Текст книги "Я русский"
Автор книги: Дмитрий Лекух
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Глава 7
А потом он докурил свой долгоиграющий «Давидофф», и мы пошли обедать.
Ничего особенного.
Нельзя сказать, что отрава, но и пальчики облизывать я бы не стал.
Вроде и вкусно.
А вот добавки просить не хочется.
Есть такие столы.
Все хорошо.
Но как-то безвкусно, не по-домашнему.
Да и общая беседа за столом тоже не клеилась: Златина мама совсем не говорила по-русски и очень плохо – по-английски. А немецким и чешским не владел я.
Ничего, бывает.
Некоторые даже мечтают о такой вот почти глухонемой теще, думаю.
А потом обрываю себя: что это тебе, старина, в твою покрытую шрамами башку такие дурные мысли лезут?
Теща какая-то!
Совсем обалдел?
Истосковался по домашним котлеткам?!
Так Златка тебе их точно готовить не будет.
Не тот типаж…
…Что-то домой захотелось.
В Москву, в Москву.
Ага, уже улетел.
Сижу, вилкой и ножом свинину с кнедликами ковыряю.
А на душе – самая настоящая паника.
Ты в этот раз, брат Дэн, попал по-настоящему.
Реально попал.
Сгорел, можно сказать.
Спалился.
…Поэтому, когда Мартин снова предложил в курительную комнату прогуляться, вы даже представить себе не можете, как я обрадовался!
Хоть, думаю, мозг немного в порядок приведу, под сливовицу да под умные разговоры.
…Ну, уселись.
Он опять себе виски плеснул, я – сливовицы.
Закурили, каждый свое.
На этот раз он тот самый неизвестный мне сорт «Macanudo» выбрал. Который homemade.
Ничего так аромат.
По крайней мере, со стороны.
Сидим, молчим.
Думаем.
Каждый о своем.
Хотя – черт его знает. Может так случиться, что оба как раз о его дочери и размышляем.
Похоже.
– А скажите, Дан, – спрашивает неожиданно, – я же совсем про вас ничего не знаю. Вы вот, к примеру, разрешили о вашей работе спрашивать. Чем вы занимаетесь? Какой у вас бизнес?
Улыбаюсь, полощу горло сливовицей. Про себя он рассказывать не торопится.
Он тоже улыбается:
– Я работаю в энергетике, поэтому у меня так много русских партнеров. Я открылся, да?
Ага, думаю.
Думаешь, я не догадался?
Нефть, газ.
Вариантов-то – всего ничего.
– Ну, – говорю, – если по бизнесу гадать будете, то наверняка не угадаете. Потому что я не бизнесмен. Журналист. Как у нас говорят – бумагомарака.
Он неожиданно удивляется:
– Репортер?
– Был когда-то репортером. Сейчас скорее чиновник. Заместитель главного редактора. Хотя иногда пописываю. Для души.
– Да?! – удивляется еще больше. – А какое издание? Я немного ваш рынок прессы понимаю. Правда, в основном, деловой.
Киваю.
– А я, – хмыкаю, – сейчас в деловом издании и работаю. Раньше в ежедневке трудился, мне очень нравилось. Там жизни больше. А потом устал, и когда должность нынешнюю предложили, согласился, почти не раздумывая.
И – называю издание.
У него аж брови наверх полезли.
Неудивительно.
Контора, в которой я сейчас тружусь, весьма уважаемая. И заслуженно.
Стыдиться нечего.
Полез в карман, достал оттуда портмоне, вынул визитку, протянул.
Он прочитал, по-детски шевеля губами.
Понятно: говорить по-русски и читать на кириллице – это не одно и то же.
– Злата знает?
Жму плечами.
– А зачем? – спрашиваю. – Придет время – скажу. Мы, Мартин, извините, всего три дня назад познакомились.
Он кивает.
– Ну что ж, моей девочке, кажется, повезло.
Тут я не выдерживаю:
– Да откуда вам знать, повезло ей или не повезло?! Вы бы сначала хоть у нее или у меня спросили!
И – осекаюсь.
