Текст книги "Зона: перезагрузка. Хозяин Топи"

– Что она с нами делает? – спросил он. – Я ничего не чувствую.

– Когда почувствуете, поздно будет, – сухо отозвался научник. – Думаю, она ломает нашу защиту, а еще… о черт!

В ответ на наши вопросительные взгляды он показал экран своего ан-детектора, на котором к нам с разных сторон сходились багровые пятна аномалий. Теперь голос сел и у Шахматиста.

– Что это? – просипел он.

– «Заморы».

– Движущиеся?

– Ее свора. Охотницы. Она натравила их на нас. Скоро они сойдутся над нами.

Договаривать не требовалось, мы и так все поняли: «заморы» высосут жизнь и из нас, и из «лояльных», не говоря уже о простых смертных. Вопрос времени, причем вряд ли большого. Паникующая обезьянка в моей голове стала метаться еще отчаяннее. Но физиономию я продолжал держать кирпичом: толку от того, что я начну истерить в стиле «Аааа! Мы все умрем!», не будет точно.

– Наши действия? – осведомился я, с некоторой даже гордостью отметив про себя, что голос мой не дрогнул.

– Прорываемся, – бросила Алина. – На юг, по камням. Док, – обратилась она к научнику, – мы сумеем, если что, вчетвером нейтрализовать «заморы»?

– Не факт. Но можем попытаться.

– Значит, попытаемся. – Что ж, момент слабости у нее если и был, то уже миновал. Теперь видно, что перед нами настоящий командир – волевая, хладнокровная, решительная. – Отряд! Порядок походный, компактный, идем на юг, не растягиваемся! В голове – я, док и Кирилл, замыкающими – сталкеры и Алекс. В середине – все остальные. В темпе, в темпе!

Возражений не последовало: план добротный, лучше сейчас все равно никому не придумать.

– А четверную интеграцию с расстояния сделать сможем? – только и спросил я научника.

Тот пожал плечами.

– Пока не попробуем, не узнаем. Да и не километры же тут.

– Разговорчики! – рявкнула Алина. – Двинулись, времени нет!

* * *

Эдуард думал. К счастью, тело уже натренировалось, и ступать с камня на камень получалось практически на автопилоте. И это было весьма кстати, потому что приходилось периодически поглядывать на экран ан-детектора, на котором только и можно было увидеть несущие незримую смерть «заморы», а еще скрипеть мозгами в поисках выхода. Вот только пока тщетно – выхода не просматривалось.

Прохоренков сильно подозревал, что «заморы» – это полбеды, и висящая над ними главная аномалия делает с ними что-то еще. Что-то очень плохое. Похоже, тварей на них Источник решил больше не тратить, отрядив элитную убийцу, чтобы уж наверняка прикончить. К сожалению, архив по делу Кочевницы ему в свое время изучить не удалось – его как-то странно засекретили, причем даже от своих. Информация, которая была доступна научникам, – одни слезы: никакой конкретики. Катаев, Агнешка Томаховска и Стрельцов втроем как-то ухитрились ее одолеть. «Как-то». Эдуард одно время собирался послать запрос на самый верх о доступе к делу, но, во-первых, вряд ли бы ему дали: проекты, с которыми он работал, и близко не пересекались с темой Кочевницы, а во-вторых, он даже не предполагал, что еще раз столкнется с чем-то подобным.

Короткий взгляд на ан-детектор, после которого пришлось справляться с волной смертной тоски – клещи губительных аномалий сжимались вокруг отряда все теснее. Правда, пока они не сжались, есть время что-то придумать. Очень мало, но есть. Эдуард догадывался, в чем причина тотального засекречивания дела Кочевницы, – сам Сид-Паук, приснопамятный лидер Новых, тогда внедрился в святая святых АПБР, и с тех пор в агентстве цветет буйным цветом паранойя. Ладно, но имелась же информация о сувайворах, правда, скудная и обрывочная. Но это уже по другой причине: данные почти отсутствовали. На АПБР работал лишь один из сувайворов – Стрельцов, причем в тот период, когда его способности еще близко не достигли максимума, а о возможностях Катаева и Воскобойникова, а уж тем более – сталкера Художника в агентстве знали ничтожно мало, причем все это была информация, собранная по крохам из третьих рук. Эдуард и сам ее собирал, не по долгу службы, а по собственной инициативе. То, что раньше было всего лишь работой и профессиональным интересом, после того, что с ним случилось в Питере, стало почти навязчивой идеей. И вот сейчас он изо всех сил пытался вспомнить хоть что-то из этого, способное помочь в их отчаянном положении. Искал и не находил.

