Электронная библиотека » Дмитрий Мережковский » » онлайн чтение - страница 14

Текст книги "Иисус Неизвестный"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 20:04


Автор книги: Дмитрий Мережковский


Жанр: Философия, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 14 (всего у книги 62 страниц)

Шрифт:
- 100% +
XIII

Кто Ему ближе всех в бывшем до Него человечестве? Кажется, мы могли бы ответить на этот вопрос с такою же точностью, как если бы слышали ответ из Его же собственных уст: пророк Исаия.

За пять веков до Р. X., тот безыменный, может быть, не только в Израиле, но и во всем человечестве, величайший пророк, которого мы называем «Второ-Исаия», как бы глазами увидел Иисуса Распятого.

Дух Господень на Мне,

ибо Он помазал Меня

благовествовать нищим, —

Исаииным пророчеством начинает Господь служение Свое; им же и кончает:

должно исполниться на Мне и сему написанному: «и к злодеям причтен». (Лк. 22, 37.)

Между этими двумя пророчествами – вся явная жизнь Иисуса, и тайная, вероятно, тем же духом обвеяна.

Казнь мира нашего была на Нем, и ранами Его мы исцелились… Был истязуем и страдал добровольно, и за преступников сделался Ходатаем (Ис. 53), —

как бы Сам Иисус говорит устами пророка; как бы живой голос Его слышится в этих словах; светится сквозь них живое лицо Его, как сквозь прозрачно-темный покров. Мог ли Он в них Себя не узнать?

XIV
Апокриф

За десять лет до начала служения, сидя в Назаретской синагоге, на скамье, среди молящихся, и глядя через открытую за каменным помостом, тебутою, дверь на золотое море иезреельских пажитей, где серой паутинкой вилась дорога в Иерусалим, на Голгофу, слушал Иисус, как чтец возглашал Исаиино пророчество:

Ebed Jahwe, Раб Господень…

Казнь мира нашего была на Нем…

Как овца, веден был на заклание,

и как агнец перед стригущим

его безгласен,

так Он не отверзает уст Своих…

Предал душу Свою на смерть,

и за преступников сделался Ходатаем.

Медленно закрыл глаза Иисус; черную, на белом небе, увидел черту, крайний край горы Киннора над пропастью, и полустертую, на камне жертвенника, надпись:

Сына Отец принес в жертву.

А чтец возглашал:

Господу было угодно поразить Его,

и Он предал Его на мучение…

Праведного, Раб Мой, оправдает многих

и грехи их на Себе понесет…

Сердце бьется, кровь стучит в висках

Masmera min hazelub.

Длинные гвозди креста.

Острия двух пирамид – одной, нисходящей с неба, другой, от земли восходящей, – сошлись в сердце Иисуса. Зов Отца: «Сын Мой возлюбленный», – острие пирамиды небесной; зов мира: «понес на Себе грехи многих», – острие пирамиды земной. Сердце Его пронзили оба острия; оба зова услышал Он и ответил: «Я».

XV

Сын человеческий пришел, чтобы отдать душу Свою за многих (Мк. 20, 23),

скажет Господь, восходя в Иерусалим, на Голгофу, последним Путем Крови.

Сколько людей отдавали душу свою в выкуп за многих, но так, как Он, – никто никогда.

Вот, Агнец Мой, Который берет на Себя грех мира (Ио. 1, 59), —

весь грех, – всю тяжесть мирового зла.

Он искупил нас от проклятья закона, κατάρας. Сам сделавшись проклятием за нас, ибо написано: проклят всяк висящий на древе (Гал. 3, 13.)

Прежде чем явиться миру, Он уже знал, что это будет;

знал, что «вкусит смерть за всех, вне Бога, вдали от Бога,

,[304]304
  Евр. 2, 9. Наше каноническое чтение: «Дабы Ему, по благодати Божией,
  , вкусить смерть за всех», – отменяется непреложно засвидетельствованным чтением древнейших рукописей: «
  , вне Бога, вдали от Бога». – Fr. Barth, Die Hauptprobleme des Leben Jesu, 5.


[Закрыть]
в отвержении, в «проклятии».

Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мк. 15, 34), —

этот последний вопль Свой на кресте уже с самого начала жизни предчувствовал; знал, что должен пострадать, умереть, как никто никогда не страдал, не умирал.

Вы, проходящие, скажите: кто так страдал, как Я?

