Текст книги "Дикополье. Слово Шубина"

Мне было странно слышать, как Миша о других говорит: “молодежь” и “молодые”, учитывая, что и сам он – и двадцати лет не прожил, дай бог достиг совершеннолетия. Впрочем, меня это удивило не впервые.

Водянов воодушевился.

– А что, расскажу! Толкуют молодежь, и много толкуют. Аж рябь по воде идет. Да только чушь они всякую несут, несусветную… – Водянов сплюнул, посмотрел на воды Кальмиуса и вздохнул. – О нечисти всякой. Один из них даже работу пишет, как это называется, научную – никак, кандидатскую. Вадичка Писаренко его зовут. Подходил ко мне, советовался, я-то водички полить люблю, сам знаешь. О смертоносном Ваське-убийце пишет, что ночами приходит в ложе к младенцам. О Цветочном монстре, итить его. О Длинной леди…

Я встрепенулся. Миша, кажется, тоже.

– Длинной леди? – Спросил он.

– Ага. Я им говорю: вы ерунду-то не городите, итить вашу, забор чуши не воздвигайте! Вон, знаете ли, нормальная нечисть существует себе – и хорошо, и нормально! Ан-нет, выдумывают. Ты Шубину скажи: с этими новичками строго надо. Не пущать. А лучше – изничтожать, как Чингисхана когдатово.

Миша задумался, почесал подбородок.

– Подскажи-ка мне, Водянов, кто тот студент, что работу пишет? Где его найти?

– Я его уже с неделю не видал. А найти известно где – на этом самом… Филфаке, во.

– На Университетской?

– А я знаю?! Я у речки токма улицы запомнил: проспект Ильича, бульвар Шевченко, и еще – с десяток.

– Ясно. Спасибо, Водянов. Шубин защиту обещал – будет тебе защита. Но ты и сам осторожнее будь.

– Да чего ж не быть… Буду, Миша. Буду. Ну, штиля тебе в душу. Бывай!

* * *

Мы медленно шли по Набережной. Нас обдувал приятный ветерок; по мосту неслось такси “Фаэтон”.

– Миша.

– Да?

– А почему Водянов ждет от него защиты?

– Видишь ли… Есть особый род представителей… Сейчас, попытаюсь сформулировать. Короче говоря, нечисть, сказочные (как будто) существа – они на месте не сидят. Тоже по миру ездят. Это потому что о них рассказывают. Переходят из уст в уста, и переезжают, множатся. Вот – явился Водяной, и помог ему Шубин… Как это говорят сегодня… Ассимилироваться. Но приехал Леший – и не прижился, поскольку, сам знаешь, на Донбассе не так все хорошо с лесами… В Щуровских жил-был, Лехой его там звали, да так и убежал восвояси. Не дал ему Шубин пожить-попоживать

– А почему именно Шубин этим занимается?

– Потому что он единственный тут – изначальный. О нем каждый шахтер знает. Вот и помогает Шубин одним приезжим, других – прогоняет, а с третьими – борется. Сейчас грядет то, с чем бороться нужно будет нам всем. Потому-то я тебя и нашел. Только ты поможешь мне – и Шубину – справиться с Длинной леди. А затем – и со всеми остальными.

Я подумал-подумал, да и спросил:

– А ты-то кто?

Но Миша, увы, не ответил.

Глава 3
Длинная леди

Мы перешли Кальмиус по мосту, и оказались в Калининском районе. По левую руку на добрых пару километров тянулся забор, за ним – областная хирургическая больница, диагностический центр, и кампус медицинского университета. Алина мечтала сюда поступить. А Илюха, занимаясь карате, приезжал сюда на соревнования – главный тренер ДОАТК[5]5
  Донецкая областная ассоциация традиционного карате


[Закрыть] одновременно был заведующим кафедрой физподготовки будущих медиков.

– В доме – домовой, а в морге – морговой, – вдруг сказал Миша.

– Что? – Не понял я.

Он кивнул в сторону забора.

