Текст книги "Зона: перезагрузка. Хозяин Топи"

Шаги… Неужели подмога? Ох, вряд ли – только не здесь. Скосить глаза. Незнакомый тип. Мужчина. Но это Новый, который…

– Надо же, еще живой! – удивился незнакомец, и волна чужой вампирической силы хлынула на «Стрельцова», высасывая из агонизирующего тела животновода остатки жизненной силы.

Выпрыгнуть из тела, метнуться к пьющему жизнь, надеясь неизвестно на какое чудо… и бессильно отлететь: энергии нет от слова «совсем». Попытаться выпить энергию из него, чтобы материализоваться, – фиг там. Только не из этого вида Новых – с них хрен повампиришь, они в этом сами большие мастера.

Пьющий жизнь рассмеялся.

– Что, фантом, не растет кокос? Выдохся? Вот и хорошо, вот и славно! А парнишку я, пожалуй, заберу. – Он поднял бессознательного мальчика на руки. – Это такой приз, на котором можно не слабо подняться. – И Новый двинулся прочь, унося сына сувайвора. – Счастливого развоплощения, фантом! Тебя вон уже не видно, так что недолго осталось.

* * *

Степан все же успел. Немалое везение плюс опять отчаянные меры. Ну, так, умеренно отчаянные: угон машины – далеко не самое страшное преступление, которое он совершал в жизни.

Взрыв ударил, когда он находился в квартале от нужного дома. Потом второй. И третий. Все как в его видении. Педаль до отказа, затормозить за углом, выскочить из машины, благо взрывы и рев пламени заглушают гудение двигателя, стало быть, убийца его не слышит. Вот сейчас он должен уже забирать мальчика. Достать пистолет из непромокаемого чехла, ускориться…

Вот он, пьющий жизнь, идет, стремается, прижимая свою живую добычу к груди, рыскает тревожным взглядом по сторонам, видит Степана и округляет глаза, но сделать уже ничего не успевает. Хлопок выстрела – и у Нового открывается третий глаз. Маленький, темный, во лбу, аккурат над переносицей.

– Сдохни, гад!

Упал. Степан подошел к нему и осторожно забрал из рук мертвеца мальчика, которого тот так и не выпустил.

– Ну, як ты, хлопчик? Эх, без свидомости… Що ж воны с тобой зробили? Слава богу, живой.

Гецко огляделся.

– Михайло! Михайло, ты тут? Якщо тут, хоть знак подай… Що, зовсим на нуле? Эх, ладно, подпитайся вид мене, тильки трохи – мени ще машину вести. Поспишай, нам ехати треба! Михайло! Михайло, хай тоби бис!!

* * *

– Останови машину, – приказал Фатум.

– Это еще зачем? – Сидевший за рулем Уиз даже не подумал тормозить. – Чем дальше мы отсюда уберемся, тем лучше.

Палач скрипнул зубами в ответ на такую наглость. Его так и подмывало шарахнуть по дерзкому подчиненному болевой волной, но, пока тот за рулем, об этом придется забыть.

– Затем, – процедил сквозь зубы лидер НМП, – что надо собрать уцелевших наших и отбить мальчишку.

– Это вряд ли, – покачал головой рыжий псионик. – Я на суицид не подписывался.

– Что?!

Ярость заставила Фатума забыть о здравом смысле, но он просто не успел ударить: пси-атака Уиза его опередила, и палач, уверенный в своей неуязвимости к способностям Измененных, с невыразимым изумлением и страхом почувствовал, как погасла почти уже рожденная болевая волна, а его буквально парализовало на пассажирском сиденье, полностью спеленав как на физическом, так и на ментальном уровне.

– Тихо-тихо, крутой парень, – ухмыльнулся Уиз, остановил машину в ближайшем «кармане» и повернулся к своему оцепеневшему бывшему боссу. – Наверное, думаешь, что с твоим палаческим иммунитетом? Да ничего с ним, только против меня он не канает. Вижу, хочешь что-то сказать, но, извини, пока нельзя. Заткнись и послушай. Думаешь, «прокачанный» псионик – это только более сильное воздействие на отживших? Ошибаешься. От меня защиты нет, кроме сувайворской, но это тоже ненадолго – я все-таки расту над собой. Нет, не бойся, убивать тебя я пока не буду – ты мне еще пригодишься. Но роли наши теперь поменялись, усек? Замечательно! А теперь… – Уиз полез в свою сумку и достал оттуда небольшую пластиковую коробочку со шприцем. – Что? Хочешь спросить, зачем это мне? Сейчас узнаешь. И не дергайся, пожалуйста, а то больно сделаю… Вот так, умница!