жалоба эта, lamentatio, пишется в средние века на подножии распятий, на перекрестке дорог. И до конца времен, на всех путях земных напишется.[305]305
  H. Monnier, La mission historique de Jesus, 1914, p. 321.


[Закрыть]

Быстро и для всех равно наполняется чаша страданий телесных, в последний, смертный час; но не равна для всех и бездонна чаша страданий духовных: в нем одном до края наполнится она, и перельется через край; Он один, Отца бесконечно любящий, Сын Единородный, будет страдать бесконечно. Отцом оставленный; крайнюю точку отвержения, отпадения от Бога, – черный, чернее тьмы, ледяной, леденее льда, никому неведомый надир страдания Он один пройдет, чтобы навсегда совершилась «единая жертва» за всех (Евр. 10, 14), и отныне всякий страдающий, отверженный Богом, проходя через ту же точку отвержения, знал, что он не один, потому что рядом с ним – Пострадавший, Отверженный, Проклятый за всех и за него, – за всех и за него Страдающий, Проклинаемый вечно; чтобы каждый мог о Нем сказать:

возлюбил меня и предал Себя за меня (Гал. 2, 30),

и услышать от Него:

в смертной муке Моей, Я думал о тебе;

каплю крови Моей Я пролил за тебя. »

XVI

«Проклят всяк висящий на древе». – «Сын проклят Отцом?» – искушает нас дьявол. Вот где надо помнить, что «Отца не знает никто, кроме Сына». Мы об этом ни говорить, ни даже думать не можем, а если все-таки думаем, то как бы сходим с ума, и уже не знаем, молимся или кощунствуем. Молится или кощунствует рабби Хилкия в Талмуде:

Кто говорит, что у Бога есть Сын, и что Бог позволил Его умертвить, тот лжет и безумствует; ибо, если Бог не допустил жертвоприношения Исаака, то мог ли бы допустить убиение Сына, не разрушив весь мир и не обратив его в хаос?[306]306
  Agad. Ber, 69, ар. Dalman, Jesus – Jeschua, 157.


[Закрыть]

Мир создать не мог ли Всемогущий так, чтобы Всеблагому не надо было жертвовать Сыном за мир? Всякая душа человеческая, при одной мысли об этом, безумьем испепеляется; только одна душа Его, в этом растет и крепнет, как алмаз в первозданном огне:

духом возростал и укреплялся (отрок Иисус), исполняясь премудрости. (Лк. 2, 40.)

Этою огненною пищею питался двадцать лет, как младенец – молоком матери.

XVII

Был истязуем, но страдал добровольно (Ис. 53, 7), —

отвечает уже Исаиино пророчество на тот безмолвный, безумный вопрос нашего сердца; отвечает и Сам Иисус:

Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее от Меня, но Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее, и имею власть принять ее. Заповедь сию получил Я от Отца (Ио. 10, 17–18.)

Но если бы мы поняли, что значит:

ныне душа Моя возмутилась, и что Мне сказать? Отче, избавь Меня от часа сего? Ho на сей час Я и пришел (Ио. 12, 27);

если бы мы увидели в этом признании, столь человеческом, как бы из разбереженной раны вдруг хлынувшую кровь, то, может быть, мы вспомнили бы, что Иисус не только воистину Бог, но и Человек воистину, и не заснули бы на две тысячи лет «от печали» – привычки, как ученики в Гефсимании, когда Он был в смертном борении.

Авва, Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня (Мк. 14, 33; 36.)

Может Отец пронести чашу мимо Сына – и не хочет? Вот с чем борется Сын, чего ужасается, – не страданий, не смерти, а этого; вот «парадоксальное», «удивительное – ужасное», всей жизни и смерти Его.

Только ли в Гефсимании это «борение»,

? Нет, во всей жизни Его, от Назарета до Гефсимании. Вот о чем до конца мира несмолкаемая жалоба на подножии креста: «вы, проходящие, скажите, кто так страдал, как Я?»

XVIII

Если Ты, Господи, хочешь, чтобы мир был, то нет правосудия (Закона), а если хочешь, чтобы было правосудие (Закон), то мира не будет. Выбери одно из двух, —

молится Авраам о Содоме – о всем мире, лежащем во зле, о всех людях, а не только об избранных[307]307
  Ber. R., 39 (78b), ар. Dalman, 158.


[Закрыть]
Молится и Моисей:

Прости им грехи, а если не простишь, то изгладь и меня из книги Твоей. (Исх. 38, 18.)

Молится и Брат человеческий о братьях Своих: их простишь, – и Меня; их казнишь, – и Меня.