– Так патологоанатомы шутят. Тут-то, за клиникой, морг, бывал я там по поручению Шубина. Морговой пугал одного санитара. Палкой по кушеткам стучал, подвывал, ну не дебил? Приструнили мы Моргового. Вручили халат, указку, и отправили на кафедру – пущай студентов накануне экзаменов морально поддерживает, а хирургам руки поддерживает – чтобы не дрогнули. Потом пусть возвращается себе в морг и делает что хочет. Да вот только после проделанной работы ничего, кроме как отдыхать, ему хотеться не будет.

Я готов был слушать Мишины истории бесконечно – что-то в них было настолько родное, даже роднее той игрушки трансформера, что у меня с шести лет, папа с командировки привозил. А еще от этих историй нестерпимо хотелось есть. Мы купили по шаурме, я тут же откусил больше половины, и соус полился мне на кроссовок.

– Мы уже недалеко, – сказал Миша, деликатно объедая лаваш. И впрямь: минут через пять мы протиснулись меж двух девятиэтажек, из тех, что вечно воняют мусоропроводами, и остановились у подъезда в большом дворе.

– Кто тут живет? – Спросил я.

– Один паренек по имени Никита. Славный малый. Родился в…

– Подожди, дай угадаю. Родился в Донецке, фамилия – Доленко. Любит копаться в технике и мечтает изобрести самолет нового поколения. Ну? Сколько попаданий?

– Сказать по правде, ни одного. А чего это ты?

– Люблю угадывать истории людей.

– И как, часто получается?

– Так да. В десяти случаев – железно.

– Из скольки?

– Из миллиона примерно.

– Понял. Это интересно и здорово! Только сейчас ты немного промахнулся. Никита Коваленко…

– Блин! Коваленко!

… родился в Снежном.

– Блин!

– Да, да. Родители переехали в Донецк, когда ему было четыре. Чем увлекается – я не знаю, но точно не изобратетельствами, он гуманитарий до мозга костей, как и ты. С детства Никиту дразнят за маленький рост – сначала в садике, а теперь – в школе.

– И Длинная леди… – прошептал я.

– Именно. Терроризирует его, окаянная.

– Но откуда она взялась? Это всего лишь легенда из интернета, ее просто кто-то придумал. К слову, не очень хорошо. Я бы придумал лучше.

Миша присел на корточки, оторвал кусок травинки, пожевал и выплюнул.

– Не люблю разговоры об этом разговаривать, – сказал он. – Как оно, мол, появилось, и все такое прочее. Что было сначала – нечисть или рассказ о ней? Все взаимосвязано, и одно без другого существовать не может. Данность такова, что Длинная леди явилась на земли Донбасса, а уж каким образом – то не нам выяснять. Нам необходимо решить решить надо, что с ней делать, и только. Ты взял тормозок[6]6
  Тормозком называют любую еду, которую человек заранее готовит и берет с собой – в поход, на работу, в школу, куда угодно.


[Закрыть]?

– Нет. Горнячок об этом не говорил.

Миша набрал полную грудь воздуха, чтобы тяжело вздохнуть. Затем переступил через ограду на клумбу, чудом не оборвал цветок, и стукнул два раза ногой по земле:

– Горнячок! А ну сюда иди, негодяй! – Ничего не последовало. – Горнячок? Дважды повторять не буду. Шубину расскажу.

Я услышал ворчание. Утробное, словно кто-то, заживо в гробу захороненный, решил причитать на судьбу, а не орать “Помогите!”. Над землей показалась кирка. Р-р-раз! – она взрыхлила землю, и перед нами возник горнячок собственной персоной.

– Забыл я! Запамятовал! Много поручений для горнячка! Привет, Саша.

– Привет!

– А ну кыш пошли с моего полисадника! – Закричала с первого этажа старушка, – сейчас милицию вызову!

– Извините, пожалуйста, – сказал ей Миша, взял за шиворот горнячка, и мы втроем зашли в подъезд.

* * *

На лестничной площадке воняло мусором. Мы подошли к двери с мягкой бордовой обивкой, исцарапанной снизу когтями. Миша посадил горнячка до поры до времени в чемодан, это вызвало волну протестов, но спорить с правой рукой Шубина (именно таковой Миша и являлся, и эта моя “додумка” казалась мне точным попаданием) – себе дороже.