* * *

– Кто вы и куда мы едем? – Когда голос очнувшегося мальчика послышался с заднего сиденья, вздрогнули от неожиданности оба – и ведущий машину Степан, и пока не материальный, но хотя бы видимый «Стрельцов».

– Оклемался? – обрадовался «Михаил». – Отлично! Мы друзья, не бойся. Больше мы тебя в обиду не дадим.

– Друзья? – в голосе мальчика прозвучало сомнение, но тут же лицо его прояснилось. – Это вы меня услышали?

– Це я, – ответил Гецко. – Ты молодец, хлопчик, добре покликав.

– А монстры? Вы их убили?

– Почти всех, – кивнул «Стрельцов». – Двое удрали, но им нас уже не достать.

– А едем куда? – настойчиво спросил мальчик, сверля обоих тревожным взглядом.

– На север, в Белоярку, – ответил фантом. – Тебе надо кое с кем пообщаться, а мне – прийти в форму.

– Нет, – мальчик затряс головой. – Мне надо в другое место. К Зовущему.

– К кому?! – округлил глаза «Стрельцов».

Степан крякнул.

– Сдаеться, я знаю…

«Михаил» бросил на него вопросительный взгляд и тут же понял. И это ему здорово не понравилось.

– Прости, но…

– Вы не понимаете! – перебил мальчик. – Мне очень надо! Тут недалеко! – Он махнул рукой куда-то влево и назад, и даже голос его при этом изменился, стал каким-то… особенным.

«Стрельцов» прищурился.

– Это ты сейчас способности сирены применил? Зря – на нас такие штуки не действуют.

Плечи мальчика поникли, и видно было, что он только отчаянным усилием воли сдерживает просящиеся наружу слезы.

– Пожалуйста! Мне правда надо! Скорее!

Степан снова крякнул.

– Але ж хлопчик прав. Це дуже важно, и не тильки йому.

Фантом повернулся к нему.

– Ты что-то видел?

Гецко молча кивнул.

– Вот же ж… – начал «Стрельцов», но вовремя проглотил последнее слово: ребенок в машине все-таки. – Мне надо подумать, – мрачно произнес он. – Очень хорошо подумать.

Глава 11. Полковник и Измененные

Екатеринбург

Когда полковнику Гнедому сообщили, что его хочет видеть представитель Белоярской Зоны, он сразу напрягся. Полковник считал, что ему здорово не повезло быть начальником уральского отделения АПБР, по сути – приграничного, потому что к югу от Екатеринбурга располагалась дикая и опасная Таганайская Зона, а к востоку – более-менее вменяемая Белоярская, с которой, единственной в России, можно было иметь дело на дипломатическом уровне. Вот только нормальные дипломаты боялись Зоны как огня, будь она хоть трижды вменяемая, а Гнедой в свое время получил от министра обороны вполне себе однозначное указание, хотя и данное в неформальной обстановке: «Да пойми, Михалыч, ты ж АПБР, давно в этой каше варишься и к тому же сидишь совсем рядом с Белоярским Обломком, тебе и карты в руки. Знаю, что ты ни разу не дипломат, прокачай навыки, значит. Ты не сомневайся, мы тебя всячески поддержим, но, как ни крути, ложиться на эту амбразуру тебе!»

Короче, как в классике, – «предложение, от которого невозможно отказаться». Директор АПБР умыл руки, с ним тоже, видимо, поговорили. Вот и приходилось полковнику Гнедому вертеться как ужу на сковородке между двух огней – руководством страны и жутковатым Посвященным Белоярского Обломка – все равно что с другой цивилизацией. Ответственность, прямо скажем, не по должности и не по зарплате. Но когда только заикнулся об этом директору АПБР, тот скучным голосом сказал, чтобы полковник бросил дурака валять и не мечтал свалить в отставку – никто ее, эту отставку, не примет. Так что пусть делает, что сказано, выбора нет.