«Док…» Алина… Ее ментальное касание Эдуард не спутал бы ни с чьим другим. В нем тревога. Впрочем, он уже и сам чувствует – отряда впервые касаются щупальца пьющих жизнь аномалий. Здесь четверная интеграция не нужна. Хватит их с Алиной. Считаные секунды на единение, совместное воздействие на реальность, пока легкая боль в висках, и узкое пространство вокруг головы отряда расчистилось от «заморов». Пока расчистилось. Но не приходится сомневаться, что это лишь проба пера, разминка. Когда аномалии возьмутся за них всерьез, отбиваться придется на максимуме, забыв обо всем остальном. Именно в это время Охотница нанесет удар. Понимание приходит внезапно, холодное и безжалостное, как топор палача. «Заморы», при всей их опасности, лишь отвлекают от главной угрозы. Знать бы еще, какой именно…

Снова взгляд на ан-детекторы. Ох, багровые пятна «заморов» почти сомкнулись, сейчас придется туго! Интеграция! В этот раз уже тяжелее, и боль в висках чувствительная, но аномалии вновь отступают. По следу в ментальном пространстве становится ясно, что сталкеры сзади пока тоже держатся. Но время у них на исходе. И у всего отряда тоже. Думай, Эдуард, думай, вспоминай! Ведь ты же как-то наткнулся на что-то подобное. Где? Когда? Давай, давай! Ты еще тогда подумал, что… Боже! Вот оно!

Слабость и боль… Экран почти полностью багровый. Интеграция! Отбиться! Пальцы Алины сжимают его кисть. Правильно, физический контакт помогает единению. Как же больно и плохо! Яростный натиск чужой реальности, вступающий в конфликт с их попытками преобразования. Бороться, не сдаваться! Сильное жжение за ухом. Что это? Пси-блокиратор? Не до него сейчас. Давай, Алина, давай, девочка, единым фронтом! Расчистить пространство, иначе люди начнут умирать один за другим. Боль, слабость, борьба, жжение… И подспудная мысль, что наступает момент, которого он ждал и боялся. Удар Охотницы… Где? Какой?

Тиски «заморов» чуть разжимаются, но в этот самый миг Эдуард понимает. И оборачивается. Как раз вовремя, чтобы увидеть пустые глаза Тимура и его пистолет, направленный в спину Алине. Предупредить, оттолкнуть ее? Уже поздно. Только закрыть. Собой. Словно огненная плеть бьет по груди Эдуарда. Но эта боль странным образом выступает катализатором: приходит озарение, что и как делать, и сила для этого, словно организм на грани гибели черпает ресурсы из какого-то неведомого резерва. Прорыв в ментальное пространство. «Четверная интеграция! Я – фокус!» Сейчас или никогда! Ибо граница «никогда» совсем рядом. Глобальная пси-атака главной аномалии и новый натиск «заморов» прикончат всех. Ну же!

* * *

Черти полосатые! Как хреново! Вторая атака «заморов» отбита, но мы с Шахматистом долго так не продержимся. Хорошо еще, худо-бедно сообразили, как вдвоем «разводить» гибельные аномалии в стороны своим видением чистой реальности, создавая безопасный фарватер для отряда. Но чертова Охотница, как ее назвал док, парит над нами и снова и снова посылает в бой своих «псов». В конце концов она возьмет нас с Шахматистом измором. Потому что на враждебной территории Зоны прогибать реальность под себя и так-то непросто, а уж при непосредственном противодействии… Весь организм уже начинает стонать от боли. А мысль, что все тщетно и скоро нас все равно добьют, расшатывает и так-то не шибко надежные скрепы моей ментальной цитадели. Впрочем, уверен, не только моей. Шахматист, я чую, тоже на пределе, мы все же в интеграции, а парочка апэбээровцев впереди вряд ли намного круче нас. Если вообще круче. Научник, может, и знает больше, но, если так, ему самое время включить мозг на полную и достать из шляпы кролика, который спасет всех. Потому что я не вижу вариантов. А таким макаром мы даже полдороги до выхода не пройдем, как нас раздавят.