– Особых правил и указаний от меня не будет, – серьезно сказал Миша. – Главное – не пугай Никиту. Мы его друзья, помочь пришли. Будь дружелюбным.

– Понял, – сказал я. – Но я всегда дружелюбный.

– Добро.

Миша позвонил в дверь. По ту сторону раздалось неприятное стрекотание, и через минуту хриплый голос спросил:

– Кто?

– Мы из ППДЛ, подразделение по борьбе с Длинными леди, – Миша заговорщицки мне подмигнул, – пришли помочь. Никита Коваленко здесь живет?

Как официально! – подумал я. Еще бы удостоверение сделать, и считай новое подразделение готово. Дверь тем временем открылась. На пороге стоял худой парень с неестественно вытянутым телом, судя по лицу – лет пятнадцати. Пижама, явно не по росту, смотрелась нелепо: штаны – по колено, кофта – по локти, виден пупок.

– Какой ты высоченный! – Воскликнул Миша.

– Да? – Немного смутился парень и попытался натянуть кофту на живот. – Вы заметили?..

– Конечно. Саша, заметил?

– Заметил, – подтвердил я.

Никита обрадовался. Он отошел в сторону, давая нам пройти, и закрыл дверь на замок.

– А родители ничего не заметили. Валера, друг мой, заметил, он, кстати, в комнате сейчас, вы вот заметили, я тоже, а родители – нет. Офигеть, да? Вы обо мне откуда узнали?

– Шубин подсказал.

– Шубин?

– Да. Слышал о таком?

– Естественно. У меня папа шахтер. Рассказывал о Шубине много всякого. Он его, вроде как, спас однажды, от обвала отвел… Но я думал, это просто байки.

Миша улыбнулся, но ничего не ответил. Его фирменная харизма работала без перебоев – Никита совершенно не смущался незнакомцев (нас) в квартире. Мол, раз пришли, значит, так надо. Я подумал, как хорошо, что Миша не пользуется этим ради грабежей! Или пользуется?.. Будем надеяться, что нет.

Мы разулись. Я повесил на тремпель ветровку и почувствовал из кухни запах разогретого борща. Несмотря на съеденную шаурму, во мне просыпался аппетит, и я буквально ощутил, как сметанно-бурячная юшка льется мне в рот. Но решил, что Никита если предложит, то перекусим, а если нет – то нет.

– Куда идти? – Спросил Миша.

– А куда нам надо? – Не понял Никита. Его бледное лицо почти сливалось с ландышами на обоях.

– Туда, где ты увидел Длинную леди впервые.

– Тогда в мою комнату. По коридору и направо.

Никита предложил нам тапки. Миша отказался, а я надел – не люблю пачкать носки, хотя, помню, в детстве бегал по терриконам чуть ли не босиком. Впереди шел Миша, за ним – я, замыкал шествие Никита. В конце коридора стояло трюмо с кучей косметики, феном и узким, но высоким зеркалом. Когда Миша завернул в комнату, я бросил взгляд на отражение, и увидел, что за Никитой следует женщина – худая, как спичка, черная, как фон на заставке Star Wars. Я обернулся, но никого не обнаружил. Снова посмотрел в зеркало – пусто.

– Что-то не так? – Спросил Никита. Он возвышался надо мной маяком или каланчой какой-нибудь.

– Все не так, – честно признался я.

– Согласен. Ты из какого класса?

– Из десятого.

– И я. Школа – говно.

– Согласен.

В комнате творился настоящий кавардак: разбросанные всюду конфеты, фантики, какие-то крошки, печенье, даже кусок недоеденного торта на блюдце. В центре комнаты, на табуретке, стоял парень в желтой футболке с дырой в рукаве и черных джинсах. Он подвязывал к люстре веревку с бантиком на конце.

– Только не говорите, что матюкливого гномика вызываете, – покачал головой Миша.

– А почему нет? Я прочитал, что он может не только матюкаться, но и помогать… – Сказал Никита.

– Ясно. Вот только на Донбассе не так его вызывать надо.

– А как?

– Ник, кто это вообще? – Парень, сделав свое дело, слез с табуретки.

