Текст книги "Про жизнь поломатую... (сборник)"

– Кто тут Георгиевич будет? Срочная телеграмма из Москвы, только что из МПС передали! Сам министр на проводе ответа дожидается!

– Ну я, только я не тот Георгиевич, который на рынке семечками торгует, а Константин Георгиевич, старший машинист электропоезда, – спесиво ответил важный дядя лет тридцати пяти, при усах и в строгой форме, выдававшей в нём чем-то особо отличившегося перед Родиной железнодорожника. Горделиво выпятив ребристую грудь, «дядя» стоял на платформе рядом с дверью машинистов и контролировал высадку и посадку всей душой ненавидимых лично им пассажиров. – И чё там меня министерство вздумало беспокоить, не даёт спокойно работать, ети его мать?

– А-а-а, опять чья-то мать тебе, ослу надутому, покоя не даёт? Ну тогда лови депешу, может научишься когда-нибудь людей уважать! – выпалил Димон, закатав в самом начале тирады свой коронный правый боковой в челюсть усатой морды лица, принадлежавшей сквернослову и спесивцу, – получите, как говорится, гражданин охальник, и распишитесь! В широко открытых перед забытием глазах железнодорожного хама мелькнуло неподдельное удивление, которое уже начало было переходить в возмущение, но в этот момент съехались шторки век. Вовремя. Не пришлось раздавать добавку. Димон внимательно пронаблюдал, как длинное, опрятное, но отчего-то имевшее неприятный внешний вид, тело Георгиевича сначала аккуратно, в три приёма, сложилось на мёрзлую платформу, а затем было комфортным волоком занесено в кабину машинистов. Последний гуманный акт был выполнен уязвлённым накануне помощником. «Вот за что я уважаю железнодорожников, так это за аккуратность» – подумал про себя Димон. Как только дверь кабины захлопнулась, электричка сразу же тревожно взвопила дурным голосом, как будто ужаленная исподтишка в толстую задницу последнего вагона гигантской осой. Электричка вздрогнула напрощанье от боли сразу всем своим зелёным и змеевидным телом и тут же ретировалась в далёкую ранневесеннюю даль. Только после этого удовлетворённый сатисфакцией Димон со спокойной душой неспешно прошествовал к своим сотоварищам: «Молодец этот помощник, правильно сориентировался в социальном конфликте, несмотря на перенесённую профилактическую обиду (а с другой стороны, чего обижаться, когда все учёные мужи вокруг твердят о пользе профилактических мероприятий?) Сориентировался, а это значит, есть хотя бы маленькая надежда на то, что не разучится уважать своих пассажиров помощник машиниста пригородного электропоезда даже тогда, когда займет в будущем высокий пост старшего машиниста электро– нано-поезда дальнего следования».

Ладно, пора двигаться дальше. От Зеленогорска вдоль побережья залива пролегает несколько автобусных маршрутов, но сами автобусы появляются на своих маршрутах с интервалом раз в два часа. Где они ездят всё остальное время никому не известно. Поэтому застать хотя бы один такой автобус на остановке Зеленогорского автовокзала – это большая удача для рыбака, но ещё не счастье. Полное счастье для рыбака – очутиться внутри автобуса любой ценой и в любом положении, но только со всем своим имуществом. Трудно представить счастливым обычного человека, упакованного в толстый бушлат и не менее тёплые ватные штаны, стоящего на одной ноге и плотно прижатого к другому такому же толстому человеку, ребристый ледобур которого, как штык, упирается в ту единственную коленку, которая не даёт сложиться воткнутой в пол автобуса ноге. Представить, конечно, очень трудно, учитывая тот прискорбный факт, что в таком положении придётся рыбаку провести более часа. А ведь это и есть полное счастье для рыбака. Теперь у него появилась некая уверенность, что до места рыбалки он сегодня точно доберётся. Да-а-а, воистину, как пелось в шлягере тех лет: «Трудное счастье – находка для нас, подвигом наша дорога …».