А потом к двум огням добавился третий – Таганайский Обломок. И вот тут стало совсем солоно, и полковнику Гнедому пришлось коренным образом пересмотреть свое понимание слова «проблемы». Вот там уж никакой дипломатии – жуть, которая перла с Таганая, была злом в чистом виде и страшной угрозой. Гнедой запросил санкции руководства на применение тяжелых становых боеприпасов для консервации Таганайской Зоны, но, к своему великому удивлению, услышал категорическое «нет». Тогда полковник рискнул через голову директора АПБР обратиться к министру обороны, раз уж тот взялся непосредственно раздавать ему указания. Но ответ был тот же, а стоило Гнедому упомянуть про безопасность государства, как он получил резкую отповедь: «Михалыч, думаешь, у нас тут совсем идиоты сидят? Все мы понимаем и знаем. Еще и побольше твоего. Приказ ясен? Сиди и не рыпайся, занимайся своим делом. С Белоярскими поаккуратнее, а Таганай… блокируй пока, чтобы дрянь эта оттуда не расползалась. Людей я тебе подкину и с техникой помогу. Но чтоб никакой самодеятельности, понял?!» Гнедому только и осталось, что ответить: «Так точно!» и развернуться на каблуках.

А вот как прикажете «делать свое дело» при таком раскладе? С одними – дипломатия, но поаккуратнее, с другими – не трогать, но и не пущать. И никакой самодеятельности. Руки связали, гирю к ногами привязали – и выплывай как хочешь. Кто бы знал, как сильно полковнику порой хотелось применить становые бомбы! Он не понимал этих странных выкрутасов в верхах: раньше-то власти куда решительнее были – сколько Зон уже станом позакрывали, а с этой что? Заповедник, мать его! А тут еще и отправленная на Таганай экспедиция, состав которой пришлось чуть ли не согласовывать с белоярскими, как в воду канула. Связи нет уже почти сутки. Никакой. И поди пойми, что это значит: то ли все мертвы, то ли просто тамошние дикие аномалии совсем жесткие помехи устроили, что даже спутниковые телефоны спасовали.

Издергался, в общем, Гнедой, осунулся, спать стал плохо, на подчиненных срываться. А хуже всего было то, что он понятия не имел, сколько такое положение дел продлится и сколько он, Гнедой, выдержит. Отставку они у него не примут! Глядишь, дождутся, что вперед ногами его вынесут из кабинета. Напряженность была такая, словно струна натянутая вот-вот порвется.

И вот белоярские прислали переговорщика. С одной стороны, тревожно: с этими зонными одни проблемы, даже когда они чуть ли не союзниками заделались. И хороших новостей от них хрен дождешься – обычно только головняки новые. А с другой… Устал полковник Гнедой до полусмерти. И не физически, а от ожидания, зависания в неопределенности и непонимании, что делать. Может, этот переговорщик наконец что-то прояснит? Сколько можно уже блуждать в тумане?

Когда переговорщика ввели в кабинет и это оказалась незнакомая ему блондинка лет тридцати, Гнедой нисколько не удивился: Измененные часто меняли посланников – то ли боялись, что у них с людьми завяжутся какие-то неформальные контакты, то ли еще что… Да только какие с ними контакты – роботы бесчувственные.

– Здравствуйте, Петр Михайлович, меня зовут Ольга.

О как, уже прогресс! Раньше-то его все только «господином полковником» величали, хоть тресни. А этой, видимо, объяснили, что по имени-отчеству оно лучше, больше располагает. И понятно, что она просто инструкцию выполняет, но сам факт, что Измененные сделали попытку проявить хотя бы видимость уважения к «отжившим», кое о чем говорил.

– Очень приятно, Ольга, присаживайтесь.