Потому что он внимательно смотрит на меня и грустно улыбается.
Некоторое время молчим.
Видимо, что-то осознавая.
Оба.
– Дан, – говорит он наконец. – Мне в следующем году исполняется шестьдесят лет. Когда вам будет столько же, вы поймете, что не всегда обязательно спрашивать. Иногда достаточно просто смотреть.
И наливает нам по рюмке сливовицы.
Он ее, похоже, очень уважает.
По крайней мере, в виски только кончик сигары окунает, а это зелье с удовольствием опрокидывает стопками.
Даже у меня реже рюмка пустеет.
Что здесь, что за обедом.
И ведь не пьянеет. В то время как у меня в голове шуметь начинает.
А я алкогольный удар держать умею.
Проверено.
– Давайте, – вздыхает, – Дан, просто выпьем. И немного помолчим. У каждого из нас свое время. Я скажу банальность, но времена жизни похожи на времена года, и это особенно остро чувствуешь поздней осенью. Неважно, светит ли в этот день почти летнее солнце или идет тоскливый последний дождь. Ты все равно знаешь, что это осень. Но в любом времени есть свои преимущества.
Что ж, выпить так выпить.
Если хороший человек предлагает, какой смысл отказываться?
Сидим, молчим.
Потом он снова вздыхает.
– Знаете, Дан, – говорит. – Вы, русские, предавали нас, чехов, не один раз. Наши деды в Первую мировую войну переходили на вашу сторону и воевали против Германии и Австрии за славянское братство. А вы вместо славянского братства устроили чудовищную революцию. И отправили их на бойню. Потом вы освободили Чехию от немцев во Вторую мировую, и мы вам снова поверили. А вы предали в шестьдесят восьмом таких как я, мечтавших о социализме с человеческим лицом. Это ведь мы, чехи, придумали это «человеческое лицо». Вы журналист, образованный человек, значит, знаете. Мы тогда хотели провести эксперимент на себе и показать пример всем, и вам в том числе. Но вы ввели танки. А в девяностом вы предали таких как мой отец. Тех, кто верил вам до конца. Это все теперь просто история, да. И ее не надо ворошить, надо жить сегодня, а не вчера. Пыль на страницах мешает дышать свежей травой и вам, и нам. Поэтому прошу только об одном. Не предавайте мою дочь. Этого я вам не прощу. Никогда.
Молчу, думаю.
Он почти правильно говорит по-русски.
Но только почти.
И это касается не только грамматического построения фраз.
– А если ваша дочь предаст меня – так, чисто гипотетически. Ее простите?
– Прощу, конечно. Она же моя дочь.
Я с трудом сглатываю комок в горле.
Н-да…
– Ничего себе, – качаю головой. – У вас отличная логика.
Он снова улыбается и снова наполняет рюмки сливовицей.
– Вы, русские, считаете себя великим народом. И правильно считаете. Вы – великий народ и поэтому должны думать только во вторую очередь о себе, а в первую – о справедливости и других принципах. А мы, чехи, – просто народ. Хороший народ. Но маленький. Поэтому думаем в первую очередь о себе. Так надо. Кроме того, ты мужчина. А мужчина, который позволяет женщине предавать себя, виноват в этом сам. Я имею право это тебе говорить. Потому что я тоже мужчина. Это понятие не национальное.
Поднимает рюмку и тянет ее к моей.
Немного поколебавшись, чокаюсь, и мы выпиваем.
Н-да, думаю.
Вполне возможно, я женюсь на твоей дочери, чех.
Но первое, что я сделаю, – это увезу ее отсюда в Москву.
И когда мы будем навещать вас в Праге, мы никогда не остановимся в вашем доме. Только в гостинице.
Нет, мы будем к вам приезжать обедать, я с удовольствием выпью с тобой сливовицы и, быть может, даже попробую твоих сигар, но останавливаться в твоем доме я не буду никогда.
Ты мне нравишься, чех.
Но мы – слишком разные.
А твоей дочери придется обрусеть.
Никуда не денется.
Уж я – постараюсь.