Вот так, с весёлыми шутками, сальными прибаутками и грубоватыми матюгами едва влезли друзья в накренившийся на одну сторону автобус, который вскоре пополз по ледяной от дневного таяния снега и ночных морозов дороге. Чрезвычайная скученность постепенно потеющих от неудобства принятых поз мужских тел настраивает пассажиров на ехидные шуточки, носящие явно выраженный гомосексуальный характер. Шуточки постепенно приводят к нездоровому, но всеобщему веселью терпящих неудобства пассажиров. Это нездоровое по своей сути веселье хорошо помогает пассажирам сохранить здоровье. Всем, кроме Толяна, непрерывно призывающего к берегу Ихтиандра из непонятно как открытого им заледеневшего окна. «Ихти – аааааааа-ндр, – поминутно зовёт он каким-то страшным внутриутробным, вырывающимся откуда-то из самой глубины души, голосом непослушного человека-амфибию. Но когда автобус останавливается у слегка обозначенных остановок, Толян тут же смачно сплёвывает на колесо и в наступившей тишине спокойным голосом вежливо интересуется у местных жителей: «Будьте так любезны, подскажите, пожалуйста, как называется ваша остановка? А-а-а, далеко ещё пилить, ндлять, сука грёбанная и т. д. …. Ихти – аааааааа-ндр!». С каждым десятком километров рыбаков становится всё меньше. Постепенно расползаются они по любимым клёвым местам и прикормленным ещё с зимы лункам. Для обозначения прикормленной лунки рыбаки, уходя, втыкают в неё стебли камыша в надежде вспомнить по их внешнему виду свою самую удачливую лунку месяц спустя. И, несмотря на то, что этого никогда не случается, в конце следующей рыбалки всё повторяется вновь. Это уже стало особой рыбацкой привычкой: хлебом не корми, но по завершению рыбалки дай испортить камыш.

Вскоре в автобусе уже можно сесть на свои ящики. Всеобщее веселье сменяется всеобщим сочувствием к бедному Толяну, заинедевелая голова которого безвольно болтается за окном, изредка ловя змеиным языком редко падающие снежинки и наводя ужас на немногочисленных прохожих местных жителей, бредущих куда-то ранним утром по обочине дороги: «Батюшки-светы! Покойничка стеклом защемило! Ишь, синюшный уже какой, но ещё матюкается, грубиян, а эти изуверы в автобусе хоть бы помогли ему чем!» Кто-то из сердобольных пассажиров предлагает Толяну отхлебнуть из фляжки первосортного тёщиного самогона. Толян на секунду замирает, затем резко выдёргивает голову из окна и страшным взглядом Ивана Грозного, с известной картины художника Репина, долго смотрит на мгновенно съёжившегося доброхота. Бушлат этого доброго человека вскоре начинает дымиться, и когда уже кто-то начинает отворачивать крышку термоса с чаем, дабы предотвратить пожар на борту, автобус, наконец, достигает деревни Пески. Друзья-рыбаки выгружаются и скользят по крутому обрыву вниз, до рассвета надо уже быть на своём излюбленном месте в двух километрах от берега – именно там глубина залива достигает пятнадцати метров. Толян с комфортом преодолевает склон на спине, не выпуская из рук своего рыбацкого имущества. У берега рыбаки одевают на ноги большущие бахилы от ОЗК, что придаёт им вид заплутавших во Вселенной пришельцев. Заплутавших сразу же после окончания бескомпромиссной межгалактической ядерной войны и теперь разыскивающих оставшихся в живых соплеменников. Наконец пришельцы, пережившие все ужасы и поражающие факторы термоядерных взрывов чудовищной силы, быстро выстраиваются в колонну по одному и бодрым гуськом отправляются к заветной на весь сегодняшний день цели. Замыкает заряженную на успех колонну самый уставший от проникающей ядерной радиации и жесткого рентгеновского излучения «пришелец» по имени Толян. Еле передвигая ноги по бугристому снегу, скрывающему лёд залива, он волоком тащит за собой ледобур и рыбацкий ящик, тогда как свесившийся из-за спины на грудь рюкзак нещадно хлещет его по щекам своим верхним клапаном. Но упорный герой не обращает на это ровно никакого внимания и нервно, но, в конце-концов, поступательно продвигается вперёд. Честь и слава героям, мучительно умирающим от воздействий пагубных излучений, но не сдающимся ни при каких обстоятельствах!