Ох, и тяжко же давались Гнедому этот любезный тон и спокойствие, в то время как хотелось схватить эту гламурную дамочку и трясти, пока не скажет, какого черта тут творится. Только, во-первых, «дамочка» может оказаться боевой Измененной второй, а то и третьей ступени, которая от полковника и мокрого места не оставит, а во-вторых, не исключено, что это просто «говорящая голова», явившаяся «от имени и по поручению». Разумеется, того безликого типа из Белоярки, на которого даже такой тертый калач, как полковник Гнедой, порой смотрел с невольно пробегающим по спине ознобом. А раз так, трясти ее не стоит, да и бесполезно – не знает она ничего.

Поэтому полковник ограничился вежливо-поторапливающим:

– С чем пожаловали?

– Гос… Петр Михайлович, обстоятельства, связанные с Таганайской Зоной, изменились. И нам нужно несколько поменять формат сотрудничества.

Отличная формулировка, нечего сказать! Гнедой внутренне усмехнулся. Это они называют «сотрудничество»? Он готов был держать пари на что угодно, что из него все это время делали дурака и белоярские, и его начальство. Вроде бы он тут для контактов с противоположной стороной, а на деле… договариваются они за его спиной, и не просто так возник приказ не трогать Таганайский Обломок. Наверняка не обошлось без Измененных. Только чего же ты, Ольга, нынче к нему, полковнику Гнедому, пришла? Чего же сразу Посвященный наверх не сообщил о «смене формата»? Сотрудничество, блин!

– И как именно? – за выдержку Гнедому сегодня можно было орден дать. А то и сразу два.

– Пришло время провести активную операцию против Таганайского Источника, – бесстрастно произнесла Ольга, а у Гнедого едва не отпала челюсть от такой новости.

– Простите?

– Таганайская Зона исчерпала потенциальную полезность, зато превысила все допустимые лимиты опасности. Возможно, там в ближайшее время стоит ожидать некоторых… эксцессов.

– Какого рода? – сухо и деловито уточнил Гнедой.

Неужто наконец закончились словесные игры и недомолвки и пошел деловой разговор? Прямо даже не верится.

Короткая пауза. Потом она неохотно произнесла:

– Точно неизвестно. Окрестности Таганайского Источника закрыты для нашего сканирования. Аналитики могут только предполагать. Среди возможных вариантов – скачкообразное расширение Зоны и появление разумных странствующих аномалий, как уже было во Владимире, или массовое возникновение боевых биоморфов.

Профессиональное самообладание полковника дало сбой.

– Био… кого?!

– Это искусственные смертоносные организмы, созданные из биомассы огромного болота, в которое превратилась Таганайская Зона. Учитывая площадь Зоны и объемы энергии, которыми располагает Источник, подобных тварей он может создать очень много. По нашим расчетам, критическая точка накопления сил близко. Дальше Источник начнет действовать. Нам нужно ударить первыми.

Ух ты, как мы заговорили! «Нам», «ударить»! Да черт подери, он-то только «за»! Но руководство… У него же руки связаны!

– Что вы конкретно предлагаете? Становую бомбардировку?

– Не совсем так. В Таганайской Зоне сейчас находится ваша спецгруппа, а также несколько вольных сталкеров. Нужно вывести всех этих людей с территории Зоны до удара.

Какая заботливость! Гнедой едва сдержался, чтобы не хмыкнуть скептически. С каких это пор Измененных волнуют жизни отживших?

– А в чем тут ваш интерес? – осторожно спросил полковник.

– Позвольте мне об этом умолчать. Нам важно, чтобы они остались в живых.

Гнедой нахмурился.

– Можете не сомневаться, мне это тоже важно. Но вывести их может быть проблематично. С нашим отрядом потеряна связь, а как и где искать этих сталкеров, я вообще не имею представления.

По ее губам пробежала легкая усмешка.

– Зато мы имеем. Нам с вами нужно договориться о совместных действиях. В первую очередь прошу вас подготовить тяжелые становые боеприпасы.