Мы познакомились. Валера, друг Никиты, учился на класс старше – они друзья с детства, прямо как мы с Илюхой. Выглядел он заряженным на свершения.

– Бант не на веревку, а на дрот[7]7
  Проволока


[Закрыть] надо подвязать, – объяснил Миша. – Баять[8]8
  Говорить


[Закрыть] громко нельзя, даже заклинания. Наш гном тишину любит. К слову-то, называют его тут иначе – Халабудный стервец. Стало быть, если вы планировали покрывало на себя накидывать…

Миша вопросительно посмотрел на ребят. Те кивнули.

– … это не сработает. Халабуду построить надобно, простую, с четырнадцатью прищепками с жестяными кольцами. А затем – свет выключить, а фонарик включить – не свечу. У меня есть, но твой нужен, Никита, раз стервец тебе помогать будет. И три раза повторить: “Халабудный стервец, приди, полакомись…” Вопросы?

Никаких вопросов, всем все понятно. Никита и Валера принялись безропотны исполнять поручения Миши, а я присел на край кровати.

– Зачем нам матюкливый гном? – Спросил я, когда они вышли из комнаты в поиске необходимых артефактов.

– Всяка помощь не повредит, – ответил Миша. – Поглядим.

Из-за шевелящихся занавесок по комнате гулял мерцающий свет. Я дергался от каждой тени, каждого шороха за окном, стука веток о стекло. Чувствовалось чье-то присутствие, но спокойный вид Миши, восседающем на кресле, как на троне, компенсировал все мои переживания.

Я уже тогда подумал, что хорошо бы Мише всегда быть рядом – всегда успокаивать своей беспечностью и уверенностью, и, возможно, хоть как-то наполнять пустоту, оставленную в моей жизни с исчезновением Илюхи.

Вскоре все необходимые предметы были собраны. Сложность составили лишь прищепки, за которыми пришлось стучаться к соседке. Мы быстро соорудили маленький шалаш, и с трудом утрамбовались вчетвером. Никита прижал острые коленки прям к подбородку и сгорбился.

– Днем как-то и не страшно, – сказал Валера.

– А дня быть и не должно, – с ударением на первую “о” сказал Миша. После чего дважды хлопнул в ладоши, и сквозь покрывало перестал пробиваться солнечный свет. За окном в мгновение ока наступила ночь.

– Это как так?!

– Спокойно, – Миша положил Валере ладонь на плечо, и тот как-то быстро взял себя в руки и глубоко вздохнул. Я тоже успокоился, хотя очень крепко выругался про себя. – Ночь только у нас. Остальные дончане все еще ловят лучи, как мячик.

– Магия какая-то? – Заинтересованно спросил Валера.

– Всего-лишь одолжение, – улыбнулся Миша. – Караульщик огневого камня – твой, кстати, тезка, Никита – забирает и отдает свет, когда это требуется Шубину или мне.

– Что еще за караульщик?

– Смешной дядька! Камни угольные своими считает, а они на солнце – блестят, вы бы видели. Вокруг караульщика вихрь черный вьется. Кафтан грязный, изгвазданный, да ермолка на голове. Вот все, что я о нем знаю. А как он свет себе подчинил – сам не представляю. Возможно, до того с углями сроднился, что подземную тьму себе подчинил.

– А Шубин не подчинил?

– А Шубину это не надо. С тьмой он в друзьях ходит, а не в хозяевах.

– Мне отец рассказывал о Шубине, – сказал Валера. Обстановка располагала к удивительным рассказам, что-то в этом было из детства, и детство как будто возвращалось к нам с каждым словом и движением рядом с Мишей. – Что он был рабочим на шахте в царское время. Тогда шахтеры устроили забастовку против маленькой зарплаты. А Шубин был их предводителем. Его тогда царские солдаты в кандалы – и прибили прямо на дне шахты. А когда вернулись за трупом, никого не нашли.

– Жуть, – сказал Никита, и еще крепче обнял колени.

– И такое рассказывают, – подтвердил Миша. Я, к слову, слышал совсем другую историю, но рассказывать ее не стал. – Не будем терять времени. Никита, фонарик хороший, добротный. Положи его вот здесь, нехай наверх светит. И-и-и… Беремся за руки, друзья!