И еще научник говорил, будто главная аномалия ломает нашу защиту. Что он имел в виду? И почему, черти полосатые, так жжет за ухом?! Понимание и ужас приходят одновременно с третьей атакой «заморов».

Боль, слабость… Организм и сознание работают на пределе, пытаясь вновь отвести всеобщую смерть. Одновременно глаза видят мутнеющий взгляд Волчары, идущего слева, и его руку с пистолетом, поворачивающуюся в мою сторону. Он на соседнем камне, но я успеваю прыгнуть на него, сбиваю с ног, и пистолет, звякнув, улетает в расщелину между камнями. Мы боремся, я пытаюсь своей волей очистить его сознание от пси-заразы проклятой Охотницы, но… Делать это и одновременно «разводить» «заморы» просто нереально. Чувствую, что аномалии одолевают, и силы начинают утекать. Нет! Вынужденно бросаю все свои пси-ресурсы на коррекцию реальности – и битва за сознание Волчары проиграна. Рыча, он сбрасывает меня с себя, наваливается сверху и хватает за горло. Мутнеющим взглядом вижу пламенную вспышку за его спиной – похоже, пси-атака направлена на всех, и пироманту Алексу приходится сжигать кого-то из бойцов АПБР, превратившегося в берсеркера, подобно Волчаре. Воздуха нет, сил тоже, я не могу бороться и понимаю, что вот сейчас он меня просто прикончит…

Выстрел! Голова Волчары взрывается, и хватки на моем горле больше нет. Но все мое лицо и грудь в брызгах крови и ошметках мозга моего боевого товарища. Как-то мимоходом удивляюсь, что я до сих пор жив и не сошел с ума.

И в тот же миг воспринимаю псионический сигнал научника: «Четверная интеграция! Я – фокус!» Черти полосатые! Что это – агония или тот самый кролик из шляпы? Как утопающий за соломинку хватаюсь за безумную надежду на последнее и вношу свою ментальную лепту в общий котел. Три удара сердца – и я проваливаюсь в мальстрем кружащейся тьмы.

* * *

Выстрел сзади застает Алину врасплох. Резкий разворот – и волна ужаса, круто перемешанного с отчаянием, обрушивается на нее. Пустоглазый Тимур с пистолетом, оседающий перед нею Эдуард с окровавленной грудью, крики и выстрелы по всей цепочке идущих, вспышка пламени – и Тимур превращается в живой факел.

Громкий вопль режет уши, а через мгновение становится ясно, что кричит она. Руки автоматически подхватывают тело Эдуарда, а губы твердят в безумном исступлении одно и то же многократно повторяющееся слово «Нет!».

Сознание вдруг едва не взрывает ментальный крик Прохоренкова: «Четверная интеграция! Я – фокус!» Секунды уходят на вспышку дикой радости вместе с изумлением: «Жив?!» А сознание уже на автомате выполняет его команду, нимало не смутившись внезапной сменой ролей.

Алина успевает еще ощутить ментальное единение всех четырех сувайворов, когда реальность вокруг гаснет, и она рушится куда-то в бездонный мрак.

* * *

Темнота. Тишина. Только слабый звук капающей воды. Она сидит на холодных камнях. Нет, не на камнях. Ровный пол. Чувство безграничного удивления. Никаких аномалий и ментального натиска. Никаких выстрелов. Смутное ощущение присутствия других людей рядом. Тяжесть тела Эдуарда на руках и коленях. Руки в крови. В его крови. Пальцы ощущают слабое биение пульса. Перевязать, спасти! Все остальное безоговорочно уходит на второй план, и вселенная Алины вся концентрируется вокруг раненого научника на ее руках.

Она достает из разгрузки бинты, и очень вовремя вспыхивает чей-то фонарь, озаряя туннель каких-то катакомб. Это странно до безумия, но в топку все странности! Перевязать Эдуарда – в данный момент это единственное, до чего ей есть дело.

– Черти полосатые! – произносит голос сталкера Дрона. – Где это мы?

Глава 13. Степан, «Михаил» и Глеб

Миасс

– И долго мы будемо ждать?