Над плоским горизонтом залива начинает мучительно восходить ранневесеннее солнце. Путь группы пришельцев преграждают неожиданно выросшие из темноты торосы. Порождения отголосков бушевавших на Балтике зимних штормов грозно щетинятся острыми гранями беспорядочно разломанного льда и грозят слононогим пришельцам дополнительными бедами. Но вот уже тихо струится исходящий от встающего солнца свет, постепенно вступающий в свои права и минута за минутой сглаживающий ночные угрозы. Вот он уже раскрасил красным цветом грани гигантских кристаллов прозрачного льда и обнажил места проломов в сверкающей, как сказочный дворец, стене. Пришельцы один за другим преодолевают переливающуюся какими-то немыслимыми цветами преграду и вскоре оказываются у цели. Они медленно расчехляют негнущимися пальцами свои винтообразные ледобуры и постепенно становятся людьми, очень похожими на рыбаков. Люди, очень похожие на рыбаков, вступают в фазу активного бурения, и в диком темпе вращательных движений с них осыпается последняя шелуха инопланетных обликов. Теперь это обычные питерские рыбаки-экстремалы, которые бурят вокруг себя по двадцать лунок сразу. При этом снег вокруг каждой из лунок сразу же темнеет, и каждая из них начинает зловеще дышать чёрной, как нефть, водой. Уязвлённый таким откровенным глумлением над собой лёд начинает саркастически потрескивать под слоноподобными ножищами рыбаков. Это насмешливое потрескивание не обещает ничего хорошего, и невольно возникает вопрос: для чего делается такое количество лунок? И ведь для каждой из этих лунок у рыбака имеется удочка, а на каждой из удочек по несколько фосфорных, светящихся (для облегчения работы рыбьего зрения на большой глубине) мормышек с большими крючками! Куда столько? Неужели от жадности это всё? Как выясняется – нет. Это всего лишь обычное управление вероятностью поимки рыбы. Ведь если задаться вопросом о том, что мы в действительности делаем в течение жизни, пытаясь решить какую-нибудь проблему, то самый точный ответ можно будет записать следующим образом: мы лишь пытаемся увеличить вероятность решения какой-либо проблемы, но не решаем её. Решение проистекает на самом верху и при том лишь условии, если её решить действительно надо для того, чтобы выполнить свою миссию в этой жизни. А если мы не будем увеличивать вероятность выполнения своей миссии, то она может и не состояться и получиться, как в том еврейском анекдоте, в котором сидит старый еврей Мойше при лучине в своём старом убогом домишке и ропщет на Всевышнего. «Вот, – бурчит он себе под нос, – Мойше ты любишь. Этот бездельник за всю жизнь палец о палец не ударил, а купил лоторейный билет и выиграл столько денег, что хватило и на новую квартиру с евроремонтом и на немецкую машину марки «Мерседес». Отчего же в мире творится такая несправедливость? Почему одним всё, а другим только лучину, да убогий дом?» В этот момент разверзаются небеса и раздаётся трубный глас: «А ты хотя бы билет лотерейный купил, нечестивец?!»