Мы взялись.

– Халабудный стервец, приди, полакомись… – Произнес Миша. Мы повторили. А затем все хором, но тихо: – Халабудный стервец, приди, полакомись! Халабудный стервец, приди, полакомись!

И притихли, вслушиваясь. Просидели так минут пять, но ничего не произошло. Никита разочарованно вздохнул, и мы выбрались из своего убежища.

– Надо было по-моему вызывать, – сказал Валера.

– Он придет, когда время придет, – философски заметил Миша, включил настольную лампу (солнечный свет пока что нам не нужен, мол), и наконец попросил Никиту рассказать, что с ним случилось, ничего не утаивая. Однако Никита вдруг как-то скрючился, взревел и схватился за шею.

– Больно! – Крикнул он, и больше ничего ни крикнуть, ни сказать не сумел. И без того длинный и худой, он начал вытягиваться прямо на наших глазах. Точно цилиндр теста в руках пекаря.

К Никите подбежал Валера, но незримая сила оттолкнула его так, что парень пролетел через всю комнату и стукнулся о стену. Миша, стремительно отщелкнув замки чемоданчика, извлек шахтерскую каску с закрепленным фонариком, навел луч на Никиту, и мы увидели Длинную леди. Высокая, голова под потолок, в черных лохмотьях, подранных окровавленных ступнях и тяжелым взглядом, направленным сквозь грязные ошметки волос. Она была поистине страшной, чудовищной и опасной.

Сердце мое запрыгало. Миша был прав: такая крутая опасность мне и не снилась! А если и снилась, то в тех снах, что утекают под утро и никогда не возвращаются.

Длинная леди завизжала, точно в ее гортани сидела тысяча свиней. Свет спугнул ее, и спустя мгновение она растворилась. Никита беспомощно повалился на пол. Валера пришел в себя, и мы втроем привели худого школьника в чувство. Длинная леди так вытянула его голосовые связки, что говорить Никита больше не мог.

– Недолго ему осталось, – сказал Миша. – Ждать нельзя.

– Ты достанешь свою кочергу и отмутузишь Длинную леди? – С надеждой спросил я, оглядываясь по сторонам. – Дай мне тоже, хочу драться.

– Не так все просто, – покачал головой Миша. – И не торопись драться с противником, которого не знаешь. Для начала нам необходимо ее выманить, кто знает, когда она явится сюда по своей воле. Для этого нам нужен кто-нибудь низкий.

Миша бросил взгляд на чемодан. Оттуда донесся голос Горнячка:

– Я высокий.

– У вас там кто-то сидит?.. – Спросил Валера, но Миша проигнорировал его вопрос.

– Кроме того, нам потребуется помощь. Есть у меня на примете одна весьма привлекательная женщина.

* * *

Горнячок насупленным воробушком сидел посреди коридора, сжимая в руках кирку. Я наблюдал за ним через зеркало, на котором Валера рисовал помадой никитиной мамы дверцу и лесенку.

– Матюкливый гном не явился, – сказал Валера. – С чего вы взяли, что Пиковая дама придет?

– Она всегда приходит, – ответил Миша. Вокруг рисунка Валеры он чертил какие-то знаки куском угля. – И не Пиковая дама, а Вальяжная сменщица. Тут у нее легенда иная. Вальяжная сменщица не в игровой карте живет, а в карточке-пропуске на завод, без подписи, с фотографией никому не знакомой женщины. Рабочие говорят, что найти такую карточку где-нибудь под станком – не к добру, сменят тебя или уволят.

– Круто, – сказал Валера. А я вспомнил, что один коллега отца якобы видел такую карточку, но подбирать не стал – от греха подальше.

Миша рассказал план. Мы должны прочитать заклинание (оно не очень отличалось от вызова Халабудного стервеца – нужно было сказать три раза: “Вальяжная сменщица, приди”), и спрятаться в комнате Никиты. А Горнячок должен при этом жаловаться на свой маленький рост, громко и жалобно.

Горнячок долго не соглашался – ”Нормального росту я, нормального!” – но под натиском Миши и угрозой, что тот позовет Шубина и все ему расскажет, маленький человечек все-таки сдался.