Глава 8
Только когда мы со Златой уселись в такси, я понял, как же мы с ее отцом серьезно набрались.
Коварная штука эта домашняя сливовица.
Типа кавказской чачи.
Пока сидишь, пьешь – вроде бы все ничего.
А стоит подняться…
…Хорошо еще в лобби нашей гостиницы, когда мы приехали, сербы сидели. Приехали с парнями напоследок подосвиданькаться.
Подошел к Тиму, пошептался.
Тот подозвал одного из своих, и мы с ним прогулялись до туалета, откуда я вернулся в куда более бодром состоянии.
Ожидавшая меня на гостиничном диванчике Злата так ничего и не заметила.
Я, в принципе, с «первым» в последнее время осторожничаю. Слишком уж увлекательная это карусель.
Далеко укатиться можно.
Но тут как раз тот случай.
Всобачил в себя столько, что даже на «отвальную» кружку пива с парнями решился.
Правда, предусмотрительно выбрав легкое светлое «Крушевице».
Похлопал по плечам сербов и своих парней, пообнимался.
А потом долго-долго целовался со своей неожиданной судьбой у автобуса. Запоминал вкус ее губ.
И прочие приятные на ощупь выпуклости и изгибы.
Встретимся-то явно не скоро.
Непросто это – любить друг друга по разные стороны границ. Надо что-то вечно придумывать.
Но мы, блин, легких путей не ищем.
И – никогда не искали.
Пока что удалось договориться только о совместной встрече Нового года у меня, в Москве.
Обещала.
А раз уж обещала, никуда не денется.
Не позволю.
Да, возможно, о поездке куда-нибудь на острова сразу же после этого.
Если, разумеется, все получится.
Есть тут, понимаете, разные неприятные нюансы типа моей работы и ее учебы в университете.
Последний курс.
Ей, чтобы провести со мной новогодние каникулы, нужно серьезно поднапрячься и сдать какие-то университетские «курсы».
Я ничего из ее объяснений по поводу этих самых «курсов» не понял: слишком слабо представляю себе европейскую систему образования.
Это ведь только у нас «от сессии до сессии живут студенты весело».
У них куда более хитроумно устроено.
Ну, да и бог с ними.
Честно говоря, мне в тот момент было не до этой хитрой механики.
Хотелось просто сгрести Злату в охапку и увезти в Москву.
Прямо сейчас.
Немедленно.
Года три-четыре назад я, наверное, так и поступил бы.
Или – сам бы остался.
Сейчас – другая история, увы.
Взрослый уже мальчик.
Может, и вправду жениться пора?
Ладно.
Поживем – увидим…
…А потом мы с парнями закинули шмотки в заказанный заранее автобус, я попрощался с сербами и Златой, забрался на облюбованное место в хвосте салона и с благодарностью принял из рук Жеки открытую бутылку с вкусным чешским пивом.
Смывать ее помаду с еще помнящих вкус губ.
Тут, конечно, что-то посерьезнее пива требовалось.
После первого моего глотка автобус медленно тронулся и задумчиво покатил в сторону аэропорта.
Через некоторое время в кармане противно запиликала мобила.
Глянул на определившийся номер.
Она.
– Извини, – говорит со своим неподражаемым западнославянским акцентом, – ты мне ничего не хочешь сказать?
Сижу, мнусь.
– Ну, – смеется, – хорошо. Тогда я скажу. Я люблю тебя, Русский.
И – короткие звонки разъединившейся линии.
Перезванивал ей, перезванивал…
Бесполезно.
Вот стерва.
…А дальше все было как всегда.
Аэропорт.
Регистрация.
По-европейски простой и недолгий паспортный контроль.
Торопливый перекур в специальной стеклянной кабинке.
Короткий забег за сувенирами в дьюти-фри.
Еще один перекур за кружкой «Крушевице» в баре перед вылетом, еще одна попытка дозвониться до Златы.
Бесполезная, само собой.
Самолет с кучей внезапно обнаружившихся знакомых, которые, оказывается, тоже летали на матч и которых ты по неведомой причине так и не встретил в Праге. Неизбежная пьянка.