Совместные действия, значит? Становые боеприпасы? Через голову руководства? А как же приказ? Как же «никакой самодеятельности»? При всей недоверчивости Гнедого к Измененным, даже к «вменяемым» белоярским, мысль провести сейчас с ними совместную операцию против дикой Таганайской Зоны показалась полковнику ужасно заманчивой. Настолько ли заманчивой, чтобы послать в лес руководство со всеми их, мягко говоря, странными приказами? И тут Гнедому стало страшно, как никогда в жизни. Причем испугался он не чего-то внешнего, а того, что творилось у него в душе. Полковник всегда был человеком долга, и никогда раньше у него в голове даже намека не возникало на то, чтобы ослушаться приказа. Нет, умом его при рождении не обделили, и когда сверху порой командовали хрень, он это понимал, но выполнял, ибо приказ есть приказ. А тут вдруг – такое, и просто потому… Тут он похолодел… Потому что пришла Измененная и начала говорить то, что он хотел услышать. Гнедому вдруг безумно захотелось схватиться за бусину пси-блокиратора, без которой он не ходил на переговоры с Измененными никогда. Но, естественно, он сдержался. Кроме того, когда происходит пси-воздействие, бусина же нагревается, так? А тут она холодная. Значит, все нормально? И мысли, которые сейчас подводят полковника к тому, чтобы нарушить приказ, – его собственные? Все это вряд ли подходит под определение «нормально».

И все же полковник чувствовал, что сейчас, возможно, единственный его шанс поступить правильно, спасти своих людей, попавших в смертельную ловушку Таганайской Зоны, а может быть, и много кого еще. Он не знал, какие мотивы сподвигли высшее руководство не позволять ему законсервировать станом Таганайский Обломок, но, если Зона нанесет удар первой, страна умоется кровью. И он, полковник Гнедой, этого допустить никак не может. Потому что, как бы пафосно это ни звучало, он стране служит, людям, которых должен защищать от дряни, которая прет из Зоны, а не тем, кто сидит в высоких кабинетах. По должности он обязан им подчиняться, но долг, настоящий долг, велит ему иное. И раз уж так складывается, он нарушит приказ.

Он поднял глаза на посланницу Белоярской Зоны:

– Считайте, становые боеприпасы у вас есть. Что еще от нас нужно?

– Я рада, что мы достигли взаимопонимания. Теперь слушайте внимательно. Через некоторое время к границе Таганайской Зоны прибудут двое наших… агентов, мужчина и женщина…

* * *

Покинув территорию уральского отделения АПБР, Ольга дошла до ближайшего сквера и без сил рухнула на скамейку. Она была еле жива от усталости и боли. Знал бы Посвященный, какие волевые усилия ей потребовались, чтобы не показать перед апэбээровским полковником свои муки! Измененная надела толстую перчатку, извлекла из кармана маленький угловатый осколок камня, переложила его в сумку и только после этого смогла наконец облегченно вздохнуть – боль отпустила. Осколок Источника был единственным способом временно нейтрализовать пси-блокиратор полковника и воздействовать на него голосом сирены. Теперь он сделает все как надо. А боль… ну что боль – Ольга ее выдержала и, если понадобится, выдержит еще.

Однако надо отправить сигнал Посвященному, что все сделано. Ольга сконцентрировалась и, ненадолго проникнув сознанием в ментальное пространство эгрегора Сеятелей, отправила заранее условленный сигнал. Все, теперь ее миссия была завершена, можно возвращаться.

* * *

Белоярская Зона

Получив сигнал своей посланницы, Посвященный облегченно вздохнул: пошло дело. Пора постепенно прекращать игры с человеческими властями. Это Художнику он сказал, что запретил людям трогать Таганайскую Зону. Можно подумать, он это мог. Верховные власти – не полковник Гнедой. Там пси-защита высшего уровня, на них не воздействуешь. Пришлось договариваться, врать, сулить все мыслимые и немыслимые выгоды, где-то тонко угрожать, аккуратно давить, но не перегибать палку. Не пришло еще время говорить с человеческими властями с позиции силы. У Москвы свои причины не трогать Таганайский Источник. Они рассчитывают с помощью Посвященного получить технологию создания боевых биоморфов, мощных аномалий и бог знает чего еще. И Посвященный рад был бы сказать, что их ожидания – их проблемы, но кое-что им дать все же придется. Иначе сотрудничеству конец и начнется война – то самое, чего он всеми силами пытается не допустить. И не допустит, пока жив.