Вот поэтому-то и надо увеличивать вероятность своей миссии. А миссия зимнего рыбака в этом мире состоит в единении с природой посредством рыбной ловли. Отсюда и обилие лунок, удочек и крючков. И иного пути для соития с зимней природой нет. Вот попробуйте хотя бы часов на двенадцать слиться с природой на двадцатиградусном морозе, просто так прогуливаясь по лесу …. Дудки, через пару часов замёрзнете, как бы вы ни были одеты, и сколько бы тёплого глитвейну не глотнули. Замёрзнете, и тут же убежите домой или ещё в какое натопленное жилище. А что такое пара часов? Как за это время можно слиться? Учёными-сексопатологами давно подсчитано, что для того, чтобы слиться с женщиной, достаточно одного часа тридцать одной минуты: час на подготовку, минуту на сам процесс и полчаса на отдых от процесса (кстати, отдыху после процесса тоже дано научное определение – апатия). А вот с природой даже за два часа не получится. Природа она гораздо больше, чем женщина, хотя и тоже женского рода. А вот у зимних рыбаков это соитие может длиться от нескольких часов, до нескольких суток в зависимости от их снаряжения, качества палаток, заряженности батареек для фонарей, количества «долгоиграющих» свечек, запасов для закуски водки. И, конечно же, время полного слияния рыбака с природой находится в очень сильной и прямой зависимости от количества ящиков этой самой водки. А если все эти запасы постоянно пополнять, то рыбаку уже и домой-то незачем возвращаться. Но, к сожалению, такого никогда не происходит. Всякие ресурсы имеют свойство заканчиваться, и поэтому рыбаки (беспредельщиков на джипах и любителей дрейфовать на льдинах мы в расчёт не берём) обычно всегда возвращаются домой к своим матерям, отцам, женам и детям (словом, к тем, кто у них есть в наличии). Возвращаются, как правило, с рыбой, спокойными, загорелыми, здоровыми, сильно пахнущими своим уловом и слегка источающими не до конца выветрившийся на свежем воздухе запах обилия выпитой водки. И это ещё раз должно убедить всех в том, что нет лучшего способа приобщения к природе в зимний период, нежели рыбалка. Кроме того, научно доказано, что время, проведённое на рыбалке, в счёт жизни не засчитывается. Но многие почему-то гнушаются общением с природой зимой и никак не хотят продлить себе жизнь. Видимо, не видят в этом никакого смысла. Бог им судья. А мы после короткого, преисполненного глубокого философствования отступления, вернёмся к нашим героям, которые никоим образом не относятся к тем, которые не видят ни в чём смысла.

Лунки у героев просверлены. Удочки развернуты. На крючки насажены размороженные кальмары. Почему именно кальмары? Да потому, что хищные рыбы всех морей и океанов признают это многощупальное и глазастое чудище весьма вкусным продуктом. Даже в тех местах, где кальмар никогда не обитал, на наживку из его мяса обязательно клюнет какая-нибудь зубастая сволочь. Видимо, кальмар является каким-то общемировым рыбьим деликатесом, который подают по праздникам в дорогих рыбьих ресторанах планеты Земля. Не были исключением и обитатели вод Финского залива. Но всё-таки лучше всего клевала корюшка на своих соплеменников. Сильно развит был в ней рыбный каннибализм. Поэтому, как только удастся рыбаку вытащить первую корюшку на кальмара, он тут же безжалостно режет её на мелкие кусочки и насаживает их на другие крючки, без сожаления сбрасывая с них останки купленных за деньги кальмаров. И, таким образом, рыбак, пусть временами и бессознательно, но опять же осуществляет управление вероятностью (справедливости ради надо отметить, что не каждый из рыбаков догадывается о том, что такое вероятность, но интуитивно каждый из них её, собаку, чувствует всеми фибрами души). То, что корюшка лучше всего клюёт на мясо сподвижников – это научно установленный факт, но и то, что она в преднерестовый период огульно бросается на всё, что ни попадёт ей на намеченном природой пути, тоже не подвергается никакому сомнению. Видимо, у корюшки так проявляется предродовой токсикоз. Недаром эту хищницу недолюбливают ленинградцы-блокадники. Многие из них очень отчётливо помнят, как долгожданными блокадными вёснами по Неве плыли размороженные трупы, на глазах превращающиеся в скелеты под напором яростных корюшинных челюстей. Что тут поделаешь? Таковы привычки этой рыбы, заложенные в неё природой. Здесь нет её вины, и с этим надо смириться, как с врождённой вороватостью котов и кошек. Опять несколько удалились от героев рассказа, но эти комментарии не будут лишними, и далее читатель в этом будет иметь возможность убедиться.

