Текст книги "Блеск"

11

Кофе-брейк подходил к концу, и Эви уже хотела возвращаться на съёмочную площадку, как вдруг раздался звонок. На экране телефона высветилась фотография Хасибы. Помедлив, Эви взяла трубку.

– Её убили, – голос Хасибы дрожал.

– Что? О чём ты?

– Анну убили. На днях её нашли с перерезанным горлом в квартире.

На секунду Эви показалось, что она потеряла дар речи. Тело впало в ступор, и всё же она насилу выдавила:

– Это его рук дело?

Мучительная пауза. Слышно, как всхлипнула Хасиба. Эви до боли прижала телефон к уху.

– Его.

Эви прервала разговор и выключила телефон. Она знала: ещё одно слово – и слёзы вырвутся наружу. Нет, только не сейчас. Минуту назад ей подправили грим. Съёмки продолжатся с минуты на минуту. Впереди решающая сцена. Нет, пожалуйста, только не сейчас. В гримёрную (громко сказано, на самом деле – закрытый тент-павильон, дребезжащий при каждом порыве ветра) кто-то вошёл, и когда Эви бросила взгляд в зеркало, то увидела позади себя Моретти. Его прохладные руки легли ей на плечи.

– Всё хорошо, дорогая? На тебе лица нет.

– Всё хорошо… Вжилась в образ.

Нагнувшись, он с нежностью поцеловал её шею.

– Идём. Нас уже зовут.

Она накинула лёгкий плащ, и они вышли. Над скалистым островом ветер гнал по небу изорванные бледнокожие тучи. Съёмочная группа была готова, все заняли свои места, не хватало только Эви. Но вот и она. Одна её рука придерживала плохо застёгнутый плащ, другая покоилась в руке Моретти. Режиссёр с сигаретой в зубах провёл краткий инструктаж, вручил Эви голубоватую урну и, улыбаясь, сказал ей что-то. Она видела, как шевелятся его потрескавшиеся губы, поняла, что от неё ждут ответа, и кивнула. Режиссёр похлопал её по плечу, подмигнул Моретти и, выбросив окурок, сел возле оператора перед монитором.

– Приготовились.

Моретти отошёл в сторону. С обеих сторон к Эви, словно акулы, подплыли камеры.

– Мотор! Начали!

Её глаза опущены на урну в руках. Ветер швыряет её волосы. Медленно подходит Моретти. Его лицо приближается к лицу Эви. Их лбы вот-вот соприкоснуться.

– Иди. Я подожду тебя здесь.

Эви смотрит на него широко распахнутыми глазами, уголки её губ дрогнули. Он осторожно проводит рукой по её щеке, убирает приставшую к её губам прядь волос. Эви разворачивается к нему спиной. Пятнадцать шагов отделяют её от края утёса. А там трепещет бесконечность: бесконечность океана, в остервененье кидающегося на прибрежные скалы, бесконечность тоскливого небосклона, бесконечность свистящего ветра, бесконечность того, что принято называть временем. Неторопливо, с опаской, будто приговорённая к казни, Эви начинает идти. Камера движется вместе с ней.

С каждым шагом близость бездны ощущается всё более отчётливо. В груди Эви проклёвывалось щемящее чувство невесомости. Мысль о смерти Анны не укладывалась в её голове. Зачем? Зачем? Теперь, когда её не стало, Эви в полной мере осознала, насколько импонировал ей этот человек. Она не держала на Анну зла. Поначалу, когда Хасиба сообщила ей о выставке и всех тех грязных фотографиях, когда аль-Халиль в бешенстве изливал проклятья ей в трубку, Эви была крайне возмущена. Много раз в жизни с ней поступали подло и низко, но чтобы так… А буквально через пару дней случилось нечто удивительное. Журнал «Swank» поместил Эви на первое место в списке самых сексуальных женщин мира. Всемирно известная компания по производству косметики выбрала её в качестве рекламного лица. А затем поступило предложение сняться в одной планирующейся эротической комедии. Когда Эви услышала сумму гонорара, у неё закружилась голова и запрыгал пульс. Фотографии Анны сыграли ей на руку и способствовали фееричному возвращению на сцену. И ещё… Эви крепче сжала погребальную урну. Она представила лицо Моретти, стоящего сейчас где-то позади. Теперь у неё есть все основания, чтобы навсегда расстаться с аль-Халилем и начать жить с человеком, которого она по-настоящему любит, который стал её счастьем, частью её души, ею самой. Уже за одно это она была безмерно благодарна Анне.

Ещё шаг – и Эви подступила к самой кромке утёса. Снизу доносился отчаянный шум волн. Отовсюду довлел неохватный океанский простор. Между дальних скал парили белые чайки. Эви перевела взгляд на урну. Пора. И тут её осенила восхитительная мысль, мысль, которую не зафиксирует ни одна камера, которую не увидит ни один зритель: она нарушит сценарий, она представит, что в урне покоится не прах оперной дивы Иды Дубельт, а прах Анны. Да, Эви посвятит ей ключевую сцену фильма, тайно изменит весь сценарий. В знак памяти, в знак благодарности. Она подносит урну к лицу, целует холодную бронзу и открывает крышку. Лети, моя дорогая, лети… Ветер подхватывает пыльное облако и уносит его в бушующие глуби эфира. Прости жестокость этого мира, прости, прости…. Губы Эви задрожали. Два ручейка слёз заструились по обеим её щекам, встретились на остром краю подбородка, объединились в большую каплю, похожую на каплю росы, и сорвались в грохочущую пустоту. Раздаётся хлопок.

– Снято.