«Михаил» поморщился. В присутствии Глеба Степан варьировал свой дикий суржик: то максимально приближал его к русскому языку, чтобы мальчик его понимал, то наоборот, когда говорил те вещи, которых парнишке лучше не знать. Сейчас был первый случай. Собственно, Глеб обоим уже холку проел на предмет «Когда пойдем к Зовущему?», и сейчас эфэсбэшник применил запрещенный прием, одним простым вопросом делая виноватым в задержке «Михаила»: дескать, вот он – плохой парень, ему мозг выноси. Впрочем, сказать по совести, «Михаил» на месте Гецко поступил бы так же, что не отменяло вспыхнувшего в нем сейчас раздражения. Ему было что сказать Степану, но не при парнишке же. Потому что ситуация складывалась – хуже не придумаешь. И потому что оба они, если быть совсем уж откровенными, надеялись, что все как-то разрешится без похода во владения очередного съехавшего с катушек Сеятеля и уж по крайней мере – без того, чтобы тащить туда восьмилетнего ребенка. Напрасно надеялись. Гвозди в гроб их надежд вбивали, с одной стороны, пророческие видения Степана, с другой – однозначные распоряжения Посвященного.

Поэтому «Михаил» лишь мрачно буркнул:

– Сколько понадобится. От босса сюда едет человек. Надо его дождаться.

– Но, дядя Миша, я не могу ждать! – завел навязшую уже на зубах песню Глеб, на что «Стрельцов» только хмыкнул: тоже, нашелся племянничек! Один на двоих: дядя Миша и дядя Степа – воистину странная семейка – «лояльный» пророк и фантом-охотник.

– Придется, Глеб, – устало ответил «Михаил». – Мне очень важно дождаться этого человека.

На глазах мальчика выступили слезы.

– Вы не понимаете! Он кричит! Страшно кричит, каждую ночь! Зовет меня. Я так больше не могу!

Фантом вздохнул, медленно приблизился и осторожно, на минимальной степени материальности руки – энергии было совсем мало – потрепал мальчика по волосам:

– Все я понимаю, парень. Но и ты пойми: твой Зовущий живет в очень опасном месте. Без меня вы там пропадете, и я там пропаду, если не получу то, чего жду. А теперь извини, нам с дядей Степой надо парой слов перекинуться.

Мальчик печально кивнул и, понурившись, вышел из комнаты.

– Що, все погано? – спросил Степан, когда за ним закрылась дверь.

Но «Стрельцов» только покачал головой.

– Пойдем прогуляемся.

Гецко округлил глаза от удивления, бросил взгляд в сторону двери, а потом снова на «Михаила», и получил в ответ утвердительный кивок.

* * *

– Серьезно? Думаешь, вин подслуховуе? – Гецко заговорил, только когда они уже прошли два квартала.

– Даже не сомневаюсь. Проверял. Сверхострый слух, которым он беззастенчиво пользуется, как и даром сирены. Похоже, у него серьезные проблемы с пониманием, что можно, а что нельзя. Между прочим, камешек в огород родителей: когда в семье такой супермен растет, основные понятия ему надо прививать с детства.

Гецко фыркнул:

– Пиди прищипити такому! Хлопчик сбег видь батькив и проихав полстраны, фактично подчинив дорослу жинку. Контролювати його? Не смеши мене! Такого тильки в одиночной камере можно контролювати! Якщо мы не видведемо його туди, вин и вид нас сбежит!

«Михаил» помрачнел.

– Ты уверен в своих пророчествах? Он нужен, чтобы остановить этого Сеятеля?

– На жаль, так. Думаешь, мени охота тягти хлопчика в Зону? Мени и самому туди йти не хочется.

– Твою ж… – пробормотал «Стрельцов». – А придется. Я говорил с боссом… С Посвященным. Он настаивает, чтобы мы шли туда все втроем. Типа каждый из нас там нужен.

В тоскливом взгляде Степана явственно читался вопрос: «Зачем?», но он не стал его задавать. Просто вздохнул. И он ведь не трус, совсем нет, в этом «Стрельцов» уже успел не раз убедиться. Но, похоже, тут его привычное «надо, так надо» столкнулось с чем-то очень серьезным. И это было больше, чем просто опасность похода в Зону. У «Михаила» складывалось ощущение, что Гецко чего-то недоговаривает о своих видениях. Может, он что-то видел… относительно себя?