Говорить о том, что лунки были просверленЫ и удочки развернутЫ, было с нашей стороны небольшим преувеличением и всё из-за того же Толяна, который так долго изображал танец вокруг ледобура, что изрядно надоел даже терпеливому Витьку, который в конце концов отобрал у него бур, просверлил одну лунку и опустил туда леску от одной толяновой удочки. Человек с ущербным генофондом тут же прилёг у лунки прямо на лед и почти мгновенно уснул, утомлённый тяжестью перенесённых испытаний. Но долг рыбака в нём не спал. Об этом свидетельствовала его рука, непрерывно поддёргивавшая леску как при ловле хищника на блесну. Этих действий абсолютно не требовалось при ловле корюшки, но рыбацкий инстинкт подсказывал Толяну нечто другое. А пока он пребывал во власти инстинкта, Димон, Витёк, Костян, Юран и Вован продолжали заниматься обычным для этого времени года и суток делом. Они сидели каждый на своём ящике и внимательно следили за кивками своих удилищ (для тех, кто не в курсе: кивок – это такая длинная, узкая, металлическая пластинка (или пружинка) с красным шариком на конце, через которую продевается леска, а кланяющийся рыбаку кивок сигнализирует о наступлении двух разных по своей сути событий – либо рыба из интереса трогает наживку на крючке, либо льдину, на которой восседает рыбак уже оторвало от прибрежного льда, и рыбак начинает свой героический дрейф по просторам Балтики. Иногда эти события совпадают по времени, но их суть остаётся разной всегда). Застывшие почти в одинаковых позах рыбаки ждали подхода корюшинных стай. Красное солнце уже уверенно зависло над горизонтом, а со стороны берега неожиданно задул довольно сильный ветер, погнавший по льду колючую позёмку. Некоторые из опоздавших на встречу рассвета пижонов прикрепляли к своим ящикам лыжи, садились спиной к ветру и уверенно катились под его непрерывным давлением к месту бурения лунок. Иногда почти неуправляемые болиды достигали такой скорости, что гонщикам приходилось тормозить ледобурами о наметённые на шероховатости льда снежные островки, а когда этого сделать не удавалось, пижоны сознательно инициализировали падение на бок, дабы не соскользнуть с кромки льда в манящие своей прохладой чёрные воды залива. Время от времени рыбаки выбирали леску из лунок, бросая её по ветру, чтобы зарядить солнечным светом фосфорные мормышки, источающие тихое, манящее к себе свечение на пятнадцатиметровой глубине. Зарядив мормышки и облегчив тем самым жизнь рыбе (ну, чтобы она не щурилась и не портила себе зрение, блуждая в кромешной придонной тьме и отыскивая добычу в подлёдном пространстве), рыбаки заботливо поправляли наживку на крючках (дабы не травмировать лишний раз рыбью психику двусмысленным видом крючка с мерзкой заусеницей на конце) и опускали леску обратно в воду. Проделав эту нехитрую процедуру по два раза кряду, рыбаки тихо загрустили. Кивки по прежнему стояли ровно, лишь слегка подрагивая от мелких, но частых ударов позёмки. Первым не выдержал Вован: «Эй, малохольные, вы чё сюда приехали? Никак рыбу ловить? И чё? Не знаете, как она ловится? Напоминаю, всё очень просто: наливай да пей!» «А чё пить-то? – как бы нехотя и с недоверием отозвался Витёк и продолжил с деланным удивлением, – неужели ты сегодня наливаешь?» «А чё, скажешь такого никогда не было? – с таким деланным, но возмущением в голосе отреагировал Вован. «Смотри-ка, он ещё и возмущается, стервец эдакий! – вступил в перепалку Димон, – притащил в прошлый раз какую-то фигню в пластиковой бутылке, чуть всех до смерти не потравил, а теперь – «скажешь, такого никогда не было». Да ты лучше бы не напоминал никому, что приносил что-то и молился, чтобы все про твоё жлобство поскорее забыли!» «Тьфу, блин, объяснял им, объяснял, они опять за своё! До конца жизни мне поминать будут! Что я мог поделать, если жена тайком от меня заграничный спирт «Роял» второй раз водой разбавила? Я уже довёл до нужной консистенции, упаковал, а она, змея, тайком достала, половину отлила и воды из под крана не глядя туда набухала. А вода в тот день ржавая текла, профилактику какую-то водопроводчики устроили. Вот и получился «коктейль Молотова» для желудка». «Да ладно, хватит нам одну и ту же байку рассказывать! – возмутился Димоню – Он, видите ли, ни в чём не виноват, а это только жена у него змея! Так воспитывай свою жену, на то ты и муж! Я вон свою так воспитал, что сегодня уже во двор вышел, а она на балкон, в мороз и в одной ночнушке вылетает и пищит сверху на весь двор: «Милый! А ты бутылку не забыл?» Во как надо! Вот это и есть настоящее воспитание! С одной стороны неудобно перед соседями за ночное беспокойство, а с другой стороны гордость распирает: у кого ещё жена на такое способна!» Возмущению рыбаков, выслушавших этот димонов спитч, не было предела. Со всех сторон до него доносились гневные вопли: «Ложь!», «Этого не могло быть!», «Это из анекдота!» Слышались даже обвинения во лжи с использованием женского полового органа: «Пи. ишь!!!» – орала обезумевшая толпа. В общем, какой-то нездоровый шум поднялся на льду. Даже мидитирующий у лунки Толян как-то по-особому недоверчиво задёргал рукой с зажатой в ней удочкой. «Что же они так все возмущаются? Неужели на самом деле ничего такого не было? – задумался Димон, – но как же? Я же своими глазами видел и своими ушами …. Или это мне как в песне: … да во сне привиделось? Вернусь, надо будет соседей опросить». Но сдавать назад уже было нельзя. И когда гвалт чуть успокоился, Димон поднял руку, как индеец из народного украинского кинофильма «Чингачгук велыка гадына», и произнёс: «Можете звиздеть сколько вам угодно, но сегодня утром это свершилось. Хау! Я всё сказал!» Прокатилась вторая волна возмущений, но она утихла быстрее, чем первая. «Ну так ты наливаешь, дядя Вова, или как? – с ехидцей спросил Витёк, – или баснями нас будешь поить?»