– Готовы? – Спросил Миша.

Мы с Валерой кивнули.

– Что ж!

– Вальяжная сменщица, приди. Вальяжная сменщица, приди. Вальяжная сменщица, приди! – Разом сказали мы и забежали в комнату, наблюдать, как Горнячок фальшиво причитает:

– Я низкий! Я кроха! Я как пенек! И все надо мною смеютсо! Смеютсо надо мной! Низкий я, ох, голова моя короткая!

Поначалу ничего не происходило, и я подумал, что все это было напрасно. Но вдруг и без того черный коридор сделался еще чернее. И на том конце показался силуэт Длинной леди. Она медленно приближалась к Горянчку. Горнячок почувствовал ее затылком. Умолк. Медленно развернулся и сказал:

– Мое кайло[9]9
  Кирка


[Закрыть] ждало тебя, окаянная! – И приготовился к драке. Однако церемониться с Горнячком Длинная леди не планировала. Она приблизилась к нему быстро, как молния, и ударила ногой. Горнячок влетел в зеркало, и по тому побежали трещины. Ну, все, подумал я. Помощь не придет. Может, пора драться?

Миша включил фонарь на лбу и выбежал в коридор с кочергой-кладенцом наперевес.

– Именем Шубина, заклинаю тебя, Длинная леди, подчиниться! – Торжественно объявил он и замахнулся.

Длинная леди, готовая к сражению, слилась с тенью на стене, вытянула свою неестественную руку, и раздавила фонарь. Стало темно – лишь очертания мелькали в густой тьме. Миша ударил. Кочерга встряла в стену, а Длинная леди выползла противоположной стены, схватила Мишу за шею и швырнула на пол.

… И посмотрела на меня. Тогда я понял: вот он – конец. Сейчас вытянут и меня, и стану я, как палка, и никто обо мне не вспомнит. Грустно! Грустно, но весело.

– Саша! Слушай голос земли своей! – Прохрипел Миша откуда-то снизу, когда я встал в боксерскую стойку. Я не понял, что слушать, ничего не понял, и тогда Миша завел песню. Прекрасным, чарующим голосом.

 
На Донской земле привольной
Нашли уголь-антрацит.
Там порыли ямы-норы,
Где работают шахтеры…
 

И будто бы на песню эту требовалось время. Пока бы Миша ее пел, Длинная леди бы меня убила, намотала на чей-нибудь ус… но что-то произошло с самой сутью времени. Первая же нота, извлеченная голосом Миши, замедлила его, как машинку. И со мной что-то случилось. Я ощутил – всем своим телом – родной край. Все подземные ходы, глухие отзвуки в штольнях, и перезвон инструментов на заводских конвейерах, и перекати-поле в степях.

Все это проникло в меня.

Все это я увидел.

Когда Длинная леди протянула ко мне костлявые руки, моя кожа обросла угольной рудой, и обожгла ее пальцы, точно лава извергающегося вулкана. Монстр взревел. Я никогда не дрался по-настоящему, и боксерская стойка – это все, чему я научился у Ильи, но я выкинул вперед руку, и стукнул Длинную по лицу. Она отшатнулась и уставилась на меня, готовая разорвать в клочья.

А я, с этим задором, планировал дать бой не на жизнь, а на смерть!

Не знаю, удался ли бы мой фокус еще раз, но вдруг из коридора послышался треск разбиваемого стекла. Из трюмо неуклюже вывалилась тучная дородная женщина с румяными щеками. Она подошла к Длинной леди, схватила ее за волосы, и сказала:

– Ах ты, сучка!

Монстр попытался таким же образом ухватить противницу за волосы, но стрижка у той была короткой, крашеной в коричневый цвет. Они стали бороться, но преимущество было на стороне родной и понятной всем нам Вальяжной сменщицы. Миша подобрал кочергу, ударил Длинную леди по затылку, и та повалилась на пол.

Моя кожа вернулась в прежнее состояние. Миша одобрительно мне кивнул. Захотелось борща.

– Капец у вас тут весело, – донесся из угла голос Матюкливого гнома, или Халабудного стервеца, поедающего остатки торта. Причем, конечно же, он сказал не “капец”.