И наконец, цепкие объятия родины в удивительно казенном зале прилета аэропорта «Шереметьево-2».
Я очень люблю свою страну.
Но почему-то ненавижу возвращаться из-за границы.
Может быть, потому что оловянные глаза прапорщиц на паспортном контроле заранее видят в тебе государственного преступника; потому что ты ловишь разочарованные взгляды таможенников, понимающих, что от туриста с таким хилым багажом нечем поживиться, и потому что ступаешь на грязный, заплеванный пол зала ожидания багажа.
Впрочем, нам в этом зале было нечего делать.
Не из турпоездки, чай, возвращаемся.
С выезда.
Хотя некоторые и с выездов умудряются с та-аакими баулами прилетать, что хоть стой, хоть падай.
Мешочники, блин.
Я еще понимаю, если откуда-нибудь из Италии.
Но не из Чехии же.
Ну, да их дело.
Вышли, запрыгнули в «лансер» очередной подруги Никитоса, поехали.
Я, как только устроился на заднем сиденье – на переднее по-хозяйски погрузился сволочь Никитос, – вынул мобильный, подрубился к сети, вытащил из памяти не так давно вбитый туда, но уже жизненно важный номер.
На этот раз, к счастью, – ответили.
– Алльо-о-о…
– Привет, – говорю. – Докладываю: долетели нормально, уже в Москве. И… это… Я тебя тоже люблю. Просто сказать стеснялся.
– Глупый…
– Ладно. Пока. А то я в машине, тут куча народу. Приеду домой, наберу, поговорим…
– «Народу» – это «людей»? – спрашивает с неожиданным любопытством.
Филолог, думаю.
Твою мать.
Это неисправимо.
– Ага, – усмехаюсь. – Хотя именно насчет этих «людей» у меня иногда возникают сомнения. Ну, ты и сама понимаешь. Видела их в Праге как-никак. Причем в самых разных ракурсах.
– Язва ты, Русский, – смеется.
А потом вдруг – я это на расстоянии чувствую – становится необычайно серьезной. Просто вижу, как от волнения нижнюю губу ровными, острыми зубками прикусывает.
– Ты обязательно звони, Дан, – говорит. – Обязательно сегодня. Я буду ждать.
Глава 9
Поговорить нам, правда, этой ночью не удалось.
Парой слов перекинулись, и всё.
Пришлось даже соврать, что я дико устал и просто отрубаюсь.
Это было почти правдой.
Но только почти.
Потому что, как только «мицубиська», ведомая Никитосовой подругой, проехала МКАД, у меня запиликал мобильный.
Вполне себе гламурной мелодией группы «Queen».
«We are the champions, my friend…»
Ага, думаю.
Я, кажется, знаю, кто так обо мне беспокоится.
– Привет, – говорю, – Мажор.
Но тут ошибочка вышла, надо поменьше доверять интуиции.
И почаще смотреть на определитель номера.
– Это не Мажор, – хмыкают в трубке. – Это Али. Мажор рядом сидит. Желваками на скулах играет, рожа банкирская. И еще кое-кто, тебе неплохо знакомый. Ты далеко сейчас?
– МКАД, – отвечаю, – проехали.
– Ага. Москва пустая, пробок не наблюдается. Значит, минут через двадцать-тридцать дома будешь.
– Это, – ворчу, – смотря куда ехать. У нас Никитос за штурмана, поскольку его барышня за рулем. А Никитос, сам понимаешь, личность непредсказуемая.
В трубке еще раз хмыкают.
– Скажи, чтобы первым делом тебя домой отвез. Потому как гостей ожидаешь. Целую делегацию. А если будет выступать, пригрози, что поедет не сперматоксикоз снимать, а принимать участие в расширенном производственном совещании.
Хотел я брякнуть, что Никитка со сперматоксикозом – вещи несовместные.
И в Праге эта сволочь не скучала.
Хотя и не с такими романтическими последствиями, как я.
Но потом глянул на симпатичную мордашку водителя в зеркале заднего вида.
И промолчал.
– Хорошо, – говорю, – распоряжусь. Когда ждать-то?