– Конечно-конечно, подгребайте. Пока не грохнем, всё равно не клюнет!

– Только, чур, даже если у кого клевать начнёт, – не отвлекаться от основного процесса и не бежать сломя голову к удочкам. Мы, в конце концов, рыбаки, а не добытчики!

– Так, сальцо, огурчики …. Стаканчик один, так что по очереди ….

– Ох-х, и как только её пьют проклятую!

– У-ух, вот так и пьют всё время – с отвращением!

– Фу-у, не пьянства ради, а здоровья для!

– Давай-давай, какое ещё пьянство? Выпиваем, дабы совсем не отвыкнуть ….

– Ну, в этот раз получше, вроде. А то я прошлый раз еле до берега успел добежать и – тридцать три струи, не считая мелких!

– Это ты, наверное, в сторону леса «фейсом» сидел. А я им в сторону залива полыхнул – не успел развернуться после бега. Палил дальше, чем видел! Хорошо ещё никого не задел, всех до этого со льда, как волной смыло!

– Да-да, точно …. Все как будто в воздухе растворились, когда увидели: как-то странно и быстро Витёк бежит в сторону берега, судорожно прижав руку к заднему «фейсу». Ну, думают, сейчас что-то будет, раз такое напряжение у него возникло …, и айда естественные складки местности для спасения на берегу искать!

– Ты давай-ка, не хохми, а расскажи, с какого такого перепугу твоя жена вдруг в рюкзак к тебе залезла и спирт ослиной мочой развела?

– Да говорю вам, что не моча это ….

– Ладно, все будем думать, что это была ржавая вода. Это, в конце концов, в интересах всех присутствующих. Кому охота признаваться, что ослиной мочой отравился. Колись дальше.

– Да это …. Чтоб его …. Был такой случай на даче …. Блоки мне бетонные привезли на фундамент да и вывалили посреди дороги – на участок было не заехать. Развезло его сильно после дождей. А тут председатель садоводческого товарищества, гнус, подкатил не вовремя и развонялся: «Убирайте в срочном порядке! Заграждаете людЯм проезд!» Легко сказать, убирайте …. Когда каждый блок по пятьдесят килограмм весит.