А спросил Степан про другое:

– А що його отец з матирю?

– Едут сюда. Посвященный привлек их к операции.

Гецко цокнул языком:

– Все-таки ви це провернули. Не кием, то палицею. Я так и знав…

«Михаил» вдруг разозлился:

– К твоему сведению, никто не собирался шантажировать его родителей и тащить паренька в Таганайскую Зону. Он! Сам! Так! Захотел! Ясно?

– Куди же яснише… – грустно и как-то устало ответил Гецко. – И, звичайно, они знати не знають, що их сын збирается в Зону?

– Не знают и не узнают, – отрезал «Стрельцов». – Потому что иначе кинутся сюда, чтобы не пустить, не позволить. И погубят все. Сам понимаешь.

– Да уж, понимаю… – Гецко хотел было еще что-то сказать, но только рукой махнул. Затем поймал мрачный взгляд «Михаила» и добавил: – Та ти не переживай, никуди я вже не подинуся. Не зараз. Пишов – так за вами до конца. Не дам хлопчику згинути и допоможу чим зможу.

– Спасибо… – «Стрельцов» бросил взгляд на электронные часы над входом в банк через дорогу. 12:30. Пора. – Слушай, час «Ч», мне надо идти. Надеюсь, посланец Посвященного появится. Ты бы пока приглядел за Глебом – еще не хватало, чтобы он и впрямь от нас сбежал, – пропадет ведь.

* * *

«Михаил» ждал. Ждал и мусолил в голове последние события. Порой фантом-охотник жалел, что в него вложили слишком много от личности Михаила Стрельцова. Эмоции мешали. Очень мешали. В таком деле лучше бы без них. Да, понятно, за бесчувственным истуканом Степан бы не пошел, а Глеб бы от такого шарахнулся, так что все логично и правильно, но, блин, как же порой тяжело и мерзко на… Черт, он ведь чуть не сказал «на душе»! А можно ли вообще говорить о душе применительно к фантому-охотнику, сгенерированному Источником? Не факт. Бот с широкими функциями и присобаченным совершенным симулятором эмоций. Чтоб как настоящие были. Видимо, так. А значит, больно ему, грустно, мерзко и страшно сейчас не взаправду, а понарошку. Только сам он разницы не чувствует: хорошо программа сработана.

– «Михаил», я полагаю? – произнес за спиной женский голос. – Давно ждете?

«Стрельцов» обернулся. Блондинка лет тридцати. Симпатичная. Будет жаль, если снова… Так, стоп, сначала ты ее выслушаешь, «Михаил».

– Нет, не очень давно.

– Это хорошо, – блондинка улыбнулась. – Меня зовут Ольга. Только, пожалуйста, не смотрите на меня как на гамбургер. Я привезла вам кое-что получше энергии одной-единственной Измененной, которой, как вы уже поняли, надолго не хватает.

– Да уж, понял… – «Михаил» мрачно улыбнулся. – Так где ваш гостинец?

– Лучше сядем в мою машину. – Ольга мотнула головой в сторону стоявшего неподалеку синего «Форда» с тонированными стеклами. – Вообще-то я не курьер, а переговорщик, но так уж получилось, что я оказалась ближе всех к вам, да еще с таким… хм… бонусом.

Когда они разместились на заднем сиденье, Измененная полезла в сумку и достала оттуда черный матерчатый мешочек, в котором… Нет, фантом-охотник, конечно, не мог видеть, что там лежит, но от одного взгляда на мешочек ощутил, что его всего пронзает что-то вроде электрических разрядов. От мешочка просто разило Силой, причем Силой самого высокого порядка. Изменившись в лице, «Стрельцов» потянулся к мешочку, но тут же отдернул руку, словно обжегся.

– О, я вижу, вы уже почувствовали, – улыбнулась Ольга.

– Что это? – с трудом выдавил из себя «Михаил».

Ее улыбка пропала, и «Стрельцов» подумал, что она бы даже отодвинулась от мешочка, если бы было куда, но машина не позволяла.

– Осколок Источника.

– Не может быть! – ошарашенно произнес «Михаил».