– Вчера, – отвечает серьезно. – Сколько тебе нужно времени, чтобы привести себя в порядок?
Я вздыхаю.
– После такого выезда – минимум неделю. И то вряд ли, если не прибегать к радикальным методам. А на душ, пожалуй, минут сорока хватит.
Молчит секунд тридцать.
Думает.
Считает.
Я почти слышу, как у него в башке тумблеры щелкают.
И лампочки перемигиваются.
– Угу, – делает наконец вывод. – Полчаса на дорогу плюс час, с запасом, на все про все. Короче, через полтора часа жди. Заодно кошака тебе твоего подвезу, измучился парень, тебя ожидаючи. В кабинете мне нассал, сволочь. Если б не был сыночком моего серого психа да не уважал бы я так его хозяина, – прибил бы на фиг.
На меня вдруг волной накатывает тепло.
И я начинаю думать, как непросто будет знакомить кота со Златой.
Потому что моя семья – это я и кот по имени Арамис.
А может, они и понравятся друг другу.
Хотелось бы верить.
Арамис – сволочь ревнивая.
Да и Злата, это уже ясно, делить вашего покорного слугу ни с кем не намерена.
Даже с котом.
Характер – тот еще.
И это в самый романтический период отношений.
Что дальше-то будет, вздыхаю.
…И тут соображаю, что Али продолжает мне что-то вбивать в голову.
– Что, что ты говоришь, Глеб? – спохватываюсь. – У меня мобила заглючила, ни хрена не слышно.
– Ну ладно, – говорит, – приедем – расскажу. Бывай.
И отключается.
– Ты все понял? – спрашиваю напрягшуюся спину Никитоса.
Тот поворачивается.
– С англичанами все еще хуже, чем мы ожидали?
Я медленно киваю.
Не вовремя я о знакомстве кота с моей девушкой размечтался.
– Похоже, – соглашаюсь. – Или противоречия с клубом перешли в «горячую фазу». Что после их подметного письма пражским контрагентам не удивительно. Но это вряд ли. Там Комбат с ультрас и без нас разберутся. Так что давай сначала ко мне. Потом вы – по своему плану, а я, похоже, работаю.
– Слушай, лидер, – вздыхает сбоку от меня Жека, – может, нам с тобой?
Его вжатый в противоположную от меня дверь младший брательник согласно сопит.
И даже немного шевелится.
Насколько теснота на заднем сиденье позволяет.
Я на секунду задумываюсь.
– Нет, – вздыхаю. – Тебя ждет семья. У Никитоса – наш водитель. А у меня – только кот, которого ко мне сейчас и так привезут. Ну, а если б вы были срочно нужны, Али бы сказал, не постеснялся. Так что валите. Я, как ты говоришь, – лидер, мне и отдуваться…
Жека коротко кивает.
Из него, думаю, мог бы получиться грамотный офицер.
Слуга царю, отец солдатам.
К несчастью для моей страны, такие сейчас в армию не идут.
Идут другие.
Совершенно, блин, иной человеческий материал.
Нормальные, крепкие, честные парни, но элиту из них – лепить и лепить.
А Жека – готовая болванка. Чуть-чуть обтесать, чуть-чуть обучить.
И все дела.
У него и отец военный.
Полковник в отставке, кажется.
Я количеством звезд на погонах его родителя не сильно интересовался, просто знаю, что часть босоногого детства мой верный товарищ провел в отдаленных гарнизонах, раскиданных на просторах нашей необъятной Родины.
Но в нынешнюю армию Жека, увы, не пойдет.
Хотя я знаю, насколько скучно ему в финансовом отделе конторы штаны протирать.
А что делать?
У парня семья.
И его Ирка не поймет, почему должна отказаться от жизни в столице и неплохой для молодого спеца зарплаты в треху баксов за непыльную работенку финансового клерка ради гарнизонной нищеты и прочей армейской неустроенности.
Говорили мы с ним как-то на эту тему.
Так что знаю, о чем рассказываю.
Не догадываюсь, а именно знаю.
Ладно.