– Так нас бы позвал ….

– До вас ещё доехать надо, сотня километров как никак, а соседи рядом. Вот я к ним и обратился. Полдня упирались, чтобы блоки эти с дороги на участок перекидать, ну а потом сели, как полагается, отметить это дело. Была у меня кой-какая снедь и два с половиной литра этого самого «Рояля». Спирт-то я впрок, на весь следующий сезон с собой привёз, а «хавчик» только для того, чтобы вместо обеда перекусить – не мог же я предусмотреть, что с блоками так неудачно всё получится и придётся кого-то просить …. Ну, а коль попросил то, сами понимаете, надо людЯм налить и закусь им обеспечить.

– И какие проблемы? У вас там что, не растёт ничего что ли?

– Да что там может расти в середине осени? Короче, «закусь» скоро кончилась, но сосед слева вдруг вспомнил про грядку позднего, но зелёного лука, чудом сохранившуюся у него на участке. Пошли мы с ним, весь лук повыдёргивали, порезали, полили маслом, посолили, и пир продолжился! К позднему вечеру уговорили мы на троих два с половиной литра чистого спирта и расползлись кто куда. Если бы это было в квартире – умерли бы сразу, но велика она, сила чистого воздуха …. Как я попал в свой вагон-бытовку уже – не могу ничего толком рассказать, но хорошо запомнил следующее утро. Проснулся с глубоким сожалением, что не умер в детстве от скарлатины – голова вот-вот лопнет, в пищеводе великая африканская сушь, во рту как будто табун лошадей всю ночь испражнялся ….

– Опускай ты эти всем известные подробности перегибов нашего бытия ….

– Ну, так вот, попил я ключевой водички, и спирт взыграл с новой силой – пьяным стал, что называется, в хлам. Выползаю наружу, гляжу: сосед, тот что слева, на скамейке сидит. Неустойчиво как-то сидит. Видно, что приболел малость чем-то – болтает и крючит его, как сосиску над углём. А по участку бродит и что-то ищет жена, приехавшая первой утренней электричкой. Наконец жена останавливается и застывает немым вопросом искривлённой спины посреди грядок, начинает часто дышать и нервным голосом громко вопрошает: «Гена, а куда делись мои гладиолусы? Целая же грядка была!» Тут я начал кое-что вспоминать о событиях минувшего вечера, и напала в этот момент, на меня зверская икота. Один из «иков» выдался таким мощным, что сотряс больную черепушку до самого основания – аж до копчика достигло это сотрясение: вспомнил я про наш вчерашний зелёный лучок на закусь!

– Га-га-га! Гы-гы-гы! Хо-хо-хо!

– Да-да, вот и меня тогда разобрал великий и громогласный смех на фоне непрекращающейся икоты! Тут жена соседа вознегодовала ещё больше: «Ах ты, говорит, такой-разэдакий раздолбай, мало того, что мужика моего из строя на три дня спиртом своим палёным вывел, так ты ещё и насмехаешься?! Может, это ты мои гладиолусы скомуниздил и уже на рынке загнал, а теперь сидишь тут и радуешься? Ничего, вот приедет твоя жена, я ей расскажу, чем ты здесь занимаешься! Как к Людке, что на соседней улице, якобы за домкратом заходил …». И рассказала-таки, стерва. Что было и чего не было наплела. А тут еще жена второго соседа-помощника и собутыльника припожаловала. Приползла, курва, и давай жене моей плакаться – мужа у ней, видите ли, отравили …. Третий день ничего делать не может, в гамаке лежит и что-то глазами на потолке ищет, а то начнёт какую-то белку звать и всё пытается её орешками накормить …. А вот не фиг пить до одури! Выпала халява, так значит надо обязательно до дна всё вылакать …. Ну, положим, не совсем халява, но нельзя же до белок на потолке! Ну, выпил ты для порядку …, коль пригласили, да и ползи на фиг на свою территорию. Нет! Надо сидеть и стаканы переворачивать, пока дно не покажется, а потом ещё «на посошок» (без посоха до своего участка уже не дойти), да «по стременной» (хотелось бы посмотреть, как эти алкоголики влезали бы на лошадь). Всё вылакали! И я же ещё и виноватым остался! Хотя, если разобраться, то самая пострадавшая сторона – это я. Мне ведь этого спирта на весь следующий сезон хватило бы. И удар по печени был нанесён такой же, как и всем участникам этого процесса – тоже ведь завёлся, что называется, «за компанию». В общем итоге, скандал получился грандиозный, на уровне всего садоводства и, что самое главное, на пустом месте …. Так-то разобраться: ну, поработали мужики хорошо, затем выпили. Вполне обычная история, а тут такой пламень раздули и из меня отрицательный пример для воспитания местной молодёжи вылепили. Вот с тех пор супруга и переживает. Всеми правдами и неправдами пытается дозу мне ограничить.

