занимать поучающую, покровительственную позицию в отношении клиента. Наука и логика действительно лучше работают в плане познания материальной действительности. Но психотерапевт – не ученый и не преподаватель и не имеет права навязывать свои мировоззренческие установки клиенту.