– Может. Он был выдан мне для специальной миссии, а теперь Посвященный поручил передать его вам. Ну же, берите!

– Я… не могу. Моей энергии хватает только на то, чтобы не быть прозрачным на людях.

Ольга слегка закусила губу.

– Просто прикоснитесь к нему и увидите, что произойдет.

Несколько секунд «Стрельцов» колебался, а затем, внезапно решившись, прикоснулся рукой к черной материи мешочка. В тот же миг его словно током ударило, тело изогнулось, стремительно обретая материальность, и начало корчиться на сиденье. Мимоходом «Михаил» порадовался, что они сидят в машине, а не устраивают аттракцион для зевак на улице.

Глаза Измененной расширились. Казалось, она сама не ожидала такого эффекта.

– Выньте! Выньте его, возьмите в руку! Скорее!

«Стрельцов» повиновался, почти уже не соображая, что делает, залез пальцами в мешочек и сомкнул их на маленьком, угловатом и очень холодном предмете. В тот же миг боль резко усилилась, его затрясло, словно в лихорадке, лицо исказилось, из глаз потекли слезы, а из прокушенной губы – кровь. Ольга шарахнулась от него, насколько позволяло тесное пространство салона, прижалась спиной к дверце и в ужасе смотрела на корчи «Михаила». А он в то же время и сам испытал внезапный ужас, когда понял, что уже не ощущает в пальцах острых граней осколка Источника, потому что… тот, кажется, растворился в его новообразованной плоти, впитался в нее, стал частью организма «Стрельцова», которого… можно ли было вообще теперь называть фантомом?

Еще с десяток секунд агонии – и все закончилось. «Михаил», полностью обессиленный, весь в холодной испарине, откинулся на спинку сиденья, тупо глядя в потолок салона. Измененная потрясенно молчала, не решаясь нарушить повисшую тишину.

– Что… – наконец с трудом вымолвил «Стрельцов». – Что он со мной сделал?

– Как мне сказал Посвященный, сделал вас живым. – Судя по глазам Ольги, она бы с радостью сейчас оказалась где-нибудь за пару тысяч километров отсюда. – Подпитка вам больше не нужна. Но… вы не сможете больше становиться нематериальным.

«Михаил» вздохнул – силы постепенно возвращались к нему, а остатки болевых ощущений уходили, растворялись в стремительно регенерирующем организме.

– И если я умру, то умру совсем, так? – с кривой усмешкой спросил он.

– Да, но… убить вас теперь будет очень непросто. Осколок в вашем теле позаботится об этом.

– А что еще?

– В смысле?

– О чем еще позаботится осколок в моем теле? Что еще он со мной сделает?

– Я не… – Губы Ольги чуть дрогнули, и сил завершить фразу она в себе не нашла.

– Понятно. – Усмешка «Стрельцова» наполнилась горечью. – Вам не сказали. Не посчитали нужным. Или даже… как раз решили, что и для вас, и для меня эта информация лишняя. Что ж, все логично.

Измененная молчала.

– Ладно. Уезжайте и передайте Посвященному, что задание будет выполнено, а потом…

Он качнул головой и вышел из машины, не завершив фразу, поскольку понимал: «потом» для него под большим вопросом.

* * *

Окрестности Таганайской Зоны

– Ну все, дальше Периметр, – произнес «Стрельцов», останавливаясь. – Ты правда хочешь этого, Глеб?

Мальчик поднял на него глаза, полные какой-то совсем не детской тоски:

– Ну… Зовущий ведь не успокоится, так?

– Это вряд ли, – вынужден был признать «Михаил».

Глеб решительно тряхнул головой.

– Тогда хочу. Хочу, чтобы он замолчал.

– Значит, осталась самая малость, – задумчиво произнес «Стрельцов», – прорваться в Зону через армейские заслоны. Обоих вас я на сверхскорости не протащу… Боюсь, Глеб просто не выдержит. Что твой пророческий дар, Степан? Показывает «окно» в патрулях, через которое мы могли бы проскочить?

– Як би не так! – хмуро отозвался Гецко. – Мий дар бастует. Як страхи всяки из майбутного показувати, так всегда будь ласка, а як що полезное…

Степан замолк, сообразив, что его понесло куда-то не туда и лучше бы не провоцировать Глеба и «Михаила» на уточняющие вопросы на тему «страхов из майбутного».