– Хорошо, что в этот раз руки у неё не дошли …. Давай-ка, накатим по второй!

– Ещё по единой! Будьте здравы, бояре!

– И тебе не хворать!

– Может, в следующие выходные на Ладогу рванём? Говорят, уже окунёвая охота началась.

– Да-а-а, за окушком сейчас побегать – милое дело ….

– Бывалыча бегаешь-бегаешь, высматриваешь стаю по активности тянущих леску и туда! Пробуришься под задницей у какого-нибудь особо активного, которому даже «кыш» сказать некогда от поклёвок, и начинаешь полукилограммовых «горбылей» одного за другим таскать пока стая не пройдёт …. А потом снова носишься, как угорелый. Нелёгкое это дело: в прошлом году видел, как один ретивый дядя помер прямо на льду – сердце не выдержало. Шутка ли, бегать на солнце в ОЗК ….

– Не только бегать устанешь – его ведь, гада, бывает, ещё не с первого раза вытащишь …. Как упрётся, приходится по нескольку раз отпускать и опять подтягивать …. Сильный – зверь! Но зато, когда вытащишь это чёрно-зелёное и горбатое чудо, – бальзам на душу ….

– Ё-моё, а как же мы про Толяна-то забыли?!

– Да успокойся ты! Он сейчас не с нами ….

– Замёрзнет же, шельма!

– Докладываю как врач: пять минут назад, пока вы тут байки травили, произвёл внешний осмотр тела потерпевшего – кожный покров нормально-розового цвета, температура и пульс в пределах нормы, зрачки на свет реагируют адекватно.

– Но, предложить-то надо для порядка …. Очнётся, а горючего уже нет. Обидится. Дайте-ка попробую – к носу стопку поднесу и оценю реакцию.

– Попробуй-попробуй, камикадзе ….

– Блин, что творит, а? Опять без Ихтиандра тоскует …. Хоть бы он пришёл, наконец, что ли …. Ладно, оставим бедного Толяна в покое, а рыбой потом поделимся …, если сами, конечно, хоть что-нибудь, да поймаем с испуга. Кстати, Костян, видел на твоей удочке слабую поклёвку, когда к больному бегал.

– Ну и чё?

– Вижу кивок: тюк-тюк. Хотел подсечь, даже удочку в руку взял и вежливо поинтересовался, мол, клевать изволите или глазки строить? Но видимо, эта сволочь в тот момент, строила мне подо льдом глазки. Поэтому, как только услышала прямой в разоблачительности своей вопрос, так поклёвки сразу же и прекратились.

– Ладно, давайте по третьей и по боевым постам.

– Ваше здоровье, господа! Юран, принимай эстафетный экразм.

– В моём доме попрошу не выражаться!

– Хорошо, тогда хватай стакан и передавай следующему! Отсюда вижу, что у меня уже клюёт!

– И у меня клюёт, наливай же ты быстрее, мерзавец!

– Смотри-ка, и у меня кивок с ума сходит!

– Мужики, а может мы уже того …, поплыли бороздить просторы Балтики?

– Да нет …. Гула не слышно было, да и трещины не видно.

– Увидишь ты её, если она на километр сзади …. Метров сто продрейфуешь, вот тогда и увидишь чёрную полоску!