В сердце его столкнулись, противоборствуя, две величайших силы, какие только сталкивались когда-либо в человеческом сердце: любовь к Богу – любовь к миру. «Выбери одно из двух». Прежде чем здесь, во времени, – там уже, в вечности, выбрал.

Первая воля к жертве – чья. Отца или Сына? Молятся или кощунствуют Офиты-Наассеяне, когда отвечают на этот вопрос:

 
И сказал Иисус: Авва, Отче!
зри, как страдает Душа,
далеко от Тебя, на земле;
хочет от смерти бежать,
ищет путей, – не найдет.
Отче! пошли же Меня.
Я пройду через все небеса,
к людям на земле сойду,
тайны открою им всe —
путь сокровенный к Тебе.[308]308
  Hippol., Philosoph., V, 10. – P. Wendand., Die Hellinistisch – Römische Kultur, 1912. S. 179. – Dibelius, Geschichte der christlichen Literatur, 1926. S. 92–93.


[Закрыть]

 
XIX

В тело – темницу – заточена душа за какую-то великую вину, —

напоминает Климент Александрийский учение орфиков.[309]309
  Clement. Alex., Strom. Ill, 3, 17.


[Закрыть]
«Все мы живем в наказание за что-то», – напоминает и Аристотель, кажется то же учение.[310]310
  С. Anrieh. Das antike Mysterienwesen, 1893. S. 17.


[Закрыть]
«Грех человека величайший – то, что он родился» (Кальдерон), – сын ушел от отца. Только один Человек в этом грехе неповинен: Сын от Отца не ушел, – Он послан в мир Отцом. Но вот, и Он «возмущается духом»: «Авва, Отче! избавь Меня от часа сего». Не было ли, и до Гефсимании, в жизни Его таких минут человеческой немощи, когда Он тосковал и ужасался: «Авва, Отче! Кто же от Кого ушел, – Ты от Меня, или Я от Тебя?»

Этой муки Его мы никогда не узнаем, может быть, потому, что не хотим знать, боимся этого слишком человеческого в лице Его, в жизни и смерти, а не зная этого, никогда не полюбим Его, как надо любить; не поймем, что значат у таких людей знающих, – любящих Его, как Павел и Франциск Ассизский, крестные, на руках и ногах, язвы, «стигматы»; никогда не поймем, что значит на всех земных путях несмолкаемая жалоба: «вы, проходящие, скажите, кто так страдал, как Я?».

XX

Знал ли Отец, на что идет Сын? Бог «всеведущ», – не значит ли, что Бог все может, но не все хочет знать, чтобы не нарушить свободы человеческой, потому что только свобода есть мера любви божественной?

Кажется, в таинственнейшей притче о злых виноградарях есть намек на то, что Отец не хочет знать, что сделают люди, когда придет к ним Сын.

Что Мне делать?

говорит господин виноградника, после того, как всех посланных им, чтобы принять плодов от виноградарей, избили те и выгнали:

Что Мне делать? Сына Моего пошлю, возлюбленного, может быть, увидев Его, постыдятся (Лк. 20, 9–16; Мк. 18, 1–9.)

В этом-то «может быть» и вся «агония», смертное борение человека Иисуса, – то, в чем Он больше всего людям, братьям Своим, – Брат. Вот, что значит: «Кто не несет креста своего, тот Мне не брат». И каким новым светом, чудным и страшным, озаряется это «может быть» неизвестнейшее в лице Неизвестного!

XXI

Если нашему сердцу земному неземная мука Его непостижима, то блаженство Его неземное – последняя над всеми человеческими бурями победа – тишина – еще непостижимее.

Только на малое время Я оставил Тебя, и снова приму Тебя с великою милостью, —

отвечает, уже в Исаиином пророчестве (54, 7), Сыну Отец на крестный вопль: «для чего Ты Меня оставил?»

Брат человеческий мог бы сказать людям, братьям Своим, в долгую-долгую, ночь мира, от первого до второго Пришествия, так же, как сказал ученикам Своим, в ту предсмертную ночь:

все вы соблазнитесь о Мне… и оставите Меня одного; но Я не один, потому что Отец со Мною (Мк. 14, 27; Ио. 16, 32.) Вот Отрок Мой, которого Я держу за правую руку, —

говорит Господь все в том же Исаиином пророчестве (48, 1.) Руку Свою в руке Отца всегда чувствует Сын.