Но, к счастью, близость своей цели так взбудоражила мальчика, что он не обратил никакого внимания на его слова, а «Стрельцов» обратил, конечно, только сейчас развивать эту тему было не в его интересах. Все трое как следует экипировались для похода в Зону – на это ушло время ожидания и почти половина денег, имеющихся на карточке у Степана. Теперь только в путь.

– Тогда так, – заключил «Михаил». – Ловим одиночный патруль с транспортом, а потом будет твой выход, Глеб.

Мальчик сначала недоуменно воззрился на «дядю Мишу», а потом до него дошло, глаза вспыхнули, и на лице появилась робкая пока улыбка.

* * *

Патруль сержанта Лебедева завершал свое дежурство. Собственно, в этот вечер его отделение и не должно было патрулировать, но вышел приказ командования, который в частях, задействованных в оцеплении Таганайской Зоны, в шутку назвали «приказом о повышении революционной бдительности». По большому счету, основания для юмора у военных имелись: Зона уже несколько недель не доставляла серьезного беспокойства – мелкие группки истребителей и прыгунов, прорывающиеся изредка из мертвого Златоуста, не в счет. А тут поди ж ты! Ну, приказ есть приказ, конечно, но группы, выходящие на дополнительное патрулирование, командиры не всегда комплектовали полностью: для чего тащить полный состав на задание, которое для галочки? Опять же, лишние боевые всем платить…

Вот потому-то этим вечером Лебедев предоставил троим бойцам своего отделения внеочередные увольнительные, так что «кататься» на бэтээре, как шутили солдаты, с ним отправились всего пять человек из девяти. И патрулирование полностью подтвердило все ожидания Лебедева – чистая перестраховка: хоть бы одна сволочь с той стороны ворохнулась.

До конца маршрута оставалось еще пять километров, и все, можно до дома, до базы. Лебедев браво торчал из верхнего люка, орлиным взором окидывая пустынные окрестности, когда неожиданно услышал сзади мальчишеский голос:

– Дяденька, а дяденька, помогите, пожалуйста!

Лебедев скомандовал механику-водителю «стоп» и с удивлением повернулся к пацану, выскочившему из кустов, – лет семь-восемь, не больше, что он делает в таком месте?

– Дяденька, мой папа в патруле! – продолжал мальчишка таким голосом, что внутри у сержанта все сжалось. – Там, в городе. – Он махнул рукой в сторону мертвого Златоуста. – Пропал. – Парнишка шмыгнул носом, явно пытаясь сдержать слезы. – Мы вот с его друзьями за ним пошли. – При этих словах из кустов вышли двое крепких мужиков в камуфляже. – Отвезите нас на ту сторону, а? Пожа-а-алуйста! А дальше мы сами.

Много чего мог сказать на это мальцу сержант Лебедев. Например, то, что таким пацанятам в Зоне не место, да и рядом с Периметром вообще-то тоже; что никакие патрули на ту сторону последнее время не ходят, потому как Зона есть Зона, и ну ее на фиг, будь она хоть трижды спокойная, и какой там папа в мертвом Златоусте – большой вопрос; что патрульный БТР – ни разу не такси, и возить в Зону кого попало строго запрещено, а два хрена с бугра, сопровождающие мальчишку, совершенно не вызывают у Лебедева доверия… Мог бы, но не сказал. Потому что такой был у парнишки голос, что все слова и разумные доводы махом вылетели из головы сержанта. Зато ему как-то вдруг очень захотелось превратить «галочный» патруль в нечто особенное и сделать доброе дело. А что может быть добрее, чем помочь попавшему в беду мальчишке? И Лебедев решился.

– Забирайтесь внутрь, – махнул он рукой. – Места хватит, у меня нынче недокомплект, – и гаркнул вниз: – Открыть боковой люк! Принимай пополнение!

Мальчишка и его молчаливые сопровождающие быстро подбежали к бронемашине, и пацан первый шагнул с подножки внутрь.

– Здравствуйте, дяденьки! – сразу послышался оттуда его проникновенный голос. – Мы…

Но Лебедев уже не слушал – у него появилась цель, превратившая скучное формальное патрулирование в боевое задание, и он в лепешку расшибется, но выполнит его.