Сейчас уже нельзя просто связаться с Москвой и сказать: «Отбой, ребята, уничтожайте Зону, только сувайворов мне отдайте». Нет, они на такое не пойдут. Поэтому и пришлось действовать через полковника Гнедого. План, конечно, на тоненького, слишком многое отдано на волю случая, но выбора нет. Да и ждать уже нельзя: скоро, очень скоро Изолянт нанесет страшный удар, и мало не покажется никому. Только четыре компонента, собранные вместе, смогут его остановить: Художник; мальчишка, его сын; те, кто сейчас в Зоне; и Степан Гецко с фантомом-охотником. Только они. В задуманной Посвященным партии против Изолянта первые ходы уже сделаны, и ничего остановить уже нельзя.

Полученный ментальный сигнал от фантома Стрельцова отвлек Посвященного от его мыслей. Он открыл свое сознание.

«Да? Я тебя слушаю!»

Глава 12. АПБР и сталкеры

Таганайская Зона

– Нам нужно убираться отсюда.

Услышав от Прохоренкова эти слова, Алина Хомчик сначала не поверила своим ушам и воззрилась на него изумленным взглядом.

– У нас вообще-то есть задание, док.

– Мы можем считать, что выполнили его.

– Будьте так добры пояснить свою мысль! – попросила Алина, закипая.

– Извольте. – Эдуард вздохнул. – Если помните, за научную часть экспедиции отвечаю я. Мы выяснили причины агрессии и высокой ментальной активности этой Зоны, а у наших коллег, – он кивнул в сторону сталкеров, с интересом прислушивающихся к разговору, – есть образцы биомассы Топи. Впрочем, мы и сами, при желании, можем их набрать. Только смысла в этом уже нет.

– Интересно почему?

– Потому что Зону нужно консервировать станом, и это однозначно.

Алина скривилась.

– Ужасно не хочется с вами спорить, док, но вам не хуже моего известно, что у командования по этому поводу другая позиция. И приказ полковника Гнедого однозначен – никакого стана. Будь иначе, нам выдали бы бомбы с собой.

Деликатный кашель сталкера Дрона заставил Алину раздраженно обернуться к нему.

– Вы простудились? – ледяным тоном осведомилась она.

– Простите, что вмешиваюсь в вашу беседу, – нимало не смутившись, заговорил Дрон, – но научник прав: местный Обломок – маньяк-убийца, и сейчас он хочет выпустить нам кишки. При всем уважении к вашему командованию и его приказам, разговаривать с этой тварью можно только на языке становых бомб. А раз уж их у вас нет, то научник опять же прав: нам надо отсюда валить, пока целы, и потом возвращаться с тяжелой артиллерией.

– Я, конечно, обязательно учту ваше ценное мнение, – процедила Хомчик, – но не мы прибились к вашему отряду, а наоборот, и решать, выполнять нам приказ командования или нет, уж точно не вам. Собственно, вас никто не держит – выход из Зоны там, – она махнула рукой в сторону юга.

Миролюбивая улыбка не сошла с лица Дрона, но теперь за ней явственно ощущалось напряжение.

– Если бы не мы, – медленно и отчетливо проговорил сталкер, – вы все были бы уже трупами.

Алина чувствовала правоту сталкера, но поднявшаяся волна раздражения не позволила ей прекратить спор.

– Если бы не вы, на нас бы, может, и не напали, – отмахнулась она. – Это вы своими экспериментами по открытию аномалий взбаламутили Зону! И без нас вы бы тоже…

– Товарищ капитан…

Не эти тихие слова Эдуарда заставили Алину замолчать, но его ментальное касание. С каждым разом у него это получалось все более легко и непринужденно. Степень их единения росла, и это пугало и смущало Алину. Но одновременно – хоть она в этом не признавалась даже самой себе – и радовало тоже. И опять-таки не было прямой передачи мыслей, просто образ-эмоция, эквивалентный фразе «успокойся, пожалуйста!». Именно просьба, и не резкая, а мягкая, столь не сочетающаяся с официальным обращением по званию, от которой все раздражение Алины как-то сразу погасло.

– Да, док? – устало произнесла она вслух.