Если пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со Мною; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают Меня. (Пс. 22, 4.)

Этот покой, тишина, – первое в Нем и последнее. Божественное в человеческом.

Сын Мой, во всех пророках, Я ожидала Тебя, да приидешь, и упокоюсь в Тебе. Ибо Ты – Мой покой. Tu es enim requies mea, —

говорит в «Евангелии от Евреев», Матерь-Дух, нисходя на Сына в крещении.[311]311
  Hieron., Commentar, in Jsai, XI, 2 ар Resch Agrapha, 234.


[Закрыть]

XXII

Путник, на очень высоких горах, видит под собою тучи и бури, а над собой – вечно-ясное небо; так, в жизни Иисуса, после всех мук земных и неземных, наступает такая минута, когда Он видит над Собой волю Отца. Стоит Ему только поднять голову к небу и сказать: «Авва, Отче!» – чтобы все земные голоса утихли в Нем и чтобы снова услышал Он голос Отца: «Ты – Сын Мой возлюбленный».

XXIII

Тридцать лет – тишина, молчанье, ожиданье; стрела на тетиве натянутого лука неподвижна. Целит стрелок; туже, все туже натягивает лук, – вот-вот порвется тетива.

Огонь пришел Я низвесть на землю; и как желал бы, чтоб он уже возгорелся! Крещением должен Я креститься; и как томлюсь, пока сие совершится! (Лк. 18, 49–50.)

Если в жизни явной, когда уже стрела летит, томится Он так, то насколько сильнее, в жизни тайной, когда еще стрела неподвижна. Чем измерить в Нем эту муку ожидания, мы должны помножить и ее, как все остальные муки Его, на бесконечность.

В те последние годы, месяцы, дни, каждый вздох Его – одна молитва: «Авва, Отче! да приидет Мой час».

XXIV

«Весь народ был в ожидании», – говорит об этих днях Лука (3, 15.) Может быть, не только один народ в ожидании, но и все человечество. Ниже, все ниже, чернее нависает гроза; замерло все в тишине бездыханной. В мире – такое ожидание, томление, какого никогда не было. Кажется, только еще миг, – и сердце мира, как слишком натянутая на луке тетива, оборвется.

В этот-то последний миг, и пустил Стрелок из лука стрелу. Молния сверкнула в душе Иисуса, – ее не увидел никто; но громовый удар – «глас вопиющего в пустыне» – услышали все:

Царство небесное приблизилось. Приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему. (Мт. 3, 2.)

Явился Иоанн, крестя в пустыне, и проповедовал, говоря:

идет за мной Сильнейший меня… Я крестил вас водою, а Он будет крестить вас Духом Святым и огнем (Мк. 1, 4; 7–8. – Лк. 3, 16.)

Голос Иоанна услышал Иисус и сказал:

Мой час пришел.

5. Иоанн КрестительI

Так начинается Евангелие Иисуса Христа, Сына Божия.

…Был Иоанн; он крестил в пустыне, проповедуя крещение покаяния во оставление грехов.

…И было в те дни: пришел Иисус из Назарета Галилейского, и крестился от Иоанна в Иордане. (Мк. 1, 1; 4; 9.)

Так начинается Блаженная Весть – Евангелие, – не книга о жизни Христа, а сама эта жизнь, для Марка, ученика Петрова; так же – для учителя его, Петра: «после крещения… мы свидетели всего, что сделал Иисус» (Д. А. 10, 37; 39.)

В этом, как и во многом другом, с Марком согласен Иоанн, с первым свидетелем последний. Тотчас после Пролога, где говорится о небесной жизни Христа, сообщается о начале и жизни земной:

Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн. Он пришел… чтобы свидетельствовать о свете…. И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нем (Иисусе.) (Ио. 1, 6–7; 32.)

Здесь, хотя о самом крещении словами не сказано, может быть, потому, что тайна эта слишком свята и страшна (то же, что «неизреченное», arreton, в мистериях), но нет сомнения, что и здесь, в IV Евангелии, так же как и в 1-м, начало всего – Крещение.

Чем бы ни были две первые главы Луки и Матфея о Рождестве, – «мифом» или мистерией, это, во всяком случае, еще не история, – не горы, а смешение облаков с горами; в точном же смысле, история начинается у этих двух, так же как у Иоанна и Марка, крещением; в этом все четыре евангелиста согласны: начал Иисус крещением – кончил крестом; то для них так же несомненно, как это. Если тайная жизнь Его, земная, – до крещения, а небесная, – после креста, то явная – вся между этими двумя пределами земными: Крещение – Крест.