Черт с ним.
Проехали…
…Поэтому, когда мы остановились перед моим подъездом, я просто коротко пожал парням руки, кивнул хорошенькой шоферше, закинул на плечо не сильно тяжелую дорожную сумку и направился в квартиру: принимать душ и звонить в Прагу Злате, извиняться, что мы с ней сегодня долго не пробеседуем.
Извини, дорогая, – устал.
Ага.
И все это следовало сделать до приезда парней.
Потому как их не интересовали ни мой дорожный пот, ни мои романтические пражские сопли.
Ничего личного, только дело.
Сам такой…
…Все-таки горячий душ и крепкий кофе способны творить настоящие чудеса даже с самым измученным человеческим организмом.
Когда раздался звонок в дверь, я уже был почти в порядке.
И это тот самый случай, когда «почти» – считается.
Открыл, пожал руку Али, принял у него из рук клетку-переноску с недовольно мявкавшим оттуда Арамисом.
– Остальные попозже подгребут, – говорит. – За спиртным решили заехать, чтоб твои запасы не опустошать. Разговор, судя по всему, будет долгим. И непростым.
– Понятно, – жму плечами, выпуская котяру. – Если б все просто было, вы бы завтрашнего дня дождались.
Арамис выпрыгивает из клетки и тут же начинает тереться о мои домашние джинсы.
И – мурчит, громко, что твой ядерный реактор на подводной лодке средних размеров.
Соскучился парень.
И, похоже, уже простил.
Что ж, одной заботой меньше.
Не нужно будет гостей заставлять тапки в стенной шкаф прятать.
А то – точно бы кому-нибудь в кроссовки нассал, сволочь кремовая.
Взял котяру на руки, погладил, почесал за ухом и под подбородком, положил на плечо, – урчит еще громче.
За мочку уха прикусывает.
Как же я тебя люблю, сволочь лысая.
Я, после того как в моем доме настоящий сфинкс поселился, на волосатых кошек стал смотреть с искренним недоумением. И даже с подозрением.
Что-то в них не так…
…Отнес кошака на кухню, налил воды, насыпал в миску его любимых «подушечек».
Еще раз погладил радостно урчащую морду и со вздохом повернулся к Али, который уже колдовал у кофеварки, которую сам же и подарил мне на день рождения.
Практичный, гад.
Не только для меня старался, о чем, кстати, честно предупреждал.
Но все равно спасибо.
Нормальный свежемолотый кофе и эта растворимая шняга, которую в родной редакции глотать приходится, – абсолютно разные вещи.
Даже сравнивать бессмысленно.
– Только учти, – говорю, – Глеб. Это у парней спиртное еще может вызвать энтузиазм. А я – просто срублюсь. Выезд, сам понимаешь. Батарейки и так уже кончаются.
– Думаешь, я совсем тупой? Помнишь, как в том анекдоте: «Дедушка ослеп, а не ебанулся». Знаю, что ты на «чистом», сам почти не употребляю, но для такого случая запасся.
И достает из кармана джинсов небольшой, но вполне увесистый пакетик.
– Только давай не при всех. В другой комнате поляну организуй. А то, сам знаешь, в последнее время многие к этой гадости относятся воинственно отрицательно. Они, разумеется, всё поймут, но зачем гусей дразнить?
Я киваю, и мы идем в мою бывшую «детскую», где решительно вбиваем в ноздри по солидной дорожке качественного кокаина.
Мои мозги прочищаются окончательно.
Вот теперь, думаю, – можно и по рюмке.
Не опасаясь потерять нить.
И то ладненько…
…Только мы себе носы гадостью начинили, закурили по сигаретке и приготовились перекинуться парой слов, как одновременно позвонили: парни в дверь и Злата по телефону.
Махнул рукой Глебу, – мол, давай, принимай гостей, а сам трубку врубаю:
– Что, – спрашиваю, – Золотой, что-то случилось?
– Нет, милый, просто мне почему-то вдруг стало неспокойно.
Ну, успокоил ее как мог и пошел в большую комнату к парням.
А там – мама моя дорогая…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.