– Я могу объяснить, почему считаю нашу миссию исполненной. У меня в голове сложился весь пазл. И пришедшая мысль разом дает ответы на все вопросы, которые до сих пор вызывали у нас недоумение: и агрессивность этой Зоны, притом что все остальные – мирные, и то, что нам не разрешали ее консервировать станом, и сходство ее характеристик с самой первой, Краснотайгинской, и, наконец, то, что нас сюда отправили в общем-то без четкой и внятной формулировки задания, что для нашей организации нетипично. Думаю, отправка сюда вас, Дрон, и ваших спутников тоже является частью этого же плана. Плана по созданию сувайворов.

Сталкеры изумленно переглянулись, но что-то в их глазах наводило на мысль, что схожие идеи витали и у них в головах, только они не могли их сформулировать.

– Док, вы… – начала Алина, но Эдуард не дал ей закончить.

– Прежде чем вы объявите меня сумасшедшим, товарищ капитан, вспомните, как и где возникли первые сувайворы. Ага, вижу, вы начинаете понимать, – это была Краснотайгинская Зона, такая же дикая и агрессивная, как Таганайская. Кто-то воспроизвел те условия, при которых сувайворами стали Катаев, Стрельцов, профессор Воскобойников, и отправил сюда тех, кто потенциально мог сделаться такими же, как они. То есть нас с вами, Дрона и Шахматиста.

– Но позвольте, нас с вами сюда отправило командование, а их – неизвестно кто.

– А почему бы не предположить, что наше командование и неизвестно кто, предложивший контракт сталкерам, действовали заодно?

– Ну, знаете, это уж слишком! – возмутилась Алина. – Это на теорию заговора тянет! Я считала, что в вас больше здравого смысла. Неужели ошиблась?

– А ведь, между прочим, это имеет смысл, – задумчиво произнес Дрон. – Наш заказчик с самого начала показался нам мутным. Швырялся деньгами, словно какой-то олигарх, ничего толком не объяснял, но обеспечил нас всем необходимым. И ради чего? Нескольких склянок болотной жижи из центра Топи? Странно. Вернее, было странно, а теперь, когда док все разложил по полочкам, появилась логика… Почему бы и нет?

На лице Алины появилось какое-то затравленное выражение. Возникло ощущение, что все объединились против нее. А она не могла и не хотела верить в то, что командование АПБР заключило неизвестно с кем какую-то сомнительную сделку с непонятными целями. Это все равно что обвинить их в измене. А здесь, в Зоне, из-под нее и так постоянно пытаются выбить почву. Тот же суммарный разум Топи, прежде чем атаковать ее через псионика Романа, тоже нес какую-то чушь про заговор верхушки АПБР. Но он-то враг, с ним все ясно, а тут свои (ну, в случае сталкеров – условно свои), а главное – Эдуард, говорят то же самое?! Алина чувствовала, что ее предали. И даже то, что сталкер как-то непринужденно назвал Эдуарда доком, неожиданно резануло: доком Эдуарда звала только она, она придумала это прозвище, и нечего всяким там примазываться!

– Я в это не верю! – медленно произнесла Хомчик, подчеркнуто глядя только на Прохоренкова. – Москва – ладно, допустим, во власти всякие люди оказаться могут, но Гнедой… не верю! С кем, по-вашему, стакнулся наш полковник? С врагом? С Измененными? Вашу налево, док, вы хоть понимаете, что несете?

– Нет, Алина, – мягко ответил Эдуард. Похоже, он почувствовал ее состояние сжатой пружины и отбросил официальное «товарищ капитан». – Судя по целям – точно не с врагом. Питерская Зона была усмирена благодаря сувайворам. С Владимирской они тоже очень помогли, и с Лесногорской, и с Белоярской. Если кто-то хочет, чтобы в стране появились новые сувайворы, разве это плохо? Да, методы он применил еще те, но ведь получилось! Вот поэтому я и говорю, что мы сделали то, ради чего сюда пришли. А раз так, нам надо постараться, чтобы все это было не зря. Уже ясно, что Зоне мы поперек горла и она очень постарается нас уничтожить. Если у нее получится, значит, все жертвы были напрасны. Вы этого хотите?

Хомчик сделала шаг назад.

– Так, я… – Она сделала шаг назад, сама еще не зная, что хочет сказать в ответ, какой аргумент привести. Не было их, аргументов, кроме одного: ей до скрежета зубовного не хотелось признавать, что ею манипулировали, словно пешкой, и руководство вело за ее спиной какую-то игру. – Я должна доложить полковнику.

– Связи нет, – тихо ответил Эдуард. – Я проверял час назад.

– Не может быть! Спутниковый телефон должен…

Дрон, не удержавшись, хмыкнул:

– Должен? Здесь? Забудьте это слово. Тут все навыворот, если не сказать хлеще. Черти полосатые, да если хочешь кого-то убить, первым делом позаботишься, чтобы у него не было связи. А Зона хочет. Очень!

Алина сжала зубы. Нет! Они не увидят ее растерянности и слабости! Она пока еще командир этого отряда хотя бы в глазах своих бойцов. Спутниковый телефон она все же достала, хотя почти не сомневалась в том, что увидит на экране. Так и есть – «связь со спутниками недоступна». Словно они забрались в какую-то долбаную пещеру. Осознание правоты Эдуарда и сталкеров навалилось на нее тяжелым, душным пологом, мешая дышать. Уходить, вернуться со станом, и… Вашу налево, только ей одной известно, сколько раз за время этого злосчастного похода она думала о становых бомбах! Но приказ… Она еще ни разу не нарушала его вот так прямо и осознанно. Творчески трактовала – бывало, но не настолько же. Эдуард со сталкерами придумали себе удобную версию, что на самом деле имел в виду полковник, отправляя их сюда. Молодцы, нечего сказать! Но она так не может. Эдуард – научник, а эти – вообще отщепенцы, не представляющие, что такое долг. Им не понять. Но она-то боевой офицер. И она обязана… Хотя, собственно, что обязана? Ее задача – обеспечить выживание экспедиции. Научные цели – епархия Прохоренкова, и коль скоро он решил, что они выполнены, с чего бы ей с ним спорить? Можно подумать, ей самой очень хотелось дальше вести своих людей на убой в сердце Топи.

Так, к черту рефлексию! Думать надо. Уходить? Ладно, допустим. А как? По Каменной реке? Но там, позади, остался здоровенный Провал, который они с таким трудом преодолели, оставив там беднягу Федора. Смогут ли они вчетвером закрыть эту аномалию? Не факт. А если нет, как обходить? По Топи, прокладывая тропинку с помощью коррекции реальности? А если плевуны опять навалятся? Там их всех и порешат. А какие еще варианты? Никаких. Ладно, дальше. Отрубилась связь? Во всей Зоне? Ой, вряд ли! Это ж какую прорву энергии надо вбухать, чтобы экранировать от спутников такую территорию! Даже Обломок столько тратить не станет. Скорее, это локально. Именно их накрыло. А если так, то…

– Ан-детекторы! – севшим от волнения голосом произнесла Алина.

Эдуард понял, полез за своим прибором, глянул на экран и побледнел.

– Над нами, – очень спокойным голосом произнес он, – прямо сейчас висит огромная аномалия неизвестной природы.

* * *

Черти полосатые! Воистину, чем дальше в лес, тем толще партизаны! Аномалия. Движущаяся. Здоровенная. Невидимая. И мы не ощущаем ее действия, что, впрочем, совершенно не значит, что его нет. Ничего не напоминает? Напоминает, да еще как! Я бросил взгляд на Шахматиста и по глазам его понял, что он думает о том же. Сказочки про то, как два сувайвора одолели во Владимирской Зоне разумную аномалию, могут оказаться вовсе не сказочками и не сталкерским фольклором.

Мы оба посмотрели на научника. У него даже губы побелели.

– Кочевница, – тихо проговорил он.

– Что?! – переспросила Алина.

– Как во Владимирской зоне. Разумная странствующая аномалия высшей категории. И ее отрядили по наши души. Только эту, скорее, стоит называть Охотницей.

Да уж, черти полосатые, мысли определенно сходятся! Только я не помню, у дураков или у гениев. Ох, надеюсь, думалка у научника работает лучше, чем у меня: в моей-то голове – звонкая пустота, в которой, подобно паникующей обезьянке, мечется одна-единственная мысль: «Нам капец!» Шахматист в этом плане, похоже, недалеко от меня ушел.