Что такое конец – крест, мы не узнаем, если не будем знать, что такое начало – крещение; не узнаем, и что такое средина – вся жизнь Иисуса – Блаженная Весть, Евангелие.

II

Явлен миру в Иисусе Христос, в Сыне человеческом – Сын Божий: таков смысл Богоявления Эпифании, как, уже в ранние века христианства, названо крещение.

Если в жизни человечества христианство есть величайшее явление, с чем невольно и злейшие враги его соглашаются, когда хотят уничтожить его, чтобы спасти человечество, то эта бесконечно малая в пространстве и времени, почти невидимая, как бы геометрическая, точка: «Иисус крестился», – есть величайшее событие, поворотная точка, зенит всемирной истории, – то, ради чего все в ней совершается, куда и откуда в ней движется все, от начала до конца времен. Если же Христос, действительно, то, что видит в Нем христианство, то крещение есть равноденственная точка в жизни не только человечества, но и вселенной, – то, для чего она создана и чем будет разрушена, чтобы возникла из нее лучшая вселенная – царство Божие.

Вот что произошло «в пятнадцатый год кесаря Тиберия», у Вифавары-Вифании, «Паромного Домика»,[312]312
  Dalman, Orte und Wege Jesu, 96. – Ed. Meyer, Ursprung und Anfange des Christentums, I, 83.


[Закрыть]
на нижнем Иордане, в полутора часах от Иерихона, в двух – от Мертвого моря, когда плотник или строительных дел Мастер, никому неизвестный и «никакого вида не имеющий», сошел с глинисто-скользкого берега в медленно-густо, как масло, текущую, здесь, в раскаленной низине, почти у самого Мертвого моря, всегда, даже зимой, тепловатую, глинисто-желтую воду.

III
Апокриф

В мире как будто ничего не произошло; никто ничего не заметил. Только два взора – две молнии – скрестились: Иоанна – Иисуса. Все узнал Один; другой узнал что-то. Что-то узнали еще двое: тут же, на берегу, стоящие, Иоанн Заведеев и Симон Ионин, рыбаки Галилейские и ученики Крестителевы – оба.

Может быть, что-то узнал и маленький мальчик на руках у матери, жадно, широко открытыми глазами, смотревший на молнийно-белого, из черной тучи слетавшего голубя, и сначала заплакавший от страха, а потом засмеявшийся от радости.

В ту же минуту, Серафимы, Богу предстоящие Животные, грозно-тяжко наклонили ось мира, и грозно-тихо передвинулись Созвездия.

И небеса разверзлись – раскололись.[313]313
  σχιξ μένους вспоминает у Марка вероятный очевидец, Петр (1, 10).


[Закрыть]

Было что-то на грозу похожее, но если бы люди увидели то, что действительно было, то в живых не остались бы.

И глас был с неба. (Мк. 1, 11.)

Было что-то похожее на гром;[314]314
  Ио. 12, 28–29: «Глас пришел с неба… Народ, стоявший и слышавший (то), говорил: это гром». Так говорил народ в Иерусалиме; так же мог сказать и в Вифаваре. Это, во всяком случае, не rationalismus vulgaris, как может казаться одинаково и слишком правым и слишком левым критикам.


[Закрыть]
но если бы люди услышали то, что действительно было, то опять в живых не остались бы.

Глас был с неба:

Ты – Сын Мой; Я ныне родил Тебя[315]315
  Так, по древнейшему, доканоническому чтению Cantabr, D., у Луки, наверное, а вероятно, и у Марка, и у Матфея (Nestle), вместо нашего канонического: «Ты – Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Лк. 3, 22). Чтение это неопровержимо засвидетельствовано всеми Отцами до IV века, когда оно было заменено позднейшим каноническим, потому что то, древнее, казалось уже догматически опасным, «соблазнительным», по слишком явному противоречию с догматом Бессеменного зачатия. – Resch, Agrapha, 334. – Joh. Weiss, Das alteste Evangelium, 133 – W. Bauer, Das Leben Jesu im Zeitalt, d. N. T. Apokr., 131.


[Закрыть]

IV

Кеплер, в астрономических выкладках о Вифлеемской звезде, редчайшем будто бы в 7-м году до Р. X., соединении двух планет – иудейского Сатурна и эллинского Юпитера, – знамении великого Царя, Мессии, верно угаданном и вавилонскими звездочетами – «волхвами с востока», и побудившем их пойти в Иудею, узнать, не родился ли Он там действительно, – Кеплер, в выкладках своих, ошибся. Но вот что удивительно: не мог он знать того, что мы теперь знаем с точностью, – что настоящий канун Рождества Христова совпадает не с 1-м годом нашей эры, а с 6– 7-м до нее, потому что Иисус родился лет за 5–6 до нашего условного Р. X., так что возможный исторический вывод из неверных исчислений Кеплера о созвездии 7 года все-таки правилен. И вот что еще удивительней: не мог знать Кеплер и того, что в этом именно, 7-м году, вавилонские астрономы наблюдали действительно редчайшее, «небесное знамение» – астрономическую прэцессию, продвижение равноденственной точки из одного зодиакального знака в другой – из Овна-Агнца в Рыб. Агнец-Овен был для них созвездием бога Солнца, страдающего Тамму-за-Меродаха, Искупителя, а Рыбы, Zib âti, – знамением «великих вод» – Потопа.[316]316
  A. Jeremias. Die ausserbiblische Erl ösererwartung. 1927. S. 75, 85, 393.


[Закрыть]
Память о гибели первого человечества – «Атлантиде», по мифу-мистерии Платона, – сохранилась у вавилонян, как ни у одного из древних народов Востока.

Видя, как солнце вступило в равноденственную точку Рыб, ужасом второго Потопа вечно одержимые, вавилоняне, может быть, сказали уже тогда, в 7-м году, в канун Р. X., как скажут потом христиане, «Скоро всему конец». И если так же заплакали от страха, как тот маленький мальчик на руках матери, у Вифавары, Паромного Домика, увидевший на черной туче белого Голубя, то не засмеялись от радости, как он, потому что меньше знали, меньше видели.

V

Греческое слово baptisma, значит «погружение в воду», «потопление». Словом этим, может быть, пророчески бессознательно утверждается связь крещенских вод с потопными: ветхий человек, первый Адам, как бы утопает, умирает, в водном гробу купели, и выходит из нее, рождается, новый человек нового человечества, второй Адам. В этом смысле, крещение, погружение в воду, есть древнейшее, потопное, Атлантидное таинство.

Так и нас ныне спасает крещение (потопление), подобное тому противообразу, – antitypes, – (Ноеву ковчегу в потопе) —

говорит ап. Петр (I. 3, 21), вероятный очевидец того, что произошло, когда уже явно, во всемирной истории, передвинулась равноденственная точка из Овна-Агнца в Рыб, и вышел из потопных – крещенских вод второй Адам – Иисус.

VI

Все мы христиане, – люди крещеные, но забыли об этом; не помним ни как родились, ни как крестились. Мертвые не чувствуют, что их кладут в гроб; заживо мертвые не помнят, что их погружали в купель: это было для нас, как бы не было; может быть потому, что мы водой крестились, а не Духом.

«Приняли ли вы Святого Духа, уверовав?» – на этот вопрос Павла мы могли бы ответить, как эфесские ученики Иоанна Крестителя: «мы и не слышали, есть ли Дух Святой (Д. А. 19, 1–2.)

VII

Кажется, люди погибают сейчас больше всего от недостатка памяти и воображения.

В древневавилонском сказании («Гильгамеш»), бог Эа, отец Таммуза Искупителя, предупреждая о потопе Ноя-Атрахазиса, в вещем знамении, свистит в щели тростниковой хижины его, как начинающийся ветер потопа:

Хижина! хижина! Стена, стена!

Слушай, хижина! Внемли, стена!

Человек из Шурипака, сын Убара-Туту,

Сломай свой дом, построй ковчег,

Презри богатство, жизни взыщи,

Все потеряй, душу спаси.

Ветер потопа свистит во все щели нашей европейской хижины, но мы не строим ковчега. О, если бы мы чуть-чуть побольше воображали и помнили, то поняли бы, может быть, как математически точна формула новой прэцессии, продвижения равноденственной точки в Зодиаке всемирной истории, из Рыб, – в какой именно знак, мы еще не видим, но кажется, – в Стрельца, пронзающего сердце мира огненной стрелой – Концом; поняли бы мы – как математически точна формула, данная все тем же Петром, очевидцем крещения: от Воды к Огню: «первый мир погиб, был потоплен водою; нынешние же небеса и земля сберегаются огню на день суда» (II Петр. 3, 6–7.)


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 | Следующая
  • 4.8 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации